Текст книги "Фатерлянд"

Автор книги: Рю Мураками

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 43 страниц)

Его напарник на сегодня Тхак Чоль Хван уже выстроил перед палаткой людей для предстоящего рейда. Тхак был родом из города Капсан, что в провинции Янгандо. Ему недавно исполнилось двадцать четыре года. Помимо него, Чхве должны были сопровождать еще четверо. Двадцатидвухлетний прапорщик На Юн Хак, снайпер, родился в городе Канге, провинция Чагандо. Остальные трое носили звание старшин. Сон Па У, родом из деревеньки у подножия горы Мёхянсан, проходил службу в химических войсках; пхеньянец Ким Кён Ку был боксером и готовился к участию в Олимпийских играх. Обоим было по двадцати одному году, а третий – Ким Хан Ёль, переведенный в Девятьсот седьмой батальон из ВВС, – был старше на год.

Для них это был уже восьмой рейд, но Чхве не позволял своим людям расслабляться. Какими бы опытными ни были бойцы, предстоящая операция предполагала серьезные риски. Бронетранспортеры у поста «А» уже завели двигатели. Когда Чхве увидел эту технику в первый раз, больше всего его поразили резиновые покрышки с шипами и глубоким рисунком на поверхности. В Народной армии, конечно же, тоже были бронетранспортеры, но шины, как правило, были сильно изношены. Местная полиция передала корейцам всего восемь машин, и половину из них решено было переоборудовать: прожекторы и громкоговорители сняли и вместо них установили спаренные 14,5‑миллиметровые пулеметы, 30‑миллиметровую автоматическую пушку, АГС‑17 и противотанковые установки А-4. Дизельное топливо для БТРов было зарезервировано на автозаправке, расположенной к югу от контрольно-пропускного пункта «С». Заправка с эмблемой в виде морского гребешка находилась рядом с консульством марионеточного режима – Южной Кореи. Из-за близости к зоне оккупации владелец заправки уже готов был свернуть дело, но мэрия уговорила его остаться, и теперь Корпус был обеспечен топливом в полной мере.

Тхак Чоль Хван проинформировал команду и сотрудников полиции о том, что подозреваемый будет взят под стражу в другом месте, не у себя дома. Японцы были крайне удивлены; чувствовалось, что нервы у них взвинчены до предела. Тхак сказал, что процедура задержания остается прежней, затем проверил личности водителей бронетранспортеров и сверился с картой парка Охори. В свободное от службы время Тхак настойчиво изучал японский язык при тусклом свете лампочек командного центра и со дня высадки в Фукуоке спал не более трех часов в сутки.

Полицейские забрались в броневик. Никто не разговаривал. Рядом с соседним броневиком кланялся репортер из «Асахи симбун», приветствуя Чхве. Вчера журналист опоздал к началу рейда и был отстранен от освещения событий. Но отдел пропаганды внял его просьбам и восстановил аккредитацию, учтя, что недисциплинированный писака представлял крупнейший печатный орган Японии.

Бронетранспортеры двинулись вперед, здание стадиона осталось по левую сторону. Стоявшие по периметру лагеря часовые помахали им на прощание. Зрелище выезжавшего на задание отряда, несомненно, поднимало боевой дух солдат.

Справа по ходу движения располагалась пятиэтажная стоянка для автомобилей амбулаторных больных, посещавших медицинский центр. Чо Су Ём уже дважды побывал там в сопровождении муниципального служащего. Руководство центра было заверено, что ЭКК не станет чинить препятствия деятельности лечебного учреждения и постарается обеспечить все возможное для дальнейшего сотрудничества. Когда встал вопрос о проверке автотранспорта, служащие центра обещали, что не допустят действий, направленные против сил Корпуса. Наш долг, сказали они, спасать жизни и помогать больным, а не содействовать распространению агрессии.

Напротив больницы размещался большой торговый центр. Чхве еще не успел побывать в нем, но в отделе поставок и логистики ему рассказали, что здание представляет собой сквозную галерею с великим множеством магазинов. В самой середине был просторный, словно спортивный зал, магазин игрушек. Ким Хван Мок призналась Чхве, что такое обилие товаров едва не свело ее с ума. Соберите все игрушки в Республике, сказала она, скривив губы, и все равно не заполните этот зал!

С позавчерашнего дня все магазины стояли закрытыми, однако теперь, за исключением пабов и ресторанов, снова заработали, хотя и открывались к середине дня. Многие из торгующих, прослышав о большом заказе нижнего белья для солдат ЭКК, захотели установить деловые контакты с Корпусом.

За комплексом, по правому борту, находился пропускной пункт «С». Команда остановилась для проверки. Вокруг громоздились бастионы из мешков с песком, откуда торчали жала пулеметов. Совсем рядом были служебные помещения, принадлежавшие консульствам марионеточного режима и Китая, но корейцы без лишних церемоний захватили их для своих нужд.

Конвой въехал в жилой массив. Бронетранспортеры миновали буддийский храм, парк, несколько домов, какие-то здания, напоминавшие общежития, хозяйственный магазин, аптеку, супермаркет – продуктовый магазин, работающий круглые сутки, что для корейцев было в диковинку, и, наконец, достигли конца улицы. Повернув налево, они оказались на широком проспекте, похожем на взлетно-посадочную полосу. Под проспектом проходила ветка метрополитена, которая, судя по всему, вела к аэропорту Фукуоки; мелькали названия станций. Помимо метро, действовали и автобусные маршруты; вообще, на улице было полно народу и машин. Но как только появились бронетранспортеры Специальной полиции, проспект словно замер в оцепенении. Корейцы не включали предупредительных сирен, но транспорт и так прижимался к тротуарам. Люди выходили из магазинов и глазели на боевые машины. Чхве заметил, что за конвоем следуют несколько человек на велосипедах, и некоторые даже умудрялись фотографировать. В небе неожиданно появился вертолет телекомпании. Чхве часто смотрел фильмы, посвященные Освободительной войне, и больше всего его воодушевляли сцены, где показывали офицеров корейской армии, проезжавших на джипах по улицам отвоеванных городов Южной Кореи. Студентом университета он наслаждался кадрами из нацистских хроник: грузовики с эсэсовцами или танки вермахта на площадях. Даже самого простого присутствия военных достаточно для того, чтобы полностью изменить вид города.

– Вы считаете, что местные жители одобряют ваши рейды? – спросил репортер из «Асахи».

Чхве поморщился – вопрос показался ему глупым. Он что, думает, силы Корпуса являются мирной делегацией, чем-то вроде гуманитарной миссии? Завоевателя никогда не интересует, одобряют ли его действия. Его дело – добиться наиболее эффективного контроля над ситуацией. Если сохранение жизни местного населения больше способствует достижению поставленной цели, то это можно назвать политикой. Если же нужно убивать – то, что ж, пусть будет так! Этот идиот пока еще был жив лишь потому, что любое убийство вызвало бы сейчас неодобрение международного сообщества и повлекло военное вмешательство дислоцированных на японских островах войск США. Чхве захотелось грубо осечь дурака-журналиста, сломать ему челюсть, но он сумел взять себя в руки и ответил вопросом на вопрос:

– А вы-то как сами считаете?

– Кёаку, – ответил газетчик.

Чхве не знал этого слова, но, прикинув в уме, понял, что это сочетание иероглифов «зло» и «сила», и слово это означает воротил преступного бизнеса. Казалось, журналист был убежден, что многие жители Фукуоки радовались незавидной судьбе этих людей.

Чхве повернулся к уоррент-офицеру, чтобы договориться об использовании во время операции мобильной связи, и репортер был вынужден закончить свой расспрос. Хотя Чхве так и не ответил ему по существу, он принялся делать пометки в записной книжке. Вид у него был, как у школьника, впервые оказавшегося на пикнике. Отложив свой блокнот, репортер схватился за пристяжной ремень и с отсутствующей ухмылкой стал смотреть на улицу через бойницу в корпусе. «Экая дубина!» – в сердцах подумал Чхве. Он, конечно, слышал, что «Асахи» – ведущий орган японской прессы, но не мог понять, зачем ему прислали этого идиота. Тем более что журналист ни слова не знал по-корейски. Вот его коллега, старший репортер из «Ниси Ниппон симбун», прекрасно владел корейским и, несмотря на то что выглядел совершенной деревенщиной, задавал очень острые вопросы: например, его интересовало юридическое обоснование арестов японских граждан. Пока не прибыло подкрепление из ста двадцати тысяч корейских солдат, ЭКК не имел возможности создать полноценное оккупационное правительство, и поэтому все вопросы относительно правовых основ для принятия тех или иных мер были преждевременны.

Репортер из «Ниси Ниппон симбун» участвовал в задержании подследственного № 2 – Маэзоно Ёсио. Приятель Маэзоно выскочил из дома с дробовиком в руках и ринулся в сторону оператора «Эн-эйч-кей», и Тхаку пришлось разнести голову вооруженному придурку выстрелами из автомата. После этого эпизода журналист «Ниси Ниппон» написал статью, в которой оправдывал действия корейского солдата, указав, что тот защищал жизнь японского гражданина. Материал был на пользу ЭКК, но все же в нем таилась потенциальная опасность. В конце статьи высказывалось мнение о том, что хотя подозреваемые, возможно, и нарушали закон, следует учитывать, какие именно юридические основания применялись при их задержании. (Опять эти основания!) Кроме того, журналист призывал общественность к непредвзятому подходу к личностям арестованного Маэзоно. В своих выводах газетчик ссылался на мнение посторонних лиц, однако в штабе Корпуса решили либо воздействовать на него силами отдела пропаганды, либо включить в список политически неблагожелательных элементов после высадки основных сил Корё.

Погода стояла прекрасная. Парк Охори был полон народу. Нежный ветерок нес по безоблачному небу запах цветов и щебетание птиц. Автостоянка была забита до отказа; в ее конце выстроились четыре туристических автобуса. Озеро, настолько большое, что с одного берега невозможно было различить другой, отражало солнечный свет; по его поверхности скользили стаи уток и лебедей. То там, то сям виднелись прогулочные лодки. Озеро опоясывали беговые дорожки, рядом находились детская площадка, Музей искусств и сад камней. Солнечный свет резал глаза, повсюду пестрели раскрытые зонтики. Несколько художников-любителей, вероятно, членов местного клуба, склонившись над своими мольбертами, изображали водную гладь и мост над ней.

Бронетранспортеры, миновав стоянку, сразу направились к зданию ресторана, где должен был находиться Куцута. Чуть поодаль за ними следовали несколько зевак на велосипедах. В небе стрекотал вертолет телевизионщиков.

При виде бронетранспортеров люди в парке пришли в замешательство. На первом этаже ресторана посетители повскакивали с мест; матери хватали детей. Официанты, казалось, прилипли к широким стеклам. Гулявшие в нерешительности остановились, художники-любители оторвались от этюдников. Каждый знал, что на бронетранспортерах приехали люди из Корпуса Корё для того, чтобы арестовать очередного преступника. И благодаря многократно транслировавшемуся новостному сюжету всем было хорошо известно, что накануне попытка ареста одного из подозреваемых в тяжких преступлениях окончилась стрельбой со смертельным исходом. Чхве все это очень не нравилось, так как паника могла привести к непредсказуемым последствиям.

Первым делом он передал по рации Тхаку, который находился в другом транспортере, чтобы тот сообщил через штаб в редакцию «Эн-эйч-кей» о срочном отзыве вертолета с журналистами. Затем Чхве приказал На Юн Хаку следовать за ним, и они оба вылезли из БТР. Зеваки вокруг оживленно переговаривались и, судя по всему, не собирались расходиться.

Чхве осмотрелся и выпрямился, ожидая, когда улетит вертолет с телевизионщиками. Как только звук лопастей стал затихать, он поприветствовал собравшихся на своем родном языке: «Анхён хэшхимникка!» – «Добрый день». Несколько человек невнятно отозвались. Чхве заложил руки за спину и подошел к группе живописцев-любителей. Их было около десятка, в основном пожилые люди. Один из рисовальщиков, бородатый, в коричневом кожаном пиджаке и берете, был у них, вероятно, главным.

– Хорошая погода! – заметил Чхве, стараясь не улыбаться, так как его улыбка могла напугать неподготовленного человека. – Я тоже люблю рисовать и писать красками. Красиво здесь, – добавил он торжественно. – Напоминает Корею, там тоже есть что-то похожее. У нас имеются и зоопарк, и ботанический сад. А по праздникам туда приезжают семьи с детьми.

Мужчина в берете объяснил ему, что это место называется парк Охори.

– О да, – кивнул Чхве и указал на середину озера. – Но какой длинный мост, не правда ли?

– Это не один мост, – отозвалась пожилая художница, не выпуская кисти из руки. – Это на самом деле, знаете ли, четыре небольших моста, и они соединяют три острова.

Художница перечислила Чхве названия каждого острова и моста. Другую руку она держала так, словно хотела прикрыть глаза от солнца. На женщине были мягкая широкая шляпа и легкая коричневая кофта.

– Спасибо вам, я понял, – сказал Чхве, заглянув в ее рисунок: плавающие по водной глади птицы. – Прошу прощения, но мне нужно идти, – добавил он, обращаясь ко всей группе.

Художники смотрели ему вслед, пока Чхве не дошел до своего бронетранспортера, затем снова вернулись к работе. Зеваки и посетители ресторана, с тревогой наблюдавшие за их разговором, вздохнули с облегчением.

Чхве дал приказ своей команде выходить. Тхаку он приказал ждать в другой машине. Чхве не сомневался, что его команда прекрасно справится с заданием без посторонней помощи. Пятеро японских полицейских двинулись вперед, Чхве и На шли позади них. Скорее всего, Куцута ждал их один, ведь он сам предложил арестовать его в ресторане, чтобы зря не травмировать больную мать.

Люди, которые в тот момент находились в парке, видимо, спокойно относились к проводимой операции. Репортер из «Асахи симбун» попросил включить его в состав команды, но Чхве отказал. Люк второго БТРа приоткрылся, и оттуда выглянул Тхак, провожая глазами своего начальника. Зеваки двинулись было вперед, толкая велосипеды, но бронетранспортеры закрыли обзор, и они стали перемещаться в сторону парковки.

Здание было довольно большим. Помимо ресторана, там размещались два магазина, в которых продавались сувениры, лапша и мороженое. Слева можно было видеть лодочную станцию. На некотором расстоянии от места событий все еще кружил вертолет «Эн-эйч-кей». Чхве обернулся – определенно, его что-то беспокоило. Он увидел выглядывавшего из бронетранспортера Тхака, насупившегося репортера из «Асахи» с камерой в руках, автобусы на стоянке… Число зевак выросло уже человек до ста. Что-то явно было не так, но что именно, Чхве не мог понять. Он вызвал по рации Тхака и сказал смотреть в оба. Лестница, ведущая на второй этаж, находилась слева. Чхве отворил двери и первыми пустил туда полицейских-японцев.

Войдя с улицы, полицейские попали в холл. Приватные кабинеты на втором этаже ресторана были доступны только по предварительной регистрации, и здесь было что-то вроде ресепшена. С потолка на толстой цепи свисала массивная люстра с лампочками-свечками. У стены стоял кожаный диван, далее помещался бар, открывавшийся только после обеда.

– Прошу сюда! – неожиданно раздался голос.

Чхве и На увидели человека в черном фраке, вероятно, официанта.

– Господин Куцута ждет вас, – добавил официант чуть дрогнувшим голосом.

Полицейские-японцы двинулись вверх. Перила деревянной лестницы поражали искусной резьбой. Стены пестрели фотографиями посещавших ресторан знаменитостей. Чхве бросился в глаза снимок, на котором была изображена некая пара в вечерних костюмах. Как гласила надпись, Генеральный консул Соединенных Штатов и его супруга. Действительно, к юго-западу от парка в районе элитной застройки располагалось консульство США. В настоящее время дипломаты и их охрана, состоявшая из бойцов морской пехоты, были уже эвакуированы в Токио.

Отряд достиг второго этажа, где находился разделенный на сектора зал с широким балконом, выходившим на озеро. От солнца столики на балконе прикрывали красочно расписанные зонты. Чхве и не знал, что здесь есть балкон. Пол в зале покрывал толстый ковер; посередине стоял стеклянный стол, окруженный кожаными креслами. Повсюду – горшки с цветами и комнатными растениями. Зеркала на стенах увеличивали объем помещения.

Официант указал на золоченую табличку с надписью «Анютины глазки» – это и была их цель. Один из полицейских постучал. Раздался голос: «Минуточку!» – и через мгновение дверь отворилась. В проеме появился небольшого роста человечек в коричневом пиджаке. На лбу его мигом выступил пот, и он начал нервно облизывать губы. Он избегал прямого зрительного контакта с кем бы то ни было. Официант, сопровождавший команду, к этому моменту испарился.

Кабинет был около сорока квадратных метров. Посреди, окруженный стульями, стоял стол из массива дуба, в углу – выложенная из кирпича печь. Дверь вела на балкон, за которым простиралось озеро. Казалось, что кабинет тонет в солнечном свете, а балкон парит в отраженных от воды лучах.

При виде Чхве Куцута растерял остатки самообладания и буквально упал на стул.

– Встать! – приказал полицейский-японец и стал зачитывать ордер на арест: – Куцута Синзаку, вы арестованы по обвинению в торговле наркотиками и незаконной торговле человеческими органами… – Закончив, он поднял Куцуту на ноги и достал наручники.

«Отчего при таком ярком свете не опустили шторы?» – промелькнула мысль в голове Чхве. В этот момент стекло лопнуло, и его осколки влетели внутрь кабинета. Чхве повернулся к окну и увидел катящийся по направлению к нему металлический цилиндр, похожий на банку лимонада. «Граната!» – пронзила догадка. Без всяких колебаний он бросился вперед, и в ту же секунду раздался оглушительный взрыв.

Чхве распластался на полу. Ему показалось, что в голове разом взвыло неисчислимое множество сирен. Блеск водной глади превратился в миллион ослепительных солнц, которые через мгновение заполнили все пространство вокруг. Больше Чхве ничего не видел. Он не чувствовал своего тела, не понимал в каком положении оно находится, не ощущал ни своих рук, ни головы. Ощущение пространства было полностью утрачено…

Чтобы окончательно не лишиться сознания, Чхве попробовал укусить кончик языка, но даже не понял, где у него язык, а где зубы. Тело превратилось в бесформенный комок плоти. «Это комната, где был Куцута… На нас совершено нападение…» Он хотел приказать На Юн Хаку, чтобы тот вызвал подкрепление, но не смог произнести ни слова. Да и был ли На рядом с ним?

Что-то прорывалось в его оглушенный мозг – нечетко и непонятно. Словно кто-то разговаривал на шумной строительной площадке. Кто-то кричал по-японски: «Спускайся!», но кто это был – непонятно. И еще одна мысль пришла к Чхве: почему он до сих пор жив, а не разлетелся кусками по всей комнате? Страшно воняло серой. Грохот, вспышка – в комнату явно бросили светошумовую гранату. Но зачем? Почему не бросили осколочную?

Послышалось сухое отрывистое стаккато пистолета-пулемета. Со всех сторон засвистели пули – должно быть, это отстреливался На. И снова послышались голоса: «Не стрелять! Они нужны живыми!»

Ну разумеется, это же четыре туристических автобуса с задернутыми занавесками! Чхве с самого начала чувствовал, что с ними что-то не так. Внутри располагались враги, спецназ или же солдаты Сил самообороны. Но разве в Силах самообороны используют светошумовые гранаты? До слуха Чхве доносились крики и стоны. Кто-то орал: «Не стреляйте!» Почему «не стреляйте»? Разве они не враги?

Он почувствовал, что его ощупывают. Снова раздалась оглушительная пальба, но уже издалека – вероятно, бой шел за пределами здания. Слышались выстрелы из штурмовых винтовок, стрекотали очереди, выпущенные из пистолетов-пулеметов; визжали пули, рикошетя от бетона и металла. Крики множества людей сливались в единый вой. Но что же произошло? Неужели Тхак вызвал подкрепление? Иначе справиться с четырьмя автобусами просто невозможно.

Стрельба не утихала, и Чхве стал слышать выстрелы более отчетливо. Кто-то отчаянно закричал, и следом послышался звук бьющегося стекла. Что-то громко жужжало, вероятно, это был вертолет.

Чхве услышал голос: «Берите его под мышки. Поднимайте. Быстрее!» Он понимал, что его пытаются поднять с пола, и вдруг ощутил ничем не передаваемую, страшную боль. Она пришла снаружи и просочилась в самый центр его существа, отчего все тело забилось в конвульсиях. Боль прошла по каждому его члену и сосредоточилась в одном месте. Сначала это место сжалось до размеров точки, но в следующий момент взорвалось миллионом ярчайших световых шаров, превратившихся в единое пространство, заполненное белым светом. Именно боль помогла Чхве ощутить очертания собственного тела. Он ощущал, как крошечный кусочек его плоти расширяется, выстреливая в разные стороны отростки, которые превращаются в голову, туловище, руки и ноги. Подобно ящерице, что обладает способностью отращивать утраченный хвост, Чхве почувствовал плечо, предплечье, запястье, кисть и, наконец, пальцы. Почувствовав пальцы, он попробовал сжать руку в кулак и пошевелить ею. Теперь он чувствовал бедра, колени, ступни. И откуда-то из моря белого света появилось первое видение – дрожащее, колеблющееся пятно.

Чхве попытался пошевелить правой рукой. Рука была какой-то скользкой, словно облитой маслом. В сияющей белизне стали появляться неясные тени. Тени двигались, и их становилось все больше и больше. Наконец, словно осадок в стакане, внизу его поля зрения появилось изображение. Чхве пошевелил пальцами, чтобы нащупать свой АК и «скорпион», но оружие исчезло. Голова раскалывалась, словно сквозь нее простреливали бесчисленные молнии. Чхве ничего не видел правым глазом, а левый давал картинку, какая получается, если смотреть через испорченный прибор ночного видения. На улице продолжались крики и стрельба. Кричали ли стрелявшие или же орали раненые – было решительно непонятно. Чхве понял, что его поднимают с пола и переворачивают на спину. Кожу на животе, казалось, сдирает кусками множество отточенных щепок. Чхве дернулся от боли и увидел перед собой овальную тень; от нее к нему что-то потянулось. Чхве широко открыл глаза, сначала левый, потом правый. Правый ничего не видел, а в левом была все те же водянистая мгла, которую прорезали вспышки молний, причинявшие острую боль. Он поднялся на ноги и увидел свой обгоревший до мяса живот и обугленные мышцы. Рядом с ним в луже крови плавало чье-то изрешеченное пулями тело. Чхве различил лишь обрывки синей униформы – неужели это На? Неподалеку валялось еще несколько трупов, но были это нападавшие или люди из его команды, он сказать не мог.

Его выволокли из комнаты. Вокруг виделись какие-то темные фигуры, не исчезавшие ни когда его тащили через зал, ни внизу около лестницы. Их было много, возможно, несколько десятков. Перед Чхве оказалось огромное зеркало, в котором, как ему показалось, существовало иное измерение. Чхве увидел человека, поддерживаемого двумя темными фигурами. Одежда на этом человеке висела лохмотьями, обнажив обугленный живот и сожженные гениталии. Но кто этот человек? Однажды Чхве посещал концентрационный лагерь в горной провинции Южный Хамгён в сопровождении члена Политбюро. По просьбе партийного товарища он убил заключенного в лагере политического преступника ударом в грудь.

– Вы известны своими навыками в кёксульдо, – сказал ему чиновник. – Так давайте же посмотрим на вас в деле!

Чхве увидел перед собой практически обнаженного человека – одежда его превратилась в лохмотья. Волосы на лобке сплошь были покрыты вшами. Отказ от выполнения просьбы или даже секундное замешательство, сами по себе, являлись преступлением.

– Эта тварь – предатель нашего дорогого Великого Руководителя! – объяснил ему член Политбюро, раскрасневшийся от выпитого вина. – Этот недочеловек не заслуживает лучшего отношения, чем обычный опарыш.

Чиновник засмеялся и добавил:

– Или вам по вкусу опарыши?

Это был первый случай, когда Чхве убивал человека голыми руками. Его тогда поразило, насколько горячим может быть человеческое тело. И теперь тот убитый им человек отражался перед ним в зеркале. Недочеловек, политический преступник. Он смотрел на Чхве и говорил, смеясь: «Мы с тобой – одно и то же. Посмотри на себя. Выбитый глаз, обожженный живот, обугленные яйца!»

Темные фигуры протащили его дальше, и видение в зеркале пропало.

– Нет! – закричал Чхве.

Он сложил кисть своей правой руки наподобие клинка и попытался ударить тех, кто держал его, при этом не переставая орать:

– Я не такой, как ты!

Фигура справа ослабила свою хватку, а та, что была слева, крикнула:

– Эй, ты чего там?

Под тем, что должно было быть головой, виднелось узкое бледное пятно, похожее на горло. Чхве изо всех оставшихся у него сил ударил туда стиснутыми пальцами. Послышался придушенный вой, словно издыхала собака. В горло Чхве не попал, но все же кончики его пальцев сделались теплыми и липкими. Тень отшатнулась от него, продолжая выть. Другая тень выкрикнула: «Ах ты ж с-сука!» – и выстрелила Чхве в колено.

Он стал оседать на пол. Но его снова подхватили под руки, и Чхве увидел впереди себя собственные ноги.

– Выносите его отсюда! Живо!

Правая нога Чхве вся была залита кровью и как-то неестественно согнута, но он все равно ничего не чувствовал. Единственное, что занимало его сейчас, – убил или нет он тень, что была слева? Если даже удар и не оказался смертельным, гортань точно должна быть повреждена. «Я – мужчина! – сказал сам себе Чхве. – Я не дерьмо».

Вертящийся перед его взором потолок сменило ясное небо. Чхве понял, что его вынесли на улицу. Стрельба вдруг прекратилась, словно по команде. Чхве ощутил движение воздуха от вертолетных лопастей и услышал тонкий, плаксивый голосок, будто выводящий траурный гимн. Окна второго этажа здания были полностью выбиты; повсюду валялись мертвые тела. На ветру развевались обрывки холстов и бумажных рисунков. К этому месту приближались четыре автобуса, и вместе с ними росло количество темных фигур. За автостоянкой Чхве увидел еще один полицейский бронетранспортер – значит, Тхаку удалось вызвать поддержку. БТР был оснащен тридцатимиллиметровой автоматической пушкой. Он проехал по валявшимся велосипедам, нещадно давя металлические рамы. Но почему прекратилась стрельба? Почему БТР не стреляет по автобусам? Именно туда его сейчас и несли темные фигуры. «Меня взяли в плен!» – промелькнула мысль. Можно ли пошевелить правой рукой? Карман со взрывпакетом вроде бы все еще на месте… А мертвый пленный врагу бесполезен. Чхве застонал и потянулся к груди, ища клапан кармана. Нащупав, вытащил запальный шнур и обмотал вокруг пальца. Потянув за него, Чхве вдруг увидел странное: собаку у ворот дома Маэзоно. Это была черная собака с лоснящейся шерстью, длинной мордой, тонкая и изящная. Почему именно она? Но все же какое красивое животное!

И Чхве изо всех сил дернул запальный шнур.

5. Духи-хранители

6 апреля 2011 года

Мори посмотрел на часы. Какого черта они до сих пор туг торчат? После полудня прошло уже шесть минут… Он и Тоёхара бросили свои велосипеды около магазина на углу в Одо, у западной оконечности моста Атаго. Ребята притаились в тени толстой бетонной колонны, что служила опорой моста, и наблюдали за территорией на восточной стороне, располагавшейся через реку вниз по проспекту Йокатопия. Феликс следил за полицейской командой и сообщил, что бойцы Корё направляются в Одо и к полудню прибудут к данчи – старому жилому кварталу с типовыми зданиями. Это означало, что конвой проедет мимо них через минуту.

Последние несколько дней Мори постоянно проводил наблюдения, поскольку у него было достаточно свободного времени и велосипед в придачу. Однако из всей группы Исихары к его донесениям никто особо не прислушивался. Тоёхара пошел в этот раз с ним. Потому что у него тоже был велик, а кроме того, он был обладателем бинокля, и сейчас он сжимал его так крепко, что фаланги пальцев побледнели.

Северокорейские войска разбили свой лагерь между высоким зданием отеля и стадионом «Фукуока Доум». Они называли себя Экспедиционным корпусом Корё, но в группе Исихары их все называли просто «корёйцами» – первым начал Андо, и всем понравилось. «Корёйцы» начали прямую трансляцию ежедневной получасовой программы на телеканале «Эн-эйч-кей Фукуока-ТВ». Программу вела новая ведущая, которая на этот раз беседовала с Чо Су Ёмом, тот курировал у «корёйцев» вопросы пропаганды. Чо, помимо прочего, заявил, что казармы для прибывающих подразделений будут возведены на незанятых участках в Одо и других местах района Ниси.

– Торги уже проведены, – сказал Чо, – и строительство начнется незамедлительно. Кроме того, – добавил он с улыбкой, – этот проект поможет восстановить экономику Фукуоки.

Чо также подчеркнул, что любой акт агрессии по отношению к прибывающим частям приведет к ответным мерам в Токио и других крупных городах Японии. Выпуск программы начался в половине девятого утра, и отделения «Эн-эйч-кей» по всему Кюсю провели его в прямом эфире. Однако руководство телекомпании рассматривало передачу исключительно как пропаганду, и все остальные отделения «Эн-эйч-кей», вне острова, ограничивались простым упоминанием о состоявшемся эфире в очередном ежедневном выпуске новостей.

Далее Чо разъяснил, какие обвинения предъявлены уже задержанным «преступникам», дал комментарии относительно стрельбы в Даймё 1-тёмэ и инцидента в парке Охори, с точки зрения ЭКК, а также пояснил видение ближайшего будущего. Корпус, сказал Чо, гарантирует свободу экономической деятельности, но особый приоритет будут иметь интересы простых трудящихся; он подверг критике политику японского правительства в части продолжения блокады бухты Хаката, поскольку эти действия существенно препятствуют торговле с такими важными партнерами, как Китай, Южная Корея и Тайвань. Чо выразил готовность командования Корпуса допустить в оккупированную зону инспекторов ООН «сразу же, как для этого наступит подходящее время». Также Чо пообещал, что вскоре в оккупированной зоне будут открыты южнокорейское, тайваньское, американское и другие консульства на основе принципа экстерриториальности в соответствии с международным правом.

Постоянные выступления Чо по телевидению сделали его самым известным среди «корёйцев». Особенную популярность он приобрел среди японских женщин, благодаря своей приятной внешности, красивому голосу и умению убедительно объяснять. Даже ведущая «Эн-эйч-кей» краснела каждый раз, когда он обращал на нее свой взор.