Текст книги "Фатерлянд"

Автор книги: Рю Мураками

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 43 страниц)

Сераги набил в рот тофу и воззрился на экран одного из телевизоров, размещенных по углам обеденного зала. Диктор рассказывал, что из портов Северной Кореи вышла целая армада военных кораблей и гражданских судов. «Каждая точка, – говорил он, указывая на снимок с американского спутника, – представляет собой отдельный корабль». Судя по выражению лица диктора, скоро должен был наступить конец света. Не сводя глаз с экрана, Сераги порылся в карманах своего халата и достал небольшую пластиковую коробочку. Палочками для еды он зачерпнул оттуда какую-то зеленоватую массу и добавил себе в лапшу.

– Это из Саги, – объяснил он Куроде. – Делается из свежего юдзу и зеленого перца чили. Не желаешь?

Курода покачал головой – паста из юдзу и чили не очень хорошо сочеталась с тунцом и жареной курицей.

Без всяких эмоций они смотрели новостной выпуск, поглощая обед. Диктор сказал, что первая партия кораблей вышла из крупных портов Наджин, Чхонджин, Кимчхэк и Вонсан. Некоторое время спустя с якоря снялись корабли в Танчхоне, Ранаме, Кёнсонге, Ривоне, Синпо, Рэсоне и Синхуне. Флот выглядел внушительно – он состоял из четырех сотен кораблей, которым потребовалось определенное время, чтобы выстроиться в походный строй. Там были старые фрегаты класса «Сохо» и «Раджин», корветы класса «Саривон» и «Трал», патрульные корабли класса «Тэчон», ракетные катера, и на каждом из них находилось определенное количество солдат. Мобилизованными оказались также транспортные суда и большие рыболовецкие траулеры. Утром одиннадцатого числа они должны достичь границ исключительной экономической зоны Японии, а к полудню – границ японских территориальных вод.

Диктор закончил, в столовой стояла тишина. В Фукуоке, вероятно, не осталось ни одного человека, который не испытывал бы страх перед неизбежной бедой. Курода даже стал принимать снотворное, чтобы поспать, – стоило ему подумать о том, что может случиться с его двумя дочками и больной матерью, сон тут же испарялся. Это была действительно серьезная проблема, не из тех, что решаются сами собой. Спокойствие, с которым все встретили новость, было скорее ступором. Никто не рассчитывал, что корейцы постесняются арестовывать и расстреливать медицинских работников, в конце концов, Омуро Кикуо тоже был медицинским работником.

После прибытия дополнительных сил корейцы, скорее всего, будут вести себя куда менее сдержанно. Но что тут поделаешь? Бежать? А куда? – ведь правительственную блокаду никто не отменял. Так что оставалось лишь одно: продолжать работать. Пациенты не могли ждать. И пациентов неожиданно прибавилось. Этот инцидент в парке Охори… А вчера в центр доставили корейского солдата с тяжелой проникающей раной в живот. Солдата привезли военврач и офицер-кореец, который хорошо говорил по-японски. Они не стали входить в здание и попросили вызвать кого-нибудь из старшего персонала к стойке приема. Руководство решило послать Куроду. Поскольку он общался с бойцами ЭКК каждый день, когда приходил на работу, то не особенно волновался. Корейцы – врач и офицер – были исключительно вежливы. Они спросили, можно ли разместить в центре их раненого, поскольку в лагере невозможно провести операцию. Курода немедленно связался с реанимацией, солдата положили на носилки и увезли. Утром Курода пообщался с хирургом, который сказал, что состояние солдата улучшается, но ранение почек сделало его инвалидом на всю оставшуюся жизнь.

По телевизору шла пресс-конференция с главой секретариата Сигемицу, который замещал задержавшегося на заседании премьера. Сигемицу решительно осудил власти Северной Кореи за то, что они позволили кораблям «повстанцев» покинуть порты, и несколько раз подчеркнул, что корабли не будут допущены в японские территориальные воды.

– Означает ли это, что в случае появления северокорейских кораблей в территориальных водах Японии они подвергнутся атаке? – уточнил репортер, и Сигемицу уклончиво ответил:

– Это было бы самым последним средством, – но тут же добавил, что береговая охрана Сил самообороны уже отправила к границе территориальных вод боевые корабли, а истребители на базах приведены в состояние повышенной боевой готовности.

– Будем ли мы просить американские войска, расквартированные в Японии, об оказании помощи? – прозвучал вопрос от журналиста издания, известного своей антиамериканской позицией.

Сигемицу снова уклонился от прямого ответа, заявив, что Япония столкнулась с необычным актом агрессии.

– То есть сто двадцать тысяч корейцев собираются вторгнуться на территорию Кюсю, а точнее, маленькой Фукуоки, и вы утверждаете, что это не агрессия? – удивился журналист.

– Госдепартамент США назвал их «вооруженными беженцами», – резче, чем обычно, произнес Сигемицу.

Это означало, что американцы не считали Экспедиционный корпус Корё силами вторжения.

Несколькими днями ранее Курода ознакомился с договором о безопасности, заключенным между США и Японией. Он никогда особенно не интересовался политикой и экономикой и не читал ничего (за исключением случайных детективов в самолете), кроме литературы по своей специальности, но вот пришлось. Полное название договора звучало так: «Договор о взаимном сотрудничестве и безопасности между Соединенными Штатами Америки и Японией». Курода прочитал его внимательно, строчку за строчкой. Также он проштудировал «Принципы сотрудничества Японии и США в области обороны», которые были опубликованы в конце девяностых годов. Ни в одном из этих документов не было сказано, что в случае, если Япония подвергнется нападению, то находящиеся на ее территории американские войска по умолчанию будут контратаковать противника. Сначала Курода удивился, но потом понял, что предпринимать военные действия на территории суверенной страны без ее просьбы даже государству-союзнику будет не так-то просто. В «Принципах сотрудничества» говорилось, что в случае вооруженного нападения на Японию, при условии, что правительство предпримет ответные действия в разумное время, американские войска окажут необходимую помощь. При том, что случилось в Фукуоке, любое суверенное государство должно было предпринять соответствующие меры, но японское правительство до сих пор так и не предъявило Экспедиционному корпусу никаких претензий или требований. Единственное, что оно сделало, – отправило в Фукуоку Штурмовую группу полицейского спецназа, в результате чего погибли гражданские лица.

После того как один пациент в госпитале Саги скончался от почечной недостаточности из-за отсутствия диализного раствора, было созвано межведомственное совещание по вопросу немедленной доставки на Кюсю необходимых медицинских препаратов и оборудования. Даже в Фукуоке не хватало диализного раствора, не говоря уже о крови для переливания, антибактериальных хирургических препаратах, средствах для дезинфекции, инсулине, анестетиках и прочем. Однако все закончилось тем, что вместо правительства за дело взялась некая частная организация. Правительство признавало необходимость доставки медикаментов на остров, но категорически отказывалось вести переговоры с Экспедиционным корпусом. Частная организация наняла семь больших машин, загрузила их лекарствами и направила в Фукуоку, надеясь договориться с ЭКК. Представитель ЭКК выступил с заявлением, что Корпус никогда не препятствовал и не собирается препятствовать доставке гуманитарных грузов любыми транспортными средствами. Однако солдаты Сил самообороны, охранявшие въезд в туннель в Каммоне, развернули грузовики с медикаментами обратно, что было показано в теленовостях. В стране и за рубежом поднялась буря критики, и в конечном счете это заставило правительство разрешить транспортировку медикаментов. Но даже после этого вопрос о переговорах правительства с ЭКК не поднимался.

Впрочем, было бы несправедливо перекладывать всю ответственность на правительство. В Японии никто не представлял, что такое независимая дипломатия. Сам Курода полагал, что в случае, если на Японию нападут Северная Корея или Китай, американские войска должны будут выступить на японской стороне. Все надеялись, что американцы вступятся за Японию, но это было так же глупо, как рассчитывать на помощь любого другого государства. Курода надеялся, что кто-то из правительства все же посетит Фукуоку и проведет переговоры с командованием Экспедиционного корпуса, да все жители Фукуоки хотели того же. Но правительство уперлось в своем нежелании вступать в какие бы то ни было контакты с террористами. «Террорист» было самым употребляемым словом после событий одиннадцатого сентября в Нью-Йорке. Правительственные функционеры по-прежнему называли людей из Экспедиционного корпуса Корё «северокорейской террористической группировкой, именующей себя "Экспедиционным корпусом Корё"», и это подхватили журналисты. Однако местным жителям было все равно, как называли корейцев. Если враг у вас на пороге, самое главное – остаться в живых, это мог бы понять даже ребенок.

– Если мы атакуем их флот, это будет означать войну, не так ли? – произнес Курода.

– Нет, не думаю, – отозвался Сераги, втягивая в рот лапшу и качая головой. – О какой войне вы говорите, если ни премьер-министр, ни кабинет, ни даже общественность не желают этого?

В телевизоре ведущий спрашивал у военного эксперта, как Япония должна поступить в сложившейся ситуации.

– Согласно пункту двенадцать Закона о береговой охране, Силы самообороны сначала должны произвести предупредительные выстрелы, – серьезно ответил эксперт.

– Ага. Даже я мог бы выдать столь глубокую мысль, – громко сказал хирург, сидевший за соседним столом.

Кто-то захихикал.

– Трудно сказать, – продолжал эксперт, – как будут обстоять дела после этого, если учитывать сложные политические соображения и варианты развития событий.

На самом деле вариантов развития событий было два: либо Япония атакует корейский флот, несмотря на риск ответных действий Экспедиционного корпуса, либо позволяет вражескому флоту войти в бухту Хаката. Но никто – ни правительство, ни эксперты, ни средства массовой информации – не мог сказать точно, как будут развиваться события. Никто не хотел террористических актов, и точно так же никто не хотел, чтобы корейский флот вошел в Хакату.

– Что же, давайте посмотрим, что происходит сейчас в Фукуоке, – предложил ведущий, и на экране появился средних лет репортер, который стоял около магазина «Даймару» в Тендзине.

– Ёсида-сан, как у вас дела?

Ёсида был знаком многим зрителям канала «Эн-эйч-кей».

– Я нахожусь в оживленном районе Тендзин, – бодро начал он, – где все идет свои чередом.

Казалось, Ёсида был несколько раздражен вопросом, что вызвало аплодисменты в столовой.

– Ёсида-сан, появилась подтвержденная информация, что северокорейский флот вышел из портов, – сказал ведущий.

Ёсида нахмурился и стал возиться со своей гарнитурой. В Фукуоке было пасмурно, дул сильный ветер. Многие шли с зонтиками, туда-сюда сновали автобусы.

– Ёсида-сан, говорят, что основные силы Корё уже покинули Северную Корею, – повторил ведущий.

Ёсида посмотрел в камеру пустыми глазами.

– Давай, давай Ёсида! – выкрикнул кто-то из зала. – Пускай эта столичная гнида повертится!

Смеялись уже все.

Сераги внимательно вглядывался в телеэкран, держа на весу палочки, на которых висела лапша.

– Похоже, Ёсида просто не знает, что отвечать, – негромко произнес он. – Да это и не вопрос, не так ли?

Ведущий решил изменить тактику.

– Ёсида-сан, – сказал он, – можете ли вы описать настроение в городе?

Репортер обвел рукой открывавшуюся за ним панораму:

– Как я уже сказал, здесь все выглядит совершенно нормально.

– Этот ведущий вообще не понимает, что говорит, – фыркнул Сераги. – Ведь речь идет не о приближающемся тайфуне, а об иностранной армии! Что, Ёсида должен приставать к прохожим и спрашивать, что они чувствуют? Смешно, ей-богу. – Он обиженно уткнулся в тарелку.

До прибытия Экспедиционного корпуса Курода не только политикой, но и новостями никогда особенно не интересовался, он и телевизор-то почти не смотрел. Но теперь ему пришло в голову, что людям не нужны факты – им требовалось утешение. Вероятно, токийским телезрителям хотелось, чтобы люди из Фукуоки говорили, что им плохо, что они напуганы. Таким образом, можно было бы посочувствовать несчастным на безопасном расстоянии. Телевизионщики откликнулись на эту потребность. Они показывали, как в Хиросиме, Осаке, Миуре, Канагаве и Чибе жители окружают резервуары с газом. В этом зрелище – взявшись за руки, сотни людей стоят вокруг серебристых, наполовину погруженных в землю цистерн, чтобы предотвратить террористические атаки, – было что-то сюрреалистическое. Можно подумать, террористы смутятся, увидев такие хороводы вокруг стратегических объектов!

Из кухни вышла пожилая работница с дистанционным пультом и убавила громкость. Сераги закончил есть и заговорил с пластическим хирургом, сидевшим за соседним столом. Тот сказал, что состояние многих его пациентов заметно улучшилось – вероятно, люди мобилизовали все внутренние силы организма, чтобы побыстрее выписаться и покинуть больницу. Подобные примеры видел и Курода у себя в отделении. У него лежало довольно много пожилых пациентов с пневмонией. Одним с приходом Экспедиционного корпуса сделалось хуже – стресс, но другие, видимо напуганные близостью лагеря корейцев, выказали значительный прогресс – скорее всего, их иммунная система получила дополнительную мотивацию.

Не понижая голоса, Сераги начал рассказывать похабную историю из своей военной юности, и сидящие рядом врачи мигом навострили уши. Он редко говорил о войне и презирал тех, кто хвалился своими подвигами. Но было доподлинно известно, что сам Сераги оказался в действующей армии, будучи несовершеннолетним. Однако сейчас он рассказывал не о себе, а о некоем армейском враче, который был открытым гомосексуалистом. В те времена в армии особо остро стояла проблема фимоза, поскольку это заболевание влекло за собой инфекции, выводившие солдат из строя. Пытаясь решить проблему, некоторые офицеры давали инструкции солдатам, как растянуть кожу на головке пениса вручную.

– Они собирали всех в актовом зале и приказывали: «Все, у кого фимоз, – шаг вперед!» Теперь в это трудно поверить, но никто даже не пытался не выйти. Все болезни, вроде фимоза или геморроя, заносились в медицинские карты, и каждый из нас знал, кто чем страдает. Ну-с, в каждой роте из пятисот человек находилось тридцать – сорок с фимозом. Их строили в ряд, совершенно голых, и по приказу они должны были массировать свои члены под зорким наблюдением сержанта медицинской службы. А тот самый доктор-гомосексуалист сидел, словно приклеенный к стулу, и смотрел.

Заведующий отделением косметической хирургии Ёсидзаки, желая отвлечь Сераги от темы мастурбирующих солдат, спросил, откуда в характере северных корейцев появилась такая жестокость, но старый доктор проигнорировал его вопрос.

– Парни с фимозом обхватывали рукой член, – громко продолжал он, – и начинали гладить крайнюю плоть. А сержант смотрит-смотрит, а потом как рявкнет: «Да не так, дураки!»

За соседними столиками раздался дружный смех. Кто-то из акушеров воскликнул:

– Да как же у них елдаки-то вставали на глазах у всей роты?

– А отчего же и не встать? – пожал плечами Сераги. – Мы были молодые, секса у нас не было, да и где найдешь себе бабу? Так что проблем с эрекцией ни у кого не было. А сержант еще и показывал, как надо это делать правильно. «Метод заключается вот в чем, – говорил он. – Держите член в левой руке, натягиваете крайнюю плоть правой, обнажаете головку пениса и наяриваете. Если будет больно, гоняйте кожу потихоньку!» Видите ли, если при фимозе не оттягивать кожу назад, дело может закончиться весьма плохо. Но наш сержант выставлял перед строем какого-нибудь солдата и заставлял его показывать пример. Был у нас парень из Тохоку, старослужащий. Член у него был по колено – даже из задних рядов все было прекрасно видно. Он вставал перед строем, выкрикивал свое имя и звание, срывал с себя набедренную повязку и начинал массировать член, словно на музыкальном инструменте играл. И все новобранцы с фимозом должны были повторять его движения. Представляете – тридцать человек, дергающих себя за член… н-да, это, доложу вам, было зрелище. А когда они начали брызгать спермой, этот врач-гомосексуалист вдруг вскочил со стула и заорал: «Банзай!»

Столовая потонула в дружном хохоте. Даже поварихи высунулись, чтобы посмотреть, что такое случилось.

Курода подумал: а рассказывает ли Сераги такие истории у себя дома? После смерти жены он переехал к своей внучке. Йоко работала дерматологом у них же в центре и слыла чрезвычайно воспитанной женщиной. Интересно, как она выдерживает истории своего громогласного деда?

Смех постепенно затих, и Сераги заговорил серьезно:

– Некоторые из младших офицеров, с кем я общался, оказались превосходными людьми. Они учились в технических школах и колледжах и были весьма талантливыми. Есть люди, которые считают чтение книг глупым занятием, но я с ними не согласен. Ведь знание и опыт создают характер человека. Я скажу так: лучше прочитать одну книгу о естественных науках или о философии, чем практиковать дзадзэн или стоять под водопадом. Не все японцы в Китае или в той же Корее вели себя как ублюдки, но… Вы понимаете, о чем я говорю, Ёсидзаки?

– Я думаю, что вы говорите о том, что понятия «жестокость» и «национальный характер» не совпадают, правильно?

– Да, думаю, что-то вроде этого, – кивнул Сераги.

Курода отодвинул стул и начал подниматься, когда у него зазвонил телефон. Не успел он ответить, как по громкой связи объявили: «Доктор Курода, будьте любезны подойти к главному входу!» По телефону звонил начальник службы безопасности Косида; дрожащим от волнения голосом он сообщил, что его ждут военный врач и офицер Экспедиционного корпуса Корё, которые накануне привозили раненого солдата. Курода было удивился: почему именно он? – но тут же вспомнил, что дал им свою визитную карточку. Корейцы вели себя настолько корректно и учтиво, что он не мог не ответить любезностью на любезность.

– Вы знаете, чего они хотят?

– Они сказали, что все объяснят вам, как только вы подойдете. Пожалуйста, поторопитесь!

– Что там еще случилось? – поинтересовался Сераги.

Курода в двух словах рассказал, в чем дело. Старый доктор удивленно приподнял брови:

– Возможно, они узнали о ваших преступлениях. Тогда возьмите с собой вольтарен – он помогает восстановиться после пыток.

Шутник чертов.

– Прошу нас извинить за беспокойство, – сказал офицер. – Не могли бы вы проехать вместе с нами в командный центр?

Корейцы стояли у входа в центр, за ними виднелась машина – серого цвета «тойота» с флажком ЭКК. Водитель-солдат предупредительно открыл пассажирскую дверь сзади.

По крайней мере, подумал Курода, это не арест, потому что преступников обычно увозят на полицейских броневиках. Впрочем, до отеля рукой подать, зачем они прислали машину? Неужели из уважения к его профессии? А вдруг они попросят стать их штатным врачом или потребуют помощи в создании военного госпиталя – что им тогда сказать?

– Я надолго вам нужен? – спросил он.

Поговорив с военврачом на корейском, офицер ответил, что не более чем на два часа. Это было вполне приемлемо. Курода позвонил заведующему отделением респираторных болезней, объяснил ситуацию и попросил изменить дневной график консультаций. Такахаси был уже предупрежден начальником службы безопасности о том, что в центр пожаловали люди из Экспедиционного корпуса, но тем не менее он был удивлен, узнав, что Куроду увозят в лагерь.

– Вы уверены, что все будет в порядке? – спросил он с заметным беспокойством в голосе.

– Ну, они даже прислали за мной машину, – ответил Курода. – И кроме того, они так вежливо попросили меня об этой услуге, что вроде как и отказываться неприлично.

– Хорошо, если так, – заметил Такахаси. – Но все же береги себя, ладно?

«Интересно, как это он себе представляет?» – подумал Курода, вешая трубку.

Прежде чем сесть в машину, он спросил офицера, почему из двухсот работавших в медицинском центре Кюсю специалистов выбрали именно его. Офицер что-то сказал по-корейски военврачу, и тот вынул из кармана визитную карточку, которую вручил ему накануне Курода. «Ну, вот и все», – подумал он, но офицер – как выяснилось, его звали Пак Мён – показал ему на строчку: «Преподаватель в области вирусологии, медицинский факультет Университета Кюсю».

На лобовом стекле появились капли дождя. Курода никак не мог понять, зачем им понадобился вирусолог. Неужели у них что-то случилось? Если в лагере вспыхнула инфекционная болезнь, то в одиночку ему все равно не справиться, нужно будет звонить в отдел общественного здравоохранения. Тем более он не был практикующим вирусологом, а всего лишь преподавал общую вирусологию студентам первого курса – ничего особенного, без специализации. Получив диплом, Курода некоторое время работал по рекомендации своего профессора в лаборатории вирусологии Университета Киото. Но, занимаясь сбором данных о вирусных инфекциях, он понял, что его больше привлекает клиническая медицина. Через два года он покинул Киото и вернулся в Фукуоку, где его вскоре пригласили в отделение респираторных заболеваний Национального медицинского центра. На лечении в центре находилось множество пожилых пациентов, чей организм был ослаблен, и вирусные респираторные заболевания вспыхивали довольно часто, но ими, как правило, занимались другие врачи.

Возможно, имеет смысл объяснить корейцам, что без звонка в отдел общественного здравоохранения не обойтись, размышлял Курода, когда машина отъезжала от ворот центра. Он принюхался. В салоне был какой-то особенный запах: острый, похожий на запах пряного мисо и кимчи, смешанный с потом. Куроде стало трудно дышать. Он начал жалеть о том, что дал им свою карточку. Одно дело, встретиться с ними, пусть даже за пределами центра, но когда тебя везут в штаб-квартиру Корпуса – это совсем другое. В больнице вокруг были коллеги и друзья, там он чувствовал себя в безопасности. Нужно было взять с собой кого-нибудь, пришла запоздалая мысль.

На поясе Пак Мёна висела кобура с револьвером, у врача, его звали Хо Чи, тоже было оружие. На ремне водителя болталось несколько гранат, похожих на маленькие ананасы. Все трое хранили гробовое молчание. Мучаясь от резкого запаха, Курода помрачнел. Теперь корейцы казались ему совсем другими. Например, в центре он отметил про себя, что у врача большие глаза, однако здесь, в машине, этот замкнутый человек словно сменил обличье. Под острым носом тянулась тонкая бескровная линия губ. Круглые, глубоко посаженные глаза выражали жестокость. Курода хотел было обсудить с ним медицинские проблемы Экспедиционного корпуса, но вовремя сообразил, что вряд ли это получится. Утонченное лицо Пак Мёна скорее напоминало маску. Едва ли он был старше врачей-стажеров при медицинском центре, но по сравнению с ними выглядел сорокалетним. С лица его не сходило выражение настороженности; трудно было представить, что этот человек умеет улыбаться.

Для того чтобы попасть в отель, где находилась штаб-квартира Корпуса, нужно было развернуться на КПП «А» перед мостом Йокатопия. Курода часто бывал в «Морском ястребе» на вечеринках и семинарах и, конечно же, хорошо знал это место. Там, где раньше был небольшой парк, корейцы разбили свой лагерь. Вероятно, из-за начавшегося дождя он выглядел совершенно пустым. Рядом с большой палаткой возвышались два деревянных столба, врытых в землю. Столбы были квадратными в сечении, толщиной примерно в полметра каждый. Дерево выглядело старым – скорее всего, принесли с ближайшей свалки. За столбами были сложены мешки с песком. Чем-то это напоминало декорацию. Может, столбы нужны для какого-то ритуала? Или их обвяжут соломой и будут использовать в качестве тренажеров для отработки навыков штыкового боя? Так или иначе, столбы выглядели жутковато.

Заметив направление взгляда Куроды, Хо что-то сказал Паку. – А, это для казни сегодня вечером, – объяснил Куроде Пак. Пак не очень чисто говорил по-японски, и Куроде показалось, что тот сказал что-то про яйца. Утвердившись в мысли, что это какой-то северокорейский обычай, он кивнул в ответ.

– Капрал, которого вы вчера изволили любезно принять, – продолжил Пак, – получил ранение в живот. Его хотели убить двое наших солдат. Вот их и будут казнить сегодня вечером.

С этими словами кореец мотнул головой в сторону столбов, и до Куроды наконец дошло, что он имел в виду. Воображение тут же нарисовало примотанных к столбам бедолаг с завязанными глазами. Сердце беспокойно забилось.

Хо Чи повернулся на своем сиденье, наблюдая за реакцией Куроды, а у того действительно изменилось лицо. Курода подумал, что, с его стороны, было опрометчиво полагать, что он уже привык к корейцам. Каждый день он проходил через КПП и даже пробовал беседовать с солдатами, хотя не все из них понимали японский. То, что происходило сейчас, напоминало ему разговор с якудзой в баре. Одно дело – поболтать с бандитом о женщинах или о гольфе в баре, и совсем другое – отправиться к нему в офис, потому что у якудзы возникла потребность что-то обсудить…

Пак тоже повернул к нему голову.

– Казнь… то есть… вы имеете в виду… – начал Курода, но Пак закончил за него:

– Расстрел.

Несколько лет назад Курода смотрел какое-то ток-шоу, где говорили, что в Северной Корее казни проводятся публично, дабы они служили предупреждением для других. Но черт… эти два столба видны отовсюду. Окна и балконы Национального медицинского центра с северной стороны смотрят как раз на лагерь. С пятого по десятый этаж там размещались палаты для особо тяжелых и неизлечимых больных. Даже думать не хотелось о том, какое впечатление на них произведет казнь, особенно на тех, у кого проблемы с сердцем.

Курода хотел уточнить, будет ли казнь публичной, но осекся. Такой вопрос может закончиться тюремным заключением для него, корейцы вполне способны на это. На расстоянии они выглядели мирно, но при близком контакте становилось понятно, насколько опасно иметь с ними дело. Курода в десятый раз подумал о том, что зря согласился поехать с ними, но разве он мог отказаться? За ним приехали вооруженные люди. Когда человек сталкивается с угрозой насилия, у него не остается никаких вариантов, его могли просто затолкать в машину и увезти. Курода почувствовал, что попал в ловушку. Возникло ощущение, будто все тело сжимается. Его уже не интересовал вопрос, будет ли казнь публичной, или нет.

На КПП «А», вместо того чтобы развернуться, автомобиль поехал направо. Хо что-то сказал шоферу, и тот кивнул. Пак сложил документы, которые держал в руках, в кейс. Проклятье, куда направляется машина? Курода знал, что сотрудники мэрии обычно входят в отель со стороны «Фукуока Доум». С противоположной стороны была подземная парковка, и именно там, на этаже В2, содержались заключенные. Сераги как-то пошутил, что если Куроду арестуют, то его отправят именно туда.

Среди персонала больницы ходили слухи, что корейцы отслеживают людей по Интернету. Объектами слежки становились те, кто путешествовал за границу первым классом, кто владел гостиницами и яхтами, кто посещал элитные фитнес-клубы, у кого были в собственности дорогие произведения искусства, владельцы крупных и часто тайных банковских счетов, а также те, кто вел сомнительную, с точки зрения морали, жизнь. Курода припомнил, что пару раз летал на Гавайи, у него была маленькая яхточка в бухте Омура, раз в неделю он ходил в дорогой спортивный клуб, и он собрал небольшую коллекцию фарфора из печей Ген-эмон и Ка-киэмон. Помимо этого, у него были тайный банковский счет на сумму более семисот тысяч иен и любовница в Накасе, отношения с которой продолжались уже лет пятнадцать. Куроде стало плохо, внутренности сжались в комок, в горле, груди и животе что-то заворочалось, под мышками и на висках выступил пот.

– С вами все в порядке? – спросил Пак.

Хо Чи снова повернулся на своем сиденье и уставился на Куроду.

Машина миновала въезд в паркинг, покатилась по огибавшей отель дороге и, наконец, остановилась у входа в банкетные залы. Водитель вышел и открыл заднюю дверь. Курода, чувствуя дрожь во всем теле, повернулся к Паку и спросил:

– Я что, арестован?

Кореец посмотрел на него, перевел его вопрос Хо, и оба вдруг расхохотались.

– Зачем же нам арестовывать вас, доктор! Проходите, пожалуйста! – сказал Пак. Все еще посмеиваясь, он покачал головой.

– А тогда почему мы идем не с главного входа? – спросил Курода, выбираясь из автомобиля.

Пак снова перевел вопрос военврачу, и тот, помедлив мгновение, разрешил все объяснить.

– Дело в том, доктор, что центральный холл закрыт. Мы переместили наш командный пункт сюда. У нас заболели трое солдат – лихорадка, сыпь и тошнота. Мы хотим, чтобы вы их осмотрели. Кроме того, у нас появились насекомые, и мы не исключаем возможность общего заражения.

Когда они проходили через банкетный зал, Курода почувствовал острых запах дезинфицирующего раствора, и у него перехватило дыхание. Скорее всего, корейцы использовали изопропанол, так как он был сильнейшим раздражителем для кожи, Япония давно от него отказалась. Он спросил об этом Пака, и тот сказал, что дезинфекцию проводил местный специалист. По-видимому, у этого парня был целый склад изопропанола, и он не пожалел своих запасов.

К ним подошел старший офицер, один из тех, что часто выступал по местному телевидению. У него была приятная улыбка; по телосложению он походил на борца дзюдо или регбиста. Одно ухо у него отсутствовало. Он пожал Куроде руку и представился: Хан Сон Чин, полковник, командующий Экспедиционным корпусом Корё. Все четверо – Курода, полковник, Пак Мён и Хо Чи – опустились в удобные кресла в углу вестибюля, девушка в военной форме принесла им чай. Курода начал постепенно успокаиваться.

Корейцы закурили. Похоже, запах дезинфицирующего средства их совершенно не беспокоил. Пак с удовольствием выпустил изо рта струйку дыма и что-то сказал по-корейски командующему. Хан рассмеялся и обратился к Куроде:

– Ну, что вы, доктор! Меньше всего мы хотели бы вас арестовать!

Он подался вперед и похлопал Куроду по плечу:

– Мы вызвали вас сюда, потому что нам нужна ваша консультация.

Хан очень хорошо говорил по-японски, его интонации и произношение были безупречны.

Курода смущенно рассмеялся и покачал головой. Но он прекрасно понимал, что, какими бы дружелюбными ни казались эти люди, они все равно враги.

Вместе с чаем девушка принесла тарелки с корейскими сладостями: круглые и плоские печенья с узорами из белого и черного кунжута. Курода не стал отказываться и попробовал – оказалось довольно вкусно. Его угощал сам командующий ЭКК, но это ровным счетом ничего не означало. Нужно быть начеку. Вежливость корейцев объяснялась тем, что он был нужен им. Как только надобность в нем отпадет, сладостей больше не будет; а если он станет для них сколько-нибудь опасным, его просто устранят.