Текст книги "Невозвращенцы (СИ)"

Автор книги: Михаил Черных

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 75 страниц)

Ученики помолчали. Конечно, идея была странной, требующей раздумий, но отвергать сразу то, чему их учили, все уже отвыкли.

– А там что? – спросила девка, указывая на мешочек. – Злато?

– Нет. Глядите!

Волхв аккуратно разодрал бочек у мешочка и высыпал на ладонь его странное содержимое. На первый взгляд больше всего это напоминало мелко порубленные…

– Гвозди?

– Ты прав. Это гвозди. Лучшие гвозди из подков.

– Из подков? – удивился кто-то.

– Да. Из лошадиных подков. Не каждый гвоздь годен. Тока самые старые, напитавшиеся многими летами соками живыми. И стоят они дорого. Их я добавлю в немного в свою саблю харалужную. Остальное уйдет на кованый клинок для какого-либо князя.

– А почему князю?

– Дорог слишком. Только князю впору, для подарка. Али вою какому, богатому. Но там по руке ковать надобно. А теперь, – кузнец достал из-за пазухи полотняный, слегка чем-то наполненный, мешочек. Развязал горловину и стал туда пересыпать свои драгоценные гвозди. – Идите.

– Куда?

– Идите! Идите! И не оглядывайтесь. Я буду клад закапывать…

Пока кузнец закапывал свое добро в болото, Максим раздумывал над одной идеей.

Недавно он наконец закончил кольчугу и получил зачет у мастеров по предмету кузнечное дело. «Коряво сделанная бронюшка, в которую тать последний не полезет» – вот так охарактеризовал труды Максимуса Радульф, которому послушник показал свое изделие.

– Ррр! – только и мог прорычать в ответ Максим.

– Ты не рычи на меня, аки пес цепной! Ты вот подумай, кто такую купит.

– Кольчужка действительно вышла не фонтан. Но для первого раза – так вполне! Я же не мастер!

– Это ты правду глаголишь. Не мастер!

– Ррр!

– Вот ты такую бы купил?

Максим посмотрел на свою кольчугу взглядом покупателя и скривился. Неровные, местами плохо проваренные кольца. Кое-где имеются места, подернутые ржавчиной. Короче, не высший сорт. Видя по лицу Максима, что парень проникся, Радульф его добил.

– Ведь тебе теперь, для, как это ты называешь, «зачета», след эту свою поделку продать!

– Да легко!

– И не меньше полной гривны выручить.

– СКОЛЬКО?

– Ограбить нас хочешь?

– Не понял?

– Не разумеет он… Святоград за твои промахи платить должен? Или волхвы? А ты как думал? Железо наше, кузня наша. Только работа твоя, которая тоже, кстати наша. Вот-вот. Подумай, сможешь ли ты ее продать за гривну? И без обмана! Или ты не хочешь в купеческую братчину вступить?

– Это невозможно!

– Твое дело, – сказал наставник, поднялся и вышел из кельи.

– Да как я это сделаю? Этот хлам ржавый и полгривны не стоит! – в спину ему прокричал Максим.

– Не сможешь продать эту, сделай другую… – донесся из коридора совет Радульфа.

Максим в очередной раз крепко выругался. Следовало что-то придумать, так как обмануть, то есть впрямую выдать свои деньги за выручку, не получиться. Угрожающий намек волхва был весьма и весьма серьезной причиной для честности. И вот из-за чего.

Долгие разговоры с приятелями, случайными соседями за столом в кабаке, прямые неприятные вопросы волхвам открыли неожиданную для Максима картину. Несмотря на свободу, любое серьезное действие, будь то торговая сделка, лихая порубежная стычка с соседом и т. д. требовали, как это не удивительно, разрешения. Разрешения братчины.

В древней России братчины также имели серьезное влияние. Начинавшиеся когда-то как простые посиделки друзей и родственников за бочонком свежесваренного пива, они за столетия превратились в этакую смесь гильдии с орденом. Что могло бы из них вырасти дальше, если бы в свое время Петр I не переиначил все на европейский лад, неизвестно. Зато про местные братчины Максим выяснил много удивительного.

У членов братчины было право суда над своими членами, это раз! То есть все вопросы решались между собой. Советом там, или приказом старших, или голосованием членов – по-разному. Члены братчины скидывали «на общий кош» определенную сумму или процент от своих доходов, это два. Конечно, одно дело студенческая братчина, где просто вместе пили и веселились, и братчина купцов, торговцев, к примеру, пушниной – совсем разные деньги. В-третих, на членов братчины накладывались некоторые ограничения. Ну, не пить пива раньше полудня, это, к примеру для послушников, или не торговать с тем-то или чем-то – для купцов. И самое главное, братчина – это было навсегда.

Конечно, насильно никто и никогда не загонял в это братство. Наоборот, приглашения долго ожидали и шли на все, чтобы его получить – свобода, как и все в этом мире, она тоже имеет свои разумные приделы. Членские взносы, некоторая потеря самостоятельности окупалась очень и очень быстро.

Ведь что такое система, против одиночки? Приблизительно тоже самое, что каток против лопаты. Размажет просто. Вступивший в братчину мог рассчитывать на помощь других братьев. Делом, советом, деньгами, чем угодно. Быть не одному всегда лучше. К тому же, своим относились всегда лучше: чужого одиночку могли при случае выдавить с рынка, разорить, затравить, подставить… Со своими же предпочитали договариваться. За той же братской чашей.

Так вот, был у каждой серьезной торговой, да и не торговой тоже, братчины один важнейший закон. За нарушение оного безжалостно из братства вышвыривали, со всеми вытекающими из этого последствиями: «Даденное слово нерушимо!» Обманывать и отказываться от условий сделки было нельзя. Купец, кинувший партнеров мог спокойно сворачивать свой бизнес. С ним просто переставали иметь дела. И не помогал ни княжий суд, ни заверения, ничего. «Нарушил слово, обманщику нечего делать среди честных и степенных купцов».

Конечно, Максим, когда об этом узнал, долго смеялся. Любой купец априори такой аферист, круче еще поискать надо. Разве что политики их могут переплюнуть. Но факт оставался фактом, и прослыть здесь обманщиком не хотелось. Для будущего это бесперспективно. Поэтому с зачетом по торговле следовало что-то «намутить».

И Максим придумал – что.

Делать новую кольчугу не хотелось. «Тратить еще три года? Нет уж, увольте!» Зато, если нельзя продать кольчугу продать так: грязную, ржавую, криво сделанную, следует вложиться в рекламу. А какая лучшая для товара реклама? Правильно! Его великолепный внешний вид.

На это кузнечное подворье Максим не заходил уже несколько лет – с той самой начальной обзорной экскурсии. А зря. Ведь именно здесь мечи, кольчуги, топоры, ножи и даже косы теряли свой серебристый металлический цвет и приобретали другой. Более долговечный.

«На ловца и зверь бежит». Подходящий мастер не заставил себя долго ждать. Молодой дюжий парень, одетый весь в плотную кожаную одежду и кожаные перчатки, как какой-то байкер, как раз выходил из ворот и с молодым волхвом они чуть ли не столкнулись.

– Здрав будь, мастер.

– И тебе по здорову, – удивился парень. – Дело какое ко мне есть?

– Да вот не знаю, к тебе ли. Мне бы вот поворонить…

– Покажи-ка поделку.

Максим развернул засаленную тряпку и протянул мастеру результаты своего труда. Чтобы кольчуга не ржавела, а то уже появились первые побеги, парень обильно намазал ее жиром и маслом. Поэтому вид и особенно запах у нее сейчас был далеко не товарный.

– Так это ж дрянь! Ей цена красная, десятина гривны, и то, железа ради тока. – Удивился волхв, с беглого взгляда оценив качество товара. – Ужель ее ты хочешь красной сделать?

– Да. Увы – ее.

– Можа, я тебе пригляжу другую, боле справную кольчужку? А эту, в печку бросим, да в слиток сплавим?

– Нет. Надо эту.

– Ясно все. Сам делал, и жалко ее? Я бы на твоем месте такой работой не бахвалился. Ну… Гляди сам тогда. Труд мой не дешев. Говори, какой цвет хочешь?

– А что, бывает разный?

– О то ж! Что хочешь, то и сделаю! Могу сделать твою поделку желтоватой, как старая солома, могу, синей – как васильки, могу коричневой, как глина. Могу и вороной сделать, а могу и вовсе, всю позолотить. Что хочешь, то и сделаем.

– Ууу… круто. А что лучше?

– «Что дешевле?» ты наверное хотел спросить? Гляди. Чтобы цвет особый, знатный получить, надо долго парить поделку в бане песчаной. Сложное это дело. Песочек, как пыль мелкий, да прикладок разных доложить надо. И главное, не прозевать момент. Перегреть плохо, но и недогреть не доброе дело. Вот закажешь ты, допустим, коричневый. Коли перегрею я, то получишь кольчугу синей. Недогрею – желтой. Работа это долгая, день надо пригляд вести, и стоит она дорого.

– А в черный?

– Ну… Воронить то оно по проще будет. Для начала, я твою поделку помою хорошенько. Ржавчину почищу, потравлю, чтобы погани какой не было. Потом, погрею ее над горном, пока желтеть не начнет. Маслицем хорошим, льняным, смажу, да отожгу до конца. Пока запах не уйдет совсем. Это проще, чем в желанный цвет докрасить.

– И сколько?

– В какой?

– В черный.

– Ну… – Молодой мастер задумчиво, чисто механически вытащил из под специального шарфа свою невзрачную, местами подпаленную бороду, и погладил ее. Максим при виде такого огрызка даже веком не дрогнул. Уже знал, что борода здесь, это табу. Охаять ее – самый быстрый способ оказаться с набитой мордой, дернуть – остаться без головы. За это били быстро и без разговоров. И Правда сие действие вполне одобряла. Собственно, его те самые, первые, неприятности как раз и были следствием неудачной насмешки над бородой.

– Ну… – все еще тянул мастер. Потом решился. – Полгривны с тебя.

– Сколько? – ошарашено спросил Максим.

– А ты как думал? Работы здесь немало. Сам погляди. Сначала – жирок этот надо весь соскоблить. Потом, мыть в бочке крутящейся, с песочком мелким. Долго мыть. Полировать до блеска апосля. Потом, кипятить с золой или известью, пока совсем жир не сойдет. Водой чистой, дождевой, мыть после. В опилках сухих, до хруста высушенных, ждать пока высохнет. Потом, чтобы ржу потравить, держать в бочке с едким надобно. И уже только после этого – воронить. Работа не сложная, но долгая. Уразумел за что полгривны? И это еще не дорого. Ради криворукости твоей, пожалею тебя.

– Благодарю. – Максим уже пообтесался, и такие сентенции уже не выводили его из себя. Глупо злиться на людей только за то, что они тебя искренне, от всей души, жалеют. – Когда зайти?

– Отставь поделку свою. Гляну чего и как. Зайди через седмицу.

– Добро. Благодарствую.

Зайдя через неделю Максим принял свой заказ, отдал мастеру полгривны. И обомлел. Узнать ту ржавенькую, корявую кольчугу в этом было невозможно. Чистота. Благородный черный цвет. Ровные ряды колец – красота да и только. Видимо мастер, у которого душа совсем не лежала работать с подсунутым ему полным говном, предварительно самые дрянные, кривые и плохо заваренные кольца, поменял и переварил. И поясной поклон Максима, и накинутая сверху еще десятинка гривны были приняты им как должное.

После воронения, Максим не успокоился. Он отнес свою кольчугу, уже вполне прилично выглядевшую, если особо не приглядываться, к ювелирам. Те еще за полгривны навернули по вороту, по концам рукавов и по подолу, желтых, псевдо позолоченных колечек. Там же, он прикупил красивую, посеребренную застежку на ворот. Итого, не считая

После долгой торговли с одним из купцов, сопровождавшейся обоюдными воззваниями к Велесу, хлопками дверью и прочими взаимно удовлетворяющими действами кольчуга была продана за одну целую и одну десятую гривны.

Чистый прогар таким образом составил почти две гривны. Зато зачет был сдан. Радульф долго морщился, думал, но все же согласился, и на амулете у Максима появилась еще одна черточка.

Глава 37

Помимо приятелей, единственное что скрашивало его суровые будни – это верховая езда. Еще там, дома, он очень любил «взять с пацанами «тачку» и погонять по ночному городу». И отсутствие прав ничуть им не мешало. В случае остановки гаишниками все проблемы решались двумя-тремя бумажками, пропихиваемые в приспущенное боковое окошко. Те козыряли, махали своей полосатой палкой и отпускали с миром. Поначалу Максим очень сильно скучал и тосковал. Ведь действительно – никаких развлечений на взыскательный вкус молодого современного человека в Святограде не было. И то, весьма редкое, кстати, свободное от учебы и работы время потратить было решительно не на что. «Ящика нету. Кина – нету. Компа – нету. Самого паршивенького радио – нет! Даже книжек дурацких, которые я никогда не читал, ибо ничего интересного там не напишут – и тех нет! Как тут люди то живут?!» Заменители дискотек – вечерние посиделки с песнями, нудными и заунывными на его взгляд, навевали на парня, привыкшего к drum & bass, неудержимую зевоту. К тому же Максим местных песен не знал, да и не хотел знать, вообще-то.

Из всех развлечений оставалась только баня с девками, и то для этого надо было подсуетиться, как впрочем и везде, да непрерывное бухалово в дешевом кабаке, сопровождаемое пьяными байками. Но с удивлением обнаружив, что пить столько пива, сколько пили местные, подкошенный прогрессивной экологией организм не мог (а крепких напитков в кабаке категорически не отпускали), поэтому и пьянки быстро наскучили.

Таким образом, верховая езда неожиданно стала для Максима отдушиной. Во-первых, не уметь ездить на лошади в этом мире, было равносильно неумению, ну, наверное, писать, в родном. А во-вторых, получаемые в процессе езды наслаждение не шло ни в какое сравнение с ездой на машине. Лететь в галопе, чувствовать бьющий в лицо ветер, ощущать себя с конем единым целым, подобно мифическим кентаврам… Кто не пробовал, тому не понять!

Конечно, легкость и удовольствие пришли далеко не сразу. Очень далеко. Поначалу, уроки верховой езды Максим ставил в своем личном топе неприятных занятий на почетное первое место. С заметным отрывом далее шли занятия различными единоборствами и работа в поле. На то, как он пытается взгромоздиться на лошадь, проехаться несколько шагов по двору, или даже просто над его посадкой в седле, сбегались посмеяться со всех окружающих дворов. Некоторые особо впечатлительные степнячки даже падали в обморок, не понимая, как можно быть настолько корявым. А уж удовольствие от чистки лошади после занятий, которые доставались ему как самому нерадивому ученику… Лошадь ведь живая, мыть и чистить ее надо не как машину, в основном для понта, и не раз в месяц, а каждый раз после. И работа эта нелегкая.

Вот Максим и ковылял, раскорячась, как жертва группового изнасилования, после занятий в свою келью, а сколько раз на ночь приходилось прикладывать холодные компрессы к ушибленному причинному месту… Но месяц сменялся месяцем, бежало время, и постепенно все пришло. И посадка, и сила в ногах и спине, и выносливость, а потом появилось и удовольствие. Поэтому позже, когда ему было заняться нечем, Максим брал в конюшне одну из монастырских лошадей и отправлялся верхом гулять по окрестностям.

Кстати, благодаря своим конным прогулкам Максимус заполучил еще одного друга. Произошло это так. Однажды, как обычно взяв из конюшни лошадь, Максим отправился обычным своим маршрутом по ближайшим окрестностям. Дело двигалось к весне, погода стояла не по зимнему теплая, солнышко припекало во всю, да так, что неожиданно для себя максима сморило. Решив не идти против своего организма, всадник съехал чуть подальше в лес, нарезал ножом лапника, укрылся шерстяным одеялом и задремал.

Проспал он неожиданно долго и проснулся оттого, что морозец ощутимо прихватывал его за щеки. Солнце уже почти скрылось за окружающей котловину горной грядой, так что светлого времени суток только-только хватило для того, чтобы оседлать лошадку и поехать в город. По счастью, погода оказалось ясной. Местная луна и звезды, отражаясь в лежащем вокруг снегу, давали достаточно света для того, чтобы довольно быстро передвигаться. Но в город Максим попал заметно позже, чем обычно. Уже около полуночи.

Проезжая по непривычно тихим улочкам, парень услышал какой-то шум, раздававшийся из небольшого тупичке. Спать, несмотря на позднее время суток, совершенно не хотелось, сказывался дневной отдых, так что Максим смело повернул коня в сторону приключений.

И приключения не заставили себя долго ждать. Шум оказался криками о помощи, которые издавал зажатый татями в угол мужчина. И хотя был тот при сабле и ноже, но нападавшие проявляли не дюжую сноровку, да и было их в четыре раза больше. Долго разбираться кто прав, а кто виноват, Максим не стал. По всем канонам жанра нападавшие четверо на одного – злостные убийцы, а защищающийся – невинная жертва. Однако сразу же насмерть бить в спину татей, которые так были увлечены беседой со своей жертвой, что пропустили появление подмоги, Максим не стал. И хотя по местным законам грабителя и убийцу можно было бить смертным боем на месте, благоразумие подсказывало другой выход.

Противников было все же четверо, у каждого в руке по обнаженному клинку, и застрянь сабля в теле, а с его навыками такое станется, то останешься безоружным против троих. «И еще. Может они совсем и не тати? Как тогда за лишение жизни отпираться на суде? Сделаем по-другому…» – подумал Максим.

Осторожно, чтобы не обратить на себя внимания, парень соскочил с лошади. Тихонько взял кол, как будто специально для него здесь к стене прислоненный, и так же тихо, без криков, учеба уже повыбила привитые голливудскими боевиками стереотипы, двинул ближайшего к себе татя по голове. И тут же, не отвлекаясь на оседающее тело, переключился на следующего. Счет быстро превратился из 4:1 в 1:2. Ноль-два сделать не получилось. Последний, самый старший из братьев, а рассмотренные мельком в скупом свете звезд лица не оставляли сомнения в том, что нападавшие были родственниками, каким-то образом увернулся от удара и прижался спиной к стене. Вид обнаженного меча и длинного ножа в руках, плавные движения опытного бойца ясно давали понять, что без крови тут дело не обойдется.

Понял это и спасаемый. Бочком-бочком противники совершили разворот на 90 градусов, и когда путь к бегству стал открыт, оба парня «сделали ноги», оставив поля боя за нападавшими. Выбежав на улицу Максим не сказал ни слова. Только кивком указал на лошадь, как спасенный, с ловкость потомственного степняка не касаясь ногами стремян вскочил на лошадь. Эту же операцию спаситель проделал гораздо медленнее и неуклюже.

Отъехав подальше от места схватки, парень, а степняк оказался моложе своего спасителя, все так же грациозно соскочил с лошади (все же удобства в езде ему было мало – в седле то ехал Максим), и низко поклонился.

– Благодарствую тебя, воин. Если бы не ты, убили бы меня тати… – проговорил спасенный.

– Ммм? – промычал Максим, не зная что сказать.

– Ой, прости меня. Я неучтив. – Неправильно расценил его мычание степняк. – Меня зовут Афзал, сын Нарата. Дитя Велеса.

– Максим. Дитя Велеса.

– Максимус?

– Да. – вздохнул Максим. О своем настоящем имени, похоже, придется все же забыть. – Максимус.

– Благодарю тебя, Максимус. Во век не забуду. Отплачу тебе…

– Да ладно тебе. Оба на одном курсе учимся!..

Так помимо Тихомира у Максима появился еще один друг. Афзал происходил из древнего и богатого степного рода, который кочевал на границе Золотой Орды и Великого Княжества киевского. Его отец, Нарат, был главой семьи, в которую входило около пятнадцати кочевий, многие табуны лошадей, основное богатство, и бесчисленные овечьи отары. О мощи рода говорило то, что в случае войны Афзалов отец приводил своему князю три сотни отборных степных лучников с тремя заводными, а в тяжелой ситуации мог бы выставить войск и вдвое больше.

Своего среднего сына (самый старший брат Афзала погиб, сражаясь за орду против россов. Следующий по старшинству погиб сражаясь уже за россов, против орды, после того как новый глава рода целовал на верность князю Владиславу. И вообще – братьев у Афзала было столько, что он даже не знал их точного числа.) Нарат отправил учиться в Святоград для того, чтобы лучше понять россов, тем более, что его сын отличался почти ганзейской торговой хваткой. И ничем ради этого не пожадничал.

Побывав первый раз дома у своего нового друга, Максимус был до глубины души удивлен. Нет. Он был просто поражен! Для начала, жил Афзал не как все, в кельях «студенческого городка» Святограда, а за городом. Домом ему служил настоящая степная юрта, отличающийся от обычной только своей новизной и дороговизной пошедших на нее материалов. Внутреннее убранство превосходило любые ожидания. Как-то раз Максим побывал в личных покоях Лихомира, так вот: покои великокняжеского наследника терялись на фоне увиденной в юрте роскоши. Шелк, меха, серебряная посуда, дорогое оружие на стенах… Богатство просто слепило глаза, втаптывало простого человека в пыль! И это при том, что одевался и вел себя Афзал в Святограде очень скромно. А тут такое!..

– Мой отец, да будет его жизнь долгой, а смерть легкой, всегда был мудр. И ради того, чтобы в чужой стране я не забыл заветов предков, он взял с меня клятву. Жить я должен буду согласно нашему родовому укладу, дабы не забыть зова крови своей, и не прельститься чуждой роскоши. И вот, видишь, я живу, как поклялся.

– Да уж! Куда роскошнее! – Максимус развалился на горе из маленьких шелковых подушек, которые для тепла были накрыты медвежьей шкурой. Под весом тела верхняя часть подушек расползлась, нижняя – промялась, и лежать в них стало почти так же мягко, как и в перине. – Тогда скажи, почему ты… Э… Как бы это так сказать то…

– Почему я скрываю все это?

– Да.

– Я не скрываю ничего. Просто мой мудрый отец не уставал повторять, что не следует быть белым жеребцом в табуне черных. Поэтому я стараюсь не выделяться. Так. Погоди пока.

Афзал несколько раз хлопнул в ладоши. Полог юрты откинулся и внутрь, кланяясь, зашли два пожилых степняка. Один из них расстелил небольшой вытертый коврик и стал быстро сервировать его блюдами с различными кушаньями, другой расставил по юрте несколько аккуратных жаровен с углями, для обогрева жилища. Закончив работу, они также молча кланяясь вышли и задернули за собой полог.

– Ну-ка! Что у нас есть тут? – Афзал отработанным движением выдернул пробку из небольшого кувшинчика с вином. Взял с импровизированного стола две разновеликие пиалочки и наполнил их жидкостью из сосуда. В воздухе разлился приятный запах – вино было весьма и весьма недешевым. – Ну давай! Как у вас положено, за знакомство!

Вино было великолепным. Прекрасный мягкий вкус, изумительно послевкусие. Даже не поймешь, из чего такое делается – совсем не чета той кислятине, которую Максим, бывало, пивал со своими друзьями при выездах «на природу». Оставалось только пожалеть, что пиала была очень маленькой. В «стакане» Максима помещалось не больше двух глотков, тогда как у хозяина чаша была нормальных размеров. Впрочем, Афзал не давал таре простаивать, и споро наполнял обе.

Разговор прихотливо вился, травились байки, затрагивались самые различные темы: и грустные, и веселые, и острые, и совершенно примитивные. Уже хорошо набравшись, глядя как хозяин в надцатый раз наполняет его мензурку, Максим отважился спросить.

– А тебя не задолбало, все время подливать? Дай уж мне нормальный стакан!

Афзал в ответ посмотрел на него удивленным, даже каким-то протрезвевшим взглядом, после чего громко и заразительно рассмеялся. Чтобы не обидеть ненароком хозяина Максимус, на всякий случай, рассмеялся тоже.

– Ужель ты совсем не знаешь наших обычаев? – успокоившись спросил Афзал?

– Ну…

– Понятно. Тогда слушай…

Оказывается, Максим и не понял, что ему в очередной раз выказали уважение, а он и не понял ничего. Конечно, у Афзала были и более вместительные пиалы, да хоть кружки. И самую маленькую дали гостю не для того чтобы обидеть, а совсем наоборот. Ведь если дать большую кружку – то подливать туда надо будет редко. Чем меньше кружка – тем чаще нужно будет подливать. Чем чаще хозяин подливает гостю – тем считается больше внимания и уважения он оказывает. Поэтому дать большую кружку можно либо ближайшему и давно знакомому другу или брату, показывая что их отношения выше таких мелочей, либо незнакомцу, для завуалированного оскорбления, а дать маленькую – выказать вежливость и почтение.

Подумав, Максимус счел этот обычай не лишенным некой логики. Ведь действительно, чем больше хозяин ценит своего гостя, тем больше он уделяет ему внимания. «Но раз пошел разговор напрямоту…»

– Слушай, а расскажи еще чего-нибудь про ваши традиции. А то ведь я ничего о них, оказывается, не знаю.

Глаза Афзала блеснули. Сам того не желая, Максим, проявил вежливость в кубе. Во-первых, стал расспрашивать хозяина, позволяя ему угодить гостю рассказом. Во-вторых, поинтересовался у чтящего свои обычаи человека предметом его культа. А так как получилось у него это не нарочно, искренне… Ведь не даром говорят: «хочешь подружиться с человеком, позволь ему рассказать о себе и будь внимательным слушателем».

С этого момента началось увлечение Максима восточной жизнью и тамошними обычаями. Афзал много порассказал о жизни степняков, ордынцев и итильцев. Часть его рассказов была смешной, часть навевала сладкие воспоминания о сказках 1000 и 1 ночи, читаных в детстве. Расписывал Афзал все это с таким жаром, в таких красках, что Максиму хотелось бросить все и бежать туда жить. Окружающая действительность после таких сказок казалось пресной и убогой, а соплеменники – дикими неотесанными варварами. Побывать на юге, в великом городе Ургенч стало настоящей мечтой молодого ученика волхвов.

Как известно, если боги кого хотят наказать, они претворяют в жизнь самые заветные человеческие желания.

– Утекай! Утекай! – Покрикивал Косарь, размахивая оружием.

Бум. Который раз Максимус все сделал неправильно и пропустил удар. Легкий кусочек дерева, из-за набранной хорошей скорости ощутимо ударил его по спине. От боли тренировочная стеганка не спасла, и парень с вскриком разорвал дистанцию.

– Ррр!

– Ну что я тебе говорил?! Ты не рычи, ты меня слушай! – И, помахивая привязанным к палке на недлинной веревке небольшой сосновой гирькой, волхв стал постепенно выбирать дистанцию.

В последнее время Максима знакомили с другими видами оружия. В частности, как сейчас, с кистенем. Примитивное оружие на вид – что там: палка, веревка и грузик, не бином ньютона, оказалось на поверку очень и очень занятным. Легко сделать, просто освоить – не даром кистень считался и был любимым оружием разбойников, и очень, очень трудно защититься.

Конечно, в нем не было такого шарма, как в мече или сабле, не было и брутальности, как в тяжелой секире. Но несмотря на это, функциональность оставалась на высоте. Бить им зайцев на скаку было любим развлечением молодых и не очень воинов, а заодно и великолепной тренировкой координации.

– Не пытайся отбить удар! Все едино – гирька обернется вокруг и ударит тебя. Уходи, утекай! Не дай добраться до тебя. И рази мечом. Поле держи, чтоб между тобой и врагом было не меньше пяти-семи шагов.

Бум!

– Арр!!!

– Слушаешь ты ушами! А глазами ты должен следить за врагом. Не дай ему себя заморочить! Не отвлекайся! Уходи!

Вжик – загудел рассекаемый веревкой и грузиком воздух. В первый раз это не кончилось ударом. Максим просто оступился и чуть не упал, но факт остается фактом – волхв промазал.

– Так то лучше! Уходи. Но в следующий раз, когда отступаешь, помни, что ты не медведь на поводе у скоморохов, и вокруг не смеющаяся толпа, а враги. Тебя с таким уходом сосед добьет. Что?

– Ногу потянул вроде, – попробовал разжалобить волхва Максим, но «тема не прокатила».

– Бедняга. Видать, совсем ты бездыханный…Знать, отдохнуть надо тебе. Добре. Вот побегай по двору. Пока нога не пройдет. Трех десятков кругов тебе хватит? Вот и хорошо!

Максим выругался, кряхтя поднялся на ноги, и стал стягивать с себя стеганку.

– А это что за дела? Я же сказал, чтобы ты отдыхал. А чтобы хорошо и с пользой отдохнуть и подумать, ты еще прихвати вон меч деревянный с собой, и щит, вон тот, из горбыля срубленный. Ну и что, что тяжелый? Ты же не сражаться, о отдыхать. Ну что встал? Давай беги!

Максим поморщился. Тридцать кругов в полной выкладке выжмут из него все соки. И несмотря на это, тренировка продолжиться до тех пор, пока наставник не останется доволен прошедшим днем, что бывало ну оооочень редко. И время тут было не лимитировано – тренировка могла проходить час, а могла – и все пять, и закончиться после захода солнца. После таких тренировок Максим до лошади в буквальном смысле доползал на четвереньках.

– Что ты мне тут рожи кривишь? Давай, отдыхай! – подхлестнул его окриком Косарь.

И Максимус побежал.

К счастью, он успел «отдохнуть» только наполовину, как пришло спасение. Спасение приняло форму гонца от какого-то старшего волхва.

– Поздорову тебе, Косарь!

– И тебе поздорову, коли не шутишь. Чего тебе?

– Да вот, есть тут у тебя Максимус?

– Есть. Вон отдыхает.

– Ааа… Ясно все. Злобишься…

– А зачем он тебе?

– Его вызывают на суд волхвов. Он пойдет со мной. Сейчас же.

Отдышаться ему не дали, только скинуть тренировочную робу. Всю дорогу до центра города, где располагались основные храмы, Максим размышлял, что же он сделал такого, что потребовало его вызова на судилище. «Ведь здесь каждый первый был в том или ном роде судья, зачем же тащить его в высокий суд? Не представляю…» Впрочем, вскоре ему все было разъяснено.

Суд проходил в небольшом зале одного из храмов Даждьбога. Помимо волхва-судьи, воина Даждьбога, присутствовали несколько молодых мужчин, явно имевших отношение к разбирательству, Радульф и пара-тройка зевак. Адвокатов и обвинителей не было: эта функция возлагалась на самих судящихся. Конечно, оба могли привлекать сколько угодно свидетелей обвинения и очистников.

Суд проходил согласно всем росским традициям – под открытым небом: «Не гоже прятаться от людей и богов!». На улице сегодня было пасмурно, видимо лето постепенно сдавало свои позиции, что для начала серженя[87]87
  Август


[Закрыть] было очень странно. Максим опасался, как бы не пошел дождь или даже снег, а он весь распаренный, после тренировки.

Ждали только Максима, который неожиданно оказался обвиняемым. Суд начался, как только все заняли свои места. В начале суда, Радульф, который не мог пропустить такого события в жизни его подшефного, кое-что объяснил Максиму. Дело в том, что как волхв-дитя, он был подсуден лишь высокому суду волхвов, либо княжескому, не меньше. Этим то и объяснялось то, что его вызвал именно сюда. А вот в чем причина…

– Вы братья Рысьи? – обратился судья к четырем мужчинам, стоящим на месте обвинителей. Все они производили впечатление отлитых из одной формы: лица, телосложение, даже походка были у них практически одинаковыми. Ну, как если форма с каждым следующим разом немного растачивалась. И были они Максиму смутно знакомы. Ну очень смутно.

– Да, волхв, – ответил старший