Текст книги "Невозвращенцы (СИ)"

Автор книги: Михаил Черных

сообщить о нарушении

Текущая страница: 59 (всего у книги 75 страниц)

Но как стратегическая цель она бессмысленна. И если все восстания начинались и продолжались таким образом, то их конец ясно предопределен. Немудрено, что под конец на бунтующих рабов охотились как на диких зверей, попробовавших человечины, каким они и были на самом деле. Как же быть?…

А может бросить все это? И бежать. А куда? Весь мир поддержит ромеев, так как все используют рабов. Ну конечно же! Как я сразу не догадался!..»

…Город догорал. Медленно и сыто, как пережравшие гнили падальщики взбунтовавшиеся рабы медленно стекались на огромное поле, где стоял обоз восставших и где по идее должен был быть разбит лагерь, но сделано этого, в виду скорого разбоя в городе, конечно же не было. Насытившиеся лучшими винами, пролитой кровью и рабы неохотно вливались обратно в строгие рамки легионных законов. Именно здесь Руфус решил произнести свою речь.

Будучи плохим оратором Руфус попробовал довести до слушателей следующую идею: «Восстание поднималось для того, чтобы освободить как можно больше рабов. Но мы занимаемся тем, что грабим себе в удовольствие. А в это время наши браться продолжают терпеть муки. Но и это не главное. Ромеи никогда не отступятся от нас, поэтому я хочу создать в противовес им нормальную армию. Армию, в которой не будет племенных различий, в которой их заменит жесткая дисциплина. Армию, которая не будет грабить без приказа, и сможет остановиться, когда такой приказ поступит. Армия, которая сможет выдержать дар настоящего ромейского легиона. Армия, которая будет подчиняться своему командиру в жизни и в смерти. Армия, которая сможет и захватить Рим, и вывести рабов прочь из Империи, к свободе. Куда? Только одна страна не признает ромейского рабства. К россам. Им.»

То, что его речь кем-то не будет понята, было для Руфуса ожидаемым событием. Но то, что его не поймет большинство! Впрочем, восставших охватили после этого смешанные чувства. С одной стороны простым мужикам не понравились слова «Не грабить». «Как же это можно – гулять и не грабить». С другой стороны, речь поняли и приняли их жены и дите, которым понравилась возможность найти наконец свой уголок а не жить от помоста к помосту. Командирам, в том числе Пилусу и Порошке не понравилось возможность того, что новый легион Руфуса вытянет из их войск самых смелых и дисциплинированных бойцов. С другой стороны этим демаршем Руфус низводил себя с предводителя всего восстания к одному из его лидеров, что открывало в дальнейшем интересные перспективы.

Но все же новый легион был создан. Поначалу, после той речи, в него вошли всего три сотни человек. Но в постепенно, привлекаемые перспективами вырваться из Империи на свободу и, как это не парадоксально, порядком и невероятной дисциплиной, насаждаемой в войсках, легион Руфуса разросся в составе до трех тысяч человек.

Между тем восстание ширилось. Полыхали уже пять провинций, одни из которых была соседней самого Рима. Это восстание уже стало самым крупным за всю историю Империи и могло привести к очень печальным последствия вплоть до, в самом худшем варианте, до распада на три части.

Сенат и Цезарь осознали всю серьезность угрозы и предприняли небывалые меры противодействия.

Для начала, с границ были сняты пять легионов, которые скорым пешим маршем или по морю были переброшены для защиты еще пока невредимых провинций со строгим приказом – не ввязываться в драку и только защищать. Три легиона были выгружены в порту Рима для защиты столицы Империи, еще два были развернуты вдоль перевалов, перекрывая рабам путь к западным и восточным провинциям Империи. К счастью для ромеев, активные наступательные действия вскоре стали невозможны из-за окончания теплой, сухой осени и наступления зимы (как не кричал и не доказывал ошибочность этого решения Руфус, как не кричал «Это теплую дождливую осень вы называете зимой? Да вы настоящей не видели!» легионы восставших никуда не двинулись и зазимовали в крупных городах), поэтому зимовка оказалась спокойной.

Во-вторых, были изданы совершенно людоедские законы для усмирения рабов. Чтобы избежать притока людских ресурсов легионеры не пускали через перевалы в среднюю часть Империи ни одного раба! Ни одного торговца! Все рабы, приходящие с зараженных бунтом земель перенаправлялись в специальные лагеря, где под предводительством жрецов Ордена Единого работал «фильтр». Всех запятнанных связями с восставшими, либо просто заподозренных в этом нещадно казнили. Рабовладельцы же были законодательно обязаны за каждого недосчитанного специальной проверкой раба заплатить огромный штраф в 5 тысяч сестерций! Такая дикая сумма должна была обязать владельцев ненадежных рабов немедленно казнить их. Ведь за один такой штраф можно купить целый десяток, а то и больше.

В-третьих, были спешно сформированы еще четыре легиона, по паре в Восточной и Западной частей. Большая часть новобранцев этих новых легионов состояла из граждан Империи бывших беженцами с захваченной гладиаторами территории. Насмотревшие всякого, пылая справедливой жаждой мести, эти люди клялись страшно отомстить рабскому отребью. Для превращения простого люда из смазки для мечей в опытных бойцов часть пограничных легионов лишилась до 10 % своего штатного состава. Особенно это коснулось младшего и среднего командного состава.

В-четвертых, была резко активизирована работа Ордена среди восставших. Спешно, так как прошел слух о провале большинства агентов из-за имевшего места возможного предательства, были разработаны новые системы шифров и команд. Задачами шпионов были подрыв морального духа восставших, раздувание недоверия между различными родоплеменными группами, возрождение обещаниями об амнистии шпионской сети внутри рабской среды, разнообразные диверсии и личностный террор в отношении командиров восставших.

И ромеи, и восставшие на время зимы затаились, судорожно готовясь к военной кампании в следующем году. Затишье должно было закончиться с началом лета.

Глава 53

Начало летней кампании оказалось для восставших весьма и весьма удачным. Легион Фритигерна, захвативший провинцию Нижняя Германия удачно отбил первое нападение ромеев. В битве при речке Гнерис несколько когорт из вновь набранного легиона при перестроении смешали порядки, что привело к хаосу на поле боя, чем германец не преминул тут же воспользоваться. И хотя командующий легионом легат Тай Франджипани потерял всего лишь три когорты, ромеями было принято решение отступить. Провинция Нижняя Германия осталась за восставшими.

Добрые вести как на крыльях разлетелись по легионам восставших и вызвали всеобщее ликование, поэтому первое поражение грянуло как гром среди ясного неба. Принявший командование над всеми восточными силами Леонардо ди Медичи, которого в Риме почти официально называли Любимчик Цезаря, на голову разгромил Восточный легион.

Об этом человеке Руфус выслушал много историй, баек и «правдивых» рассказов. Большинство, в том числе и специалист по ромейской политике Пилус, высказывался о нем как о хитром и опытном дипломате, поправляясь при этом, что о военных успехах, как полководца, он ничего не знает. Теперь же оказалось, что Любимчик силен не только за столом переговоров. Произошло это так.

В конце весны, сразу же после своего назначения, новый легат заменил два элитных легиона: Первый и Второй Булгарские, стоявшие до этого на границе, на недавно набранные. Далее, быстрым и тайным, поэтому очень тяжелым маршем он провел свои легионы сквозь всю Восточную Империю. Бойцами, привыкшими сражаться в гористой местности, легко, прямо с марша, были сбиты немногочисленные заслоны на перевалах и войска вступили в захваченную рабами Пецию. Габит, ожидая встретить слабо обученных легионеров, принял этот вызов и встретился с войсками ромеев. Почти 15 тысяч опытных легионеров, два полных легиона с полноценными вспомогательными частями (которые могли быть по численности равны самому легиону) – консульская армия, сожрала и не заметила 10 тысяч плохо обученных рабов, разомлевших от долгой спокойной зимы.

Сам Габит был взят живым и после долгих пыток прилюдно, на виду у попавших в плен рабов, распят. После этого среди пленных рабов были казнены все мужчины возрастом старше 12 лет, среди женщин и детей проведена децимация. Трупы были развешаны вдоль главных дорог, надолго пропитав Пецию запахом мертвечины. Ромеи, испуганные небывалым до сего времени разгулом восставших рабов, увидели, что эту новоявленную гидру можно победить и заметно приободрились.

И так ставшая непростой ситуация усугубилась еще и тем, что в Восточном легионе, так получилось, оказались сосредоточены основные мощности восставших по производству осадных орудий, а также множество готовой продукции. Развести по войскам их так и не успели. Онагры, катапульты, тараны, щиты – все это попало в руки легионеров. А награбленное за все это время восставшими добро, в раз сделало даже рядовых бойцов Булгарских легионов весьма и весьма обеспеченными людьми.

Между тем давление со стороны ромеев продолжало нарастать и по «дипломатической линии». Похоже, звезда восстания близилась к своему закату. Знаковым моментом стало то, что свободно до этого момента ездящие по всей контролируемой восставшими территории ганзейские купцы внезапно исчезли. Их не грабили. Наоборот – они бесстрашно заезжали в лагеря бунтарей и скупали у них добычу: рабов и рабынь, в которых превратились выжившие граждане Империи, рухлядь, редкое и дорогое оружие, посуду, драгоценности и прочее. Взамен они поставляли восставшим вино, легкое оружие и доспехи, продовольствие и лошадей. Теперь же, после того как Цезарь договорился с Советом Купцов и этот канал был перекрыт, восставшие стали испытывать некоторые трудности.

В связи со всем произошедшим Руфус срочно созвал всех легатов на совет. Озвучены были две диаметрально противоположных точки зрения.

Первое предложение коротко высказал сам Руфус.

– Мы сделали все, что смогли. Нам надо уходить из Империи.

– Куда?

– К россам!

– Зачем? -

– Что мы там забыли, у этих дикарей? – возмутился Фритигерн.

– К еретикам? – удивился Пилус.

– Тихо! Я еще не закончил. Для начала, к россам. После можно будет разбежаться по своим странам. Германы и франки могут спокойно уйти на запад, степняки – на восток, и т. д. Самое главное, мы больше ничего не сможем делать.

– Но еще пограбить… – заикнулся было Ярий.

– Вы забыли, что мы поднимали восстание не для того, чтобы пограбить. Мы поднимали восстание для освобождения из неволи! Ради свободы и справедливости!

Совет, особенно члены Братства: Алларик и Пилус, задумался. Второе предложение высказал Фритигерн.

– Руфус говорит, что мы поднимали восстание ради свободы и я с ним… Полностью согласен. Он говорит – уходить по домам, где нас ждут наши жены и дети, где земля наших предков, и это я тоже полностью поддерживаю!

«Похоже, всю зиму ты занимался не только тренировкой легионов. Нанял ритора?» – подумал Руфус. Тем временем Фритигерн продолжал заливаться соловьем.

– Но подумайте, кем мы будем у себя дома? Нищими, безродными приблудами? Опять идти в рабство? Нет! Этого не будет! Не зря мы страдали, не зря мы терпели и не зря мы лили кровь свою! Я предлагаю перед тем, как уйти, собрать с ромеев должную цену за причиненные муки! Собрать все наши легионы в единую армию и идти на юг. Там, всего в паре десятков дней пути лежит сердце Империи! Рим!

Совет ошеломленно затих.

– Великий и Вечный город Рим! Это мечта любого военачальника. Это золотые россыпи в каждом доме! Это изысканнейшие вина, роскошная пища и самые нежные женщины – жены и дочери сенаторов. – Слова Фритигерна и видения неимоверной добычи гипнотизировали легатов. – Захватив и разграбив Рим, мы станем настолько богаты, что даже последний раб в нашем войске сможет на свою долю купить себе баронство, а мы с вами – герцогство.

– Это конечно хорошо, вот реализовать эти планы… Подумайте сами, вспомните, ради чего мы сегодня собрались! Гибит разбит и казнен! Легион потерян и множество наших братьев умервлещены! Развешаны как пугала на деревьях вдоль дорог! На западном фланге стоят побежденные, но не разбитые до конца ромеи Франджипани и скоро к ним подойдет помощь. С востока нам угрожает Леонардо ди Медичи и его легионы. Судя по тому, как легко он разбил наш легион… И не надо морщиться, Ярий. Я не думаю, что напади он на твой легион, результат бы принципиально отличался. Так вот, судя по всему, у него в армии настоящие звери. С юга, прикрывая путь на вожделенный Рим, стоит три легиона Ренцо ди Чери. И в его армии тоже далеко не новички. Если мы соберем все свои силы и ударим на Рим, то в спина нам ударят эти легионы…

– Но если мы будем уходить, то в тыл нам ударят легионы Ренцо ди Чери! – резонно возразил Фритигерн. – А на пути на восток лежит целая и невредимая восточная часть Империи, граница с охраняющими ее перевалы легионами, Булгария… Да и еще не ясно, как нас встретят россы!

– Да! Но у нас хотя бы не будет много врагов впереди! Сразу! Мы сможем бить их по очереди по дороге подбирать добычу. И еще. Положим, мы разобьем 3 легиона, для нас вместе это не проблема и дойдем до Рима. Как его брать? Ведь его стены высоки и крепки, а все наши осадные орудия захвачены!

– Можно построить новые. Прямо на месте!

– Ладно. Захватим Рим. Ограбим. А дальше что? Легионы его никуда не денутся. Нас прижмут к морю и истребят!

– За долю взятого в Риме золота ганзейцы отвезут нас куда угодно!

– На тот свет они нас отвезут, а не куда угодно! – начал выходить из себя Руфус. – Пока еще мы можем спокойно уйти! Хрен с ними, с росскими княжествами. Путь на север, в германские баронства через уже захваченные Аллариком Атикулы или через твою Нижнюю Германию открыт!

– Так, – Фритигерн не стал поддерживать разрастающуюся свару. – Давайте уже решать, иначе нас перебьют по одному! Голосуем. Кто за то, чтобы уходить к росам?

Вот тут то Руфус и проклял свое решение стать обычным легатом. Теперь все решения будут проводиться в жизнь простым голосованием, а не его приказом. «Жаль я не убил его тогда в лесу!» – посетовал про себя Руфус.

За предложение Руфуса проголосовали: он сам, Алларик, который доверял своему другу и полностью был с ним согласен, и Порошка, которому импонировало привести дмой такое количество бойцов и добычи. Трое.

– Так. Кто за то, чтобы идти на Рим? – продолжил председательствовать Фритигерн.

Теперь уже руки подняли Ярий, которому взор застлало видение гор золота, Скамкель, по той же причине, и, естественно, Фритигерн. Тоже трое.

Все повернулись и посмотрели на Пилуса. Пилус воздержался. Ему не хотелось брать Рим, он все же был ромеем, но и идея идти к росам ему не нравилось по той же, кстати, причине.

Ничья.

– Что будем делать? – спросил Руфус у Фритигерна.

– Когда люди на распутье, то следует спросить у тех, кто выше их. У Богов!

– Предлагаешь Божий Суд? Поединок?

– Можно, – ухмыльнулся Фритигерн. То, что ему не тягаться с приор-гладиатором понимали все. – Но есть путь еще проще и быстрее. Вот. – Германец достал из кошеля на поясе новенький и блестящий золотой аурей, на аверсе которого был изображен ныне здравствующий Цезарь, а на реверсе – Рим. – Коли выпадет мордой – то идем к россам. А коли выпадет Рим…

– Хорошо. Но кидать буду я.

Руфус взял из рук парня монету, мимоходом проверив, чтобы стороны были неодинаковыми, положил ее на большой палец правой руки, подкинул в воздух, а когда та, крутясь, почти упала на стол, резким ударом прижал ее ладонью к поверхности стола. Взгляды всех легатов прикипели к руке. Медленно Руфус сдвинул ладонь, открывая рисунок, и стиснул зубы.

Решка!

Фритигерн и его друзья довольно откинулись на спинки стульев. «Ничего, ща я тебе халяву-то испорчу.» – злорадно подумал Руфус.

– Боги ясно выразили свою волю. Но пренебрегать законами стратегии тоже не следует. Поэтому! Я приказываю Германскому и Франкскому легионам оставаться на месте и прикрывать дорогу на север. Когда мы пойдем обратно с добычей, она нам понадобиться. Остальные легионы, как и было предложено, соберутся вместе и идут брать Рим.

– ЧТО?!!! – вскочил Фритигерн.

– Не волнуйся. Оба легиона получат гм…, равную, долю в добыче. Все согласны? – переспросил легатов приор-гладиатор.

На этот раз единодушие по вполне понятным причинам было полным (за исключением Фритигерна, конечно, но его протест оставили без внимания). Разъяренный германец выскочил из-за стола и этим же вечером отбыл в свою провинцию. Чуть позже, распрощавшись со всеми, уехал немного расстроенный Алларик. За дополнительное время он успел выторговать для своего легиона очень неплохие условия, а именно: какими товарами будет выдана его легиону их часть добычи. Очень важный момент. Ведь можно получить свою добычу золотом и серебром, легким и удобным к перевозке и обмену, можно стадами и табунами, а можно, ну, к примеру – мебелью…

Прошел месяц. Все легионы, кроме оставшихся на севере, отчасти повинуюсь приказу, отчасти из-за усилившегося флангового давления ромеев собрались вместе. Всего таким образом восставшие при походе на Рим собрали 5 легионов: Руфуса, Первый и Второй Росский, Ромейский и Северный. Легионы не были равноценные по своему количественному и качественному составу, виду и выучке личного состава. Лучше всего был обучен легион Руфуса, но он насчитывал всего 2,5 тысячи человек – половина Имперского легиона обычного состава. Хуже всего были обучены Северный и Ромейский, как это не парадоксально, ведь Пилус был отменным командиром, легионы. Северный, 6,5 тысяч человек – из-за национальных особенностей: отрицания дисциплины и безудержной лихой храбрости, Ромейский – 7,5 тысяч, из-за того, что большинство его легионеров представляло собой самое отвратительное отребье, примкнувшее к восстанию гладиаторов. Оба росских были серединка на половинку, костяк хороший, а остальное… Приблизительно по 6 тысяч каждый.

Таким образом всего под командой Руфуса собралось войско количеством около 28 тысяч человек. Это не считая приблизительно вдвое большего числа женщин стариков и детей, которые не могли воевать, но бросить которых было бы немыслимо подло.

В связи с таким резким увеличением населения в лагере резко проявила себя проблема продовольствия. Ведь восставшие не сеяли и не пахали, не обрабатывали деревья, не пасли стада, а ели только то, что можно было реквизировать с ромейских ферм. Следовало как можно раньше разбить противника и взять Рим, хотя бы ради того, чтобы уменьшить количество ртов. Но путь на Рим на удачных позициях блокировали три полных легиона, а по слухам к ним вскоре должны были присоединиться еще два.

Как всегда, не было счастья, да несчастье помогло. Вдохновленный восточным примером и желая забрать себе всю славу (и добычу, конечно же) Ренцо ди Чери отказался ждать новых легионов, с которыми с востока должен был прибыть Леонардо ди Медичи. Легионы под командованием легата покинули великолепные оборонительные позиции, которые легионеры при помощи местных жителей укрепляли в течение нескольких месяцев, и выступили навстречу восставшим. В произошедшей спустя десять дней битве, неудачное внезапное нападение не удалось, обе стороны потеряли в среднем по два легиона. Трактовать это можно как поражение нападавших, так как после этого ромеи отступили за стены Рима, а у восставших остались еще войска.

За такое бездарное командование Ренцо ди Чери был разжалован, лишен всех наград, поместий и сослан в далекую провинцию простым крестьянином. Куда не доехал, по дороге удавленный агентами Ордена. И еще легко отделался. Леонардо ди Медичи этим решением Цезаря был очень недоволен. «Попади он в мои руку, я бы его распял собственноручно!»

Несмотря на неудачу, ромеям удалось отыграть время. Когда почти четыре легиона, пополненные свежеосвобожденными рабами, приступили к осаде Рима, оборонявшихся там было чуть ли не больше, чем штурмующих: два свежих, только что прибывших легиона, один из оставшихся после битвы и еще приблизительно 10–15 тысяч римского ополчения, причем не обязательно ромеев. Никто не желал своему дому судьбы того же, к примеру, Лупуариса.

Между тем Леонардо ди Медичи изменил свои планы. Получив донесения о составе рабского войска и количестве обороняющихся в Городе, он отказался прибыть в Рим. «Теперь мое присутствие там не обязательно». Вместо этого четыре его легиона, подошли еще два легиона с востока, насквозь прошли отбитую у рабов Пецию, по дороге вешая и распиная мелкие группки бунтовщиков, мародеров и бандитов, и вторглись в Атикулы. Вот тут неприятная неожиданность подстерегала уже самого Любимчика. Уверившись в мощи своих легионов он храбро бросился на штурм обороняющихся в столице провинции рабов.

Алларик, вспомнил летописи из прочитанных в детстве свитков, рассказанные Руфусом истории, до этого воспринимавшиеся как выдумка, и кое-что додумав своей головой и все это претворил в жизнь. Из него получился бы великий полководец, получи он соответствующее образование. Правильно оценив соотношение сил и выучку своего легиона и легионов Леонардо, Алларик понял, что в классическом сражении победы им не одержать. Не выдержать им и правильной осады города, в которых ромейские армии великие мастаки. Поэтому он сделал следующее.

Он не стал встречать ромейские легионы «в поле». Он не стал укреплять город. Снаружи не стал укреплять… Зато внутри легионерам пришлось брать штурмом каждую улицу, каждый дом!

В городе идет совсем другой бой, чем в чистом поле. На тесных улочках, где невозможно держать сомкнутый боевой строй, где стреляют из каждой щели, и не только в лицо: в спину, сбоку, сверху и даже снизу! В тот ужасный день, который растянулся на трое суток, выжившие ромеи в полной мере познали кошмар полководцев и простых солдат будущих войн – городской бой.

Слабости гладиаторов обернулись их силой. Тот огромный обоз, в котором находились женщины и дети, теперь обернулся дополнительными тысячами бойцов. Не требуется много сил и долгих утомительных тренировок для того, чтобы нажать на спуск арбалета, выпустить почти в упор пулю из пращи, или просто кинуть в затылок проклятым ромеям крупный камень. Это может сделать и женщина, и ребенок и старик. А так как все восставшие были в курсе, что стало со сдавшимися в плен бойцами, женщинами, стариками и детьми легиона Габита, пощады не давали и в плен сами не сдавались.

В ход шли самые подлые приемы. Раненых ромеев добивали, свои же не покидали своего места до тех пор, пока не падали замертво. Все равно лечить их было некому. Имеющие легионерскую форму в суматохе боя выдавали себя за своих и, подходя к ничего не подозревающим ромеем, учиняли резню. Сколько было убито потом ромеями ромеев в вызванной этими провокациями неловкой усобице трудно посчитать. Женщины из бывших рабынь радостно бежали навстречу своим мнимым избавителям для того, чтобы вонзить ближайшим легионерам в незащищенные части тела измазанный грязью нож – так погибло много центурионов и опционов. Притворяющиеся мертвыми старики с измазанными грязью и кровью лицами стреляли в спины проходящим мимо легионерам из припрятанных самострелов или кидались с колом на перевес на щиты и гладии. Дети, которым не досталось оружия, поливали легионеров с крыш светильным маслом и забрасывали горящими факелами. Остервенение достигло невиданного накала.

Видя, как ворота этого проклятого Единым города без следа пожирают одну когорту за другой, отрыгивая немногочисленных раненных, а также наслушавшись историй полуобезумевших легионеров, вернувшихся из города, Леонардо издал чудовищный приказ. «Убивать всех!»

С этим приказом следующие когорты отправились в ненасытный город, и так же как прошлые были проглочены. Легионерам приходилось двигаться медленно, коля мечами и копьями перед собой всех подряд. И живых, и мертвых. И богатея в ободранной тоге, и оборванца в засаленных тряпках. Женщин… Детей… Стариков… Всех. А с учетом того, что нельзя было с ходу отличить мирного гражданина от подлого раба… Многие выжившие в той бойне легионеры вернулись в лагерь совершенно седыми.

К утру четвертого дня приказ легата был выполнен. В Атикулах не осталось ни единого живого человека, не облаченного в форму легионера. Алларику удалось в последний момент спастись – его раненным и без сознания вывезла, нещадно нахлестывая коней, преданная лично ему десятка. Остальные все были убиты. Погибли и жители, и бунтари: смерть примирила их всех. Трупы лежали так густо, что кое-где прикрывали настил мостовой в три слоя. Леонардо ди Медичи, хоть и был не впечатлительным человеком, повидавшим многое, одна пристань Харингхейма чего стоит, и то не смог проехать по улицам дальше пары кварталов от ворот.

Город Атикула, столица богатой ремеслами и торговлей провинции больше не существовал.

Но самое ужасное для Леонардо еще только предстояло. На второй день он велел провести смотр своим войскам, как сделал это перед битвой. В его памяти еще остались картинки четырех аккуратных коробок величественных своей мощью легионов по десять когорт каждый. Вздымаются орлы над центуриями, отдают честь центурионы, дружный, внушающий ужас врагам Рима клич «Бар-р-ра!»… То, что он увидел теперь, надолго выбило его из колеи.

На поле построилось чуть больше двух тысяч человек. Раненых. Перевязанных. Ободранных. Возле большинства орлов стояло по 2–3 человека. Многие орлы теперь и вовсе не реяли над строем. Это означало, что центурия выбита подчистую, до последнего человека!

Две тысячи из почти двадцати. Армии, которая могла покорить любое государство, больше не существовало. Потеряна. Разбита! Осознав это Леонардо взвыл, схватился руками за голову и закричал в муке: «Проклятый Атикула! Верни мне мои легионы!»[125]125
  Оригинальная фраза принадлежит устам римского императора Августа.


[Закрыть]

Основная группа восставших геройским сопротивлением погибших была на время спасена.

Тем временем у стен Рима крылатая богиня победы реяла в воздухе среди Имперских орлов. Подойдя к границам города Руфус с ужасом увидел высоту и мощь наружных стен города. Высота их в некоторых местах достигала десяти метров, а общая длина составляла почти 20 километров! Десять хорошо укрепленных ворот и почти 125 башен! С моря город был укреплен ничуть не слабее. Бухту прикрывали 24 мощных форта на естественных и насыпных островах, а фарватер по всей своей длине был защищен различными хитрыми приспособлениями. Мощная противокорабельная артиллерия (огнестрельная и механическая) не позволяла приблизиться для обстрела города, а десант ничего не мог сделать против отвесных стен.

Конечно, сами по себе любые укрепления значат мало. Их сила в людях, а с этим проблем у ромеев не было. Запасов в городе было сделано достаточно, плюс ко всему блокада была не полной – флота-то у восставших не было. С каждым днем силы обороняющихся росли. В порту спешно разгружались транспорты с привезенными со всех сторон света легионерами. Стратегически, восставшие медленно проигрывали.

Положение на тактическом уровне было ничуть не лучше. Десять ворот требовали от командующего гладиаторами разделить свое войско на десять частей, чтобы не допустить прорыва из города и удара в тыл от войска ромеев. Тогда как командиры с орлами над головами могли под прикрытием стены выбирать себе в противники любой отряд и ударить с превосходством пятнадцать к одному. Но не сделали этого. Цезарь, не покинувший город, издал жесточайший приказ: «Не ввязываться в авантюры! Время работает на нас!»

Таким образом захват города был невероятен, штурм – невозможен, а оставаться под стенами – самоубийствененно. Однако одну попытку восставшие все же сделали. Но назвать это штурмом было сложно. На участке стены, где ее высота была минимальна, длинной в две башни Северный и оба Росских легиона, свой легион Руфус пожалел и запретил им участвовать в этой глупости, с помощью приставных лестниц попытались взобраться наверх, но были отбиты с огромными потерями.

Обусловленное жадностью решение идти на Рим было ошибочным.

И до этого испытывающий сложности с разношерстной массой восставших, теперь Руфус со всей ясностью прочувствовал свою никчемность на этом посту. Слишком большим объемом специфических навыков и знаний нужно обладать как для управления лагерем, и для командования крупными подразделениями в бою.

Медленно, но верно войско восставших стало разлагаться. Среди восставших медленно стали распространятся пораженческие настроения. Началось дезертирство. Откуда-то появились крикуны, которые на одном углу призывали «Возьмем Рим! Еще немного и ромеи дрогнут!», а на другом «Надо бежать или сдаться сейчас! Пока еще помилуют!». И бывшие рабы прислушивались к этим словам. Попытки контрразведки найти этих крикунов, так как не безосновательно подозревали в них ромейских засланцев, каждый раз оказывались безуспешными.

На совете каждый день гремели жаркие баталии. Руфус, шестым чувством ощущавший, как убегают последние отпущенные Богами для спасения мгновения, орал и надрывался, но мало кто его слушал. И хотя Порошка был «за», ослепленный жадностью Ярий был «против», Скамкель, которому некуда было возвращаться – «против», и Пилус – который не хотел идти к россам – тоже «против». И легионы оставались у стен Рима.

Масла в огонь добавило появление в лагере раненного Алларика, далекое от триумфального. В этот день войско потеряло около полутора тысяч человек. Тут, следует отметить, ромеи оплошали и сами помогли восставшим в пресечении дезертирства. Все беглецы были пойманы конными разъездами, которые уже давно кружили вдалеке от лагеря, и казены. Головы ромейские кавалеристы с хохотом подбрасывали прямо по ноги пешим патрулям.

Наконец, на состоявшемся в один из вечеров совете, произошло то, что давно уже должно было произойти. Восставшие раскололись на два лагеря, но не по национальному признаку, а по жадности. Осторожных и менее жадных возглавил Руфус. На следующий день он покинул войско восставших и отправился на север. С ним ушел его легион в полном составе и еще пять тысяч человек из других, а так же около тридцати тысяч женщин и детей вместе с частью обоза. Из командиров с ним ушел еще не оправившийся от ран Алларик, Порошка и, скрипя зубами, Ярий. (Последнего, по приказу отца, спеленали свои же дружинники, перебросили на круп коня и вывезли вслед за уходящими. А чтобы не орал и не сквернословил – рот завязали. Вот и оставалось Ярию только и делать, что зубами скрипеть.) Скамкель и Пилус остались.

Полмесяца спустя, когда караван дошел до разоренного в прошлом году Лупуариса, восставших настигли страшные новости.

Первую, ожидаемую, черную весть привез Пилус. Дав отойти половине восставших на достаточное расстояние, ромееи сняли осаду со столицы. Одновременно, через пять ворот, из города выло пять легионов, разбили рабов, не успевших соединиться в единую группу, на четыре части и вырезали всех под корень. Всех. Включая женщин и детей в обозе. Цезарь отдал приказ, что зараженных вирусом бешенства зверей следует изничтожить без жалости, чтобы они не заразили других.