Текст книги "Фатерлянд"

Автор книги: Рю Мураками

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 43 страниц)

И все же он не мог понять, зачем Хан рассказывает ему все это.

– Доктор, надеюсь, вы меня понимаете? – спросил Хан, словно прочитав его мысли.

– Да, конечно, – отозвался Курода и обменялся с командующим рукопожатием.

– Отлично.

С этими словами Хан встал и сделал знак Паку, сидевшему поблизости.

– Кстати, доктор, а почему бы вам не взять с собой это печенье, чтобы угостить близких? – вдруг улыбнулся Хан.

Курода благодарно поклонился. Ему подумалось, что коллегам будет интересно попробовать корейские сладости. Он представил, как будет рассказывать о своих приключениях, впрочем, не раскрывая некоторых подробностей.

– Боюсь, у нас не найдется красивой упаковки, – сказал Хан, передавая ему бумажный пакет, принесенный женщиной в военной форме. – Только осторожно, сильно не мните, печенье очень хрупкое.

– Большое вам спасибо! – низко поклонился Курода.

Вероятно, автомобиль уже ждал его у дверей. Пак пошел первым, за ним двинулись Курода и Хан, а замыкал шествие доктор Хо.

– Знаете, как мы готовим печенье? – спросил Хан, кладя руку на плечо Куроды. – Это печенье называется кеганджон, то есть буквально «кунжутное печенье».

Курода попытался произнести это слово. Корейцы сказали, что на первом слоге нужно сделать резкий выдох.

– Вот, послушайте: «Ке! Ке!» – словно кашель с мокротой, – продемонстрировал Пак.

– Это не очень-то аппетитно звучит! – рассмеялся Хан.

Курода тоже улыбнулся:

– Вы сможете рассказать рецепт вашей супруге, и она будет делать точно такое же печенье на дни рождения ваших детей. Все просто – вам понадобится белый и черный кунжут и темный сахар, который нужно растворить в меде…

Слушая Хана, Курода направился было к выходу В1, но Пак и Хо повлекли его в сторону лестницы. «Почему мы не идем на улицу?» – удивился доктор. Они прошли мимо стеклянной двери, за которой была видна Ли Ги Ён. Женщина, увидев их, поклонилась.

Хан продолжал:

– Белый и черный кунжут нельзя смешивать. Это очень важно. Семена нужно обжарить, пока они не раздуются, словно насосавшиеся кровью блохи…

Пак открыл взвизгнувшую ржавыми петлями металлическую дверь. Серые стены были тускло освещены. Куроде ударил в нос запах дезинфицирующего раствора и еще чего-то – он не смог определить. Он все еще продолжал улыбаться, но мускулы лица стали подергиваться, а в горле стремительно пересохло.

Курода все еще не понимал, куда его ведут, или, может быть, мозг сознательно отказывался отражать реальность. Лестница вела к дверям В2. Именно там содержались арестованные Экспедиционным корпусом «преступники». «А что, если они все-таки решили арестовать меня?» – мелькнуло в голове. Курода почти потерял способность ясно мыслить. На ступенях лестницы то тут, то там виднелись темные пятна. Он сразу же понял, что это было, но никак не мог связать пятна со словом «кровь».

– После обжарки положите кунжут в разные емкости и добавьте растворенный в меду сахар. У вас это, кажется, называется «сироп», верно? Главное, чтобы и семена кунжута, и сироп были теплыми…

Откуда-то снизу донесся звук, как будто кто-то разбивал металлическим молотом камень на куски. На площадке Куроде бросился в глаза мужской кожаный ботинок, валявшийся подошвой вверх. На подошве успела прорасти белая плесень. Да, он не ошибался – это была та самая тюрьма, где содержались арестованные японцы. Курода ощутил на языке непонятную горечь, его губы непроизвольно затряслись. «Что случилось с хозяином этого ботинка? Они что, избивают арестованных?» – думал он в тоске.

– Как только смешаете кунжут и сироп, все это нужно раскатать. Лучше всего подойдет скалка для пельменей…

Пока они спускались по лестнице, неприятный запах усилился. Страх достиг такой степени, что Курода почти физически ощутил его. Он повернулся, чтобы выразить свой протест, но Пак внезапно схватил его за плечо и выкрутил назад руку. Прием оказался чрезвычайно болезненным, и Курода полностью лишился возможности пошевелиться.

– Доктор, спокойнее, – прошептал ему на ухо Пак. – Мы не собираемся вас арестовывать. Просто проведем небольшую экскурсию по местам содержания заключенных.

Куроду стиснули с боков и буквально внесли в помещение паркинга. Пол был скользкий, повсюду стояли лужи. Курода увидел около сотни людей, сидевших в позе Будды на деревянных поддонах. Из большого автобуса вышел солдат и, заметив командующего, отдал ему честь. Курода едва держался на ногах. То, что он увидел, казалось ему совершенно нереальным. Некоторые из заключенных лежали на одеялах – по всему было видно, что они на грани смерти. У одного отвернулась пола халата, и доктор увидел, что нога умирающего распухла до слоновьих размеров; у другого под коленями темнели жуткие кровоподтеки. Воздух был насыщен запахом человеческих экскрементов и трупным смрадом.

Солдаты в масках уже приступили к эвакуации тюрьмы, они разбирали деревянные поддоны и складывая куски гофрированного железа. Кто-то отбивал кувалдой бетон от несущих столбов. Вероятно, именно этот звук и слышал Курода на лестнице. Увидев Хана, солдаты вытянулись по стойке «смирно», но командующий махнул им рукой, велев продолжать работу.

Заключенные сидели, опустив головы и скрестив руки на коленях, со стороны они напоминали креветок. Руки были черными от грязи, из кожи у некоторых выпирало что-то белое – вероятно, раздробленные кости. Некоторые имели все признаки цианоза, пальцы были скрючены и переломаны.

– Смесь нужно разложить тонким слоем на доске, – продолжалась кулинарная лекция. – Следите за тем, чтобы она не прилипала к скалке…

Вокруг одного из заключенных, лежавшего на испачканной тряпке, вились черные мухи.

– Объясните супруге, что нужно смазать скалку кунжутным маслом, и тогда к ней ничего не пристанет. Раскатайте смесь так, чтобы получился тонкий, как бумага, квадрат…

У Куроды в мозгу почему-то возник образ Ли, которая ела печенье. Кончиком языка она снимала приставшие к напомаженным губам крошки.

Куроду провели мимо заключенного, волосы которого были густо покрыты запекшейся кровью, раны на теле цветом напоминали мясо тунца, которое Курода ел за обедом. Это была женщина, старуха. При виде морщинистой груди с пятнами темных сосков, доктор испытал рвотный позыв и, чтобы удержать его, закрыл рукой рот. Откуда-то доносился плач, но Курода не мог понять, кто плачет.

– Затем положите черный и белый раскатанный кунжут друг на друга. Сверните их – ну, словно суши готовите. Можете использовать тоненькую бамбуковую подстилку. Берете острый нож и режете ломтики до нужной ширины. Ведь все просто, не так ли? – закончил Хан, разводя руками и улыбаясь во все лицо.

Впереди кто-то застонал от боли. К стонущему устремилась тень солдата. Солдат схватил заключенного за волосы и потянул. Человек, плача, закричал, что очень сожалеет, что так получилось, но в ту же секунду на его плечо обрушился удар солдатской дубинки.

– Эй, доктор, вы в порядке? Похоже, вам там изрядно досталось…

Это был голос его приятеля Тсучии, с которым Курода вместе учился в колледже. Теперь Тсучия занимал пост заместителя заведующего отделением гематологии.

Он еще не успел полностью очнуться от двойной дозы транквилизаторов. Голова была чугунная, тело обмякло, кончики пальцев неприятно немели. Наконец ему удалось встать на ноги и открыть дверь.

– О, немного порозовел! – сказал Тсучия, входя в кабинет и беря Куроду за левое запястье, чтобы проверить пульс. Курода и сам мог сделать это, но ему было приятно, что о нем заботятся.

– Все еще больше ста! – заметил Тсучия, закрепляя на руке Куроды манжету.

Стрелка тонометра показала сто семьдесят два на сто десять – почти на треть выше нормы.

Курода спал больше часа, но так и не смог прийти в себя. Он никому не рассказывал о том, что видел в отеле, – скорее всего, «экскурсия» была своеобразным предупреждением. Как только его отпустили, он бросился в отхожее место и принялся блевать. Рядом кто-то из заключенных с совершенно пустыми глазами чистил судно, испачканное кровью.

Когда он в запятнанном рвотными массами халате подъехал к больнице, его встретил Такахаси. В машине сидели Хан и Пак, и Курода счел за благо солгать своему начальнику: мол, в отеле плохо работает вентиляция и ему сделалось дурно во время осмотра больного острой пневмонией солдата. Корейские офицеры любезно раскланялись и отбыли, и Курода, еле передвигая ноги, отправился в свой кабинет.

– Ну что, все еще тошнит? – поинтересовался Тсучия.

Курода хотел сказать, что чувствует себя лучше, но в горле словно что-то застряло. Он посмотрел Тсучии прямо в глаза, затем вскочил и подбежал к раковине. Его снова вырвало.

– Ох, теперь вроде полегче будет, – сказал он, вытирая подбородок платком.

Тсучия мотнул головой в сторону окна, из которого виднелся корейский лагерь.

– Похоже, там что-то намечается. Солдаты почти все собрались…

«Казнь…» – вспомнил Курода.

Посещение тюрьмы полностью выбило у него из головы мысль о казни.

Курода вымыл руки и прополоскал рот.

– Ты иди, – сказал он Тсучии.

Проводив друга до двери, он надел свежий халат. Во рту все еще отдавало кислятиной. Надо было что-то предпринять, но он не знал что.

Курода вышел из кабинета и на застекленном балконе увидел группу врачей. Балкон выходил на север, но в ясные дни здесь было довольно солнца, и, кроме того, отсюда открывался хороший вид на отель и стадион.

– Курода, вы как себя чувствуете? – спросил его Такахаси.

– Немного подремал, – ответил он, выходя на балкон.

Внизу корейские солдаты строились под дождем. Над отелем висел вертолет «Эн-эйч-кей». Несколько солдат проверяли, насколько хорошо вкопаны столбы, и подсыпали грунт. За ними следили два офицера.

«Пациенты не должны видеть казни!» – мысль была обжигающей. Те, кто лежал на северной стороне, мог без всяких проблем наблюдать за тем, что происходит в лагере.

Курода потянул Такахаси за рукав халата и сказал:

– Они собираются провести публичную казнь. Хотят расстрелять двух солдат.

Такахаси вздрогнул и недоуменно вскинул брови. Ни в газетах, ни по телевизору об этом не сообщали.

– Мне кажется, нужно принять меры, чтобы больные не видели этого! – взволнованно произнес Курода.

– Э-э… Вы сказали, они будут кого-то казнить? – переспросил Такахаси.

Курода все еще чувствовал слабость, но заторможенная реакция заведующего его сильно раздражала.

– Они собираются расстрелять двоих солдат! – повторил он, повысив голос.

В тот же момент он вспомнил, что Такахаси посчастливилось не общаться напрямую с представителями Экспедиционного корпуса. Он сам, узнав о готовящейся казни, несколько минут не мог понять, о чем идет речь. О казни в наши дни можно было прочитать разве что в манге или увидеть ее в каком-нибудь фильме. И уж совсем трудно было догадаться о том, что сейчас произойдет, глядя на солдат, выстроившихся словно для какой-то торжественной церемонии.

– Послушайте, – сказал он более спокойным голосом. – Корейцы установили два столба, а позади уложили мешки с песком. Они собираются расстрелять двоих солдат.

Такахаси озадаченно воззрился на лагерь. Там действительно возвышались два столба, обложенные мешками с песком. Лицо доктора побледнело. Он был очень хорошим врачом, лучшим специалистом на Кюсю в области лечения туберкулеза, но сейчас у него сдали нервы.

Курода позвонил Тсучии и объяснил ему ситуацию. Тот понял его с полуслова и побежал к старшей медсестре, чтобы с ее помощью придумать, как оградить от кошмарного зрелища больных.

Затем Курода позвонил начальнику службы безопасности Косиде. При слове «казнь» Косида явно был шокирован, и Курода почувствовал это.

– Я хочу, чтобы вы приняли все меры и уберегли наших пациентов, – сказал он. – Они не должны этого видеть. Особенное внимание следует уделить северному крылу здания, но также родильному и педиатрическому отделениям в западном крыле. Представьте, что будет, если расстрел увидят роженицы. На втором этаже нет пациентов.

Такахаси, наконец, пришел в себя и хотел что-то добавить, но Курода жестом остановил его.

– Даже если мы мобилизуем всех охранников, – говорил Косида, – их будет недостаточно, чтобы обезопасить все северное крыло. Впрочем, можно задействовать систему всеобщего оповещения…

Легко сказать, но трудно сделать. Как запретишь людям смотреть в окна? Наоборот, они же сразу прилипнут к ним. На каждом из шести этажей северного крыла было по двадцать палат. Восемьдесят предназначались для тяжелобольных, прикованных к постели и неспособных встать без посторонней помощи. Таким образом, оставалось еще около сорока палат.

– Доктор Тсучия уже пошел инспектировать северное крыло, – сказал Курода. – Проверьте, пожалуйста, педиатрическое и родильное отделения.

– Может, позвонить врачам? – спросил Такахаси, однако Курода посчитал более надежным способом отправить в палаты медсестер – больные могли испугаться повышенного внимания врачей.

Позвонил Тсучия и сказал, что переговорил с персоналом на пятом этаже и собирается подняться на шестой. Курода согласился заняться седьмым этажом, а Такахаси – остальными. Они бегом бросились к лифту.

Дождь несколько поутих. Крыша отеля «Морской ястреб» была окутана белым облаком. Над отелем по-прежнему стрекотал вертолет с телевизионщиками. Корейские солдаты в мокрых мундирах стояли, не двигаясь. Вкопанные в землю столбы казались не толще спичек – было похоже, что смотришь на игровое поле с верхних рядов «Фукуока Доум».

Рядом с Куродой на балконе стояли Тсучия, Такахаси и еще семь-восемь врачей из отделений дерматологии, педиатрии и пластической хирургии. К ним присоединились несколько медсестер, но, как только им сообщили, что сейчас произойдет в корейском лагере, они поспешили удалиться. Курода тоже не испытывал особого желания наблюдать за расстрелом. Но он понимал, что, даже если заложит уши ватой и запрется в своем кабинете, он все равно услышит выстрелы и уже вряд ли сможет забыть об этом.

– Неужели они собираются расстрелять своих же солдат? – пробормотал Тсучия.

«Да, и сделают это, не моргнув глазом», – хотел было ответить Курода, но промолчал. Такахаси все время вздыхал и часто сглатывал слюну.

Из отеля вышла группа офицеров – мужчин и женщин. Обменявшись с солдатами воинским приветствием, они встали в два ряда по обе стороны от столбов, чтобы наблюдать за ходом экзекуции. Из большой палатки вывели приговоренных со связанными руками. Они были босы и шли, низко опустив голову. На них уже не было военной формы, вместо нее – серые брюки и белые майки. Позади каждого шли по двое вооруженных солдат.

Когда приговоренные остановились у столбов, им освободили руки, но лишь для того, чтобы сразу привязать к столбам. Курода посмотрел на Тсучию и увидел, что его глаза наполнены слезами. Он вспомнил фильм: в концлагере расстреляли еврейскую женщину только за то, что она без разрешения заговорила; она даже не протестовала, никто не протестовал. Подобно нацистам, верхушка Экспедиционного корпуса Корё принудила солдат к полному подчинению. Но что бы он сам сделал, окажись на месте приговоренных солдат кто-то из его родственников? Окажись та женщина с морщинистой грудью его женой или матерью – смог бы он что-то предпринять для ее спасения? Смог бы он оказать сопротивление?

Если бы и смог, его бы просто жестоко избили.

Курода не знал, как выражать протест, потому что за свою жизнь никогда не сталкивался с насилием. Его охватило чувство ярости и одновременно беспомощности.

Приговоренных привязали к столбам на уровне груди, талии и бедер. В нескольких метрах от них выстроились восемь солдат с винтовками. Курода решил, что досмотрит все до конца, чего бы ему это ни стоило, но вдруг у него в кармане задребезжал телефон. Звонил начальник службы безопасности Косида. Он сообщил, что мимо турникетов промчался доктор Сераги, направляясь в сторону корейского лагеря.

– Так остановите его! – крикнул Курода, чувствуя, как по рукам побежали мурашки.

– Я уже пытался, но без толку! – огорченно воскликнул Косида.

Слышавший разговор Тсучия без слов указал рукой на улицу. С балкона было видно фигуру в белом халате, протискивающуюся в щель забора, отделявшего территорию центра от парка. Должно быть, до старика только сейчас дошли слухи о предстоящей казни, и он бросился на помощь осужденным, даже не сняв шлепанцы, в которых ходил по корпусу.

Курода оцепенел от ужаса. Тсучия выхватил у него из рук телефон и крикнул Косиде, чтобы тот немедленно остановил старика. Тот что-то начал говорить, но Тсучия нажал на отбой и схватил Куроду за руку:

– Бежим за ним!

Однако Курода продолжал стоять, его тело отказывалось подчиняться. Вновь оказаться лицом клицу с корейцами было выше его сил.

– Давай же! – тянул его за рукав Тсучия.

«Ты не понимаешь, что это такое», – подумал Курода.

Тсучия непонимающе посмотрел на него, махнул рукой и бросился клифту.

Сераги в заляпанном грязью белом халате бежал к месту казни. Его догонял Тсучия, за которым бежали еще несколько врачей и Косида. Курода ушел с балкона в свой кабинет и сквозь залитое дождем окно смотрел на лагерь корейцев. Вид размывался, да к тому же мешало его собственное отражение в стекле. Голова была совершенно пуста. Внутренний голос спрашивал, нормально ли оставаться в стороне в такой ситуации, но в нос тут же шибало тюремным зловонием.

Тем временем Сераги успел добежать до задних рядов выстроившихся солдат. Он на секунду остановился, потом раздвинул ряд и прошел дальше. Его белый халат ярко выделялся на фоне болотного цвета корейской униформы. Его должны были точно заметить, но ни один из солдат даже не пошевелился. Скорее всего, они не имели права без приказа нарушать построение, но, несомненно, вид старика в докторском халате поразил каждого. Косида и Тсучия, вместо того чтобы ломиться сквозь строй, побежали в обход. К тому времени смертники были надежно примотаны к столбам. Одетый в серую форму офицер прорычал приказ, и восемь солдат расстрельной команды поставили затворы винтовок в боевое положение. Когда они прицелились, Сераги бросился вперед, сложил ладони рупором и что-то крикнул. Один из офицеров указал на него, и старика окружили несколько солдат. Он попытался прорваться, но его схватили за руки и ноги. Один шлепанец соскочил с его ноги и упал в грязь. Косиду, Тсучию и других врачей тоже остановили. Сераги продолжал что-то кричать, обращаясь к расстрельной команде.

Солдаты отнесли его в сторону и отпустили, старик упал. Какой-то офицер навел ему на голову револьвер, но другой, постоянно выступавший по телевидению, удержал его от выстрела. Вертолет снизился – вероятно, оператор пытался снять на камеру пытающегося подняться профессора. Тсучия и другие врачи подбежали и подхватили старика, стали очищать запачканный в грязи халат, и в этот момент раздались выстрелы, словно одновременно взорвалось несколько новогодних петард. Звук эхом разлетелся в воздухе. Привязанные к столбам солдаты дернулись и повисли на веревках. Офицер в серой форме подошел и выстрелил каждому в голову – Курода видел, как разлетаются в разные стороны их мозги. Затем офицер осмотрел трупы, поднял взор к небу и что-то прокричал. Ряды солдат ответили ему мощным ревом, после чего все стали расходиться.

Врачи несли на руках Сераги, но старик вырвался и пошел самостоятельно, держа в руке уцелевший шлепанец.

Трупы отвязали от столбов, положили на деревянные носилки и отнесли в большую палатку.

Курода закрыл глаза, стараясь не думать о том, что только что произошло.

9. В добрый путь!

10 апреля 2011 года

Синохара притаился среди зарослей искусственных джунглей. Секундная стрелка его часов пробежалась по циферблату, и начался новый день. Наступило десятое апреля – ровно сутки назад они смогли пробраться в отель. Единственным источником света здесь были знаки аварийных выходов. Сквозь темные стекла Синохара хорошо видел залив Хаката. Рядом в куче опавших листьев негромко похрапывал Татено. Он завернулся в зеленое свадебное платье, которое нашел в ателье проката костюмов для торжественных случаев. Синохара осмотрелся. Помещение напоминало гигантскую раковину улитки.

Проснувшись, Татено с любопытством покрутил головой. Под свадебным платьем виднелись его черные штаны, толстовка и черные же кроссовки.

– Чего не спишь? – спросил он Синохару.

– Не спится. Но ты можешь еще подрыхнуть, – ответил тот и показал на циферблат своих часов.

– Чё, только час? – промямлил Татено и снова закрыл глаза.

Они разработали план в ночь, когда похоронили Такеи. Предложение Такегучи взорвать отель было настолько неожиданным, что сначала никто не воспринял его всерьез.

– Но вы же все видели по телеку, как сносят большие дома, – пожал плечами Такегучи. – А как, вы думаете, это делается? Чтобы снести высотное здание, нужно подорвать несущие колонны.

Он показал всем кусок металлической трубы, разрез на которой напоминал перевернутую букву «М».

– Это называется ЗКЛ, или «заряд кумулятивный линейный», – сказал он. – Нужно заложить мощное взрывчатое вещество, при взрыве труба деформируется, верхушка сужается до предела, и расплавленный металл со скоростью несколько тысяч метров в секунду пронзает любое препятствие. Если заряды прикрепить к несущим конструкциям и одновременно взорвать, то можно снести даже очень прочное здание. Но и это не все. Правильно установив заряды, можно заставить здание опрокинуться в нужную сторону. То есть возможно заранее определить, куда все это грохнется.

Комната потонула в радостных воплях. Даже Синохара присоединился к приветственным крикам, хотя и не был до конца убежден словами Такегучи.

Конечно, идея разрушить столь мощное здание, как отель «Морской ястреб», была великолепна, но все же казалась нереальной. Когда радостные вопли стихли, все, кто находился в комнате, недоверчиво воззрились на Такегучи, ожидая от него более подробных объяснений. Такегучи улыбнулся и сказал:

– Проблема в том, что вы ничего не знаете о взрывчатых веществах. Вы не имеете понятия о танковой артиллерии. В наше время танки оборудуются двумя типами орудий: одни стреляют обычными снарядами для поражения живой силы противника, а другие используют бронебойные боеприпасы. Если обычный снаряд попадает во вражеский танк, то он разбивается о его броню и не наносит никакого вреда экипажу. Но бронебойные снаряды работают по тому же принципу, что и заряд, который я вам сейчас продемонстрировал. У таких боеприпасов в головке имеется V-образный выступ, в котором содержится взрывчатое вещество. Как только снаряд попадает в броню, он создает струю из расплавленного металла, которая разрезает сталь, и основная часть снаряда влетает внутрь, убивая всех, кто находится в танковой башне.

– А почему обычные люди не знают об этом принципе? – спросил Канесиро. – То есть те, кто не знаком со взрывотехникой? Ведь мы даже и не догадывались об этом!

– Ах ты ж кретин! – крикнул Исихара, вперив свой указательный палец в Канесиро. – Да ты же мудозвон, который не способен отличить теплое от мягкого!

Такегучи открыл было рот, чтобы продолжать свою лекцию, но Исихара остановил его, вскинув руку. Он взмахнул кольтом, вскочил со своего кресла-качалки и крикнул:

– А ты знаешь, почему об этом никто не должен знать? Да хоть издрочись, все равно ни черта не скажешь!

Пистолет в руке Исихары был тем самым, из которого Тоёхара застрелил Такеи. На нем даже остались следы крови, но сейчас оружие не было заряжено.

– Эй, Исихара-сан, смотрите, куда вы тычете пистолетом! – закричал Канесиро, уворачиваясь отдула.

– А, завали хлебало! – ответил Исихара. – И не выёбывайся! Вот еще, надулся, словно рыбка золотая! – Он снова замахнулся пистолетом, и Мацуяма, вскинув руки вверх, закричал:

– Я понял! Все это держалось в тайне, чтобы не воспользовались террористы!

Такая версия вроде бы удовлетворила всех присутствующих. Такегучи добавил, что специалисты по сносу домов и конструкций уже давно не не раскрывают публично секретов своего мастерства. В основе версии о наличии заговора лежала информация, что во время теракта 11 сентября башни-близнецы рухнули именно вследствие взрыва зарядов, укрепленных на несущих конструкциях зданий, и что к этому были причастны люди из администрации президента Буша. Даже Синохара, которому в то время было от горшка два вершка, считал странным, что небоскребы разрушились из-за попадания в них самолетов. Однако Такегучи считал эту версию несостоятельной. В зданиях такого объема установить заряды было чрезвычайно трудно. Помимо прочего, там день и ночь работали несколько тысяч человек, и провести эту операцию тайно не представлялось возможности.

– Ну, а мы-то что? – спросил Андо. – Этот отель тоже не то чтоб маленький!

Фукуда передал Такегучи небольшого формата снимок отеля. Тот некоторое время рассматривал его и наконец испустил вздох.

– Не, это не пойдет, – сказал он. – Я не знаю, сколько там несущих колонн и как именно они расположены.

Буддообразный Хино с интересом посмотрел на фото.

– А когда его построили? – спросил он.

– Он уже был, когда я переехал в Фукуоку, – ответил Окубо, лицо которого более чем когда-либо напоминало череп.

Андо и сатанисты кивнули.

– А ведь ты же местный? – обратился Сато к Тоёхаре.

– Дед говорил мне, что отель стоял, сколько он помнит, – ответил Тоёхара. – То есть он мог быть построен хоть в эпоху Тайсё или Мэйдзи или во времена Воюющих царств.

После инцидента с Такеи ребята старались как можно мягче относиться к Тоёхаре, поэтому Фукуда просто похлопал его по плечу и сказал:

– Ну и ладно!

В итоге Феликс поискал информацию в Интернете и сообщил всем, что «Морской ястреб» был построен в девяносто пятом году.

– В таком случае на средних этажах смонтированы стальные конструкции, – отозвался Хино. – А на нижних, помимо металла, еще должен быть и бетон.

Он добавил, что легкие стальные рамы были разработаны в начале девяностых и использовались при монтаже всех высотных зданий, поскольку они гораздо дешевле и практичнее, чем бетон. Затем он снова взял фотографию и начал производить вычисления, сделавшись похожим на стареющего мужчину, считающего застрявшие в расческе волосы.

– По лицевому фасаду одна… Десять-одиннадцать поперечных балок. По четыре вдоль каждой лифтовой шахты… По восемь на каждую пожарную лестницу и на технические коридоры… Итого на этаж должно оказаться около сорока колонн и балок.

– А каковы их размеры? Сталь очень толстая? – поинтересовался Такегучи.

– Ну, не меньше ста двадцати сантиметров в поперечнике. А толщина стали не менее тридцати миллиметров или что-то около того…

– А ты уверен, что они не заполнены бетоном? – не отставал Такегучи.

По-видимому, мощности кумулятивного заряда было недостаточно, чтобы разрезать слишком толстые слои металла или бетона. Лучше всего такие заряды работали на полых металлических конструкциях, металлических мостах и высоких дымовых трубах.

– Возможно, что на нижних этажах был использован бетон, но, начиная с пятого, колонны сто процентов будут полыми.

Фукуда дал еще один листок бумаги Такегучи, который достал из кармана калькулятор и принялся делать свои вычисления, разлегшись для удобства на полу.

– Значит, нас интересуют четыре этажа, то есть с пятого по восьмой. На каждом по сорок колонн. На пятом этаже нужно заминировать все колонны, на шестом – двадцать, и то с той стороны, куда мы собираемся обрушить здание. На седьмом и восьмом минируем только по десять колонн на нужной стороне. Всего получается восемьдесят колонн, каждая из которых должна быть разрезана сверху и снизу-то есть нужно будет по восемь зарядов на колонну. Восемьдесят умножить на восемь… шестьсот сорок зарядов. Ширина столбов – тысяча двести миллиметров, толщина металла – тридцать миллиметров… то есть пятьсот граммов взрывчатки на каждый заряд. Шестьсот сорок на ноль пять – триста двадцать килограммов. Сколько у нас ящиков гексогена?

– Четырнадцать, каждый по двадцать пять кило, – сказал Фукуда.

– Ну, вроде должно хватить, – кивнул Такегучи, поднимаясь с пола. – Тогда мы точно можем разрушить этот отель, – добавил он, просияв мальчишеской улыбкой.

«Гостинка» наполнилась радостными воплями, но Исихара сразу же поднял руку, чтобы утихомирить преждевременное ликование. Затем он вытянулся в своем кресле и стал смотреть в окно, поглаживая щеку стволом кольта. Уже был третий час ночи, но в районе Одо полным ходом шли ремонтные работы. Повсюду мерцали фары автомобилей и вспышки сварочных аппаратов. Корейцы стремились закончить работы к моменту прибытия основных сил вторжения.

– У меня есть два вопроса, – изрек наконец Исихара. – Во-первых, как мы сможем разместить заряды внутри отеля, если там находится командный центр «корёйцев»? Второй вопрос: насколько велика вероятность, что при разрушении отеля погибнут все, кто находится в лагере?

Исихара поднялся из кресла и позвал Андо, велев ему встать на одном из углов ковра. Затем он попросил Окубо и Тоёхару стать рядом с Андо так, чтобы они образовали равносторонний треугольник.

– Смотрите. Ан-Ан – это отель. Тоё-Тоё – это стадион. Кубо-Кубо будет изображать больницу, – сказал Исихара, указывая на каждого по очереди пистолетом. – Чтобы уничтожить лагерь, нам надо обрушить здание отеля вот так.

С этими словами Исихара толкнул Андо, и тот повалился на Окубо.

– Но ведь это невозможно!

– Вспомните, как рубят деревья, – подал голос Такегучи.

Он шагнул вперед и резко по диагонали стукнул Андо по голени.

– То есть мы разрушаем все несущие колонны на пятом этаже, на шестом – ровно половину с той стороны, куда должен завалиться отель, на седьмом и восьмом этажах подорвем только четверть всех колонн. Чтобы представить, что из этого получится, припомните, как работает топором дровосек.

– А! То есть на фасаде здания должна образоваться трещина вроде пасти Пакмана? – спросил Исихара. – Но я‑то хотел узнать, не завалится ли отель на стадион?

Такегучи и Фукуда криво улыбнулись и переглянулись. Сейчас Фукуда выступал в качестве ассистента. Он хорошо разбирался в бомбах типа «сделай сам», но, когда речь заходила о серьезных взрывчатых веществах, на первый план выходил Такегучи. Фукуда тряхнул головой, подошел к двери, взял один из стоявших там деревянных поддонов и показал его всем собравшимся. Поддон представлял собой сколоченный из досок прямоугольник примерно в два раза больше стандартного татами и почти полностью закрывал собой фигуру Фукуды.

– Что такое, Фуку? – спросил Исихара. – Собираешься реку перегородить?

Фукуда ничего не ответил и слегка толкнул поддон от себя. Тот с грохотом упал на пол. Вверх взлетело облачко пыли. Те, кто оказался поблизости, закашлялись, расплевались и стали протирать глаза.