355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » С. Лисочка » История одной практики (СИ) » Текст книги (страница 37)
История одной практики (СИ)
  • Текст добавлен: 4 апреля 2017, 14:00

Текст книги "История одной практики (СИ)"


Автор книги: С. Лисочка



сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 53 страниц)

– А ты думал, у нас тут сплошь погони, схватки, да интеллектуальные состязания с преступниками? – спросила меня Ви-Фи во время очередного перерыва. – В основном, наша работа примерно так и выглядит. С вариациями. Допросы, протоколы, очные ставки… Все преступления, так или иначе, похожи. Преступники – тоже, если долго и много сравнивать. Просто обычно это не так заметно, как сегодня. Думаешь, почему я с детьми работать предпочитаю? С ними интереснее, у них фантазия богаче.

– Наверное, и потому, что детей еще можно перевоспитать? – вдруг пришло мне на ум. – А этих уже и могила не исправит?

– А ты соображаешь, студент, – сказала Ви-Фи.

Возились мы с допросами до самого вечера, пока за нами не пришел Квентин. Судя по лицу, он тоже порядком устал от допросов.

– Ну как тебе? – поинтересовался он, когда мы втроем выходили из тюрьмы. – Нравится?

– Ты извини, что я тебя эльфом назвал, – с готовностью ответил я. – Я больше так не буду. Ты и не похож на эльфа-то. Уши острые – так это не показатель, а то, что телосложение такое…

Ви-Фи рассмеялась, а Квентин фыркнул, но в этот раз обижаться не стал.

– В принципе, можешь быть свободен, – сообщил он мне, обходя лужу. Дождь вроде бы прекратился. – Мы сегодня все очень неплохо поработали. Если, конечно, у тебя нет дел в Управлении.

Смотрел он на меня с хитрецой, прищурившись. Я не стал его разочаровывать.

– Да, у меня есть дело в Управлении, – сказал я.

– Пойдешь саламандру навещать? Завидую я тебе, – сказал он.

– Чему? – не понял я.

– Тому, что твой диван гораздо удобнее моего, – ответил он. – Вон извозчик. Лови, а то если опоздаем к пяти в Управление, кое-кто может тебя и не дождаться.

Умеет шеф правильно простимулировать, нечего сказать.

Уиннифред Цельсио, эксперт-криминалист, капрал Стражи

Честно сказать, я в Главную лабораторию идти не хотела. Ничего принципиально нового я там все равно не могла увидеть, а освежать в памяти светлый образ предыдущего шефа категорически не хотелось. Но куда деваться, если у тебя в должностной инструкции черным по белому выведено: «взаимодействовать с Главной алхимической лабораторией по служебным вопросам»? Моим сослуживцам и в голову не пришло, что я не пойду с Илисом, Селеной и Фью в Главную алхимическую. Что мне оставалось делать? Я вздохнула поглубже и пошла.

В то, что Главная лаборатория замешана в работорговле, я ни на миг не поверила. Штейн, без сомнения, еще та сволочь, но он всегда играет по правилам. Если какое-то правило сильно ему мешает, то он сначала его официально меняет, а уж потом делает то, что хотел. Хотите пример? Пожалуйста: тот самый нашумевший когда-то закон «О согласии на эксперимент». Тот самый, по которому человек считается согласным на то, что его можно использовать для алхимических опытов, если он в явном виде не заявит о своем несогласии[104]104
  Закон принят двадцать шесть лет назад, несмотря на многочисленные споры и протесты. Поводом для принятия послужила эпидемия «Мокрой Трясучки», которая за одиннадцать дней унесла жизни восьми с половиной тысяч человек. В числе погибших, был, к слову сказать, лорд Лиот Эорин, отец Лазурики Эорин и двоюродный брат Ларена Эорина, отца Квентина Уиллиса. Болезнь, привезенная откуда-то с Северного континента, вызывала лихорадку с чрезвычайно активным потовыделением, и заболевший буквально плавал в луже собственного пота, умирая от обезвоживания. Главной алхимической лаборатории удалось найти лекарство от болезни и большинство заразившихся удалось спасти. Пока город находился под впечатлением от прокатившего по нему бедствия, профессор Штейн заявил, что лекарство могло бы быть получено раньше, если бы алхимики имели право манипулировать генетическим материалом заболевших без их прямого разрешения. Штейн, в общем-то, не лгал. В первые дни, когда заболевших было еще мало, алхимики действительно столкнулись с определенными трудностями при изучении болезни – опасность была еще недооценена, и им не разрешали использовать непроверенные средства на больных, находящихся без сознания. Это понятно: алхимики и не думали скрывать, что очередная версия лекарства скорее убьет больного, чем вылечит. Добровольцев-испытателей пришлось ждать неделю. Большинство из них погибли, но лекарство все-таки было найдено и спасло всех остальных.


[Закрыть]
. Именно этим законом я и руководствовалась, когда брала генетический материал у Льюра Лавадера для моей маленькой химерочки. Ведь отсутствуя в городе столько лет, он вряд ли вообще слышал про этот закон, и, тем более вряд ли оформил официальный отказ[105]105
  Для того чтобы алхимики не могли использовать человека и его генетический материал в своих опытах, тот должен явно заявить о своем несогласии. Разумеется, чтобы избежать отказа, алхимики попросту ни о чем не спрашивают своих подопытных, особенно в случаях, когда те находятся без сознания. В практику вошло документальное оформление запрета на опыты, и многие даже стали носить копию этого документ при себе, на всякий случай. Впрочем, по факту, документальный запрет лишь дает возможность постфактум опротестовать действия алхимиков и получить денежную компенсацию, но реально мало кого защитил от роли подопытного – алхимики редко шарят по карманам людей, попавших к ним в бессознательном состоянии.


[Закрыть]
. Этот самый закон очень серьезно облегчил нам жизнь, хотя, конечно народной любви к профессии не добавил. Впрочем, народная любовь Штейну до одного места, а не уважать его нельзя, кем бы я его не считала. Восхищаюсь ли я им? Когда-то определенно восхищалась. Сейчас… сейчас, как принято говорить, сложно все, неоднозначно. Конечно, я его не люблю, более того, я с радостью бы никогда не видела его, но не признавать профессора, как величайшего алхимика из ныне живущих, я не могу. В чем я уверена, так в том, что Штейн никогда бы не стал связываться с работорговлей, да и вообще с любыми сомнительными делами. У него у самого с этикой не очень, так он при Лаборатории даже специально комиссию по этике организовал и в нее общественных деятелей и жрецов из разных храмов наприглашал. Теперь, перед тем как запустить продукт в серию, эта самая комиссия должна дать положительное заключение. А если она его не дает, то продукт в серию не уходит. Это закон Лаборатории, его никогда не нарушают. Так что я сразу сомневалась, что с феями в телефонах так все просто. И оказалась права.

Когда Фьюарин упала в обморок, я в первые секунды подумала, что она снова ломает комедию, как делала это на столе у шефа. У моего теперешнего шефа, я имею в виду. Но нет, в этот раз все было по-настоящему, мне пришлось даже нашатырь достать, чтобы ее в чувство привести. Придя в себя, фея тут же заплакала.

– Зря страдаете, – сказал Штейн сухо. – Сделанного не исправить. Говорунов, конечно, жалко, но ведь и думать надо прежде, чем что-то делать.

И взглядом своим косым на меня. Понятно, в чей огород камень, на самом деле. Не подумайте, что он меня специально как-то уязвить пытается, он на самом деле всех так вот, простите, гнобит, кого не любит. Есть ли у него причины меня не любить? Конечно, есть, кое в чем я сама виновата, откровенно признаю. Другое дело, что причины эти носят скорее субъективный характер.

Штейн – умнейший человек. Я вообще никого настолько умного не знаю. Алхимик он, что называется, от Идры, а еще у него стальной несгибаемый характер, и администратор он – каких еще поискать. С другой стороны, Штейн каждому человеку назначает место в своей вселенной. Нет, не подумайте, что он руководствуется первым впечатлением, он к каждому долго присматривается, изучает плюсы и минусы, достоинства и недостатки. И не дай вам боги, если окажется, что он ошибался на ваш счет. Штейн очень не любит, когда ошибаются, тем более, когда ошибается он сам. У него для каждого есть свой лимит ошибок, если вы его превысите, он перестанет воспринимать вас как человека. Я отведенный мне лимит превысила. Теперь я из молодой, не хватающей с неба звезд алхимички, которая может высказать здравую идею, но, тем не менее, не способной к серьезной науке, превратилась для него в изгоя. Очень жаль, но я переживу. Я точно знаю, что если я и должна кому-то что-то доказывать, то только себе.

– Может быть, существует какой-то способ их разыскать? – спросила Селена.

– Я такого способа не знаю, – ответил Штейн. – Мы не думали, что кому-то захочется разламывать артефакты ценой в два с половиной колеса и выпускать говорунов на волю, потому совершенно не позаботились о каком-то механизме поиска. Максимум, что мы можем – это проверить, живы ли они еще или нет.

– Как проверить? – заинтересовался Илис.

– Говоруны способны вызывать друг друга, это свойство именно их, а не корпусов-аппаратов. На сбежавшего говоруна можно попробовать «позвонить». Если он откликнется, значит еще жив.

Это не Штейн сказал, это я сказала. Фьюарин перестала всхлипывать и стала прислушиваться к нашему разговору.

– Разумеется, так можно сделать, – фыркнул Штейн, даже не посмотрев в мою сторону. – Только что это даст? Говоруны – неразумные, даже связавшись с ними, им не объяснишь, что надо вернуться в лабораторию.

– А у них имена есть? – спросила вдруг Фьюарин.

– У них есть номера, они на них реагируют, – ответил Штейн. – По сути, когда вы произносите в трубку «соедините с капитаном Андерсоном», то сервисное заклинание преобразует эти слова в номер телефона вашего капитана и передает его говоруну, тот, услышав номер, меняется, уподобляясь своему, так сказать, коллеге. А дальше они общаются. Когда вы кладете трубку на рычаг, сервисное заклинание называет говоруну его собственный номер. Это переводит его в начальное состояние и погружает в режим ожидания.

– Тогда мне нужны их номера, – сказала Фьюарин. – Если они еще живы, я их найду и приведу.

* * *

Фью мы оставили в Лаборатории. В теории ее план звучал просто: она по имени-номеру ищет говорунов, отправляется к ним и приводит их в Лабораторию. На практике все было несколько сложнее: мало было найти говоруна, надо было его поймать, надо было переместиться с ним обратно, надо было как-то предотвратить его новый побег. Впрочем, Штейн сказал, что на этот счет у него есть несколько идей и попросил нас покинуть Главную алхимическую, чтобы не мешать. При этом он очень красноречиво косился на меня, так что ни у кого не оставалось сомнений, что мешаю ему именно я. Мы выслушали обещание Фьюарин «залететь в Стражу, когда тут все закончится», попрощались и ушли. К моему громадному облегчению.

Действительно, проработав в Страже два с небольшим месяца, я успела позабыть, каково это иметь начальником Штейна. Никогда никого не встречала, кто считал бы его приятным человеком. Невысокого роста, горбатый, склонный к полноте, с жидкими короткими волосами и блеклыми сероватыми глазами, смотрящими в разные стороны – внешностью он был более приятен, чем характером. Нельзя сказать, что он не любит людей. Любит, но не тех, с кем работает и не тех, кого можно встретить на улице. Он любит людей абстрактных, усредненных, все человечество в целом, но никак не порознь. А уж сочувствия от него и вовсе не дождешься, этого слова у него в лексиконе просто нет. Находиться рядом с ним, если у вас есть хоть капля гордости и мнение, не совпадающее с его мнением – просто ужас.

– Кажется, вы не очень-то ладите с профессором, – заметил Илис, когда мы уже были на улице.

– Это совсем не сложно заметить, – ответила я. – Сложно ладить с человеком, который совершенно с тобой не считается.

– Ты поэтому тут больше не работаешь? – спросил Илис.

– Можно и так сказать, – ответила я. – На самом деле, я тут больше не работаю, потому что он меня выставил.

– За что? – спросил Илис.

– Плохо себя вела, – ответила я.

– Не хочешь рассказать? – спросила Селена.

Мы как раз садились в экипаж, который нам поймал Илис.

– Да рассказывать особо нечего, – ответила я. – Я сначала практику у Штейна проходила. Мне очень нравилось тогда. Потом, когда ИБМ закончила, устроилась сюда на работу. Сначала все хорошо было, пока в один прекрасный день я не споткнулась и не влетела в активную зону заклинания, которое Штейн только что наложил. Меня спас Миори, в целом обошлось, но волосы у нас у обоих теперь навсегда синими стали. Я, до того случая, ждала, когда меня старшим лаборантом сделают, но после него об этом и речи быть не могло. Я за званиями и должностями не гонюсь, не думайте, но гораздо интереснее заниматься самой наукой, чем мыть пробирки за тем, кто ей занимается. Мне стали поручать всякую неинтересную работу, типа ведения журналов чужих опытов и совсем перестали допускать до чего-то серьезного. Сейчас я понимаю, что Штейн еще после того случая на мне крест поставил, а тогда я решила, что если покажу, на что способна, то верну его уважение к себе, и мне снова начнут доверять серьезные и интересные вещи. Ну и стала самостоятельно заниматься одной перспективной темой, чтобы потом удивить всех результатом. Конечно, она требовала времени, а в сутках всего двадцать четыре часа, как не крутись. Однажды я опоздала сдать работу, которую мне поручили, потому что просто увлеклась своими изысканиями и не успела начертить графики для презентации. Штейн мне полтора часа лекцию читал на тему, как важны были эти графики и как я всех подвела. Я бы за время, что он меня отчитывал, их трижды начертить успела бы… Впрочем, я не буду спорить: тогда он прав был, там я виновата была целиком и полностью. После того случая я стала четко следить за временем и не позволяла себе уделять своей теме более трех часов в сутки. Конечно, это серьезно замедлило мои изыскания, но так я могла не боятся того, что снова подведу коллектив…

– А что за тема? – поинтересовался Илис.

– Создание химеры-полиморфа без использования природных механизмов полиморфизма, – ответила я.

– Это чего? – не понял он.

– Это она оборотня хотела сделать, – расшифровала Селена.

– О, – только и сказал Илис. – А зачем? Я же есть!

– Ну, тяга к усовершенствованию человечества есть у каждого алхимика, – ответила я. – Взять тебя: ты прекрасно и в городе жить можешь, и в лесу. Моя химера тоже так могла бы.

– Так я и говорю: вот он я, зачем еще кого-то? – фыркнул Илис.

– Ну, вообще, меня интересовали химеры, способные жить среди людей и под водой, – призналась я. – Ты-то под водой жить не можешь, верно?

– А зачем мне? – пожал плечами Илис. – Рыбу и без этого можно ловить. А еще под водой мокро. Как под дождем, только воды еще больше.

– А дальше что было? – спросила Селена.

– А дальше мои изыскания дошли до той точки, когда надо было переходить к практике. Я собралась с духом и пошла к Штейну. Он выслушал и спросил, как продвигается работа над новым сортом томатов, которая была мне поручена. Я ответила, что хорошо продвигается, что результаты будут в назначенный срок. Штейн мне пообещал, что мы вернемся к этому разговору, когда я с помидорами закончу. В принципе, он прав был, хотя помидоры и то, что я предлагала… это даже сравнивать нельзя… ладно.

– Ты не успела? – догадался Илис.

– Не по своей вине, – ответила я. – В свой законный выходной я полезла в канализацию, чтобы собрать сумеречного гриба для одной халтурки… а там на меня напала каналюжная змея и укусила. Мне повезло, меня обходчик нашел и в больницу доставил, иначе бы я умерла. Я четыре дня провалялась без сознания, а за это время вышел срок сдачи проекта. Когда я явилась в Лабораторию, меня уже ждал расчет. За «неоднократные нарушения трудовой дисциплины» и без выходного пособия. Все что я смогла – оспорить формулировку, мы сошлись на «уволена по соглашению сторон». И компенсацию получила, конечно, но сами представьте, как я себя чувствовала.

Илис и Селена сочувственно закивали.

– Ну, вот и кто он после этого? – задала я риторический вопрос.

Илис ответил кратко и емко, и у меня не было причин с ним не согласиться.

* * *

Сегодня я решила немного задержаться на работе. Во-первых, с этим походом в Главную алхимическую, я не успела всего, чего себе на день планировала, а уж чего я не люблю – так это выбиваться из графика. Надо было написать заключение по вчерашнему трупу, заключение по болтам, и, наконец, закрыть вопрос телефонов. Во-вторых, у меня был резон уйти позже всех, поскольку именно сегодня я собралась переселять свою химерочку в большой инкубатор, который ждал ее у меня дома. Разумеется, мне вовсе не хотелось отвечать на вопросы типа «а что ты уносишь с работы?» и тем более на вопросы «чем ты занимаешься в рабочее время?». Мое маленькое хобби здесь никому нисколько не мешает, я отдавала этой работе все, что могла, и если от нее получу чуть больше, чем записано у меня в трудовом договоре – кому какое дело? Шефа то, что я делаю и как, устраивает, он вчера сам признался, а никого другого это волновать и не должно, но зачем же мне на рожон лезть?

– Пока, – помахал мне рукой Квентин и, бросив какой-то странный взгляд на наш диван, ушел, оставив меня одну.

Остальные мои сослуживцы, и старые, и новые, ушли еще раньше. Вот и прекрасно. В одиночестве и тишине я быстро закончу с бумагами и пойду домой заниматься более интересным делом. Вот только надо будет не забыть зайти в продуктовую лавку на углу и купить себе чего-нибудь на ужин. Да и поужинать не забыть было бы не плохо, откровенно говоря.

– Хотите, я за этим прослежу? – спросил знакомый голос.

Ну вот, задумалась, ушла в бумаги и не заметила, что в кабинет кто-то вошел. Да еще и вслух разговаривала.

– Что вы тут делаете, милорд? – спросила я, поднимая голову.

– Принес письмо от Вирифеля Зарафатаэля, – ответил милорд Льюр Лавадера, демонстрируя мне сложенный вчетверо листок бумаги, – обещал вашим коллегам вчера, но сегодня полдня пытался вызвать Фьюарин – так и не прилетела. У меня было дело в городе, но я освободился позже, чем рассчитывал. Все-таки решил доехать до Управления, подумал, что письмо можно и у дежурного оставить. А внизу мне сказали, что из вашего отдела еще кто-то есть, ключи от кабинета не сданы. Вот я и поднялся к вам. Но вы мне не ответили.

– Письмо положите на тот стол рядом с телефоном, – сказала я. – Фьюарин не прилетела, потому что мы ее арестовали.

– Сурово как, – покачал головой эльф. – Мне фантазии не хватает представить, что она могла натворить. Но вы снова мне не ответили. Если вам не нравится идея поужинать вместе, так и скажите. Я не обижусь. Я вообще не обидчивый, если вы заметили, я даже не обиделся на то, что вы мне нос чуть не своротили.

Несколько секунд я колебалась. В конце концов, если вспомнить, когда меня приглашали последний раз на ужин, то, кажется, это было еще тогда, когда я в ИБМ училась. А нет, потом Миори один раз пригласил. В столовую Главной алхимической. Мы тогда еще пытались понять, почему у нас генетический итератор зависает. Потом сообразили, что итератор мы скармливали удаляющему заклинанию, и после определенного количества удаленных из цепочки звеньев, генетическая последовательность настолько менялась, что происходила ошибка совместимости типов, отвязка итератора, и он оказывался «подвешенным» в пустоте. Обидная глупая ошибка, мы тогда долго над ней смеялись… Или это тогда завтрак был?

– Извините Льюр, у меня другие планы на вечер, – сказала я. – У меня просто не будет времени куда-то пойти. Мой ужин будет состоять из пары каких-нибудь бутербродов или чего-то вроде этого. И то, если я найду время на то, чтобы это что-нибудь себе сделать.

– Будете работать на дому? – спросил Льюр, положив принесенное письмо на стол Квентина.

Догадливый какой.

– Да, – ответила я. – Собираюсь продвинуть науку на шаг-другой вперед.

– Очень интересно, – сказал Льюр. – Тогда, пожалуй, я пойду с вами, посмотрю на то, как вы ее будете продвигать и, заодно, сделаю вам бутерброды или чего-нибудь еще. Будет обидно, если, продвигая науку, вы умрете с голода. Наука ведь может и не сдвинуться, если вы не успеете ее продвинуть, разве я не прав?

Стоило послать его куда подальше. Понятия не имею, что это ему вдруг в голову взбрело напрашиваться ко мне в гости. Каприз шестисотлетнего эльфийского аристократа? Скорее всего. Да, стоило его послать. Меня остановила глупая мысль, и если кто-то желает над ней посмеяться, то я его поддержу от всей души. Этот эльф был одним из родителей моей химерки, так отчего бы ему не поприсутствовать при переносе ее в инкубатор? А вы думали мы, алхимики – сухари? Ничего подобного, иногда мы можем быть очень даже романтичными.

– Вы потрясающе навязчивы, – сказала я. – С другой стороны, если вы так радеете за науку, то я не стану вам в этом мешать.

Мы очень даже романтичны. Только на свой лад.

Химера
I

– А ничего так, – сказал Льюр, рассматривая не слишком богатое убранство комнаты. – Симпатично.

Два тяжелых старых комода, заваленный в три слоя книгами и какими-то расчетами стол на толстых ножках, три стула, диван между двух больших окон, кресло с полинявшей обшивкой. В углу стоял внушительных размеров алхимический инкубатор, а в дальней стене красовался камин из красного полированного камня с тяжелой кованой решеткой.

– Мебель местная, и ковры тоже, – сказала Вэнди, ставя на стул тяжелую сумку с контейнером-переноской. – Я тут недавно живу, третий месяц. Кухня за этой дверью, а там ванная и дальше по коридору – спальня. Располагайтесь. Сумку с продуктами можно на кухню отнести. Даже нужно. Там ларь-сохранитель есть.

Льюр вышел в указанную дверь, а Вэнди принялась освобождать место на столе, перекладывая книги на стулья и диван. Эльф вернулся как раз к окончанию этого увлекательного занятия.

– А что это вообще будет? – спросил он, кивнув на переноску.

– Химера-оборотень, – ответила Вэнди, аккуратно перенося контейнер на стол. – Что-то вроде амфидриады[106]106
  Амфидриады – раса, живущая под водой. Амфидриад часто неправильно относят к оборотням, хотя они и способны превращаться в людей. В отличие от оборотней, которые имеют второй (или первый – это вопрос дискуссионный) формой какое-либо животное, амфидриады способны трансформировать лишь нижнюю часть тела (не считая перепонок между пальцев рук, спинного плавника и глаз). Кроме того, афидриады даже в человеческом обличии сохраняют способность к двойному дыханию.


[Закрыть]
, только сделанной с нуля.

– Разумной? – поинтересовался Льюр.

– Хорошо бы, – ответила Вэнди, отходя к инкубатору и открывая его верхнюю крышку. – Вообще говоря, я это целью эксперимента не ставила. Мне как-то механизм трансформации более интересен. То есть я рассчитываю получить разумную химеру-оборотня, но, если с разумом не получится, то я не особо расстроюсь. А вот если не получится оборотня…

Вэнди вздохнула и вернулась к контейнеру.

– Тогда что? – прищурился эльф.

– Тогда я расстроюсь, – пожала плечами алхимичка. – Это будет означать, что все мои расчеты неверны, и я два года занималась не пойми чем. Лучше сядьте на диван. Я сейчас ее переселять буду и мне бы не хотелось, чтобы вы…

– Путался под ногами, – закивал эльф, но сел не на диван, а в кресло, которое стояло так, что «путанье под ногами» исключалось совершенно.

Вэнди со всей возможной аккуратностью взяла открытый контейнер, сделала с ним несколько шагов и перелила его содержимое в инкубатор, после чего вернула его на стол, закрыла инкубатор крышкой и принялась прохаживаться по комнате, посматривая на химерку за хрустальным стеклом.

– Половина дела сделана, – сказала она. – Теперь мне надо начитать адаптер[107]107
  Заклинание, которое настраивает инкубатор на вынашивание и развитие химеры.


[Закрыть]
, после чего можно будет и поужинать. Заклинание, в принципе, готово, но, скорее всего, мне по ходу действа придется его корректировать. Честно сказать, у меня даже три версии заклинания есть, одно классическое и две модификации. Классический адаптер, конечно, надежнее, он многократно опробован, его все используют. Но, знаете в чем проблема, Льюр? Если делать все как все, то никакого прогресса никогда не будет. Будет индустрия, будут какие-то предсказуемые результаты, будет размеренность… Разве это не скучно, как вам кажется?

– А в чем отличие двух других вариантов? – поинтересовался Льюр, даже не подумав ответить на заданный ему риторический вопрос.

– Если в подробности самих плетений не вдаваться, то в скорости созревания химеры, – ответила Вэнди. – Один из вариантов дает шестикратное ускорение созревания, второй – трехкратное. К нему я и склоняюсь.

– А почему не к тому, что быстрее? – спросил Льюр.

– Тогда мне придется уволиться с работы и неотрывно следить за составом амниотической жидкости. Но если я уволюсь, мне не на что станет жить, кроме того, я потеряю свою замечательную лабораторию. Не говоря уже о том, что мне там нравится, там интересно и люди, что называется, «из моей пробирки». Так что, я все-таки предпочту менее радикальный вариант. В нем и с содержанием кальция не так опасно ошибиться.

– А в чем опасность ошибки с кальцием? – поинтересовался Льюр.

– Вы такие странные вопросы задаете, – рассмеялась Вэнди. – И то, чего еще ждать от боевого мага? Вы знаете, зачем женщины так долго вынашивают детей?

– Чтобы они были достаточно сформированы для жизни, – подумав, ответил Льюр.

– Да, именно. И то, несмотря на такой долгий срок вынашивания, только дети гномов могут ползать, начиная со второго месяца жизни, у людей и эльфов способность самостоятельно передвигаться появляется гораздо позже. Это, не в последнюю очередь, из-за не до конца сформированного скелета. Кости и суставы слишком слабые, иначе говоря. Мы, алхимики, не можем позволить себе создавать химер-младенцев и потом еще нянчиться с ними год или даже больше. Мы создаем либо уже взрослых, либо детей, которые могут хотя бы самостоятельно передвигаться и питаться. Поэтому формирование скелета – очень важный процесс. Вы видите осадок на дне инкубатора? Это мел. Он весь уйдет на кости химеры, да мне еще придется его добавлять. Тут, главное, не ошибиться в дозировке. В принципе, можно создать такой адаптер, который будет брать нужные вещества из жидкости постепенно, а не по максимуму, как обычно. Но только он будет слишком сложным. Проще регулировать этот процесс, меняя состав среды. А что касается кальция, то если его сразу положить слишком много, скелет может получиться слишком крупным и тяжелым, мало – хрупким.

– Но ведь проблема, наверное, не только в костях? – спросил Льюр. – А как же мышцы, нервная система, пищеварительная? Мозг, наконец?

– Ну, в том-то и вся соль, что их рост мы привязываем к формированию скелета, – ответила Вэнди. – Так проще. После такой привязки их развитие относительно несложно регулировать. А кальций должен сформировать определенную структуру в довольно строгом диапазоне параметров. Скелет мы часто чуть ли не «вручную» лепим. На несерийных образцах, я имею в виду. Ладно, что-то я отвлеклась, а между тем давно пора начинать. Вы говорили, что хотите меня покормить? Кухня в вашем распоряжении.

– Сколько у меня есть времени? – оживился Льюр.

– Не знаю. Минут сорок, может больше. Если раньше закончите, не отвлекайте меня, пожалуйста. Мне нельзя будет отвлекаться.

* * *

– Вот уж не думала, что вы так интересуетесь алхимией, – сказала Вэнди, собирая вилкой гарнир с тарелки. – С чего это вдруг?

Они сидели все за тем же столом в гостиной и отдавали должное жаркому по-сурански. Тарелки у них были разного размера, из разных комплектов, что нисколько не портило блюда, которое Льюр умудрился соорудить у Вэнди на кухне.

– Сказать по чести, я мог бы стать и алхимиком в свое время, – сказал Льюр. – Но городу нужны были боевые маги, так что все мое знакомство с алхимией свелось к лекциям вашего прапрадеда. Лекций было не очень много, если откровенно говорить, но мне нравилось.

– Потребность в боевых магах не помешала Аурану стать величайшим алхимиком, – заметила Вэнди.

– И величайшим боевым магом – тоже, – улыбнулся Льюр. – Ваш уважаемый предок был уникальным человеком. Гением. Его на все хватало. Такие люди рождаются раз в тысячелетие. Они хватают историю за волосы и тащат ее вперед, а все только в изумлении смотрят на них. Смотрят, но ни помочь, ни помешать не могут. Прошлый раз таким человеком был Ауран, в позапрошлый – Нергал. В этом тысячелетии такому человеку только предстоит родиться… Да, пожалуй, если бы не война, я бы мог стать и алхимиком, наука действительно стоит того, чтобы тратить на нее время.

– Война давным-давно закончилась, – заметила Вэнди. – Если вы про ицкароно-суранскую.

– Вы полагаете? – усмехнулся Льюр. – А я, признаться, и не заметил. Впрочем, надеюсь, что вы правы. До ужаса, знаете ли, надоело воевать. Полагаю, алхимиком быть все же поинтереснее, чем боевым магом.

– А вот Эрик хочет стать боевым магом, – заметила Вэнди.

– Эрик? Хм, я должен был об этом догадаться. Интересный юноша, довелось наблюдать его в деле. В былые времена, я бы не отказался иметь его в своем отряде. Полагаю, ваш шеф тоже его ценит?

– Ну, Эрик пока только практикант, но Квентину он, и верно, нравится, – ответила Вэнди.

– Простите мое любопытство, Вэнди, но этот ваш Квентин… про него такие слухи среди эльфов ходят… не возьмусь повторить… он на самом деле такой легкомысленный и невоспитанный шалопай, как о нем говорят?

– С точки зрения эльфов – может быть, – рассмеялась Вэнди. – Но, на самом деле, он умеет быть серьезным, и с воспитанием, я так думаю, у него все в порядке. Просто у него такая манера поведения. Он очень умный. И, говорят, весьма опытный страж. Как мне кажется, временами он очень циничный… В чем-то эльфы правы, он бывает и легкомысленным. Но мне нравится. У него приятно работать. Он, знаете ли, в обиду не даст и работать не мешает.

– Отец-командир, – покивал Льюр. – Понимаю…

Вэнди подозрительно посмотрела на Льюра, но не нашла в выражении его лица ничего насмешливого, как не было насмешки и в тоне эльфа.

– Кстати говоря, про вашу вампирку ходят слухи, что она жуткий кровожадный монстр, – сказал Льюр.

– Селена? Ну что вы! Она совершенно не такая. Квентин говорит, что из нее первоклассный следователь получается. Она выдержанная и спокойная. Настоящая аристократка. Такая изящная… Как она двигается – это просто красиво. Даже как она чай пьет, как чашку держит… Это видеть надо!

– Хм, – сказал Льюр. – Кажется, я понимаю, о чем вы. Я слышал, что вампирам импульсивность совсем не свойственна. Это не оборотни…

– Ну, я не скажу, что Илис импульсивный. Он такой… ну как будто всегда на охоте. Раз – и на добычу бросится. Внезапно. А так – очень долго может ее выслеживать. А еще он очень добрый и рассудительный. Я бы хотела такого братишку иметь.

– У вас никого нет? – спросил Льюр, отодвигая тарелку от себя. – Я имею виду братьев-сестер.

– Нет, никого, – ответила Вэнди. – Есть троюродная сестра, но мы не общаемся почти.

– А у меня есть сестра и брат. Младшие. У сестры уже и внуки есть. Старший вот позавчера…

* * *

– Вы? – удивилась Вэнди, открыв на стук дверь.

– Я, – кивнул Льюр. – Никто не будет против, если я войду?

Против никто не был, и Льюр вошел в квартирку, прошел в гостинную, кинул взгляд на химеру в аквариуме и поставил бумажный пакет, который принес с собой, на диван. Стол был занят какими-то пробирками и ретортами, на краю красовался внушительного вида микроскоп, а рядом, на стуле лежали чароскоп и пухлый справочник органических соединений.

– Вы же еще не ужинали? – поинтересовался Льюр, подойдя к инкубатору и зачем-то постучав по стеклу указательным пальцем.

Химера не отреагировала, Льюр пожал плечами и отошел от инкубатора.

– Нет, – ответила Вэнди. – Вы снова решили меня накормить? Чего это опять?

– Вам вчера не понравилось? – удивился Льюр, присаживаясь в кресло. – Я думал, я неплохо готовлю…

– Для эльфийского лорда – так даже очень хорошо, – не стала спорить Вэнди.

– Для армейского полковника в отставке, вы хотели сказать? – улыбнулся Льюр. – Да, в армии и не такому научишься.

– Неужели в армии готовят жаркое по-сурански? – удивилась Вэнди. – С тремя видами сыра, лисичками и ореховым маслом?

– Всякое бывает, – пожал плечами Льюр. – Чего только во вражеских обозах не найдешь…

– Зачем вам это? – спросила Вэнди.

– А вы думаете, солдату не хочется вкусно поесть? Зря. В окопах…

– Я не про это. Зачем вы это делаете для меня?

– Вчера вы таким вопросом, кажется, не задавались, – заметил эльф.

– Задавалась. Просто решила, что это ваш такой каприз.

– А.

В воздухе повисла пауза.

– То есть в то, что я заинтересовался вашим экспериментом, – Льюр кивнул на инкубатор, – вы не допускаете? Кстати, она подросла, как мне кажется. А что вы делали?

– Собиралась ее немного покормить и снять кое-какие параметры, – ответила Вэнди. – Я почти закончила, кстати.

– Тогда я пришел вовремя, – кивнул Льюр. – Сегодня у нас будет острая баранина по-катайски. Вы не против такого меню? Ну и замечательно…

* * *

– Мне на работе сейчас делать почти нечего. Все носятся с этими тропиканцами, по моей части и нет ничего. Сегодня весь день бумаги перекладывала. Ну и обломки телефонов отправила в Главную лабораторию.

После ужина Льюр уговорил ее выйти погулять в старогородском парке.

– Каких телефонов? – поинтересовался Льюр.

– Не уверена, что имею право говорить об этом, – задумчиво произнесла Вэнди. – Конечно, дело вроде как закрыто, виновный найден и частично компенсировал ущерб, но суда не было. Надо бы у Квентина спросить, можно ли об этом рассказывать.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю