Текст книги "Невозвращенцы (СИ)"

Автор книги: Михаил Черных

сообщить о нарушении

Текущая страница: 75 (всего у книги 75 страниц)

– Я дам тебе его, – Горностай вытащил на свет что-то до этого незаметно висевшее на простой стальной цепочке у него на шее.

Бильд в который раз уже за этот день задохнулся от изумления. Это простенькое кольцо неизвестного тяжелого серого металла, вороненое радужной пленкой, было известно каждому англу. «Первое Кольцо», «Кольцо Короля», «Кольцо Колец», «Радужное Кольцо» – у него было много названий. Его изображение печатали на мелких монетах, рисовали на королевских грамотах, одев его на палец короли венчались на царство, подписывали мир и объявляли войну. Податель сего кольца мог потребовать все что угодно у любого англа, что у герцога, что у последнего серва, и мгновенно получить требуемое.

– Именем короля Бреговиса рода Эарнов, именем ордена Горностаев, я, Бильд рода Гвардмен вручаю тебе сие кольцо. Собирай кого угодно! Капитанов, пиратов, рыбаков, да хоть детей на плотиках выгоняй в море, но поймай мне их. Поймай! И убей! Иди! И без победы не возвращайся!

Глава 68
Максимус

Судьбой ты избран, пусть ты не герой.

Пусть ты не герой, но боги с тобой!

Максимус проснулся от громких радостных криков. Солнце стояло еще невысоко, день только начинался, а кому-то уже не спалось. И судя по количеству голосов, таких людей было немало. Вставать все равно надо было – вчера съеденное, а особенно вчера выпитое торопилось покинуть утомленный пиром организм. А так как до туалетов в номере, под предлогом того, что «нечего дома всякую грязь разводить», тут, как впрочем и везде, еще не додумались, то выходить на свежий воздух из приятной меховой постели так или иначе пришлось.

По пути туда Максимусу было не до чего либо: подпирало уже. Зато обратно, облегченный и спокойный, он заинтересовался толпой северян, которые своими азартными криками разбудили гостя. Растолкав толпу, что было очень непросто, ну никакого уважения к другу князя, Максимус понятливо кивнул головой. «Ясно все! Ну кто еще не свет ни заря, после пира, когда спать да спать бы, вместо того, чтобы сладко почивать, железками на утренней прохладе машет?» – Хотя от большей части наносного хлама, который заполнял его мозг, мужчина не без невольной помощи степняков избавился, но любителем молодецких схваток он так и не стал. «Конечно же, местный князь и пришлый именитый поединщик. А вместо того, чтобы дать гостю укорот, и защитить своего князя… – мелькнула старая мысль, и тут же ее перебила правильная. – Хотя… Может они и правы – должен же князь не обещаниями, а делом и кровью своей доказать, что он достоин быть их владыкой. Тем более, как это у них называется, «отведать чужой силушки»»

Мысли мыслями, а наблюдение за схваткой неожиданно захватило Максимуса. Ситуация на поле складывалась не в пользу хозяев. Бой длился до «второй крови», и первую рану Аскель уже получил. Это произошло буквально на третьей секунде наблюдения. Каким-то хитрым, змеиным движением вооруженная кинжалом левая рука Руфуса полоснула в мгновение клинча по левому плечу противника, вроде бы надежно прикрытому щитом. Северяне встретили это одобрительными криками. Они умели ценить чужое мастерство, даже если это мастерство врага: «сильнейшим воинам – сильнейшие враги». Тем более, каждый из них из данного поединка черпал множество идей для своего собственного боевого мастерства. А что до князя, то они были полностью уверены в нем.

Хотя, на первый взгляд, их вера была беспочвенна. Даже несмотря на частые тренировки, князю Аскелю было далеко до приор-гладиатора Руфуса. Это было видно невооруженным взглядом. Князь уступал своему противнику во всем: в скорости, в опыте, в мастерстве и хитрости. Может быть поигрывал бы даже в силе, просто Руфус еще не достиг своей максимальной формы. Сказывалась разная специализация: воин, практически не сражавшийся в последние три-четыре года и профессиональный гладиатор, проведший на арене в схватках не на жизнь, а на смерть несколько лет подряд. Князь Аскель проигрывал, и только Гудред, стоявший в толпе с необычным для северянина оружием – длинным копьем с веревочной петлей на конце, заметил как его князь сильно прикусил губу. Прикусил и чуть втянул щеки, явно высасывая капельки крови из сделанной ранки. Княжеский друг и советник напрягся. Скоро наступит очередь его и его команды принять участие в поединке.

Максимус конечно же много раз слышал рассказы и легенды об оборотнях, то есть о берсерках и ульфхеднарах, но по понятным причинам считал их байками наравне с охотничьими и рыбацкими. Сейчас же его мнение претерпело разительные изменения. Князь Аскель Хельгисонар по прозвищу Седой Медведь проигрывал в поединке своему противнику – гладиатору Руфусу. Схватка же берсерка Аскеля закончилась очень быстрой победой и чуть было не трагедией.

Только потом, расспросив опытных воинов, Максимус смог в более-менее мелких деталях восстановить последовательность событий. А тогда он понял мало. Вот Аскель заревел, и ничего человеческого не было в этом реве. Как по команде, круг мгновенно раздался, отнеся собой подальше от схватки и Максимуса. Бой же как таковой закончился в течение нескольких мгновений. Вот превратившийся в злобный вихрь смазанных взмахов мечом Аскель налетает на бывшего гладиатора. Вот из последних сил Руфус уворачивается и отпрыгивает от них – так легко играть дистанцией как раньше, уже не получается. Но берсерк не собирался, пользуясь своим новым преимуществом в скорости, изматывать своего противника. Незаметное сильное движение левой рукой, рана на которой на глазах перестала кровоточить, и погрызенный ударами гладиатора щит превращается в метательный диск. Взмах – и он со всей дури влетает ребром в живот разорвавшего до вроде бы безопасной дистанцию гладиатора. Рефлекторно, полусогнутый от дикой боли, Руфус все же успевает подставить меч под удар противника. Удар, звонкий высокий звук, и верный, преданный булатный клинок, взятый с тела одного из поверженных им на арене гладиаторов, разлетается брызгами (кому-то даже срезало пол уха осколком метала). Еще мгновение и еще один взмах, и голова Руфуса скатилась бы на мощеный дубовыми плашками двор, но Гудред и его помощники не дремали. Миг, и берсерк оказывается опутан несколькими прочными арканами.

Конечно, связать берсерка так – глупая надежда. Прочный степной аркан, даже полдюжины их, для него не крепче паутины, но вот задержать на пару мгновений они его задержали. Именно этой паузой правильно воспользовались несколько воинов и успели окатить своего князя из нескольких бочек ледяной водой. Только таким вот глупым и сложным образом можно было сохранить в целости не только дружину, но и решившего перекинуться князя.

Следующие три дня по суматошности превзошли все ранее видимые Максимом. Даже сборы в армию, даже работы по обустройству лагеря в новом мире, даже подготовка к походу на Сечи, в которой он принимал посильно участие, все это меркло пред этим! Каждый день, с самого раннего утра и до позднего вечера все население, включая совсем уж древних стариков, которые советами да указами, и малолетних детей, переносивших легкие предметы и сновавших посыльными, готовилось к важному походу.

Трудно себе представить, какой объем работ следовало провести. Сколько всего собрать, сколько погрузить, сколько проверить и подогнать – и за какое короткое время… Спасало только то, что северяне всегда держали свои корабли в полном порядке, несмотря на то, что в вики уже не ходили. «И что, что князь не хочет сегодня идти в поход? А вдруг прикажет завтра? Или придется идти с отмщением? Или великий князь вызовет? Али ещзе какая напасть приключится? Нее… Драккар должен быть летом всегда готов к походу, а осенью – вытащен на берег и надежно подготовлен к зимовке.» И ведь правы оказались! Но все равно работы было столько, что гости могли почувствовать себя немного покинутыми.

Впрочем, большинство гостей все же не остались без внимания хозяев. Небольшой эскорт, который навязали им еще в Святограде, состоявший из полномочных представителей великих князей, готовых подтвердить данные обещания там, во всю использовали на погрузочно-разгрузочных и прочих работах. Заодно тех поднатаскивали, как себя вести в долгом плаванье через море, собирали необходимую справу, подбирали места на корабле и т. д. Руфус никак не мог отбиться от постоянных предложения «поспарринговать» на местный манер, так что тот только и делал, что обучал местных самым хитрым из своих приемов. Правильное и дорогое образование ценилось и здесь. Соответствующее, не каллиграфия, конечно же. Всей полнотой общения Ярослава с окружающим миром завладел Гудред. За последние годы он подтянул росский/русский (многие северяне не хотели учить язык россов, что сам ближник князя считал глупостью), так что лингвистических проблем не возникало. Зато общение с человеком, обладавшим истинны виденьем и лично встречавшемся с Богами, каждым мгновением одаривало огромным пластом воистину уникальных и бесценных знаний об окружающем мире. Таким образом Гудред почти отстранился от подготовки к походу, проводя дневное время в беседах, а ночь, когда все остальные, утомленные долгим, насыщенным событиями днем, отсыпались, он корпел над пергаментом, запечатлевая для потомков длинными строчками рун полученную информацию.

Максимус, как это не странно, оказался почти не удел. Место на корабле ему, как почетному гостю князя, и так обеспечено наилучшее из возможных, в схватке он был местным неинтересен, так что оставалось только бродить по небольшому городку (или большой деревне, кто его знает, чем это считается по местной мерке) да наблюдать за поединками. А поединков было просто море.

Каждый день их случалось по несколько десятков. Утром, днем, вечером можно было услышать вызовы от очередного, только что в спешке прибывшего воина. А с учетом того, что князь Аскель во всеуслышанье объявил: «Пусть даже палец оцарапан, болящего не возьму в поход!» поединки были особенно захватывающими. Ведь было мало в нем победить, следовало еще победить чисто. Хотя и они могли быстро наскучить, если бы сборы продолжились еще пару дней.

В день отплытия на берегу собралось наверное процентов шестьдесят населения княжества. Такой толпы, и такого столпотворения лодок в море и на берегу здесь не видели еще никогда.

Долгую и прочувственную речь князь Аскель толкать не стал. Не то время и не те люди. И вообще – морской поход для северян – тоже самое, что для крестьян сев. Доле совершенно обыденное. Этот стал таким популярным только из-за долгого перерыва. Ну и из-за дальности тоже. Впрочем, совсем без прощальных речей не обошлось.

– Вальгерд! – вызвал Аскель одного из хирдманов.

– Да, княже! – откликнулся один из сидящих на веслах.

– Помнишь ли ты, как чуть не предал меня?

– Прости княже, – поморщился и повинился Вальгерд. Воспоминания были не из приятных. Особенно в связи с тем, что долг то так не был заплачен.

– Вальгерд. Хороший воин. Умный форинг. Мудрый владетель – бонды на тебя не жалуются, дела ведешь добро. Я принял решение, как ты искупишь свою вину.

– Да княже. Прикажи, и умру за тебя.

– Я отвечаю тебе так же, как и тогда, мне твоя смерть потребуется потом. И сейчас говорю, когда. Примешь ли ты мое решение?

– Да, князь!

– Какое бы оно не было?

– Да князь!

– Тогда слушай мой суд. Видишь, я здесь, на берегу оставляю самое дорогое, что у меня есть. – И Аскель указал на стоявшего в первых рядах своего сына. – Видишь?

– Да, князь.

– Тогда слушай. Ты остаешься здесь и станешь ему учителем, другом и самым преданным телохранителем. И когда я вернусь – мальчик должен быть уже воином. Достойным своего отца. Понял ли ты меня?

– Но князь, а как же вик…

– То есть, ты не можешь справиться справишься с этим? С самым ответственным и важным постом. Что ж… Значит, мне след искать другого нап…

– НЕТ! Князь! – Вальгерд прыжком вскочил со своего места на весле, ради которого он убил двоих и ранил семерых воинов, подбежал и склонился на колено перед своим князем. – Клянусь тебе, княже!

– Смотри, я тебе доверяю бесценное – честь учить следующего Седого Медведя. И его честь. Не набалуй его. И не смей умирать пока не сделаешь его достойным воином и князем! Ясно?

– Да, княже!

Вальгерд подхватил из под банки свой мешок и выпрыгнул за борт. Благо драккар стоял недалеко от берега, и воды было максимум по грудь. На этом торжественная часть была закончена, и корабли, а в поход решено было решено было идти на двух самых больших, под приветственные крики и пожелания удачи вышли в море.

Поход начался.

Море.

Далекому от побережья человеку трудно, даже невозможно, уяснить себе, что же это такое. Но северяне, морской народ. Море для них все. Они взращены морем, вспоены и вскормлены морем, они живут и умирают Им… И отлично знают, какое оно – Море. Если даже жители лесов и полей часто наделяют даже самый последний ручеек собственной душой, говоря – «вот вредный», или «добрый», то что уж говорить тогда про такую бесконечность?

Море.

Море многолико и непознаваемо. Оно может быть добрым другом: вот к побережью прибивается плавник, сети рыбаков полны даров, серебрящихся на солнце блестящей чешуей, китобои возвращаются без потерь, таща волоком за собой настоящие острова мяса и жира, а ушедшие в вик драккары возвращаются с богатой добычей. Море может быть нежным, как шелк – и вот выпавшего за борт в шторм матроса волны ласково, словно материнские руки несут несколько дней, чтобы без единой царапины осторожно положить на нагретый солнцем песок пляжа. И часто в разговоре северян мелькают слова – «море дало… море милостиво…».

Море.

Но море может быть и совершенно иным. И тогда берегись! Прозрачная синева, извечно спорящая своей чистотой с небом, внезапно оборачивается свинцом и сталью; тихий ветерок – бушующим штормом, а ласковая рябь волн – мощным тараном, способным срыть и накрыть собой кажущиеся вечными скалы. Пришло же время морю взять плату за свою доброту! И неожиданный шквал опрокидывает утлые рыбачьи лодчонки, разъяренный неудачно вошедшим гарпуном кит разбивает крепкую ладью в щепу, а скрывшийся в синеве двух океанов драккар навсегда уносит отцов, мужей и сыновей, и только рыбы могут поведать их дальнейшую судьбу…

«Море взяло» – печально говорят северяне.

Море.

Море своим поведением очень похоже на женщину. Бывает оно верным и постоянным как любящая невеста, способная ждать своего суженного годами, а бывает и совсем другим, изменчивым и непостоянным, как предательница, которая дарит свою любовь другому еще до того, как первые капли упадут с весел ушедшего в поход корабля.

Как любая женщина, море полно тайн. Поэтому только сухопутные крысы могут презрительно кривить в недоверии губы, смеясь над рассказами просоленных морских волков. «Это показалось! Да это привиделось! Да не может быть такого!» – скажут они, и будут не правы. Море огромно и таит в себе столько тайн, сколько не может быть на суше. И как женщина делится своими тайнами редко и только с избранными, так и море редко приоткрывает завесу над ними. И рождаются тогда легенды и поверья, способные пронестись сквозь бездну времен. Уж забудутся имена вождей и даже Богов, а приметы и сказания выживут…

И точно так же, как женщина, чье плохое настроение можно задобрить подарком, море любит дары. И летят после отплытия в воду кусочки хлеба и зажаренные целиком быки, бочонки пива и дорогие вина, любимые крючки и булатное оружие – в зависимости от богатства и важности похода.

Но бывают походы настолько важные, что требуют совершенно неимоверной удачи и покровительства морских богов. И жертвы тогда приносятся совершенно другие…

Этот германский купец вышел в море в недобрый для себя день. И как не старалась команда, но куда груженой товаром почти по самые борта ладье убежать от пусть тоже груженых, но созданных для скорости и погонь боевых драккаров. С двух сторон драккары охватили добычу, и вскоре на палубу стали запрыгивать первые северяне, соскучившиеся за годы мира по любимому развлечению. В надежде спасти свои жизни и выкупиться тем или иным способом из плена, тем более северяне относились к свои рабам не в пример лучше своих южных соседей, оставшиеся германцы бросили на палубу мечи. Но им не повезло. Сегодня викингам требовалась не добыча. Сегодня им требовалась жертва.

– Ну и зачем это было делать князь? Или у твоих людей нет никакого удержу: увидели цель – и не могли отвернуть? – не выдержал задержки Максимус.

– Ты князя не кори, киевец. То не просто взяли. Для дела, – ответил стоявший рядом Гудред.

– Для дела? А какое дело может быть у нас сейчас, кроме того, что сказано было на берегу?

– Для этого дела как раз.

– Да? Не вериться что-то. Пограбить по дороге захотелось? Так и скажите. Только куда нам это грузить?

– Да погоди ты, не мельтеши, Максимус, – вмешался в разговор Гудред. – Добыча лишней не бывает. Воды взяли, еды немного, но не это важно. Важно следующее. Пленники.

– Для чего?

– Для жертвы Ньорду.

– Чего? Вы собираетесь

– Пусть те девять дней, что Ньорд живет у моря, с нами будет его благословение. Да и когда он в доме Скади, нас не покинет его расположение.

– Но ведь это глупость!

– Ты не разумеешь все так же, хоть и учился на волхва. Впрочем, по сей причине ты и не смог им стать…

– Да все не так… – зашелся Максимус, но Гудред не поддержал начинающуюся свару.

– Коли не веришь, то спроси у Чувствующего. Ему открыто Богами много больше, чем тебе.

– И спрошу! Слава! Что ты скажешь на это? Мракобесие?

– Нет. Они правы. Коли верят, в то, что творят, то это и будет. Истинная вера и молитва творит чудеса…

– Да ну тебя! Заладил… Вера, вера… По мне так все равно…

– Поэтому тебе никогда не стать настоящим волхвом. И дело тут не в богах, а в тебе самом. – подвел итог Гудред. Максимус поморщился – эта тема была у него несколько болезненной. Еще со времен экзаменов, проходные отметки за которые он зачастую получал не сам, а по поручительству друга.

На этом замолчали, так как началось жертвоприношение.

Началось оно с долгих молитв, сопровождающихся громкими ударами в небольшие барабаны, даже скорее не барабаны – а бубны, Максимус в них не разбирался. Неизвестно как поймав почувствовав нужный момент проводящий ритуал Аскель, прервал свое чтение, остальные так и тянули на непонятном Максимусу языке молитву, схватил ближайшего, дрожащего от предчувствия купца и… сунул ему в руки один из трофейных мечей. На освобожденном по центру драккара пятачке не было места для долгих танцев, так что у купца были все возможности если не убить, так хоть поранить своего врага. Но тот, к всеобщему отвращению, не воспользовался им. Этот купец вряд ли занимался морским разбоем. Бросив меч себе под ноги он свалился на колени и пополз к князю. Но пощады сегодня ждать не приходилось.

Глядя на то, как князь Аскель истово молится, как равнодушно режет глотку причитающему купцу, как скидывает полуживое, фонтанирующее кровью тело за борт, Максимус поймал себя на мысли, насколько изменился Александр. В этом мужчине: воине, князе, отце невозможно было найти прошлого хлюпика, бежавшего от бандитов в армию. Перенесенные испытания выковали из непонятной, рыхлой заготовки, булатный клинок. Но как железо уминается при ковке, так и тот парень, «умялся». Александра не было. Он умер, сгорел в горне судьбы. Теперь был только князь Аскель Хельгисонар по прозвищу Седой Медведь. Продолжая задумчиво наблюдать за разворачивающимся пред его глазами кровавым действом, Максимус подумал: «А насколько изменился я сам? Разве смог бы я раньше беспристрастно наблюдать за убийством? Верить, пусть и частично, во всякую бредятину типа наговоров, волхвов, Богов наконец? Участвовать в битве? Отдавать приказы казнить и пытать? Самому занимать пытками? Что же сделал с нами этот мир?…»

– Ааа! – Вернул Максимуса к действительности радостный крик викингов.

Наверное, Богам все же угодны храбрецы. Старший сын убитого купца оказался нормальным. «Пусть надежды на спасение нет, пусть я погибну, но хоть одного врага я с собой унесу!». Так он рассуждал, или же хотел отомстить за своего убитого отца, или просто не желал погибать подобно скоту на бойне, но меч он не бросил. Более того, он с яростью бросился на князя, не утруждая себя защитой. «Только нападение! Хоть царапину! А если выбьют меч, то зубами грызть буду!!!» Финала это не изменило. Хотя купеческий сын явно умел обращаться с оружием, князю северян он достойным противником не был. Но его храбрость обратила на себя внимание.

Неизвестно, что это было. Заплывшая сюда акула, касатка или какое-то неизвестное морское чудище, но только что вопивший и задыхающийся, чудом державшийся на поверхности воды, раненый храбрец германец мгновенно скрылся под поверхностью. Даже кругов на воде не осталось.

– Ньорд принял нашу жертву! – Торжественно провозгласил Аскель.

С оставшимися пленниками решили быстро. Ведь тащить с собой в дальний поход бесполезных рабов, которых надо кормить, и самое главное, поить, невозможно, а отпускать, чтобы они растрепали хоть кому-то о походе… Их «пожалели». Жалость выразилась в том что за борт они полетели не живыми, а мертвыми. Впрочем быстрая и легкая смерть от меча все же гораздо более милосердное дело, чем долгая и мучительная смерть в море. С купеческого судна перегрузили небольшую часть припасов, своих еще потратили мало, пробили дно и отправились дальше.

На ближайшие полтора месяца, которые драккары шли до бритов это было единственное значимое событие. А вот там ожидались хоть какие-то развлечения.

Как не считали капитаны, как пытались загрузить в драккары побольше пищи и прочих припасов, но без захода на Новую Британь, перебраться на другой континент не выходило никак. И если победить голод можно было ловлей рыбы, для борьбы с цингой было взято достаточно сушеной и моченой в меду, отличнейшей клюквы, то вода… Воду пополнить было никак. Вода – вот главная проблема в мореплавании на этом историческом отрезке времени. Пусть бочек и бурдюков с пресной водой, на дне которых для сохранности покатывались серебряные самородки, или если не было, крупные монеты с максимальным содержанием серебра, было нагружено столько, что драккары проседали бортами до критической отметки, а иногда и за нее, все равно воды хватало чуть больше чем на пол пути. А остров Новая Британь как самой природой был предназначен служить транзитным портом, связывающим восток и запад. Таким образом приходилось делать изрядный крюк, спускаясь в более низкие широты, пополнять припасы, и опять подниматься в более высокие, где по данным волхвов нашли себе пристанище русские. Плыть более коротким океанским путем – скажем так: спуститься на юг, там напрямую из западных портов Империи или Франков до Новой Британи, дозаправка у бриттов, опять по кратчайшему пути до западного материка, а там – подняться вдоль берега на север, по понятным причинам мог только сумасшедший.

Поход оказался для Максимуса на редкость утомительным. Это он осознал в полной мере уже дня через три после памятного жертвоприношения. Утомителен он был своей полной однообразностью. Погода стояла хорошая, ветер дул практически постоянно и почти в нужную сторону, так что работать веслами приходилось мало. Привычные к долгим походам и размеренной, неторопливой жизни (легко и просто посчитать насколько время, то есть расстояние между событиями, медленнее идет в деревне, где событий и их производителей людей мало, и быстрее – в городе), свободное время использовали с пользой. В основном – спали. А что, очень даже полезно для похода: больше спишь – меньше тратишь сил, а значит меньше потребляешь еды и воды. Когда не спали – то сидели молча или занимались полезной работой. Заняться же Максу было откровенно нечем.

Уже на четвертый день Максимус утомил своими метаниями команду флагмана настолько, что ему дали немного погрести. Чтоб умаялся. Ничего хорошего из этого не вышло. Здоровое весло, привыкать к которому как и к любой другой тяжелой физической работе желательно постепенно и с умом, уже через полчаса гребли, когда новичок с печалью решил оторвать одну руку чтобы с жалостью посмотреть на свои свежие крупные мозоли, коварно наказало его за это и чуть не проломило Максимусу грудную клетку. Тот в последний момент смог увернуться, спася себе жизнь, но брошенное весло зацепило соседние, ритм правого борта сбился и драккар благодаря этому начал описывать пологую циркуляцию.

После смеха, обидных и необидных шуток, потирая синяк стертыми почти до мяса ладонями печальный Максимус отошел к расположившимся на носу Ярославу и Руфусу. Те тоже мучились, но только совсем по другой причине.

И у избранника Даждьбога, и у предводителя восстания рабов эта причина была одна и та же. Оба они оставили своих любимых далеко на восходе, а Руфус вдобавок – и недавно обретенного сына, которого успел полюбить и к которому успел привязаться. Судя по их виду, шуток те сейчас не воспримут.

Ярослав задумчиво вертел в руках ладанку. Выглядела та обычно. В простой серебряной оправе был заключен крупный красный, наверное полудрагоценный камень. Но ничего обычного в ней не было. Амулет Путника – редкий артефакт. Его почему-то могли делать только колдуны (это было одной из причин терпимого к ним отношения), и стоили они не так уж дорого. Но к колдунам никто из них не обращался.

Четыре таких амулета создал Ярослав. Знания, полученные от Богов, позволяли делать и не такое. Пальцы Ярослава постоянно бегали по поверхности амулета, как будто полировали его. Ласкали. Ведь в центре серебряной брошки была заключена настоящая часть его любимой Аленушки – капелька крови, с помощью силы превратившаяся в подобие рубина. А на шее оставшейся далеко жены – такой же амулет но с капелькой его крови. Такую же пару, только с их кровью, имел Руфус и Ольга. Ценны эти ладанки были не только, как объект памяти, но и как своеобразная связующая нить. Если владелец амулета умирал, то камень опять превращался в кровь и вытекал из формы, а несчастная половинка понимала, что суженного (или суженную) можно больше не ждать.

Заказывать такие амулеты не любили. Лучше тающая, теплящаяся слабой лучиной надежда, чем холод злого знания.

Максимус подошел и тихо остановился около своих друзей. Сказать что-то поднимающее настроение, как-то утешить их ему было не по силам. Ему просто не понять их чувств. Ведь когда Ярослав предложил создать такой же амулет и для него, Максимус только раздраженно отмахнулся. Свою нечаянную жену он, мягко сказать, не любил, да и та отвечала ему взаимностью. Давать же ей в руки такой удобный инструмент, показывающий жив ее супруг или нет, было бы совсем глупо.

Аскелю, понятное дело, создать амулет даже не предлагали.

– Что, грустим, товарищи бойцы?! – раздался сзади совершенно неожиданный и неуместный в данной обстановке вопрос. Подкравшийся сзади Аскель произнес это со смешным акцентом, слишком редко он говорил по-русски.

– Так точно, – решил отшутиться Максимус. – Грустим, товарищ князь-лейтенант!

– А раз грустишь, ты спой тогда!

– Спеть? – удивился тот.

– А то ж! Только ты смотри, песню выбери правильно. Здесь простые нравы, и неудачливого исполнителя не спамят сайт, и не закидывают гнилыми помидорами. Тут все по-простому. Так что если неохота проделать оставшийся отрезок пути вплавь…

Максимус задумался. Ничего на ум ему не приходило. Не рэпак же когда-то любимый, викингам читать. Мало того, что в последнее время его самого воротило от многого ранее любимого (например преимущества верности слову и чести перед «гибким современным мышлением» он познал на своем собственном опыте), да и аудитория не та. Малость не поймут, а купаться не хочется.

Наконец он вспомнил. Один из его приятелей, выделяющийся среди их компании своим немодным патриотизмом, обожал эту песню. Крутил он ее во время катаний в своей «тачке» так часто, что она не малость у всех навязла в зубах. Кончилась все тем, что один из приятелей «нечайно» положил горящую сигарету на вытащенную из магнитолы кассету с этой песней, чем спас всю их тусовку от дальнейшей музыкальной пытки. Но для викингов сойдет. Максимус прокашлялся, и как мог, запел.

 
   Старая пословица мудростью гласит
   «Коль с волками в стае жить, знать по волчьи выть.»
   Лучше вольным волком быть, да на луну взвывать.
   Чем:
   «Сидеть!»,
   «Ползти!»,
   «Лежать!»,
   Да хозяину лизать.
   У-о-уу-о-о! У-уу-о-о!
   Лучше вольным волком быть, да на луну взвывать.
   Чем:
   «Сидеть!»,
   «Ползти!»,
   «Лежать!»,
   Да хозяину лизать.
   У-о-уу-о-о! У-уу-о-о!
   Старая пословица мудростью гласит
   «Сколько волк не корми, а он в лес глядит…».
   Падаль я не стану есть, Волк я, а не гад!
   Падаль жрать – шакалов честь!
   И пусть они едят.
   Падаль я не стану есть, Волк я, а не гад!
   Падаль жрать – шакалов честь!
   И пусть они едят!
   Старая пословица мудростью гласит
   «Все в отаре овцы целы, и волчище сыт!»
   А мне нужны мои клыки, чтоб добычу рвать!
   Чтоб волчат своих учить, как не голодать.
   А мне нужны мои клыки, чтоб добычу рвать!
   Чтоб волчат своих учить, как не голодать.
   У-о-уу-о-о! У-уу-о-о!
 

Заинтересовавшиеся викинги прислушались к песне. Необычный мотив и слова, которые незнающим росского приблизительно переводили, пришлись им по нраву, а уж волчий вой, который они подхватили ко второму куплету, в переводе и вовсе не нуждался.

 
   Старая пословица мудростью гласит
   «Научись вертеться, коли хочешь жить…»
   И крутиться как юла мне надобно суметь,
   Но волком жить, а не волчком, и волком умереть.
   И крутиться как юла мне надобно суметь,
   Но волком жить, а не волчком, и волком умереть.
   У-о-уу-о-о! У-уу-о-о!
 

Когда песня на бис была повторена три раза, мелодия запомнена, слова приблизительно переведены на местный, и начали дополняться, северяне решили отдариться.

– Эх! Ответим россу? – воскликнул штатный запевала викингов,

– Ответим! – раздался дружный ответ, и налегая на весла, хирдманы затянули.

 
  – В чем пред тобою
Сигурд повинен,
что хочешь ты смелого
жизни лишить?
  – Сигурд обеты
дал мне и клятвы,
клятвы мне дал
и все нарушил:
меня обманул,
а должен был крепко
клятвы блюсти,
обеты исполнить…
 

Максимус приуныл. Долгие и заунывные песни на непонятном языке, под которые так хорошо грести, ему совершенно не нравились. Но, к сожалению, его мнения никто не спросил. Более то, Максимус с испугом понял, что к концу плавания он невольно их выучит наизусть, а на обратной дороге наверное сам будет напевать.

И не ошибся.