Текст книги "«Молчи» (СИ)"
Автор книги: Paprika Fox
сообщить о нарушении
Текущая страница: 51 (всего у книги 86 страниц)
– Не делай то, о чем будешь жалеть, – заикаюсь, тараторя. – То, что ты пока не можешь принять в здравом уме, – моргаю, пытаясь вразумить его. – Подожди до утра и скажешь себе спасибо.
Дилан отводит взгляд в сторону, медленно принимая решение. Отстраняется, опять укладывая голову на стол, но уже отворачивает её от меня. Опускаю свои руки на колени, продолжая смотреть парню в затылок.
Сложно. Слишком сложно.
Но это правильно. Нет смысла подпускать О’Брайена слишком близко, пока он не примет меня без градуса алкоголя.
Я сама уже не противлюсь тому, что заинтересована им. Принять этот факт было не так просто, но я справилась, хотя до сих пор не испытываю сильной радости по этому поводу, ведь лишняя эмоциональная связь может навредить.
Интересно, сколько должно пройти времени, чтобы О’Брайен принял меня? Хотя нет, скорее… Сколько должно пройти времени прежде, чем Дилан сможет принять сам себя?
Глава 41.
Дыхание перехватывает. Тяну руки вверх, стараясь ухватиться за что-нибудь. Хоть что-то, но в этой темноте ничего нет. Только вода. Черная, непроглядная жидкость. Грязная. Тину можно ощутить пальцами. Двигаю ногами, шевелю руками. Плыву вверх. Где дно, где поверхность? Не могу сориентироваться в пространстве. Темном и непроглядном. Моргаю, пуская пузыри изо рта. Мне не удается дышать. Чернота сгущается. Она сдавливает легкие. Хочется дышать, но не могу двигаться. Я будто застыла в воде, вместе с водой. Ощущаю чье-то присутствие, поэтому с паникой начинаю медленно, насколько это возможно, оглядываться. Шевелюсь, руками разрезая водяное пространство вокруг себя. Мрак непроглядный. Холод грызет кожу, ломает кости. Чувствую хруст в конечностях, поэтому корчусь от боли, замерев в невесомости ледяной воды. Щурю веки, замечая, как вдали, в темноте, находится что-то более темное. Руками пытаюсь сдвинуть тело с места, но остаюсь в одном положении, продолжая держаться в здравом уме. Смотрю перед собой, приглядываюсь, чувствуя, как легкие сжимаются от нехватки кислорода. Задыхаюсь, морщась и дергаясь от судорог, что схватывают сердце, заставляя картинку перед глазами расплываться. Черный силуэт приближается, растет, увеличивается. Пытаюсь отплыть назад. Отворачиваюсь, начиная двигаться в другую сторону, вновь вверх.
Я всегда боялась открытых пространств. Когда родители брали меня в открытое море на лодке, я не могла двинуться с места. Меня пытались спустить в воду, но от паники у меня сразу сводило мышцы. Страх перед открытым пространством. Страх перед предметами, что крупнее и больше тебя. Небоскребы. Рядом с ними у меня начинается паническая атака.
И сейчас я чувствую, как голова идет кругом от страха. Дергаюсь в воде, создавая вокруг себя множество пузырей. Ощущаю чужое присутствие. Поднимаю голову. Локоны волос вздымаются вверх, скользя по щекам. Тяну руку наверх, стараясь нащупать поверхность. Нет. Нет грани. Вокруг бесконечность.
Мычание в ушах. Касание к ногам. Чертовы пальцы, сжимающие голень. Распахиваю рот, мысленно выдавливая из себя жалкий писк.
Резкий рывок вниз.
Глубже.
В черноту.
Холодная вода. Набираю ее в ладони, умывая сонное лицо, чтобы избавиться от неприятного состояния. Занималась уроками всю ночь, а закончить так и не удалось. Я слишком много пропустила. Стоит уже выйти в школу, но никак не могу подобрать момент. Готова ли я?
Выключаю воду, пальцами надавив на сжатые веки, и опираюсь ладонями на край раковины, взглянув себе в глаза. Слишком много мыслей в голове, мне сон требовался так же сильно, как и Дилану. А получила какой-то тревожный кошмар, из которого удалось вырваться только благодаря ощущению нехватки воздуха. Меня пугает то, как на меня влияют сны. Они ограничивают способности моего организма. Я будто реально оказалась под водой.
Вдох-выдох.
Прикрываю веки. Открываю веки. Смотрю на себя.
Что ж, хоть Дилану повезло больше, хотя, кто знает, что ему снится. Рада, что он смог уснуть. По крайней мере, протрезвеет. Наклоняю голову, изучая себя в отражении, и вдруг ощущаю, как к щекам приливает безумный жар, от которого перехватывает дыхание.
«Ты красивая».
Смотрю на себя. На свое опухшее лицо, покрытое веснушками, на сухие губы и растрепанные волосы. Понимал ли он, что говорит? Сомневаюсь. Помнит ли?
Вздыхаю, мысленно услышав два варианта ответа: «Лучше бы не помнил. Но на самом деле так считал».
Закатываю глаза, грубым движением опять кручу ручку крана, набирая в ладони ледяную воду. Нельзя думать о таком с самого утра. Я должна быть собранной, а не напоминать мессистую кашу из смущения и неловкости. Хлопаю себя по румяным щекам, громко и томно выдохнув. Так нельзя. Соберись, Харпер. Поправляю клетчатую кофту, которую застегиваю на все пуговицы, кое-как приглаживаю волосы, повторно изучая лицо. К чему такая подготовка к выходу из ванной? Точно рехнулась. Скорее всего, Дилан будет вести себя, как обычно, поэтому заранее настраиваюсь на терпение и понимание. Никакой злости, никакой обиды. Терпение. Еще раз выдыхаю, откашливаюсь и заставляю себя улыбнуться своему отражению. Все будет в порядке.
Правда, стою на месте, смотря себе в глаза, ещё минут пять. Это сложнее, чем может казаться на первый взгляд.
Покидаю прохладное помещение. Почти час дня, а весь дом еще погружен в сон. Ну, практически. Выхожу к лестнице, взявшись за перила, и спускаюсь вниз, совершенно игнорируя присутствие Причарда, который уже открывает дверь, но оглядывается на меня.
Не говори со мной.
И он не говорит. Молча стоит на пороге, пока я спускаюсь, быстрым шагом сворачивая на кухню. И совершенно не удивляюсь тому, что Дилан спит. Он не поменял положения за всю ночь. Топчусь на месте, все-таки решая налить себе стакан воды. Не хочу нарушать сон парня, кто знает, как он отреагирует на шум? Мой отец становился очень раздражительным. Практически на цыпочках прохожу по кухне к фильтру, что стоит на столе, и мысленно даю себе ладонью по лбу, ведь не залила вчера воды. Аккуратно беру, крепко сжав рукой ручку. Отхожу, поглядывая на О’Брайена. Спит. Встаю у раковины, открываю крышку фильтра, кручу ручку крана, выпуская несильную струю воды. Начинаю наполнять, держа одной рукой. Смотрю на парня, который так и лежит без движения. Стоп, он вообще дышит? Хмурюсь, сосредоточив свой серьезный взгляд на его спине, чтобы понять, поднимается ли она на вдохе. Немного поддаюсь вперед, совсем отвлекаясь от фильтра, поэтому, когда он становится достаточно тяжелым, мое запястье не выдерживает. Фильтр выскальзывает из ладони, падая в раковину с грохотом, что тут же вызывает головную боль. Вздрагиваю, сама отскакивая от умывальника, и с тем же шоком взгляд замирает на Дилане. Мне даже не удалось уследить за его движениями. Секунду назад он лежал, а теперь сидит в напряженной позе, вытягивая перед собой оружие. Не дышу, пока парень не отрывает сознание от сна, сев ровно на стул. Пальцами трет веки, неаккуратно сует пистолет обратно в карман. Моргаю, руками касаясь столешницы позади. Наблюдаю за Диланом, который не смотрит на меня, всячески избегая зрительного контакта, когда заговаривает хрипло и явно… Раздраженно:
– Сколько времени? – знаете, он напоминает мне медведя, которого вырвали из зимней спячки. Такой же злой, морально голодный и… Пугающий. Странное сравнение.
– Час дня, – отвечаю, начиная немного хмуриться, ведь понимаю, что он нарочно избегает моего взгляда. И понимаю.
Помнит. Все помнит, что было ночью. Так и думала, что выйдет нечто подобное утром. Выдыхаю с тяжестью, отворачиваюсь, взяв фильтр, но слабо опускаю обратно на дно раковины, поставив руки в боки. За спиной ничего. Тишина. Прикусываю губу, выдыхая, но тихо, и заставляю себя сжато растянуть губы, улыбнуться. Разворачиваюсь:
– Тебе нужно что-то от головы? – задаю вопрос, смотря на парня, который… Меня игнорирует. И этот факт сбивает мой настрой, но я могу вернуть его обратно, поэтому сглатываю, приоткрывая рот:
– Ну… – вижу, как хмур становится О’Брайен, когда вынимает телефон, проверяя оповещения. Отхожу от столешницы, делая шаг к столу:
– Что-то не так? – наклоняюсь вперед, и Дилан резко встает со стула, молча шагая к двери. Я растерянно моргаю, поспешив за ним:
– Дилан? – парень толкает дверь рукой. Сильно. Грубо. Та бьется о стену. Выходит в коридор, роясь в карманах. Я хмурю брови, еле успеваю за ним:
– Эй, – говорю тихо, сбито вдохнув, когда О’Брайен подходит к входной двери, открывая её. Холодный ветер врывается в помещение, резким ударом врезаясь в мое лицо.
– Эй! – повышаю голос, босиком выходя на крыльцо дома. Ладони сжимаю в кулаки, сердито смотря в затылок парня. Руки напряженно двигаю при ходьбе, чтобы ускориться. Дилан не реагирует на меня, поэтому еле сдерживаю эмоции, глотая обиду. Терпение и понимание, Харпер.
– Дилан, – говорю мягче, спускаясь за ним на холодную, мерзлую землю. Вытягиваю руку, но отдергиваю себя, не желая касаться его. О’Брайен подходит к машине, вынимая ключи. Встаю сбоку от него, нервно переступая с ноги на ногу:
– Слушай, – мнусь. Теряюсь. Веду себя совсем несобранно, поэтому запинаюсь. Взгляд носится по земле, по автомобилю, еле заставляю себя поднять его на хмурый профиль Дилана. Терпение. Терпение. Громко вдыхаю через нос, сжимаясь внутри:
– Все хорошо? – прикусываю язык, ведь парень дергает головой, явно давая мне понять, чтобы отстала. Стучу зубами, не чувствуя холода, что паром покидает рот:
– Посмотри на меня, – шепчу с напряжением.
Дилан вынимает связку ключей, сжав их пальцами. Смотрит куда-то вниз. Ещё раз глотаю воду во рту, ощущая, как глотка сжимается:
– Посмотри на меня, – голос предательски дрожит. И да. Обида. Знаете, что она представляет из себя? Сгусток слов. Не сказанных. Застрявших в горле, в голове, в груди. Она жжется между ребер. Горько оседает на языке, и ты стоишь, терпишь её издевательство над твоим организмом. Внизу живота, сдавливает ноги, заставляя желать сжаться в молекулу. Чертов атом, чтобы исчезнуть. Стать частью чего-то крупного и раствориться. Пропасть. Быть незамеченным для других. Не знаю, что вызывает такую сильную дрожь, но мне приходится сжать пальцами края шорт, чтобы стерпеть, сдержать внутри.
Давай. Просто, посмотри.
Внимательно слежу за лицом парня, поэтому замечаю, как он переводит взгляд на мои ноги и выдыхает, хрипло шепча:
– Босиком.
– Посмотри на меня, – настаиваю, игнорируя его слова.
– Иди в дом, – уже устало шепчет, вставляя ключ в замок дверцы автомобиля.
– Посмотри на меня, – мои глаза слезятся, но лицо остается напряженно-сердитым. Не свожу взгляда. Под веками горит, жжется. О’Брайен дергает дверцу на себя, и я дергаюсь, делая шаг к нему:
– Посмотри на меня, – сдерживаю голос.
– Сегодня холодно, – слышу, как начинает вибрировать его телефон, поэтому хмуро моргаю, взглядом перескакивая с его кармана на лицо:
– Кто это?
– Оставайся дома, – хочет залезть в салон, поэтому не сдерживаюсь, громко промычав, чем привлекаю внимание Дилана. Он замирает, но взгляда не поднимает. Переминаюсь с ноги на ногу, озираясь по сторонам:
– В чем дело? – сглатываю, ладонью касаясь шеи, чтобы нервно почесать её ногтями. Я не понимаю. Я просто… Знаю. Знаю, что ожидать ничего другого и не нужно было, но… Это уже переходит все границы. Он не может вот так вот поступать со мной. Не после того, что сделал. Сам сделал. Не я. Нет. Это он поцеловал меня. Он. Не я. Поэтому вот это все – все, что я чувствую сейчас, – это не моя вина. Его. Только его. Это он перешел черту. Он сделал ошибку. И теперь мне страдать? Да? Я не хочу.
Дилан молчит. Да он…
Мои губы дрожат, когда выдыхаю, заморгав:
– Ты… – нервно усмехаюсь, качнув головой. – Ты издеваешься надо мной? – знаю, как сильно слезятся мои глаза, как они краснеют, как искажается мое лицо от эмоций, что гнут меня, заставляя задыхаться. О’Брайен резко поворачивает голову, взглянув на меня, но мне уже плевать. Я с той же ненормальной улыбкой смотрю в ответ, еле выдавливая из себя жалкое:
– Ты издеваешься, – и киваю головой, будто сама соглашаюсь со своими словами. Ладонью потираю лоб, отворачиваясь, чтобы скрыть улыбку и вытереть слезы. Я не плачу. Я просто устала. Опять поворачиваюсь к парню лицом, и он остается с теми же эмоциями. Никакими. В этом и проблема. Он просто хмур. Хмур и все. А я… Я чувствую себя разбито. Я ненавижу себя за ту слабость, что проявляю на людях. Это была моя личная грань, черта, которую не должна была переступать.
Я лгу самой себе о том, что вернуться в прошлый режим жизни легко, ведь сломаться легко. Восстановиться сложно. И сейчас чувствую себя настолько потерянно, ведь не знаю, что мне делать. Мне впервые настолько страшно за себя, ибо я уже не являюсь собой. Той самой Мэй Харпер.
Смотрю на О’Брайена. Он смотрит на меня. Молчит. Приоткрываю рот, сложив руки на груди, чтобы сжать свое внутреннее «я» в груди. Хватит пытаться. Успокойся. Вдох-выдох, Харпер. Мускулы моего лица расслабляются. Взгляд полон неправильного ожидания. Я жду его слов. Жду, что Дилан что-то скажет, что он… Хотя бы что-нибудь. Давай. Просто скажи.
Парень остается без изменений на лице. Только сглатывает, когда его телефон опять начинает звонить. Моргаю, отводя взгляд, и медленно начинаю пятиться назад. В голове резко проносится:
«Ты красивая».
И сознание кричит грубо: «Да пошел ты, О’Брайен».
Да, верно. Пошел ты.
Сжимаю дрожащие губы, отворачиваясь, и иду обратно к дому, сильнее пальцами сдавливая плечи. Никакого голоса позади. Дилан не пытается остановить меня. Размечталась. Это даже не смешно. Поднимаюсь на крыльцо. Не оглядываюсь, берясь за ручку двери, когда переступаю порог, оказываясь в тихом коридоре, погруженном в полумрак. Закрываю за собой. Опускаю руки висеть вдоль тела. Стою. Не двигаюсь. Смотрю в пол. Прислушиваюсь к тишине вокруг. Хотелось бы сейчас иметь ту самую отвратительную пустоту в груди. Хотелось бы ничего не чувствовать, но не могу. Мне необходимо мое равнодушие, мое безэмоциональное отношение ко всему.
Мне нужно.
Но не могу.
Поэтому продолжаю стоять без движения. Я жду? Чего? Наивная девчонка.
Опираюсь спиной на дверь, немного запрокинув голову, чтобы выдохнуть в потолок. Стоит принять свою судьбу. Принять себя такой или бороться. Нет, буду бороться с тем, что мне нехарактерно. И есть только один человек, способный вернуть меня.
Мать.
***
Садится в автомобиль, но не громко хлопает дверцей. Делает это тихо, будто сам не хочет быть источником шума. Давление в висках. Он не был готов к этому, но явно понимал, что должен был сказать. Дилан обязан был сказать ей. То самое. Именно это… Что не может. Только не сейчас, когда его телефон продолжает вибрировать, напоминая ему о том, кем он является и в каком дерьме тонет. О’Брайен хочет сказать, но не желает тянуть Мэй за собой, ведь, как только она узнает, ей уже нельзя будет уйти. Дилан не может быть таким открытым перед другими. Нет, это не эгоизм, это не плевательское отношение к чувствам других. О’Брайен наоборот таким образом пытается уберечь, проявить заботу. Своеобразную, да, но всё-таки он делает это осознанно. Ничего не говорит. Он молчит. Молчит для матери, молчит для Дейва, а теперь ещё обязан молчать для Харпер. Список растет, и это убивает. Чем больше людей появляются в его жизни, тем тяжелее нести груз.
Харпер должна понять. Просто. Должна. Понять. Его. Ситуацию.
Дилан – не эгоист. Не равнодушный ко всему придурок. Просто он умело лжет всем и молчит.
Парень сидит сутуло. Смотрит перед собой слегка опухшими глазами. Взгляд поник, но сохраняет серьезность. Слабым, бессильным движением роется в кармане кофты, вынув телефон, забитый оповещениями. Подносит к лицу. Одно из них гласит жестко: «Есть работа». И всё. О’Брайен ничего не может. В этом случае, он правда безвольное существо, которое просто боится. Не за себя, а за тех, кто теперь рядом, и это его вина, что они подвергаются подобному. Допустил ошибку – умей отвечать.
Бросает косой взгляд в сторону дома Харпер. Заводит мотор. Давит на газ, взявшись за руль.
Отвечай, О’Брайен.
***
Я не слежу за временем. Какие-то минуты спустя покидаю коридор. Иду на кухню, молча и медленно, немного лениво завариваю себе чай. Чувствую слабость в теле, поэтому с такой же неохотой ищу себе витамины в маминой аптечке. Нахожу странные, кислые, но съедаю. Через час, может полтора, не ощущаю улучшений. Всё так же сижу на кухне, грея руки о кружку. Пью ли я чай? Нет. Только иногда встаю, чтобы слить и налить новый, кипяток. Мне наверное нужно тепло. Дом довольно холодный. Он успел промерзнуть за все те года, которые мы живем здесь. Холод в отношениях между членами семьи, льдом обрастают стены. Конечно, это все метафоры, но проблема остается, темнота не пропадает. Ощущение сдавленности тела продолжает мучить. Я даже не думаю. Стараюсь прерывать любые попытки сознания начать что-то варить в голове. Мысли всё усугубят. Я нуждаюсь во времени без морального мусора. Немного побыть растением. Знаю, нельзя позволять себе слабость, но вы должны понять. С этим состоянием тяжело сражаться, поэтому проще отключиться.
Пальцами вожу по краю кружки, иногда отвлекаясь на тихий шум ветра за окном. Больше всего меня пугает одинокое нахождение в большом доме. Вы замечали за собой, что становитесь мнительнее? Что постоянно проверяете, точно ли закрыта дверь? Перед сном прислушиваетесь к любому шороху? Обходите ли все комнаты, выключая свет и не оглядываясь на пустое черное помещение, пока не закроете за собой дверь? Стоите ли перед ванной, вслушиваясь в шум воды?
Если нет, поздравляю. Вы в порядке. Если да, то не оставайтесь дома одни. Вам это противопоказано. Порой собственные мысли оказываются опаснее, чем вы думаете.
Вибрация. Она звучит в коридоре, но я слышу её здесь, поэтому медленно поворачиваю голову, взглянув в сторону порога. На часах уже пять вечера. Ни мать, ни Лили не давали мне ответа на сообщения все это время, поэтому меня заставляет подняться со стула только надежда, что кто-то из них наконец откликнулся. Но перебираю ногами с бессилием. Шаркаю, даже спотыкаясь о порог, хотя хорошо видела его и знала, что он там. Просто мозг не успел послать сигнал поднять ногу чуть выше. Подхожу к кофте, что лежит на комоде, и роюсь в карманах, вынимая телефон. Лили или мать? Нет. Не они. Номер не опознан. Хмурюсь, выдыхая, и отвечаю на звонок, поднося мобильный аппарат к уху, но ничего не говорю. Теперь я со всем осторожна, поэтому жду слов звонящего, чтобы понять, можно ли говорить в ответ.
И человек на той стороне тоже молчит, заставляя меня глотать воду во рту от напряжения, что сжимает глотку своими ледяными пальцами.
– Харпер? – черт. Дейв. Понятно, почему он так же молчит. Он тоже осторожен.
– Да, – подношу пальцы ко лбу, успевая коснуться его и потереть, чтобы отогнать нервную скованность. Прикрываю веки, устало дыша, пока ожидаю ответ парня:
– Всё в порядке? – и как он это делает? Хотя, стоп. Мы же не говорили с ним после случая в больнице.
– Да, – сама уверяю себя, кивая головой. – А ты… – нахожу силы, чтобы шевелить языком. – Ты как?
– Относительно, – относительно, как? Неясно. Он никогда не жалуется.
– Ты не знаешь, где Дилан? – спрашивает, и, знаете, я слышу это. Как бы парень не пытался скрыть, я слышу его изнеможение. Голос совсем другой.
– Нет, он уехал утром, – говорю правду, постоянно оглядываясь по сторонам, ведь мнительное чувство не прекращает тревожить. Словно, кто-то смотрит на меня…
– А ты случайно не знаешь, перед уходом ему звонил кто-то? – Фардж о чем-то подозревает.
– Да, – хмурюсь, резко оборачиваясь, когда слышу, как под давлением сильного ветра на кухне распахиваются не до конца закрытые створки окна. Медленно направляюсь обратно, не забывая слушать парня, который… Пока молчит. И его молчание затягивается. Подхожу к окну, закрывая створки. Не смотрю на улицу, поворачиваясь, чтобы уставить на порог помещения. Темный коридор рождает в груди легкую панику.
Успокойся, Харпер. Это паранойя.
Сердце начинает бешено стучать, увеличивает свой темп.
Черт, возьми себя в руки.
– Думаешь, – мне нужно говорить. – У него проблемы?
– Скорее всего, его вызвали, – Дейв вздыхает. – Черт.
Лучше перевести тему. Мне кажется, что Фарджу сейчас нелегко, поэтому не надо разогревать проблему.
– Тебе что-то нужно было? – медленно направляюсь к порогу кухни, чтобы осмотреть темный коридор.
– Да, вчера старушку выписали. У меня нет нужных продуктов, думал, Дилан может съездить, – мне нравится, что он открыто разговаривает со мной. И в голову приходит идея. Она не гениальная, просто, теперь я понимаю, почему мать не любит оставлять меня одну.
Я начинаю сводить себя с ума. Причем сама.
– Хочешь, я приеду, посижу с ней, а ты сможешь сходить в магазин? – предлагаю свою помощь, замерев, когда краем глаза замечаю тень, скользнувшую по стене.
Оглядываюсь. Ничего.
– Ты правда можешь? – Фардж немного удивлен.
– Да, – признаюсь. – Не хочу сидеть дома одна, а так хоть принесу пользу.
– Окей, – Дейв немного взбодрился, а я уже спешу наверх, не оглядываясь, хотя легкая непонятная паника вжимается мне в спину между лопаток. Кто-то смотрит. Кто-то наблюдает. Забегаю в комнату, не бросаю взгляд на детскую кроватку. К черту.
– Тогда… Во сколько ты можешь приехать?
– Сейчас, – слишком резко отвечаю, начав искать джинсы на полках шкафа.
– Все хорошо?
– Да, – опять жестко. И вновь что-то мелькает в глазах, но не могу уловить движение, поэтому резко поворачиваю голову, вцепившись одной рукой в ткань одежды. Смотрю в сторону коридора. Ничего. Только полумрак.
– Если хочешь, – Фардж говорит в трубку серьезным тоном. – Можешь остаться у меня.
Сглатываю, нервно моргая, и продолжаю собирать вещи:
– Спасибо, – шепчу.
– Я могу пока поговорить с тобой, – я никогда не понимала, как Дейв это делает. Каким-то образом он может ощущать состояние другого человека. Быть может, меня выдает сбитое дыхание? В любом случае, он чувствует меня, как бы дико это не звучало.
– Д-да, – заикаюсь. – Спасибо, – делаю на громкую связь, положив телефон на тумбочку возле кровати. – Как твоя бабушка?
– Прабабушка, – Фардж поправляет. – Ей относительно лучше. Врачи уговаривали остаться в больнице, но… Думаю, у неё уже с головой непорядок. Говорит… – тянет. – Говорит, не хочет умирать в больнице, – и теперь я полностью осознаю, насколько Дейву сейчас нелегко. Ему нужна поддержка. Ему нужен Дилан. А тот заставляет друга только переживать. Я знаю, что не могу заменить О’Брайена, но с удовольствием помогу, чем смогу.
Чтобы хоть кому-то из нас было легче.
Я довольно быстро собираю все необходимое в рюкзак, после чего так же спешно покидаю дом, не прерывая связи с парнем, который по большей части молчит, занимаясь своим делом. Мне не нужно даже говорить с ним. Достаточно просто знать, что кто-то сейчас относительно рядом. Никогда бы не подумала, что человеком, который будет являться для меня поддержкой в тяжелую минуту, будет именно Фардж. В голове не укладывается.
Добираюсь до него быстро, без проблем. Я всегда знала, что мне проще существовать в толпе, но иногда рождается странное желание оказаться в одиночестве. И именно его мне стоит опасаться.
Дейв явно не хочет нагружать меня своими заботами, но я настаиваю, поэтому спокойно выслушиваю то, чем могу помочь. Во-первых, Фардж не особо умеет готовить. И проблема в том, что старушке нужна только мягкая пища. Я предложила делать фруктовые пюре, чтобы не перегружать её желудок. Как мне удалось понять, у неё, от возраста, возникают проблемы в работе организма. Как ни как, а ей уже девяноста два. Я до сих пор не могла угадать её возраст. Она всегда выглядела такой здоровой, что мне казалось, ей не больше восьмидесяти. А ещё она очень активная. И в саду работала, и по дому все успевала. Поэтому видеть её такой немного необычно. Сейчас старушка может только спать и есть. И то, спит она больше. Приходится будить. Знаю, как переживает Дейв, но он этого не показывает. Ни разу не заикнулся о том, что ему тяжело.
Пока парень ездил в магазин, у меня была возможность поговорить со старушкой. Она открыла глаза только на пару минут, после чего уснула, но мне удалось узнать её имя. Мэрри-Джейн. Но все зовут её Мэрри. Красивое двойное имя. Она спросила, что такая прелестная девушка делает в её доме. Странно, видимо, не помнит, что именно я устроила такой цирк здесь, когда кричала, как ненормальная.
Так и проходит чертова неделя. Чертова, потому что слишком часто я задумываюсь об О’Брайене. Опять, Фардж ничего не показывает, но переживает. Сам иногда проверяет телефон, пока я не вижу, и я проверяю свой, пока его нет рядом. Про ситуацию с Лили я вообще молчу. Она не отвечает мне. Дейв наверное не нарушает обещание Дилану и не пытается с ней связаться, хотя иногда я, проходя его комнаты, вижу, как он курит, слишком явно наблюдая за происходящим в окне соседнего дома. Надеется, что её выписали, да? Слишком много причин для психологической нестабильности. Поэтому стараюсь быть собранной. Готовлю еду, убираюсь, иногда приходится напоминать Фарджу, чтобы он поел, поспал, принял душ. Мне легче от осознания, что я могу позаботиться о ком-то. Мне необходимо быть нужной другим.
Порой Дейв напрягает, когда сидит около часа на крыльце с сигаретой в руках, пялясь куда-то перед собой. Мы почти не говорим.
Так проходит неделя. Та самая без вестей от Дилана и Лили и с ежедневным ухудшением состояния Мэрри.
***
Девушка лежит на кровати. Голова отвернута от матери и отца, которые день и ночь торчат рядом. Но она не разговаривает, не реагирует. Не ест.
– Лили, – мать садится на край кровати, с заботой касаясь ее плеча. – Пожалуйста, поешь, милая.
Уже неделю. Лили Роуз не кушает, практически не пьет, ни на кого не смотрит и не разговаривает. Истощается морально и физически, плюя на свое здоровье. Она просто смотрит в сторону окна, не зная, что так сильно привлекает её внимание в неприятно бледном небе. Воздух. Ей нужен воздух.
– Лили, – мать гладит её по волосам, сдерживая эмоции, когда посматривает на мужа, который скрывает свое лицо за ладонью, устало выдыхая. Женщина хмурит брови, понимая, что есть решение проблемы. Её дочь должна питаться, но для этого, кажется, придется пойти против своих убеждений.
Но ради дочери… Да, миссис Роуз может показаться ненормальной, но ради Лили она забудет о принципах. Хотя бы на время.
***
Вечер вторника. Холодный, мерзкий. Мороз пробирается во все щели дома, заставляя пускать легкий белый пар изо рта. Вожусь на кухне после уборки второго этажа дома. Пыль слишком быстро собирается на полках. Готовлю фруктовое пюре. Мэрри сегодня не просыпалась, поэтому стоит разбудить её, чтобы она поела и приняла лекарства. Блендер расправляется с яблоком и бананом, после чего добавляю в эту смесь немного молока. Последние два дня в доме по-особому тихо. Дейва практически не слышно. Он сидит с Мэрри, потом выходит покурить на задний двор или на крыльцо. Чем-то напоминает верного пса, ждущего своего хозяина. Плохое сравнение.
Слышу шаги, поэтому поворачиваю голову, прекратив резать яблоко, избавляясь от его косточек. Вижу, как Фардж – уставший, сутулый – проходит в гостиную, поэтому хмурюсь, взяв полотенце со стола, и вытираю о него руки, медленно зашагав в коридор.
Ситуация с Лили выводит его из себя. Дилан, который пропадает на сутки, явно выполняет очередное «тайное» поручение Главного, после которого вернется никакой. Но самое страшное – это состояние старушки. Она еле дышит, но в больницу возвращаться не хочет.
Встаю на пороге гостиной, взглянув на Дейва, который сидит на диване. Локтями опирается на колени, а лицо опускает в ладони, активно растирая пальцами кожу. И дышит. Тяжело и глубоко. И я слышу его, поэтому поперек глотки встает ком. Переминаюсь с ноги на ногу, сжимая полотенце, после чего прохожу к дивану, положив влажную ткань на журнальный столик. Ладонями приглаживаю ткань своей майки, недолго стою в нервной позе, решая привлечь его внимание, поэтому откашливаюсь. Фардж вскидывает голову, и да… Он натянуто улыбается, и улыбкой назвать это трудно. Он устал. Сильно.
– Как ты? – всё-таки сажусь на край дивана, уложив руки на колени. – Не голоден?
Дейв потирает шею ладонью, краем глаза взглянув на меня:
– Нет, как-то… – признается.
– Тебе надо поспать, – уверяю, понимая, что ещё одна ночь без сна лишит его здравомыслия.
– В могиле посплю, – Фардж нервно усмехается, но слабо, прикрыв при этом веки. Щекой упирается на сжатый кулак, оставив голову повернутой в мою сторону, заставив меня вздохнуть с тяжестью и опустить взгляд на свои пальцы.
– Спасибо, что помогаешь, – Дейв усталым голосом благодарит, и я улыбаюсь, хоть и слабо, но не смотрю на него:
– Не нужно, – хочу встать, чтобы вернуться к готовке, но останавливаю себя, немного замявшись, ведь Фардж вдруг отворачивает голову, вновь прикрыв лицо ладонью. С волнением моргаю, хмурясь, и поддаюсь вперед, ладонью касаясь его плеча:
– Ты в порядке? – конечно, он не в порядке. Парень разводит руки в стороны, хлопая себе по коленям, и видно, как набирается сил, чтобы заставить себя говорить:
– Я… Ну… – опять вздыхает, посмотрев на меня. – Я немного заебался, – нервно улыбается, изучая мое лицо взглядом. – А ты сама как?
– Порядок, – немного мнусь, не понимая, почему он задает этот вопрос, ведь все эти дни не подавала признаков уныния. Точнее, я пыталась. Фардж долго смотрит на меня, прямо в глаза. Серьезно, но без злости. И я не отворачиваюсь, находя наш зрительный контакт необходимым для него.
И опять отворачивается, вновь скрывает лицо, ладонью касаясь переносицы. Не знаю, отчего именно начинает жечь глаза, но я моргаю, пальцами надавив на сжатые веки, после чего набираюсь сил протянуть руку к Дейву.
Кладу ладонь ему на плечо, без слов. Дейв с особой тяжестью дышит, продолжая прятать свое лицо. Кажется, напряжение в его теле достигает своего пика, поэтому я сажусь ближе, перекладывая ладонь ему на голову. Пальцами осторожно приглаживаю светлые волосы, удивляясь их мягкости, и пытаюсь говорить спокойно:
– Тебе нужно поспать. Слишком много переживаешь.
Фардж сильно давит ладонями на виски, после чего берет мое запястье, заставив меня смутиться. Наверное, не стоило касаться его, но Дейв не отталкивает. Просто поднимает мою ладонь, молча двигаясь. Я явно теряюсь, но сдерживаю свои слова в горле, из простого интереса молчу, наблюдая за тем, как он ложится набок, головой устраиваясь на моих коленях. Не знаю, почему, но тепло улыбаюсь, ожидая, пока парень перестанет ерзать, удобнее устраиваясь. Свои руки Фардж складывает на груди, колени слегка сгибает. Успокаивается, прикрыв веки, и я опускаю ладонь, продолжая осторожно гладить его по волосам.
