Текст книги "Фатерлянд"

Автор книги: Рю Мураками

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 43 страниц)

Когда Мори впервые увидел Чо по телевизору, он удивился тому, насколько обычный человек может отличаться от него самого. Мори весь состоял из округлых форм и внешностью напоминал сову. Его лицо было мягким и пухлым, словно свежеиспеченный хлеб, а его глаза, рот и нос были похожи на изюмины. Щеки Чо вполне могли подойти греческой статуе; кожа, покрывавшая его лицо, была настолько гладкой и тугой, что могла сойти за пластиковое покрытие. И, если взгляд Мори выражал столько же, сколько выражают камни, втоптанные во влажный песок, взгляд Чо был таким же ярким, как поверхность горных озер под безоблачным небом.

На текущий момент предполагалось, что сто двадцать тысяч прибывающих солдат будут расквартированы в Одо, а также в брошенных домах и здании бывшей начальной школы, расположенной по соседству. Северная часть Одо некогда была плотно заселена, но из-за кризиса и случившегося несколько лет назад сильного тайфуна жители оставили эти дома. Теперь местность представляла собой город-призрак. ЭКК выкупил эти кварталы у администрации Фукуоки и провел торги среди частных подрядчиков для повторного подключения водоснабжения, канализации, электроэнергии и газа. Работы должны были начаться в этот день, и теперь Мори с Тоёхарой ожидали прибытия инженерных частей «корёйцев».

Тоёхара со своим биноклем занял позицию на дальнем конце моста Атаго. Тоёхара был мускулистый парень с короткими конечностями и бритой наголо головой. Вообще, он представлял собой не тот тип человека, у которого можно было предположить наличие точных оптических приборов. Он так сильно прижимал бинокль к глазам, что со стороны казалось, будто он пытается вытянуть из своей головы две черные трубки. Бинокль был немецкого производства, огромный, из тех, которые обычно свисали с шеи германских генералов в старых военных фильмах. Металлические части потемнели от времени и покрылись патиной; кожаный футляр местами растрескался, а ремешок, судя по сращенным разноцветным полоскам кожи, пережил не один ремонт. Мори много раз хотелось попользоваться этим биноклем, но он не умел обращаться с ним. Мори даже понятия не имел, что такое «совместное пользование» или «делиться». Единственное, чем «поделился» с ним старший братец, когда Мори учился в средней школе, – это удар рукояткой ножа после убийства родителей. В приюте, куда Мори попал некоторое время спустя, тоже не знали такого понятия. Дети посильнее и любимчики нянек отбирали у остальных все игрушки и книги.

Засыпая или просто прикрывая глаза, чтобы отстраниться от окружающего мира, Мори видел одно из двух: либо общий зал в приюте, либо детскую площадку там же. В зале он видел других детей, играющих с видеоприставкой или конструктором, в то время как он сам сидел один, глядя в окно. На площадке Мори оставался под росшим на ней тополем, а остальные играли в тарелочки, пинали мяч или прыгали через веревочку. Мори всегда что-то отделяло от предметов для развлечения, будь то фрисби, конструктор или видеоигры. Это «что-то» было больше, нежели просто расстояние или преграда. А просить у кого-то что-нибудь взаймы или играть во что-то вместе было за гранью понимания Мори.

Тоёхара оторвал бинокль от лица. То ли из-за нервного напряжения, то ли из-за того, что он никогда не умел рассчитать свою силу, Тоёхара вечно хватался за предметы так, что его пальцы становились белыми как мел. Он заметил, что Мори смотрит на его бинокль, и сказал:

– Он сделан в Германии.

– Я знаю, – кивнул Мори.

Тоёхара сообщал Мори эту информацию уже в четвертый раз.

Мори полагал, что с этим старым биноклем связана какая-то история. Его всегда интересовали старинные вещи, и он любил читать об истории и древних культурах. Ему хотелось расспросить Тоёхару про бинокль, но он не знал, как подступиться к этому делу. Что нужно сделать? Спросить: «Какая классная вещь. Тебе кто-то подарил?» Или: «Выглядит довольно старым. Когда его сделали? Сильно ли увеличивает? Можно ли отсюда увидеть отель «Морской ястреб 41?» Подобные вопросы возникали в его голове один за другим, но сразу же смешивались в какую-то кашу. Он чувствовал, что стоит ему открыть рот, как весь энтузиазм сразу же испарится, от неуверенности в себе он спутается и не сможет даже закончить фразу. И Мори ни о чем не стал спрашивать…

Вообще он никогда толком не разговаривал с товарищем. В течение последних двух дней они вместе ездили за конвоями Специальной полиции, но, несмотря на все то, что им случилось увидеть, они почти не говорили друг с другом. А произошло многое, особенно накануне. Погибло множество народу, один из офицеров Корпуса подорвал себя, автоматическая пушка бронетранспортера огнем уничтожила четыре автобуса прямо у них на глазах. И тем не менее они едва обменялись парой слов за целый день. Разумеется, на месте было не до этого: вокруг свистели пули, было много суеты и криков, но они не стали обсуждать увиденное даже после того, как вернулись домой.

Тоёхара посмотрел на свой бинокль, затем на Мори и опять на бинокль. Когда он снова перевел взгляд на Мори, Мори подумал, что парень хочет дать ему посмотреть, но никак не решался задать вопрос. Тоёхара был на полголовы ниже Мори, который и сам-то не превышал метра шестидесяти пяти сантиметров, однако мышцы на широких плечах и груди парня буквально выпирали наружу, а руки и ноги были короткими и крепкими, словно бревна. Исихара называл Тоёхару Халком. Бритый наголо, он отличался повышенной волосатостью по всему остальному телу. Длинный черный ворс прорастал с затылка, из плеч, шеи, рос даже на фалангах пальцев рук и ног. При ближайшем рассмотрении можно было заметить, что у него совсем детское лицо, однако первым и единственным, что оставалось в памяти, были его телосложение и волосатость.

В детстве Тоёхара был хиленьким ребенком – он страдал от туберкулеза. Его родители жили в Токио, но воспитывался он в доме дедушки по отцовской линии в префектуре Сага, к юго-западу от Фукуоки. Дед Тоёхары происходил из высокопоставленного рода, проживавшего в вотчине Набэсимы^[23], и служил почтмейстером. Он был весьма гордым человеком с мировоззрением эпохи феодализма. Тоёхара получил хорошее, хотя и строгое воспитание. Мальчика обучали кендо – искусству боя на мечах, – и однажды ему проломили голову деревянным мечом. В шестом классе он посмотрел сериал «Куоре: три тысячи лиг в поисках матери». Он решил, что для ребенка совершенно нормально, если он захочет разыскать свою маму. Приобрел билет и сел на поезд до Токио. Его поймали и отправили домой. На следующий день он снова сел на скоростной поезд, на этот раз прихватив с собой один из старинных самурайских мечей своего деда, что, по сути, было кражей. Первый же кондуктор, который попытался насильно высадить Тоёхару, был рассечен мечом. Тоёхара с некоторым трудом вытащил меч из тела и попытался обезглавить труп. Убив своего врага, человек должен отрубить ему голову и высоко поднять ее для всеобщего обозрения, чтобы провозгласить победу, – так, по крайней мере, следовало из самурайского кодекса, каковой Тоёхара благодаря своему деду знал назубок. Он одновременно уважал и ненавидел деда, которого называл Хлоп-Хлоп! И он полагал, что старик похвалит его, скажет, что он поступил правильно, убив своего оскорбителя, но судьба распорядилась иначе: ему никогда больше не пришлось разговаривать с дедом.

Ни разу Тоёхара не задавался вопросом, насколько актуальны дедушкины истории о воюющих государствах сегодня. До сих пор он никак не мог понять, почему то, что пятьсот лет назад было хорошо, вдруг превратилось во что-то плохое; почему один и тот же поступок, делающий человека героем на войне, в гражданской жизни делает его преступником. Впрочем, Мори тоже этого не понимал. Когда Тоёхара присоединился к группе Исихары, с ним был тот самый украденный из дедовской коллекции старинный меч.

Над проспектом Йокатопия набежали тучи, небо посерело. Прогноз погоды предсказывал необычно холодный ветер для начала апреля, но на Тоёхаре были лишь гавайка, хлопчатобумажные шорты и шлепанцы. Рубашка, расписанная красными, желтыми и зелеными черепами, была ему не по размеру: плечам было тесно, зато ее подол опускался ниже шорт, отчего костюм напоминал гавайскую одежду «муу-муу». Точно так же Тоёхара одевался даже зимой, но, несмотря на это, его руки и ноги оставались всегда теплыми. Мори носил синюю рубашку размера XL, джинсы с талией в сорок дюймов и черный нейлоновый пиджак, который тоже был ему не по размеру. Он купил его в магазине «Касии» за три тысячи иен, включая налог. Самый большой размер едва налез на него – Мори даже не смог застегнуться. Но он все же купил этот пиджак – потому что продавец сказал, что вещь прекрасно на нем сидит. При этом он отметил про себя, что проходящие по торговому залу покупатели при виде их с Тоёхарой шарахались в сторону.

Рокот в небе нарастал, и вскоре над крышей отеля «Морской ястреб» появился вертолет. На его бортах крупно значилось: «Эн-эйч-кей Фукуока». «Корёйцы» объявили, что будут сбивать любой вертолет над отелем, кроме машин «Эн-эйч-кей» и «Ниси симбун» – главной фукуокской газеты.

– Вот и они, – произнес Тоёхара, пряча бинокль в футляр.

Двигавшиеся по проспекту Йокатопия автомобили сразу же прижались к тротуару, чтобы уступить дорогу. Минуту назад заполненная машинами всех цветов и размеров трасса сделалась пустынной в обоих направлениях. Как только появлялись машины «корёйцев», в воздухе, казалось, повисало какое-то напряжение, подобное электрическому. Мори понравился тот момент, когда вооруженный спаренной пулеметной установкой бронетранспортер появился в том месте, где проспект делал небольшую извилину. За БТРом двигался микроавтобус, а за ним можно было различить второй транспортер. На почтительном расстоянии от конвоя в небе летел вертолет государственной телекомпании.

Тоёхара бросился к оставленному на автопарковке велосипеду и прыгнул в седло. Это был популярный у домохозяек тип с корзиной впереди и без верхней перекладины. Седло было слишком высоко для коротких ног Тоёхары, поэтому ему пришлось ехать стоя. Набрав скорость, велосипед начал раскачиваться – верхняя его часть качалась влево-вправо, нижняя, соответственно, в обратном направлении. Мори также вскочил на свою машину и направился следом за Тоёхарой. Ему очень хотелось поближе рассмотреть бронетранспортеры, но было бы лучше вернуться на складской комплекс до того, как «корёйцы» достигнут данчи, или типовой застройки. Данчи Одо находилось неподалеку от складов, занятых группой Исихары, и привлекать к себе лишнее внимание было глупо. Сегодня Такеи собирался раздать членам группы огнестрельное оружие. Кроме того, они должны были сообщить новости сразу после полудня. Мори все время думал о том, как возьмет в руки оружие, и гадал, что же ему достанется.

Такеи держал оружейный склад в подвале корпуса «G». Чтобы не засветиться, он при помощи четырех помощников – Канесиро, Хино, Ямады и Мори – под покровом ночи перенес весь арсенал в корпус «С». Такеи страдал одновременно от близорукости и дальнозоркости, да еще в придачу у него был астигматизм. Поскольку у него не было очков, а дверь тонула в ночной тьме, для того чтобы ее открыть, потребовалась целая вечность. О том, чтобы дать в руки кому-нибудь другому ключи от множества замков, какими была снабжена дверь, Такеи не допускал даже мысли. Внутренность корпуса «G», где ранее находился склад одежды, пахла пылью и плесенью. При каждом шаге вверх поднимались пыльные облачка и хлопковые волоконца. Пройдя несколько метров, аллергик Хино остановился, согнулся пополам и захрипел.

Оружие хранилось в дальней комнате подвала. Помещение по площади было не более тридцати квадратных метров. Стояла непроглядная темень, и Канесиро включил фонарик. У дальней от входа стены были сложены друг на друга дешевые чемоданы. Мори и Ямада стащили на пол один из них, и Такеи, дрожа от нетерпения, наклонился, чтобы открыть его.

– Смотрите! – воскликнул он. – Смотрите!

Внутри чемодана находились три металлических ящика и пять обернутых в промасленную бумагу свертка, каждый размером с книгу в твердом переплете.

– До сих пор меня так и прет от этого! – произнес Такеи.

Винтовочные ложи и стволы отливали серебром, а спусковые механизмы и прочие подвижные части были из темного металла. Мори затаил дыхание: он видел настоящее оружие впервые в жизни.

– Вау! – воскликнул Ямада, обнажив свои кроличьи зубы.

– Красиво! – вздохнул Хино и протянул руку, чтобы потрогать ствол, на Такеи шлепнул его по руке.

– Давайте все-таки начнем переносить их, – предложил Канесиро, но Такеи достал одну винтовку и стал разглядывать ее с мечтательным выражением лица. Затем он взглянул на товарищей с улыбкой Чеширского Кота. В колеблющемся свете фонаря она напоминала лежащий горизонтально полумесяц.

– Это, – произнес Такеи, не переставая улыбаться, – легендарная винтовка Драгунова!

Такеи в этом году исполнилось сорок восемь, и все знали об этом, хотя он красил волосы в темный цвет, чтобы выглядеть моложе. У него было совершенно невыразительное лицо, на котором было трудно сосредоточиться. Стоя у стены, он, казалось, растворялся на ее фоне. Он уже собирался укрепить прицел и вставить магазин, как Канесиро решительно заявил, что пора приниматься за дело. На первой ходке Такеи, Канесиро и Мори взялись нести металлические ящики, а Хино и Ямада достались промасленные свертки.

Мори ехал на велосипеде вдоль авеню Марина, затем продолжил путь через запущенный и унылый жилой район Тоёхама. Слева через дорогу располагалась начальная школа. Была только середина обеденного перерыва, но внезапно раздался школьный звонок (его мелодия «динь-дон-дан-дон» навевала ностальгию), и голос из громкоговорителя возвестил: «Внимание всем учащимся! Всем срочно вернуться в свои классы!»

Колыбельный звук звонка казался неуместным среди вызванной приближением конвоя ЭКК суеты. Большая часть учеников послушно направились по классам, но некоторые побежали к главным воротам, откуда открывался хороший вид на улицу. Прохожие начали привыкать к характерному звуку двигателей бронетранспортеров, и при их приближении уже никто не разбегался по сторонам.

Накануне в парке Охори погибло много людей. «Эн-эйч-кей» транслировало съемку бойни бесчисленное количество раз. Камеры снимали с высоты птичьего полета. Хотя в их объективы и попало несколько смертей, с земли Мори увидел куда больше ужасных вещей. Телевизионщики не дали кадры, на которых у людей отлетают конечности, раскалываются головы, и пули превращают тело ребенка в кровавое месиво. Но даже без этого на телезрителей выпуски новостей произвели огромное впечатление. Никому еще не приходилось видеть, как японцы падают, скошенные пулями, – разумеется, за исключением кадров документальных фильмов более чем полувековой давности. Удивительно, но городские власти так и не выдали каких-либо инструкций и рекомендаций. Они даже не предупредили, чтобы люди держались подальше от бронированных машин. По телевизору прозвучала рекомендация проявлять осторожность при возникновении каких-либо «потенциально опасных ситуаций», и на этом все. Даже школьное руководство никак не объяснило ученикам, почему они должны вернуться в классы при появлении конвоя. Вероятно, оповещения людей о том, что им не следует приближаться к колонне Специальной полиции, могли оказаться противоречивыми, и поэтому было решено отказаться от такого шага.

Как бы то ни было, из офисов, супермаркета, почтового отделения и окрестных магазинов на улицу спешили служащие и покупатели, чтобы поближе посмотреть на колонну. Люди выстроились на краю тротуаров, словно во время марафона или демонстрации. Некоторые курили, другие попивали из банок сок, кто-то оживленно общался с приятелями. Несмотря на вчерашнюю трагедию в парке Охори, никто не боялся полицейской колонны, потому что видели по телевизору, как развивались события. Всем было понятно, что именно там произошло и кто виновен в случившемся.

А произошло вот что. В самом начале второго часа дня два офицера Специальной полиции ЭКК и пятеро полицейских префектуры проникли в здание, чтобы произвести арест некоего преступника. Спустя несколько минут на втором этаже раздался громкий взрыв. Когда к зданию бросились четверо полицейских, со стороны автостоянки из припаркованных там туристических автобусов началась стрельба. Все это было заснято с вертолета «Эн-эйч-кей», да и свидетелей хватало: факт был в том, что первыми открыли огонь люди из Специальной штурмовой группы префектуры Осака, засевшие в автобусах, которые сыграли роль троянских коней. Одному из корейцев пуля попала в шею, и он рухнул на землю, словно марионетка с обрезанными нитками, обезглавленный выстрелом. Остальные трое открыли ответный огонь из винтовок и ручных пулеметов. Посетители парка в панике бросились кто куда. Срикошетившая пуля разбила окно ресторана. Посетители выбежали на улицу, причем некоторые из них сразу же оказались на линии огня. Упади они сразу на землю, хоть бы и в грязь, возможно, и остались бы невредимыми, но никто из них не имел ни малейшего понятия, что полагается делать, если ты попал в перестрелку.

Подоспевшее подкрепление ЭКК огнем из автоматической пушки полностью уничтожило автобусы с людьми из Штурмовой группы. Многие, оказавшиеся в тот момент в парке, – и среди них Мори, – инстинктивно бросились в сторону корейцев, укрываясь от огня своих же спецназовцев, которые палили, видимо, не слишком заботясь о возможных жертвах среди гражданских.

Сам по себе инцидент только послужил на руку Корпусу Корё. По иронии судьбы благодаря «упреждающим» действиям вырубленной Специальной штурмовой группы корейцы завоевали полное доверие местного населения. Теперь за их конвоями бегало огромное количество детей, а за арестами наблюдали целые толпы народу.

Экспедиционный корпус незамедлительно опубликовал официальное заявление относительно инцидента, предъявив претензии к японскому правительству и выразив протест против «непростительного акта неприкрытой агрессии», в результате которого был причинен серьезный вред гражданским лицам, сотрудникам полиции префектуры, а также служащим самого Корпуса. При этом в заявлении отмечалось, что ЭКК на этот – но только на этот – раз воздержится от принятия ответных мер. На пресс-конференции представители Корпуса заявили, что они не собираются применять каких-либо мер по отношению к гражданским лицам, которые не выступают против ЭКК.

Полицейское управление префектуры Осака также сделало вымученное заявление, в котором подчеркнуло, что намерение властей состояло в том, чтобы захватить кого-нибудь из офицеров ЭКК с целью получения от него оперативной информации. Эвакуация посетителей парка Охори, отметили чиновники, послужила бы предупреждением для Специальной полиции, но неожиданное появление еще одного подразделения ЭКК смешало планы, и бойцы Штурмовой группы потеряли контроль над ситуацией, особенно когда посетители парка в панике стали разбегаться в разные стороны.

Это заявление вызвало вал критики со стороны властей Фукуоки, средств массовой информации и экспертов, которые считали операцию «непродуманной». В итоге начальник полиции префектуры Осака и еще с десяток высокопоставленных должностных лиц приняли ответственность за провал операции на себя и подали в отставку.

Правительство Японии заявило, что операцию санкционировало и подготовило исключительно полицейское ведомство Осаки. Глава секретариата высказал мнение, что сама по себе идея взять в плен кого-то из офицеров Корё для последующего допроса была вполне разумной, но вот исполнение – из рук вон плохим.

Однако мало кто поверил, что полицейское агентство Осаки действовало в данном случае исключительно по собственному почину. СМИ и большая часть населения подозревали, что правительство заранее знало о готовящейся операции, а полицейские Осаки просто стали козлами отпущения. В бойне погибли сорок шесть гражданских лиц, из которых шестеро были детьми младше тринадцати лет. Только четверо выживших были обозначены, как «раненые». «Скорая помощь» прибыла слишком поздно, и многие из тех, кого еще можно было бы спасти, умерли от кровопотери или от болевого шока. При этом ни администрация Фукуоки, ни правительство Японии ничего не сказали относительно компенсации жертвам инцидента.

Тоёхара жал на полной скорости. Его зад мотался из стороны в сторону в такт педалям. Мори следовал за ним. У него был детский велосипед, но имеющиеся пять передач позволяли передвигаться весьма быстро. Когда Мори нашел его, конструкция представляла собой ржавый каркас с порванной цепью и без шин. Но Фукуда, Андо и Феликс были ребятами с золотыми руками, и они, разыскав недостающие запчасти, сделали для Мори полноценный велик. В округе было много брошенных велосипедов. Однажды Мори притащил один такой домой, чтобы подарить Ямаде, но обнаружилось, что тот совершенно не умеет им управлять.

На самом деле, наверное, половина людей из группы Исихары не умела ездить на велосипеде. Мори научился ездить, украв один со стоянки примерно за год до того, как его братец расправился с семьей. Ямада же никогда даже не садился в седло и не понимал, что езде нужно учиться. Многие взрослые люди забывают, как они учились кататься. Как правило, велосипед покупался им бабушками или дедушками к моменту поступления в детский сад. Друг или старший брат держали велик за седло, и будущий ездок падал снова и снова, прежде чем не осваивал премудрость до конца. Но родители Ямады вообще не интересовались им; у него не было ни братьев, ни сестер, ни друзей. Да, впрочем, ни у кого в группе Исихары не было детства в полном смысле этого слова. Никого родители не учили ездить на велосипеде, плавать или заниматься каким-либо иным видом спорта. Никто никогда не играл в футбол или во что-нибудь подобное.

Почти все дома, мимо которых проезжал Мори, пустовали. Район Тоёхама был одним из первых участков суши, которые удалось отвоевать у моря и которые быстро пришли в упадок после того, как экономические обстоятельства резко изменились. Как только разорился крупнейший торговый центр, район Тоёхама почти мгновенно пришел в запустение. Однотипные корпуса домов жались вместе, словно шашки на доске для игры го. Мори проехал мимо опрокинутой гипсовой статуи Девы Марии, стоявшей в огороженном садике; увидел старуху, которая в лифчике и трусах развешивала на веревке одежду для просушки; миновал груду пустых бутылок, высыпавшихся из переулка; на глаза ему попалась пустая бамбуковая птичья клетка, свисавшая с покореженного карниза; затем через разбитое окно показался семейный алтарь в глубине темной комнаты. Далее шла бетонная стена, сплошь покрытая разрисованными граффити порванными и разлохмаченными предвыборными плакатами; на земле валялся похожий на гигантский презерватив газовый баллон; на короткой привязи вертелась тощая собака; на пороге чьей-то квартиры валялась растоптанная коробка из-под молока, вся усеянная муравьями; искореженный почтовый ящик с неумело нарисованной на нем вагиной; дети на крыльце с книжкой комиксов; подростки, играющие в пятнашки чьей-то шапкой, и ругающаяся на них молодая женщина в желтых сандалиях… Он воочию видел все это, но из головы не выходили картины вчерашнего дня. Автобусы Штурмовой группы, разносимые в щепки автоматической пушкой бронетранспортера… Мори подумал, что было бы здорово, если бы подобное произошло где-нибудь здесь. От треска пулеметных очередей закладывало бы уши и заставляло сжиматься желудок. Он изобразил звуки стрельбы и представил, что пустые бутылки, собаку, детей и молодую женщину разносят на куски пули.

Тоёхара несколько раз повернул направо и налево, чтобы максимально сократить путь. Мори, приподняв зад, продолжал ехать напрямую и время от времени терял Тоёхару из виду. Так как улицы перекрещивались почти что под прямым углом, срезать у Тоёхары особо не получилось, и вскоре они с Мори встретились в одной точке. Мори прикинул, где сейчас должен быть конвой ЭКК. «Корёйцы» никогда не ездили на большой скорости, и их машины легко можно было догнать на велосипеде. Скорее всего, Специальная полиция пыталась изучить на практике план города, а также хотела избежать аварий на улицах.

ЭКК уделял большое внимание вопросам связи с общественностью, чтобы не вызывать недовольство местных жителей. Это не означало, конечно, что корейцы помогали вдовам и сиротам, переводили старушек через дорогу или убирали городские парки, но свой лагерь они содержали в безупречной чистоте и порядке, а также оставались неизменно вежливыми, чтобы сохранить свою моральную высоту и превосходство. Чо Су Ём всегда низко кланялся, появляясь перед телекамерами в начале ежедневных трансляций. Арестованные Специальной полицией «преступники» были богатыми и влиятельными людьми и большого сочувствия в народе не вызывали. И именно солдаты из Экспедиционного корпуса еще до прибытия «скорой помощи» отвезли раненых в медицинский центр. Также они собрали тела убитых, упаковали их в толстые пластиковые мешки и очистили землю от крови. В тот же вечер командующий ЭКК посетил раненых в больнице и преподнес каждому букет цветов.

На Мори большое впечатление произвел случай, произошедший в парке за несколько минут до взрыва. Корейский офицер со шрамом на лице подошел к группе пожилых людей, которые сидели за мольбертами около озера. Он поговорил с художниками, и Мори показалось, что общение офицера и стариков вышло весьма душевным, хоть в это и трудно было поверить. Но что странно, Мори никак не мог восстановить в памяти их разговор. Они действительно о чем-то говорили, но память Мори, который этот разговор слышал, была пуста. Вообще, его воспоминания о сражении в парке были фрагментарными и мимолетными, как фигура Тоёхары, мелькавшая в просветах между домов.

Впереди справа показался закрытый торговый центр. Слева на поросшем лесом склоне высокого холма стояло несколько синтоистских святилищ. Синохара обычно собирал там муравьев на корм своим ядовитым паукам и лягушкам. Между клиникой и начальной школой располагался супермаркет, куда Мори часто ходил вместе с Ямадой. Иногда они покупали сэндвичи и лимонад и отправлялись на север к морю, чтобы закусить, глядя на водную гладь. По дороге туда находились средняя школа и «Макдоналдс», где собирались байкеры из «Клана скорости». Дальше открывалась линия горизонта, и все поле зрения заполняло море.

Мори прекрасно знал местность и мог по памяти изобразить расположение всех улиц. Но его воспоминания о вчерашнем оставались разрозненными, состоявшими из отдельных изображений, которые внезапно вставали у него перед внутренним взором. Он видел старика в жилете из толстой пряжи, в которого попала разрывная пуля. Старик рисовал эскизы. Как только началась стрельба, он присел на землю, закрыл голову руками и заплакал как ребенок. Мимо него пробежал корейский солдат, чтобы укрыться в канаве. Пуля пролетела мимо солдата и попала в старика. Его живот раздулся на долю секунды, а затем из него хлынул дождь из крови и кишок. Когда Мори рассказал об увиденном, вернувшись домой, Такеи объяснил ему, что снайперы Штурмовой группы иногда используют пули с мягкой головкой, чтобы убивать наверняка. Кончик пули деформировался при ударе о тело и посылал через него ударную волну, которая разрывала внутренние органы и оставляла огромное выходное отверстие. Пуля вошла в спину старика по нисходящей траектории и вышла через пах. Из возникшего отверстия внизу живота вывалились измельченные куски кишечника, напоминавшие кровавые экскременты.

Тоёхара поставил свой велосипед у входа в корпус «С», вбежал внутрь и бросился вверх по лестнице. Мори последовал за ним. Они не стали пристегивать велосипеды цепью или прятать их, поскольку воры не заглядывали в пустынный район бывших складов. Мори совсем запыхался, но не испытывал каких-либо неприятных ощущений. Даже когда в приюте он пробежал марафонскую дистанцию, то не чувствовал боли. Разве что ноги начало сводить судорогой. В конце концов он и бежавший рядом Ямада упали в обморок от недостатка кислорода. Врач в приюте сказал, что у обоих, похоже, была одинаковая проблема, заключавшаяся в недостатке в организме специального вещества, которое стимулирует нервную систему передавать болевые импульсы. Узнав об этом, Мори и Ямада принялись экспериментировать: для начала они едва не задушили друг друга насмерть, потом принялись втыкать в тело английские булавки, щипаться и так далее. Кончилось тем, что об этом узнали служащие приюта и заставили их прекратить дальнейшие эксперименты. Мори мог ощущать жар и холод, и что-то похожее на боль в отдельных частях тела: например, когда у него болела голова или живот. Иногда, мучаясь бессонницей, он чувствовал однообразную пульсацию за глазными яблоками, – но и всё. Врачи утверждали, что вопрос заключается не в генетических проблемах, а скорее имеет психологический аспект, а это означало, что в любой момент организм может начать вырабатывать «болевые» метаболиты. Пока этого не случилось, предупредили они Мори, ему следовало внимательно следить за полученными серьезными ранами, чтобы не допустить нагноения.

Все уже собрались в «гостинке». Ребята были в восторге от предстоящей раздачи оружия. Прямо у дверей своего кабинета в качалке сидел Исихара; Канесиро, Фукуда и Такегучи стояли посреди комнаты – по-видимому, они только что закончили работать над новой взрывчаткой, которую называли «печеньками». Исихара выглядел сонным и неспешно листал потрепанный журнал с фотографиями какой-то порноактрисы. Когда вошел Мори, Ямада посмотрел на него сквозь очки в черной оправе и сказал:

– С возвращением!

Ямада сидел на ковре, сняв свои башмаки из черной кожи, в хлопковых, кремового цвета штанах, розовой рубашке и бежевом пиджаке.

Иногда у Ямады появлялась временная работа. Несмотря на экономический кризис, то тут, то там то и дело открывались массажные салоны или мини-отели для любовных встреч, и Ямада без особых проблем устраивался туда. Мори однажды пошел в массажный салон, где работал Ямада, соблазнившись обещанием бесплатного прохода. До закрытия заведения оставалось всего десять минут, однако Ямады не оказалось на стойке регистрации. Вышла пожилая китаянка, Мори сказал ей, что он друг Ямады. Китаянка отвела его в маленькую, слабо освещенную комнату, размером чуть побольше, чем кровать с пологом. На кровати лежал голый Ямада, весь намазанный маслом. В свете красной лампочки без абажура его спина казалась багровой. Увидев Мори, Ямада воскликнул: «A-а, ты все-таки пришел!» – и улыбнулся своей кроличьей улыбкой.