Текст книги "Дорога Токайдо"

Автор книги: Лючия Робсон Сен-Клер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 45 страниц)

ГЛАВА 14
Путь смерти

Кошечке показалось, что ее сложили как веер, когда засунули в крошечный каго, а потом стали старательно трясти. Она обвязала рот и нос головной повязкой, чтобы укрыться от пыли, и подумала, что Гадюка и Холодный Рис с веселыми шутками донесли бы ее и до самого Киото, если бы она могла выдержать такой путь.

Но она знала еще и другое: если носильщиков поймают на какой-нибудь правительственной заставе вместе с беглянкой, их обезглавят, а головы выставят на рыночной площади, словно две дыни. Кроме того, без сменщиков эти здоровяки при всей своей силе в конце концов утомятся. И потом, проезд до Киото стоит немало, а денег у Кошечки почти нет.

Воспитатели с детства внушали Кошечке, что человек ее ранга обязан быть доброжелательным и справедливым, общаясь с представителями низших сословий. Она совсем не хотела навлечь беду на головы своих добровольных помощников и поэтому радовалась, что ее донесут только до реки Тама, протекающей сразу за Кавасаки.

Гадюка и Холодный Рис пробежали мимо группы паломников и обогнали караван тяжело ступавших вьючных пони. Каждый раз, когда им навстречу попадалась пара носильщиков с кого на плечах, оба приятеля кланялись им и кричали самые непочтительные приветствия. Пробегая мимо крестьянки, собиравшей в ведро лошадиный навоз, Гадюка хлопнул себя по заду и предложил принять и его вклад. Две бритоголовые монахини сунулись было к носильщикам с духовной беседой в обмен на пожертвования для своего храма. Те ответили «недощипанным курицам» целым градом непристойностей и только тогда поспешили дальше. Потом носильщики каго обогнали торговца, дремавшего на спине наемной лошади, и наконец выскочили на свободную от путников финишную прямую.

За рисовыми полями Кошечка разглядела смутные силуэты той кучки полуразвалившихся зданий, которая гордо именовалась заставой Кавасаки. Она крикнула – довольно громко, чтобы перекричать пение Гадюки и ритмичный звон колец своего посоха:

– Здесь мы расходимся!

– До речки еще пол-ри, монах! – пророкотал Гадюка.

– Я причинил вам уже достаточно хлопот. Пожалуйста, донесите меня вон до того леска. Там я выйду и больше не буду докучать вам.

Гадюка и Холодный Рис свернули на узкую тропинку, которая шла через сосновую рощу и густой частокол бамбуковых побегов высотой в человеческий рост. Тропа упиралась в огромную сосну, не туго обвязанную толстой плетеной веревкой из рисовой соломы. Эта веревка и сложенные по диагонали длинные полоски бумаги, свисавшие с нее, означали, что дерево считается священным. Над корнями сосны молния выжгла дупло продолговатой формы с волнистыми краями. Стихии превратили складки наростов вокруг дупла в подобие женских «тайных ворот».

Перед деревом стояли сотни маленьких красных ворот-торий[17]17
  Тории (яп. букв. «птичий насест») – ритуальные врата, устанавливаемые перед святилищами японской религии синто. Традиционно представляют собой выкрашенные в красный цвет ворота без створок, из двух столбов, соединенных поверху двумя перекладинами.


[Закрыть]. Аромат курений исходил от благовонных палочек, воткнутых в мокрый песок. К ветвям соседних кустов были привязаны бумажки с молитвами женщин, просивших о любви, даровании детей или защите от венерических болезней.

Когда корзина оказалась на земле, Кошечка вылезла из нее и покрутила головой, разминая затекшую шею.

– Спасибо за помощь, друзья. Да благословит вас Будда, – и она поклонилась носильщикам. Мужчины вежливо поклонились ей в ответ.

Но Гадюка не спешил отвязать вещи комусо. Вместо этого он бросился на лесную суглинистую землю и прижался к ней лбом. Холодный Рис сделал то же самое. Он ничего не мог понять в странном поведении товарища, но ему было любопытно узнать, что будет дальше.

– Отвяжи мои вещи! – приказала Кошечка. Если Гадюка и понял, кто она, неважно. Худшее, что он сможет сделать, – это донести на нее, чтобы получить награду от князя Киры. Но Кошечка все равно собиралась схватиться со слугами своего врага.

Вместо того чтобы подчиниться, Гадюка потряс в воздухе тяжелой дубовой палкой.

– Считайте меня недостойным преемником Бэнкэя, славнейший генерал! Как и ему, дайте мне обломок скалы, и я останусь с вами!

– Преемником Бэнкэя? – Кошечка потрясенно смотрела на носильщика. Да, несомненно, Бэнкэя. «Значит, этот дурак считает, что я дух Минамото Ёсицунэ»[18]18
  Минамотоно Ёсицунэ (1159–1189) – японский полководец из клана Минамото, живший между концом периода Хэйан и началом периода Камакура. Вошел в историю как идеал самурая. Его последние годы, наполненные бедствиями и лишениями из-за политических интриг, совершавшихся за его спиной, равно как и трагический конец, превратили его в легенду, прошедшую сквозь века. Он совершил ритуальное самоубийство сэппуку, в то время пока Бэнкэй, держащий в руках нагинату, сдерживал врагов. Постановки с участием Ёсицунэ и его сподвижника Бэнкэя являются обязательной частью репертуара театра кабуки.


[Закрыть], – подумала она.

– Вы молоды, красивы, переодеты монахом. Я сразу догадался, кто вы!

Гадюка, видимо, совершенно не хотел брать в расчет то обстоятельство, что прошло уже пять сотен лет с тех пор, как Ёсицуне был вынужден совершить сэппуку, уходя из-под руки своего безжалостного брата, чьи люди гнались за ним. Мало того, этот татуированный мужлан воображал себя верным спутником молодого героя – дерзким и задиристым монахом-великаном Бэнкэем.

«Болван! Надо бы сунуть тебя в самое пекло, чтобы отучить от привычки лезть в дела благородных людей!» – подумала Кошечка.

А почему бы и нет? Мужики для того и существуют, чтобы знатные люди распоряжались их судьбами. Удел крестьянина – верно служить феодалу и умирать в надежде на лучшую долю в будущей жизни.

Но тут Кошечка вспомнила хрупкую жену Гадюки и ясную улыбку, с которой та махала рукой вслед удалявшимся носилкам. Наставления отца о том, как надо обращаться со слугами, снова пришли ей на ум.

– Дальше я пойду один, – сказала Кошечка твердо. – Ты уже заплатил мне за все услуги, которые я нашел нужным оказать тебе. Тебе незачем впутываться в мои дела. Я еще раз прошу тебя – отвяжи мои вещи.

– Дураки как ножницы: годятся для дела, если знаешь, как ими пользоваться.

– Мне не нужны ни дураки, ни ножницы.

Кошечка старалась быть терпеливой, но она не привыкла, чтобы простые люди ей возражали.

Она холодно смотрела, как Гадюка возится с ее кладью, но тут носильщик, словно нечаянно, перевернул дорожный сундучок. Крышка короба откинулась, и на песок вывалились завернутое в тряпку лезвие нагинаты, банка с едой, которую собрала Окё, запасные сандалии, порошок от блох, сушеная скумбрия и бумажный дождевой плащ.

– Простите, князь, неуклюжего недоумка, – с этими словами Гадюка взялся за один конец тряпицы. Длинное лезвие влажно блеснуло у его ног. Гадюка наклонился, чтобы поднять меч, но Кошечка опередила неповоротливого атлета. Приставив изогнутый конец лезвия к горлу носильщика, она шаг за шагом оттесняла его назад, пока он не прижался спиной к сосне. Струи дыма от благовонных палочек обвивали лодыжки спорщиков, напоминая изящных домашних кошек, трущихся у ног хозяев.

– Не играй со смертью, мужик! – прошипела Кошечка. – Ты злоупотребляешь моей добротой. Я дарю тебе жизнь только ради твоей несчастной жены, дурак! – По-прежнему разъяренная, она немного отклонила лезвие. – А теперь убирайся с моих глаз, наглец!

– Князь…

– Убирайся прочь!

Гадюка гибким скользящим шагом пробежал мимо Кошечки и бросился на землю возле своего каго. Если носилки и могли служить защитой, то очень хрупкой, но Холодный Рис уже лежал под ними, решив, что дух непременно отрубит голову его товарищу. Сам он распластался на земле, как большая неуклюжая лягушка.

– Князь, сложить мои жесткие губы для почтительных слов так же невозможно, как расправить занавеску в ветреную погоду, – заговорил Гадюка. – Если вы отказываете мне в чести сражаться за ваше дело, окажите мне другую честь – избавьте меня от мучений жизненного пути!

И, по-прежнему лежа ничком на земле, Гадюка вытянул шею, подставляя ее под клинок Кошечки. Носильщики замерли, ожидая смертоносного свиста стали. Молодой священник был разъярен и, как самурай, имел право зарубить обоих безродных крестьян на месте.

Кошечка невольно вздохнула: наглость и прилипчивость этого идиота раздражали ее.

– Ладно, я заключу с вами сделку, – сказала она голосом, в котором еще звенела неостывшая злость.

Гадюка стоял на коленях, по-прежнему вытянув шею.

– Это дело связано с риском.

– Я буду счастлив пойти на любой риск, служа вам, князь.

– Вам придется рискнуть только вашим потрепанным каго.

Кошечка протянула Гадюке мешочек с серебряными монетами и связками медяков – плату за изгнание злого духа. Когда носильщик отрицательно мотнул головой, она высыпала деньги на циновку, лежавшую на дне корзины.

– Я не могу принять от вас деньги, князь.

– Это цена вашего каго: вы бросите его у парома.

Кошечка сдернула железный колпачок с верхнего конца посоха, отвинтила пробку, вытряхнула из открывшейся полости древко нагинаты и вставила широкий конец клинка в предназначенную для него прорезь. Потом она отыскала в сундучке тонкую веревку и стала обматывать ею собранное оружие.

– Я тоже не могу оставить себе эти деньги: мой долг перед вами слишком велик.

Гадюка ошеломленно смотрел на кучку денег.

Кошечка закончила свою работу и холодно взглянула на носильщика. Ее ноздри вздрогнули от нового приступа бешенства.

– Если ты не возьмешь деньги, наглая дрянь, я своим проклятием лишу тебя мужской силы!

Гадюка открыл рот, потом закрыл его. Осторожно, косясь на грозного священника, он подобрался к своему каго и собрал монеты с циновки.

Кошечка таким образом осталась совсем без денег, но об этом она думала меньше всего. Мусаси учил, что Путь воина – путь смерти, и Кошечка знала: чтобы хорошо сражаться, ей нужно нечто большее, чем простая готовность умереть, – жизнь и смерть должны стать ей безразличны. Наставник Кошечки Оёси однажды сказал ей: «Убить человека трудно лишь тогда, когда хочешь сам остаться в живых».

Когда Холодный Рис и Гадюка, получив от Кошечки необходимые указания, наконец убрались со своими носилками в сторону Кавасаки, молодая женщина села, скрестив ноги, под священной сосной и стала глубоко дышать, впитывая ки – жизненную силу пространства, и наполняя этой силой свое тело, как пустой сосуд. При выдохе она чувствовала, как вдавливается ее диафрагма, перегоняя энергию в живот – вместилище духа.

Туда же, в низ живота, провалились ее мысли и затихли. Кошечка воспринимала окружающий мир, но ничто в нем уже не затрагивало ее. Ей казалось, что она стала легкой, как перышко, и парит в воздухе на струйке собственного дыхания.

ГЛАВА 15
Рыбы на веревке

Селение Кавасаки находилось в таком месте, где путники редко задерживались на ночь. Обычно они оставляли здесь только пыль, принесенную из дальних провинций, и экскременты в отхожих местах, которые крестьяне специально оставляли вдоль дороги.

Одноногий нищий сидел на потертой квадратной циновке недалеко от парома. Через дорогу от него располагалась чайная лавка открытого типа. Нищий бил деревянным молотком по заменявшей колокол металлической пластине, извлекая из нее равномерный оглушительный грохот. С тех пор как Гадюка и Холодный Рис пришли сюда, этот человек, не переставая, читал нараспев сутры.

– Мне так стыдно подавать вам этот плохой чай, – извинилась хозяйка лавки, подходя к приятелям с подносом, который она несла высоко над головой, чтобы не осквернить напиток своим дыханием. Она поставила свою ношу рядом с носильщиками и пояснила: – Урожай в этом году пострадал от тайфуна.

– Что вы, вашему чаю небо радуется, – вежливо похвалил напиток Гадюка, поднимая чашку.

Мужчины восседали, болтая ногами, на широкой скамье. Их каго стоял возле навеса, под которым укрывались люди, ожидавшие парома. На опорный шест носилок были наброшены две пыльные циновки.

– Не надо ли вам еще чего-нибудь, старшина? – Гадюка был оябуном, то есть старшиной братства носильщиков каго на этом участке дороги Токайдо.

– Не могли бы вы изложить нам последние новости, госпожа Кику?

– Конечно, могу!

Госпожа Кику – это имя означало «хризантема» – уродилась такого маленького роста, что вынуждена была дважды подворачивать подол своего платья из полосатой хлопчатобумажной ткани – иначе оно волочилось бы по земле. Хозяйка лавки была очень застенчива, но вспыхнула от радости при возможности побеседовать с важными людьми.

– Здесь прошла шайка каких-то мерзавцев, – тихо заговорила она. – Эти люди ждали чего-то целый день в гостинице «Полная луна», потом оставили там трех человек, а остальные двинулись дальше. Эти трое сидят в «Полной луне» как жабы, они выпили там все сакэ и без конца жалуются то на одно, то на другое.

– Кого же они ждут?

Лицо Кику просияло: начиналась самая интересная часть рассказа. Она огляделась, наклонилась над подносом и заговорила еще тише:

– Разбойника! Это страшный человек! – Женщина была в восторге от того, что к Кавасаки приближается такая знаменитость. – Прохожие из Эдо говорят, что Восточная столица полна слухами о нем. Он одной левой рукой победил множество врагов и сжег половину веселого квартала. Говорят, он очень красив и может даже переодеться женщиной.

– А кто же его враги?

– Я не знаю, но слышала, что это дурные люди. И еще я слышала, что этот одинокий воин хочет уничтожить их и раздать все их золото беднякам.

– Это правда?

– Это то, что я слышала.

– Спасибо. – Гадюка с улыбкой поклонился. – Сейчас мы допьем чай и больше не будем беспокоить вас.

– Вы здесь никого не беспокоите, старшина Гадюка, – и Кику, стуча высокими гэта, с поклоном удалилась, вернувшись к сводчатой печи, на которой посвистывал закипающий чайник.

Гадюка вспомнил, как выглядел оставленный в роще таинственный молодой князь. Стройный, строгий юноша в одежде священника молился у подножия сосны в облаке дыма от благовоний.

– Все это для нас как пожар за рекой, – пробормотал Холодный Рис, нагнувшись над своей чашкой. – Я хочу сказать, что это нас не касается.

– А по-моему, дружок, это интересно.

– Молодой князь приказал нам оставить каго возле парома и исчезнуть, – упрямо скривился Холодный Рис. Он пытался удержать Гадюку от безрассудных поступков, хотя и знал, что это бесполезно.

Гадюка только улыбнулся товарищу, тоже пряча лицо над чашкой чая. У него были друзья в отокадатэ – городском ополчении Эдо, отрядах простых людей, сражавшихся против разорявших их дома самураев и знаменосцев. Он побывал в стольких уличных стычках, что его друг не смог бы их сосчитать.

– Спорить с тобой все равно что тыкать пальцем в кучу отрубей, – недовольно проворчал Холодный Рис.

– Кто из них осведомители, как ты считаешь? – спросил, не обращая внимания на его слова, Гадюка, рассматривая людей, сидевших на скамьях под соломенной крышей.

– Откуда мне знать?

– Смотри, – вдруг произнес Гадюка. – Наш молодой князь идет сюда.

Он пошарил руками возле своих голых ног, проверяя, близко ли стоит его дубовая подпорка для каго.

Через квадратную смотровую решетку своей шляпы Кошечка увидела Гадюку почти в тот же миг, когда он увидел ее. «Болван!» – пробормотала она.

Кошечка на секунду пришла в бешенство: этот человек опять посмел ослушаться ее! Что ж, будь что будет. Если упрямый носильщик так хочет соединиться с Буддой, она не станет ему мешать.

Крепко сжимая в руке посох, Кошечка медленно шла вдоль пыльных и сухих коричневых рисовых полей, простиравшихся к западу от Кавасаки. Готовясь действовать, женщина связала рукава за спиной. Из-под своей шляпы она внимательно рассматривала будущее поле боя – несколько жалких лачуг, выходивших фасадами прямо на дорогу и видневшуюся за ними пристань. Деревня казалась пустой, если не считать суеты у парома.

Путешественники, переправившиеся в Кавасаки с другого берега реки, разбредались в разные стороны. Некоторые из них усаживались отдохнуть в тени высоких деревьев, другие находили приют в дешевых чайных домах, третьи продолжали свой путь. Кошечка вздрогнула, когда какой-то торговец подошел к Гадюке и попытался нанять его каго.

– Ты больно жирный. Ходи пешком – тебе полезно, – насмешливо ответил клиенту носильщик.

Кошечка предоставила Гадюке продолжать перебранку и перевела взгляд на пару вьючных лошадей, мешавших новым пассажирам грузиться на плоскодонное судно. Лошадей можно было переправить только поодиночке, но ни одна из них не хотела ступить на палубу лодки первой, и животные не слушались погонщика. Дожидаясь, пока ситуация разрешится, путники болтали или рылись в своих тряпичных узлах, отыскивая надежно укрытые в них туески с редькой или рисовыми пельменями. Дети, торговавшие сладкими бобовыми пирожками, соломенными сандалиями и зубочистками, толпились вокруг них.

Мальчик Дзосу продавал чай со своего переносного лотка. Увидев комусо, он заволновался. Несколько грубых людей из Эдо и странный ронин из Тосы расспрашивали его о молодом красивом «священнике пустоты». Они могли появиться в любой момент. Дзосу, конечно, ничего им не сказал: он чувствовал себя в большом долгу перед молодым монахом, памятуя о прекрасном будущем, которое тот предсказал ему всего за шесть медных монет.

Нищий на дороге перестал петь и бить по листу металла. Он накинул на шею ремни, на которых носил свой «барабан», пересыпал горстки медяков из чаши для подаяния в рукав, оплел четками запястье, потом свернул циновку и сунул ее под мышку. Опираясь на посох, бродяга поддернул свою накидку, заправил ее подол за пояс и запрыгал прочь на своей единственной ноге.

«Вот кто следит за мной!» – подумала Кошечка. Теперь ей надо было только дождаться, пока нищий предупредит своих нанимателей.

Толпа, скопившаяся у парома, состояла из людей, которых обычно полным-полно на Токайдо. Переправы через речку ожидали погонщик с двумя лошадьми, пара приказчиков в одеждах паломников, сводник, находящий проституткам клиентов за проценты с их заработка, ростовщик, принимающий вещи в заклад, чистильщик канав с метлой и совком и два преуспевающих посредника при торговле рисом в окружении сопровождающих лиц. Эти дельцы прибыли из Китахамы, торгового квартала города Осаки, где, как утверждают, деньги текут вдоль пристаней и катаются по улицам.

Посадки ожидали также три женщины, которые направлялись в большой храмовый комплекс, построенный в честь святого Кобо Дайси на другом берегу реки, и молодой художник с запада, рисовавший на бумажных фонарях монаха Бэнкэя, бредущего по мосту Годзо. Готовые работы он расставлял для просушки на днище перевернутой кадки.

Художнику было семнадцать или восемнадцать лет – примерно на год меньше, чем Кошечке. На голове юноши красовалась повязка, собранная в складки на щеках и завязанная под нижней губой. Так покрывали голову крестьяне, но то же делали люди, желавшие скрыть свое лицо.

Дзосу, как будто случайно, подошел к Кошечке:

– Не хотите ли чаю, ваша светлость?

– Спасибо, да, – ответила она.

– Берегитесь! – чтобы заглушить свой голос, Дзосу колотил деревянным лотком по ведру. – Несколько человек ищут священника, похожего на вас, и желают ему зла.

– Спасибо тебе за доброту к постороннему человеку! – с поклоном поблагодарила Кошечка, приняла из рук мальчика маленькую чашку и выпила чай с таким видом, словно все идет как положено.

Увидев, что комусо не дрогнул, Дзосу пошел за ним, держась на почтенном расстоянии. Он обшаривал взглядом широкое обмелевшее русло реки, ее берега, заросшие густым кустарником, и подскочил на месте от неожиданности, когда Кошечка, ударив посохом о землю, заставила зазвенеть железные кольца.

– Позвольте мне предсказать вам судьбу, благородные господа, – сказала она. – Ваше будущее написано на ваших лицах.

Торговцы рисом не обратили на попрошайку внимания. Они восседали на своих дорожных сундуках, попыхивая трубками, и беседовали о недавнем тайфуне, который принес им богатство, вызвав нехватку еды в окрестностях Эдо.

– Позвольте мне осмотреть ваше лицо. – Кошечка остановилась возле художника. Узор на хакама юноши был обычным для жителей окрестностей Ако, любивших расписывать ткани оранжевыми, синими и желтыми клетками, и молодая женщина хотела заставить художника заговорить, чтобы выяснить, подтвердит ли его выговор ее предположения.

– Ваши брови, господин, обещают вам долгую жизнь.

Художник недовольно замахал на прорицателя рукавом и попытался увернуться от его взгляда, но бродяжка не отставал:

– Обратите внимание, уважаемые господа: волоски на концах бровей этого человека растут гуще, чем в их начале.

Женщины, дожидавшиеся парома, и несколько детей, торгующих мелочами, подошли ближе, чтобы взглянуть на брови художника. Тот еще больше забеспокоился, но, ничего не произнося, вдруг встал, перевернув при этом банку с водой и уронив кисти на прибрежный песок, потом, связав рукава куртки за спиной длинным шнуром, опять опустился на колени.

– Пожалуйста, сэнсэй, окажите мне честь – прочтите мое будущее, – попросила одна из женщин. Она и обе ее подруги то и дело хихикали, прикрываясь рукавами. Им было весело: перемена обстановки и свобода от повседневной рутины опьяняли паломниц.

Кошечка сняла шляпу, поставила посох и сундучок на землю, прислонив их к одному из угловых столбов навеса. Потом внимательно рассмотрела лицо женщины.

– У вас длинный череп и широкий подбородок. Это значит, что ваша стихия – огонь.

– Это хорошо или плохо, монах?

– Это означает, что вы обходительны, но вспыльчивы.

– Все правильно, это про тебя! – засмеялись подруги.

Краем глаза Кошечка увидела, что трое слуг князя Киры торопливо бегут по истоптанной множеством ног тропе к причалу.

– Ваш звонкий голос и худоба показывают, что ваша вторая стихия – дерево, – продолжала она, не моргнув глазом. – Возможно, после тридцати лет к вам придут успех и слава.

Дзосу издал негромкое восклицание, но Кошечка словно не слышала его. Она низко поклонилась, принимая в дар десять медных монет, брошенных женщиной в чашу для подаяния. Пока две кумушки поздравляли свою подружку со счастливой судьбой, предсказательница повернулась лицом к людям Киры:

– Позвольте мне прочесть и ваше будущее на ваших лицах, благородные господа.

Посланцы Киры были поражены: они ожидали, что комусо убежит или, по меньшей мере, испугается. Но Кошечка следовала совету Мусаси – передавай свое состояние врагу, как зевающий человек передает окружающим свою сонливость.

– Вот вы, сударь… – она ткнула пальцем в вожака. – У вас маленькие серые уши. Это плохой признак.

– Идем с нами! – Наемники вытащили из ножен длинные мечи. Паромщик, путники и маленькие торговцы тут же бросились к чайной лавке. Только молодой художник остался на месте, сжимая в руках кисти.

Холодный Рис стоял у стены чайной, стиснутый обступившей его толпой. Гадюка по-прежнему сидел на скамье, болтая ногами. Он держал свою палку наготове, но начинал догадываться, что молодому князю вряд ли понадобится помощь.

– Серые уши означают, что вы не умеете хранить тайну, – с этими словами Кошечка откинула край циновки, лежавшей на опорном шесте каго, ослабила привязанные шнуры и сняла с шеста нагинату в шесть сяку. – А ваш нос… современные гадатели, по-моему, давно не обращают достаточного внимания на носы… – Сжимая древко нагинаты в руках, Кошечка двинулась по кругу влево.

Дочь князя Асано изучила многие составные части Пути воина, но из всех боевых искусств она серьезно занималась только одним. Княжна училась владеть нагинатой с малых лет – с тех пор, как смогла приподнять маленький детский вариант этого оружия.

Нагината была тяжелым оружием, но Кошечке было приятно ощущать ее тяжесть в руках. Год праздной, изнеженной жизни в Ёсиваре вдруг показался ей одним мгновением. В ушах молодой женщины зазвучал спокойный голос наставника Оёси, обучавшего ее Небесному пути. Теперь она была рада, что советник отца заставлял ее упражняться со многими видами нагинат, не желая, чтобы она слишком привыкала к какому-нибудь из них в отдельности.

Княжна Асано высоко вздернула подбородок и взглянула прямо перед собой. Ее ноздри вздрагивали: она чувствовала, как поток энергии поднимается от ее ступней к голове. Она стояла в трех сяку от наемников князя Киры, и те немного встревожились. Но Кошечка видела, что они не считают ее опасной.

– У вас орлиный нос… – Она повернулась к вожаку тройки, отвлекая внимание остальных противников, продолжая при этом двигаться так, чтобы солнце оказалось у нее справа.

Мусаси писал: «Заставь врагов выстроиться на одной линии, словно нанизываешь рыб на веревку. А когда они встанут в ряд, рази, не давая им времени для маневра».

Неожиданно для врагов она издала боевой крик, повернувшись, со свистом выдохнула воздух и передвинула выше кисть ведущей руки. Поскольку удары нагинаты наносились не верхней, а нижней рукой, подготовка к ним была мало заметна. Поэтому второй воин Киры даже не успел отшатнуться, когда длинное изогнутое лезвие описало полукруг.

В следующий миг Кошечке показалось, что время остановилось: она увидела изумление на лице врага, когда лезвие глубоко вонзилось в его правое плечо. Слуга Киры выронил меч, из разреза фонтаном брызнула кровь. Кошечка рывком выдернула клинок из раны и почувствовала слабое содрогание древка, когда сталь «отлипала» от тела врага. Теперь ее существо отключилось от всего, кроме схватки: в нем не осталось ни одной сознательной мысли, ни страха, ни восторга.

Шаги Кошечки стали мелкими и быстрыми. Она наступала и поворачивалась с такой скоростью, что глаза наблюдателей не могли различить ее отдельных движений. Длинное лезвие нагинаты описывало сверкающие круги, когда дочь князя Асано нападала или отбивала атаки противника. Ее руки словно порхали по гладкому древку, перехватывая его то ниже, то выше.

Порой Кошечка наносила резкие горизонтальные удары, направленные на голени врагов, и воинам князя Киры приходилось подпрыгивать, чтобы не остаться без ног.

Краем глаз Кошечки заметила, что молодой художник бежит к ней с мечом, который он выхватил из-под спальной циновки. Когда юноша добежал до княжны, она перевернула нагинату и концом древка ткнула художника в нос быстрее, чем мог различить взгляд. Кошечка услышала треск дерева и хруст хрящей. Глаза художника широко раскрылись от удивления и обиды, он упал на песок и остался недвижен.

Третьему слуге Киры Кошечка отрубила ладонь вместе с мечом. Раненый, шатаясь, вошел в чайную лавку. Собравшиеся там люди испуганно расступились перед ним. Здоровой рукой он смахнул с жаровни чайник и сунул обрубок, из которого хлестала кровь, в щель между прутьями решетки. Угли зашипели, от них пошел пар, послышался запах горящего мяса. Хозяйка лавки пронзительно закричала.

– Ох ты! – Гадюка теперь подобрал ноги под себя и, не отрываясь, смотрел на бой, посасывая соломинку.

Вожак наемников попытался сделать большой прыжок в сторону Кошечки, надеясь приблизиться к ней настолько, чтобы пустить в ход меч. Она снова перевернула свое оружие – и кривой клинок срезал ухо врага у самого основания. Слуга Киры мгновенно растерял всю свою храбрость, повернулся спиной к противнику и бросился бежать. Дочь князя Асано нанесла ему второй, горизонтальный, удар по ногам, перерезав сухожилия на обеих лодыжках.

– Древние китайские гадатели писали, что человек с носом, похожим на клюв орла, выклевывает сердце другим людям! – крикнула она вслед уползавшему врагу.

Горсть монет, подаренных ей паломницей, Кошечка бросила на палубу парома. Она не знала, сколько стоит переправа – придется перевозчику удовлетвориться такой платой. Потом княжна повернулась к чайной лавке. Гадюка и Холодный Рис, не дожидаясь появления властей, благоразумно покинули Кавасаки, прихватив каго. Гадюка, должно быть, понял, что молодой князь не нуждается в помощи, а посему решил не нарываться на неприятности. Кошечка поставила нагинату вертикально и, тяжело дыша, оперлась на свое оружие.

– Паромщик! Перевези меня на тот берег! – крикнула она громко.