Текст книги "Невозвращенцы (СИ)"

Автор книги: Михаил Черных

сообщить о нарушении

Текущая страница: 55 (всего у книги 75 страниц)

Бестиарий изменил тактику. Теперь пантера вжалась у его ног, видимо собираясь атаковать ноги росса, а сам гладиатор выставил вперед свое короткое копье. Поединщики замерли, стараясь поймать удачный момент. Для них не существовало ничего вокруг, только враг впереди, так что ни один из них не обращал внимание на крики и оскорбления… массы, по другому и не скажешь, с трибун. Только кошка-людоед часто-часто дышала и раздувала ноздри, чувствуя любимый запах свежей, сладкой человеческой крови, текущей из раны своего хозяина. Рассчитывать на то, что ополоумев от этого она броситься на бестиария, было бы слишком заманчиво и глупо, так что Игорь на это и не надеялся. Он мог и просто подождать. Время работает на него, только смотри и читай в глазах противника…

«Не сейчас… Не сейчас… Не сейчас… Да! Сейчас!»

Сознавая, что долгое выжидание, это его проигрыш, рудиарий решился на отчаянную атаку. Все решилось в одно мгновение. Быстро, как выпущенная из лука стрела, дротик рудиария пошел навстречу неприкрытой никакими доспехами груди росса, и одновременно с этим из под ног снизу вверх прыгнула пантера. Но все это было уже напрасно. Ясно прочитав в глазах бестиария момент начала атаки, одновременно со своими противниками начал двигаться и росс.

Раз! Правая нога идет вперед и вверх, нанося взвившейся в прыжке пантере удар в живот и отбрасывая ее влево.

Два! Левая рука с зажатым ножом прижимается к правому боку гладиатора, как бы сворачивая его в своеобразную пружину; правая рука, продолжая вслед за ногой движение плечом вперед, разворачивает тело Игоря боком таким образом, чтобы площадь тела, обращенная к врагу была как можно меньше и одновременно подправляет зажатым в руке мечом движение копья бестиария, дабы то наверняка прошло мимо.

На какой-то миг они замерли в этой позиции, и Игорь ясно прочитал в глазах своего противника осознание скорой смерти. Но даже захоти Руфус что-то изменить, он все равно не успел. Тело, напряженное перекрученным торсом, как распрямляющаяся пружина продолжила отработанную связку.

Три! Правая нога делает шаг назад, левая остается на месте. Тело разворачивается обратно в фас противнику. Руки, как чудовищные ножницы, делают синхронные, резкие движения. Правая, занесенная далеко влево для отбивания удара копья, идет на уровне шеи бестиария вправо, а левая, прижатая, к правому боку, на уровне живота – влево…

Рудиарий валится на песок. Из двух чудовищных ран на песок арены потоком текут целые водопады крови: шея разрублена до позвоночника, живот разрезан так, что позавидует любой японец-самоубийца.

«Кончено…» – успевает под приветственные выкрики толпы подумать Игорь, как дикая боль пронзает его левую руку. Выработанный в одиночных поединках навык в данной ситуации сильно подвел его. Убив противника, он совсем забыл про его четвероногого напарника, и сейчас расплачивался за это. Впившись пастью в руку пантера пыталась лапами достать до тела гладиатора, так что тому пришлось далеко отставить руку с повисшей на нем нешуточной массой и бить, колоть, рубить зажатым в правой руке мечом.

Наконец тварь издохла. Боль в раненной руке была адская. Вскоре Игорь смог разжать мечом зубы, высвободил руку и застонал, бросив на нее взгляд. Если ладонь и четыре пальца, начиная от большого, были просто в ужасном состоянии: поломанные тонкие лучевые кости, развороченное мясо и содранная кожа, то мизинца не было вообще! Так вот, матерясь и стеная, Руфус покинул арену и направился к местным эскулапам.

Вердикт был вполне ожидаемый. Пальца нет и не будет, а ладонь сложили и перевязали, поставив под сомнение ее дальнейшее свободное использование. Вот таким вот и нашел Руфуса посланник какого-то местного богатея. На фоне усталого, потного и раненного гладиатора молоденький раб в золоченом ошейнике смотрелся еще более слащаво, чем на самом деле, хотя и косметики, и духов на него было потрачено немало. Разговор с ним у Игоря оказался короткий.

– Раб Руфус? Следуй за мной. Тебя приглашают к себе мои хозяева. – И как легкий намек на неприятие отказа рядом подпирали дверной косяк двое чернокожих амбалов.

Глава 49

В богато убранной комнате находились шестеро людей, точнее, если судить по римскому праву, двое людей и четверо вещей, то есть рабов: уважаемый Спиций Масерус из сословия всадников, богатый плантатор, его жена Цецилия Спиции,[111]111
  Обычная практика поздней римской Империи, когда у жены к имени собственному прибавлялось имя мужа в родительном падеже. В данном случае по-русски это получается перевести как Цецилия Спиция, то есть, к примеру, Лена Петина.


[Закрыть] а также гладиатор Руфус, любимый хозяевами (судя по вольной позе у количеству косметики, любимый в прямом, биологическом, если можно так сказать, смысле этого слова) раб Наепур и двое мощных чернокожих рабов-охранников у дверей.

Оба Спиция произвели на Игоря максимально отвратительное впечатление. Когда-то красивая тонкой классической южной красотой пара сейчас выглядела омерзительно. Мешки под глазами, покрытая пятнами кожа, даже слой толстый слой местной штукатурки не спасал, масляный блеск в глазах и при этом тонкие, как ниточка губы, расплывшиеся черты лица, отвисший второй и третий подбородок, все это выдавало в семейной паре любителей чувственных удовольствий, или, говоря просто, без экивоков, половых извращенцев.

– Этот? – любопытно переспросил Спиций.

– Да.

– Ну и как тебе сей образец, Цецилия?

– Весьма и весьма неплох, муж мой.

Так получилось, что за все проведенные в Империи годы Игорь так и до конца не осознал своего рабского положения. На рабском помосте не стоял, покупатели долго перед его носом не торговались, лишним медяком оценивая его достоинства и недостатки, а муштра и строгость гладиаторской школы не намного отличалась от армейской муштры. Ну по сути не отличалась, а так, конечно, различия были серьезными. Но вот так откровенно, как товар, как какую-то скотину, его оценивали впервые. Еще не отошедший после боя от адреналинового всплеска, усугубленного раной и осознанием того, что он теперь калека, с приправой из уязвленной гордости (за последнее время Руфус стал весьма знаменитым гладиатором) Игорь медленно, но верно закипал, пока еще сдерживая себя в руках.

– Надеюсь, твоим ножнам[112]112
  Vagina (лат) – ножны.


[Закрыть] придется по вкусу его приап,[113]113
  Приап (лат. Priapus) – бог плодородия в античной мифологии. Также название название мужского полового органа.


[Закрыть] Цецилия, а эти крепкие ягодицы порадуют мой. Пары монет, думаю, будет достаточно, не так ли, раб? Вот и отлично! А сейчас – помойте, надушите и приготовьте его…

Спустя пару мгновений Игорь продрался сквозь образность выражений, понял, что ожидает в ближайшем будущем, и вся его сдержанность лопнула подобно перетянутой струне. В принципе гладиатор был совсем не против первой половины предложения Спиция, тем более после гормональной встряски боя сошла бы и его жена. Несмотря на определенный образ жизни, четко отпечатавшийся на ее лице, она все еще была «очень ничего». Но вот вторая часть… Разом вспыхнувший, в бешенстве Игорь наговорил хозяевам много непростительных даже для ровни слов.

– Осла найди на поле, пусть он покроет твою шлюху! Ему и суй свой приап!

Спиций опешил настолько, что в первый момент до него даже не дошел смысл оскорбления. Зато когда дошел…

– Взять его!

Охранники, как хорошо вышколенные собаки, бросились вперед, но даже раненый Руфус оставался приор-гладиатором, то есть отменным бойцом. Уворот от одной дубинки, перехват другой, подсечка, два быстрых и точных удара концом вырванной из рук негра палки одному охраннику в горло, другому в солнечное сплетение, и вот охранники распростерлись ниц. Разъяренный Спиций бросился с кинжалом вперед, но это еще проще. Дубинкой аккуратно заводится рука с ножом в сторону, перехват, переход, похожий на танцевальное па, и вот острое наточенное лезвие плотно прижато к горлу хозяина.

– Я не твой раб.

После этих слов Спиций внезапно успокоился. Совершенно. И короткой фразой, пышущей презрением от того, что к нему посмело прикоснуться низшее существо, разрешил сложившуюся патовой ситуацию.

– Ты не мой раб. Но это пока. Сейчас ты можешь спокойно уйти. Раб. Я не буду тебя преследовать. Я просто тебя куплю. И вот тогда, раб, надеюсь ты любишь боль. Впрочем, даже если нет, то ты ее полюбишь, ибо это будет единственное, что будет окружать тебя. А пока – уходи.

Игорь задумался. Может, для обычного раба из местных, когда тебя отпускают живым и невредимым, несмотря не на что следует бежать. Но он не был тупым животным, как думало большинство рабовладельцев про своих рабов. И когда тебе с абсолютно серьезным видом обещают такое, надо быть полным идиотом и не прирезать своего врага сразу же. Спиций понял его колебания и закончил.

– Если ты меня сейчас убьешь, то тебя разорвет на куски моя охрана. Поверь, у меня не все такие кретины, а моя жена выкупит всех твоих друзей, и родственников… У тебя же есть друзья и родственники? И запытает их насмерть!

– У тебя руки коротки, п…р, чтобы купить моих друзей! А родственников, тем более! – усмехнулся Руфус, немного остывший от ошибки и спокойного тона всадника. Быстрым движением гладиатор метнул нож в инкрустированный дорогими породами дерева столик около ноги Цецилии. Потом оттолкнул от себя Спиция, повернулся, перешагнул через стонавших рабов и выбежал из комнаты.

Как не парадоксально, но ему дали спокойно уйти. Обнаглев, Игорь даже прихватил около ворот первую попавшуюся под руку лошадь. Как он с недействующей рукой залез в седло – вопрос отдельный. К сожалению, иначе добраться до школы было невозможно, так как караван их гладиаторов, предупрежденных Наепуром о задержке Руфуса, не стал дожидаться его и уже ушел. А оставаться в городе и ждать, пока Спиций опомниться и решит отомстить, было бы верхом глупости.

Руфус ничуть не недооценивал сложность своего положения. Догнав по дороге гладиаторов из своей школы и проделав остаток пути вместе с остальными раненными на телеге, он всю дорогу мучился тяжелыми думами, что же теперь делать. Для начала, единственное, что решил для себя росс, что надо посоветоваться с друзьями. Те и в Братстве состоят выше, и реалии местные отлично знают, лучше чем он точно. А там уж и решать: бежать (кстати куда?) или подтереться угрозами ромея и оставить все как есть.

Как оказалось, беда никогда не приходит одна. Ни с кем из своих друзей он поговорить не смог. Алларик под каким-то благовидным предлогом уехал из школы с небольшим отрядом братьев-гладиаторов по заданию недавно приехавшего к ним консула Братства (командира всех братьев этой провинции). А Пилус…

– Что же ты так то, а? Как же? Ты мне так сейчас нужен! – это единственное, что можно было сказать лежащему в лазарете гладиатору-легионеру.

Как и Руфус, Пилус также в последних играх не обошелся без ран, только в отличие от первого, отделался не так легко. Противник, гладиатор-дикарь, попался ему на столько опасный, что пришлось идти на размен. Заведомо подставиться под не смертельный удар противника, чтобы в ответ нанести смертельный самому.

– Что с ним? – Игорь схватился здоровой рукой за рукав проходившего мимо молодого доктора, тоже из рабов.

– У него раздроблены пальцы и часть мелких костей на правой ноге, несколько серьезных ран на груди и большая кровопотеря. За ним нужно постоянное наблюдение, чтобы не ворочался и не сбивал повязки, ну и по мелочи, а свободных рабов нет. Экономит хозяин, на всем, где только можно, – недовольно под нос буркнул медик.

– Я послежу!

– Ты тоже нездоров…

– Тем лучше! Я значит буду и не здоровый приносить пользу. Так и скажешь Ганнику, если он спросит.

– Дело твое, – равнодушно ответил врач и ушел.

Три дня о нем никто не вспоминал, и Игорь просидел их в лазарете около лежанки своего друга. Поил его маковым отваром, местным легким обезболивающим, массировал не скрытые под повязками конечности, выносил за ним судно, кормил жидкой пищей, но к сожалению Пилус так в сознание пока не пришел, хотя врач ходом лечения был доволен. В свободное время Игорь ходил на свои перевязки, скрипя зубами на них, и после пил все тот же отвар. А на четвертый за ним пришли.

– Ты шутишь! Продать гладиатора-приора за 40 тысяч сестерций! Да надо мной станет потешаться последний подметальшик аренных коридоров! 40 тысяч за приора! Ха!

– Я еще раз повторяю свое предложение, – спокойно проговорил посредник, ибо негоже аристократу-всаднику самому ездить и покупать каких-то рабов. Даже если именно этот раб нанес страшные оскорбление тебе и твоим близким: отверг тебя, отверг твою жену, сравнил со скотом…

– Да он за один бой мне принесет больше!

– Теперь это уже далеко не факт. Во-первых – он не приор. Во-вторых, как вы знаете, его ранение весьма серьезно. Он не сможет еще минимум полтора месяца выйти на арену, и еще полгода после этого будет возвращать себе прежнюю форму. Это при условии, если это принципиально возможно. А вполне вероятен и такой вариант, что он так и останется одноруким калекой, гладиатором второго сорта. Тогда за него никто не предложит и десяти тысяч.

– Но если он поправиться, возьмет в руки оружие и будет выпущен на арену?… Если выйдет на арену против моих? Я буду разорен!

– Не стоит так волноваться. Мой наниматель не собирается его использовать по прямому назначению, то есть как гладиатора. А после того, как новый хозяин с ним закончит, вряд ли этот раб когда-нибудь еще выйдет на арену. Да и вообще, возможность ходить у него будет отсутствовать, вместе с ногами. И вместе с руками тоже…

– Хм…

– Последняя цена – 50 тысяч, и плюс мой хозяин обещает оказать вам небольшую услугу…

– Какую?

– Ходят слухи, что некоторое время назад некий сенатор, блистательный Пробус Гней Афрода, сделал одному человеку предложение, от которого невозможно было отказаться. Но тот все же отказался. В процессе отказа гладиатор, поразительно похожий по описанию именно на этого, кстати, поранил сенаторского любимчика, знаменитого Ахмет-Сагиту. Конечно, позже сенатор Пробус, который живет поразительно недалеко от нас, нашел другого кандидата, который не был столь же избалован такими шикарными предложениями, как этот некий молодой ланиста. Но отказа не забыл, ибо важен не столько тот мелкий эпизод, а потеря лица. Как вы думаете, если мой хозяин сообщит, что этот молодой ланиста раскаялся в своем поступке, и в качестве доказательства своего искреннего раскаяния, продал гладиатора, разозлившего блистательного, на смертельные пытки, чего не сделает сенатор? Или наоборот, что сделает сенатор, если ему напомнить о том неприятном случае? И напомнить не раз? И разным людям?

Ганник надолго задумался. Шантаж был прямой и ничем не прикрытый. Перевод с дипломатического языка посредника звучал так: «отдай гладиатора, или проблемы тебе создавать будем не мы, а специально раздразненный Пробус». С другой стороны, от этого Руфуса в последнее время проблем стало как бы не меньше, чем дохода: то друзей с ним у Кая выкупи, то поранится… Почему бы в таком случае его не продать, тем более, что судьба ланисты теперь не зависит от успехов именно этого раба. А если он еще хоть как-то, пусть и опосредованно, сможет посодействовать решению проблемы с толстяком, то это только дополнительный плюс. Тогда накопленные деньги можно пустить в оборот, закупить для школы многое, раньше недоступное из-за хронической экономии, и выйти на более высокий уровень.

– Я думаю, что за 55 тысяч сестерций блистательный Пробус сможет узнать приятную для него весть!

– Вот и хорошо, что мы договорились на 52…

– 53!

– …53 тысячах сестерций. Если позволите, то я заберу раба сегодня же, а вы пока подготовите купчию.

– Конечно! Это не займет много времени. А пока, может вина? У меня есть купаж очень неплохого года с виноградников всадника Диктуса.

– Не откажусь. Только отдам приказ своим людям забрать покупку.

– Вот и отлично…

Спиций оказался совсем не дураком, поэтому в «группу захвата», отправленную за Руфусом, вошли только специалисты в своем деле. Матерые охотники за рабами, привыкшие брать живьем даже самых сильных и ловких воинов, знали свою работу на отлично. Пока Ганник с посредником обмывали удачную сделку, охотники выполняли свое задание.

Чтобы не получилось накладки, посланный Ганником с охотниками раб указал на Руфуса. Внимательно и незаметно осмотрев объект, группа выработала план и притворила его в жизнь. Надежды на то, что гладиатор сдастся и пойдет с работорговцами добром, не было никакой, поэтому решено было брать силой. Работорговцы работали тактически верно. Фальшивым приказом Руфуса выманили из лазарета (где он чисто теоретически мог забаррикадироваться и не дать реализовать численное преимущество группы, или вообще нанести себе раны несовместимые с жизнью), подловили в проходе между двумя бараками и быстро спеленали сетями.

Шансов против команды у безоружного, раненного гладиатора не было никаких. Вскоре в сопровождении посредника и десятки охотников, одетых в однотипную одежду, что было своего рода шиком, плотно, но аккуратно связанный по рукам и ногам Руфус отбыл на телеге к своему новому хозяину.

У Игоря оказалось достаточно времени подумать. Даже с избытком. С каждым часом, с каждой минутой приближался момент свидания с пышущим мстительной яростью Спицием, поэтому спасаться надо было как можно раньше. Но как? Кричать на помощь, никто не поможет – дело совершенно обыденное, беглого или провинившегося раба везут хозяину. Бежать? Но охотники были настоящими профи. Крепость пут на руках и ногах проверяли каждый час. Утром, в обед и вечером, то есть на каждой остановке для приема пищи или ночевки, его подвергали тщательному обыску, и это не говоря о том, что он находился под постоянным наблюдением минимум двоих охранников, а когда его перевязывали – то четверых. Так что бежать самому не было никакой возможности.

Но судьба видимо хранила Игоря для чего-то серьезного, или у местных Норн и Парок не была запланирована гибель Руфуса в застенках оскорбленного всадника, так что они послали пленному гладиатору шанс на спасение. Правда шанс этот был очень и очень поганый с этической точки зрения.

На встречу сидящему в телеге землянину скакал его друг Алларик во главе отряда из пятнадцати гладиаторов. Выполнив задание консула он возвращался в школу, и богиня удачи послала ему встречу со своим спасителем.

Видеть своего друга в таком состоянии было для Алларика мукой, но по его глазам и короткой гримасе, Игорь понял, что спасать его и рисковать тем самым отрядом Братства германец не будет. И тогда Игорь сделал то, за что ему было стыдно всю оставшуюся жизнь. Страх смерти подсказал ему путь к спасению. Но путь очень подлый.

– Они знают! Это Орден! Они знают о приезде консула!

– Какой орден? Какой консул? Что орет этот раб? – очнулся от задумчивости посредник. – Заткните ему пасть, чтобы не кричал.

Но бросившие исполнять приказ посредника охотники за рабами только сыграли на руку Игорю. Слова дошли до своего адресата, и теперь у командовавшего отрядом гладиаторов Алларика было подтверждение и не было выхода. Одинаковая одежда охотников была принята германцем за униформу гончих Ордена, а значит Руфуса следовало непременно спасти, хотя бы для того, чтобы все узнать. Или убить. Легкий кивок и пара слов на пальцах, и гладиаторы незаметно достали спрятанные в вещах длинные ножи. Подъезжая к телеге они разделились пополам, чтобы объехать ее слева и справа. Командир охотников звериным чутьем почуял опасность, но сделать уже ничего не успел. Да и не смог бы. Как их специализацией была командная ловля, так специализацией гладиаторов были поединки один на один. Проезжая мимо отряда работорговцев гладиаторы по вытянутой вверх руке Алларика одновременно начали атаку. И очень быстро ее закончили. Имея перевес в численности почти в полтора раза и эффект неожиданности, бой завершился так толком и не начавшись. Посредник и все охранники были мгновенно убиты, их тела обысканы и кое-как спрятаны в ближайших кустах, а среди гладиаторов не оказалась даже раненных. Алларик лично развязал путы на руках и ногах Руфуса и гладиаторской азбукой спросил:

– Что ты там про консула говорил?

Такое невиданно в Братстве преступление всколыхнуло всех гладиаторов. Обычно, взятый в плен брат должен был умереть раньше, чем попадет в допросный подвал к палачу, а тут он не только не покончил с жизнью, а решил подло спасти ее, подставив под удар других. Судить такое преступление вызвался сам Консул.

Судилище началось поздно вечером, в поганом дворе школы, где находились выгребные ямы. Такой толстый намек показывал Руфусу, какой конец ожидает предателей Братства. Усугублялось дело тем, что в отношении росса во мнениях присутствовало полное единодушие. И простые гладиаторы, и братья более высоких рангов, и единственный из троих присутствующий на суде поручитель, и Алларик, который после короткого разговора на дороге и принятого решения отвезти Руфуса в школу Консулу не то что не передал своему другу не единого слова, даже взглядом не в его сторону не повел, все были в крайнем возмущении этим проступком. Даже сам Игорь был на стороне своих обвинителей.

– …Мы должны каленым железом выжечь измену. Сегодня брат решит не пойти на смерть, завтра – громким шепотом разливался в проповеди Консул, стоя на приготовленных к строительству бревнах, как на трибуне.

Игорю было стыдно. Очень. Ради своих шкурных интересов он предал Братство, предал своих друзей. А давно ли это было, как он остался в заслоне, прикрывая отход своих товарищей и двух спасенных/взятых в плен девушек? Как мог он так низко пасть? Позор придавливал его земле, и как его бросили на землю перед судом, так он и остался стоять на коленях, даже стыдясь поднять голову.

– Каков будет ваш приговор, Братья?

– Смерть! Смерть!

– Погодите, – вступился за преступника поручитель. – Может следует дать ему возможность оправдаться? Или просто пусть скажет хоть что-то в свою защиту.

– Хорошо. Младший брат Руфус. Тебе есть что сказать в свою защиту? Говори!

Игорь молчал. И думал. В последние мгновения, после зажигательной речи Консула, прирожденного лидера, его мысли немного поменяли свое направление. «А что такого дало мне братство, что я должен за него умирать? Оно спасло меня от смерти? Нет. Оно дало мне свободу? Нет. Оно одарило меня какое-нибудь особенное мастерство? Тоже нет. Наоборот, за обучение мастерству меня все так же оставили младшим. За Крупные взносы – ничего, да и много чего я сделал для Братства. А оно не сделало для меня ничего! Но тогда, – послышался другой внутренний голос, – зачем ты пошел туда? Ты мог отказаться. Но не отказался. Ты согласился с правилами игры, ты принял на себя обязательства, но не выполнил их. Они правы…»

Пока два голоса, имя одному из которых был честь и совесть, боролись в помыслах Игоря, Консул, видя что предатель полностью раздавлен, решил его добить.

– Ему нечего сказать! Он полностью признает свою вину и должен, как последняя падаль быть утоплен в гниющих испражнениях. – И, видя что все с ним согласны, поставил финальную точку в проповеди. Не скажи он это, и Игорь принял бы вынесенный приговор с полным согласием, но финальные слова Консула «…Я всегда говорил и буду говорить, что россы, самый мерзкий народ на земле по небом Единого. Сосредоточие всех пороков и квинтэссенция всех недостатков», заставили Игоря в гневе поднять голову. Буквально. А подняв ее он понял, что Боги даруют ему еще один шанс.

Он узнал Консула сразу же. По механике движений, по росту, по жестам, чуть позже – по лицу. Именно за этим человеком Руфус следил по ошибке тогда в Лариссе. Именно этот человек как к себе домой заходил в занимаемое Орденом здание. Получается именно этот человек был предателем и шпионом.

– С каких это пор ромейские собаки, шпионящие Ордену, что-то плохое могут сказать про россов?

– Что?

– Да. Именно ты шпион и предатель. Я узнал тебя. Ты был в доме Ордена в Лариссе!

– Да как ты посмел?! Он просто хочет спасти свою жалкую жизнь! Заткните ему его гнилую пасть! Смерть ему! – послышались со всех сторон гневные крики гладиаторов.

– Тихо, братья! – шепотом прокричал Консул. – Тихо. Его судьба решена, но мне нечего бояться. Пусть говорит. Дабы исключить даже тень недоверия, я опровергну все его обвинения. Говори.

– Я следил по задания братства за возможным предателем, и перепутал людей…

– И разве это не доказательство того, что тупые животные, не могущие отличить одного человека от другого? Мерзкие, смердящие, живущие в своих лесах и спящих вповалку в грязных избах? – тихий хохот гладиаторов, среди которых по такому стечению обстоятельств не было других росов, стал ожидаемым Консулом ответом.

– …Я проследил за ним, – скрипнув зубами продолжил Игорь, – до местного филиала Ордена.

– И я вошел туда?

– Да. Он вошел туда.

– И как? Перелетев через стену? Или вырыв подкоп?

– Нет. Ты снял с шеи амулет, показал его охраннику и тебя впустили в дверь.

– Ты этот амулет имеешь в виду? – Консул сдернул с шеи толстый медный кружок, с крупную монету диаметром, и показал всем. – Это амулет Тора, моего покровителя. Когда я был рожден в своих благословенных северных фиордах, мой отец, да будет он счастлив любовью среброволосых валькирий, надел мне го на шею. Такой есть у многих рабов-северян, ибо Тор – почитаемый нами Бог! Не так ли?

– Так! Так! – послышалось со стороны северян.

– Хочешь посмотреть его? Возьми, – консул сошел с помоста и передал свой амулет Руфусу.

– Вот видишь, ты совсем изоврался, раб! А раз так, раз я разрешил все ваши сомнения братья, пришло время казни.

В сердцах Игорь выматерился и бросил амулет в Консула. Тот со смешком увернулся и подал знак своим охранникам. Амулет же с тихим звоном упал на землю.

Секрет создания механики двойных медальонов хранился Орденом Единого многие века. Людей, знавших даже не устройство, а как пользоваться знаком, в живых было строго по количеству амулетов, а уж умеющих их создавать не больше десятка. Прислуживали им немые рабы, которых в конце концов умерщвляли прямо на заднем дворе мастерской, чтобы даже тень тайны не вышла в мир. Этот амулет верой и правдой служил многим поколениям агентов Ордена, но даже камни со временем превращаются в песок. Сточенные от долгого использования петельки и запорный механизм не выдержал такого надругательства. Потайная крышка, расположенная на реверсе фальшивого амулета Тора, отлетела от удара о камень, открыв всем желающим свое тщательно скрываемое содержимое.

Вписанный в треугольник глаз. Зрак Единого! Эмблема Ордена Единого, ночной кошмар врагов Веры, Цезаря и Рима. А судя по тому, что изображение было выложено из мельчайших драгоценных и полудрагоценных камней, а Око было из настоящего рубина, обладатель амулета был агентом высокого ранга.

Все гладиаторы в шоке замолчали. Третий поручитель Руфуса медленно опустился на корточки, поднял с земли амулет, неверяще посмотрел на реверс амулета, после чего поднял голову и в упор посмотрел на предводителя.

– Консул. Что это? – после чего поручитель встал, подошел и потряс амулетом перед носом у предводителя гладиаторов.

В принципе, у того оставались еще отличные шансы оправдаться. Гораздо большие, чем, к примеру, у Руфуса. Но консул неожиданно выбрал другой путь. С тусклым бликом от свечей тихо шелестнула полоса металла и третий поручитель росса, которому так нравились шутки на религиозные темы, медленно завалился на спину с ножом в глазнице.

– Бей! – придя в себя закричала оторопевшая толпа. Охранники консула, вооруженные поясными мечами и мастерски ими владеющие, успели убить и тяжело ранить около десятка безоружных гладиаторов, прежде чем их банально завалили телами и забили насмерть. Отбивавшийся вторым метательным ножом консул был озверевшими гладиаторами разорван на куски.

– Тихо! – прокричал вставший с колен Игорь. – Тише! А то появятся охранники.

– Сам молчи! Мы еще не закончили тебя судить, предатель! – прокричал кто-то.

Разгоряченная смертями и убийствами толпа медленно развернулась в сторону Руфуса. Оправдываться пришлось очень спокойно, но быстро, чтобы через пару мгновений к валяющимся на земле кускам агента ордена не присоединились куски землянина.

– За что вы меня судите?

– Как за что? Ты обманом…

– Каким обманом?

– Как каким? Ты же сказал, что Орден знает про консула!

– А разве это не так? – весело и громко переспросил Игорь.

Толпа замолкла. Руфус был прав. Орден действительно знал про консула, ведь он был их агентом.

– Но ты не знал…

– Я не знал точно. Но подозревал, – немного неправды сейчас не повредит. Не говорить же им, что он действительно спасал свою шкуру, и только благодаря счастливому стечению обстоятельств разоблачил агента Ордена. – Но вы не о том думаете.

– А о чем?

– Во-первых развяжите меня.

– Развяжите, – приказал один из старших братьев.

Размяв затекшие ноги Игорь подошел к возвышению и начал говорить.

– Мы в полной жопе, братья. Убив агента ордена, мы подписали себе один смертный приговор. Второй мы подписали себе, увидев что на самом деле представляют из себя амулеты.

– И что ты предлагаешь? – послышались возгласы из толпы.

– Мы должны восстать сейчас!

– Невозможно!

– Еще не время!

– Не готово оружие!

– Рабы еще помнят наказания за прошлое восстание! Они боятся!

– Планировали же через десять лет!

Последняя реплика как громом поразила Игоря. Последний кусочек мозаики встал на свое место и перед его мысленным взором возникла невероятная картина. Он не поверил. Но все сходилось.

– Не может быть, – в ошеломлении Игорь сел на бревна. – Не может быть… Столько лет… – шептал он, после чего дико засмеялся.

Ржал Руфус долго. Толпа гладиаторов успела удивленно замолчать и снова начать волноваться, а Игорь все смеялся. Раскаты хохота эхом отражались от стен школы, будили гладиаторов и надсмотрщиков, пока Алларик не наклонился к катающемуся по земле другу и не отвесил тому пару крепких затрещин.

– Все, хватит. Хватит. – отбивался Руфус. После чего поднялся, отряхнул одежду и опять залез на бревна. – Думаете я сошел с ума? Ща вы тоже сойдете. Можете мне не верить, но все один к одному. Глядите. Все восстания рабов, подчеркиваю, все восстания, одинаковы. Раз в двадцать лет. Начинаются гладиаторами, потом к ним со всех концов Империи примыкает толпа беглых рабов и черни. Месяцы, полгода, год эта банда грабит провинцию, после чего восставших разбивают и развешивают как фрукты на деревья. Так?

– Да. Все так. И что тут такого?

– Неужели вы не видите? Все, все, все. Все! Все!!! Восстания спланированы самими властями!!!

Толпа молчала. Толпа переваривала невероятную мысль.

– Это бред!

– Ты сошел с ума!

– Не может быть!

– За чем им это надо?

– Не может быть? – Руфус почти кричал. – Кретины! Идиоты! Не верят они! Да подумайте наконец! Почему восстания длятся так долго?

– Ну войск нет.

– Рабов много восстает.

– Вы что, смеетесь. Спросите у Пилуса, когда он придет в себя, за какой срок по отличным именно на такой случай дорогам пеший легион пройдет всю Империю с запада на восток? Пять-семь десятков дней! Всю империю! С осадными машинами и полевыми туалетами. А если марш скорый? А если легион конный?