Текст книги "Фатерлянд"

Автор книги: Рю Мураками

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 43 страниц)

Поскольку за столом места не было, Ивата указал Каваи на простой стул у стены, где сидели референты министров. Если шефу требовалась информация, относящаяся к статистике или каким-либо ранее принятым соглашениям, помощник учтиво подходил к столу и подавал нужный документ. На стенах огромной совещательной комнаты были развешаны карты Японии и мира, здесь же располагались компьютеры с доступом к сверхсекретным данным, телефоны прямой связи и мониторы с интерактивной телефонией. Само помещение было выстроено с таким расчетом, чтобы уцелеть даже в эпицентре мощного землетрясения.

Плоские экраны посередине стола транслировали кадры с места событий. Дым все еще валил, но ничего нового не произошло. Информации о человеческих жертвах не поступало. Периодически повторялись требования северокорейцев: «Никакой полиции в радиусе пяти километров вокруг стадиона! Никакой техники!..» Премьер и секретарь кабмина по телефону распорядились, чтобы все требования были выполнены, включая отключение системы ПВО. С террористами уже трижды связывались, но они не назвали конкретных пунктов для ведения переговоров. Первым с ними разговаривал Ямагива, потом на связь выходил Коренага и, наконец, Цубои, но это трудно было назвать переговорами: террористы, как заведенные, повторяли одно и то же.

– Но мы же не можем и в самом деле отключить систему противовоздушной обороны? – поднялся со своего места Ёнасиро.

– Во всяком случае, мы должны подтвердить выполнение данного требования, чтобы избежать жертв, – отозвался Ямагива.

После непродолжительного обсуждения и звонка премьеру решено было это требование не выполнять: находясь на стадионе, террористы все равно не могли проверить, работает система или нет.

Радиолокаторы контролировали воздушное пространство с баз вблизи Асии и на горе Касуга, а также со вспомогательной базы на северной оконечности острова Цусима. В Нитабару и Цуики были размещены силы ПВО, с юго-запада небо закрывала база в Нахе. Все истребители на базах находились в состоянии боевой готовности.

– Если в наше воздушное пространство вторгнется неопознанный самолет, мы должны его атаковать? – спросил Сакурагава.

Ямагива отмахнулся и заметил, что в таком случае ситуация будет рассмотрена отдельно, и затем должностные лица получат соответствующие инструкции. Ошарашенные таким ответом Сакурагава и Ёнасиро стали немедленно обзванивать военные базы.

– Атака означает мгновенный перехват, – негромко произнес один из помощников, сидевший рядом с Каваи. – А говорить о рассмотрении ситуации и инструкциях означает лишь то, что перехват невозможен.

Требование об отключении системы ПВО вызвало во многих умах подозрение о возможном запуске баллистической ракеты «Таепондонг».

– А если они шарахнут по нам ракетой, сможем ли мы ее сбить? – обратился к присутствующим Ямагива.

– Я уже неоднократно говорил на эту тему и в парламенте, и на заседаниях кабинета, – отозвался Ёнасиро. – Без эффективной противоракетной системы, при помощи одних лишь истребителей или ракет «земля – воздух» сбить баллистическую ракету практически невозможно. Проще поймать голыми руками летящую стрелу.

– Как эта банда смогла беспрепятственно попасть в Японию?! – раздраженно прорычал Ямагива.

– Я сто раз просил закупить еще «орионов»^[19], да куда там! – подал голос Ёнасиро. – Состояние нашего авиационного парка плачевное, пришлось сократить большое количество патрульных вылетов. У нас нет даже своей спутниковой системы наблюдения, так что приходится пользоваться данными американцев о том, что происходит в корейских водах. Вы должны понимать, что с тем количеством патрульных самолетов, какое у нас есть сейчас, обнаружить подозрительное корейское судно труднее, чем найти контактную линзу в бассейне!

Телефоны звонили непрерывно: на связь выходили все, от членов парламента до мэра Фукуоки. Мэр никак не мог решить вопрос: эвакуировать или нет местное население? Торговые центры закрывались, постояльцам отелей настоятельно рекомендовали не находиться в номерах и холлах. Но что делать, если террористическая атака начнется в аэропорту или на вокзале? В случае объявления эвакуации могла возникнуть паника среди населения. Хуже всего было то, что прямо напротив стадиона располагался Национальный медицинский центр Кюсю. Каждый год там проводилось не менее четырех тысяч операций. Многие пациенты были в критическом состоянии. Допустим, можно эвакуировать здоровых людей, но что делать с больными?

Каждый новый звонок означал очередную проблему. Что делать в случае появления жертв на стадионе? Смогут ли справиться с ситуацией Силы самообороны? Как связаться с международным Красным Крестом? Есть ли угроза ракетного удара? (Этот вопрос звучал неоднократно.) Готов ли кризисный комитет обеспечить быстрое поступление необходимой информации? Имеется ли возможность узнать, какие решения будут приняты на высшем уровне и какие можно принимать на местах? Ответ был стандартным для всех: «Мы следим за ситуацией и по мере ее развития предоставим соответствующую информацию».

– Так все-таки, что это за группировка повстанцев? – спросил Ямагива, обращаясь ко всем сидящим за столом.

Ёсидзаки начал было зачитывать официальное заявление КНДР, но Ямагива раздраженно заметил, что это он уже слышал. В эту минуту раздался звонок от премьера, который сказал, что кабинет должен обсудить вопрос о введении режима чрезвычайной ситуации. Один из молодых референтов сразу вскочил и стал куда-то названивать. «А что толку от объявления чрезвычайной ситуации, если она и так чрезвычайная?» – скептически подумал Каваи.

Законодательство не давало четких ответов, кто должен принимать решение об эвакуации населения. В случае возникновения террористической или иной угрозы все необходимые указания местным властям должно было выдать правительство. В случаях, не терпящих отлагательства, местные власти вправе были действовать по своему усмотрению. Но о том, какие именно случаи не терпят отлагательств, закон хранил молчание. В законе ничего не говорилось ни о возможности участия мирных граждан в уличных боях, ни о том, что террористы могут скрываться среди населения. Там было полно таких слов, как «терроризм», «агрессия», «оружие массового поражения», но о реальном враге, который вот он – совсем рядом, нет говорилось ни слова.

Спустя час после захвата стадиона кризисный комитет отдал приказ полиции оставаться за пределами пятикилометрового радиуса. Однако этот приказ не имел никакой силы в отношении любопытных. К стадиону потянулись микроавтобусы, принадлежащие местным теле– и радиостанциям, немало было и зевак. Городской совет Фукуоки решил установить полицейские кордоны в радиусе семи километров (второе кольцо), и на согласование этого вопроса ушла еще четверть часа. Решено было перегородить основные дороги бетонными блоками, однако взять под контроль всю сеть городских улиц не представлялось возможным. Чтобы избежать опасности новых террористических атак, задействовали дополнительные полицейские силы из соседней префектуры. Аэропорт Фукуоки, станция Хаката, портовые сооружения и административные здания были взяты под контроль полицейским спецназом.

Американские вооруженные силы находились в состоянии боевой готовности DEFCON^[20]. Командующий вооруженными силами США в Японии и американский посол заверили японское правительство в том, что будут следовать инструкциям и не предпримут никаких действий без предварительного уведомления японской стороны. Тем не менее американское консульство в Фукуоке уже закрылось, а весь персонал был эвакуирован на военную базу в Йокоте. На крыше посольства США в Токио выставили снайперов, а по периметру здания – тяжеловооруженных солдат с приборами ночного видения. Юный референт из Министерства иностранных дел шепнул Каваи, что поступили сообщения об увеличении численности американских морских пехотинцев.

Премьер и министр иностранных дел, по-видимому, попытались связаться с Вашингтоном, но из-за разницы во времени (в Америке было раннее утро) им не удалось найти ни одного высокопоставленного чиновника, не говоря уже о Государственном секретаре и его заместителе. Ямагива шепнул Ёсидзаки про антиамериканские настроения, распространившиеся в Японии за последнее время, но тот как раз разговаривал по телефону и ничего не ответил. Повесив трубку, Ёсидзаки сообщил, что ему удалось дозвониться до человека из американского Бюро по делам Юго-Восточной Азии и Тихоокеанского региона, но тот сказал, что это внутренняя проблема Японии, решайте, мол, сами.

– А как насчет этого чертова договора о безопасности?! – вспылил Ямагива.

Ёсидзаки ответил, что, в конце концов, это частное мнение одного из госслужащих, а не официальная позиция Госдепа, и тут у него снова зазвонил телефон.

Бо́льшая часть присутствующих не отрывалась от телефонов. Иногда приходилось говорить сразу по двум линиям. Городская сеть была перегружена, стоило положить трубку, как раздавался новый звонок. Распечатки разговоров сразу же расходились по рукам, без всякой вычитки и редактирования. Каваи подносили все новые и новые листки. Он отметил, что информация поступала очень разная и временами противоречивая. «Вместо того чтобы названивать в Госдеп и высшему руководству США, – мелькнула раздраженная мысль, – лучше бы подумали о том, как обеспечить безопасность тридцати тысяч заложников на стадионе. Только после этого, тщательно проанализировав требования террористов, можно принимать решения, что делать в сложившейся ситуации».

Сколько еще можно ждать этого Сузуки? Каваи взглянул на часы – уже девять. Он сидел тут целый час, а с момента захвата стадиона прошло почти два часа. Впрочем, приход Сузуки вряд ли что-то изменит. Даже появление премьер-министра и секретаря кабинета никак не разрядит ситуацию. С того момента, как стало известно о нападении, никаких конкретных решений принято не было, одни пустые разговоры. Взять хотя бы спор о том, смогут ли японские истребители сбить корейскую ракету. Телефоны разрывались, из телевизоров доносились пронзительные вопли корреспондентов, повсюду раздавалось клацанье клавиатур. И ведь за столом собрались отнюдь не идиоты – просто никто из них, включая самого Каваи, не имел опыта действий в подобных ситуациях. О Северной Корее большинство имели стандартное представление: отсталая страна с диктаторским режимом. Проблема заключалась в том, что никому даже в голову не приходило посоветоваться с теми, кто действительно разбирался в вопросе. Было бы неплохо связаться со специалистами в Пекине и Сеуле – они могли бы сказать больше, чем американские советники.

Каваи хотелось бы обсудить многие вопросы, и в первую очередь о возможности восстания в рядах Народной армии КНДР, особенно в таком подразделении, где служил лидер «повстанцев». Но его никто ни о чем не спрашивал, а высказывать свое мнение «с места» здесь было запрещено. Поэтому ему оставалось сидеть в компании референтов, которых набилось в комнату человек тридцать. Клерки в аккуратных костюмчиках без конца вели телефонные переговоры; иногда их подзывали к столу, и они шептали на ухо своему боссу поступившую информацию. Безусловно, они были профессионалами, но по заведенным порядкам должны были держать свое мнение при себе. Вот когда совещание закончится и они вернутся на свои рабочие места, тогда еще допускалось дать свои комментарии начальству, да и то после бесконечных предисловий вроде: «Прошу прощения за назойливость» или «Приношу свои извинения, что осмеливаюсь говорить, но дело в том…»

В комнату зашел молодой чиновник и доложил, что его атакуют журналисты с требованиями объяснить, почему до сих пор не опубликовано официальное заявление о террористической атаке. Всех беспокоило отсутствие каких-либо комментариев от главы правительства, но проблема заключалась в том, что премьер-министр находился в вертолете и не имел возможности обратиться к нации, а что касается секретаря, то у него не было достаточно информации для принятия каких-либо решений. Выступить в качестве представителя правительства не мог и Ямагива – у него просто не было таких полномочий.

– Скажите журналистам, что, когда случилось 11 сентября, президент США тоже не делал никаких официальных заявлений до следующего дня! – рявкнул Ямагива на чиновника.

Поступило сообщение, что премьер добрался до военной базы рядом с Мориокой, это означало, что в Токио он будет через два часа.

– Два часа… – пробормотал Каваи, вытаскивая из кипы приготовленных документов карту Корейского полуострова. И все-таки зачем захватившие стадион в Фукуоке потребовали отключить систему противовоздушной обороны именно на два часа? Эта мысль не оставляла его с самого начала, но теперь Каваи понял, что ответ на этот вопрос близок.

Шум нарастал.

– Как, черт побери, мы можем проверить заявление КНДР, что это повстанческая группа?! – вопрошал Ёсидзаки Кацураяма. – Позвони-ка в Пекин или Пхеньян!

Всегда, стоило случиться международному инциденту, виноватыми оказывались служащие Министерства иностранных дел. Когда все было более или менее нормально, их обвиняли в некомпетентности, а в критических ситуациях о них просто вытирали ноги. В каком-то смысле это отношение было обоснованным, хотя в японском МИДе служило много талантливых людей. Просто, если дипломаты давали маху, страна сразу оказывалась перед угрозой войны.

– Мы постоянно на связи с посольством Северной Кореи в Пекине, а до Пхеньяна напрямую дозвониться нельзя, – спокойно ответил Ёсидзаки.

– А что, если запросить Ассоциацию корейских переселенцев? – поднял бровь Кацураяма.

– Они удивлены произошедшим не меньше нашего.

Ассоциация, которую в Японии называли «негласным посольством КНДР», уже осудила захват стадиона, назвав его «возмутительной террористической атакой, совершенной предателями из числа офицеров Народной армии, которые поставили перед собой цель дестабилизировать положения в Республике».

Кацураяма как сотрудник Службы безопасности НПА, по всей вероятности, был хорошо информирован. Но можно было предположить, что Северная Корея не доверяет своим соотечественникам, оказавшимся за рубежом. Откуда им знать про «предателей-офицеров»? Это их собственные выводы?

После телефонного разговора Цубои с премьер-министром было принято решение, что полиция Осаки немедленно направит в Фукуоку специальную штурмовую группу. Каваи призадумался – насколько хорошо члены правительства и руководство НПА осведомлены о Силах специального назначения КНДР? Спецназ, в отличие от основных частей Народной армии, всегда был на особом положении. Точные сведения о численности спецназа заполучить было невозможно, но поговаривали, что их не менее ста – ста пятидесяти тысяч человек. Для сравнения, американские «зеленые береты» насчитывали в своих рядах около пятидесяти тысяч. Восьмой корпус спецназа считался элитой. В спецназ попадали, как правило, дети элиты. Они получали хорошее жилье, первоклассное медицинское обслуживание и отличное образование, что способствовало укреплению преданности по отношению к Ким Чен Иру.

Корейская тайная полиция обладала собственными силами для проведения спецопераций, непосредственный контроль за которыми осуществляло партийное руководство. Были элитные подразделения и в войсках, такие как Корпус противовоздушной обороны или Третья инженерная бригада, отвечавшая за ядерные установки. Кроме того, существовала личная армия Ким Чен Ира и его телохранителей – мало кому известные Двадцать третий и Тридцать девятый полки.

В такие подразделения отбирали людей, отличавшихся особыми способностями и личным мужеством. Если в других странах талантливая молодежь могла выбрать себе любую дорогу в жизни, то в Северной Корее путь был только один – в Силы специального назначения. Обучение там было крайне суровым и длилось от трех до шести лет. После прохождения курса солдат становился сам по себе крайне опасным орудием. Рассказывали историю про одного спецназовца, который оказался единственным выжившим из двадцати шести коммандос после нападения на южнокорейский Каннын в 1996 году. Ему удалось вернуться к своим, неся собственные кишки в руках, так как в живот ему угодила пуля.

Слушая разговор Ёсидзаки и Кацураямы, Каваи все больше укреплялся в мысли, что вся эта история про «повстанческую группу Народной армии» как-то не складывается. После смерти Ким Ир Сена в 1994 году Народная армия несколько раз реорганизовывалась, причем не столько для того, чтобы подготовиться к новым условиям, связанным с окончанием холодной войны, сколько во избежание любой возможности государственного переворота. Организационная структура армии была сложна для понимания – даже Найтё не мог полностью разобраться. Военная доктрина Северной Кореи была направлена не на повышение обороноспособности страны, а на обеспечение полного контроля над армейскими соединениями со стороны Ким Чен Ира и Трудовой партии. Еще до прихода к власти Ким Чен Ир приложил значительные усилия, чтобы укрепить свое положение в глазах военных, и при малейших признаках назревающего мятежа он, возможно, не остановился бы перед полным уничтожением всего государства. Так что нет, принадлежность террористов к «повстанческой группе» – полная чепуха.

Глядя на карту Корейского полуострова, Каваи размышлял, что должны означать эти два часа. Почему систему противовоздушной обороны требовалось отключить именно на это время, а не, скажем, на двадцать два часа, или на два дня, или на два месяца?..

Почувствовав, что его хлопают по плечу, он обернулся, и перед ним возникла красная физиономия Сузуки. Наверное, пил пиво.

– Чудный тихий субботний вечер в Токио, – сказал он, усаживаясь на стул. – Тут поползли слухи о баллистической ракете, и в барах сразу стало пусто. Ох ты ж, почти два часа добирался, – добавил он, взглянув на часы.

Действительно, беспокойство охватило всех, но шанс на то, что КНДР решится на ракетный удар, был бесконечно мал. Запуск баллистической ракеты означал бы полный крах режима Ким Чен Ира. Упади что-нибудь подобное на Токио, и в регионе немедленно начнется полномасштабная война, а Ким далеко не дурак, чтобы воевать сразу с армиями Южной Кореи и США. Война означала бы отказ США в признании режима корейского диктатора (альтернатива – уничтожение ядерного потенциала КНДР), война означала бы конец всем разговорам о воссоединении двух Корей. Так что ядерный удар по Японии мог бы свидетельствовать только о том, что Ким Чен Ир решил: его государство должно исчезнуть.

– Что происходит-то? – шепотом поинтересовался Сузуки.

– Да бардак какой-то, – отозвался Каваи, вертя в руках карту.

– Ты один так думаешь, или это общее мнение?

– Все так думают… – криво усмехнулся Каваи.

Сузуки вздохнул:

– Вот что я пропустил. Сколько раз ты отмечал выход корейцев в море? Они делали это специально, чтобы усыпить нашу бдительность!

– Тише, пожалуйста! Всем тихо! – С места поднялся Хида из Бюро региональной поддержки МВД с телефонной трубкой в руке. – У меня на проводе служба безопасности стадиона в Фукуоке. Они говорят, что у них есть пара водяных пушек для усмирения пьяных и буйных и предлагают использовать их против террористов. Что вы об этом думаете?

Хида выглядел взволнованным. Ёнасиро и Сакурагава неуверенно переглянулись, а Цубои, Ямагива и Коренага наперебой стали задавать вопросы, кто будет управлять этими пушками и какое там давление воды. Ямагива уточнил, сколько террористов находится на стадионе и где конкретно они располагаются.

Хида быстро заговорил в трубку.

– Нет уж, увольте, – ворчливо заметил один из референтов, сидевший рядом с Каваи. – Они что, действительно хотят справиться с ребятами, которые вооружены гранатометами, при помощи водяных пушек? Это им что, студенты на демонстрации?

– Два часа почти истекли, – сказал Сузуки. – Ракеты бы уже долетели. Так зачем им эти два часа? Радары ничего не засекли – ни ракет, ни самолетов!

«Радары ничего не засекли…» Что-то щелкнуло в голове Каваи. Зловещее предчувствие превратилось в твердую уверенность. Конечно же! Речь идет о советских «Ан‑2»! Старые бипланы, антиквариат, такие сейчас увидишь лишь в музее! Они почти целиком фанерные, летают на низких высотах, и их очень трудно нащупать радаром. У КНДР около четырехсот таких, и они их уже использовали для спецопераций. Каваи прикинул расстояние от северокорейских баз до Фукуоки, если лететь минуя Южную Корею. Крейсерская скорость позволяет преодолеть такой путь примерно за два с половиной часа. Если «Аны» поднялись в воздух еще до того, как террористы появились на стадионе, то… они на подлете.

Каваи посмотрел на часы: семнадцать минут десятого. За круглым столом разгорелся спор между Хидой и Сакурагавой.

– А кто возьмет на себя ответственность, если бандиты начнут убивать заложников? – кричал Сакурагава.

– Мы обязаны рассмотреть любые средства, в том числе водометы! – защищался Хида.

Позвонил секретарь кабинета и сказал, что будет добираться до места на поезде, поскольку от вокзала в Осаке до вертолетной площадки слишком далеко. Ёсидзаки уведомил Ямагиву, что через три часа можно будет поговорить с заместителем Госсекретаря США. Ёнасиро предлагал использовать для переброски штурмовой группы из Осаки большой транспортный вертолет Сил самообороны. Цубои выразил ему благодарность, но заметил, что это излишне: совсем скоро у полиции Осаки будут в распоряжении все имеющиеся в наличии вертолеты. Кацураяма занимался координацией действий полиции Фукуоки, штурмовой группы и других подразделений. Голова шла кругом от этого шума. Неожиданно из-за дверей послышался смех – прибыл министр охраны окружающей среды по фамилии Номияма. На нем был праздничный костюм – вероятно, министр прибыл сюда со свадьбы, что справляли в его избирательном округе. Он был в приподнятом настроении, что подтвердилось новым приступом смеха:

– Ну и где тут киногерои, которые давят террористов голыми руками?

Один из основателей «Зеленой Японии», Номияма раньше работал в крупной торговой компании.

– Спасибо тебе, что держишь тут оборону, – сказал он Ямагиве, пожимая руку.

Но едва Номияма опустился в свое кресло за круглым столом, как вдруг раздался вопль:

– Черт, что это?!

Все одновременно уставились в телеэкраны: камера, снимавшая толпу зевак около отеля, показывала строй самолетов, напоминающий стаю перелетных птиц. Самолеты шли очень низко – прямо над крышами зданий.

– Что это? – изумился Сузуки.

– «Ан-2». Транспортные самолеты, – отозвался Каваи.

Оператор навел объектив на один из самолетов и увеличил изображение.

– Похож на тренировочный… – пробормотал Ёнасиро, вставая.

«А красивый. Словно в каком-нибудь старом фильме», – подумал Каваи.

На бортах не было никаких опознавательных знаков – должно быть, они были закрашены. Шедший впереди самолет начал снижение, готовясь к посадке.

– Что он делает? Там же нет никакого аэропорта? – вскричал Ямагива.

Не выпуская из рук телефона, Хида молча указал на то место, где раньше располагался аэродром Ганносу. Три залитые светом от уличных фонарей посадочные полосы тянулись вдоль железнодорожных путей. «Ан‑2» начали садиться один за другим. Кто-то стал считать их вслух, насчитал двадцать, но экран показал не все.

– Сколько человек можно поместить в один такой? – побледнев, спросил Сузуки.

– Десять – пятнадцать, – сказал Каваи.

Он припомнил, что Сузуки был родом откуда-то с севера – то ли из Фукусимы, то ли из Акиты. Сам Каваи родился в Токио, а его жена – в Нагано. Хорошо, что у него нет родственников на Кюсю!

Дверь первого самолета открылась, и на поле стали высаживаться люди в камуфляжной одежде. Каждый был вооружен автоматом Калашникова и гранатометом. Оказавшись на земле, солдаты пригнулись, огляделись и выстроились в боевой порядок, чтобы прикрыть прибывающие «Ан-2».

5. Объявление войны

2 апреля 2011 года

Вызванные по телефону к Исихаре Ямада и Мори бросились в сторону корпуса «С». Бежать нужно было не более двухсот метров, но оба оказались весьма посредственными бегунами, и им пришлось два раза остановиться, чтобы перевести дух. Корпус «С», где обитали Исихара, Андо, Фукуда и Такеи, ничем – ни размерами, ни конфигурацией – не отличался от их собственного. Другое дело, «апартаменты» самого Исихары. Это было нечто особенное. Раньше там находился магазин по продаже мотоциклов, владел им старинный друг Исихары, которого ни Ямада, ни Мори никогда не видели. По площади помещение напоминало баскетбольное поле, то есть было как минимум раз в десять больше, чем у остальных. Исихара превратил его в своего рода гостиную «для всех», или, как он называл ее для краткости, – «гостинку». Один угол он отделил собственноручно сколоченной фанерной ширмой – это треугольное пространство именовалось «кабинетом». В кабинете умещались небольшой стол и кресло-качалка, в котором Исихара обычно сидел в размышлениях, или бренчал на гитаре, или сочинял стихи.

Из-за двери «гостинки» были слышны восторженные вопли. Ямада постучал в дверь и подождал.

– Открыто, кажись, – сказал Мори и повернул ручку.

У Исихары собралась вся его группа, что было весьма редким событием. Смотрели телевизор – подобранную на свалке допотопную плазму, которую Феликс в свое время отремонтировал. Бетонный пол «гостинки» покрывали брошенные кое-как листы линолеума, деревянные поддоны и широкий ковер, по которому запрещалось ходить в обуви. Посередине стояли длинный, расписанный цветами диван и стол. На диване сидели Канесиро, Фукуда, Такегучи и Синохара. Кто-то устроился на подлокотниках, кто-то стоял. Ямада и Мори, скинув обувь, плюхнулись на ковер.

Исихара покачивался в своем кресле, которое вытащил из «кабинета». Кресло скрипело злобным старушечьим голосом. Как и все остальное, оно было найдено на свалке, но Фукуда, Такегучи и Андо, парни рукастые, восстановили развалину. Слева от Исихары высились книжные шкафы его библиотеки, а за шкафами поблескивала стальная лестница, ведущая отсюда на третий этаж. Рядом со входом широкая занавесь отделяла общее помещение от бывшей бойлерной, которая была переоборудована в узкую кухоньку, туалет и душевую. Когда-то корпус «С» служил складом музыкальных инструментов и мебели и был оснащен системой климат-контроля, что делало его комфортным для проживания и зимой, и летом. Корпус «Н», где жили Мори, Ямада, Татено и Синохара, не имел такой роскоши, и летом там было жарко, как в аду.

Когда Ямада и Мори появились, их никто не потрудился поприветствовать. Никто даже не поинтересовался, отчего их так долго не было. Здесь не спрашивали: «Как дела?», никто не говорил: «Простите за опоздание». Мори такое отношение нравилось, а вот Ямада частенько скучал по вежливым церемониям. Не то что бы он воображал, будто ему станут отвечать на избитое «здорово!» или «как дела?» – для него самого эти слова мало что значили, но все-таки.

Тем временем на экране то и дело мелькали какие-то люди, обвешанные оружием. Как только кого-то из них показывали крупным планом, вся компания начинала радостно вопить. Ямада спросил Сато, одного из сатанистов, который оказался рядом с ним:

– Это что, кино?

– Не-а, – ответил Сато. – Это взаправду. Прямой репортаж. Эти ребята – повстанцы из Северной Кореи.

Ямада и Мори переглянулись. Трансляция перенеслась в телестудию, где ведущий, глядя в камеру, объявил: «Мы пока не знаем, чего именно требуют повстанцы!»

– Он чё, идиот? – отозвался Окубо под одобрительный гул собравшихся.

– Убивать и разрушать, вот чего им надо, разве не ясно? – крикнул кто-то из комнаты.

– Настоящие террористы… Фантастика! – улыбнулся Мори.

Ямада попытался припомнить, как давно он видел улыбающегося Мори, и понял, что, в общем-то, никогда.

– Где это? – спросил он.

– На стадионе в Фукуоке, – бросил Сато, не отрываясь от экрана.

«Это же бейсбольный стадион!» – догадался Ямада. Втайне он любил спортивные состязания, хотя никаким конкретным видом спорта не занимался – уроки физкультуры в школе не в счет. Но ему нравилось смотреть за тем, как другие бегают, прыгают, бросают или пинают мяч. Впрочем, стадион в Фукуоке он не любил. Ему была противна инсталляция «Теплые руки» с ужасными бронзовыми копиями рук Майкла Джексона и других знаменитостей, а еще его раздражали фанаты «ястребов», носившие белые туники. Кроме того, однажды с ним произошел весьма неприятный конфуз в ресторане рядом со стадионом. Ямада заказал себе рамен^[21] со свининой и вдруг обратил внимание, что у всех посетителей есть скидочные купоны, в обмен на которые полагалась бесплатная порция гёдза – жареных пельменей. Мужчина за соседним столиком объяснил ему, что купоны раздают неподалеку от ресторана. Ямада уже успел съесть половину своего рамена, но поскольку он еще не расплатился, то решил сбегать за купоном. Вернувшись, он обнаружил, что его недоеденную порцию унесла официантка. Сначала он хотел спалить ресторан к чертям, чтобы негодная официантка запылала словно факел, но под рукой не оказалось ни зажигалки, ни бензина. Хуже всего, официантка выглядела очень даже привлекательно, а он не смог даже заговорить с ней. Ямаде ничего не оставалось, как развернуться и уйти, обливаясь слезами. Вспомнив об этом, Ямада пожелал террористам разнести стадион в щепки.

– А кто это в таких дурацких тряпках? – спросил Мацуяма, показывая на экран.

Ямада объяснил ему. В это время произошло следующее: толпа фанатов стала подниматься по лестнице, направляясь прямо к вооруженным террористам. Предводитель фанатов – мужчина с бородой – кричал в мегафон: «Какого черта?!» Ведущий в студии взволнованно воскликнул, что сейчас не время корчить из себя героя, на что Фукуда заметил, что это ни черта не герой, а просто бородатый мудак. Путь толпе преградил было охранник стадиона, но бородач отодвинул его в сторону своим мегафоном и снова заорал: «Что за хрень?!»

– Это все, что это чмо может сказать? – удивился Такеи.

Оператор навел камеру на одного из террористов. В руке тот держал пистолет, на плече висел автомат.

– Глянь, какой качок, – восхитился сатанист Кондо.

Ямада взглянул на прилипшего к экрану Канесиро. Из динамиков доносилось: «Дай ему!», «Пристрелить!», «Круто, правда?» – но корейский террорист не проронил ни слова. Он напоминал альпиниста, почти добравшегося до вершины… А Канесиро – тот выглядел расслабленным и одновременно сосредоточенным. Вспомнился рассказ Синохары о какой-то змее, кажется, черной мамбе. «Это самое удивительное существо на планете, – говорил Синохара со сверкающими глазами. – Ее яд в десять раз сильнее, чем у королевской кобры. Она атакует всякого, кто приблизится к ней ближе, чем на шесть метров: слонов, носорогов, львов, да кого угодно. У большинства ядовитых пресмыкающихся мозг устроен так, что в случае опасности электрический импульс как бы запускает режим атаки. А черная мамба всегда находится в этом состоянии. Вот почему они выглядят такими несчастными, когда им не на кого нападать».