Текст книги "Фатерлянд"

Автор книги: Рю Мураками

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 43 страниц)

Чикако решила посоветоваться с Мизуки, когда выдастся минутка.

Она миновала мост Йокатопия, остановилась на КПП «А» и поздоровалась по-корейски с часовым.

Машину она поставила на первом этаже. Такого понятия, как «второй этаж», здесь не было, поскольку пространство было «съедено» высокими потолками банкетных залов. Первый этаж делился на нижний, средний и верхний уровни. Выйдя из машины, она прислушалась, не доносятся ли снизу крики. На нижнем уровне располагалась тюрьма для так называемых «преступников». Чикако никогда ее не посещала, а в штабе корейцев об этом было строжайше запрещено говорить. Однако Чикако часто видела людей, которых проводили через гостиничный холл. Некоторые были ей знакомы – например, врач, который заведовал больницей для престарелых и о котором ходили всякие слухи. Шептались, что составить список «преступников» корейцам помог служащий налогового управления при мэрии. Во внерабочее время Чикако и ее коллеги, конечно же, говорили о тюрьме. Отсутствие информации только возбуждало их любопытство. Приходилось довольствоваться обрывочной информацией, почерпнутой у корейских солдат: «Я слышал, что они используют тиски, чтобы раздавливать людям пальцы!», «Говорят, что уже через день пребывания там люди становятся похожими на призраки!», «Это настоящий ад!».

В тюрьму поместили уже более ста человек, правда, большинству все-таки трудно было сочувствовать. Помимо мужчин, там содержались и две женщины. Одна из них, пятидесяти лет от роду, была легендарной бандершей, которая поставляла в район Накасу девушек со всей Азии. Вторая же, сорока лет, занималась контрабандой афродизиаков и средств для похудения из Китая. Чикако слышала, что офицер, ответственный за принятие решений об арестах, внимательно изучал дела «попавших под колпак» и, как правило, выбирал тех, на кого больше всего жаловались простые люди. Но, как бы то ни было, поговаривали, что тюрьму должны были скоро переместить в район Одо.

Чикако миновала несколько дверей, прежде чем дошла до холла с эскалаторами. Нос щекотал запах инсектицидов. Неужели они все еще распыляют средство от насекомых? В субботу в помещениях отеля появилось невероятное количество насекомых, и штаб пришлось перенести вниз. Все сошлись во мнении, что насекомые, скорее всего, развелись в тропической растительности, украшавшей отель. Когда Чикако пришла на работу, на окнах второго этажа были опущены пожарные шторы, и часовой велел ей идти на первый этаж. Было ясно, что что-то готовится. С верхнего этажа перенесли вещи: телевизоры, компьютеры, телефонные аппараты, кипы бумаг, канцелярские принадлежности, спальные принадлежности, комплекты военной формы и прочее. Из лагеря был вызван инженер, чтобы перекрыть все проходы наверх. Солдаты в панике стряхивали насекомых с одежды; некоторые скребли головы и копались в своем нижнем белье.

В женском туалете Чикако застала Ли Кви Ху, Ли Ги Ён и Ким Сон И, которые переодевались в новую форму.

– Что случилось? – спросила она.

– Мухи! Куча каких-то мошек!

Пол в банкетном зале и в туалете был усеян мертвыми насекомыми, которых Чикако никогда не видела. Работа почти полностью прекратилась, документы валялись в беспорядке.

Командующий Корпусом Хан Сон Чин, Пак Мён и Чо Су Ём сидели в холле, но, как только там появилась Чикако, они замолчали. Пак ответил на ее приветствие и сразу же спросил, как идут дела со швартовкой судов в порту. Чикако сказала, что вопрос будет улажен к трем часам дня. С Паком она говорила по-японски, но, понимая по-корейски, в разговоре офицеров различила слово «карантин».

Чикако нравилось ходить по красной ковровой дорожке, что вела из холла в банкетный зал, где было ее рабочее место. В помещениях чувствовался стойкий запах кимчи, смешанный с сигаретным дымом. Все офицеры Корё были страшными курильщиками. Чикако обратила внимание на то, что люди из команды Ли Кви Ху разместились в углу, усердно колотя по клавиатурам, составляя базу данных для прибывающих основных сил вторжения.

В другом углу работал телевизор. На экране показывали боевые корабли Сил самообороны и самолеты F-15 «Игл» на авиабазе Касуга. Впрочем, на это никто не обращал внимания, так как все присутствующие были уверены, что японцы не посмеют оказать сопротивление. По своим размерам помещение напоминало Чикако спортзал в ее школе. У входа висели фотографии Лайзы Миннелли и Уитни Хьюстон, словно обе выступали здесь. В зале стояло около двадцати столов, разделенных на три ряда. За ними сидели два десятка офицеров, занимавшихся вопросами пропаганды, стратегии, разведки, логистики и снабжения, строительства, медицинской помощи… Помимо этих специалистов, здесь же сидели люди из Специальной полиции, юристы, финансисты и транспортники. В зал постоянно входили рядовые солдаты, а также представители японских фирм.

Совещание в холле, судя по всему, закончилось – в зал вошли Пак и Чо. За недолгое время Чо Су Ём успел превратиться в местную телезвезду. Старший офицер о чем-то спросил его, и тот ответил, что собирается в офис телекомпании «Эн-эйч-кей Фукуока» готовиться к вечерней трансляции, во время которой будет говориться о прибытии северокорейского флота. Чо действительно выглядел весьма эффектно, и это объясняло его популярность среди женщин, но Чикако испытывала некоторый холодок рядом с ним. Дело было не в самом Чо – все без исключения корейцы вызывали у нее отторжение. Сначала Чикако не могла понять, в чем дело, но вскоре поняла, что виной всему присущая им грубость, которая была следствием нищеты и невежества. Корейцы выглядели на редкость неотесанными. Даже их женщины не брили подмышек и не боролись с растительностью на лице, а мужчины считали совершено нормальным, если от них разило потом. Особенно гадостно от них пахло, когда они брызгались дешевым одеколоном. Чикако была родом из небольшого провинциального городка на границе префектуры Кумамото и выросла среди подобных грубых людей. Только переехав в Фукуоку и поступив в колледж, она приобрела некоторые понятия о правилах хорошего тона – особенно в том, что касалось еды, косметики и моды. Чо и Пак хоть как-то старались следить за собой – остальные же были просто невыносимы. Кроме того, корейцы в своих взаимоотношениях проявляли послушание, которое граничило с рабским сознанием. Подчинение младших по рангу старшим было у них в крови, и при этом все они испытывали сильную неприязнь к чужим. С другой стороны, покорность можно было рассматривать как желание выполнить поставленную задачу, а недоверие и неприязнь к чужим – как искреннюю приверженность своим собственным идеалам. Все зависело от того, с какой стороны посмотреть.

Рабочие столы для сотрудников мэрии располагались рядом с отделом ЭКК по логистике и снабжению. Чикако пришла довольно рано – ее коллег-японцев еще не было. Когда она впервые появилась в командном центре Экспедиционного корпуса вместе с семью служащими из мэрии, у нее буквально тряслись поджилки. Кто-то из ее коллег, оцепеневший от страха, пробормотал: «Ну все, мне точно конец!» Однако корейцы приняли их довольно радушно – каждый из служащих получил по букетику цветов, и эти букетики вручал лично командующий Экспедиционным корпусом. Конечно, это была всего лишь видимость, протокольный момент в корейском стиле, но Чикако была тронута до глубины души. В мэрии им просто приказали выстроиться в ряд и разъяснили, что все откомандированные должны трудиться, не покладая рук. А после такого теплого приема в ЭКК все восемь сотрудников сразу же почувствовали неподдельный энтузиазм и желание сделаться полезными для новых работодателей.

Чикако села за свой стол, вытащила из сумки ноутбук и открыла рабочий файл. В этот момент к ней подошла Ким Хван Мок и с улыбкой поздоровалась. Ким была небольшого роста, миловидна, гораздо моложе Чикако и неизменно вежлива. Вместо привычной военной формы на ней были костюм из серой с желтыми полосками материи и белая блузка. Гражданский костюм ей очень шел. Судя по всему, она должна была идти на переговоры с кем-то из местных поставщиков – только в этом случае служащим ЭКК разрешалось надевать штатскую одежду.

– Мне нужно будет уйти после обеда, – сказала она Чикако. – Вы не возражаете, если я отложу составление списка закупок консервов?

Чикако поинтересовалась, не собирается ли Ким в «Хоукс Таун», но та ответила, что идет в медицинский центр Кюсю, чтобы оплатить счет за лечение раненого капрала, из-за инцидента с которым накануне были расстреляны двое корейских солдат. Это, правда, мало соотносилось с закупками продовольствия, но Ким также являлась ответственной за расчеты в японской валюте.

– Ничего страшного, – сказала Чикако. – Я перезвоню поставщикам и попрошу перенести переговоры.

– Благодарю вас! – поклонилась ей Ким и вернулась на свое рабочее место.

Чикако посмотрела на часы – без двадцати одиннадцать. Все утро ушло на переговоры с мэрией и поставщиками. Мэр Фукуоки всеми силами оттягивал решение вопроса о прибытии северокорейского флота, и финансовая сторона дела оставалась нерешенной. Первый же звонок был от подрядной организации, которая обязалась обеспечить прокладку водопровода, канализации и электросетей, теперь они интересовались, когда будут оплачены закупленные материалы. Речь шла о ремонте жилого комплекса и школы в Одо, и работы должен был финансировать Экспедиционный корпус. Чикако полагала, что сама проконтролирует этот вопрос, но оказалось, что в деле задействовано двадцать шесть субподрядчиков, а работы должны были проводиться на трехстах объектах, и на каждый нужно было оформить по двадцать различных документов – оценку стоимости, договор подряда, заказ и так далее. Кроме того, для согласования сделок с командованием ЭКК документы требовалось перевести на корейский язык. У Чикако уже рябило в глазах от всех этих файлов, содержавших договоры на закупку медикаментов, одежды, продуктов питания, соглашений на водоотведение и утилизацию мусора. Дожидаясь, пока поисковая система выведет информацию из базы данных мэрии о договорах на прокладку труб, Чикако подобрала документы, необходимые для обеспечения работы карантинной инспекции в порту Хаката, и пробежала глазами проект договора на перевозку ста двадцати тысяч человек в Одо. Разумеется, ее коллеги тоже не сидели сложа руки, но Мизуки посоветовал ей лично проверять документацию касательно финансовых вопросов.

Стоило мэру куда-то отлучиться, как связь с городскими властями прекращалась. Более того, отношения между сотрудниками мэрии, оставшимися на своих местах, и прикомандированными к ЭКК становились все более напряженными. Чикако жаловалась на это Мизуки, но тот велел плюнуть и растереть – что Чикако и пыталась делать. Конечно, все служащие мэрии боялись людей из Корпуса и, как она думала, испытывали что-то вроде ревности к прикомандированным. Но главная проблема – для всех – заключалась в нехватке времени. Осуществление реновационных проектов, как правило, занимает три-четыре года, от предварительного обследования до завершения строительства. Обследование может занять не меньше года. После этого составляется план работ со сметой расходов, которая вносится в бюджет на следующий год, и этот план еще будет не раз корректироваться.

Но сейчас традиционная схема была нарушена. Размер бюджета не был определен точно, да и времени на его обсуждение, по сути, не оставалось. Подобные работы всегда проводились по строгой схеме, и никому доселе даже в голову не могло прийти, что простой служащий, вроде Чикако, может, минуя непосредственное руководство, обсуждать вопросы напрямую с мэром. Первым поручением для Чикако в ЭКК было заключение контракта с «Фукуока Тобакко» на поставку для Корпуса партии сигарет «Севен Старз», и Чикако уговорила мэра уладить этот вопрос с финансовым департаментом, который вынужден был одобрить сделку.

Через зал прошел переодетый в гражданское Чо Су Ём, который, несомненно, направлялся в студию «Эн-эйч-кей». Следом за ним появился необыкновенно высокий майор Ким Хак Су. При его появлении все корейцы немедленно выполнили воинское приветствие. Майор подошел к столу командующего, и они оба стали что-то горячо обсуждать. С появлением майора в зале сразу все приуныли, словно почувствовав хрупкость жизни. Чикако вдруг вспомнила рассказ жены владельца ресторана, и ей захотелось скорее поговорить об этом с Мизуки. Она достала мобильник; ее губы сами сложились в улыбку. Чикако старалась не звонить Мизуки без особой надобности, не желая злоупотреблять его расположением, но ей казалось, что повод есть.

Она загляделась на полотно, изображавшее эпизод из истории монгольского нашествия на Японские острова, и неожиданно для себя услышала:

– Здравствуйте!

Говорила женщина. Полагая услышать голос Мизуки, Чикако едва не выронила трубку.

– Здравствуйте. Это Оноэ из строительного отдела, – сказала она, чувствуя, как дрожит ее собственный голос.

– Простите, но Мизуки сейчас болен. У него грипп. Однако, если у вас срочный вопрос, я передам ему трубку.

Как поняла Чикако, с ней разговаривала жена Мизуки.

– Нет, спасибо, это не срочно, – произнесла она и нажала клавишу отбоя.

Ее сердце забилось так сильно, что даже заболело. Коллеги недоуменно уставились на нее. Должно быть, она побледнела. Впервые в жизни она услышала голос жены Мизуки. Она знала, что он женат, но до сих пор это мало ее беспокоило. Она не спала с Мизуки, они не пели вместе в караоке-баре и даже не целовались. Причем она сама запретила себе какие-либо вольности по отношению к этому мужчине. Так почему же сейчас она так разволновалась, услышав голос его жены? Неужели она любила его?

Чикако почувствовала некоторую обиду на Мизуки за то, что в такое время ему приспичило болеть, и еще больше – что он позволил жене отвечать по своему мобильному телефону. Это чувство повлекло за собой множество мрачных мыслей. Зачем ее откомандировали на работу в ЭКК? Все прикомандированные были рядовыми специалистами не старше тридцати лет. Среди них не было ни одного из руководства. Значит, их выбрали не потому, что они проявили какие-то особые способности, а просто оттого, что руководители обычно создавали больше проблем, чем способны были решить. Это показалось Чикако унизительным, и у нее на глазах выступили слезы.

– Оноэ-сан, что с вами? – спросил один из чиновников.

Чтобы не расплакаться, она сбивчиво рассказала услышанную от жены ресторатора историю о проникновении в отель.

– Надеюсь, это не новый парк Охори? – произнес сотрудник, намекая на возможность заброса в отель Штурмовой группы.

Эта мысль обожгла ей душу. Дело показалось куда более серьезным, чем она думала сначала. Если с ней что-нибудь случится, Кента и Рисако останутся сиротами.

Чикако обвела взглядом помещение. Несколько мгновений пыталась собраться с духом, а затем направилась в сторону Кима Хак Су.

Кореец как раз закончил разговаривать с командующим и теперь стоял, опираясь на стол, и курил сигарету. Чикако остановилась в метре от него и вежливо поздоровалась по-корейски. Ким выдохнул дым и слегка кивнул ей в ответ без всякого выражения на лице. Чикако вдруг поняла, что говорит с этим человеком впервые за все время. Она старалась держаться от него подальше, так как вокруг него ощущалась какая-то жестокая аура, и это пугало. На близком расстоянии ее страх только усилился. От угла правого глаза до виска Кима тянулся глубокий и узкий шрам. «Как он мог получить такое ранение?» – подумала Чикако.

Она запнулась, как по-корейски будет «банда мотоциклистов», но Ким сказал, что она может говорить по-японски. Его голос звучал как будто из самого нутра.

– На прошедших выходных… один из байкеров… рассказал у себя дома, что он помог какой-то подозрительной группе… проникнуть в отель… – сказала Чикако, четко выговаривая каждое слово.

– Как имя этого байкера? – спросил Ким.

– Я не знаю.

Если бы Чикако знала имя, этого человека непременно арестовали бы.

– Я лишь случайно услышала разговор об этом, – сказала Чикако.

– Где? В каком месте? – требовательно произнес Ким.

– Рядом с моим домом, в супермаркете, – солгала она.

Командующий внимательно прислушивался к их разговору, словно прикидывая, какие следует принять меры. Он что-то сказал Киму по-корейски, и тот, вытянувшись, крикнул:

– Есть!

Хан Сон Чин говорил слишком быстро, и Чикако не поняла ни слова, кроме двух: «арест» и «нападение».

– Благодарю вас за информацию, – сказал ей Ким. – Мы примем соответствующие меры, – добавил он, отходя.

Ким взял телефонную трубку и рявкнул в нее:

– Немедленно направить второй взвод в отель!

Вероятно, его о чем-то спросили, так как через секунду Ким заорал еще громче:

– Да нет, в полном вооружении, идиот! Приказываю полностью осмотреть отель, начиная с верхнего этажа!

Чикако вернулась к своему столу. Ей вдруг показалось, что она поступила, как ябеда в школе. Если проникшие в отель люди действительно из японского спецназа, то она только что сдала врагу своих героев-соотечественников. Именно так… Вероятно, правительство на этот раз решило держать операцию в тайне, чтобы информация о ней не стала достоянием корейцев, как это случилось в парке Охори. Но государство должно защищать своих граждан, а не поступать так, как оно поступило с Фукуокой. Их просто бросили. Разве такое государство заслуживает лучшего отношения? Возможно, они решили взорвать здание отеля, чтобы спасти остальных? Но тогда получится так же, как в парке Охори, – множество мирных граждан окажутся принесенными в жертву, и ее детям тоже грозит остаться совсем одним.

Еще неделю назад Чикако была среди большинства, как все. Внезапный поворот судьбы – и вот она уже причислена к меньшинству. И такое может случиться с кем угодно и когда угодно. Государство знать не знает о гражданке тридцати восьми лет от роду, с двумя детьми.

Чикако стала вычитывать очередной документ, лежавший на столе, но в голове билась единственная мысль: «Тревога!».

Она вспомнила о мягких щечках своего сына и попыталась представить, как прикасается к ним, но ей каким-то образом мешал глубокий и узкий шрам Кима Хак Су.

11. Чудные мгновения

11 апреля 2011 года

Хино снова включил резак. От вибрации немели руки. Нужно было сконцентрироваться, чтобы поддерживать нужное давление. Последние десять часов он методично очищал колонны от фурнитуры, но ощущение было такое, что прошло уже более суток. По краям его защитных очков градом катил пот; кожаные перчатки промокли изнутри и требовали замены. Когда он пытался хоть немного отдохнуть, за резак брались то Синохара, то Татено, то Андо, но они не умели работать с такой техникой, и Хино приходилось вскакивать и помогать им, чтобы парни не сломали инструмент. Из-за потери времени операция находилась под угрозой. Следом за Хино шла команда Такегучи, они устанавливали заряды. На стальную поверхность колонны наклеивалась пластинка из пенопласта, на нее крепился заряд, туда вставлялся электрический взрыватель, и его подсоединяли к детонатору.

Каждая колонна была высотой два с половиной метра. Каждую из них нужно было разрезать под углом в двух местах, чтобы высвободить участок в пятьдесят сантиметров между разрезами. Для того чтобы установить заряд, требовалось удалить с каждой колонны по десять сантиметров покрытия, этим занимался Синохара, орудуя ломом и долотом. Хино рисовал линии разрезов, а затем делал и сами разрезы, выставив режущую кромку на длину пять миллиметров. Сперва линии разрезов рисовал Такегучи, но через некоторое время Хино, определив правильную высоту и угол, делал все сам. На лицевой стороне колонны линия шла параллельно полу, по сторонам – с наклоном сорок пять градусов. В нижней части колонны линия разреза шла вверх, а наверху, соответственно, – вниз. Чтобы сделать разрезы, нужно было либо скрючиться, сидя на полу, либо свешиваться со стремянки. Вращавшееся со скоростью шестьдесят оборотов в секунду лезвие выбрасывало облака пыли, которая оседала на потной коже.

Ребята только что закончили работать с колонной в комнате номер 8033. Хино разрезал семьдесят одну колонну, и у него оставалось еще восемь. Номера на восьмом этаже имели большие окна, и приходилось постоянно следить за тем, чтобы их не увидели снаружи. Десять колонн, которые нужно было разрезать, находились с правой стороны здания, выходившей на стадион. Отсюда были видны трое часовых Корё, они стояли через тридцать метров друг от друга. Татено слегка раздвинул занавески и наблюдал за ними в бинокль.

Операция началась на пятом этаже, где заряды установили на все сорок колонн. Там не было номеров – только несколько ресторанов и чайная комната для посетителей фитнес-клуба. Колонны не были затянуты тканью, и для того чтобы снять с них покрытие, было достаточно лезвия три миллиметра. Здесь работа оказалась относительно несложной. Окон было меньше, и стоявшие у стадиона часовые не особенно беспокоили ребят.

А вот перед Такегучи и его командой – Ямадой, Мори и пятерыми сатанистами – задача стояла сложнее.

Каждый из восьми прикрепленных к колонне зарядов надо было подключить к детонатору. Такегучи прокладывал проводку так, что в случае, если какой-нибудь из зарядов не сработает, остальные все равно взорвутся. Из контейнера с гексогеном выводились два красных провода – один со знаком плюс, другой минусовой.

– Это детонационные провода, – объяснил Такегучи своим помощникам. – Два провода, что идут от детонатора, называются «шины», а те, что соединяют их с детонационными проводами, – «вспомогательные шины». Основные шины – желтого цвета, а вспомогательные – синего или голубого.

Такегучи сказал, что они будут использовать и последовательные, и параллельные схемы.

– Подключенную к положительному концу детонатора шину, соединенную со вспомогательной шиной, мы назовем «положительной шиной». Смотрите, что у нас получается. Положительный детонационный провод от заряда номер один мы соединим с положительной шиной. Затем подключаем минусовой провод от заряда номер триста двадцать к минусовой шине. Берем оттуда отрицательный провод детонатора от заряда номер один и подключаем к минусовой шине и так далее. Таким образом, у нас соединяются заряд номер два и триста девятнадцатый, номер три и триста восемнадцатый.

Он продемонстрировал, как нужно соединять провода, ответил на вопросы и подчеркнул важность правильного употребления терминологии.

– Дело в том, что эту терминологию создали не ученые и всякие там исследователи, а профессиональные взрывники. Когда говорят «вспомогательная шина», перед глазами сразу встает синий провод, который соединяет детонационный провод и шину.

Схему для пятого этажа он так и назвал – «схема пять», для шестого, соответственно, «схема шесть», то есть ничего в этом сложного не было. Все схемы были одинаковыми для всех этажей, однако нужно было правильно рассчитать сопротивление, поскольку на разных этажах было разное количество взрывчатки.

– Вот это бетонный резистор, – сказал он, ставя на стол небольшой белый ящичек.

Такегучи пояснил, что рабочий компонент находится внутри керамического корпуса, вмурованного в бетон. Он уже подсчитал, сколько таких приборов установить на каждом этаже.

Детонатор поставили на стол в итальянском ресторане на пятом этаже. В качестве охраны там остались вооруженные автоматом «узи», пистолетом FN и гранатами Окубо и Канесиро.

На крышке детонатора было три отверстия небольшого диаметра. Под отверстиями было фломастером написано «Заряд», «Огонь» и «Стоп». Над ними располагались контрольные лампочки; зеленая лампочка означала, что детонатор готов к работе. Из-под верхней пластины выходил черный кабель, подключенный другим концом к зарядному устройству для сотового телефона. Отправленная на телефон пустая эсэмэска включала его, электрический ток шел на детонатор, и происходил взрыв.

Хино не разбирался в таких вещах, и он было восхитился мастерством Такегучи, но тот сказал, что в детонаторе нет ничего сложного.

– Берешь сухую батарею, – объяснил он, – подключаешь ее к трансформатору, даешь высокое напряжение, в конденсаторе накапливается заряд и идет через кабель. Я сам знаю не больше, чем мне нужно для изготовления бомб.

В коридоре рядом с номером 8033 Ямада, Мори и сатанисты Сато и Орихара подсоединяли красные провода к вспомогательным шинам. При помощи машинки для зачистки проводов и плоскогубцев они снимали изоляцию – с синих проводов по два сантиметра, с красных – по четыре. Проверив положительные и отрицательные значения, ребята вручную скручивали оголенные провода на десять витков, плоскогубцами обжимали соединение и заматывали его изолентой. Такегучи несколько раз напомнил им порядок действий, чтобы избежать ошибок, и велел убеждаться в крепости скрутки.

Удивительно, но в этом деле лучше всех проявил себя Сато. Плоскогубцы, кусачки и прочий инструмент буквально порхали у него в руках. Он быстрее всех справлялся с задачей и ни разу не ошибся. Такегучи поинтересовался, не доводилось ли ему работать во взрывотехнической компании, но тот сказал, что ему еще шестнадцать лет и он не успел толком поработать.

– Кроме того, – добавил Сато, – я вообще ничего не знаю о взрывчатке.

Орихара сказал, что у Сато всегда, даже в детстве, были не кривые руки. Когда их секта оказалась разоблачена, они показали журналистам алтарь дьявола – там были указаны все знаки сатаны, а сам он был изображен в различных причудливых обличьях, и все это сделал Сато.

Еще не установленные заряды были сложены в коридоре. Из принесенных шестисот сорока оставалось установить чуть меньше семидесяти. До полудня оставался час. «Еще вагон времени», – думал Хино.

Так как отель своими очертаниями напоминал идущий в сторону залива Хаката океанский лайнер, его переднюю часть Хино называл «нос», а заднюю (где находился въезд для автобусов) – «кормой». «На бак» означало, что нужно идти на «нос», а «на ют» – что нужно, наоборот, двигаться в обратном направлении. Главный вход в отель располагался по правому «борту», и всего в ста метрах от правого «борта» высилась громада «Фукуока Доум». Вдоль стен обоих «носовых» коридоров жались одноместные номера. Феликс и Мацуяма должны были вскрыть двери по правому «борту», используя для этого электронное устройство, которое они вставляли в слот. Приблизительно в каждой третьей комнате находилась несущая колонна. На восьмом этаже нужно было разрезать всего десять колонн с той стороны, куда планировалось обрушить здание. На пятом этаже были обработаны все сорок колонн, на шестом – десять в служебном коридоре и еще десять вокруг центральной лифтовой шахты, то есть двадцать; на седьмом-восемь, так же как и на восьмом.

На седьмом этаже размещались люксовые номера, отделанные в японском стиле, а в «носовой» части были устроены бассейны, женский и мужской. В бассейнах лежали огромные валуны, чтобы придать помещениям вид горячих источников. Несущая колонна находилась в перегородке между мужским и женским отделениями. В женской половине повсюду валялись полотенца, халаты, лифчики и трусы: купальщицы бежали отсюда в страшной спешке. Но ребята были полностью сосредоточены на своей работе, никто не носился по залу, размахивая лифчиками и обнюхивая трусы.

Хино думал только о том, как обнажить поверхность колонны. За ним шел вооруженный ломом Синохара, который теперь больше напоминал заправского строителя, чем любителя пауков и лягушек. Фукуда был занят тем, что устанавливал на аварийных лестницах между третьим и четвертым этажами самодельные противопехотные мины из «печенек». Пятеро сатанистов вырезали пластинки из пенопласта для крепления зарядов и устанавливали электрические детонаторы, соблюдая крайнюю осторожность, чтобы не запутаться в становившейся все более сложной системе проводов. У Такегучи сильно воспалились и налились кровью глаза, и он был вынужден передать контроль за проводкой Сато.

Когда они заканчивали свою работу на шестом этаже, наступил рассвет, однако никто из них этого не заметил. Ребята продолжали работать при свете фонариков, не замечая бледного утреннего сияния, пока Сибата не отвлекся от разрезания пенопласта и не сказал:

– Эй, смотрите, уже солнце!

Те, кто в данный момент не работал, ели плитки «Кэлори Мэйт» и изучали прихваченное с собой оружие. В наличии у них были автомат, две штурмовые винтовки, два пистолета, «скорпион», дробовик и гранаты. Такеи не успел толком объяснить, как обращаться со всем этим добром. Поэтому, пользуясь передышкой, ребята старались понять, как правильно держать пистолет и стрелять из него, по какому принципу работает затвор автоматической винтовки, и как лучше метать гранаты.

Первую свою колонну Хино разрезал в помещении итальянского ресторана и с того момента не смыкал глаз. Когда он примкнул к группе Исихары, то спал иногда по целым дням. Но к такому безмятежному времяпрепровождению он пришел не сразу. Незадолго до того, как он прибыл в Фукуоку, он жил в исправительном учреждении, и там ему было плохо, потому что он не мог вынести специфического запаха, который исходил от стен. И не только это. Хино никак не принимал зеркала. Он их боялся и ненавидел. Иногда, глядя на себя в зеркало, он вдруг понимал, что не может распознать отразившегося в нем человека. Даже если он находился в помещении один, то все равно задавался вопросом: действительно ли это его лицо? А если нет, то тогда чье же? Обычно дело заканчивалось истерикой. Примерно через неделю после своего приезда в Фукуоку, он оказался в «гостинке» и, увидев зеркало, заслонился рукой. Исихара рассмеялся.

– Эй, Владимир Хиночинко, ты чего это? – крикнул он Хино.

Кроме него и Исихары, в комнате больше никого не было, и Хино что-то пробормотал о своем страхе перед зеркалами.

– Так-так-так, – сказал Исихара.

Он встал перед зеркалом, указал на него и спросил, что Хино там видит. Тот увидел отражение Исихары, которое закрывало собой отражение часов.

– Вас вижу, – сказал Хино.

Тогда Исихара велел ему встать рядом и посмотреть еще раз. Хино не хотел этого делать, но что-то в голосе Исихары заставило его подойти.

– Позырь-ка. Видишь этих двоих обоссавшихся от страха? – спросил Исихара голосом ведущего детской телепрограммы. – Хиночинко, скажи-ка мне, какая из этих харь больше всего близка тебе? Нет, я имею в виду не ту, что похожа на тебя. Посмотри-ка на это благородное лицо латиноамериканского революционера, ставшего гениальным поэтом. А потом посмотри на жалкую физиономию, напоминающую придорожную статую бодхисаттвы. Какое из них более близко тебе?

Хино не мог не рассмеяться. Однако он не совсем понимал, что именно хочет сказать ему Исихара. Зеркало было совершенно нормальным. Исихара не стал говорить ему, что с ним, Хино, что-то не так, что он совершенно торкнулся и боится собственного отражения. Он просто предложил ему попробовать взглянуть на проблему по-другому.