Текст книги "Фатерлянд"
Автор книги: Рю Мураками
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 43 страниц)
У Ямады было три костюма, которые он купил на деньги, заработанные на той или иной временной работе, и все три – бежевого цвета. Он утверждал, что один был итальянского пошива, но Мори-то знал, что костюм сшит в Гондурасе. Мори тоже иногда находил себе временную работу: упаковывать товар в картонные коробки или прохаживаться по улицам с рекламным щитом на груди и спине. Однажды ему предложили поработать в местном книжном магазине – эта работа оказалась лучшей из всех, так как у Мори появился беспрепятственный допуск к дешевым книгам.
Тоёхара доложил:
– Два бронеавтомобиля с пулеметами и автопушкой вот-вот должны прибыть в Одо.
Вышло так, что по телевизору именно в этот самый момент показывали движущиеся полицейские броневики. Они уже въехали в район Одо.
– Ага, значит, вы снова следили за ними? – произнес Исихара.
– Да.
Остальные смотрели на Мори и Тоёхару так, словно хотели сказать: «Ого, вы опять выслеживали "корёйцев"?» Никто не проявил большого интереса к тому, что ребята увидели накануне. Даже Ямада никак не отреагировал, услышав рассказ Мори. Правда, Мори не умел рассказывать истории, да и по телевизору круглые сутки крутили сюжет из парка. В равнодушном отношении Ямады Мори уловил что-то близкое себе самому. Ведь никто из них никогда не делился своими эмоциями с другими людьми. Когда дети испытывают печаль или счастье или впечатляются каким-нибудь фильмом или книгой, или вообще чем-нибудь красивым, они спешат поделиться этими впечатлениями с родителями и друзьями. Рассказывая о своем опыте и слушая рассказы о чужом, люди учатся делиться эмоциями. По крайней мере, именно так было сказано в книге, которую Мори нашел в приюте. Он точно не знал, что такое «делиться эмоциями», но был уверен, что ничего подобного с ним в жизни не случалось.
Мори вырос в новых кварталах на границе префектур Токио и Саитама. Его отец работал менеджером по продажам в агентстве недвижимости, головной офис которой находился в Токио. Через год после рождения Мори компания разорилась. Чтобы не потерять купленное в кредит жилье и продолжать оплачивать частный детский сад старшему брату Мори, отец устроился в деревообрабатывающую мастерскую, которую содержал его приятель. Однажды, работая на токарном станке, отец получил травму, в результате которой лишился указательного и среднего пальцев на левой руке. Отец был человеком молчаливым, но после этого случая совсем перестал разговаривать, а через некоторое время прекратил выходить из дома. После реабилитации в психиатрической клинике он получил работу в мясной лавке неподалеку от дома, где жарил мясные лепешки и крокеты. Почасовая оплата его труда составляла шестьсот восемьдесят иен. С самого детства Мори слышал от матери одно и то же: «Твой отец зарабатывает шестьсот восемьдесят иен в час». Поскольку семья не могла прожить на его заработок, мать Мори пошла работать в «МосБургер», и какое-то время у них на обед было мясо или чили-бургеры. Мори и его брат то и дело слышали от матери, что она, работая, стерла свою задницу до костей, зато теперь может устроить их обоих в частные школы. Амбиции насчет частных школ проистекали из того, что ее саму жестоко третировали одноклассники, когда она училась в государственной школе. Но Мори так и не смог поступить ни в одну частную школу, куда бы мать ни обращалась. Она все время плакала, говоря, что все ее жертвы и тяжелый труд пропали попусту. Отец, молчаливый как всегда, сидел за стаканом виски и смотрел в стену.
Мори пребывал в сомнениях. Если они настолько разрознены, смогут ли они бороться против общего врага? Когда Исихара обозначил врага, в каждом сразу взыграл боевой дух, но в связи с тем, что в группе отсутствовала иерархия, не было и никакого плана действий. Например, Мори или Ямада и оказались-то здесь потому, что тут никто не заставлял подчиняться приказам. Они решили дать бой Экспедиционному корпусу, но до этого было еще очень далеко. Никто не умел сотрудничать и делегировать права и обязанности. Даже у пяти сатанистов не было явного лидера, и уж тем более какого-либо конкретного плана; они просто придумали себе легенду и неуклонно придерживались ее, водя взрослых за нос.
«Сможет ли группа использовать комплекс приютивших их складов для нападений на «корёйцев»?» – задавался вопросом Мори. В кабинете Исихары было длинное окно, сквозь которое просматривалась часть района Одо, где вот-вот начнется обустройство казарм. Более тридцати многоквартирных домов, значительная часть которых стояла заброшенной. В домах оставались либо слишком бедные, чтобы куда-нибудь уехать, либо старые и немощные. Те, у кого не было ни друзей, ни родственников, умирали, и никто этого не замечал. Но ходили слухи, что, когда командующий Экспедиционным корпусом прибыл для осмотра зданий, он был сильно впечатлен: по его словам, брошенные квартиры настолько хороши, что в Пхеньяне в таких живут исключительно высокопоставленные служащие. Большинство квартир состояло из трех комнат и кухни, и в каждой могло поместиться около десяти солдат.
Мори склонялся к мысли, что идея атаковать лагерь «корёйцев» неосуществима. Прямое противостояние с ними было попросту невозможным. Как сказал по телевизору военный аналитик, автобусы, в которых находились люди Штурмовой группы, разнесли в щепки тридцатимиллиметровыми снарядами, выпущенными из автоматических пушек, то есть, по сути, огромных пулеметов. Мори видел, как корчились внутри разрываемые на части спецназовцы. Это походило на сцену со спецэффектами из голливудского фильма. Когда в автобусы попали первые снаряды, тяжелые машины покачнулись и подпрыгнули. А через минуту от них остались лишь обгорелые остовы.
Такеи, полгода проживший в террористическом лагере в Йемене, предложил несколько стратегий. Одна состояла в том, чтобы обстрелять лагерь «корёйцев» из минометов, хотя в арсенале Такеи не было никаких минометов. Другая заключалась в использовании противотанковых ракет, которыми можно было бы жахнуть по бронетранспортерам, но и ракет в наличии тоже не было. Канесиро осторожно заметил, что хорошая стратегия может считаться таковой, если предусматривает оружие, которое есть в наличии. Но Такеи возразил, что партизаны всегда захватывают оружие у противника и используют против него же. Однако никто такого не видел, и подтвердить свою правоту Такеи не удалось. Оставалось немногое: взрывчатка, что приготовили Фукуда и Такегучи, и то оружие, которое имелось в чемоданах самого Такеи.
– Такеи-сан, – сказал Канесиро, – просто раздайте свой чертов арсенал, ладно?
Канесиро сидел на большом диване и нетерпеливо хмурился. Казалось, Такеи хочет сделать из раздачи какое-то театральное представление. В нем были задействованы Тоёхара, Андо и пятеро сатанистов, которые поднялись на третий этаж и приготовились. Мори уселся на ковер рядом с Ямадой и другими. Остальные разместились на диване и в креслах.
– Да скажите им кто-нибудь, чтобы пошевелились! – не вытерпел Канесиро.
– Из трусов не выпрыгни от нетерпения! – цыкнул на него Исихара, на секунду оторвавшись от своей книжки.
Казалось, его совершенно не интересует предстоящее шоу. Но это было обманчивое впечатление: Исихара мог выглядеть смертельно скучающим, но в следующее мгновение полностью преображался. Для Мори он был сплошной загадкой.
Канесиро, нетерпеливо посматривавший на лестницу, был того же роста, что и Мори, но гораздо стройнее его – наверное, вдвое меньше по весу. У него было узкое лицо с маленькими глазками, маленьким носом и ртом. Мори дорого бы дал, будь у него самого такие же черты. Канесиро трудно было назвать красивым, но он отличался гармоничным сложением. От него исходила какая-то самодостаточность, позволявшая всегда оставаться в центре внимания. Он мало ел – лишь изредка можно было заметить, как нехотя что-то жует. Мори же постоянно дико комплексовал из-за своего совоподобного тела и рыхлой физиономии. Его отец был немного пухловат, но мать и старший брат оба были худыми. Даже после короткой пробежки Мори приходилось останавливаться, чтобы отдышаться. Он сипел и хрипел так громко, что учитель физкультуры дал ему прозвище Паровой Свисток.
– Я хотел бы уже получить свое оружие, – пробубнил себе под нос Хино.
– Интересно, что мне достанется? – отозвался Мацуяма.
– Хотелось бы что-то полегче, – заметил Феликс.
Вокруг Фукуды и Такегучи собралась небольшая группа, которой они рассказывали о своих «печеньках», поясняя по ходу, что оружие – оружием, но у них штучки более зрелищные. Бомбы были разных форм – круглые, овальные, треугольные и звездообразные, довольно маленькие по размеру – умещались на ладони. И они действительно выглядели, как печенье. Такегучи говорил, что бомбочки сделаны из гексогена, смешанного с пшеничной мукой, разрыхлителем, солью, жиром и водой. Они не взорвутся на открытом огне, так что их можно было даже положить в духовку.
– Что, еще и есть можно? – усмехнулся Татено.
– Нив коем случае, – важно ответил Такегучи. – Они чрезвычайно токсичны и могут вызвать приступ, наподобие эпилептического припадка.
Гексоген некогда принадлежал иракским военным. Затем он попал на черный рынок, люди Такеи упаковали его и под видом оливкового мыла отправили в Японию. Лаборатория Фукуды и Такегучи располагалась в подвале корпуса «Е» и по вполне понятным причинам была недоступна для остальных – да никто и не хотел приближаться к этому месту.
Даже обычно невозмутимый Ямада на этот раз выглядел возбужденным.
– Я никогда не стрелял даже из водяного пистолета! – кричал он, обнажая передние зубы и хохоча вместе с остальными. В своем возбуждении он напоминал кролика, который неожиданно обнаружил морковку и самку с течкой.
Хино и Татено тоже смеялись. Мори до этого не слышал, чтобы неразговорчивый Хино с его пустой, ничего не выражавшей физиономией, как у каменного бодхисаттвы, когда-либо смеялся.
Сам Мори испытал знакомое ощущение, о котором почти забыл со времени своего появления в Фукуоке, – он вдруг почувствовал себя в полном одиночестве. Все остальные хлопали друг друга по спинам, смеялись, говорили об оружии, но он, как ни старался, не мог заставить себя присоединиться к всеобщему веселью.
У него в памяти все еще оставались яркие воспоминания о парке Охори. Он видел отблески огня на окнах автобусов, слышал выстрелы автоматической пушки, от которых вздрагивала земля… Металлический осколок, упав в пруд, издал громкое шипение; пули, попадая в грунт, вздымали его вверх, и земля опадала, как дождь; в воздух взлетела оторванная детская рука… Все эти картины вспыхивали в его мозгу одна за другой. Одному корейцу пуля попала в правое плечо, но он тут же перебросил пистолет в левую и застрелил спецназовца, подбежавшего, чтобы добить его. Корейцы не кричали, не скрежетали зубами – они просто сражались со спокойным и бесстрастным видом рабочих на фабрике или людей, упаковывающих ящики. Да, нужно было побывать там, думал Мори, чтобы увидеть, как четко и слаженно действуют эти самые «корейцы»: как быстро меняют магазины своих пистолетов, как умело выбирают укрытия и прячутся в них. Простой просмотр по телевизору не дал бы такого полного впечатления.
Он смотрел на веселящуюся компанию, и ощущение дискомфорта только усиливалось. Мори пугали люди, объединенные общими эмоциями, но раньше он никогда не чувствовал так сильно своей отчужденности. Но, с другой стороны, раньше в их группе и не было такого единения. Обычно, если кто-то смотрел военный фильм или ужастик, прочие оставались равнодушными или же откровенно скучали. Оружие – настоящее оружие – имело притягательную силу для всех.
Винтовки, которые Мори таскал со склада, были куда как тяжелее, чем спелые арбузы, что ему пришлось разгружать на очередной временной работе пару недель назад. Когда Такеи распаковал пистолет и дал ему подержать, небольшой вроде бы предмет показался Мори тяжелее ноутбука, и он не смог удержать его на вытянутой руке более двух секунд.
Пистолет был не только тяжелым, но и незнакомым для Мори предметом. Он понимал, что не сможет справиться с ним, не говоря о том, чтобы стрелять из него. Вот солдаты Корё владели оружием безупречно, словно оно было естественное продолжение их рук. Едва закончилась стрельба в парке, Мори подобрал с земли сплющенную в комок пулю. Он несколько раз прижал ее к своему плечу, но все, что ему удалось, – это оставить на коже красноватый отпечаток. Мори не мог представить, как такой маленький кусочек металла пробивает плоть, рвет мышцы и кости и создает ударную волну, разрывающую внутренние органы. В парке Охори он понял, что пули только в фильмах заставляют людей вылетать через окна и все такое. Пули не подбрасывают людей в воздух – они прошивают тело с невероятной скоростью. Один из четырех офицеров Специальной полиции, бежавший к зданию ресторана на подмогу, был убит наповал, когда пуля пробила ему грудь и вышла через спину. Другой же, которому пуля угодила в плечо, нырнул в канаву, прицелился с левой руки и дважды с близкого расстояния выстрелил в голову японскому спецназовцу, который подбежал, намереваясь добить его. Все это произошло буквально в нескольких метрах от Мори, прятавшегося за корейским БТРом. Выстрелы прозвучали почти одновременно: ба-бах! Первая пуля срезала верхнюю часть черепа спецназовца, а вторая проделала отверстие в середине лица. Мгновение спецназовец оставался на ногах, слегка запрокинув голову, по которой лились кровь и ошметки мозгов. Он двинул нижней челюстью, как бы пытаясь что-то сказать, а потом рухнул на землю, сотрясаясь в смертельных конвульсиях.
Ямада рассказывал Синохаре о пистолетах и винтовках, которые Такеи дал ему подержать.
– Это насто-о-олько кру-у-уто! – говорил он, сверкая глазами и демонстрируя свою кроличью улыбку.
Мори не обижался на других за их веселье и возбуждение, просто у него возникло ощущение, будто он отделен от чего-то важного. Это было то чувство, которое он не мог сознательно рассеять. Еще в детстве на него опустился какой-то невидимый колпак, изолирующий его от остальных и лишавший возможности двигаться. Впервые это случилось в автобусе, который отвозил детей в садик. На Мори вдруг нахлынуло тревожное чувство, будто бы он один, отдельно от остальных. Он стал сомневаться, действительно ли он сидит в салоне. Это сомнение соединилось с его внутренним ощущением, словно одна деталь конструктора «Лего» с другой.
Тогда ему показалось, что это уже не ново, что чувство скрывалось внутри него, оно было похоже на смутное узнавание вроде того, что испытываешь при виде пейзажа, открывающегося из-за дерева после осенней бури. Он понимал, что его ощущения смехотворны – глупо сомневаться в том, что ты действительно сидишь в автобусе с другими детьми. Но потом он припомнил, что случилось однажды ночью, когда он пошел в туалет. Рядом находилось зеркало, и, когда Мори закончил свои дела и выключил свет, его отражение исчезло. Но ведь может же существовать какой-то переключатель, который способен сделать так, чтобы он, Мори, исчез из автобуса? Как бы то ни было, нельзя отрицать, что его отделил ото всех невидимый барьер, и этот барьер к тому же был невидим и для внешней реальности. Ощущение было просто ужасным. «Я на самом деле сижу с вами в автобусе? А вы действительно можете слышать мой голос и видеть меня или же только притворяетесь?» – хотел он спросить остальных, но побоялся, что его тут же отправят в дурдом.
Сердце Мори билось очень сильно. Он не испытывал ничего подобного с тех пор, как начал дружить с Ямадой и отправился с ним в Фукуоку. Почему это ощущение вернулось именно теперь? Он считал свое знакомство с Ямадой знаком судьбы. С Ямадой было легко – он казался каким-то менее уплощенным, чем остальные. Мори был полностью уверен, что если людей клонировать в пробирках, то конечным результатом выйдет что-то с лицом и телом, похожими на Ямаду. Кожа и мышцы у него были мягкими, податливыми, а на теле почти совсем не было волос. Мори вспомнил, как Ямада лежал голым в массажном кабинете и его спина блестела при тусклом свете лампочки без абажура. Если он потеряет его, то уже, наверное, не найдет себе нового друга. Да, можно вытатуировать кому-нибудь еще на плече Микки Мауса, но это будет совсем не то.
– Эй, Мори! – вдруг произнес Исихара, глядя прямо на него. – Эй, эвок!
Исихара, одетый во что-то наподобие льняной пижамы, раскачивался в своем кресле. Прозвище, которым он наградил Мори, было названием вымышленного племени из «Звездных войн». Исихара показал двухстраничный разворот журнала с порноактрисой, приподнял брови, пробормотал что-то загадочное вроде: «Слепой-слепой-слепой-слепой» – и расхохотался. На развороте актриса была запечатлена на четвереньках, с задранным вверх задом и наполовину погруженным в ее влагалище баклажаном. Исихара продолжал высоко держать журнал, как бы предлагая Мори получше его рассмотреть. Мори непонимающе уставился на фотку, а Исихара, ткнув пальцем в зад, скривился в гримасе: «Гемор, гемор, гемор, гемор», – видимо, поясняя, что у женщины геморрой. Все это выглядело настолько глупо, что Мори, забывшись, рассмеялся. И едва лишь первый смешок слетел с его губ, невидимый барьер отчуждения сразу же исчез. Конечно, Исихара не умел читать мысли, а просто выбрал Мори потому, что тот сидел ближе остальных. Но он не стал бы делиться своими шутками с Мори, если бы того не существовало, – и именно это соображение заставило раствориться невидимый барьер.
– А вот и мы! – крикнул Такеи с верхнего этажа. – Музыку, пожалуйста! Просто нажмите кнопку на плеере.
Синохара, стоявший рядом со стареньким «бумбоксом», последовал указанию, и в комнате раздались величественные звуки классической музыки.
– Вагнер, – на ухо Мори прошептал Феликс.
Такеи, обряженный в темно-синюю форму, стал медленно спускаться по лестнице. На нем были кожаные перчатки того же цвета, пуленепробиваемый жилет, с которого свисал треугольный гульфик для защиты паха, и наконец берцы. На локтях и коленях – гибкие прорезиненные вставки; к одной голени был прикреплен боевой нож, а поверх шерстяной лыжной полумаски был водружен шлем с радиогарнитурой. Куртка была слишком велика, а брюки мешковатыми, отчего Такеи больше походил на строителя, чем на спецназовца.
В руках он держал странного вида оружие, больше похожее на бластер из фантастического фильма. С виду оно напоминало прямоугольный кейс, к одной стороне которого была приделана пистолетная рукоятка, а к другой – оптический прицел. Где затвор, а где ствол – никто решительно не мог этого понять. Больше всего этот предмет напоминал не винтовку, а некий современный электронный музыкальный инструмент.
Такеи дошел до последней ступеньки, с видом благоговейного смирения отсчитывая шаги в такт мелодии Вагнера. Сойдя с лестницы, он повернулся к зрителям, выждал паузу и поклонился.
– Вот, – сказал он, – вот форма подразделения немецкого спецназа GSG‑9, или же подразделения пограничной охраны. Для соответствующего эффекта при демонстрации этого комплекта мы выбрали музыку великого композитора, которого больше всего любил сам Адольф Гитлер, – Рихарда Вагнера! Большое спасибо всем! А теперь позвольте обратить ваше внимание на эту красоту. Это прообраз будущего всех штурмовых винтовок, знаменитая «хеклер-кох G-11». Стреляет 4.73‑миллиметровыми патронами, короткими очередями по три выстрела. Делает невероятные две тысячи выстрелов в минуту! Синохара, дай, пожалуйста, следующий фрагмент. Да-да, правильно, нажми на клавишу «вперед».
Как только Синохара исполнил просьбу Такеи, тот снял шлем, шапку и перчатки. Вновь звучала классика.
– Чайковский, – на ухо Мори прошептал Феликс.
Такеи протянул правую руку в сторону лестницы, словно конферансье, приглашающий на сцену певицу, широко улыбнулся и произнес:
– Кондо, давай!.. Атепе-е-ерь – спецна-а-аз! Вау!
Сатанист Кондо спустился, обряженный в громоздкий, белого цвета комбинезон; у него было сразу три ствола. К комбинезону на груди, по плечам, запястьям и бедрам крепились ремни для фиксации.
– Он похож на мишленовского Бибендума, – произнес Окубо.
Все усмехнулись и кивнули. На плечах сатаниста болтались два АК, точь-в-точь похожие на тот, из которого солдат Корё разнес голову якудзе. Винтовка в руках выглядела куда внушительнее. Кондо, хоть и не маленький ростом, был каким-то хлипким, и тащить на себе все три ствола было для него непростой задачей.
– Посмотрите! – крикнул Такеи, указывая на пистолет в кобуре Кондо. – Да-да, вы не ошиблись, это же легендарный «Токарев»! Спасибо, спасибо! А костюм, который мы предлагаем вашему вниманию, является зимним маскхалатом советского спецназа, то есть сил специального назначения! А вот – о да, детка, да! – снайперская винтовка Драгунова! Она использует патроны семь шестьдесят два на пятьдесят четыре миллиметра. Всем большое спасибо! А вот это – автомат Калашникова, АК‑74. Второй автомат – АКМ, то есть модернизированный. В свое время на автомат Калашникова жаловались, что мощности патрона калибра пять сорок пять не хватает, чтобы эффективно поражать цель, поэтому и была разработана усовершенствованная модель, которая снаряжается патронами калибра семь шестьдесят два на магазин в тридцать девять зарядов, которые использовали еще два поколения назад. Йе, Кондо! Да не стой ты с раскрытым ртом! Вынь свой ТТ и возьми его на изготовку, будто собираешься стрелять!
Кондо вынул пистолет, подержал его в руках и простонал:
– Не могу! По-моему, он весит целую тонну!
Снайперская винтовка сползла с его руки, и, пока он пытался удержать ее за ствол, приклад уперся в пол.
– Кондо! Встань прямо и подними свое оружие! Это тебе не трость! Ты хоть представляешь, что за великолепная винтовка у тебя в руках?
– Зачем мне сразу три ствола? – скривился Кондо в ответ и попытался всучить оба автомата Хино.
– Нет-нет-нет! – закричал Такеи. – У нас есть только одна форма советского спецназа, поэтому тот, кто ее носит, и должен носить АК!
С этими словами Такеи отобрал автоматы у Хино и вручил их Кондо обратно. Кондо прислонил винтовку к ноге и взял автоматы за ствол, уперев в пол приклады. Зимний маскхалат был из водонепроницаемой ткани, и с его лица градом катился пот.
– Что, жарко? – спросил его Синохара.
– Ага, как в сауне! – ответил тот.
Кондо вытер лоб рукой, отпустив один из автоматов, который с грохотом упал на пол.
– Ты что, черт тебя подери, делаешь?! – взревел Такеи. – Случись такое на поле битвы, ты был бы уже труп!
– Ты даже сам не знаешь, что уже мертв, – вдруг произнес Исихара, оторвавшись от книжки, процитировав известную фразу из «Кулака Северной Звезды». – Отпусти ты его, Такеи! И продолжай свой показ мод!
– Пожалуйста, следующую мелодию! – отрывисто произнес Такеи. Ему явно не понравилось, что Исихара назвал его представление показом мод.
Синохара нажал клавишу на «бумбоксе», и зазвучала «Санта Лючия».
– О, Италия! – воскликнул Исихара, как только Сибата, одетый во все черное, появился на верхних ступеньках лестницы.
На Сибате также были пуленепробиваемый жилет, шлем и тактические очки. На жилете было множество карманов для дополнительных магазинов, биноклей, рации и гранат, но за неимением оных, заполненных полистиролом. Сибата был мал ростом и полноват, так что, когда он шел, брючины волочились за ним по ступенькам. В левой руке он держал пистолет, а в правой – дробовик с прикладом, напоминавшим большой рыболовный крюк. Такеи указал на ружье:
– Очень хорошо! Позвольте вам представить Franchi SPAS‑12, который считается лучшим дробовиком нашего времени! Это автоматическое ружье специального назначения, номер модели – 12. Спасибо. А теперь, будьте любезны, внимательно посмотрите на пистолет. Разумеется, вы все слышали о фирме «Беретта». Так вот, это «беретта M92F». Униформа итальянских спецназовцев довольно невзрачна, поэтому я заказал другую – от Сил специальных операций испанской национальной полиции. Большое всем спасибо!
– Дальше! – сказал Исихара. – Поехали дальше!
Он встал со своего кресла и подошел к Кондо и Сибате, чтобы осмотреть их снаряжение. Канесиро, положив подбородок на руку, задумчиво глядел на оружие, вероятно, уже представляя предстоящее сражение. Хино изображал, будто держит в руках автоматы АК. Такеи махнул Синохаре – зазвучала новая музыка, бодрый марш, который даже Феликс, ходячая музыкальная энциклопедия, не смог опознать.
– Полагаю, что Исихара-сан, будучи примерно моего возраста, мог бы распознать мелодию, – сказал Такеи.
– «Ком-м-мбат!» – рявкнул Исихара и стал громко напевать.
Это была тема из старого американского сериала о Второй мировой войне. На этот раз с лестницы спустился Сато в костюме каштанового цвета. Прозрачный визор шлема был опущен. На задней части его бронежилета было четыре кармана, в каждом из которых могло бы поместиться по банке содовой. Фукуда объяснил, что это униформа предназначена для военных действий в пустыне и используется американскими подразделениями «Дельта». Карманы на спине нужны для того, чтобы идущий сзади боец мог достать из них светошумовую гранату и бросить ее, например, в помещение, где находится враг. Но поскольку гранаты в комплект костюма не входят, вместо них пришлось заполнить карманы пластиковыми цилиндрами. На шлеме была укреплена гарнитура, однако радиопередатчик отсутствовал, и она скорее выполняла роль украшения.
В правой руке Сато держал автоматический пистолет, в левой – пистолет-пулемет, на плече у него висело что-то странное, со стволом еще более толстым, чем у Franchi; в кобуре на бедре болтался револьвер, а на груди было прицеплено несколько ручных гранат. У Сато было слащавое лицо, но он отличался гармоничным телосложением и был выше всех остальных, за исключением разве что Синохары. Оружие он держал уверенно, умело. Щеки и лоб были расписаны черными маскировочными полосками. Сойдя с лестницы, он выхватил оружие и двинулся по комнате слева направо, содрогаясь от воображаемой отдачи и крича: «Та-та-та-та-та!»
– Прошу внимания, – вновь заговорил Такеи. – Это легендарный автомат Томпсона, точно такой же, как у сержанта Сондерса[24]. Использует патрон калибра 11,25 миллиметра, скорострельность – семьсот выстрелов в минуту. А вот М16 – одна из известнейших автоматических винтовок. Калибр всего пять пятьдесят шесть, но высокая начальная скорость пули наделяет ее высокой убойной силой. Так, дальше. Обратите внимание на оружие, что висит на плече Сато. Это гранатомет М79 американского производства. К сожалению, не оригинал, а лицензионная южнокорейская копия фирмы Daewoo. Но все равно работает отлично. Револьвер – крупнокалиберный «смит-вессон». Прекрасное наступательное оружие. Прекрасное! Теперь обратимся к форме… Я подумывал об использовании формы SWAT[25], «морских котиков» или «зеленых беретов», но в итоге остановил свой выбор на пустынном камуфляже для отрядов «Дельта». Да, о гранатах… Ручные гранаты М67 – новейшая модель, принятая на вооружение американской армией. Взрываются при ударе. Всякий уважающий себя террорист может только мечтать о такой классной игрушке.
В какой-то момент Исихара начал реагировать на речь Такеи, цитируя строчки из старых народных песенок, при этом извиваясь и размахивая журналом, словно поп-звезда. В его движениях не было какого-то отчетливого ритма – он не танцевал, не делал физических упражнений и не демонстрировал приемы боевых искусств. Определенно, эти движения ничего не символизировали. Но хотя они и казались спонтанными, они заметно воздействовали на окружающих, особенно на Мори, у которого сразу же улучшалось настроение. Конвульсии Исихары как бы говорили, что нет ничего запретного и можно делать все, что взбредет в голову. Всякий раз, когда Исихара начинал откидывать свои коленца, это означало, что он что-то задумал, не важно-дурное или хорошее.
Кондо составил свои винтовки в пирамиду. Ямада потрогал стволы, провел рукой по губам, затем повернулся и сказал:
– Холодные!
Татено, похоже, больше интересовал штык-нож, висевший в ножнах на поясе Такеи. Он попросил показать нож, но Такеи велел подождать. Хино, потрогав АК, бормотал себе под нос: «Настоящая вещь, потрясающая… Ухватистая!» Длинноволосый Мацуяма и бритый Феликс, указывая на гранаты Сато, смеясь, говорили, что если хоть одна сейчас оторвется, то их точно разнесет на куски. У Мацуямы было длинное лицо, к которому шли длинные волосы; Феликс же, не вылезавший из своей синей хлопковой рубахи и джинсов, фигурой напоминал гориллу. Бывший популярный актер Окубо, а впоследствии поджигатель, устроивший сорок шесть пожаров, коснувшись формы Сато, попросил примерить ее после представления. Мори попытался представить, как будет выглядеть в форме «Дельта Форс» похожий на скелет Окубо, и едва сдержал смех.
Такеи снова подал знак. Заиграла музыка: печальный женский вокал под аккомпанемент скрипки и аккордеона.
– Орихара, s'il vous plait! – подняв руку, громко позвал Такеи.
– Что он сказал? – поинтересовался Мацуяма, на что Феликс ответил, что по-французски это, кажется, означает «пожалуйста». Феликс свободно говорил по-английски и по-испански и понимал по-итальянски и по-французски, но мало читал на родном языке.
Восемнадцатилетний Орихара с лицом семидесятилетнего старца спускался по лестнице под погребальные напевы француженки. На нем были коричневый берет, форма бежевого цвета, а вооружен он был какой-то странной штукой, напоминавшей музыкальный инструмент.
Орихара первый придумал «сатанинскую» идею и долго изучал материалы о том, как проводить настоящие сатанинские обряды. Мори как-то спросил его, в чем заключаются эти самые обряды, и тот ответил, что на внутренней стороне недубленой козлиной шкуры нужно рисовать всякие непонятные знаки чернилами из крысиной крови, свиной мочи и порошка из истолченных крысиных же костей, а потом вывешивать все это на окне. Сначала Мори думал, что лицо Орихары состарилось именно из-за этих самых ритуалов, но скорее у него был врожденный дефект.
Спустившись, Орихара встал в один ряд вместе с Сато, Кондо и Сибатой. Затем он взял в левую руку свое странное оружие и направил указательный палец в потолок. Такеи пропел: «Sous le ciel de Paris coule la Seine» («Под небом Парижа течет Сена») – и обошел вокруг Орихары, разведя руки, как будто собирался обнять его.
– Это форма солдат французской Одиннадцатой парашютной бригады, которая отличилась во время Алжирской войны за независимость, превратившись в подразделение столь же опасное, как и мешок с кобрами. Да, песня эта из жанра шансон… А теперь… Все готовы? Вот знаменитая FAMAS, штатная винтовка французской армии, в просторечии – «горн». Стреляет 5,56‑миллиметровыми патронами НАТО со скоростью девятьсот выстрелов в минуту. Скажу вам, чтобы заполучить комплект формы десантника вместе с «горном», мне потребовалось приложить немало усилий. Всем спасибо! Огромное спасибо!







