Текст книги "«Молчи» (СИ)"
Автор книги: Paprika Fox
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 86 страниц)
Автомобиль тормозит у калитки дома Пенрисс, и я уже с нетерпением жду момента освобождения, ибо за всю дорогу не шевельнулась, отчего все тело затекло. Дилан таким же спокойным жестом убирает оружие, сунув его в бардачок машины:
– Удивительно, – шепчет. – Как просто можно заставить людей заткнуться, – произносит ещё тише, а я молча и терпеливо жду, пока щелкнет замок дверцы. И он щелкает. Правда, не бросаюсь во все тяжкие, прочь из салона. Нет. Делаю все медленно, с опасением. Открываю дверь, следя за давлением в голове, встаю на тротуар, теряя равновесие, и собираюсь осторожно прикрыть дверь.
– Кстати, – Дилан вдруг поддается вперед, чтобы взглянуть на меня с какой-то… непонятной для меня усмешкой. – Он не заряжен.
Замираю, уставившись на него. Парень молча моргает, ожидая мой реакции, и он, черт тебя дери, её получает. Я со всей силы хлопаю дверцей, крикнув:
– Господи, какой же ты придурок! Чертов урод! Больной!
ОʼБрайен пускает смешок, взявшись за руль, и я слышу его голос через приспущенное стекло окна:
– Видела бы ты свое лицо.
Я топаю ногой, пнув ею его машину:
– Ненормальный! – забываю о своем тяжелом состоянии, и продолжаю ругаться, пока автомобиль этого кретина не трогается с места. – Вот же! – кричу вслед, дернув край кофты, и верчусь на месте, не зная, куда деть свою злость. – Ублюдок! – вновь кричу, обессилено опуская руки вдоль тела.
Громко и хрипло дышу, качнув головой, и оглядываюсь по сторонам, быстро переходя дорогу, чтобы попасть к себе на участок. Ладони сжимаю в кулаки, борясь с криком, которым хочется оглушить каждого жильца соседних домов. Топаю по крыльцу, уже хватаясь за ручку двери, когда слышу грохот и звон разбившего стекла. Оглядываюсь. Смотрю в сторону дома Причарда, прислушиваясь. Удается ухватить краем уха повторяющийся грохот и крики, вот только они не женские. Дергаюсь, невольно отходя к двери, чтобы прижаться к ней спиной и получить опору, когда стекло на втором этаже разбивается под силой чего-то брошенного в его сторону. Хмурю брови, быстро открывая дверь, и заходя внутрь. Закрываю на замок, глубоко вздохнув, и качаю головой, выбрасывая весь лишний мусор. Оборачиваюсь, чувствуя запах… Еды? Медленно прохожу к кухне. Она практически убрана. Осталось лишь пятно на стене. Стол стоит ровно, накрыт скатертью, и в центре прозрачная ваза с какими-то цветами. Пол блестит. Кто-то провел влажную уборку. Аромат жареной картошки забивается в ноздри, заставив меня немного сморщиться. Я голодна, но от запаха еды меня воротит. Поворачиваю голову, шагнув за порог. Мать в домашнем платье и фартуке стоит у плиты, перемешивая деревянной лопаточкой содержимое сковородки. Её волосы убраны в опрятную прическу, а ноги обуты в туфли на каблуках. Спина прямая. Осанка гордая. Женщина хочет вернуться к нарезанию овощей, но краем глаза замечает меня, поэтому улыбается, не задавая лишних вопросов, касающихся того, где я была, что с моим внешним видом.
– Привет, – говорит, вытирая мокрые руки о фартук. Поворачивается ко мне всем телом:
– Ты голодна? Если нет, то я отложу тебе на потом.
Она позволит мне есть картошку? Что с ней не так сегодня?
С недоверием щурю веки, отступая назад, и женщина напряженно вздыхает:
– Вид у тебя уставший. Иди, отоспись, – говорит, взяв китайский салат в руки, и поворачивается к раковине, крутя его ручки.
Отворачиваюсь, покидая кухню, и останавливаюсь, опустив взгляд в пол. Мне не хочется думать о ней. Так что… Всё, хватит. Дергаю головой, делая один короткий шаг вперед, но вновь замираю, заглянув в гостиную. Отец сидит ко мне спиной в кресле, подпирая щеку ладонью, а другой рукой без остановки переключает каналы. Недолго слежу за этим процессом телевизионной деградации, и продолжаю идти. Но уже медленнее, ведь перед глазами вновь всё плывет в разные стороны.
***
Женщина спокойно моет салат. Относительно спокойно. Она неплохо держится, так что довольна тем, как встретила дочь в доме. Красивыми руками отрывает листья салата, начиная невольно напевать старую, давно знакомую мелодию, которая резко отрывает её от реальности, бросая в поток детских воспоминаний.
Тихие улицы. Уже довольно поздний час, будничный день, так что рабочий народ разбредается по домам, чтобы хорошенько отоспаться перед очередным трудовым днем. Переулки и площадки пустеют, в парках лишь темнота опустившейся на город ночи. В окнах гаснет яркий теплый свет. На дворе зимний ветер гоняет остатки сухой листвы. Серость можно разглядеть даже во мраке. Станция вокзала, которая в наши дни является заброшенной, тонет в полумраке. Поезда давно остановили свой ход, контролеры разошлись, а один единственный охранник и то спит в своей будке, хотя должен бродить, следить за порядком, ведь уже на тот момент станцию хотят закрыть для ремонта. Опасно находится внутри, когда с потолка сыпется побелка, а поверхность белых колон трескается.
Они проходят незаметно. Молодая девушка, держащая юную девочку за ручку. Ей на вид лет пять-шесть, не больше. Темные, прямые волосы, подстриженные в домашних условиях в подобие каре, давно не стиранное платье с воротничком, потертые на носках туфельки. На ней нет теплой кофты или куртки, поэтому впалые щеки покрываются румянцем от холода. Девушка рядом выглядит не лучше. Она вымотана, устала, лишена каких-либо физических и моральных сил для продолжения борьбы. Проходят в самую глубь станции. Скамьи стоят в ряд, медленно покрываясь пылью. Девушка сажает ребенка на одну из них, опускаясь на корточки напротив, и поправляет тонкие локоны волос девочки, скрывая небольшой след от ожога сигареты на ее шее.
– Я пойду, куплю билет, жди меня, – произносит без эмоций, даже не смотрит в глаза своему ребенку, с таким же холодом на лице поднимается, крепче взявшись обеими руками за лямку сумки, что висит на плече. Отворачивается, поспешно зашагав вперед, по платформе. Девочка смотрит ей вслед большими глазками, а, когда силуэт матери нельзя разглядеть в темноте, прислушивается к стуку каблуков.
И совсем скоро ребенок остается в нерушимой тишине.
Все тело передергивает. Сознание само возвращает хозяйку, чтобы не дать той окончательно потеряться в глубинах своих мыслей, так что женщина расправляет плечи, продолжая отрывать листья и напевать колыбельную под нос.
***
Долгожданная пятница. Учебный день перед выходными, которыми вряд ли способен хоть один подросток насладиться. Но, несмотря на загруженность, обучающиеся явно с нетерпением ждут конца последнего урока. Это написано на их лицах. Таких радостных и беззаботных. Они хорошо напоминают Харпер о том, что она не живет в отдельном мире, где каждый встречный сталкивается с теми же проблемами, что и она. Нет. Люди разные. Судьба разная. И быть «непонятым» нормально. Остаться в одиночестве – нормально. Девушка понимает это, поэтому не испытывает ни зависти к чужому счастью, ни злости из-за своей отрешенности от класса. Харпер шагает спокойно по коридору, шаркая кедами по полу, и останавливается у своего шкафчика, открывая замок. Вынимает учебник по экономике, после чего с такой же пустотой во взгляде закрывает дверцу, не обращая внимания на толчок, полученный плечом пробегающими мимо парнями и девушками. Это нормально.
Прижимает учебник к груди, не поправляя сползающий ремень рюкзака, и шагает дальше, не здороваясь в ответ со старостами из параллели, что, конечно, воспринимается ими, как неуважение. Так Харпер и не скрывает этого. Она не заинтересована ими. И уважать подростков не за что. Так? Так.
Смотрит на наручные часы, всё ещё боясь резких движений. Она может ненадолго потерять равновесие, но чувствует себя лучше. Определенно. Тяжесть из головы ушла. Оно больше не царапает горло, правда, Харпер ещё чувствует его в груди, мешающего дышать. Поднимает голову, слыша знакомые голоса, и взгляд останавливает на парнях, которые замечают в толпе Причарда. И внешний вид того вынуждает Мэй внезапно притормозить. Она с внешней незаинтересованностью рассматривает его покалеченное лицо, покрытое синяками и ссадинами, его разбитую бровь, красный белок левого глаза. Он прячет руки с разбитыми костяшками в карманы куртки, которую обычно оставляет в гардеробе, когда ему путь преграждают так называемые друзья, которые начинают расспрашивать его. Причард никогда не появлялся в школе в таком виде, поэтому впервые ощутил на себе взгляды, которые значили немного иное, нежели какое-то приторное восхищение. Пенрисс пытается молча обойти парней и девушек, но те не дают ему уйти без ответов. Неужели некоторые люди не способны понять молчания других. Видно, что Причард совершенно не настроен на разговор. Местный весельчак, золотой мальчик, король вечеринок, любимец девушек. Потрясающе. Сейчас он просто готов провалиться сквозь пол, оказаться в чертовом Аду, лишь бы избавиться от этих взглядов. Парень проглатывает вздох, повторяя попытку обойти друзей, но те не сдаются, начиная шутить на тему синяков Пенрисса. Самая большая ошибка не знающих. Причард крепче сжимает ладони в карманах куртки, прикусывая губу до боли, отчего, конечно, морщится, с ужасом понимая, что горечь во рту становится сильнее. Нет. Только, черт, не это. Не здесь, ясно?
Прикосновение к локтю, движение, заставляющее вынуть ладонь из кармана. Причард боится даже бросить взгляд в сторону той, от которой должен держаться подальше, пока Харпер гордо поднимает голову, пальцами крепче обхватив запястье парня, который делает вдох, проглотив его с болью в глотке.
– Эй, привет, Харпер, – один из парней одобрительно поглядывает на Причарда, а тот лишь отводит взгляд в сторону, не в силах предугадать, что она собирается делать. Неужели, придумала, как опозорить его? Черт, ему нужно уходить.
Но Харпер просто закатывает глаза. Тянет Причарда за собой, пихая людей плечом, и Пенрисс не оглядывается на пошлые шутки друзей, которые касаются «половой жизни теперешних мистер и миссис Пенрисс».
Харпер не чувствует, что делает что-то особенно. Она даже не считает, что её действия являются странными. Она просто увидела загнанного в моральные рамки человека. И просто вытащила его оттуда. Разве, она сама не попадала в такие? Попадала, поэтому ей знакомо это ощущение ловушки.
Людей, которые могут понять твои чувства, не так много, верно?
Но это не значит, что вам стоит держаться вместе, так что как только Харпер отпустит его запястье, она забудет о том, что сделала, чтобы не чувствовать себя жалкой.
Тащит Причарда по коридору, гордая походка, поднятая голова, расправленные плечи. Молодец, будь собой, Харпер.
Стоп, и куда только что делась эта самая настоящая Харпер? Она не может проигнорировать идущих навстречу парней, один из которых много говорит, явно жалуясь на свою отметку по литературе, ведь в это сочинение, цитируем, «я вложил всю свою блядскую душу». Дилан усмехается, не в силах игнорировать попытки Дейва рассмешить его, и поправляет ремни рюкзака, бросив взгляд на девушку с вьющимися волосами, которая тут же разрывает зрительный контакт, ускорившись, и опускает голову ниже, с напряжением хмуря брови.
Фардж продолжает верещать о несправедливости, а ОʼБрайен опускает равнодушный взгляд на ладонь Харпер, которой она сжимает запястье Причарда. Внимательно разглядывает, будто видит что-то странное, ненормальное. Скорее, он вдруг осознает, что он единственный, кому реально трудно это понять. Ни одни, ни вторые не останавливаются. Продолжают идти своей дорогой.
Дилан ОʼБрайен вряд ли что-то чувствует к Мэй Харпер, так что именно интересует его? Именно руки. Парень продолжает шагать за другом, рассматривая те части тела, которые объединяют Мэй и Причарда. Пальцы, сжимающие кожу запястья.
Девушка моргает, откашливаясь, и вновь поднимает голову выше, смотря перед собой.
Сказать честно? Дилан ОʼБрайен не интересует ее. Мэй Харпер раздражает эта странная и необъяснимая тенденция любви к таким парням. К таким, о которых пишут книги и снимают фильмы. Плохие парни в это время пользуются популярностью. Аж тошно. Это глупое подростковое кинцо, рассчитанное на аудиторию девок. Такие фильмы пропагандируют неправильные отношения. Парень не должен вести себя, как ублюдок, а девушка, уж точно, не должна западать на него после всего того дерьма, что он сделал. Девушка должна быть гордой, должна быть выше этого. Она обязана знать себе цену, быть с тем, кто будет по должному ценить ее. А самое отвратительное во всем этом то, что обычно главные героини уходят от хороших, порядочных парней к этим отбросам. Так не должно быть. Парень должен добиться внимания девушки, при этом не оскорбляя ее чувства.
Мэй Харпер раздражает мода на плохишей.
Мэй Харпер не нравятся плохие парни. Именно это и станет самым сильным противоречием в её жизни.
Дилан отворачивается, уже щупая пачку сигарет в кармане кофты. Они с Дейвом выходят на задний двор, чтобы покурить, и Фардж вполне себе обыденно принимается поджигать кончик сигареты, продолжая шутить на тему несправедливого отношения в школе. Он закуривает, пуская дым через ноздри, и переступает с ноги на ногу морщась от холода:
– А ты не писал сочинение? – задает вопрос, оглядывая стадион школы, но, не получая ответа, опускает взгляд на друга, который сидит рядом на ступеньке крыльца. И Дейв немного удивленно поднимает брови, видя, как Дилан с хмурой заинтересованностью пальцами одной руки щупает запястье другой, зажав сигарету между зубами. Проводит по венам, которые неприятно выпирают, не украшая внешний вид рук, касается пальцами ожогов от сигарет, после чего сжимает запястье, сильнее сводя брови к переносице.
Какой он – физический контакт? Нет, не тот, при котором тебя бьют ногами. ОʼБрайен думает о другом.
Ему трудно представить.
И это впервые задевает его, заставляя почувствовать каким-то «не таким». Не таким, как все, словно его лишили важной составной жизни каждого человека.
Нормального человека.
Глава 20.
Выходных дней никогда не бывает достаточно для того, чтобы вполне себе отдохнуть, набраться необходимых моральных сил для новой недели. Странно и несправедливо то, как быстро летит время в воскресенье, и как медленно стрелка часов двигается в учебные дни. И это мучает Дейва уже вторую неделю подряд. Опять понедельник, и опять эти математические формулы на доске. Проще забить себя камнями, серьезно. Первый урок еще толком не начинается, а Фардж уже во всю пыхтит, лбом стуча о парту:
– Я слишком стар для этого дерьма.
– Серьезно, прекращай смотреть «Смертельное оружие», – Дилан ведет себя тише обычного. Последние дни точно. Он, конечно, разговаривает, но Дейв все равно понимает, в чем причина такой телесной издерганности друга. Его начинает ломать. Пока не сильно. Но уже сейчас Фардж готов поклясться, что, если присмотреться, можно увидеть, как дергается левое нижнее века глаза парня, который иногда быстро притоптывает ногой, до крови кусая заусенцы. ОʼБрайен редко жалуется на свое самочувствие, но сейчас его слова не нужны, чтобы понять, – скоро произойдет срыв. Дейв лежит головой на парте, лицом повернут к другу. Хмурится, шепнув:
– Сколько у тебя осталось таблеток? – Странно, но по какой-то причине парень решил, что, принимая их, ОʼБрайен чувствовал себя вполне адекватно, так, может, ему просто пересесть на сильное успокоительное. Проблема только в том, что они понятия не имеют, что это за препарат.
– Таблетки две-три, – Дилан кусает ногти, оглядываясь по сторонам с каким-то напряжением в глазах.
– Надо как-то узнать, что это, – Дейв предлагает, на что ОʼБрайен фыркает:
– Хочешь лишний раз говорить с Харпер? Достаточно для раздражения и того, что мы учимся вместе.
– Чувак, – Фардж подпирает щеку кулаком, сощурившись. – Каким раком она успевает доставать тебя в свое отсутствие?
Дилан не осматривается. Да, Харпер не посещает занятия уже целую неделю. Сейчас идет вторая.
– Ты ее точно домой отвез? А то зная тебя… – Сарказм, но Дилан на него реагирует резко:
– Я, блять, отвез ее… – Правда, под конец парень немного мнется, но грубость, которую он так яро выплескивает на Дейва, очевидна. Фардж не ощущает, как желание ответить в той же тональности порабощает его. Он понимает – у ОʼБрайена ломка. И не стоит играть с огнем.
– В любом случае, я хочу узнать, что это за таблетки, – парень проводит рукой по светлым волосам, немного почесав макушку пальцами. – В конце концов, ты принимаешь это, кто знает, как оно может влиять на организм из-за частого приема.
Дилан лишь трет опухшие веки уже немного влажного от пота лица, ни слова в ответ, только малозначащий вздох. Когда он в таком состоянии, разговаривать с ним нет смысла. В конце прошлой недели парень сорвался и избил какого-то мужика в парке за то, что тот негативно отреагировал на вопрос о наличии сигарет. В прошлую среду одному парню из параллели повезло меньше. Он задел Дилана плечом в кафетерии, за что теперь отлеживается в больнице. С каждым днем все злее, все агрессивнее. Дейв старается подбирать слова, чтобы случайно не спровоцировать друга, отлично понимая, каково получать от него по морде. Но контролировать самого ОʼБрайена и его реакцию на окружающих становится практически невозможно.
Дилан один из тех, кому нужен регулярный выплеск зажатых в груди эмоций, ему необходимо освобождение, а оно возможно только при сильном выбросе адреналина. И для этого ему необходимо драться, кричать, выпивать, курить, бегать от преследователей, самому быть тем, кто преследует. Сейчас за ним требуется особое внимание, так что Фардж буквально прирос зрительно к нему, что, конечно, раздражает ОʼБрайена.
Мэй Харпер прекратила посещать занятия, и, если первые несколько дней она появлялась дома, то теперь девушки и след простыл. Родители вряд ли поймут и заметят ее отсутствие, ведь мать свято верит, что ее дочь просто в очередной раз устроила бойкот всему миру и отсиживалась в комнате. Повторюсь, первые дни ушедшей недели именно так и проходили. Но теперь Мэй отсутствовала больше двух дней.
И никто не заметил.
***
Чистая, всегда убранная, ванная комната, в которой приятно пахнет ягодами. Вот только у него с ягодами и фруктами свои отношения. Дилан никогда не любил фруктовые ароматы, он не дружил с самого детства с яблочными пирогами, запах которых сейчас царит в этом полном уюта доме. Парень не ест повидла, не пьет соки. И запах сладости сильнее выводит его из того равновесия, что он так пытается сохранить внутри. Потные руки, плечи, шею охлаждает водой из крана. Набирает в ладони, обливая измученное бессонницей лицо. Пальцами хочет хорошенько растереть тяжелые веки, но вместо этого теряет способность нормально стоять на ногах, поэтому хватается руками за раковину, вынуждая ту громко скрипеть под весом тела. Ноги сгибаются в коленях, веки плотно сжимаются, а бедные губы вновь подвергаются истязанию при помощи зубов. Громко дышит через нос, с давлением в голове разглядывая цветной коврик под ногами. Пытается на чем-то сконцентрировать взгляд, чтобы отвлечь от изнуряющей боли и желания вдохнуть что-то ядовитое внутрь себя. Успокойся. Тебе этого не нужно, ОʼБрайен.
Трясется, руками расшатывая раковину. Взгляд нервно мечется по полу, не стремясь подняться на зеркало. Дилан не желает видеть себя. Ему тошно. Он настолько слаб, что не может удержать внутри простое «хочу»? Дышит. Дышит. Дышит.
Нет.
Он с мычанием бьет по раковине кулаком, отскочив от нее назад на пару шагов, отчего врезается копчиком в стиральную машинку, громко ругнувшись. Прижимает кулак к дрожащим губам, после чего вовсе кусает костяшки, рассчитывая подавить растущее желание жевать. На его лице нет злости. Только какая-то нехарактерная растерянность. Он потерян, ведь впервые ощущает весь груз человека-без-контроля. Раньше, пока употребление травы было обычным ежедневным ритуалом, он не замечал этого состояния. Его все устраивало. Теперь, когда парню повезло побыть недолго освобожденным от наркотиков, ему их употребление кажется чуждым. Дело даже не в том, что он меняет свое мнение. Нет. Просто Дилан смог осознать, что спокойно живет, выживает, существует без них.
И теперь плохая привычка дает о себе знать.
Выходит из ванной комнаты, неосторожно сделав шаг, поэтому спотыкается о порог, свалившись на колени. Жалкое зрелище. Дилан поднимает руку, хватаясь пальцами за панели стены, и с неимоверным трудом ему удается подняться на ноги. И только сутуло встав, понимает, что находится не один. На этом же этаже кабинет отца, в котором обычно мужчины смотрят очередную игру по футболу. Но в данный момент людей больше. Отец стоит, сложа руки на груди, и с хмурым негодованием наблюдает за горе-сыном, пока рядом с ним довольно улыбается Донтекю. Все бы ничего. Дилан бы прошел мимо не обратил внимания на скопление дерьма, но порог кабинета перешагивает мальчишка с альбомом для рисования в руках. Кай молча смотрит в сторону брата, который морщится, сглатывая, и еле фокусирует взгляд на лице Донтекю, который качает головой, обращаясь к отцу ОʼБрайена:
– Не боишься, что он может навредить ему, – и гладит мальчишку по волосам, вынуждая Дилана подавиться слюной. Парень не может нормально двигаться, но он все равно отрывает одну руку от стены, часто моргая, ведь в глазах неприятно щиплет соленая жидкость. Он не плачет. Просто ему до безумия хреново. Делает характерное движение ладонью, постучав себе по бедру, и Кай уже спокойно делает шаг вперед, вот только отец останавливает его, с осуждением смотря на Дилана. Тот моргает, уже строя у себя в голове образ избитого им до полусмерти придурка, который заставляет Кая вернуться в кабинет, после чего двое мужчин следуют за ним. ОʼБрайен с дрожью в конечностях дышит, мыча сжатыми губами, и продолжает двигаться, еле справляясь с замком на двери.
Запирается. Остается один. Под ребрами уже жжется злость. Грудная клетка быстро поднимается и опускается, когда парень добирается до стола, схватившись за него руками. Темно. За окном поздний вечер. Свет не горит. Парень долго смотрит на три оставшиеся таблетки, сражается с самим собой, и в итоге громко и хрипло ругается, хлопнув по столу рукой. Начинает с матом выдергивать все ящики, разбрасывая вещи в поисках хотя бы какой-то травы. У него не могло не остаться. К черту. Все к черту. Трясущиеся руки находят мобильный телефон.
Пошло все к черту.
Дейв частенько выходит поздним вечером на крыльцо. Немного подышать. Правда, вряд ли свежий воздух способен преодолеть пелену из дыма сигарет и добраться до легких парня, который слишком уж задумчиво разглядывает пустоту перед собой. Знает, что такое поведение будет волновать старушку, поэтому целый день у нее на глазах приходится строить из себя невесть что, полное позитива. И постоянное вынужденное проявление положительных эмоций лишает моральных сил, поэтому Фарджу необходимо немного времени для одиночества. Старушка понимает это, но все равно посматривает за парнем из окна кухни, даже выносит ему поесть, хоть он и не голоден.
Дейв разглядывает красное яблоко, крутя его пальцами, и сутулит плечи, чувствуя, как спина затекает в таком неприятном положении. Слышит гул мотора. Свет желтых фар ложится на асфальтированную дорогу, касаясь сухой травы. Дейв исподлобья наблюдает за девушкой, которая, по всей видимости, опаздывает домой, так что торопится, собирая вещи в сумку, постоянно оглядываясь на задние сидения салона, чтобы убедиться, что ничего не забыто. Фары гаснут. Мотор глохнет. Фардж продолжает открыто рассматривать Роуз, пока та, спотыкаясь на каждом шаге, спешит домой. Только сейчас парень замечает то, что жутко бросается в глаза.
Лили Роуз слишком худая. Дейв боится назвать это «нездоровой худобой», дабы в своих мыслях не ранить чувства девушки. Вдруг, у нее просто такое строение тела? Но это… Это правда выглядит болезненно. Тонкие ноги, худые руки, впалые щеки, ярко выраженные линии скул, большие глаза. В таком коротком платье все сразу бросается в сети твоего внимания. Фардж пальцами проводит по яблоку, опустив на него быстрый взгляд, и вынимает сигарету изо рта, даже не думая о своем последующем действии. Да, в такие моменты ему неохота все портить своими мыслями, главная из который начинает вопить на уши громче по мере приближения Дейва к Лили.
«Нельзя».
Девушка щурит веки, присматриваясь к приближающейся фигуре. Она так погружена в себя, что не замечает присутствие другого человека, и переходит на медленный шаг, бросая короткие взгляды в сторону окон своего дома. Не хочет, чтобы кто-нибудь вновь их застукал. И не потому, что не хочет терпеть расспросы со стороны матери или быть запертой какое-то время. Лили Роуз хочется впервые нормально поговорить с Дейвом, даже если он просто спросит, который час. Не важно.
Девушка останавливается на дорожке из плитки, дав парню шанс встать перед ней, чтобы преградить путь. Таким образом, Лили понимает, что он сам желает начать разговор, что, несомненно, дарит Роуз какую-то уверенность. Она даже не пытается рассмотреть внешний вид парня. Успевает привыкать к постоянным синякам и ссадинам на его теле, которые особенно сейчас можно разглядеть, ведь Фардж стоит перед ней в легкой футболке и джинсах.
Неловкое молчание затягивается. Лили поднимает взгляд на лицо парня, но тот характерно мнется, хмуро уставившись на яблоко в своей руке. И протягивает его, коротким взглядом пытаясь оценить реакцию девушки, которая моргает, с интересом смотрит то на Дейва, то на фрукт. Стоп. Вот теперь Фардж осознает, как нелепо это выглядит со стороны. Каждый раз, когда парень пытается контактировать с Лили, чувствует себя настоящим придурком. Именно в такие моменты. Лили Роуз заставляет его гореть от смятения.
Яблоко. Фрукт. Еда. Почему он дает ей еду?
Всё равно. Главное, что это своего рода контакт, поэтому Лили протягивает руку, пальцами пытаясь не касаться ладони Дейва, который теперь имеет возможность наблюдать за девушкой, пока та забирает у него яблоко. Видит легкое смущение, вызванное непониманием. Фардж и сам не способен понять. Просто ему жутко хочется накормить Роуз.
Лили берет красный фрукт тонкими пальцами, тепло улыбнувшись, когда поднимает голову.
– Спасибо, – она это должна сказать? Ситуация складывается необычная. Девушке не везло попадать в подобные, поэтому она точно не знает, как себя вести. А что уж говорить о Дейве, который забывает о сигарете в другой руке, поэтому прячет ладони в карманы, быстро туша кончик пальцами, терпя боль. Ему нужно дать ответ. Контакт должен состояться. Он не может отступить, а то будет выглядеть еще большим дураком, да и времени у них не так много. Наверняка, мать или отец Роуз начнут высматривать свою дочь через окна.
– Ага, – «ага»? Серьезно? Ты, наверное, шутишь, Фардж.
Улыбка Лили становится шире. Она кивает головой, пальцами обеих рук потирая яблоко:
– Ага.
Теперь Дейв молится, чтобы что-то вынудило его уйти, и желание исполняется. Телефон в заднем кармане своей вибрацией рушит создавшуюся атмосферу неловкого молчания. Дейв даже прикусывает язык, начав рыться в карманах, а Лили убирает локоны волос за уши, нервно замямлив:
– Пока, – мельком поглядывают друг на друга.
– Пока, – Фардж откашливается, прижав телефон к уху. Девушка обходит парня, заставив того пару раз оглянуться, одарив ее своим вниманием. Тяжелый вздох с губ – и Роуз исчезает за дверью своего дома.
Дейв может еще довольно долгое время стоять молча, но странный голос в трубке привлекает внимание.
– У тебя есть, что курнуть? – Дилан явно почти потерян. Фардж сглатывает, собравшись с силами:
– Нет, у меня ничего не осталось, – скорее всего, лжет.
– Тогда поехали туда, где все есть.
***
Стоит помнить о своих ценностях
Ей не понять себя. Звучит слишком слюняво и по-детски, но Мэй Харпер правда не может осознать, как именно оказывается в этом доме, как давно она здесь находится и что, собственно, делает? Проблема в том, что девушка никак не очнется, не придет в себя. Чтобы здраво оценивать ситуацию, нужно иметь светлую, незатуманенную голову на плечах. А для этого необходимо хотя бы прекратить вдыхать этот белый порошок в ноздри.
Харпер зажимает пальцами нос, резко вскинув голову. Ее веки сжаты, но выражение лица хоть и хмуро, но расслабленно. Громкая музыка разливается по всем комнатам немаленького дома местного братства. Толпы людей, в основном, молодого возраста, толкаются в ритм, а те, кто уже достаточно набрался, валяются по углам, блюют в горшки и с подоконников. Множество бутылок. Алкоголь, кажется, никогда не закончится. В сухом воздухе парит серый дым. Все курят. И не простые сигареты.
Как такая, как Харпер, могла оказаться в подобном месте? Два или три дня назад девушка вышла прогуляться вечером, предварительно выкурив пару косяков. Бродила, пока до ушей не донеслось эхо от музыки. И вот. Она здесь. И как бы ее сознание не сражалось за свое господство, ему не одержать победу до тех пор, пока Мэй сама не захочет этого.
Девушка теряет равновесие, чувствуя, как нотки блаженства начинают играть внутри, гоняя горячую кровь по венам. Все охвачено странным, но приятным жаром. Ее искусанные губы расплываются в легкой улыбке, а глаза так и не открываются. Ванная комната захломлена всякой дрянью. Грязная плитка покрыта трещинами, край раковины разбит. Какая-то темная жидкость постоянно течет из крана в ванную, на дне которой покоятся чьи-то локоны волос, нижнее белье и порванная майка.
Мэй качается из стороны в сторону, не реагируя на довольно уверенные прикосновения к ее телу. Мужские руки с наглостью поднимают ткань облитой спиртным майки, сдерживая девушку за талию, и разворачивают к высокой тумбе с разбросанными по ней вещами. Еще секунда – и Харпер сидит на ней, продолжая расслабленным взором глядеть в бледный потолок. Какой это уже раз? Она не осознает. Не понимает. Ей станет все ясно, когда она придет в себя. Но только не сейчас, когда незнакомый и тоже обдолбанный парень расправляется со своей ширинкой, отодвигая ткань ее белья. Мэй не помнит, где остались ее джинсы. А в них ли она пришла? Может, на ней была надета юбка?
Первый толчок не вызывает никаких эмоций. Второй так же. Харпер лишь прижимается спиной к холодной плитке, ее руки по какой-то причине держатся за предплечья этого типа, который еле стоит на ногах. Как ему вообще удается заниматься чем-то подобным в таком состоянии? Неважно. Тело Мэй дергается в такт, когда парень ускоряется. Ее глаза все так же смотрят в потолок, а в голове только один единственный вопрос.
Где найти закурить?
***
Оно опять начинается. То, что происходит каждый чертов раз, когда Дилан позволяет себе поддаться эмоциям, уносящим его рассудок в неизвестную херову сторону. Мне удалось найти пару пакетиков с травкой, но этого не было достаточно для человека, который нуждается в наркоте сильнее, чем в кислороде. И сейчас в первую очередь я виню себя. Да, следую за другом по захламленной лужайке к одному из домов братства, в которых мы обычно «отдыхаем» по выходным. Здесь всегда можно отрыть что-нибудь себе по душе. А для души ОʼБрайену сейчас необходима хотя бы марихуана.
