Текст книги "Фатерлянд"

Автор книги: Рю Мураками

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 43 страниц)

Сераги протянул книгу Ким. Та взяла ее обеими руками и поклонилась:

– Большое спасибо!

На растрескавшейся красновато-коричневой обложке стояло название «Красные башмачки и другие истории». От того, что только что прочитал ей Сераги, она едва не плакала. Но что же такое «ангел»? Когда-то отец рассказывали о них, но она уже едва помнила.

– Они живут в ином мире, – объяснил Сераги. – И у них есть крылья.

Ким невольно улыбнулась. Куда носил белокрылый ангел ее годовалого ребенка? Он же нигде не бывал, кроме деревни. Разве что ангел отнес его в сад или к ручью? Или в дом матери, или на предгорья, где водились кролики и фазаны? Когда Ким представила, как ее ребенок, свернувшись клубочком в белых мягких крыльях, пролетел над ее деревней, она почувствовала, что ее сердце начинает понемногу оттаивать. И еще одна мысль родом из юности пришла ей на ум. Ким всегда очень жалела оставшихся сиротами детей, которые стали бездомными и нищенствовали. Она мечтала организовать приют для таких малышей после окончания военной службы.

Издалека послышался вой сирен. Несомненно, это были пожарные машины. Сераги, опираясь руками о подоконник, смотрел на палаточный лагерь. В лагере работал громкоговоритель, но из-за закрытых окон было плохо слышно.

– Что они говорят? – спросил доктор.

Ким подошла к окну и прислушалась.

– Обнаружено несколько посторонних лиц, возможно, злоумышленников, – перевела она. – Их пытаются задержать.

Появились бронетранспортеры. Ким случайно задела локтем доктора. «Он добрый, – подумала она, кладя книгу в сумочку. – Возможно, имеет смысл обсудить с ним идею о приюте для сирот».

– Доктор… – начала она.

Сераги повернулся к ней, и тут от основания отеля брызнули мощные облака пыли, словно дым при старте ракеты. Вихрящееся кольцо окутало нижние этажи здания. Раздался резкий хлопок, и по стеклам побежали трещины, а через секунду земля дрогнула от взрыва. Ким присела и закрыла уши руками, но потом заставила себя встать. Солдаты в лагере пытались спастись от летящих обломков; море позади отеля бурлило. Доктор Сераги тоже поднялся с пола и подошел к окну. Дым немного рассеялся, и их взорам предстала черная дыра в земле. Вдруг Ким показалось, будто все перед ней стало быстро вращаться по часовой стрелке, а сама она падает куда-то влево. Она увидела, как разлетается на куски стеклянная, закрученная наподобие улитки часть здания, и поняла, что отель рушится вниз. Грохот сопровождался мощным порывом ветра. Казалось, что какой-то великан ступает по сухим древесным стволам, а из-под его стоп разлетаются щепки. Вода в заливе буквально кипела от летящих с неба бетонных и металлических конструкций; редкие суденышки спешили уйти в сторону открытого моря.

Там, где был лагерь, лежали десятки убитых взрывом солдат; уцелевшие в панике пытались найти укрытие. Перевернутый взрывной волной бронетранспортер перелетел через дорогу, врезался в ограждение скоростного шоссе и взорвался. Стена «Фукуока Доум» провалилась внутрь, обнажив часть арены под серебристой крышей.

Толчки были настолько сильными, что Ким снова была сбита с ног. Могучий удар пронзил ее от копчика до самого мозга. Она схватилась за оконную раму и закричала, чтобы не потерять сознание. Доктор Сераги тоже что-то кричал, но из-за грохота она ничего не могла разобрать. Здание медицинского центра сотрясалось от фундамента до самой крыши – казалось, еще немного, и оно тоже рухнет.

Над местом, где стоял отель, медленно всплывало грибоподобное облако. Гриб разрастался, пока не окутал весь лагерь, стадион и берег залива, а затем начал закрывать и небо, превращая день в ночь. Обломки конструкций все еще летали, снося все на своем пути. Стены и крыша стадиона выглядели так, словно по ним палили из гигантского пулемета. Тех из солдат, которые пытались найти убежище за водонапорной башней, смело кусками бетона размером с бочку. Камни сыпались на здание медицинского центра, как метеоритный поток, и все здание ходило ходуном.

Ким увидела какую-то черную тень, которая вылетела из облака дыма и мгновенно выросла до размеров холодильника. Это был фрагмент балки, влетев в соседнее помещение, он разрушил перегородку. Оконную раму вырвало из проема, и на потолке зазмеились огромные трещины. Книжные шкафы попадали на пол, извергнув из себя все содержимое. Сераги с искаженным от боли лицом держался за вывихнутую ногу. Ким потащила старика от окна к центру комнаты. Из-за опрокинутой мебели и груд битого стекла сделать это оказалось нелегко. Усадив доктора у перевернутого стола, она присела рядом. Вокруг продолжали сыпаться куски бетона. На ее глазах глыба размером с автомобиль с грохотом снесла балкон.

– Доктор, вы можете встать? – крикнула Ким прямо в ухо Сераги, и тот слабо кивнул, но подняться на ноги он не смог.

Было ощущение, что на них вот-вот обрушится потолок. Ким подхватила доктора подмышки и потащила. В рот и нос набилась бетонная пыль; слезы текли рекой.

Очки доктора оказались разбиты, у глаза появилась глубокая царапина, весь бок был залит кровью. Ким вытащила из сумочки подаренную книгу и сунула в карман. Затем обвязала рот и нос платком, завязав уголки на затылке, и стала пробираться через завалы к двери, таща за собой Сераги. Оглянувшись назад, она увидела через проем окна уже другую картину. Над землей плыло низкое облако; море из синего стало коричневым. Здание стадиона было искорежено до неузнаваемости, часть его крыши лежала на парковке у «Хоукс Тауна». Палаточный лагерь полностью завалило грудами бетонных обломков.

Штаб-квартиры Экспедиционного корпуса Корё больше не существовало. Скорее всего, никому из находившихся в отеле в момент взрыва не удалось выжить. Неужели японское правительство все же решилось на атаку? Или это были американцы? Впрочем, это уже неважно – Экспедиционный корпус был полностью уничтожен. Основным силам вторжения придется повернуть назад – ведь заложники тоже погибли все до одного. Но, как ни странно, Ким Хван Мок не испытывала ни горя, ни отчаяния. Ей казалось, что взрыв был проявлением гнева самих Небес и вернул все к исходной точке. Она не сомневалась, что ее арестуют и, скорее всего, казнят. Но Ким не боялась наказания: она вполне заслужила его – хотя бы потому, что позволила умереть своему ребенку. Но сейчас она должна была спасти доктора Сераги, а для этого его следовало перенести ближе к заливу, на другую сторону рухнувшего отеля.

Серо-белая пыль рассеивалась морским ветром и поднималась все выше и выше. Может быть, подумала Ким, именно так и выглядит ангел, когда он расправляет свои белые крылья.

Эпилог 1

14 апреля 2011 года, Акасака, Токио

Санзё Масахиро настраивал кофемашину, попутно обдумывая плей-лист на сегодняшнюю ночь. Кажется, большая часть его постоянных посетителей придет раньше обычного. Даже несколько сотрудников различных министерств отписались ему по электронной почте и зарезервировали столики. Санзё полагал, что все они будут говорить только об Экспедиционном корпусе. Он включил телевизор, чтобы посмотреть новости, но телеканалы транслировали бесконечные кадры разрушенного отеля, а идиоты, называвшие себя «экспертами», высказывали свои бессмысленные теории. Санзё махнул рукой и отвернулся.

Он неоднократно расспрашивал своих знакомых из правительства, не американцы ли, часом, поспособствовали сносу отеля, однако никто не мог сказать ничего определенного. Взрыв был чрезвычайно мощный, но самое удивительное заключалось в том, что среди гражданского населения оказалось крайне мало погибших. Здание рухнуло в сторону стадиона, который сработал, как щит, и обломки не долетели до жилых домов. Однако здание Национального медицинского центра с той стороны, что выходила на лагерь ЭКК, пострадало сильно. Насчитали сто восемьдесят семь погибших и еще больше раненых, значительная часть которых оказались пациентами клиники. Но, учитывая мощность взрыва, жертв было не так много. И тут, конечно, повезло, что здание центра не рухнуло.

Северокорейский флот все же вошел в территориальные воды Японии. Командование флотом отказалось поверить сообщениям о полном уничтожении сил Экспедиционного корпуса Корё. Морские Силы самообороны открыли предупредительный огонь, и напряженность была крайне высока. Корейцы продолжали оставаться в территориальных водах, пока Китай не пригрозил, что направит в регион свои подводные лодки.

Тела большинства солдат и офицеров ЭКК находились под завалами, и определить точное число погибших корейцев никто не мог. Офицеров в командном пункте разорвало на куски. Поскольку у экспертов не было ни образцов ДНК, ни стоматологических карт, опознать убитых не представлялось возможным. Шестеро сотрудников ЭКК в момент взрыва работали на удаленных объектах и остались живы, но, вернувшись на развалины отеля, застрелились, чтобы не попасть в плен к японцам. Еще один офицер – старший лейтенант Чо Су Ём – находился в телестудии; после взрыва он был взят под стражу полицией Фукуоки. Правительство и НПА немедленно потребовали его выдачи, но местные власти не спешили выполнять приказ центра.

Кроме того, погибли все сотрудники мэрии, работавшие в здании отеля, и все арестованные Специальной полицией ЭКК.

И тем не менее оставался открытым вопрос: кто же установил заряды в здании отеля? Некоторые информационные агентства считали, что за этим стоит японское правительство. Кабинет министров не подтверждал, но и не опровергал эту информацию. Просматривая коллекцию пластинок, Санзё подумал, что все-таки акцию провели американцы. Спецназ установил взрывчатку, а потом привел ее в действие при помощи дистанционного управления. Но в таком случае все же оставалось много вопросов. Во-первых, нахождение «повстанческой» армии в Фукуоке было на руку США, так как это обстоятельство позволяло сдерживать военноэкспансионистскую политику Японии. К тому же это дало бы повод направить в Японию тысяч десять военнослужащих в качестве миротворческих сил ООН. А если бы разразилась война, закономерно возникла бы потребность в технике и вооружении, что позволило бы многим фирмам получить свой профит. Так как ЭКК именовался «повстанческой армией», конфликт не повлиял бы на отношения между КНДР и Китаем.

В конце концов Санзё пришел к выводу: если отель взорвали «морские котики», они вряд ли сделали бы это без одобрения японских властей.

Первым в баре появился Каи Томонори из Министерства внутренних дел. Санзё выразительно посмотрел на часы, которые показывали семь тридцать вечера, но Каи сказал, что пораньше ушел с работы, поскольку все равно делать было нечего. Фукуока не давала никакой информации, и все клерки целый день били баклуши. Фукуока, очевидно, потеряла всякое доверие к центру.

– Что-нибудь из Уэса Монтгомери бы, – сказал Каи.

Санзё выбрал пластинку Full House и включил проигрыватель. Они молча слушали музыку. Такого гитариста, как Монтгомери, не было ни до, ни после. Монтгомери играл октавами, беря одну и ту же ноту на разных струнах. Конечно, было множество гитаристов, которые применяли те же приемы, но Уэс был первым среди них. Когда-то джаз был настоящим движением, не то что нынче… Теперь он жил в старых записях, которые слушают знатоки. Молодежь вроде Каи никогда не слышала джаз в период его расцвета и имела о нем смутное представление.

– А на фортепьяно, кажется, Уинтон Келли. Я прав, Санзё-сан? А разве он не играл с Майлсом Дэвисом в то время?

Санзё заметил, что Уинтон, скорее всего, играл с Дэвисом, но мог работать и с Монтгомери, что ж тут такого? Уэс Монтгомери не умел читать ноты. Он случайно нашел и потом развил свою октавную технику, потому что гитара действительно красиво звучала, и он ощущал это. Играть джаз и чувствовать его – все же разные вещи…

Каи не говорил о взрыве отеля. Зато накануне он неоднократно звонил Санзё, спрашивая, кто, по его мнению, мог это сделать. В то, что к этому причастно правительство, верилось с трудом, поскольку даже министры ничего не могли сказать. Как бы то ни было, за рубежом действия японского правительства были оценены чрезвычайно высоко. Разрешение серьезнейшего кризиса ценой менее двухсот человеческих жизней признавалось большим успехом.

Как считал Санзё, если правительство не имело к взрыву никакого отношения, то Япония в скором времени должна опуститься еще ниже. Каи и другие знакомые чиновники говорили ему, что правительство не очень-то стремилось расследовать историю с подрывом гостиницы. Никто не собирался выяснять реальные факты и допрашивать местных чиновников и граждан. Конечно, правительство не могло отрицать свою инициативу по объявлению блокады Фукуоки, но, как всегда, министры хотели избежать столкновения с неприятной действительностью.

Настоящая жизнь была преисполнена всякого рода неприятностями и проблемами. Но послевоенная Япония не спешила встать лицом к лицу с жестокой реальностью, отдавая себя под защиту США. Аморфные государства успешно совершенствуют свое гражданское общество и культуру, но в конечном счете теряют все свои преимущества. Отчасти Санзё даже жалел, что Экспедиционный корпус Корё был уничтожен. Останься они на острове, рано или поздно Япония не смогла бы избежать военного конфликта – то есть оказалась бы перед лицом реальности. Скорее всего, в конфликт были бы втянуты США и Китай, и остров Кюсю превратился бы в поле сражения. Санзё хотелось бы, чтобы ЭКК подольше оставался в Фукуоке, но, впрочем, он вскоре раскаялся в своем желании.

Дверь бара снова отворилась. Вероятно, это были либо чиновники, либо кто-нибудь из бомонда – они всегда спрашивали дорогое вино и коньяк, словно вокруг ничего не происходило. Санзё беспокоило еще одно соображение: что же случилось с деньгами арестованных корейцами «преступников»? Судя по всему, на чьем-то личном счете скопилась немалая сумма. И этот кто-то неплохо нагрел на этом деле себе руки.

Санзё все еще продолжал думать об этом, но его язык уже автоматически произносил: «Добро пожаловать!» – приветствуя дорогих гостей.

Эпилог 2

5 мая 2014 года, остров Сакито

Йоко Сераги взяла билет на поезд из Фукуоки до станции Хёйстен-Бос, что в Сасебо, а там села на автобус, который шел на остров Сакитодзима, который был связан с Кюсю несколькими мостами. На острове находилась клиника, которую открыл врач, обучавшийся в свое время у ее деда в медицинском центре Кюсю. Этот доктор каждый год аккуратно отправлял подарки в середине лета и на Новый год – то лобстера, то морского леща, то морских ушек. Сегодня в клинике намечалось небольшое празднество, на которое была приглашена Йоко.

Приморский городок искрился на солнце. Вдоль дороги цвели азалии, сквозь открытое окно автобуса дул приятный ветерок.

– Великолепная погода, не правда ли? – обратилась к Йоко сидевшая рядом старушка.

Пожилая дама говорила на том же диалекте, что и Йоко, но все же с заметным акцентом.

– Да, и азалии просто прекрасны! – ответила ей Йоко.

Старушка держала в руках женский еженедельный журнал, в котором Йоко заметила большую фотографию ведущей телекомпании «Эн-эйч-кей» по имени Хосода Сакико. Хосода слыла ярой защитницей единственного выжившего офицера ЭКК по имени Чо Су Ём. Во время оккупации Фукуоки Чо вел телепрограмму и благодаря приятной внешности приобрел множество поклонниц среди местных телезрительниц. Даже теперь, спустя три года, Хосода часто посещала Чо в тюрьме.

Когда произошел взрыв, Чо Су Ём как раз находился в телестудии, где записывалась ежедневная программа с его участием. Там его и настигла весть о гибели всего Экспедиционного корпуса Корё. Узнав, что шестеро инженеров ЭКК покончили с собой, Чо сам сдался японской полиции. Правительство объявило его врагом государства, но жители Фукуоки, причем как сочувствовавшие ЭКК, так и недоброжелатели, активно возражали против его выдачи. Поскольку правительство не оказало острову никакой помощи и даже не пыталось вести переговоры с командованием Корпуса, то с его распоряжениями можно было не считаться.

Хосода Сакико была одной из первых, кто выразил протест против выдачи Чо Су Ёма представителям центральной власти.

– Да, он должен ответить за свои преступления, – заявила она в одной из передач. – Но следствие и суд должны проводиться именно здесь, в Фукуоке!

Хосоду многие поддержали. Со временем личность лейтенанта Чо превратилась в символ противостояния Фукуоки и центральной власти. В конце концов правительство перестало упоминать Чо Су Ёма в своих отчетах, положив дело в долгий ящик. Чо судил местный суд и приговорил к пожизненному заключению. Некоторые считали такое наказание чрезмерно суровым, если учитывать, что Чо не совершал убийств или похищений людей. Однако другие считали, что красавца-лейтенанта правильно поместили под надежную охрану, так как он, возможно, был вовлечен в международный заговор. Как бы то ни было, Чо посещала хорошенькая телеведущая, а сам лейтенант сочинял рассказы и писал стихи.

Японская экономика продолжала стагнировать, и страна оставалась в изоляции. Сразу же по окончании кризиса весь кабинет министров подал в отставку. На последовавших выборах с небольшим отрывом победила партия «Зеленая Япония». Безработица достигла десятипроцентного уровня, да и другие экономические показатели хромали на обе ноги. Но милитаристы, по крайней мере, прикусили язык, хотя, как многие думали, временно.

Оккупация Кюсю Экспедиционным корпусом Корё несколько отрезвила нацию, и всем стало ясно, что без сотрудничества с США и странами Азии Япония не сможет справиться с серьезным кризисом. И тем не менее новое правительство не внесло кардинальных изменений в политический курс. Отношения с Америкой и Китаем оставались напряженными, а кабинет медлил проводить реформы, чтобы помочь стране справиться с рецессией и социальной дезорганизацией. Спустя год после трагических событий в одном британском экономическом журнале была опубликована статья под названием: «Солнечный свет в Стране восходящего Солнца», где был приведен полный анализ сложившейся ситуации.

Но надо отметить, что положение на острове Кюсю сильно изменилось. Местное правительство приняло безотлагательные меры в области снабжения продовольствием, экологии и самообеспечения. Были реализованы административные реформы, включавшие в себя сокращение общественных работ; заработал пятилетний план, чтобы устранить зависимость от правительственных субсидий и снизить налоговое бремя.

Региональные чиновники оставили свои кабинеты в Фукуоке и переехали в семь ключевых городов острова. Количество муниципальных служащих сократилось вдвое, а в области сотрудничества со странами Восточной Азии были предприняты дополнительные меры.

Два года назад заработала программа по обмену под названием «Тысяча лет азиатской мудрости», в рамках которой Кюсю посетили почти две тысячи студентов из Азии; они провели около года в двадцати трех городах. Молодые люди участвовали в обсуждении с местными жителями и предпринимателями вопросов, касающихся оживления экономики малых городов. Благодаря иностранным студентам провинциальные городки стали привлекательными в плане туризма и бизнеса, а сами студенты оказались востребованным ресурсом на рынке труда у себя на родине, что связало Кюсю с иными частями Азии. Уровень безработицы на Кюсю по сравнению с остальной Японией снизился на пять процентов, и при этом повысился уровень рождаемости. Многие из тех, кто покинул Кюсю, стали возвращаться в родные места, уверенные, что жизнь наладится.

Остров Сакито и Кюсю соединяли четыре больших моста, и с каждого открывался великолепный вид. Йоко часто сюда приезжала. В эпоху Эдо остров процветал благодаря китобойному промыслу, а в конце XIX века он прославился разработкой угольных залежей на дне моря. Со временем холмы, где еще оставались хижины горняков, местные власти превратили в мемориальный парк. Остров стал туристической достопримечательностью, единственным действующим предприятием на нем была фабрика, производящая минеральную соль и воду, которую продавали по всей Японии.

Из мемориального парка открывалась великолепная перспектива. Низкие свесы крыш обрамляли излучину бухты, за которой виднелись гребни зеленых холмов. Вдоль пляжа с плоскими камнями – он назывался «Тысяча татами» – на триста метров тянулась набережная, с которой можно было любоваться видом на небольшие островки и наслаждаться морским бризом. До островков было рукой подать, и во время отлива некоторые туристы пешком добирались до ближайшего из них, где стоял маяк и можно было вдоволь прорыбачить.

Йоко вышла на остановке и пошла вверх по крутой тропинке. Над тропой витал сладковатый запах азалий, а чуть дальше ее взору открылась полянка, усеянная маком. Стало жарко, и Йоко сняла кофту. Клиника и детский приют находились в чудесном месте с видом на океан. Йоко обошла здание приюта и заглянула в окно. Сегодня был День защиты детей, и в приюте готовился праздник. Через окно Йоко увидела семь-восемь детей и женщину, которая читала им книжку. Это была Ким Хван Мок, которая спасла ее деда, доктора Сераги. После взрыва, когда погибло множество людей, доктор добился, чтобы кореянку зарегистрировали как его приемную дочь. Но ввиду того, что Ким хорошо знали в Фукуоке, он договорился со своим бывшим учеником, чтобы тот приютил ее на острове.

Доктор Сераги уже не работал в Национальном медицинском центре, но исследований в области аутоиммунных заболеваний не оставлял. Ему уже исполнилось восемьдесят шесть лет, и он приезжал на Кюсю только раз в год.

Женщина узнала Йоко и махнула ей рукой. Доктор Сераги дал ей японское имя Каори, что означало «аромат». Когда Каори оставалась наедине с Йоко, она всегда говорила о своем доме.

– Я думаю, что проживу достаточно долго, – говорила она, – благо воздух здесь просто прелесть. Но ведь когда-нибудь Корейский полуостров объединится, и я вернусь в свою деревню. Там я тоже построю приют для сирот!

Йоко показала в сторону клиники, что она идет туда. Каори кивнула и продолжила читать детям сказку. Доктор Сераги и Йоко любили молодую женщину, но она оставалась сама собой. Однажды она спросила Йоко:

– А ты понимаешь, Йоко-сан, как просто было захватить весь этот остров всего с девятью солдатами?

Йоко не поняла, шутит Каори или говорит серьезно. Она рассказала об этом деду, и тот заметил, что Ким Хван Мок и не собиралась становиться японкой. Здесь ее временное убежище.

Но кто же взорвал отель? – задавалась вопросом Йоко.

Каори старалась обходить эту тему. Ясно было одно – это не Силы самообороны и не спецназ США. Обе страны неоднократно заявляли Совету Безопасности ООН о своей непричастности к случившемуся. Заявления порождали новые слухи – якобы к взрыву отеля имела отношение южнокорейская разведка; другие же говорили, что такую операцию могли провести только наемники из Европы, которые, кстати, охотно взяли на себя ответственность за операцию. Каори полагала, что здесь сработали люди Ким Чен Ира. Командующий флотом и высшие офицеры после возвращения были расстреляны – так Великий Руководитель смог устранить препятствие в переговорах с США об объединении с Югом.

И все же никто не мог определенно сказать, кому удалось заминировать отель «Морской ястреб». Загадка так и осталась загадкой…

Эпилог 3

13 июня 2014 года, Мейнохама

Ивагаки не хотел идти в школу и решил вернуться на склад. Впрочем, больше идти ему было некуда. А в Мейнохаме жили прикольные чуваки. Ивагаки сначала познакомился с одним из них по имени Татено. Это случилось в прошлом году на острове Ноконосима. Там устроили так называемую ярмарку, где, развлекая народ, проводили уроки по различным видам спорта. К услугам туристов были дайвинг, кайтеринг, серфинг, ловля моллюсков, пляжный волейбол и мини-футбол. Один парень предлагал обучить метанию бумеранга, но охотников не находилось. Он выглядел угрюмо, и дети избегали его. Но Ивагаки понравился Татено, и он весь день бросал бумеранг под его руководством.

Придя на склад, Ивагаки увидел человека в инвалидной коляске. Его звали Синохара. Ивагаки поздоровался, но Синохара смерил его взглядом и ничего не ответил. Это не обидело Ивагаки – ему нравилось, что здесь никто не пытается относиться к нему, как к ребенку. Синохара выращивал ярко окрашенных лягушек, которых Ивагаки, впрочем, еще не видел.

Ивагаки учился во втором классе средней школы, но успел потерять всякий вкус к образованию еще в детском саду. В канун Рождества воспитательница сказала детям, что служащие местной пожарной команды приведут к ним настоящего живого северного оленя. Но когда Ивагаки увидел обыкновенного пони с прикрепленными на голове пластмассовыми рогами, он сразу закричал, что это не олень. Воспитательница попыталась успокоить его, но у нее ничего не вышло, и она сама раскричалась. Ивагаки ходил в школу раз от разу, и в конце концов он украл деньги у родителей и сбежал из дому.

Татено сидел за чашкой чая в комнате, которую здесь называли «гостинкой». Когда Ивагаки поздоровался с ним, тот равнодушно кивнул и что-то невнятно промычал. Ивагаки огляделся – еще в комнате находился какой-то старик, который спал в кресле-качалке и выглядел, как восковая фигура. Ивагаки слышал много историй про этого человека, которого звали Исихара. Помимо прочего, ребята из «Клана скорости» говорили, что именно его парни взорвали отель «Морской ястреб» три года назад. Большинство из них тогда погибли, но, поскольку они не имели удостоверений личности, никто не смог опознать их. Ивагаки как-то спросил Татено об этом, но тот просто послал его в задницу.

С улицы донесся звук мотора, и через несколько секунд в «гостинке» появился человек с тяжелой картонной коробкой в руках. Парень поздоровался с Татено и поставил коробку у его ног. Это был Сато. Не обратив никакого внимания на Ивагаки, он повернулся к спящему старику и сказал:

– А я выпить принес!

При слове «выпить» старик дернулся в своем кресле и открыл глаза. Странно, но сразу после этого атмосфера в комнате изменилась. Сато вынимал из коробки бутылки разных форм и выстраивал их на полу. Исихара встал и нетвердой походкой направился на кухню, откуда вскоре вернулся, держа в руке стакан со льдом.

– Ну что, сначала по водочке бахнем? – сказал он.

Наполнив стакан прозрачной жидкостью, он сразу выпил половину и затем промычал: «Хорошо-о-о!»

Синохара, должно быть, услышал возглас Исихары и выехал на коляске из своей комнаты.

– Как ты? – спросил он Сато.

– Да нормально, – отозвался тот, присаживаясь на диван.

Сато теперь ездил на серебристом «порше» и владел сетью салонов красоты в Тендзине и Накасу. Про него говорили, что он настоящий гений своего дела. Сато превосходно расписывал ногти, причем под увеличительным стеклом можно было прочитать нанесенные им надписи.

Ноготь его большого пальца тоже был ярко расписан. Ивагаки прищурился и попросил посмотреть поближе. Сато недоверчиво посмотрел на него, но все-таки выставил свой большой палец и сказал:

– Ну, валяй.

Имена были написаны на кандзи и читались слева направо. Сверху шли две зеленые линии, которые при ближайшем рассмотрении превратились в список фамилий: «Ямада», «Мори», «Мацуяма», «Окубо», «Фукуда». Третья линия была красного цвета и чуть шире: «Орихара», «Кондо», «Миядзаки», «Сибата». Далее следовали имена, выписанные снова зеленым: «Андо», «Феликс», «Такеи», «Тоёхара». Потом – еще два имени: «Хино» и «Такегучи». Еще ниже были прорисованы две буквы кандзи, обозначавшие имя «Канесиро». И совсем крошечными буквами значилось: «Корё».

Но почему некоторые имена были длиннее других? А «Корё» – это что, та самая «повстанческая» армия из Северной Кореи?

Сато стал заметно нервничать, и Ивагаки понял, что лучше не задавать никаких вопросов. Татено объяснил ему, что не стоит спрашивать людей о том, чего они сами до конца не поняли. Старик пил свою водку, а остальные потягивали улун и «Покари Свит». Они не курили, не слушали музыку, не смотрели телевизор и не листали журналы. С точки зрения обычного человека, они просто сидели на диване. Но Татено рассказывал Ивагаки, что, по их мнению, означает «веселье». Нет, им не нужно было, что называется, «тусоваться». Речь шла о том, чтобы побыть в обществе людей, которые хоть что-то значат для тебя.

Все четверо сидели тихо. В их молчании не было ничего гнетущего, но Ивагаки почему-то почувствовал себя лишним и стал собираться. Он поклонился, но только Татено помахал ему рукой. Ивагаки отворил дверь, обернулся и спросил:

– А можно я завтра приду?

Старик взглянул на него из своего кресла и сказал:

– Приходи, когда захочешь.

Послесловие

Хотя официально роман был опубликован весной 2011 года, впервые он увидел свет шестью годами ранее, в мае 2005 года. В течение трех лет я собирал материал, после чего удалился в свой дом в горах Хаконэ, где работал еще полтора года. В процессе сбора материала я провел некоторое время в Сеуле, где взял около двадцати интервью у северокорейских беженцев. В столице Южной Кореи нашли приют множество бывших граждан КНДР, чья помощь оказалась для меня поистине бесценной.

По большей части я интересовался не тем, как этим людям удалось бежать из страны, а скорее условиями их жизни на родине. Общаясь с бывшими солдатами и офицерами Народной армии, я уделял пристальное внимание их рассказам о военной подготовке, о современном вооружении и экипировке. Почти у всех беженцев остались друзья и родственники в Северной Корее. Однако как только я попросил описать подробнее их родные города и деревни, некоторые из перебежчиков страшно перепугались, решив, вероятно, что я работаю на японскую разведку.

Не могу сказать, что эти интервью дались мне легко. Дело в том, что наши понятия об условиях жизни, гражданском обществе, политике и тому подобных явлениях сильно различались, и зачастую на поставленный вопрос ответом было изумленное молчание. Что же до меня самого, то я никак не мог понять систему взаимосвязей между партией, правительством и Народной армией. Чем дольше я занимался данным вопросом, тем все более запутанной становилась для меня северокорейская структура государственного управления. Я уже не понимал, кто же на самом деле в Северной Корее принимает управленческие решения и осуществляет власть.

Например, Корпус ПВО, защищающий Пхеньян, является элитой Народной армии. Мне рассказывали, что управление Корпусом, помимо командующего, осуществляет высокопоставленный правительственный чиновник – то есть воинским подразделением одновременно командуют и военный, и штатский. Я поинтересовался, имеет ли гражданский служащий воинское звание, но мой собеседник в конце концов признался, что не понимает, о чем я говорю. Единственное, что для меня сделалось более или менее явным, – армия, правительство и партия представляют собой единое целое, своеобразную пирамиду, на вершине которой стоял Ким Чен Ир, а с середины декабря 2011 года стоит Ким Чен Ын.