Текст книги "«Молчи» (СИ)"

Автор книги: Paprika Fox

сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 86 страниц)

Переступаю порог, спрятав ладони в карманы кофты, чтобы они не замерзли, а то кончик носа уже холодный. О’Брайен ходит по комнате с рюкзаком, открывает ящики. Что-то ищет. Молча изучаю помещение, стараясь сдерживать вопросы, один из которых все же вырывается:

– Так, Донтекю, он… – Сжимаю рот, чувствую, как неприятно эта фамилия оседает на языке.

– Друг моего отца, – с не меньшим отвращением отвечает парень, встав у стола. Открывает верхний ящик, вынимая небольшой черный пакетик, и у меня не возникает сомнений по поводу его содержимого. Вижу, как Дилан достает из него прозрачный и поменьше. Таблетки. Моргаю, немного хмурясь, и дергаю ткань кофты внутри карманов:

– Что произошло между тобой и Донтекю? – Знаю, насколько опасно говорить и спрашивать об этом, но неприятный интерес берет вверх, правда, реакцию со стороны Дилана предугадать довольно просто.

– Не говори со мной, – движения рук еще жестче. Я вовсе не вздрагиваю, когда он громко задвигает ящик, открывая следующий. И, кажется, мои таблетки не работают, ибо ощущаю, как внутри разгорается возмущение вперемешку с нехарактерной мне легкой обидой. Ему удалось задеть меня? Но он не послал, не назвал ругательным словом. О’Брайен ничего не сделал. Просто отказался разговаривать со мной. Сжимаю зубы, отчего челюсть напрягается, и отвожу взгляд. Всего на секунду, ведь Дилан находит еще наркотики, заставив меня закатить глаза и грубо проворчать:

– Может, с тебя хватит? – Он стоит ко мне спиной, но я могу с легкостью определить выражение его лица. Раздражение исходит от него, заполняя комнату до самого потолка, и мне правда тяжело держать спину ровно, а голову гордо и высоко. Смотрю на него, не меняясь в лице, когда парень молча продолжает перекладывать в рюкзак пакетики. Не знаю, откуда эта горечь в горле, но стенки шеи сжимаются, ведь О’Брайен вынимает из одного пакета упаковку травки и берет сверток, грубо приказывая:

– Выйди из комнаты.

– Хватит уже, – отпираюсь, сжав ладони в карманах.

– Жди меня у машины, – заполняет сверток травой, сунув одну руку в карман джинсов, чтобы найти зажигалку. Сглатываю, часто моргая, и пальцами сжимаю нос, борясь с покалыванием в нем. Опускаю обе руки, напряженно, совсем немного, сгибая их в локтях:

– Серьезно, хватит, ты в последнее время много принимаешь, – хочу, чтобы он обратил внимание на это, но парень только касается ладонью лица, резкими движениями растирая кожу:

– Блять, – кажется, именно это он шепчет.

Сильнее хмурю брови, слегка приоткрыв рот, так как понимаю, что О’Брайен зол, но причина его злости мне не ясна. Знаю, что в последнее время он существует в бешеном ритме, и мне правда трудно поверить, что таков образ его жизни. С этими вечными бегами, со стрельбой и психически больными ублюдками. Я понимаю, но наркотики не помогут ему, а только угробят. Он должен что-то предпринять, чтобы помочь себе.

Выдыхаю. Понимание других, так? Нельзя срываться, злиться или возмущаться.

Понимание, Харпер. Попробуй помочь ему. Только не дави.

Делаю короткие шаги к человеку, который уже глотает дым, и мне не удается даже молвить слова, ведь О’Брайен кидает на меня резкий взгляд, с особой яростью прорычав:

– Выйди. Нахуй. Из моей. Комнаты.

Усталыми глазами смотрю в ответ, ощущая детально, как мои веки тяжелеют, желая вовсе закрыться, но сдерживаю себя, лишь немного сжав бледные губы:

– Хорошо, – пожимаю плечами, отводя взгляд. И больше мне нечего ему сказать, поэтому вновь прячу ладони в карманы кофты, повернувшись и двинувшись к двери. Тишина начинает давить. В конечностях стрелять. Холодно. Слишком.

Нет. Мне есть, что сказать.

Ладонью касаюсь дверной ручки, оглядываясь. Спокойно разглядываю О’Брайена, продолжающего дымить в комнате, и с чувством тревоги и непонимания спрашиваю:

– На кого ты так злишься?

И прежде чем я успеваю выйти, получаю в спину сильный укол взглядом.

Думала, что хуже уже быть не может. Но ошиблась. Глобально.

Вам когда-нибудь казалось, что молчание отвратительным образом заменяет весь кислород? Выжимает из вен всю кровь, высасывает, словно тишина – это живой организм, нуждающийся в постоянной подпитке. Она окружает, становится жестким пространством вокруг тебя. Ты пытаешься вдохнуть ее, но твоя голова покрыта прозрачным пакетом, так что именно его ты и вдыхаешь в губы.

Я ненавижу такое состояние. Оно граничит с неловкостью и лишает терпения. Пальцами рву клочок какой-то бумажки, найденной мною в салоне. Сижу позади, но уже за водительским сидением, чтобы лишний раз не смотреть на Дилана, а главное – не пересекаться с ним взглядом. От напряжения потеют ладони, давление в черепе вызывает новую волну головной боли. Духота сводит с ума. Скорее бы приехать, покинуть этот чертов салон. Господи, еще немного и начну дергать себя за волосы. Руки чешутся. Пальцы сводит неизвестная боль.

Мне… Мне хочется оказаться дома, в своей комнате, чтобы никого не видеть. Чтобы никто не видел меня. Изолироваться.

Наконец, узнаю улицы. Мы скоро приедем. Хмуро смотрю в окно, изучая прохожих. Совершенно неинтересные бледные лица. Когда все успело стать таким серым, безжизненным, уставшим? Кажется, сама природа лениво срывает остатки сухой листвы с деревьев. Так неприятно. Пусто. Отверженно. Неприветливо.

Машина сворачивает на парковку больницы. Замученные медсестры курят у ворот, и их лица вовсе не блистают дружелюбием. Сжимаю бумажку, заерзав на месте. Успокойся, не позволяй внешним обстоятельствам влиять на тебя. Помнишь, Харпер?

Дилан не тянет. Паркует автомобиль и выходит из него, хлопнув дверцей.

Хочу домой.

Вылезаю. Неприятно сырой темный асфальт. Не застегиваю кофту, позволяя холодному ветру немного покалечить меня, чтобы избавить от состояния опустошенности. Медленно перебираю ногами, следуя за парнем к главному входу в больницу. Отстаю специально, дав себе больше пространства. Именно рядом с Диланом меня обволакивает паника, ведь воздуха начинает не хватать. Не смотрю ему в спину, иду с опущенным взглядом. Силуэт парня все равно попадает в поле зрения, поэтому смотреть на него прямо не необходимо.

Светлые коридоры с запахом медикаментов. Глазам неприятно. Подходим к лифту. Дилан нажимает кнопку, спрятав ладони в карманах. Я молюсь, чтобы вместе с нами зашло еще пару человек, но нет, двери раскрываются, и мы опять оказываемся наедине. Поднимаемся на нужный этаж в полной тишине. Стою немного позади. Скорее бы оказаться в палате, где можно поболтать с Лили. О’Брайен совсем не похож на человека, который нервничает в присутствии других. Он, как и я, не демонстрирует это открыто, хотя руки держит подальше от лица. Обычно он выдает свое состояние, начав пальцами тереть щеку, скулу или переносицу. А если его нервозность на пределе, то он дергает ткань своей кофты, футболки, пытаясь оттянуть ее еще ниже.

Сейчас мы оба практически неподвижны. Только шевелим ногами, чтобы не стоять на месте.

Двери лифта открываются на нужном этаже – и я опять могу вдохнуть полной грудью. Идем по коридору, который местами забит людьми. Время посещения, как ни как. Складываю руки на груди, ускоряя шаг, обгоняю Дилана, ведь он как-то замедлил, что совсем не приветствуется мной. Дверь палаты Роуз. Слава Бо…

– Мэй, – я слышу его голос. Слышу, но лишь быстрее открываю дверь, влетая в светлое помещение. И натягиваю на лицо улыбку при виде Лили, которая пытается осилить завтрак в виде йогурта и яблока. Да, для нее это тяжелая пища.

– Привет, – говорю, подходя к кровати, и сажусь на край, видя, как подруга рада видеть меня с улыбкой:

– Ты выспалась сегодня?

– Ну, да, – лгу о своем состоянии, кивая на йогурт. – Это Дейв принес?

Девушка слишком мило улыбается, смущенно опуская взгляд:

– Ага, – ложкой водит по дну, немного хмуря брови. – Он выполняет мои прихоти… Мне даже неловко.

Теперь я уже тепло, искренне улыбаюсь, отводя взгляд в сторону:

– Это мило. Кажется, он без ума от тебя, – факт, заставляющий Роуз краснеть и скрывать от меня лицо. Смеюсь. По-настоящему. И оглядываюсь на дверь, понимая, что О’Брайен не зайдет сюда.

– Кстати, – решаю занять свои мысли другим. – А Дейв где?

***

Сложно найти нормальную воду на этажах больницы, что немного удивляет. Дейв бродил в поисках негазированного напитка, чтобы чем-то подпитать себя. Кушать ему не хочется, уж больно тяжело и долго его организм отходит от событий этой ночи. Даже удары сердца до сих пор отдаются легким давлением в висках. Но внешне он сияет, хоть и не подает вида. Ему легче? Намного, но подобное состояние лишь на какое-то время поможет забыть о проблемах.

Парень выходит на этаж, оглядываясь по сторонам, и немного мнется, сощурившись, когда видит в другом конце коридора Дилана, который открывает дверь лестничной клетки. Хочет позвать друга, но затыкается, просто поспешив за ним.

Темно. Этой лестницей явно не так часто пользуются, может, персонал по ночам. Эхо его шагов разносится далеко вниз, вызывает приятное чувство уединения, поэтому О’Брайен не осматривается, когда подходит к двери с прозрачным стеклом, что ведет на балкон. Дергает за ручку. Заперто. Не проблема.

Парень обеими руками сжимает рукоятку, крепко, и дергает на себя. Треск. Но пока не помогло. Еще попытка. Жестче. Грубее. И, наконец, дверь открывается с громким металлическим ревом. И мороз врывается свистом на лестничную клетку, несется вниз, ударяясь о голые стены. Дилан выходит на грязный балкон, вынув из кармана зажигалку и сверток с травкой. Опять? Снова. Закуривает. Опираясь локтями на бетонный серый бортик. Смотрит вниз. Шумная улица прямо под ногами. Высота не вызывает никаких болей в животе, только легкое головокружение. Белый дым струится в серое небо, а за ним улетают и испаряются все волнующие О’Брайена мысли.

Шаги за спиной. Краем глаза видит Дейва, поэтому не поворачивает головы. Фардж встает сбоку, так же положив руки на бортик:

– Отвратительная погода, – улыбается, щурясь, чтобы бледный свет приносил меньше боли глазам.

– Но настроение у тебя нормальное, – Дилан протягивает другу косяк, но тот морщится, отказываясь, поэтому парень вновь сует его в рот. Дейв мнется, немного покрутив головой в разные стороны:

– Так, что произошло? – Начинает, зная, что разговор должен состояться сейчас, пока Дилан курит травку, ибо потом, в здравом уме, он не станет открываться. Хотя даже сейчас О’Брайен выглядит не особо расслабленным. Парень держит косяк у рта, иногда опуская на него хмурый взгляд, после чего выдыхает дым из ноздрей, немного сжато процедив:

– Идиот я.

– Отлично, дальше? – Парень усмехается, наклонив голову. – Что ты сделал?

О’Брайен морщится, сощурившись, и быстро облизывает губы, вновь затянув дыма в рот перед ответом:

– Ну… Я поцеловал ее.

– И это все? – Дейв выдыхает, ладонью скользнув по лицу. Дилан поднимает брови, взглянув на друга с хмурым непониманием:

– Не понял?

Фардж улыбается, повернув голову:

– Ты так говорил, будто сделал что-то, что вышло бы за грань моего и твоего понимания.

Дилан пускает смешок:

– А что ты хотел услышать?

– Ну, – Фардж, поворачивается спиной к бортику, с притворной задумчивостью продолжая. – Например, переспал или что-то в этом роде.

О’Брайен тут же давится дымом, начав кашлять, закрывая рот запястьем:

– Для этого мне нужно жутко набраться, – морщится, правда, на секунду останавливает мысли, хорошо ощутив, как внизу живота начинает приятно тянуть, будто что-то мягкое скользит по коже живота, вызывая мурашки, но отбрасывает это чувство, рукой проводя по волосам, внезапно прекратив усмехаться:

– Погоди, – переводит взгляд на друга, который все так же довольно улыбается, кивнув головой, чем заставляет О’Брайена приоткрыть рот:

– Черт, ты ебанулся? – Парень не знает, какое чувство внутри него преобладает сильнее: злость из-за того, что его друг сам делает себе хуже, или… Зависть. Дилан не станет разбираться в этом ощущении. Точно не сейчас и не завтра. Оно пройдет. Мгновенно.

– Не хочу даже обсуждать это, – О’Брайен вздыхает, вновь уставившись перед собой. – Идиот.

Дейв поднимает брови, немного отводя взгляд:

– Плевать.

– Это пока, Дейв, – О’Брайен не упускает момента напомнить о проблеме, которая может и обязательно коснется их. Теперь уж точно.

– Если мы будем осторожны, то…

– То ни черта, Дейв, – Дилан поворачивает голову, встретившись взглядом с другом, выражение лица которого стало не менее серьезным. Фардж прикусывает губу, хмуро и немного раздраженно заявляя:

– Хватит уже с меня, Дил. Я хочу попробовать. Побыть немного нормальным.

– Что за слюнявое дерьмо? – Дилан грубит, туша косяк о костяшки руки.

– Плевать, – Фардж устало качает головой. – Мне надоело бегать. Хочу ненадолго остановиться, – Дейв искоса смотрит на О’Брайена, тише добавляя, будто страшась реакции. – Тебе самому наверняка хочется.

Глупо и наивно. Фардж надеется, что «зима» обойдет их стороной, он верит во что-то лучшее, возможно, это и станет его ошибкой – его проблемой в будущем. Но пока он чувствует в себе силы быть нормальным. И ему нравится это ощущение. Эти спокойные, ровные дни, полные обыденных вещей. Вот она – реальность нормальных людей, в которой не нужно убегать, в которой нет необходимости скрываться и избегать подавления. Мир без серьезных проблем.

Черт, Дейв Фардж так желает почувствовать себя нормальным, что занимается самообманом, ведь в итоге, именно его слепость приведет к безысходности. Не стоит строить надежд, если твоя судьба зависит от решения других людей. Если твоя жизнь не принадлежит тебе. Если твоя реальность не имеет никакого отношения к реальности людей вокруг.

Фардж делает ошибку. И опять заставляет О’Брайена усомниться в своих принципах.

Разговор прошел не так, как желал Дейв. Все же тяжело открываться человеку, который сам не хочет слушать. Дилана хорошо воспитали в банде, на ура вдолбили правила. Не удивительно, ведь он постоянно был под рукой Главного, что нельзя сказать о Фардже. О том как-то позабыли, мало интересовались, все равно знали, что, если понадобится, им займется сам О’Брайен. Но друг пока никак не влияет на Дейва, так как тот уже не хочет слушать в ответ. Он продолжит. Не станет отвергать самого себя. Ему уже не под силу.

Они возвращаются на этаж в молчании. Задумчивом и серьезном. Если бы О’Брайен умел открываться другим, то разговор прошел бы лучше и легче. Но он умолчит о своих настоящих желаниях. Этот человек даже в дали от Главного боится ослушаться, но не только потому, что это будет иметь последствия для него и Дейва. Точно также ситуация коснется девушек. Фардж хоть и мыслит позитивно, но… Черт, этот гребаный позитив не спасет ни его, ни Роуз.

Сворачивают в сторону. И Дейв вздыхает, притормаживая:

– Блять, они…

Дилан вскидывает голову, сначала взглянув на друга, затем перед собой. Видит знакомые лица, и сам непроизвольно закатывает глаза. Родители Лили. Да, их злость можно оправдать сильной заботой о дочери, но иногда они переходят все границы своим обращением к парням. Но те терпят.

Мужчина первый входит в палату, за ним следует вечно угрюмая женщина, которая видит Дейва, поэтому недовольно бубнит под нос, закрывая за собой дверь.

– Как говорит Мэй: «Мы должны быть выше всего этого», – цитирует Фардж, заставив себя проигнорировать ненависть со стороны миссис Роуз, и переводит взгляд на О’Брайена, слегка удивившись его хмурости:

– Что с тобой?

Дилан нервно дергает ткань кофты:

– Харпер. Она ведь в палате?

И тут же дверь распахивается, с грохотом ударяясь о стену, чем привлекает нескольких медсестер, идущих по коридору. Харпер вылетает из палаты с такой силой, будто кто-то вытолкнул ее, буквально выбросил за шкирку. Девушка валится на пол, садится, локтями упираясь, чтобы не удариться затылком. С паникой смотрит перед собой, резко вскочив на ноги и попятившись назад, когда из палаты выходит взрослый мужчина с увеличившимися от злого дыхания ноздрями. Слышится крик Роуз, когда мужчина хватает Харпер за ворот футболки, дернув на себя:

– Какого черта ты здесь творишь?!

– Хватит! – Лили хочет схватить мать за руку, но та с яростью отходит от дочери, поспешив с моральной атакой к Мэй, которая морщится, задыхаясь от незнания, как поступить. Это то, чего она так боялась.

– Тебе что-то было непонятно?! – Мужчина повышает голос, дрожащей рукой, сжимая ткань на груди девушки, которая пытается вырваться. И бежать. Ей нужно бежать отсюда.

Хватка за руку. Дилан подскакивает со стороны, рывком отдергивая напряженную до дрожи ладонь мистера Роуз, который не сразу осознает, что его пихают как минимум на полтора метра назад от Харпер. Мэй пальцами сжимает мятую ткань футболки, отступает к стене позади, сутулясь. Большими глазами смотрит на миссис Роуз, которая останавливается на пороге палаты, игнорируя зов дочери. Женщина не моргает, уставившись на Харпер в ответ. Мужчина вновь делает шаги к девушке, но его опять отпихивает О’Брайен. Дилан с явной агрессией сверлит взглядом мужчину, и тот уже перенаправляет злость на него, правда, перед Диланом теперь встает Дейв. По привычке защищает, выставив руку и зло прорычав:

– Сохраняй расстояние, урод, – стреляет взглядом на Роуз, понимая, что глотка начинает сохнуть при виде ее тщетных попыток дозваться до матери. Женщина выглядит в гневе куда страшнее своего мужа. Она словно животное зрительно рвет лицо Харпер, которая не может моргать, продолжает громко дышать, смотря в ответ. Сердце в груди давно замерло. Кровь стынет от ужаса.

Ей нельзя было…

– Мам! – Лили корчится, пытаясь опустить больную ногу на пол. – Хватит!

– Что хватит, Лили?! – Женщина срывается, часто оглядываясь на дочь. – С меня довольно! Я и так позволила тебе разговаривать с этим… – Она с отвращением морщится, указывая на Дейва, который щурит веки, с тем же презрением смотря в ответ. – С этим наркоманом! Но она… Нет! Достаточно! – Кричит на Мэй. Глаза Харпер болят от такого психологического давления. Она толком не дышит, боясь своим хрипом вызвать еще больше крика.

– Ты! – Женщина делает шаг, указывая на Мэй пальцем, и девушка невольно отходит за спину Дилана, который сам же ладонью двигает ее за себя, сердито сверля мать Роуз взглядом.

– Я не позволю тебе причинить моей дочери боль! Ты поганая… – женщина хочет продолжить, но Дейв перебивает с большей грубостью:

– За языком следи.

Отец Роуз встает рядом с женой на ее защиту.

– Я не удивлена, что она с этими дворовыми отбросами! Совсем! – Она не успокаивается, решая раз и навсегда избавить дочь от компании Харпер. – Я не хочу, чтобы ты сделала с Лили то, что сделала со своим братом!

Мэй дергается. Всего один раз от резкого рвотного позыва. Она смотрит вниз, начиная нервно ногтями царапать ткань футболки в районе грудной клетки. Хрипло и громко дышит, сковано качая головой:

– Бред, – слетает с ее губ, а взгляд заметно острее.

– Бред?! – Миссис Роуз пускает неприятный смешок, чувствуя себя увереннее рядом с мужем.

– Мам! Не надо! – Лили уже не обращает внимания на свою открытую истерику. Она хватается за тумбу рядом с кроватью, чтобы опереться на нее.

– Ты убила его, – женщина плюет в лицо правдой, не обращая внимания на медсестер, что начинают суетиться. – Ты убила своего брата.

Харпер хмурится. Каждый мускул ее лица дрожит. Дилан перебрасывается взглядом с Дейвом, который немного сбит с толку. Плевать. Ведь Мэй начинает задыхаться. Теперь по-настоящему. Паническая атака. Она опускает руки, начав оттягивать ткань футболки:

– Йа… Нйе… – Произносит с придыханием, чувствуя сильный укол под ребрами. Дышать. Она не может дышать. Открывает рот, пальцами касаясь шеи. Сгибается. Пациенты, привлеченные шумом, начинают выходить из палат.

– Что не так? Неприятно правду слышать? – Отец Лили ставит руки на талию. – Проваливай!

Дилан оглядывается на Мэй. Она с дикостью озирается по сторонам, продолжая бубнить под нос.

– Харпер? – О’Брайен полностью поворачивается к ней, наклонившись.

Девушка вскидывает голову, глазами, полными паники, смотря на парня:

– Я не убивала, я… – задыхается.

– Ага, конечно! – Женщина не затыкается, поэтому Дейв делает к ней угрожающий шаг. И начинается ругань. Самая настоящая, дикая. Мужчина пихает Фарджа в плечо, тот отпихивает его в ответ. Миссис Роуз не замолкает. Лили продолжает плакать.

– Боже… – Харпер качает головой, еле дыша. – Я не… Я…

– Харпер, – Дилан пытается загородить девушке вид на то, что происходит позади. – Успокойся, – жестко приказывает, и она смотрит на него потерянно, так, будто сейчас он должен решить проблему, заставить ее проснуться от кошмара, щелкнуть пальцем – и все исчезнет. Харпер дрожит, шепча:

– Я не делала этого, – сглатывает. – Это была не я, слышишь? – Ее уставшие глаза полны напряжения, белки краснеют, а в уголках век собирается прозрачная жидкость.

– Знаю, – а что он должен был ответить? Дилан опускает взгляд на ее руки, осторожно касаясь запястий пальцами:

– Прекрати, все в порядке, Харпер, – уверяет, но девушка качает головой, ощущая давление голоса матери Лили:

– Не я… – Шмыгает носом, когда парень сжимает ее запястья, сделав еще шаг к ней. О’Брайен наклоняет голову, своей щекой касается ее виска, надавливая, чтобы Харпер приподняла лицо. Девушка прикрывает веки, дрожит, с напряжением сжимая губы до бледноты, и рвано, быстро дышит. У нее горячий лоб. Дилан касается его губами, немного опешив. Ей нужно успокоиться. Но как это возможно, когда вокруг творится невесть что? Медбратья начинают медленно приближаться, чтобы в нужный момент вмешаться. Лили кричит. Женщина ругается. Мужчина ругается. Дейв демонстрирует им средний палец, используя весь свой матерный словарный запас. А Дилан пытается дышать ровно, чтобы Харпер дышала ему в такт. Но ей все равно тяжело. О’Брайен крепче сжимает пальцами ее руки, коротким шагом прижимает к стене, вслушиваясь:

– Успокойся, – просит мягче. Она коротко дышит.

– Мэй, – парень начинает протирать ее предплечья. – Давай, хватит, – Харпер трясется, сглатывая, смотрит куда-то в грудную клетку парня, который совсем уничтожает расстояние между ними. Плевать, что вокруг много людей. Плевать, что сознание Дилана все еще отвергает это. Плевать, что его руки начинают трястись. Плевать, что дыхание самого парня выходит из-под контроля. Плевать.

– Мэй? – Он держит ее за руки, носом утыкаясь в изгиб ее шеи. – Тихо, – ждет, чувствуя, как под бледной кожей бьется кровь. – Тихо, – повторяет. Харпер начинает ощущать жар в груди, когда чувствует сухие губы парня на своей коже. Веки сами непроизвольно прикрываются. Девушка немного поворачивает голову, носом касаясь его скулы. Перед глазами слегка плывет из-за головокружения. Горячо. Осторожно щекой трется о его щеку, ощущая, как пальцы Дилана крепче сжимают плечи. До боли, но она приятна Харпер, которая приоткрывает губы, выдыхая ему на шею.

Мурашки. У обоих.

–… Да закрой уже свой херов рот! – Фарджу нет равных в словесной перепалке.

– Проваливайте все! – Все, женщина вне себя. – Если кто-то из вас еще раз приблизится к моей дочери, я…

Грохот и звон бьющегося стекла. Родители Роуз оглядываются, как и Дилан, который отрывает голову от плеча Харпер. Лили хотела встать, но упала, опрокинув кружку с водой на пол. Она разбилась. И теперь осколки разбросаны под девушкой с заплаканными глазами. Она приподнимает ладонь, разглядывая с ужасом свои пальцы, вымазанные в крови.

– Лили! – Мать бросается к ней, и также хочет поступить Дейв, но отец Роуз теперь уже не жалеет сил, толкая парня от двери:

– Пошли вон!

И, наконец, медбратья решают вмешаться. Несколько из них успевают схватить Фарджа под руки, другие встают на защиту мужчины, который продолжает кричать на Дейва:

– Я вызову полицию!

Дилан отпускает Мэй, бросившись к другу, который вырывает руки, получая легкий удар по спине. Фардж вне себя от злости. Он идет на мужчину с прямым желанием прибить его, поэтому О’Брайен хватает друга за плечи, отводя назад:

– Блять, успокойся! – Ругается, ведь Фардж отталкивает. Медбратья вновь предпринимают попытку свалить Фарджа на пол, но теперь уже Дилан толкает их от друга, а того дергает в сторону, отходя от опасного места.

– Хватит! – Рычит, дергая Дейва, держит его под плечи, пятясь назад. Медбратья начинают все, как один угрожать им вызовом полиции, если нарушители спокойствия не покинут здание.

Фардж пыхтит, с яростью смотря на мужчину.

– Надо отступить, – О’Брайен хрипло шепчет. – Нам нельзя вообще здесь быть, помнишь? А если мы попадем в полицию, то… – Замолкает, ведь теперь Дейв не вырывается. Дилан позволяет ему встать прямо. Фардж дергает края куртки, сверля всех вокруг злым взглядом. О’Брайен хлопает его по спине:

– Сейчас надо уйти, – это правильное решение. Фардж тяжело дышит, внутри себя уничтожаясь, но отворачивается, когда Дилан оглядывается, чтобы уйти прочь, но замирает.

Поворот головы в одну сторону.

В другую.

И теперь он не только зол, но и потерян. Вертится на месте, и его агрессивный друг грубо спрашивает, ведь не контролирует себя и свой голос:

– Что, блять?!

Дилан моргает, наконец, взглянув на него в ответ, и отвечает не мягче:

– Я, блять, не вижу Харпер.

Глава 40.

Есть правило, за счет которого множество людей способны переносить ежедневные хлопоты, покидать свой дом, выходя навстречу трудностям, а главное справляться с ними. Это правило не вызывает проблем с пониманием. Поддерживание простого равнодушия ко всему, что каким-либо образом воздействует на тебя. Помни о спокойствии в груди, когда в очередной раз твоя глотка сжимается от охватывающих тебя горьких эмоций. Помни о том, что твои чувства – это временные перепады настроения, вызванные внешними или внутренними обстоятельствами. Помни, что это всего лишь короткий миг. Психологи говорят, что человек по-настоящему испытывает несчастье первые несколько минут, то есть в дальнейшем выделении слез виноват исключительно ты. Ты не можешь взять себя в руки, нет, даже хуже. Ты просто позволяешь себе быть тряпкой. А все почему? Что это означает? Всё просто. Ты жалеешь себя. Жалость к себе – самое отвратительное и неправильное чувство, на которое в принципе способен человек, потому что именно оно порождает в тебе слабость, и она в дальнейшем будет развиваться, увеличиваться. И в итоге из личности ты превращаешься в кучку слюнявого дерьма.

Как справляться с подобным саморазрушением?

Во-первых, встаньте перед зеркалом и взгляните себе в глаза. Смотрите долго, серьезно. Изучите себя, чтобы знать настоящее свое выражение, знать, где, как и что расположено на вашем лице. Глаза – самая важная часть человеческого тела. Что они выражают? Нравится ли вам это? Что вы думаете? Затем опустите взгляд на ваши губы. Проследите за их движением, когда вы пытаетесь дышать ртом и объяснить, из-за чего вы чувствуете себя подавленно в данный момент. Изучите дрожание мускул лица, каждую эмоциональную морщину, которая поможет вам понять, какие именно эмоции вы выражаете чаще всего.

Во-вторых, заговорите. Вы знаете, как звучит ваш голос? Какая у него тональность? Приятен ли он для слуха? Прислушайтесь к нему. Как он звучит? Нравится ли вам? Особенно сейчас, когда вы готовы разрыдаться. Вам не противна ваша слабость? Нет, ведь вы не осознаете, насколько это опасно. Вы думаете: «Ничего, поплачу, говорят, это помогает». Обман. Дикая ложь. Удачи вам с вашим разрушением.

В-третьих, вам опять придется посмотреть себе в глаза. Знаю, это не так просто и вызывает дискомфорт, но придется. Вы ведь уже готовы разорвать себе глотку от тех непонятных эмоций, что режут грудную клетку? Тогда подождите и подумайте о том, кем являетесь. Наверное, вы не часто произносите свое имя вслух. Я уверена, даже в голове оно звучит редко, а это важно. Ваше имя – это вы. И вы должны говорить с собой. Особенно в момент эмоциональной деградации. Произнесите его по буквам, как бы прожевывая, проглатывая, чувствуя вкус. Какой он? Горький? Сладкий? Может, вы ничего не ощущаете. Если оно для вас лишь пустой звук, значит вы не личность. Когда я произношу свое имя, я чувствую вкус острого перца. Чувствую, как горит моя глотка.

Вот вы видите себя, вот вы говорите с собой. Какие ваши ощущения? Чувствуете себя глупо? Возможно, даже смешно. Но это часть практики, подводящей нас к самому главному. Это осознание собственной важности. И я говорю не о той «важности для других». Речь идет о важности для себя. Вы нужны себе. В первую очередь вы живете, развиваетесь для собственного блага. Вы – растение, которое необходимо подпитывать. Вы растете. Вы существуете. И если вашу жизнь никто не ценит, если нет рядом людей, которым не плевать, вы не должны унывать, забивать голову разрушающими мыслями. Вы должны просто принять. И принять без меланхолии, без осознания своей ненужности, без мысли, что с вами что-то не так. Вы должны принять себя именно с чувством гордости, ведь в то время, как другие растут в обществе друзей, в то время, как они полагаются на них, когда имеют поддержку и помощь в трудных ситуациях, вы справляетесь со всем самостоятельно. Вы учитесь сами. Всё просто: чаще всего люди, которые уверены в своем окружении, которые знают, сколько имеют друзей, близких, они живут со знанием, что в любой момент им помогут. Вряд ли они умеют справляться сами. А что будет, если они вдруг останутся одни? Что, если им откажут в помощи? Настанет их эмоциональный конец. А вы ни от кого не зависите. Вы должны гордиться этим. Гордитесь своим одиночеством. Вам никто не нужен. И это поистине прекрасное чувство независимости.

Вернемся к главному. К равнодушию. Многие неправильно понимают его. Это не равнодушие, которое касается плевательского отношения к проблемам окружающих людей. Оно касается исключительно вас. Эмоциональная сдержанность. Гарантия вашего спокойствия и сохранности вашей нервной системы. Меня учили быть сдержанной. Меня учили знать предел демонстрации чувств. И самое забавное, что на деле оказывается, что нет предела. Даже мелкая проявленная эмоция может спровоцировать дальнейший взрыв. Поэтому я поняла, что проще вообще закрыться. И не так, как вы думаете, то есть не избегать социального контакта. Закрыть именно себя, свою личность, чтобы точно знать, что ничего не произойдет. Что ты в безопасности. А все остальное не имеет значения. Как бы к тебе не относились. Тебя не касается. Главное, что думаешь о себе ты сам. И если ты относишься к себе с ненавистью, как к куску дерьма, вот тогда нужно бить тревогу. Посмотри на свое отражение. Это ты. Ты – друг для себя. Нет, ты единственный друг. Лучший. Самый. И ты не должен стыдиться того, что видишь. Твое лицо, которое недостаточно круглое, худое, плоское, ровное, симметричное. Твои глаза, которые не такой формы, разного размера, карие, хотя ты мечтаешь о чистых голубых. Твои губы, вечно треснувшие, постоянно обветренные, может недостаточно пухлые, слишком пухлые. Твои руки, что слишком толстые, слишком тощие, слишком короткие, слишком длинные. Твои волосы, которые постоянно вьются, которые не расчесываются, которых слишком мало или слишком много, возможно они вовсе не растут. Твои родинки и пятна на теле, которые в принципе являются твоей индивидуальной фишкой. Твои шрамы, которые, возможно, ты сам и нанес себе. Это все ты. И ты просто поверить не можешь, как тебе повезло с собой, потому что ты не умеешь здраво оценивать себя, поскольку даешь мнению общества влиять на тебя. Нет на самом деле никаких правильных лиц, нет правильного тела. Как говорит моя мать: «Стремление к стандартам лишает нас индивидуальности». Есть только индивидуальные черты. И как только ты примешь себя, ты обретешь гармонию со своим внутренним «я», а, значит, власть над эмоциями. Только в этот момент ты сможешь управлять своей жизнью, и, знаешь, существовать станет легче. Представь будни, когда ты, проходя мимо людей, не задумываешься о том, что они думают о тебе. Представь, как ты идешь по людному коридору и вдруг роняешь свои вещи или спотыкаешься, даже падаешь, а все смотрят, и ты чувствуешь взгляды на себе. И вместо того, чтобы гореть от смущения, ты просто встаешь, смотришь на себя, поправляешь одежду и идешь дальше без какой-либо задней мысли. А они – они пусть смотрят. Пусть самоутверждаются за счет других. Тебе это не нужно.