Текст книги "Невозвращенцы (СИ)"

Автор книги: Михаил Черных

сообщить о нарушении

Текущая страница: 70 (всего у книги 75 страниц)

Широкое, вытоптанное до каменной твердости поле. Тысяча воинов собралась сегодня на пляску. Тысяча лучших. Самых смелых, самых ловких, самых умелых. Олицетворение мощи и силы. Элита элит великого княжества Киевского, которую почел бы за величайшее счастье нанять любой правитель, и с ее помощью завоевать себе полмира. Сегодня они не блистали зерцалами кольчуг и начищенными шлемами, не было наборных поясов и поножей – только узкие кожаные штаны и легкие сапоги на ногах.

Толпа бурлила, слышались нетерпеливые выкрики. Наконец, по знаку волхва, воины разошлись кругом, каждый занял свое, заранее указанное место. Толпа раздалась далеко в стороны от этого круга и постепенно затихла.

Восемь пар воинов в центре круга образовали своими клинками что-то вроде лестницы в небо. Первые стояли на коленях и держали мечу у самой земли, тогда как последние – на высоко вытянутых руках. По этой лестнице медленно взошел молодой Великий Князь Лихомир. В левой руке – кинжал, в правой – старинная сабля. Взошел, постоял немного и провел кинжалом глубокую царапину на груди. Дождавшись, когда капли крови упадут с импровизированного подмоста на землю, князь издал громкий крик:

– Перун!

Над полем нависла тишина. Даже бабочки не отваживались нарушить ее трепетом своих крыльев. Поэтому сильнейший, слитный рев всей тысячи воинов, заставил от неожиданности и страха содрогнуться всех присутствующих, в том числе и Ярослава.

– Перун!

Опять тишина. Князь, прислушиваясь к чему-то, провел вторую кровавую полосу по груди.

– Перун!

– Перун! – подхватили воины.

Снова тишина. Князь проводит третью полосу груди.

– Перун! – взывает он.

– Перун!

Внезапно что-то изменилось. Люди всеми фибрами души ощутили присутствие. Присутствие чего-то неизмеримо могучего, присутствие Бога. Князь соскочил с помоста, воины быстро разбежались, заняв свои места в круге. Лихомир воздел клинки в небо и закричал:

– Перун смотрит на детей своих! Порадуем Его нашей песней!

И клинки запели. От скорости движений сначала размазалось оружие, потом предплечья, потом плечи, а потом и все тело воина – посреди поля закрутился клинковый ураган. Конечно, здесь еще не наступили те времена (и Ярослав надеялся, что и не наступят), когда добродетелью считается изнеженность и мягкость. Князь, как и положено, был воином, пусть не самым сильным среди своей дружины, но все же достаточно опытным, но он никогда не смог бы достичь такой скорости движений. Не его уровень. Сейчас на поле не было князя. Сейчас на поле в его обличии танцевал сам Перун.

Наконец, окончив движение на месте, этот шар клинков метнулся в сторону круга. Миг, и обнаженная грудь воина из тысячи, окрасилась кровавой полосой. Толпа ахнула и еще больше раздалась. Воин обнажил свои клинки и начал плести кружево стали, пусть не так хорошо, как князь, но тоже здорово. Тем временем вождь обходил посолонь, вызывая все больше и больше воинов в круг. Наконец, настал такой момент, когда вся Тысяча сражалась внутри круга. Мечи и сабли, ножи и кинжалы сталкивались друг с другом, впивались в тела воинов, чтобы просто отскочить, не на неся не царапины. Сегодня каждый воин мог получить только одну рану, и он ее уже получил. Каждое движение создавало свой неповторимый звук, вплетая какую-то свою ноту в общую какофонию.

Но в какой-то миг среди этого шума прорезалась определенная гармония. Это было похоже на то, как перед началом концерта музыканты настраивают не в тон каждый свой инструмент, а потом, по взмаху дирижерской палочки, эти странные неприятные звуки вдруг превращаются в общую, прекрасную мелодию. Так и здесь, настроившись друг на друга, Тысяча пела своими клинками гимн, повинуясь своему князю.

«Так вот почему именно песня, а не, к примеру, пляска.» – восхищенно подумал Ярослав. Никогда раньше он не слышал такого, и не смог подобрать для себя даже близкой аналогии. «Гимн? Марш? Веселая пляска? Церковное песнопение? Нет. Все это не то, и, одновременно, очень похоже…» Ради любопытства волхв решил поглядеть на эту карусель своим истинным зрением и обомлел…

Сила! Чудовищная по мощности и насыщенности энергия сейчас пульсировала в такт движению сражающихся. Каждый воин сейчас щедро делился своей силой, и энергия бурным потоком текла к почитаемому им Перуну. Если бы можно было бы преобразовать энергию этой пляски в электрическую, либо, в тротиловый эквивалент, то ее мощи позавидовала бы средняя атомная бомба. Водоворот этой мощи медленно уходил в иные плана бытия, откуда возвращался уже измененный Богами, дарующий исцеление ран, здоровье, обновление и физическую силу тем воинам, которые могли выдержать такое прикосновение.

Потихоньку движения воинов замедлялись, и ураган выпадов распадался на отдельные движения, а потом и вовсе стихал. Обессиленные воины валились на землю, но буквально на глазах мышцы опять наливались силой, заживали, оставляя а собой почетный белый шрам, порезы от княжеского меча. Воины с новыми, еще большими силами вскакивали с земли и были готовы к новым свершениям. Но не все. Некоторые бойцы, отдавшие для себя слишком много, и не принявшие ответный дар Перуна, так и оставались безжизненными. Впрочем, такая смерть была не менее почетна для воев, чем в бою. Говорили, «…Перун лично забрал в свою дружину…».

Поле пустело. Женщины выхватывали своих мужей из Тысячи, и тащили их скорее домой. Считалось очень удачным зачать ребенка после песни. «Знатным воином сын родится!». В какой-то момент ушел и Ярослав. Идти в княжеский кремль сегодня было глупо, поэтому он решил сегодня пораньше заночевать, чтобы завтра пораньше заняться делами. Кстати, заночевать пораньше не получилось. В связи с празднествами, все таверны и постоялые дворы были переполнены, ели-ели он смог отыскать место где-то за стеной города на сеновале корчмы.

Пользуясь бумагой князя Володимира Ярослав смог легко попасть в княжий терем, минуя препоны в лице очередей многочисленных просителей. Конечно, он мог и подождать – дело неспешное, да только зачем, коли есть честная возможность не ждать? Но вот у самой «приемной» подождать все же пришлось. Там все были такие, разодетые в бобровые шубы («И не жарко им? Вот ведь, гордыня человеческая»), персты усыпаны кольцами, богатые гривны, в общем – не простые люди. «Прям как в поликлинике», усмехнулся про себя парень: «очередь для обычных, очередь для блатных и очередь для тех кто «вне очереди»». Вот тут судьба преподнесла ему неожиданную, приятную встречу. Как потом оказалось, не просто приятную, а судьбоносную.

– Алена? – несмело окликнул он проходящую мимо, дорого и по местной моде одетую женщину.

– Ммм? – обернулась она.

Из симпатичной девчонки она превратилась в настоящую красавицу. Ярослав просто не мог оторвать глаз от нее. «Надо же… Ненаглядная…» подумал про себя парень и… ужаснулся. «Ужели вот так вот просто втрескался? Опять?»

– Наверное ты меня не помнишь, тогда пять лет назад…

– Не может быть! Ярослав!

– Да. Это я.

– Так. Что ты тут делаешь?

– Да вот, к князю…

– Сейчас, погоди немного… – она быстро скрылась за закрытыми дверьми. Не прошло и минуты, как дверь приоткрылась и Алена резкими движениями поманила в горницу к князю Ярослава.

– Да что же это такое?! Поему Я должен пропускать вперед какого-то безродного… – возмутился было один из бобровых, но, что удивительно, одного жесткого, холодного взгляда женщины хватило, чтобы он заткнулся.

«Однако. Девочка то подросла! Ишь как!» – подумал про себя Ярослав, входя в зал. Когда он проходил мимо, Алена успела шепнуть ему: «Давай скорее оборачивайся! Жду тебя!»

Выслушали его очень благосклонно. Письма взяли, вскрыли и прочитали, советы приняли к сведению, ответ обещали отослать с нарочитым вскорости. Ярослав даже пожалел, что ему нечего попросить для себя. Алена видимо составила ему неслабую протекцию. Быстренько выполнив поручения волхвов, Ярослав попрощался с князем Лихомиром, и отбыл восвояси. Теперь он был свободен как птица и мог часть времени потратить на себя.

Женщина ждала его на выходе из кремля. Не долго думая, пригласила к себе домой, куда они добрались на ее личной бричке. «Не слабо!» – подумал парень. Дом Алены тоже не был образцом бедности. Настоящее подворье с несколькими избами, теремом и многочисленными дворовыми. Стоило хозяйке только приказать, как уже через пятнадцать минут в горнице был накрыт богатый стол, а которой и пригласили Ярослава побеседовать.

Алена рассказывала о том, как постепенно из простой сенной девки превратилась в настоящую подругу княжны. О своей жизни и о работе на благо княжества. О веселых случаях в Киеве. О том, как ее несостоявшегося мужа, который, встретив ее на торгу, попробовал грубой силой утащить с собой, пинками княжеские дружинники выгнали из города, выкупав по дороге в нечистотах. О том, как ей приходиться тяжело одной отбиваться от докучливых сватов.

В ответ Ярослав рассказывал о своих приключениях. Конечно, никаких серьезных тайн он не открывал. Зато о деревушке на западе, о набеге, о том, как учился в Великих Семинариях поведать можно было спокойно. День сменился вечером, пала на город ночь, и оставаться стало уже неприлично.

– Ну что ж, как говорится, «дорогие гости, не надоели ли вам хозяева?». Пора и честь знать. Благодарствую тебя, хозяйка.

– Куда ты пойдешь сейчас?

– Да, на сеновале местечко пока нашлось. А потом подберу себе что-нибудь…

– А зачем тебе куда-нибудь идти? Оставайся и живи у меня…

Ярослав поднял голову, пристально посмотрел в сводящие его с ума глаза Алены и произнес хриплым голосом.

– Зачем я тебе? Ты ведь в свите великой княжны, а я обычный…

– Дурачок, какой же ты дурачок! – рассмеялась хозяйка, встала из-за стола, подошла и крепко обняла. – Люб ты мне, еще как тебя увидела.

– И ты мне, тоже…

– Так пойдем же скорей, что друг-друга мучить!

Роман их развивался с огромной скоростью. Уже через пять дней Ярослав, одиночка по своей сути, сказал, что жить так можно, а еще через пять поймал себя на мысли, что жить без любимой он уже не в состоянии. И ужаснулся. Долго думал, а потом все же решился. И посмотрел на Алену истинным взором.

Увиденное его потрясло. Такой чистой души Ярослав не видел очень давно. Более того, он разглядел, что их души отлично дополняют друг друга. Точнее, не так. Скорее – их души, это единое целое, просто поделенное наполовину. И уже сейчас от них друг к другу тянулся незримые нити, намертво, навечно связывая их в Прави воедино. Поглядев на это, и еще раз подумав, он понял, что выхода у него другого просто нет. Да и не нужен он, этот гипотетический другой выход. И он попросил Аленушку выйти за него замуж.

Начальница Алены, великая княжна Ольга, заметила постоянно усталый, не выспавшийся вид своей подруги, и узнав его причину, только удовлетворенно вздохнула. Честно говоря, той уже надоело постоянно отваживать сватов, которых за неимением родителей, присылали сватать Алену именно к ней. А уж когда узнала личность жениха, то только от всей души пожелала им счастья.

Всякая женщина с детства мечтает о красивой свадьбе. И пусть красота – понятие сильно разнящееся от времени и географического положения, но мечтает каждая. Так и Алена мечтала с детства о том, как сначала приедут сваты, долгие разговоры, потом свадьба с длинными катаниями и широким столом… Но что стоит эта мишура по сравнению с настоящей Любовью?

Дело в том, что Ярослав был беден. Конечно, бедность эта была величиной относительной и временной. Поработай он в окрестностях Киева, даже при каждом втором страждущем – жадине, он был бы к концу года обеспеченным человеком. Или же, поступи он на княжью службу, или отправься на границу со степью, где сейчас по слухам бушевала какая-то эпидемия, или… Короче говоря, возможностей честно заработать денег было море. Беда в том, что вот именно сейчас их не было, а ждать Ярославу не хотелось.

В итоге, свадьбу оплатила великая княжна Ольга. Алена дословно передала своему жениху сказанные ей слова: «Мне для тебя ничего не жалко, так что, раз с любимым, отцом моего ребенка у меня ничего не вышло, пусть хоть у тебя все будет хорошо. Глядишь и надо мной тогда Боги смилуются… Тем более, он же был в числе тех, кто нам тогда жизнь спас! Ужель мне в такой мелочи жлобиться?»

Стол был просто восхитительный. А уж напитки и вовсе могли удовлетворить великокняжеский вкус. Правда, сначала Ярослав удивился, увидев на почетном месте среди напитков мед. Мед, в смысле напиток, он пробовал и до этого, и составил о нем среднеотрицательное впечатление. «Хотя в голову дает неплохо, но на вкус…Сладкое пиво не пробовали?» Обратившись за разъяснениями к Алене, он был по-доброму осмеян варваром, полной дикостью, несмотря на обучение у волхвов, а после получил подробные разъяснения.

Оказывается, то что он до этого пробовал, были самые дешевые, что и так понятно, сорта меда. «То мед вареный ты пил. В него всякие недобросовестные трактирщики хмель да бузину добавляют, чтоб голову сильнее мутил. Вместо меда патоку льют, да плоды подгнившие. Хмельной мед, тот вину под стать дорогому, выдержанному. Лет по десять выдерживают его. А это, мед совсем другой. Ставленный. Лучший мед идет туда, лучшие бочки. Пряности со всего мира собирают. Да и выстаиваться ему лет сорок! Не меньше! Вот и бывает, что отец бочонок-другой заложит в землю, а откопает его сын на его тризне. Представляешь, почем он стоит?»

И хотя не все то, что дорого стоит на самом деле является хорошим, в этот раз правило все-таки сработало. Отведав из кубка Ярослав только в восторге закатил глаза. Это был настоящий нектар.

Женатое состояние стало для Ярослава непрерывной радостью. Несмотря на некоторые ехидные комментарии Ужа, которому, похоже, было просто завидно, было очень приятно возвращаться после долгой дороги или тяжелой, пусть и необходимой работы в свой собственный дом. К своей любимой супруге. А уж когда жена сообщила ему, что непраздна, в чем Ярослав легко убедился, посмотрев истинным взором на две души в теле Алены, счастье стало полным.

– Боги! Как же счастлив! – в порыве чувств воскликнул Ярослав и осекся. «Все начнется, как только ты станешь счастлив…» – вспомнились ему Их прощальные слова.

И ждать не пришлось долго. Однажды вечером, когда Ярослав и Алена уже собирались отойти ко сну, в ворота истово забарабанили. Открывшаяся входная дверь явила за собой посланника великого князя. Волхва незамедлительно требовали в кремль.

Часть седьмая

Глава 64
Руфус

Старинной сказке ты не верь, что всех любовь сильней.

Судьба однажды стукнет в дверь, и друг уйдет за ней.

Без синих волн, без дальних дорог не могут жить мужчины,

А жены ждут, считая года. И будет так всегда…

– Фсс….

– Ну тише, тише! Все хорошо! Теперь все будет хорошо! – сквозь боль послышался чей-то голос.

«Что случилось? Что со мной?» – мысли в голове двигались медленно и неторопливо, как прогуливающиеся для своего удовольствия черепашки. «Я в плену? Но как, мы же вроде вырвались. Помню, битву. Помню отступление. Помню праздник… Дальше что? Надо попробовать, не связан ли я?»

Руфус, не смотря на боль, попробовал пошевелиться, но ничего не вышло. Какая-то неведомая сила приковала его к горизонтальной поверхности.

– Не. Это ты зря… Тихо. Успокойся. Все хорошо, – повторился голос.

Боль постепенно уходила. Стали появляться ощущения окружающего мира. Он на чем-то лежит. Поверхность по ощущениям была мягкой и теплой. От воспоминаний о понятиях тепло-холодно резко бросило в дрожь. Внутри. Тело не шелохнулось. «Я в плену? Но почему тогда хорошая постель? Ромеи хотят устроить что-то особенное? Как-то особо жестоко казнить? Для этого сначала лечат?»

– Принесите еще одеял. И грелку! Он мерзнет, – все тот же мягкий голос.

Следующей мыслей, потянувшейся за «мягко» стало осознание Руфусум того, что глаза закрыты. Он попытался их открыть… Не получилось. Казалось, что к векам привязано по килограммовому грузилу. Руфус попытался проверить, не лежит ли чего на глазницах, но все так же не мог пошевелить рукой. Да что там – рукой, пальцем не мог! «Хорошо же меня спеленали?»

– Где я? – громко по-ромейски спросил Руфус. Точнее, подумал, что громко спросил. Изо рта, который тоже ели-ели шевелился, не вырвалось не звука. «Раз язык тоже не шевелится, дело не в путах. Видимо, я тяжело ранен. Но вот только где и когда?»

Врач, судя по всему, был очень опытный, что смог по намеку на движение губ различить вопрос пациента. Либо вообще, неведомо каким образом видел Руфуса насквозь. Кто его знает, но во всяком случае ответ он получил подробный, причем на почти забытом, как же он сразу же не обратил на это внимание, чистом росском, а не на невообразимой смеси всех языков, на которой меж собой разговаривали рабы.

– Значит так. Ты в Киеве, лежишь в палатах великокняжеского дворца. Тебя сюда привезли полумертвым, так что добро пожаловать обратно в мир живых!

– …

– Нет. Тебе рано еще говорить, и смотреть тоже… Тебе вообще все пока рано. Самое главное – ты в безопасности. Ты был… очень болен. Твои люди… Хм… Большинство твоих людей в порядке, сейчас их потихоньку расселяют по княжеству. Едой и всем необходимым они обеспечены. Это все, что тебе следует знать. Теперь – поправляйся спокойно.

Зашелестела одежда – слух оказался странно, до болезненного обострен. Послышались удаляющиеся шаги: «десять» – автоматически подсчитал Руфус. Скрипнула и хлопнула, больно ударив звуковой волной по ушам, входная дверь.

– Все нормально. Он жив, – послышался приглушенный дверью голос лекаря.

– Бу-бу-бу-бу? – неразличимые слова произнесены были женским голосом.

– Нет. Он поправится. Нужен только хороший уход.

– Бу-бу-бу! Бу-бу-бу?

– Нет. Обычную девку пришли. Тебе не следует его тревожить.

– Бу-бу-бу?

– Это – тем более! Такая новость то и для здорового мужчины – сильное потрясение. А для него сейчас любая встряска – как удар палицей по голове. Тем более – такая.

– А мне? – более громкий мужской, поэтому отлично услышанный голос.

– Тебе – тоже не входить. Хотя бы неделю. Если, конечно, ты не хочешь его своими новостями добить.

– Да что ты знаешь о нем?! Он сильный и выдержит…

– Я знаю о нем больше, чем ты. Поверь. Именно поэтому я тебе хочу сказать – повремени. Все. Сейчас я ухожу. Вымотался…

– Бу-бу-б-б-у?

– Да. На день, да что там, на пару часов позже – и тогда бы все! Никакими молитвами не спасти. Итак пришлось настоящее чудо совершать… И ваши искренние молитвы помогли… Уж больно яд хитрый. Да и везучий он.

– Бу-бу? Бу… – под удаляющееся бормотание Руфус опять потерял сознание.

Руфус поправлялся чрезвычайно медленно и очень тяжело. Если даже за дыхание приходилось выдерживать великую битву с гравитацией, что там говорить о всем остальном? По внутренним ощущениям, только на десятый день с головы сняли повязку, и полумрак сильно резанул по больным глазам. Но остальное тело лежало безжизненной колодой.

Безделье выматывало ужасно. Вместе с различной мрачности мыслями о судьбе спасенных из Империи рабов – его людей, за которых он принял и нес ответственность, забирало существенную часть из и так не великих сил больного. Заметил это и странно, смутно знакомый доктор. Еще одно уверение, что все хорошо не помогло, а вот слова «Чем больше ты всякие непотребности думаешь, тем дольше не увидишь Яви», заставили задуматься. Заняться было откровенно нечем, поэтому Руфус усилием воли выгнал посторонние мысли и сконцентрировался на выздоровлении. Стал аккуратно считать дни болезни, напрягать и расслаблять мышцы, хотя массаж ему делали регулярно, чтобы не было пролежней. И его труды не остались без награды.

На пятнадцатый день случился огромный прорыв – он смог поднять руку! И пусть после он вырубился, даже не почувствовав боли в упавшей на деревянный край постели руки, главное другое! Он мог двигаться! Он не парализован!

На тридцатый день, когда он уже мог сидеть, лекари посчитали, что он достаточно силен для приема посетителей.

Первым пришел Богдан. Был он весь какой-то… серый. Печальный. И поздоровался он совсем нерадостно. Руфус напрягся. Такой видок не предвещал ничего хорошего.

Впрочем, начало разговора немного успокоило больного. Поприветствовав сидящего в кровати, гость для начала пожелал ему скорейшего выздоровления и многих здоровых лет жизни после. После здравицы, потек совершено обычный разговор. Руфуса в первую очередь интересовало, не знает ли Богдан когда его «выпишут», что вообще твориться в мире.

Про освобождение из под лечебного глаза, козак ничего не знал, кроме того, что всем заправляет один молодой волхв под личным патронажем самой великой княжны Ольги. А волхв сказал, что из покоев Руфус выйдет только тогда, когда будет, по его мнению полностью здоров. Пока запертый в четырех стенах размышлял над этими словами, гость уже успел рассказать про свои собственные заключения. Что опять кошевым его не выбрали, несмотря на обильный взнос на общее дело, что дома оказались все живы и здоровы, что боги его уберегли от яда…

На этих словах Руфус опять очнулся и притормозил рассказчика.

– Что-то ты только что сказал? Какой яд?

– Так ведь, отравил тебя подсыл ромейский! Разве не сказывали тебе? – Удивился козак. – И не только тебя…

– То есть? Кого еще? – Напрягся Руфус.

– Ярий…

– Ярий? Но как же?

– Да вот так… – Богдан тяжело вздохнул и отвел взгляд. Стал понятен его грустный вид. Когда родители умирают – горе. Но когда родители хоронят своих детей – это… Это просто невыносимо. Это… Это… Так просто не должно быть! – Знать бы, я бы тогда его там бы оставил, вместе со Скамкелем. У Рима. Глядишь, и прихватил бы с собой на мост попутчиков ромейских…

– Прости…

– Да что уж тут поделаешь. Жаль только, что понапрасну сгинул так. От подлости… Ты только, атаман, не горячись…

– Кто? – от предчувствия Руфус похолодел. – Кто еще?

– Все, кто с тобой тогда пил…

– А кто еще… Нет! – догадался гладиатор. – Алларик? – В ответ бывший кошевой только покачал головой. – Пилус? Сотники?

– Все кто пил, все вмерли. Нету у тебя больше друзей… И войска – тоже нету.

– То есть как? Их тоже? Всех? – напрягся Руфус. – как? Как же так?!… Ромеи напали? Но как, у них же не было не сил, не прохода! Тогда как же…

– Не. Что ты! Охолохни! – испугался Богдан. – Живи и здоровы все!

– Все?

– Да все! Все! Ну кроме тех что вина тогда испил. Остальные в порядке.

– Тогда почем ты говоришь, что нету войска?

– Да вот, князь местный, себя не очень хорошо показал…

– Местный князь, это ведь Лихомир? Великий князь Киевский? А разве он не твой князь тоже?

– Мой – то мой… Но у нас всегда была, как это по-ромейски, широкая автономия…

– Так что же такого учудил с моими людьми великий князь? Он их всех отдал ромеям? Обратил в рабов? Что он сделал?

– Нет, что ты! Как можно? За такое любой в лицо плюнул бы, хоть ты трижды князь! А дружина своя же вызывала бы в поле до тех пор, пока не помер бы он… Просто, пока ты болел тут, люди твои без догляда остались. Да и свободными они считаются. Ни слова тебе своего не сказали, ни грамоту не чиркнули. Вот подсылы княжеские и стали их сманивать…

– И?

– А те рады радешеньки только. Как же… Тем землю без закупа, да малые доли с урожая… Дуван богатый мы взяли, сразу каждому на справное хозяйство хватит… Вот и ушли все. Славили тебя на дорожку, но ушли… Крестьяне! – с презрением добавил Богдан.

– Ну… – Задумался Руфус. С одной стороны, обидно конечно. Он столько для них сделал, а они, неблагодарные, его кинули. С другой стороны, а чего он хотел? Он им не Моисей, чтобы водить их сорок лет. И для своего спасения они сделали ничуть не меньше его. Зато теперь на его шее не висят эти немерянные тысячи мужчин, женщин и детей. А так как Руфус весьма смутно представлял себе, как и чем их кормить, поить и одевать, привыкнув за последние годы думать только о себе… Выгода на лицо, ведь теперь они не его забота. Так что… – Ну… Ну ладно! – И видя недоумевающее лицо собеседника, не смог удержаться и весело рассмеялся.

Богдан сначала слегка обиделся, а потом, видимо согласившись с больным, поддержал его своим басовитым хохотом.

– Ты прав, атаман. Негожие из них станичники, так что же тогда плакать?! Давай лучше выпьем! – И достал фляжку, спрятанную за пазухой от бдительной стражи.

Руфуса передернуло.

– Прости, – козак виновато тряхнул головой и утянул емкость обратно. – Не помыслив я, что не по нраву тебе сейчас…

Руфусу требовалось много информации, поэтому дальнейший разговор скакал как молодой конь из стороны в сторону и коснулся на первый взгляд многих не связанных между собой тем. Беседа могла длиться бы еще долго, если бы не пришел служка и не сказал, что лекарь гневается. Богдан зараз подхватился, поклонился напоследок, и убежал. Впрочем, пищи для размышлений Руфусу он оставил достаточно.

То, что следующий визитер будет далеко не таким простым, как бывший кошевой (хотя что-что, а такая должность по определению не может достаться простаку), Руфус понял по тем приготовлениям, на которые расстарались слуги.

Приблизительно через неделю, утром, но не совсем ранним, двери его покоев распахнулись и внутрь ввалился целый ураган холопов. Его моментально раздели, обтерли ароматными тряпками (хотя и так его мыли всего лишь позавчера), постригли и, что уж совсем невероятно в стране, где бороды – это важнейший атрибут мужественности, побрили! Принесли и как на манекен натянули дорогую одежду. Более того, его впервые пересадили из до бесу надоевшей кровати в кресло, обитое мягкими как пух подушками. Огромный шаг вперед в процессе выхода на волю!

Наконец, появились долгожданные посетители. Как Руфус и ожидал, гости были очень высокие. Выше практически некуда. Великая княжна Ольга, в которой он без труда узнал ту самую девушку, с болот, разряженная по последней моде и ребенок, одетый в детскую кольчугу и с богато украшенным кинжалом на поясе. Мальчик. Судя по всему ее собственный, иначе зачем она его потащила сюда? Разве что княжна решила показать сыну настоящего пришельца? У Руфуса были другие, более важные темы для размышления. Как себя вести?

Тогда он особо не поверил в то, что спасаемые девушки действительно те, за кого себя выдают. Любая хоть царевной, хоть дочерью Билла Гейтса назовется, чтобы ее спасли, и при этом по кругу не пустили. Запавшая ему тогда Ольга, показала себя настоящей стервой, причем вздорной и безбашенной. Таких девушек он обычно не любил, и если бы его не нахально подначили, хрен бы он себя повел так, как повел. Но… Ведь не удержался тогда? И вообще, помнил же столько лет?

Это что касаемо проблем в личных отношениях. Но кроме этих были еще весьма непростые политические вопросы. Точнее, целая пропасть этих самых политических вопросов. «На одной чаше весов лежит ссора с ромеями. Те, наверняка, давят на князя, требуют так или иначе вернуть полон и выплатить компенсацию. И так отношения государств далеки от добрососедских. И как при этом поступить с человеком, который является источником этих проблем?» – Сам того не зная, Руфус почти в точности повторил все страхи Максимуса. – «Но! На другой чаше весов лежит гораздо больше! Огромная добыча! Разоренные земли врага! Разбитые легионы – цвет и мощь Империи! Тысячи спасенных из плена людей! И самое главное, все это досталось россам ЗАДАРОМ! Я вполне могу быть недоволен и поторговаться! И как тогда понимать в это явление?»

Руфус пообтерся на высоком посту достаточно, чтобы понять простую истину: в серьезных делах нет ничего «просто так». Каждая деталь, каждый жест, каждая мелочь имеют свое собственное значение. И уж что-что, а личность переговорщика тут один из самых важных знаков. «Что князь собирается мне сказать, послав не переговоры женщину? Это оскорбление? Что-то типа: «с мужами ты не достоин говорить»? Или наоборот, приглашение к неформальному общению? Зачем ребенок? Ладно, посмотрим…»

– Здрав будь, воин! – Поздоровалась Ольга.

– И тебе по-здорову, красавица. – Ответил Руфус и ничуть не погрешил против истины. Она действительно стала красавицей. Прошедшие пять лет пошли ей, на первый взгляд только на пользу. Тело приятно округлилось, в движениях исчезла яростная быстрота, зато появилась плавность и величавость. Степенность.

Молчание. Ни, понятно дело, Руфус, ни Ольга, на которою напало неизвестное ей ранее косноязычие, не знали что сказать. Впрочем, разговор следовало так или иначе начинать, поэтому Руфус немного решил помочь женщине, хотя правильнее было бы дать начать разговор ей:

– Ты пришла говорить по приказу своего брата? И что же ты хочешь мне сказать? – и сам поразился своему ромейскому акценту.

– Нет. – Твердо ответила Ольга, и, видимо решившись, начала. – Я пришла по своей воле и мне сейчас нет дела до суда твоего с братом. Помнишь, ту березку за костром, когда мы бежали от ромеев?

– Ну, помню.

– Так вот, тогда ты семя свое во мне оставил, а вот его плоды.

– ?

– Який ты не розумеющий. То сын твой! Святополк.

– Мой что?

– Сын! Дитяте твое. Твоя и моя кровиночка! Эй? Ты чего это? Эй! ЭЙ! Руфус! Очнись! Палашка-а-а-а!!!

– Боярыня? – в открытую дверь просунулась голова сенной девки.

– Палашка! Беги скорее за Ярославом! Руфусу опять худо! А вы, чего встали! Перекладывайте его обратно в постель! Ярослав вам головы оторвет!

Врач появился приблизительно через полчаса. Запыленный волхв, в котором Руфус с удивлением узнал того самого Ярослава, с которым они бежали от ромеев через болото, ворвался в комнату и внимательно оглядел больного. Ощупал, зачем-то закрыл глаза и как будто во что-то вслушался.

– Ну что, жить буду? – поднял голову Руфус.

– Будешь… Будешь! – прорычал Ярослав и от души отвесил больному затрещину. – Я тебе покажу, симулянт! Ты у меня ща забегаешь! А ну-ка!

Волхв схватил больного за одежду, встряхнул и выдернул из постели! Перехватив за шкварник, как обделавшегося котенка, Ярослав потащил слабо упирающегося Руфуса по лестнице во двор, не обращая внимания на тихие причитания и заламывания рук, в исполнении женской аудитории.

Вытащив болезного во двор, Ярослав, с яростным шепотом: «Я тебе еще раз только попробую…! Такой день мне с любимой сломал!!!», довел Руфуса до стоявшей около стены сарая здоровой бадьи – лошадиной поилки, и со всей силы зашвырнул туда ромея.

– Все! – Сказал он подбежавшим зрителям. – Здоров. Вытащите его оттуда, высушите… А я пошел. И по глупостям меня больше не зовите!

Несмотря на громкий вердикт «главврача», выздоровление и обретение прежней формы уровня приор-гладиатора шло очень медленно. Поначалу, когда Руфус воевал, и позже, когда был в напряженном ожидании неизвестно неприятностей, организм все еще находился в состоянии максимальной мобилизации и быстро справлялся со своими недугами. На войне, как известно, не болеют. Но стоило чуть расслабиться, как бывшего гладиатора догнали все болячки, которые он отпихивал в сторону из-за более насущных проблем. Болело все. Болела искалеченная рука, болел живот – от неприятия нормальной пищи, болели мышцы после простеньких вроде бы тренировок… Даже кости, и те болели, хотя вроде бы еще не холодно было на улице!