Текст книги "Дорога Токайдо"

Автор книги: Лючия Робсон Сен-Клер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 45 страниц)

ГЛАВА 12
Боковая тропа

Ветер, который поднимали икры Гадюки, бежавшего от Кавасаки на запад, в сторону предгорий, доносил до трясущейся в каго Кошечки обрывки его песен:

 
Хорошо лежать под боком
У красотки молодой —
Крепкое, как сыр бобовый,
Тело девушки такой.
 

Кошечка сидела в каго, скрестив ноги и вцепившись в ремень, свисавший с пересекавшего крышу шатких носилок шеста. Она много раз ездила в паланкинах, но никогда – с такими неудобствами. Беглянка весила так мало, что Гадюке и его напарнику Хиямеси-но Дзимбэю, по прозвищу Холодный Рис, каго казался почти пустым.

 
Моя ненаглядная
Гладкая да ладная.
Одну ночь с ней проведешь —
В себя неделю не придешь.
 

Гадюка и Холодный Рис орали во все горло деревенские песенки, употребляя такие словечки, каких Кошечка и не слыхивала от слуг в своем родном доме.

Паланкин матери Кошечки тоже был плетеным, но объемом превосходил каго в три раза, а внутри его на отполированной до блеска деревянной подставке лежали шелковые подушки. Сейчас же Кошечка ютилась на грязной соломенной циновке, полной блох, а порошок против этих гнусных насекомых находился в ее деревянном сундучке, привязанном к опорному шесту.

Это были горные носилки, предельно облегченные для того, чтобы их можно было нести по крутым склонам. Они представляли собой большую круглую корзину, подвешенную к опорному шесту на треугольных плетеных креплениях. Крышей каго служила плоская прямоугольная циновка. Все это сооружение ритмично скрипело и похрустывало при каждом ударе босых ног Гадюки о землю.

Посох Кошечки был уложен вдоль шеста и привязан к нему, его железные кольца громко звенели.

Каждый раз, когда Кошечка подскакивала от толчка, ее внутренности вскидывались к горлу беглянки и медленно опадали. Ей казалось, что Гадюка и его напарник уже много часов несут ее на запад, к линии зеленовато-синих холмов. Сейчас они двигались по насыпной тропе через коричневые рисовые поля, окаймлявшие южный край широкой равнины Мусаси. Кошечка поглядывала в узкую щель окошечка на крестьян, молотивших рис или отмерявших его под наблюдением правительственных сборщиков. Маленькие крестьянские лачуги проносились мимо нее. Они все выглядели одинаково – полуразвалившиеся строения с крошечными садиками на насыпных площадках, окруженных коричневыми щетинистыми полями и оросительными каналами. Женщины, сидя в цветниках под окнами хижин, пряли или вертели маленькие крупорушки, очищая рис.

Мусаси в своей книге «Ветер» предупреждал, что от любого жизненного пути отходят боковые тропы. «И если тот, кто идет по верному пути, отклонится от него совсем немного, – писал он, – то это отклонение позже неминуемо станет большим».

Отклонение Кошечки от цели действительно становилось большим. Она уже была готова окликнуть Гадюку и приказать ему остановиться, но тут носилки свернули на крутую тропу, глубоко прорезавшую склон высокого холма. Передний край носилок резко задрался, отбросив Кошечку на тонкую заднюю стенку корзины.

У молодой женщины разболелась голова, и при каждом толчке каго где-то за глазными яблоками вспыхивала ноющая резь. От голода и тряски у беглянки расстроился желудок. Кошечка чувствовала, как желчь поднимается вверх по ее горлу. Может ли человек распознать, какие силы загоняют его в неудобную ситуацию – воля судьбы, предначертание кармы или собственная глупость? – зябко подумала она, но не пришла ни к какому решению.

– Вперед, вперед! – подбадривал своего товарища Холодный Рис, толкая носилки. – Ты что там, заснул?

– Сам ты спишь, – добродушно огрызнулся через плечо Гадюка. – Я слышал, будто твоя жена, пока тебя нет дома, пудрит лицо рисовой мукой и ходит со свернутой циновкой под мост Бунго обслуживать речников с барж.

– А твоя старуха любится с барсуками и могильщиками.

При очередном толчке голова Кошечки ударилась об опорный шест, и она прикусила кончик языка. Ощутив солоноватый привкус крови во рту, женщина страшно разозлилась.

Держась за бамбуковый каркас. Кошечка высунулась из корзины, чтобы излить свой гнев на голый зад и подошвы ступней Гадюки – единственные части его тела, доступные ее взору, – и беззвучно охнула. Прямо под ней за краем тропы, щерясь обломками скал, зиял глубокий овраг. Она торопливо втянула голову в плечи: место для ссоры с носильщиками выглядело явно неподходящим. Было известно, что эти грубияны порой сбрасывали слишком сердитых или скупых клиентов с горных круч, а потом со смехом вспоминали свои подвиги, распивая сакэ.

– Эккорасасса! – с присвистом выдохнул Гадюка на крутом повороте. Это был знак опустить носилки.

Кошечка услышала стук крепких дубовых палок, когда носильщики переложили на них с плеч опорный шест и поставили каго на землю. Посередине тропы стоял, подбоченясь, низенький и щуплый самурай. Вероятно, для того, чтобы казаться крупнее, он надел форменную широкую куртку, плечи которой были подбиты ватой и укреплены так, что торчали в стороны, как два треугольных крыла. Его напарник задумчиво восседал над складной шахматной доской, установленной на пне под соломенным навесом.

Как и большинство беглецов, Кошечка искренне полагала, что все окружающие гонятся только за ней. Она закутала лицо головной повязкой и стала перебирать четки, читая нараспев «Лотосовую сутру», имитируя молитвенное размышление. Ее посох был привязан к шесту каго, поэтому, бормоча стихи сутры, беглянка прикидывала на глаз расстояние до тяжелой дубовой палки Гадюки.

– Кого везете? – стражник произнес этот вопрос гортанно и отрывисто, как человек, привыкший к повиновению.

– Всего лишь юродивого монаха для лечения ничтожной каменной женщины, – ответил Гадюка и низко поклонился. При поклоне тигр словно улыбнулся Кошечке с его ягодиц.

– Князь Кацугава не желает, чтобы сумасшедшие и попрошайки кормились тут за его счет или шпионили.

Слуга князя Кацугавы подошел ближе, чтобы осмотреть высокую шляпу, висевшую рядом с посохом Кошечки: «священники пустоты» часто служили лазутчиками властей.

– Ваша честь, этот монах только прочтет нужные заклинания, чтобы изгнать злых духов, а потом продолжит свой путь.

– Покажите бумаги! – теперь самурай стоял так близко, что Кошечка видела пыль, набившуюся между соломинками его гэта.

Гадюка вынул свою подорожную из сумки, висевшей на опорном шесте. Время, пока самурай рассматривал бумагу, показалось Кошечке бесконечным. Наконец стражник вернул документ:

– Проходите! – И, показывая свою власть, коротышка стукнул жезлом по крыше корзины.

Гадюка и Холодный Рис подняли шест и с криком «Хо-йой-йой!» опустили его на свои мозолистые плечи. Кроме этих выкриков, звучащих в такт тяжелым шагам, носильщики не обменялись ни словом, пока стражники могли их слышать.

Скоро Гадюка сделал знак опустить каго. После непродолжительной тишины до Кошечки донеслось журчание струи, ударяющейся о скалу. Опорожнив мочевой пузырь, Гадюка откашлялся, сплюнул и туже затянул набедренную повязку.

– «Князь Кацугава не хочет видеть сумасшедших и попрошаек на своей земле!» – передразнил он стражника. – Все сумасшедшие и попрошайки служат у Кацугавы. Я-то знаю, что этот дурак, торчащий посреди дороги как верстовой столб, – третий сын простого крестьянина, его отец выращивает просо. Холодный Рис, ты видел, как он держал мою бумагу? С важным видом, губы сжал – рожа как ракушка. А читать этот болван умеет не больше, чем жаба плясать.

«Каменная женщина!» – подумала Кошечка. Так называли бесплодных женщин. Из множества грубых слов Гадюки только эти задели Кошечку: женщины никогда не произносят это выражение вслух.

Гадюка сказал, что просит Кошечку поговорить с мертвецом. Может, эта «каменная женщина» умерла и теперь ее душа находится в аду для бесплодных, приговоренная вечно выкапывать ростки бамбука фитилем от фонаря? Или эта женщина еще жива и ее бесплодие вызвано чарами бездомного духа?

Когда Кошечка бежала из Эдо, она готовилась сражаться со смертными людьми. О бесплотных врагах она не думала.

Несмотря на такие раздумья, беглянка обрадовалась, услышав шипящее «Эккорасасса!», когда Гадюка и Холодный Рис опустили каго в последний раз. Татуированный атлет торопливо обежал вокруг носилок и отвязал шляпу, сундучок и посох мнимого комусо. Даже в холодном воздухе его мускулистое тело блестело от пота, когда он с поклоном пригласил Кошечку выйти из корзины.

– Добро пожаловать в нашу скромную деревню, – весело взмахнул он рукой. – До винной лавки от нас три ри, а до лавки продавца бобового творога – два.

Кошечка встала, с трудом расправляя одеревеневшие ноги, и оперлась на посох, ожидая, пока к мускулам вернется чувствительность. Ее копчик словно раскалывался на части, но ледяной ветерок быстро привел девушку в себя. Боль в голове прошла. Она с любопытством осмотрелась вокруг.

От двадцати до тридцати маленьких крестьянских лачуг были живописно разбросаны по склону поросшей кустами и лесом горы. Их остроконечные соломенные крыши спускались почти до земли и заканчивались карнизами. Стены строений, сложенные из некрашеного дерева и утрамбованной глины, стали темно-коричневыми от дождей и ветров. Огромные поленницы дров были также укрыты соломенными навесами.

Вода многочисленных горных ручьев и маленьких водопадов весело струилась по бамбуковым трубам, наполняя вырубленные в камне пруды и резервуары. Ее журчание не прекращалось ни на минуту. В склонах низких соседних гор были выдолблены аккуратные террасы, на которых крестьяне разбили свои поля.

Увидев монаха, женщины отложили прялки и крупорушки, а мужчины опустили цепы. Никто из крестьян не глядел прямо на Кошечку, но она нутром чувствовала их глухую враждебность. Такая встреча на предвещала ничего хорошего.

Староста деревни вышел вперед. Он не был стар, но от гнета забот его лицо раньше времени покрылось морщинами. Кожа под глазами мужчины свисала полукруглыми складками. Он отозвал Гадюку в сторону и негромко заговорил с ним. Но Кошечка сумела расслышать их слова.

– Что нового, племянник? – спросил староста.

– Этот комусо оказался так добр, что согласился подлечить мою глупую жену. Он поговорит с духом, который мучает ее.

– Что ж, будем надеяться, что этот монах не обманщик, как тот, которого ты притащил в прошлый раз, и не станет размахивать заросшим мхом черепом неизвестного святого, а потом выпрашивать у нас деньги на храм.

Под косыми взглядами жителей деревни Кошечка почувствовала себя коварной и достойной презрения обманщицей. Кроме того, она рассердилась на Гадюку за то, что он завез ее так далеко от Токайдо и так много обещает людям от ее имени.

Но, с другой стороны, люди Киры вряд ли станут искать ее здесь. Возможно, погоня умчится вперед, и тогда Кошечка спокойно продолжит свой путь за спинами преследователей. А что касается бесплодия «каменной женщины», она постарается ей помочь всем, чем сможет.

Кошечка ударила в землю концом своего посоха. Железные кольца его грозно звякнули. Крестьяне поклонились немного ниже, по-прежнему пряча от комусо глаза.

– Наму Амида Буцу! – произнесла Кошечка в нос и снова брякнула кольцами. – Я вымоюсь и совершу обряд очищения, а потом расспрошу женщину и стану говорить с духом.

– Я перепробовала все лекарства, – сказала Окё, жена Гадюки, ежась под выцветшим стеганым одеялом, из швов которого торчали клочья серой ваты. Закрытые глаза больной словно провалились в глазницы, а обрамлявшие их круги имели цвет спелого баклажана – темно-синий. Женщина была так худа и измучена, что Кошечка сочла ее мертвой и подскочила на месте от неожиданности, когда покойница заговорила. А сама Окё, взглянув на монаха, удивилась, увидев красивого безбородого мальчика.

Гадюка в это время сидел на кухне, опираясь спиной о стену, отделявшую ее от маленькой клетушки, в которой лежала его жена. Он и Сакута, староста деревни, печально покачивая головами, обсуждали последний налог, которым князь Кацугава обложил крестьян сверх тех шестидесяти процентов урожая, которые забирал у них прежде.

– Я сходила в храм Сёдзюин и оставила там в дар изображение святого Дзидзо-сама, – Окё была так слаба, что ее голос звучал чуть громче шепота.

Ночные сквозняки наполняли клетушку холодом и сыростью, и больная, дрожа, корчилась под одеялом. Кошечка, сидевшая на пятках в молитвенной позе, выпрямилась и, не вставая с колен, заскользила по дощатым половицам к стенному шкафу. В его углах скопились груды пыльных лохмотьев; Окё болела давно, и никто не мог проследить за ее девочкой-работницей.

В шкафу Кошечка нашла еще одно одеяло, такое же ветхое, как и то, что укрывало больную. Она встряхнула его и укутала женщину, старательно подоткнув края, потом снова откинулась на пятки и стала перебирать четки. Блохи сильно кусали Кошечку, ей отчаянно хотелось почесаться, но она заставила себя внимательно слушать Окё.

– Я жгла ладан и молилась Бэнтэн-сама[14]14
  Бэндзайтэн (Бэнтэн-сама) – в синтоизме богиня и одна из семи богов счастья, знания, красоты и искусств.


[Закрыть], – продолжала женщина. – Я просила помощи у Каннон-сама. Я спала в одной комнате с сестрой своего мужа, которая родила трех детей. Я перепрыгивала через последы пяти младенцев… – Больная умолкла, чтобы отдышаться. – Я просила мужа развестись со мной. – Крупная слеза медленно выкатилась из-под коричневого века и стекла по влажной щеке. – Если я выживу, то надену колокольчик паломницы и уйду странствовать по свету. Я не могу остаться здесь: люди в нашей деревне опасаются, что из-за меня в округе закроются все утробы. И все женщины станут бесплодными.

Окё вынула из-под тюфяка сплетенную из соломы куклу:

– Эта кукла была прибита гвоздями к дубу в центре деревни. Кто-то распял ее там, чтобы навлечь на меня проклятие.

– Может, кукла предназначалась для кого-нибудь другого…

– Нет, для меня.

– Ваш муж считает, что причина вашего бесплодия – кости, вырытые из земли на вашем новом поле.

– Он не хочет поверить в настоящую причину.

– А какая, по-вашему, настоящая причина?

– Мы поженились по любви, – тихо проговорила Окё. – По любви, а не по долгу. Мы беспечно дали волю своим чувствам и позволили себе слишком много. И за это теперь наказание: от меня не останется потомков, и некому будет помолиться за меня на моей могиле, когда я умру. Но мой муж может жениться снова и иметь детей от более достойной женщины.

– Я спрошу об истинной причине у духов.

Кошечке приходилось видеть, как прорицатели исполняют свои обряды, и если она не знала магической сути этих действий, то знала, по крайней мере, что надо делать. Пусть она не священник, она заменит его. «В деревне, где нет птиц, и летучая мышь – птица».

Кошечка написала на деревянной дощечке имя Окё, налила в миску воды и подала все это больной. Окё окунула дощечку в миску и окропила водой Кошечку.

Кошечка оперлась локтями на поставленный рядом ящик и уткнула лицо в ладони. Женщина не услышала внутри себя никаких голосов, но она и не ожидала их услышать. Возникло другое: ее вдруг охватили печаль и жуткое одиночество. Она почувствовала невыносимую, острую до боли жалость к источенным временем костям, которые чужие люди выкопали из земли и бросили в поле.

– Я голоден, – заговорила она наконец, и собственный дрожащий от тоски голос показался ей чужим. – Мне одиноко. Мне страшно. Никто не заботится о моей душе, которая идет по Трем путям.

Окё широко раскрыла глаза.

– Похороните мои кости как положено, – Кошечка знала, что ей делать, так же твердо, как если бы душа, отлетевшая когда-то от полуистлевших костей, говорила вместо нее. – Помолитесь над моими останками, сожгите ладан, накормите мою душу, и я больше не стану лишать плодородия утробу этой женщины.

ГЛАВА 13
Заставь тень сдвинуться

Кошечка сидела возле маленького каменного алтаря, посвященного божеству-покровителю деревни. Рядом с ней высился поросший мхом валун – сиденье для неупокоенного духа. Перед этим камнем она воткнула ветку аниса, к которой прикрепила сложенные по диагонали полоски белой бумаги и прядь волос Окё. Сама Окё стояла на коленях по другую сторону валуна. Жители деревни расселись поблизости среди позеленевших от времени могильных памятников и высоких деревянных похоронных палочек.

Кошечка чувствовала, как кровь стучит у нее в висках.

– Я всего лишь священник низшего разряда, и мои молитвы могут оказаться недейственными…

Несмотря на такое заявление, в толпе жителей деревни послышался тревожный шорох, когда она собрала четки в горсть, громко стукнув бусинами о бусины: считалось, что стук четок будит злых духов. В задних рядах зрителей заплакал чей-то ребенок.

Кошечка прочла нараспев стихи из пьесы театра но, которыми там вызывали духа. Она была совершенно уверена, что здесь никто не слышал подобных фраз.

 
Чисто вверху, чисто внизу, чисто снаружи, чисто внутри!
Во всех шести царствах чисто, о дух. На сером коне сюда лети!
 

Вдруг ветер качнул кроны сосен над головой Кошечки, и ей показалось, что она почувствовала запахи затхлой воды или аромат испарений незримого тела. Окё застонала. Ее глаза бешено завращались в орбитах. Голова женщины упала, потом закачалась из стороны в сторону.

Кошечка в тревоге запнулась. Что, если с этой бедняжкой случится припадок на глазах у всей деревни? А вдруг она своими заклинаниями действительно вызвала к жизни что-то ужасное и дьявольское? Но как бы там ни было, она уже зашла слишком далеко в своих действиях и не может остановиться на полдороге.

Кошечка громче стукнула четками о четки и стала сильно вздрагивать: может, так ей удастся привлечь внимание несчастной женщины и принять ее напряжение на себя.

– Слушайте меня! – Снова собственный голос показался Кошечке незнакомым, хотя она знала, что это все от волнения: она взяла на себя очень трудную миссию. Молодая женщина вспомнила еще один признак транса колдунов – глубокое громкое дыхание, и стала дышать именно так. – Мое имя Саэмон из Идзумо. Вот моя печальная история, – начала Кошечка рассказ о том, как изъеденные мышами, коричневые, как смола, кости оказались на недавно расчищенном поле. – Много лет назад я влюбился в красавицу-куртизанку. Чтобы оплатить свои кутежи, я продал свой дом и все, что имел. Мои дети стали просить милостыню, чтобы заглушить боль в пустых животах хотя бы горсточкой проса. Моя верная жена покончила с собой, вонзив нож себе в грудь на глазах у наших плачущих малышей.

Кошечка мысленно поблагодарила слушателей, увидев, что они вытирают рукавами слезы.

– Женщина, околдовавшая меня, не была обычным человеком, – тут Кошечка понизила голос, чтобы привлечь внимание крестьян к продолжению рассказа. – Это очаровательное существо, чьи губы ласкали мои уши, чьи пальцы скользили по моей обнаженной спине…

Слушатели все как один сделали вдох и наклонились вперед. Кошечка тут же одернула себя. Нет, она не развлекает сейчас гостей в «Благоуханном лотосе». Эти крестьяне хотят услышать рассказ о демонах похоти, но желают, чтобы он был, по крайней мере, нравоучительным.

– Женщина, которая меня околдовала, на самом деле была дьяволицей-кошкой[15]15
  В мифологии дальневосточных народов кошки и лисы могут превращаться в красивых женщин, чтобы соблазнять мужчин и высасывать из них жизненную энергию.


[Закрыть] с глазами как угли и зубами-бритвами. Она перегрызла горло нежной красавице с голосом звонким, как у жаворонка, выпила ее кровь, спрятала тело несчастной под крыльцом, потом вырыла могилу и закопала убитую, а сама приняла ее облик. Я начал подстерегать по ночам пьяных прохожих, я убивал и грабил их, забирая деньги себе, а их имущество продавал, чтобы заплатить любимой за ее ласки. Мои друзья, подозревая, что я попал во власть злого духа, спрятались однажды за ширмой и дождались, пока я и моя любовница вошли в соседнюю комнату. Она снова и снова требовала, чтобы я удовлетворял ее похоть, и наконец я повалился на ложе без сил, словно мертвый. Тут возлюбленная стала высасывать мою душу через концы моих пальцев, и друзья поняли, что она дьяволица.

Они набросились на нее и стали бить. После первого удара женщина задрожала и стала извиваться. Ее нос вдруг расширился, глаза сделались огромными, как два ручных барабана, на лице выросли кошачьи усы и шерсть, а уши заострились. Она стала рычать и шипеть. Потом, оставив в руках моих друзей свой длинный черный хвост, она выскочила за дверь, прыгнула на крышу и исчезла.

Когда силы вернулись ко мне, я отправился на поиски своих детей. Они лежали в ямах на дне пересохшей реки, куда сбрасывают тела казненных преступников, и даже о месте, где их закопали, не знал ни один человек.

Слушатели зашмыгали носами, и когда Кошечка остановилась, переводя дыхание, она услышала чей-то плач.

– Во искупление своих грехов я дал обет проползти через всю Японию. Когда я добрался до ваших мест, на меня напали разбойники. Они убили меня, сорвали лохмотья с моей спины и оставили мои кости гнить без погребения.

Кошечка наклонилась вперед и опустила лицо в ладони. Она вся дрожала и чувствовала себя очень усталой. В толпе слушателей стояла мертвая тишина. Наконец заклинательница выпрямилась.

– Саэмон сожалеет, что причинил такое горе носильщику каго и его достойной жене, – теперь Кошечка говорила своим обычным голосом, но он звучал глухо и хрипло. – Когда мы произнесем над его останками положенные молитвы, он воссоединится с Буддой. Если вы после этого будете кормить его душу жертвоприношениями, он больше не станет беспокоить вас.

Пока жители деревни тихо поднимались со своих мест, Кошечка сидела недвижно, глядя прямо перед собой. Она мысленно молилась, чтобы прах неизвестного не причинил вреда ей самой. Она боялась, что совершенное только что кощунство повредит странствиям ее души. Любая мысль и любой поступок в этой жизни влияют на карму человеческого существа. Зло порождает зло, добро рождает добро. Кошечка очень надеялась, что ее старания упокоить потревоженный дух относятся к добрым делам.

Кошечка пыталась заснуть на жестком тюфяке, набитом рисовой шелухой, но грубая конопляная ткань тюфяка и одеяла, которым она была укрыта, раздражала ее кожу. Молодая женщина отставила в сторону брус из кедрового дерева, служивший ей подушкой, и положила голову на локоть согнутой руки, потом, чтобы успокоить себя, просунула другую руку под край тюфяка и нащупала свой посох в четыре сяку со скрытым в нем древком нагинаты.

Она рано ушла с праздника, сославшись на усталость. Напряжение, которого потребовали изгнание вредоносного духа, похороны костей и выслушивание благодарностей от жителей деревни, совершенно обессилило ее. Весь день женщины, проходя мимо комусо, шептали просьбы помолиться за их детей или старых родителей, а мужчины отводили «священника» в сторону, чтобы попросить амулет для увеличения мужской силы.

Кошечка знала, что, если не уйдет отсюда на рассвете, старейшины деревни уговорят ее пройти по полям на горном склоне с просьбой о благословении божеств. Эти люди умели сами держаться на плаву в переменчивом потоке жизни, но стоило ли упрекать их, если они хватались за плот, когда он оказывается рядом?

Кошечка вытянула ноги, пытаясь унять боль и ослабить тяжесть в желудке: еды сегодня вечером было много, но не такой, к которой она привыкла.

Чтобы освободить эту комнату для молодого монаха, Окё ушла ночевать к своей золовке. Во второй комнате дома, служившей также и кухней, Гадюка, староста и наиболее почитаемые люди деревни продолжали свой праздник, сидя вокруг очага. Они положили руки друг другу на плечи и пели, качаясь всей цепочкой из стороны в сторону. Гадюка надел на голову повязку, завязав ее под подбородком, и раскрыл веер.

Остальные гости стали отбивать такт, хлопая в ладоши, и Гадюка начал пляску – шуточное подражание чувственному танцу куртизанок. Смех гостей заполнил маленькую комнату. Когда хозяин дома закончил танцевать и сел на место, раздалась целая буря хлопков.

– Ну как, хорошего монаха я вам привез? – крикнул он.

– Еще бы не хорошего! – отозвался Сакута, который уже не совсем четко выговаривал слова. – Я никогда не видел, чтобы священник был таким мудрым и таким молодым. Тут кое-кто уже поговаривает, что он – сам святой О-Дайси-сама, который ходит среди нас переодетым.

– Мы можем собрать деньги по подписке и построить здесь храм, – сказал кто-то. – Люди будут приходить сюда на поклонение со всей страны. Женщины, которые хотят избавиться от проклятия бездетности, побегут к нам толпами и понесут дары. Наша деревня станет известным святым местом.

– Мы построим гостиницу, чайные лавки, ларьки для торговли мелочами на память, – добавил более практичный крестьянин.

– Чего ради стараться: он все равно заберет все, что мы заработаем.

Разговор как по сигналу сделался тише. Крестьяне стали обсуждать новый налог, введенный князем Кацугавой, и их слова были крамольными с точки зрения местного феодала. Мотовство князя легло тяжелым бременем на земляков Гадюки. Сакута, как староста, отвечал за сбор налога, он должен был либо поставить сборщикам дополнительные коку риса и смотреть, как его соседи и подопечные задыхаются от нужды, либо воспротивиться этой несправедливости. Поскольку протест карался смертью, ни то, ни другое не выглядело привлекательно.

Разговор о налогах мало интересовал Кошечку, поэтому тихие голоса крестьян понемногу убаюкали ее. Она вспомнила песню, которую ее мать частенько напевала, подыгрывая себе на кото – длинной горизонтальной арфе из адамового дерева. Звуки музыки падали в тишину ночи, словно капли воды в спокойный черный пруд. Кошечка теперь мысленно вела эту мелодию в темноте бедной комнаты.

 
Я так одинока,
Моя душа как водоросль,
Что от корней отрезана
И по волнам плывет.
 

Где-то внизу на равнине Мусаси медленно и мерно зазвонил колокол, словно указывая заблудшим душам дорогу в темноте. Когда его мрачный звон перестал вибрировать в неподвижном воздухе, Кошечка уже спала.

Кто-то едва заметно коснулся пальцами ее плеча, и в то же мгновение Кошечка, словно подброшенная вверх пружиной, села в своей постели. В следующее мгновение она уже стояла в противоположном углу маленькой комнаты, держа в руке тяжелый посох, занесенный для удара. Китовая ворвань в ночнике выгорела, и от тусклого света коптилки осталась лишь вонь. Кошечка напряженно всматривалась в темноту, стараясь разглядеть того, кто попытался напасть на нее.

– Не убивайте меня, благороднейший и сиятельный принц! – Молоденькая работница Гадюки загораживалась одеялом, нащупывая свою сброшенную одежду. – Я надеялась, что вы окажете мне благосклонность. Любовь ваша приобщила бы меня к вашей святости, и я была бы уверена, что в будущем стану матерью.

– Уходи, дитя.

Кошечка знала, о чем теперь говорит вся деревня. Крестьяне единодушно считали, что молодой красивый заклинатель духов выше их по рождению, но не могли прийти к согласию насчет ранга его знатности. Одни говорили, что комусо – незаконный сын могущественного вельможи, другие – что он принц и пытался покончить счеты с жизнью вместе со своей возлюбленной. Но не сумел и оставил ее одну на пути в Западный рай. Некоторые даже предполагали, что за обликом молодого священника прячется дух трагически погибшего юного князя Ёсицуне, который все еще убегает от своего жестокого брата.

Работница поспешно вышла из комнаты. Оставшись одна, Кошечка положила посох на место и снова свернулась под одеялом в клубок, подтянув к подбородку колени.

Она проснулась только перед самым рассветом, когда Окё, чувствовавшая себя намного лучше, чем вчера, внесла в комнату поднос с едой. Женщина, осведомившись о здоровье Кошечки, поставила поднос рядом с тюфяком и, поклонившись, вышла. Кошечка оделась, села, скрестив ноги, перед подносом и стала хмуро разглядывать жалкий завтрак – кучку маринованных овощей и чашку горячей воды, куда для запаха была брошена горстка жареного проса.

Она едва не кликнула Окё, чтобы посетовать ей на скудость еды, но потом вспомнила о празднестве, которое наверняка опустошило кладовую этого дома. Кошечка не сомневалась, что хозяева предложили ей лучшее из того, что осталось на столе после вчерашнего обильного угощения.

– Доброе утро, – в комнату вошел Гадюка.

Он низко поклонился и сел с такой осторожностью, словно боялся, что его глаза выпадут из глазниц и укатятся в дальний угол, если он слишком сильно качнет головой. Носильщик, смущенно кашлянув, занялся своей трубкой, а Кошечка взяла палочки и принялась за еду.

– Прошу прощения за отсутствие удобств, сэнсэй, заговорил Гадюка. – Мой бедный дом не достоин особы с вашими добродетелями. Надеюсь, наша пьяная болтовня не рассердила вас и не помешала вашему отдыху.

– Я спал прекрасно, – с этими словами Кошечка подхватила палочками последний кусочек редьки и проглотила его. Потом она мелкими глотками выпила воду.

– Мы с напарником сегодня отнесем вас обратно на Токайдо. Мне очень жаль, что я задержал вас и отвлек от дел.

– Спасибо.

– Мы доставим вас к броду Ягути.

– Но там ведь, кажется, есть и паром.

– Местные жители пользуются бродом. И потом, если человека преследуют враги, возле брода у него меньше шансов встретиться с ними.

– Доставьте меня к парому.

Что знает о ней Гадюка? Почему он вдруг заговорил о врагах? Впрочем, это неважно.

«Пора заставить тень сдвинуться. Пора нанести врагу удар и заставить его ответить, чтобы оценить его силу», – подумала Кошечка.

– Конечно, мы так и сделаем, почтенный монах, – тут Гадюка поклонился. – Тот, кто так молод и добродетелен, как вы, наверняка не имеет врагов.

Он опустил руку в складку своей куртки и вынул оттуда тряпичный мешочек.

– Негодный носильщик каго, у которого на руке выколот дракон, приносит глубочайшее извинение за то, что он грубо оскорбил вас у заставы Синагава, посылает вам эти жалкие несколько монет в дар за вашу святую работу и чистосердечно умоляет о прощении, хотя знает, что не заслужил его.

– Но откуда?.. – Кошечка была поражена: она ни словом не обмолвилась о носильщике, бросившем собачий помет в ее чашу для подаяний. Гадюка ответил взмахом руки, выражавшим твердое нежелание говорить на эту тему.

– Перед вами много ри пути, уважаемый монах, – продолжил он. – На каждом перекрестке дороги могут околачиваться лисы-оборотни, черти и воры, и все они хотят причинить человеку зло. Может, вот эта вещица сослужит вам как-нибудь хорошую службу.

И он подал Кошечке что-то небольшое, также завернутое в тряпицу. Развернув ткань, Кошечка увидела короткую палку, выточенную из сандалового дерева, размером чуть длиннее ладони с большими утолщениями на обоих концах. Палка выглядела безобидно, но это было оружие.

– Почему ты думаешь, что я умею пользоваться яварой[16]16
  Явара – японский кастет для нанесения тычковых ударов. Усиление удара руки с зажатым в нее предметом привело к появлению простого, но очень эффективного оружия – короткой палочки. Её длина составляет от 12 до 15 см, а диаметр колеблется в пределах 1–3 см. Она может быть сделана из разных твердых пород дерева. Существуют легенды, что традиционные явары делались из особых пород древесины, в которой обитали природные духи-защитники, дающие силу и мужество человеку, использующему явару.


[Закрыть]?

– У вас выговор потомственного воина, сэнсэй, вот я и решил, что вы знаете, как с ней обращаться.

– А что ты сам делаешь с ней?

Гадюка поклонился, скрывая улыбку, которая относилась к его воспоминаниям, а не к Кошечке:

– Даже у грязеедов есть свои тайны.