Текст книги "Невозвращенцы (СИ)"

Автор книги: Михаил Черных

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 75 страниц)

Идя поздно вечером домой Максим в очередной раз думал, а зачем ему это все надо. Утром ему отбили все по самое не балуйся, а вечером оставшиеся силы были выпиты борьбой с грязью: «Да… Отлично потренировался я сегодня. Начал с мечом, а закончил – с тряпкой! Просто з…сь!»

Глава 35

Время в учебе бежало быстро. Как в калейдоскопе дни сменялись ночами, потом снова днями и ночами, эта круговерть складывалась в месяцы, месяцы – в годы… Чем дольше Максим жил в этом новом для себя мире, тем больше он осознавал: насколько же этот мир отличается от привычного ему. Страшно было даже представить, как бы он жил в этом мире без обучения. Не зная самого примитивного – географии и законов, ценности золота и отсчета времени, обычаев и письменности… А ведь не зная самых примитивных правил приличия, Максим мог оскорбить окружающих людей словом, жестом, одеждой, да чем угодно! А оскорбления тут смывали кровью! Средневековье, что с него взять.

С пониманием этого, к Максиму приходило понимание и другого. Как он теперь обязан княжичу Лихомиру за то, что он отправил чужака учиться в Святоград и поручился за него. И этот долг как-то рано или поздно придется отдавать. И хорошо, если это не потребует от Максима оставшуюся половину жизни. Впрочем, долг не особо тяготил его. «Когда потребуется – с меня потребуют его, так что нечего себя изводить попросту. Есть много других дел.» – думал Максим.

А жизнь между тем шла своим чередом. Максим потихоньку обживался, открывая для себя много нового, в чем ему сильно помогали волхвы. Днями на пролет он осваивал различные науки под руководством требовательных наставников, а вечерами, два раза в девять дней, он отвечал на вопросы о своей прошлой жизни. Такова была его оплата учебы. И отвечая, он поражался себе: с одной стороны, знал он вроде очень много – все же институт закончил недавно. А с другой стороны – как мало того, что он якобы знал, он мог объяснить или, хотя бы, применить. И было это очень обидно – совсем не выходило быть для местных этаким гуру.

Еще в самом начале своей жизни в этом мире Максим попал в очень не хорошую ситуацию из-за незнания неких правил, и только слезная мольба спасла его вызова на дуэль. «В поле», как здесь говорили. Новичок извлек должный урок из этого происшествия, поэтому изучение местных законов и оружного боя стали для него важнейшими дисциплинами.

С военной подготовкой, которая для мужчин тут была по сути дела не профессией, а первичным половым признаком, все обстояло довольно просто. Каждый день по утру, не глядя на погоду и время года, в качестве своеобразной утренней зарядки Максим отрабатывал два-три часа на тренировочном подворье. Разминка, растяжка, упражнения на силу и выносливость, после которых начинались собственно спарринги.

– …Ну! Бей! – приказывал учитель, и Максим бил.

Со всей молодой одури, наученный уже аж трем ударам, он замахнулся для рубящего и со всей силы ударил по шлему учителя. Ну… как ударил – попытался ударить. Учитель вообще ничего не сделал. Не закрылся, не отвел удар. Он просто сделал малюсенький шажок в сторону, и энергией своего замаха Максим «провалился» вперед. Нарочито медленно Косарь в ответ легко взмахивает и ведет меч к своему ученику, а тот вообще ничего не может в ответ сделать! Он все еще там, внизу, развернутый и полусогнутый, с напряженными мышцами. Беспомощный против любой атаки. «С! Ты! До! Би! Ща!» – по слогам, с чувством, прошептал себе под нос Максим. Но учитель этот шепот услышал, и с веселой, едкой ухмылкой утвердительно кивнул. Дескать: «Ты прав. Это действительно позорище!»…

– …В глаза зри ему! Зри! Они все тебе поведают! – надрывался молодой Косарь.

Максим пытался высмотреть что-то в глазах учебного противника, и тут же пребольно получал деревянным мечом по голове.

– О чем ты думаешь? Куда ты смотришь? Головы лишиться хочешь сразу же?

– Так ведь ты сам сказал, чтобы смотреть… – обиженно потирая новую шишку сказал Максим.

– Так смотреть надо, а не волосинки в бороде считать! Давай еще раз! Нападай больше! За щитом век не спрятаться!.. Ну? Начали!..

В один из дней, доведенный до белого каления придирками, насмешками и весьма болезненными ударами своего учителя, Максим не вытерпел. До этого он заканчивал все учебные бои со своим учителем прося пощады, часто валясь в полупрострации на земле. Но сегодня, он решил, что все будет по-другому. В ярости он отбросил щит, схватил деревянный меч как дубину и пошел гвоздить ею. Единственной мыслью было «Ну ужо я тебя!». Косарь, несмотря на свой нежный, по меркам родного Максиму мира, возраст был уже опытным воином. Смена обстановки и прущий на него, подобно быку на красную тряпку ученик, ничуть не обескуражили его. Совсем наоборот – ведь это был вызов! Шанс стать сильнее, быстрее, лучше! Научиться еще чему-то!

За ту тренировку, за один бой, Максим пропустил и получил столько ударов, сколько, наверное, получал за целый месяц. Но в этот день он впервые не сдался. И пускай ему помогла даже не злость, а дикая злоба на своего тренера, но прецедент был создан. Он не проиграл! Да – его отмолотили как хорошую скирду обмолачивает жадный хозяин. Да – к концу боя он еле-еле стоял на ногах; силы просто кончились, уже не спасала даже ярость, а меч казался отлитым из свинца. Да – для завершения боя победой учителю достаточно было посильнее разок его стукнуть. Все это так, но он не проиграл и не сдался! Косарь сам остановил бой, а потом, после того как Максим переоделся и смыл со своего синеющего от ушибов тела трудовой пот, впервые похвалил его.

– Добре бился ты. Только не забывай в следующий раз, что не следует слепо бросаться в сечу. Потеряешь в ярости сечи голову, легко и просто лишишься ее и в яви!

Но Косарь был учителем, как уже говорилось, опытным, поэтому ложечка меда была немедленно, чтобы ученик не возгордился, разбавлена бочкой дегтя.

– И что это за такое? Почему ты дышишь сейчас хрипло, как загнанная лошадь? Почему ты смог продержаться в бою так мало? С завтрашнего дня, чтобы силой напиться – еще по столько же бегай вокруг поля! Нет! Еще столько и пол столько! Уразумел?

– Да, учитель.

Кстати, о здоровье, синяках и ссадинах. Вопреки всем своим сомнениям, которые питались слышанными фразам типа «заниматься надо начинать с детства», «в вашем возрасте это уже поздно» и многим другим, оправдывающим лень и нежелание трудиться над собой, тело Максима вело себя просто превосходно. После каждой тренировки, несмотря на все полученные удары, во всем теле ощущалась необычайная легкость и подъем. Быстро налились силой и крепостью различные мышцы, да так, что Максиму на себя было очень приятно посмотреть. От бывшего обычного парня не осталось и следа! Мышцы, мышцы, мышцы – ну просто мужик! Примеряя однажды свою старую одежду, Максим случайно разорвал рукав рубахи, просто случайным напряжением мышц предплечий! Очень горд был собой (втайне конечно).

Но все же возраст и предыдущая леность не прошли ему даром. Они все же отрыгнулись Максиму, причем в совершенно неожиданном месте. Ладони! Как дико ныли лучевые кости в ладошках, непривычных к таким нагрузкам. Держать в руках меч – это не клавиши на клавиатуре нажимать. Ведь каждый удар мечом отдается и в руке, и в спине, и в голове, и даже в ногах, но прежде всего, его принимает именно ладонь! Боли иногда были такие, будто там не осталось не одной целой кости. Местные лекари, после первого обращения Максима и описания болезни, даже проверили на перелом.

– В кулак сожми пальцы, – просил отрок Мары. Максим сжимал. – Болит где? Когда сжимаешь?

– Да нет вроде.

– Теперь тогда распрями пальцы. Болит сильно?

– Да нет вроде. Как ноет чуток.

– Так. А теперь болит? – и отрок легонечко постукивает сбоку по ногтю каждого из пальцев. – Болит?

– Нет, – отвечает Максим.

– А так, – и лекарь осторожненько подергивает каждый вытянутый палец. – Тоже нет резкой боли?

– Неа.

– Ну и хорошо. Знать, нету у тебя костей ломаных.

– А что же болит?

– Кости и болят. Такое бывает у стариков и у людей, кто долго прожил среди холодных каменьев.

– И что мне делать?

– Ну… Мазь дам – втирай как заболит. А весной и осенью – в ромашке горячей парь ладони.

После той тренировки Максиму тоже пришлось посетить лекаря – уж больно велика была площадь синяков. Но даже болезненный массаж и обмазывание тела мерзкой, вонючей мазью, не могли испортить Максиму отличного настроения. Этот день он запомнит навсегда! День первой победы!

Также, отлично запомнился Максиму и тот день, когда он впервые почувствовал то, чему все время учил его Косарь. В тот облачный осенний день, в сватке с таким же, как он начинающим, мечником, Максим увидел.

Учитель действительно был прав, чтобы увидеть намерения своего противника, достаточно полвзгляда. Но как описать это словами? Невозможно, как слепому не объяснишь смысл слова «радуга». Это было…, это было…, это было просто ясно! «Вот сейчас этот здоровый мужик, который в кузне бог, а на дворе воинском такой же начинающий лопух, хочет ударить Максим слева в бок, а сейчас – в голову справа. Как же я раньше этого не видел?!». Конечно, потом Косарь научит его и прятать свои помыслы, и обманывать чужих чтецов (к примеру, самый примитивный способ – это в схватке внимательно посмотреть на правую руку противника, а ударить в левую, на защите которой тот не будет сконцентрирован), но все равно, новое умение впечатляло. До этого он не верил всяким таким россказням, считая их пустой похвальбой, однако сейчас его уверенность была сильно поколеблена. «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам».

Со второй важной наукой, с изучением законов, на первый взгляд все обстояло еще проще. Следовало выучить только росскую правду – свод законов, по которым жили все росские княжества, и можно было легко сдавать зачет. Вот только не все оказалось так просто.

Максим, как и многие другие жители устроенного мира, не особо задумывался о том, что княжеское право и обязанность суда на много важнее для подвластных ему жителей, чем даже право собирать с них налоги и защищать от посягательств врагов. Налоги платятся раз в год – в конце сельскохозяйственного сезона. Тогда же производится, если им это нужно, переход холопов от одного князя-помещика, к другому.

Немного отклоняясь от темы – это очень важное право. Право крестьянина али ремесленника уйти к другому хозяину. Холоп – это не раб, а свободный арендатор. Он берет у князя в аренду землю на сезон, а в замен отдает часть выращенного. Если князь хочет взять слишком много, лишку с уговоренного, ведет себя неуважительно или еще что, то в конце концов, по завершению сезона, от него холоп уйдет. Уйдет к другому хозяину. А земля сама по себе малое богатство, но если ее есть кому обрабатывать… Вот и приходиться князьям идти на всякие ухищрения, снижать арендную плату, «бороться за работника» – как бы сказал Максим. Но и князю есть выгода. Ведь работник будет работать лучше, когда с него берут не все выращенное. Ведь коли, к примеру, вырастить 10 телят, князь заберет 2, и крестьянину останется 8. А если вырастить двадцать – то крестьянину останется уже 16. Прямая посылка работать лучше.

Богаче работник, богаче князь. Богаче князь, тем больше он дорожит своими холопами, тем лучше условия им ставит. Чем лучше условия, тем лучше работает человек на взятой в аренду земле. Чем лучше он работает, тем богаче становиться. Пример отлично сбалансированной системы – замкнутый круг, который всех ведет к процветанию. Но бывает и другой замкнутый круг, который ведет наоборот – к нищете. И виной всему простая жадность. Желание взять больше, дать меньше, а лучше вообще ничего. Превратить холопов – в рабов, свободных арендаторов – в бесправную скотину. Примером этого может служить Империя. Но та, без импорта рабов, вообще не может ничего – оборви ей эту пуповину, и наступит полный п…, хм, коллапс.

Нет, конечно и у россов есть рабство. Это и полонянин, и осужденный за преступления, но есть очень важное «но». Это рабство – личное. Дети будут свободными обязательно, да и удачливый раб всегда может стать обычным холопом.

Возвращаясь к законам. Налоги – раз в год, переход – раз в год, нападения врага – могут вообще не случиться, особенно в дальних от границ весях, но вот ссоры, склоки, вопросы и претензии есть всегда. И вот именно тогда требуется тот, обличенный общим доверием, кто сможет сказать спорщикам «Ты прав, а ты нет.» И оба будут согласны с решением. Пусть останутся частично недовольны, ведь разрешение конфликтов это путь вечного компромисса, но примут и выполнят его.

Помимо князей, таким правом суда обладали и волхвы. Причем если право дитя или отрока распространялось на простые деревенские или цеховые вопросы: ну там мастера пыл охладить или межу провести по иному (хотя для учеников или крестьян, которые ради межи друг друга смертным боем иногда били, это первостепенные проблемы), то к словам новика, воина прислушивались и князья, а слово избранника Богов весило наравне со словом Великих князей.

Так что помимо вызубренной, чтобы, как говориться, от зубов отскакивал, Росской правды, приходилось выслушивать много историй и решать, пока только виртуально, множество тренировочных задач. К примеру, Радульф мог задать следующую задачу.

– Молодой холоп, с выселков, взял в начале зимы у князя поднять десять чатей земли. Но не было у него ничего с собой кроме жены, поэтому князь дал ему запас продуктов на зимовку, поставил хижину. Дал топор и косу, два котелка. Весной на реке холоп стал ловить рыбу на еду и на продажу. Позже сделал коптильню, сначала сезонную, а позже и многолетнюю, и торговал с проезжающими по дороге и трактирщиком копченой и соленой рыбой. Летом, ближе к осени, его жена разродилась ребенком, поэтому часть сезона работать не могла. Из-за этого урожай он собрал вдвое меньше, как с пяти чатей земли. Какую долю урожая хорошо было бы взять князю в конце года?

«Хм. Примитив какой-то. Задачка для первого, ну третьего, класса сельской школы. Так… и так. И еще сюда…» – прикинул на пальцах про себя Максим и ответил.

– Князю можно по Правде взять 4 мерных урожая из пяти.

– Это ответ твой?

– Да. Князю следует взять 4 мерных урожая.

Помолчали. Радульф с каким-то интересом, как на гусеницу – которая вроде как и красивая, а посевы жрет, посмотрел на Максима.

– И почему же ты так думаешь?

– Да вот почему. За аренду земли князю положена десятина мерного урожая, с одной чати который берется. Десять чатей взято в аренду, соответственно, умножаем десять на одну десятую, получаем, полный урожай. За посевное положено брать, в зависимости от сезона и потребности от десятой, до половины, возьмем среднее значение, 25 %. Это еще два с половиной полных урожая. За хижину, утварь и съестное – еще половину урожая, итого 4 мерных урожая. Плюс князю причитается десятая часть со всех доходов от ловли рыбы, но только той, что идет на продажу. Для себя могут ловить, по Правде, невозбранно.

– Сколько знаю я тебя, Максимус, а все равно поражаюсь. Ты видно из тех людей, что хотят весной с новорожденного ягненка и мясо взять по осенней норме, и шерсть, и руно. А я ведь и на мысль верную тебя наводил. Попробуй еще раз!

– Сколько раз можно повторять. Ошибки в счете нет!

– Да. Считаешь ты отлично, впору хорошему купцу в десятом поколении. Но умишка у тебя, как у мелкого офени, который ходит с коробейкой по мелким деревушкам, а не богатого купца.

– И где же я ошибся?

– А подумай сам. Что дальше. Вот взял ты положенную по закону долю. Четыре из пяти, оставив мужику со слабой женой и новорожденным ребенком только – только, чтобы не помереть с голоду. Да. Это можно по Правде. Но кроме закона есть еще и воля, и здравый смысл. Я же как вопрос задал, не сколько можно взять, а сколько следует по хорошему?

– И сколько же?

– Вот гляди и разумей. Да, холоп оказался на земле рабочим плохим, но так ли это? Землицы брал на двоих, а работать пришлось одному. Один он свою норму и отработал. Но помимо этого, твое княжество обогатилось на одну коптильню, которая зимой и летом может приносить стабильную прибыль. Плюс – это приманка для купцов, которые смогут взять здесь бочонок-другой соленой рыбы.

– Так я это посчитал. Одна десятая…

– Помолчи уж. Счетчик. А поставь теперь себя на место этого мужика? Захочет он остаться на этом месте, коли пришлось отдать четыре пятых с труда своего?

– А куда он денется, с ребенком то? – расчетливо усмехнулся Максимус.

– Ну дюже ты ромей или итилец. Да. И в следующий год он не уйдет, коли ребенок от бескормицы голодной зимой не умрет. Но на тот год он возьмет земли всего пару чатей, чтобы только прокормиться, а еще через год вообще уйдет. И понесет дальше славу о тебе, как о скобаре редкостном, кой мать родную да богов наших за лишнюю гривну сдаст. И не станет у тебя холопов вскоре. Не станет холопов, не станет дружины. Не станет дружины, придут соседи и скажут, отдай добром земли свои и иди с миром прочь отсюда.

– И что, это все из-за одного холопа?

– Да нет. Ведь ты так же будешь поступать не с одним, а с каждым. Али я не прав?

– Ну… И какой же правильный ответ?

– Я ведь не зря сказал. К концу года. Но кто заставляет брать тебя весь долг сразу же? Взять следует один мерный урожай – десятую часть с десяти чатей, чтобы силы свои трезво оценивал впредь. Долг за пищу, халупу да утварь – простить, за радение к делу, только обязать его поддерживать коптильню в рабочем состоянии. Долг за посевное – отодвинуть на потом. Ведь пока он не расплатиться полностью, землю не может покинуть. Вот и получается, что получишь ты все то же самое, просто не сразу, зато приобретешь холопа лет на пять, пока полностью с долгом не расплатиться. А там, глядишь, дети пошли, с соседями сдружились, так и прикипел к месту. А распаханная, мозолями своими поднятая, политая обильно потом землица – куда же она его от себя отпустит? И вот в княжестве на одну семью станет больше, и детей своих тот холоп будет поучать о добром князе, и другие к тебе потянутся. А людская молва – морская волна – далеко разносится.

Бывали и очень спорные лекции. На одну из таких лекций Максим нарвался, задав примитивный на первый взгляд вопрос – «Почему у одного его «однокурсника» жизнь богатая, а другой вообще – в Святоград босой и без порток, в одной длинной дырявой рубахе пришел?». В ответ узнал много нового.

Например, хотя перед Богами росы были равны, и перед Правдой тоже, никакого равенства не наблюдалось. Более того, даже волхвы подчеркивали, что люди никогда не были и не будут равны между собой.

– …Боги по разному одарили своих внуков, и по разному спрашивают с них. Глупо отрицать, что смерд равен князю. И тот и другой заплатят равную виру и равное головное за пролитую руду, но будет ли это равенством? Конечно же нет. Ведь для князя гривна прах и тлен, а для смерда – лета трудиться. Можно ли считать равным мужа и жену? Тоже нет! Что может глупая женщина понимать в битве? А в кузнеце? Али еще где? Ее поучать надобно, детьми, полем да скотиной заниматься.

– Кстати, а почему же женщин волхвов вы плетью не поучаете?

– Они уже не просто жены, они волхвы. Боги их одарили так, как не всякого мужа. И спрос, и воля у них другая.

– Ну а все же, почему один богаче, а другой беднее? Ведь не лучше он своего соседа. Может всех уровнять, сделать одинаковыми?

– А зачем? – удивился Радульф.

– Так ведь это, неравноправие это.

– Они равноправны, но не одинаковы. И Павда и боги одинаково их судят.

– Да я не о том.

– Я понял, о чем ты спрашиваешь. Но мы всегда стремимся к справедливости, как нам Боги завещали. А теперь скажи, будет ли это справедливо?

– Конечно! Они окажутся в равных условиях!

– А ты не подумал сначала, почему они оказались не равны?

– А че тут думать, и так все ясно. Папашка да мамашка деньжат подкатили дитяте, вот он и шикует.

– Правильно. Род позаботился о своем. А теперь, представь. Дед этого отрока пришел на землю простым холопом. Всю жизнь свою отработал, не минуты сложа руки не сидел. Дети его уже в своем доме жили, да землю поднятую приняли в наследство. Отец да мать этого отрока всю жизнь работали, и сыну своему оставят уже крепкое хозяйство, али дело какое.

– Ну и? – поторопил Максим Радульфа.

– А у того ничего этого не было.

– Вот именно! У того ничего этого не было! И что, он должен теперь влачить жалкое существование?

– Нет, не должен.

– А влачит!

– А где? Вроде и кормят и поят его, и работает он не больше других. Где тут худо?

– Но у того же лучше?

– Да. Так. Лучше. Но об этом позаботились поколения предков. И ты считаешь справедливо, коли труд целого рода пропадет втуне? И пример другим – работай лучше, и дети али внуки твои будут хорошо жить. Али, по твоему разумению, всех людей, как они рождаются, надо на голую делянку сажать? Как рабов? Кто поднимется, а дети все равно опять бедны? Так? – распалялся Радульф.

– Нет. Я так не говорю. Хорошо. Вы не хотите сделать богатого равно бедным. Но почему не сделать тогда бедного богаче?

– А за что? И как – вот так просто. Без труда, без усилий?

– То есть как, «за что?». Для равенства.

– И что будет дальше? Отвечай.

– Ну… Не знаю…

– А я скажу. Коли без труда добро получено, то оно течет сквозь пальцев быстро. Пропьют, прогуляют, просто не смогут удержать. Большинство бедных опять станет бедными. Только некоторые смогут это удержать. Вот скажи, ты рассказывал, что в вашем мире есть такие «Меценаты». Которые якобы помогают обездоленным, бедным и слабым. Скажи, а становиться ли меньше от их помощи бедных и обездоленных?

– Ну…

– А я почти уверен, что нет. Это все равно, что холопу ленивому или убогому, плошку каши дать. Станет он от этого богаче?

– Ну это ты зря! Может плошка каши сохранит ему жизнь!

– Да? До следующей плошки? Которой может не быть?

– Но вы…

– А мы, если ты хотел молвить, совсем не так делаем. Ведь коли кто тебя бесплатно кормит, тот тебя рабом сделает. Мы не кормим голодных, но учим их как накормить себя! Мы не сражаемся за слабых, а делаем их сильными! И достаток тогда, и сила, не шальным даром им достается, а трудом своим. И свободны они становятся, так как трудом своим везде прожить теперь смогут, а не только под крыльцом, или в конуре на цепи у богатея!

– Но получается, что и равенства нет никакого?

– Равенство? А оно бывает? Никогда люди не были и не будут равны. Кто-то сильнее, кто-то мудрее. Кто-то хорошее пашет, а кто-то хорошо сражается. Люди могут быть одинаково рабами, одинаково нищими. А богатыми и свободными они не будут одинаковыми никогда!

– Значит…

– Да. Кто выше поднялся, тому и дозволено больше, но и спрос с него выше.

– То есть? Вот скажи, к примеру какой выше спрос с барина?

– А разве сам не разумеешь? Простой холоп только за себя в ответе. Женатый – уже и за семью и детишек своих, тянет их, волнуется. А барин не только за себя и семью свою – но и за холопов своих отвечает перед князем. Батогов схлопочет, или вообще жизни лишат. Коли плохо будет вести хозяйство, то ведь и вовсе все с голоду помрут. Коли князь, плохо дела ведет, то все княжество скудеет. Тьма людская его проклинать будет. Да и коли ворог налетел, то князю первому в бой вступать, и пред богами он отвечает за поданников своих. Но и дозволяется ему больше. Девка там какая пригожая по нраву пришлась, подарки ему, почет да уважение. Да только ты помни, что холоп живет дольше князя. Тот рудой своей за них отвечает.

– Все равно не понимаю. Богатею значат лучше.

– А я ведь уже молвил, да ты промеж ушей пропустил слова мои. Богатство тоже уметь надо удержать. И то, что сейчас этот большун деньгами швыряется, означает, что он не справился с соблазном. Это тоже урок, тоже сила потребна, чтоб удержать себя…

– Так. Понятно. Деньги – удержать. Князю – легче и богаче. А если он совсем мозгами поедет?

– Мозгами поедет?

– Ну голову потеряет!

– Голову потеряет? Отрубят что ли?

– Да нет. Если он… Блина! Ну как это сказать то?! Обезумеет! Как пьяный мыслями, ну не знаю…

– Я кажется уразумел, что ты хотел сказать. И что?

– И пойдет крушить, убивать там за плату и т. д. Ведь что ему гривна? Так, прах…

– Я не буду говорить, что такое невозможно, хотя скорее отец сам такого сына придушит, чем позволит ему княжество или дело свое взять. Но даже если такое и случиться, вот на этот случай есть мы. Волхвы. Мы, в частном порядке, решаем, кто сошел с ума, а кто – нет. Ту басню про скобарей ты помнишь же?

– То есть вы – тайная власть на росских землях?

– Нет. Зачем нам это? Мы просто живем как надо, и учим других, коли они просят, как надо. Мы та добрая руда, что течет в жилах у внуков Даждьбожьх. Та, что дурную изведет, коли надо. И мы не можем быть дурными. Нам уважение и сила больше, но и спрос выше. А коли мы отойдем от Пути своего, то отвернуться от нас Боги. Уразумел?

– Уразумел.

Но сильнее всего Максиму запомнился другой рассказ. В этот раз Радульф коснулся такой тонкой материи, как посмертное воздаяние.

– … И будет воздано каждому, по делам его. Каждое дело злое, сделанное в жизни, обернется лишним шагом, али лишней верстой на калиновом мосту. И будет жечь огонь, и будет выжигать он с той же силой, с какой мучился…

– Извините, что перебиваю, – не смог удержаться Максим. – А что такое зло?

– Зло, это зло, – подумав ответил Радульф.

– Ясно. А добро, это добро. Все понятно. Непонятно другое. Получается, я вообще не должен творить зла в жизни? И тогда мой путь по мосту будет быстрым и безболезненным, так?

– Да. Так.

– Кстати, а куда?

– ?

– Ну, что там на том конце?

– На том конце тебя встретит Отец и Мать. Мать протянет тебе чашу забвения, коли ты хочешь забыть чего навсегда, дабы не мучиться, а Отец возьмет тебя к себе…

– Так. Опять отдалились от темы «зло». Меня вот что интересует. Бывает поступок такой, что в одном случае – зло, а в другом – совсем нет. Как такой оценивается?

– Ты сам сказал. Как зло и как добро.

– Так. А еще вопрос. Как оценивается меньшее зло?

– Что это?

– Эх вы. Не понимаете. Скажем так. Убить человека – зло?

– Да. Конечно зло.

– А, скажем, когда ты защищаешь семью и детей своих от врага, убить своего врага – зло, в этом случае?

– Хм… вот что ты имеешь в виду, под меньшим злом. Все люди – братья, всех нас породили Боги. И убить своего брата – это зло. И в этом случае это тоже злой поступок. Но гораздо меньший, чем кабы ты нападал на чужую семью. Ведь Боги прощают тех, кто защищается…

– Черт. Не то. Совсем не то. Я хотел спросить, как боги относятся к «меньшему злу». Прощается оно или нет…

– А почему зло должно прощаться? Коли сделал что плохое – исправь. На то тебе богами и дана воля… Маленькое зло и исправить проще…

– Ты не понимаешь. Хорошо. Зайдем с другого края. Вот ребенка убить зло?

– Да, кончено зло. Почему ты спрашиваешь?

– А сто детей убить зло?

– Да. Это еще большее зло.

– Зараза. А! Точно! Тогда так. Вот смотри. Ты попадаешь в ситуацию, когда ты должен убить либо сто детей, либо одного.

– И?

– Что и? Вот я например выбираю, убить одного, а сто– спасти. Убийство одного проститься? Как меньшее зло?

– А почему оно должно проститься?

– Ну я же спасал сотню…

Радульф задумался. «Святогор был прав. Действительно – душа этого парня искажена и изуродована. Он действительно думает, что не совершение одного зла может оправдать совершение другого? Но так ли он не прав? О! Вот и я уже задумался. Это то самое, о чем предупреждал Святогор. Я должен ответить для себя на этот важный вопрос! Как? Ну конечно!»

– Ты не прав, Максим.

– Почему?

– Ты слишком громко говоришь, слишком нажимаешь на слово маленькое – большое. И поэтому ты не слышишь другого слова. Зло. Ведь и там и там ты творишь зло. А за каждое совершенное ты будешь в ответе. Мы богам дети, а не рабы. И свободна воля наша! Идти ли злой дорогой, и расплатиться так или иначе за это. Или идти дорогой доброй, чтобы не гореть потом на мосту и не пить, захлебываясь, из чаши Мары. И я докажу тебе на твоем же примере. Скажи мне теперь, убить ребенка зло?

– Зло.

– А убить сто детей?

– Тоже зло.

– Вот. Понял?

– Нет. Хорошо. Немного по-другому. В одной лодке 100 детей тонет, в другой– 1. Я спасаю 100. За неспасенного…

– Да. Ты виновен в убийстве. Со стороны Богов и людей.

– Так. Хорошо. Я спасаю одного…

– Тогда ты виновен в убийстве сотни.

– Хорошо же! Я вообще никого не лезу спасать!

– Тогда ты виновен в убийстве 101…

– Ааааа! Бл…! Так что мне тогда делать?

– Спасти всех.

– А если я не могу?

– Значит ты творишь зло. А это – наказуемо. Думаешь, тебе будет легко сказать матери этого дитя, что ты убил ее сына или дочь? И что тебе на это скажет отец? Я понял, о чем ты спрашиваешь, и в твоем вопросе есть глубокий омут. Сегодня ты убиваешь сотню, говоря себе что это поможет спасти какую-то тысячу. Завтра – тысячу на тьму. Послезавтра, тьму за тьму тьмы. И путь этот бесконечен. Так вот. Я тебе заявляю от имени Богов наших! Ничто не может оправдать в их лице совершение зла!

– Но как же тогда жить? Вообще сесть и помереть что ли? Ведь постоянно творить зло так и иначе… Да и на войне…

– Опять ты все путаешь. Да, ты творишь зло. Убивая чужих для защиты своих. Да, ты творишь зло: идешь войной на соседа, который убил того года брата или отца твоего. Но то что ты делаешь – это только твое решение. Твоя воля. Волен делать, а волен не делать. Оправдать его нельзя. Можно исправить, или понести заслуженную кару. Нет меньшего или большего, оправдываемого зла! И всем нам быть в ответе за наши поступки!

Молодой ученик надолго задумался. «Похоже, такой халявы, как было с христианством, тут нет и не будет…»

После того, как Максим научился находить ответы на самые головоломные и каверзные вопросы Радульфа, настала пора «сдавать зачет». Сдача проходила, как и все у волхвов, в условиях «максимально приближенных к боевым». Максиму дали кусочек бересты, на котором было записано его имя и напутствую почти сакраментальным горьковским «иди-ка ты в люди» отправили на все четыре стороны. Задача была примитивной до ужаса – странствовать до тех пор, пока не найдется такой вопрос, за разрешение которого староста или любое другое лицо, облеченное властью, поставит должную подпись. Ехать не требовалось сразу же после того, как бумага была получена – хоть через десять лет езжай. Но тогда через десять лет и зачет будет сдан. Кстати, таким образом зачет сдавался не только судьями: лекари, ремесленники, торговцы, воины – все они покидали альма-матер для того, чтобы сделать что-то полезное людям.

Максим, честно говоря, был преизрядно удивлен таким доверием учителей к своим ученикам. Настолько удивлен, что даже решил посоветоваться со своим другом.