Текст книги "Фатерлянд"

Автор книги: Рю Мураками

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 43 страниц)

Сейчас он представил себе черную мамбу с глазами Канесиро.

Тем временем террорист поднял свой пистолет, навел его на бородача и что-то сказал. Микрофоны были слишком далеко, чтобы услышать его слова, но Мори прочитал по губам… Долгое время после того, как его брат убил их родителей и попытался лишить себя жизни, Мори отказывался говорить и слышать. За это время он приобрел привычку читать по губам, чтобы не слышать чужого голоса. «Стоять! Еще шаг, и я стреляю!» – процитировал он, держа перед собой воображаемый пистолет и улыбаясь.

– Стреляй в него! – хором завопили пятеро сатанистов.

Феликс тоже подал голос, поинтересовавшись, почему болельщики из фан-зоны одеты как «байкеры-педики». Он вырос в Южной Америке и был плохо знаком с японской масс-культурой. Вопрос был задан Мацуяме, но тот орал вместе с сатанистами, и тогда Татено за него пояснил, что от такого стиля одежды фанов «заводит».

Ямада учился в шестом классе, когда его отец, лишившись работы, решил стать фермером. Они переехали в горную деревушку в префектуре Фукусима, где диких обезьян было значительно больше, чем людей. Жители деревни сходили с ума по групповому танцу «соран одори»; один Ямада терпеть не мог этот танец, и, когда он отказался участвовать, его жестоко побили. Танцоры носили повязки на головах, и у них были длинные вздымавшиеся при каждом движении туники, наподобие той, что носила легендарная королева-шаманка Химико. Стоило Ямаде вспомнить об этом, как его начинало тошнить.

Из динамиков раздался звук, как будто кто-то открыл хорошо взболтанную банку с газировкой. Затем из верхнего ряда вырвалась струя дыма. Такеи вскочил на ноги и закричал:

– РПГ! Это был РПГ!

То, что происходило, вернуло его в те времена, когда он жил в йеменском лагере боевиков.

Когда граната плюнула оранжевым пламенем и по почти идеальной прямой понеслась по направлению к световому табло, оставляя за собой белый след, Ямада подумал: «Просто шикарно, великолепно!» Через мгновение правая часть табло разлетелась вдребезги со страшным звоном и грохотом. Искры брызнули в разные стороны, словно миллиарды светящихся мотыльков. Казалось, толпа зрителей разом окаменела. Даже журналисты потеряли дар речи. В «гостинке» тоже наступила гробовая тишина. Ямада смотрел на экран, раззявив рот, он был потрясен разрушительной мощью РПГ. Мори тоже замер на месте, словно сова в луче фонарика.

Контроль над стадионом был полным. Зрители сидели в своих креслах, словно манекены. От террористов больше не поступало никаких сообщений или указаний. Странно, но все оставались спокойными, что произвело на Ямаду сильное впечатление: это ж какой непонятной силой нужно обладать, чтобы заставить тридцать тысяч человек сидеть в абсолютной тишине. Особенно приятно было смотреть на фанатов в идиотских костюмах, которые теперь были тише воды ниже травы. В «гостинке» Исихары тоже все утихли – Татено кивал; сатанисты лучезарно улыбались, словно хор мальчиков, собирающихся запеть песню; на глазах Такегучи и Тоёхары сверкали слезы радости; Феликс сжимал и разжимал кулаки; на щеках Мацуямы показались ямочки; а Окубо откинулся на спину и возвел очи горе, словно благодаря Бога за нежданную милость. Хино из корпуса «Н» сделал вид, будто держит на плече РПГ, и беспрестанно повторял: «Пшш! Пшш!» – имитируя запуск реактивной гранаты. Синохара со сверкающими, как у его лягушек, глазами, похлопывал Татено по спине. Все испытывали глубочайшее удовлетворение при виде огромной толпы, беспрекословно подчинившейся жалкой горстке людей; всем доставляло удовольствие видеть, как трепещут те, кто раньше относились к ним, словно к грязи и отбросам.

Поскольку больше ничего не происходило, вещание вновь переключилось на студию. К ведущему присоединились военный аналитик и университетский профессор – специалист по Северной Корее, которые немедленно начали рассуждать о намерениях террористов. Профессор выразил сомнение в том, что объявившие себя борцами с режимом Ким Чен Ира «повстанцы» на самом деле являются таковыми, поскольку влияние партийного руководства распространяется на всю структуру северокорейской армии. Взаимная подозрительность, пояснил он, является нормой, и если предположить, что время от времени в этом организме и могли бы появляться крошечные очаги крамолы, то шансы на выживание и развитие таких очагов все равно бы стремились к нулю.

Ведущий спросил, как корейцам удалось проникнуть в Японию.

– Нам много раз докладывали о подозрительных судах, – вступил в разговор военный аналитик, – и мы полагали, что ни один из северокорейских военных кораблей не проскочит мимо нас. Но вести наблюдение вдоль всей морской границы оказалось непосильной задачей для нашей береговой авиации. – Он указал на висящую на стене карту. – Мы засекали огромное количество рыболовецких судов неподалеку от побережья Кюсю, особенно этой весной. В такой мешанине очень просто затесаться и разведывательному кораблю. Как вам известно, наш бюджет ежегодно сокращается уже несколько лет. У Сил самообороны нет своих спутников для ведения разведки, и мы вынуждены просить данные у американцев. Но ведь все равно не представляется возможным отследить каждое судно, что выходит из северокорейского порта. Большая часть кораблей-шпионов обнаруживается при помощи самолетов «Орион». Как правило, на пятьдесят простых судов приходится два-три разведывательных. Простите за банальность, но это и есть иголка в стоге сена.

Другой канал, помимо основного изображения, держал в углу экрана небольшую квадратную вставку. Канесиро дотянулся до пульта и увеличил картинку. Зрители продолжали сидеть на своих местах, глядя прямо перед собой. Террористов нигде не было видно. Вероятно, те, что засели в комментаторской, приказали остальным рассредоточиться так, чтобы не попадать в объективы камер. Люди были похожи на наказанных детей. Никто не смел подняться с места, никто даже не перешептывался! Какая-то мамаша цыкнула на своего ребенка, который случайно зашуршал кульком с конфетами. Фанаты в своем секторе сидели ссутулившись, ноги вместе, руки на коленях, – в общем, выглядели так, словно их прямо сейчас должны отвести на эшафот.

Журналисты тоже присмирели и замерли как статуи, хотя несколькими минутами ранее отчаянно молотили по клавишам своих ноутбуков, строча репортажи. Было непонятно: то ли террористы приказали им не передавать информацию, то ли просто писать стало не о чем. Игроки обеих команд, их тренеры и судьи находились в раздевалках под трибунами. В принципе, они могли бы покинуть стадион, но, вероятно, выходы из раздевалок уже контролировались боевиками.

На одной из лестниц, поставив рядом свой лоток, сидел продавец напитков. Камера показала крупным планом пустые бумажные стаканчики и цилиндр сифона, из носика которого медленно капало. Лицом к полю на складных стульях сидели охранники, отложив рации. На свободном кресле были горой навалены телефоны и дубинки. Судя по всему, охранники разоружились добровольно – глупо было бы думать, что боевики испугались их убогих средств самообороны.

– Кажется, некоторым надо в туалет, но они не могут пойти, – с надрывом произнес ведущий в студии, словно желая показать всю бессердечность террористов.

Но, если на то пошло, после выстрела из гранатомета, разрушившего стадионное табло, боевики не объявляли никаких приказов, запрещавших ходить в туалет; тем более не было сказано ни слова о разоружении охранников. «Им же просто велели оставаться на своих местах и не делать резких движений…» – недоумевал Ямада. Ведь кто-то из бандитов говорит по-японски. Так почему же никто из сидящих на стадионе не поднял руки и не попросил разрешения сходить в сортир? Что, проще обоссаться, а потом обвинять гнусных террористов в бесчеловечности? Идиотизм!

Ямада подумал, а что бы он сделал, окажись на их месте? Понятное дело, не имело никакого смысла нарываться на пулю, тем более что он меньше всего хотел подобной смерти. Последовать примеру того бородатого чувака было бы великой глупостью, полным кретинизмом. Да, хорошо, но что делать, если терпеть не оставалось бы никакой возможности? Намочить штаны на виду у тридцати тысяч человек, и еще это покажут на всю страну? Нет уж… Наверное, следовало бы махнуть белым платком – общепринятым символом капитуляции – и после решить «туалетный вопрос». Разумеется, Ямада никогда не носил с собой носового платка, но, впрочем, платок можно занять у соседей. Как бы то ни было, он точно предпринял бы что-нибудь, дабы не опозориться. Более того, он наверняка попытался бы найти возможность бежать. Уж точно не сидел бы, словно дзен-буддийский монах, как это делали тридцать тысяч человек на стадионе.

Из всей группы Исихары ни у кого не возникло бы мысли переть прямо на вооруженного боевика и орать ему что-то в рупор; но никто не стал бы послушно сидеть на месте, словно приговоренный. То, что испытывали сейчас зрители на захваченном стадионе, ребят Исихары терпели с самого детства. Для них в этом не было ничего необычного. Они постоянно находились под давлением тех, кто их окружал, и их сурово наказывали за малейшее ослушание. Острый резец страха и боли от осознания своего бессилия оставил неизгладимый след в их душах. Каждый живущий в этом мире – заложник, жертва насилия в той или иной форме, но большинство людей не осознают этого на протяжении всей своей жизни. Именно поэтому тридцать тысяч на стадионе сразу же отдали себя на милость горстке вооруженных людей; оказавшись лицом к лицу с жестокой реальностью, они потерялись и перестали мыслить последовательно. Если ты в здравом уме, то не пойдешь с мегафоном на пистолет, но и не будешь сидеть на заднице, не смея и пальцем шевельнуть.

Теперь камеры показывали окрестности стадиона, где уже начали собираться зеваки. На улице и на парковке образовалась изрядная толпа из постояльцев расположенного рядом отеля, велосипедистов, водителей такси и грузовиков и прочих. Кто-то звонил по телефону, кто-то фотографировался. Народ начал стекаться после того, как по телевизору показали взрыв гранаты и обрушение табло, но, поскольку пока ничего нового не происходило, многие стали испытывать скуку. Ни полиции, ни пожарных на месте еще не объявилось, но люди тем не менее держали дистанцию – к зданию стадиона не приближались.

Стадион и отель располагались на одной линии у берега. С другой стороны стадиона был большой торговый центр, а через автостоянку высилось здание медицинского центра Кюсю. По всей видимости, большинство магазинов в торговом центре были закрыты. По прилегавшим улицам изредка проезжали машины. Корреспондент объявил о том, что на скоростном шоссе Фукусима‑1 и на других магистралях введен режим регулирования движения.

– А чё, пойдем туда, поднимем им настроение, – предложил Окубо, и пятеро сатанистов охотно согласились.

Феликс предложил сделать большой баннер и написать что-нибудь вроде: «Сердечный привет нашим друзьям из Северной Кореи! Поздравляем с успешной террористической операцией!» Предложение вызвало всеобщий восторг и аплодисменты.

– Исихара-сан, а вы что об этом думаете? – спросил Канесиро, вглядываясь в лицо предводителя. – Почему бы нам не присоединиться и не помочь корейцам?

– Делайте, как хотите, – ответил Исихара, и все одобрительно загудели.

Ямада вскинул вверх кулаки, взволновавшись от мысли, что битва наконец-то началась. Он где-то читал, что северокорейские солдаты считаются непобедимыми на поле боя. А если присоединиться к террористам, всей их группе выпадет возможность помогать контролировать тридцать тысяч терпил на стадионе.

Ни Ямада, ни Мори ни разу в жизни не участвовали в настоящем бою, но обоим импонировало отношение северных корейцев к боли. Боль от укола, например, вообще не должна причинять никаких страданий. Однажды в исправительном учреждении Мори наступил на гвоздь, который вошел в его стопу, – так он даже не заметил этого, пока один из надзирателей не обратил внимания на странный цокающий звук. Мори осмотрели, нашли застрявший в ноге гвоздь и вынули плоскогубцами. С Ямадой тоже происходило нечто подобное, и врач сказал ему, что такое часто свойственно людям, перенесшим тяжелые травмы.

Услышав предложение Канесиро присоединиться к боевикам, Мори пришел в экстаз. Он закричал по-совиному: «Уу-уу!» – и на его щеках снова показались ямочки. Услыхав крики Мори, Ямада заулыбался, показывая передние зубы, делавшие его похожим на кролика. Как было бы здорово присоединиться к боевикам и оказаться наконец на стороне победителя! Такое чувство, будто прыгаешь на спине поверженного слона и бьешь себя в грудь, издавая боевой клич…

– Но нам же потребуется оружие! – воскликнул Такеи.

Канесиро согласился. У Такеи была привычка разговаривать и жестикулировать в манере ведущего варьете. Он сложил вместе ладони и объявил:

– Итак! Мы должны хорошенько порыться и посмотреть, что у нас имеется. Наверное, имеет смысл взять с собой то, чем мы сможем обменяться с корейцами. Вполне сгодятся браунинг и «узи». Для ближнего боя в условия городской герильи весьма хорош чешский «скорпион». «Калашниковы» нам понадобятся? Вообще, проблема в том, что трудно выбрать подходящее оружие до того, как выяснится, когда именно подтянутся Силы самообороны и в каком количестве.

– А взрывчатка разве не потребуется? – поинтересовались бомбисты Фукуда и Такегучи.

Такегучи на это дело косвенно вдохновил пример отца. Тот, в знак протеста против своего увольнения, обвязался динамитными шашками, ворвался в офис своей компании, но в итоге подорвал лишь самого себя. Уважать такого неудачника Такегучи, конечно, не мог, но в то же время это был его родной отец, которого он любил. После долгих размышлений Такегучи решил, что дело не в том, хорош или плох был его родитель, а в том, что ему не хватало знаний о взрывчатых веществах. С десяти лет Такегучи начал учиться изготавливать бомбы из подручных материалов. В Интернете легче легкого найти информацию для создания бомбы, но собрать даже самую примитивную модель оказалось совсем не просто. Для этого нужно быть предельно аккуратным, обладать крепкими нервами, уметь сосредоточиться и, главное, хорошо разбираться в химии. Процесс изготовления, по сути, состоял из смешивания окислителя и воспламеняемого вещества, чтобы вызвать кристаллизацию. Самой трудной частью работы было смешивание и последующее высушивание.

Первую бомбу Такегучи сделал в десять лет. Конструкция была проста до предела: он напихал в банку с энергетическим напитком сухого льда и гвоздей. И тем не менее успех был потрясающий. Позже Такегучи научился делать гранаты на основе алюминиевого порошка, который он добывал, стачивая напильником монеты в одну иену, базуки, для которых использовал трубы ПВХ и самодельный черный порох, и простые зажигательные бомбы из смолы и опилок.

Со временем Такегучи понял, что процесс горения и взрыв происходят в результате взаимодействия материалов на молекулярном уровне. Так, тринитротолуол, или ТНТ, представляет собой органическое соединение углерода, водорода, азота и кислорода; и на основе этих четырех компонентов существует масса других соединений. Страшная разрушительная сила обусловливается равномерным соединением метильных и нитрогрупп с углеродным и водородным кольцами; взрыв происходит, когда нестабильный материал пытается мгновенно стабилизироваться за счет обмена протонами и электронами. Взрыв представляет собой не разбрасывание материи, а большую концентрацию энергии, высвобождаемую при той или иной химической реакции.

Такегучи понравилась концепция крайней нестабильности материи, которая самостоятельно стремится к стабилизации. Бомбы его очаровывали все больше. В тринадцать лет он придумал зажигательную гранату на основе оксида железа и алюминиевого порошка. Гранату он подорвал в своей школе – и спалил полздания. Несколько учеников, не успев вовремя выбраться, сгорели заживо. Такегучи отправили в исправительный дом, где он познакомился с Фукудой, благодаря которому впоследствии смог присоединиться к группе Исихары.

Родители Фукуды были адептами какой-то секты, которая совершила несколько широкомасштабных терактов. В средней школе Фукуда узнал о существовании взрывчатых веществ и морали. Он пришел к заключению, что главным злом в мире является секс, а самым гнусным его проявлением является коммерческая проституция. Когда ему исполнилось пятнадцать, Фукуда сделал простую бомбу из хлорной кислоты и сахара, чтобы взорвать недавно открытый массажный салон в Акихабаре.

Находясь в исправительном доме, Такегучи буквально не вылезал из библиотеки, углубляя свои познания в области химии и электричества. После того как к группе Исихары присоединился Такеи, они смогли создать более мощные взрывчатые вещества и электродетонаторы, в результате чего их новые бомбы стали еще более совершенными с точки зрения размера и поражающей способности. Из разговоров с этими двумя взрывниками Ямада узнал, что человек в своей повседневной жизни окружен потенциальными компонентами для бомб. Бомбу, говорили Такеи и Такегучи, можно сделать не только из сахара и алюминия, но и из моющего средства, пряжи, коровьего навоза, яичного белка и даже крови.

– Помочь корейцам, говорите… – сказал Исихара, отворачиваясь от телеэкрана. Его глаза были полуприкрыты, словно в дреме. – Вы что, хотите вмешаться?

Последнее слово прозвучало для всех как удар. Оно очень редко произносилось в компании и всегда вызывало крайне негативную реакцию. Ямада не слышал его уже много лет и теперь даже не помнил толком, что оно означает. От слова веяло запахом блевотины.

Андо скривился и повторил за Исихарой:

– Вмешаться…

Андо недавно исполнилось восемнадцать. У него было симпатичное лицо с правильными чертами. Ямада только и мог мечтать о том, чтобы выглядеть так же – худощавым и изящным. Андо, как и Ямада, увлекался спортом и чтением. Они обменивались книгами и постоянно обсуждали футбольные матчи или марафонские забеги. В возрасте тринадцати лет Андо зарезал в пригороде Йокогамы свою одноклассницу, затем, воспользовавшись ручной пилой, расчленил ее тело на восемнадцать фрагментов. Его поместили в психиатрическую клинику под строгий надзор, однако в Интернете он стал героем. Однажды присматривавший за ним медбрат показал ему распечатки с нескольких сайтов, специально созданных в поддержку Андо, и с тех пор Андо люто возненавидел парня, который сунул нос туда, куда его не просили. Освободившись, он сразу же отправился в Фукуоку. Пока еще ему не представилась возможность наказать любопытного медбрата, но Андо постоянно твердил, что, если б встретил его, убил бы на месте. Он признался Ямаде, что возвеличивание в Интернете ему омерзительно.

– Я лишь только хотел доказать себе, – сказал он, – что даже если ты грохнешь самого замечательного человека и разделаешь его на части, то он превратится в несколько кусков мяса, и только. Поэтому я и сделал это с той, которая больше всего мне нравилась.

Канесиро как-то странно посмотрел на Исихару и выдавил:

– Э-э… вы говорите… э-э… вмешиваться?

Вероятно, Канесиро воспринял сложившуюся на стадионе ситуацию, как последнюю возможность проявить по-настоящему свой талант разрушителя. Ямада должен был признать, что сам чувствовал что-то подобное. Несомненно, все, кто в тот момент окружал Исихару, хотели одного и того же: разрушить, опустошить, убить всех и превратить весь этот мир в груду обломков. В общем-то, именно стойкое убеждение, что рано или поздно такая возможность непременно представится, и позволяло им сохранять душевное равновесие и не сойти с ума.

– Но, Исихара-сан, разве не вы только что сказали, чтобы мы отправились туда и помогли боевикам? – удивился Канесиро.

– Да, говорил. Но был я иного мнения тогда…

Ямаде чрезвычайно нравилась та музыкальная манера, в которой иногда изъяснялся Исихара, – начинало казаться, будто приоткрывается дверь в новую вселенную.

– …но вы свободны делать то, что хотите. И мне все равно, как именно вы поступите.

С этими словами Исихара встал со своего кресла-качалки, взял пульт, переключил телевизор на канал «Асахи», выключил звук и некоторое время молча наблюдал, как шевелит губами ведущая, обнажая десны.

– И я пытался и старался забыть, – вновь заговорил Исихара, – но есть одно, чего мы не можем вспомнить. Эти парни – не те, за кого выдают себя. Они не повстанцы. Будь они повстанцами, они бы подняли бунт у себя на родине, ведь верно? Естественно. Даже я считаю, что взять в заложники тридцать тысяч человек – это невероятно круто, но все-таки здесь есть что-то подозрительное. Эта дура в телевизоре знает очень много, ее познания в данном вопросе широки так же, как и ее вагина, но не столь же глубоки. Я знаю парня, который с ней встречался в течение трех месяцев, – остановите меня, если я вам уже рассказывал об этом, – так вот, он говорил, чтобы заставить ее кончить, ему нужно было долбить ее до боли в пояснице. В итоге у него образовалась межпозвоночная грыжа. Но, как бы то ни было… Вы хотите драться с Силами самообороны, так? Но это же херня! Силы самообороны не будут вмешиваться из-за риска гибели заложников. Так с кем вы собираетесь сражаться? Или вы хотите убить тридцать тысяч человек, которые сидят и не смотрят бейсбол?

Разумеется, Исихара был прав. Впрочем, он выиграл не успевший начаться спор, произнеся слово «вмешаться». «Поэт побеждает целые армии одним-единственным словом», – подумал Ямада.

Едва Канесиро снова сел на пол, женщина-ведущая начала энергично жестикулировать.

– Когда этот долбоеб возился в ее дыре, – усмехнулся Исихара, – она орала: «Го-ол!».

Канесиро дотянулся до пульта и прибавил громкость.

«…замечены, согласно имеющейся у нас информации. А теперь вернемся на место событий».

На экране показалось размытое изображение, которое становилось все более и более отчетливым, так что можно было различить облака и морские волны под ними. Но что именно было замечено, как сказала ведущая? Ямада всмотрелся в экран и увидел точку размером не более пикселя. Точка становилась все больше, затем на экране возникли еще две… три… и еще пять.

– Птицы, что ли? – раздался чей-то голос.

Светящиеся точки действительно напоминали птиц, но они вели себя не как птицы. В целом картина походила на постепенно выходящее из тьмы многоглазое, неопределенной формы чудовище.

В детстве Ямаде пришлось однажды поголодать. Когда совсем нечего есть, а чувство голода переходит в страх, все, что человек видит перед собой, начинает для него выглядеть как пища. Зрение становится необычайно острым, однако голод мешает нормальному анализу поступающей в мозг информации. Голодный Ямада, свалившись без сил, услышал писк комара. Потребовалось немало времени, чтобы убедить себя, что этот знакомый, но неясный по очертаниям объект не является едой. Он всматривался и всматривался, пока перед глазами не заплясали, словно светлячки, цветные пятнышки, заполнившие всю комнату. Ямада еще подумал тогда, что они напоминают танцующие в воздухе цветные молекулы.

И вот теперь мерцавшие на экране пятнышки напомнили ему тот детский опыт. Пятнышки шли низко над морем. Попав в висевшее над городом зарево, они стали обретать форму. Это были бипланы, соблюдавшие определенный строй. Первый самолет заложил широкий вираж, выпустил шасси и пошел параллельно линии берега.

«А разве там есть место для посадки?» – удивилась телеведущая.

Камера продолжала сопровождать ведущий стаю самолет. Показалась узкая полоска песчаной отмели Уми-но-накамичи, вдоль которой проходила линия железной дороги. Затем за железнодорожным полотном показалась череда огней – туда и направлялись самолеты.

Первый самолет приземлился на длинную бетонную полосу, местами поросшую сорной травой.

– Это же бывший аэродром Ганносу! – воскликнул Фукуда.

Вслед за первым самолетом совершили посадку еще два.

Как только первый самолет вырулил к самому концу бетонной полосы, дверь в фюзеляже распахнулась и наружу выскочили солдаты.

– Кто это такие? – спросил Такеи. – Э, да у них гранатометы!

Мори пригляделся и насчитал шестнадцать человек. Восемь из них сразу же взяли под контроль посадочную полосу, а остальные принялись выгружать багаж – большие камуфлированные вещмешки, деревянные и металлические ящики, – все это складывалось на свободной площадке рядом с железной дорогой.

– Видно не очень, но мне кажется, у них есть АГС‑17^[22], – произнес Такеи и уже раскрыл рот, чтобы продолжить комментарии, когда его прервал Канесиро:

– Слушай, давай-ка просто молча посмотрим, а?

Такеи умолк и стал делать пометки в блокноте касательно оружия и экипировки прибывших солдат.

Разгрузившись, первый самолет съехал с полосы и остановился около парка и футбольного поля. Второй и третий прошли ту же процедуру, и теперь на летном поле собралось уже несколько десятков людей в камуфляже. Около дюжины из них отделились от основной группы и побежали через парк в сторону станции Ганносу. Солдаты держали оружие на изготовку и пригибались, словно атаковали неприятельское укрепление.

– Можно мне сказать? – вскинул голову Такеи.

Канесиро кивнул, и Такеи, не прекращая делать заметки в блокноте, высказал свое мнение:

– Эта операция была прорепетирована не один раз. Они явно построили точь-в-точь такой же аэродром и раз за разом повторяли высадку, иначе у них ничего бы не вышло сегодня.

Тем временем прибывшие самолеты продолжали выстраиваться перед парком. Кто-то из пилотов вышел на поле и стал подавать знаки для идущих на посадку следующих самолетов, другие, вооружившись, занимали места среди изготовившихся к обороне солдат. Выгруженные ящики громоздились, словно контейнеры в морском терминале.

Изображение сделалось более четким, оператор крупным планом показал солдат. На всех были камуфляжные куртки с капюшонами, ботинки-берцы и кепи вместо касок. На плече у каждого висел «калашников». Солдаты не отличались высоким ростом или какой-то особой физической формой, но на их пухловатых лицах была написана непреклонная решимость. Обычно при слове «солдат» возникает образ американского морпеха, каким его изображают в кино или показывают в выпусках новостей. Однако же вид узкоглазого воинства в камуфляже производил поистине зловещее впечатление.

Тем временем разгрузка самолетов продолжалась, группа солдат складывала ящики в штабель. Кто-то стоял с оружием наготове и наблюдал за окрестностями. Кто-то помогал выруливать приземлившимся самолетам и распределял высадившихся бойцов. Кто-то налаживал связь, настраивал рации, проверял мобильные телефоны. Казалось, каждый четко знает, что и как ему делать. Такеи оказался прав: акция была тщательно подготовлена.

«По-видимому, на место происшествия прибыла мобильная группа вещания Национального телевидения, – сказала девушка-корреспондент. – Данный выпуск новостей мы проведем совместно с ними».

Голос ведущей слегка дрожал. Ямада подумал, что она сильно напугана. Впрочем, он тоже испытывал страх.

– Эти парни из Северной Кореи, да? – спросил Фукуда. – А Япония и Северная Корея – враги. Вроде так… То есть, если эти люди являются, как они говорят, повстанцами, значит, они выступают против правительства своей страны и Ким Чен Ира. Следовательно, они – наши союзники. Тогда почему они ведут себя совсем не по-дружески? Если они прилетели сюда после провала государственного переворота, то первым делом им следовало бы сложить оружие и сдаться нам, разве не так? А эти больше напоминают оккупационный корпус…

Снова показали студию. Заметно побледневший ведущий сказал:

«Только что нам удалось получить комментарии от секретаря Кабинета министров».

Сигемицу Такаси являлся членом фракции консерваторов в бывшей Демократической партии Японии. Он служил своего рода связующим звеном с либерал-демократами, которые перешли в «Зеленую Японию» с самого момента ее создания. Прибыв на поезде из Окаямы в дождливый Токио, Сигемицу сразу попал в плотное кольцо журналистов. Сначала он попытался отстранить от себя телекамеры, заявив, что еще не обсудил сложившуюся ситуацию с премьер-министром, но журналистская братия оказалась непреклонной. Большинство корреспондентов были сильно раздражены. «Мы не позволим вам отвертеться! – кричали иные. – Извольте что-нибудь сказать! Подумайте о заложниках, об их семьях! Говорите же!» Пытаясь увернуться от репортеров, Сигемицу налетел лбом на объектив камеры, и хлынувшая по лицу кровь смешалась с дождем.

– Наша первая и главная задача, – начал наконец он, – обеспечить безопасность людей в Фукуоке. Я направляюсь в кризисный центр, созданный Кабинетом министров, чтобы обсудить наилучшие меры по разрешению сложившейся ситуации.

Охране все же удалось отбить секретаря от толпы журналистов; он сел в служебную машину и скрылся прочь.

«Слишком слабенькое заявление для гребаного политика», – подумал Ямада. Хуже всего было лицо – дело даже не в крови, а в написанном на нем стыде. Точно так же выглядел отец Ямады незадолго до самоубийства – ему было настолько стыдно за свой промах, что он не видел иного выхода, кроме смерти. Отец старался скрыть свой стыд от окружающих, но лицо все равно выдавало его. Смотреть на это всегда противно. Лучше бы уж Сигемицу расплакался и крикнул прямо в объективы телекамер: «Да мне так же страшно, как и вам всем!»

«Итак, вы прослушали комментарии для прессы секретаря Кабинета министров», – раздался голос телеведущего.

На экране вновь появилось изображение аэродрома Ганносу.

– Интересно! – произнес Исихара, вскакивая на ноги. – Интересно! – повторил он и ритмично задвигал бедрами. – Оч-чень интересно!

Ямада, не поняв, что такое случилось с Исихарой, недоуменно повернулся в сторону Мори и Сато, но, похоже, те сами ничего не понимали. Камеры показывали теперь железнодорожную станцию Ганносу, которую можно было легко узнать по большому чернобелому знаку. Станция уже несколько лет не работала после существенной перестройки прилегающего района Фукуоки. Напротив станционного здания располагалась небольшая площадь, где были припаркованы девять или десять такси. Вполне привычный вид для провинциального японского города, если не считать северо-корейских солдат, которые в настоящий момент занимались реквизицией транспорта.

Их интересовали любые автомобили, какие только оказывались поблизости: такси, грузовики, автобусы, легковые машины. Все, кто оказывался внутри, за исключением водителей, выбрасывались вон. Грузовики оперативно разгружались, содержимое кузовов складировалось на тротуарах. Затем в кабину садился корейский солдат и показывал водителю, как проехать до взлетной полосы. Там вдоль железнодорожных путей уже выстроились высадившиеся бойцы.