Текст книги "Дорога Токайдо"

Автор книги: Лючия Робсон Сен-Клер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 45 страниц)

– Беги! – Кошечка просовывала между дверной рамой и краем ставня ту палку, которую недавно и оставила здесь: это даст им с Касанэ несколько драгоценных секунд для бегства.

Касанэ глухо вскрикнула, Кошечка обернулась на ее голос и увидела, что какой-то человек борется с ее верной служанкой, сцепившись с ней в темноте. Еще одна фигура возникла из ночной тьмы, наткнулась на штабель пустых бочек и шлепнулась в грязь. Значит, один или двое, а может, и трое слуг Киры обошли ночлежку с тыла, а те двое, которых она видела только что внутри лачуги, сейчас спешат к ним на помощь.

Дворик за гостиницей был весь покрыт вязкой грязью и заставлен различной хозяйственной утварью, поленницами дров, сломанными корзинами и мельничными жерновами. Пытаясь помочь Касанэ, Кошечка оступилась, заскользила назад и оказалась в опасной близости от края оврага. Грязь, облепив ее босые ноги, сделала их тяжелее. Только что взошедшая луна выглянула из-за туч и осветила двор.

Кошечка прижалась к какой-то бочке и, прищурившись, стала вглядываться из-за этого прикрытия в тень, которую отбрасывало отхожее место. Она сумела понять, кто из двух сцепившихся силуэтов враг, и сильно ударила его посохом по спине. Самурай стал падать. Касанэ толкнула противника, тот, шатаясь, шагнул назад, наткнулся на сундучок крестьянки и вместе с ним свалился в овраг.

Но другой преследователь уже выкручивал Кошечке руку, пытаясь вырвать посох, а второй рукой обхватил ее за шею. Кошечка была хорошо тренирована и отреагировала мгновенно, подсознательно выбрав нужный прием: она вцепилась в душившую ее кисть обеими руками, упала на одно колено и рванула руку врага вбок и вверх, используя ее как рычаг, чтобы свалить противника. И повалила его – сперва на колени, а потом вниз лицом в грязь. Затем, надавив коленом на позвоночник врага, Кошечка всем своим весом навалилась на руку, которую оторвала от своего горла. Послышался треск ломающейся кости, враг завопил от боли. Слуга Киры попытался встать на ноги, но Кошечка, вырвав у него свой посох, ударила врага по лицу.

В это время третий нападавший схватил Касанэ и потащил ее в темноту. «Помогите мне!» – тихо простонала крестьянка. Несмотря на свое отчаянное положение, Касанэ не закричала, чтобы не привлекать внимания остальных врагов.

Кошечка, спотыкаясь, пошла на голос, но тут две темные тени с двух сторон накинулись на нее. Княжна Асано попыталась увернуться, но почувствовала, что враги все-таки схватили ее. Первого Кошечка отбросила ударом локтя в живот. Это ей удалось – она услышала глухой вскрик противника. Но второй здоровяк, набросившийся сзади, прижал ее руки к бокам, а третий, возникший невесть откуда, занес над ее головой пустой мешок.

Того, что с мешком, Кошечка ударила ногой в пах и одновременно с раздавшимся воплем услышала еще один звук – громкий стук дерева о кость. Должно быть, кто-то из нападавших по ошибке ударил того самурая, который ее держал. Пальцы оглушенного врага разжались, и он тяжело соскользнул на землю, цепляясь за бедра Кошечки.

От рывка Кошечка поскользнулась и вновь столкнулась с врагом, державшим мешок. К этому времени ее глаза привыкли к темноте настолько, что она смутно разглядела самурая, который поднял руки, занося для удара свой посох. Княжну было велено захватить живой.

Она упала на землю и откатилась за поленницу дров. По глухому сильному удару и сдавленному вскрику она поняла, что тот, с посохом, ударил своего товарища в грудь.

«Бака!» – подумала Кошечка. Князь Кира нанял шайку болванов, которые немилосердно колошматят друг друга. Она, крадучись, вышла из-за поленницы, готовясь расправиться с этим олухом, но он исчез. «Трус!» – пробормотала Кошечка.

Хозяйка ночлежки, просунув палку сквозь брусья оконной решетки, пыталась приподнять циновку, которой Кошечка завесила окно снаружи. При этом старуха вопила во все горло.

– Сиди смирно! – рявкнула на нее Кошечка. Хозяйка мгновенно умолкла, циновка вновь упала и закрыла окно.

Кошечка посохом спихнула в овраг того из нападавших, который валялся на земле, задыхаясь от мощного удара в грудь, парализовавшего легкие. За ним последовали два его лежавших без сознания товарища. Кошечка кипела от ярости: слуги Киры выгнали ее из-под крыши в холодную ночь, да еще и вываляли в грязи. Она пожалела, что сразу сбросила этих негодяев в овраг: надо было ударить их еще несколько раз, чтобы отвести душу.

– Хатибэй! – это звала Касанэ. Она боролась с последним из нападавших, который прижимал девушку к стенке уборной. Кошечка вынула из складок пояса короткую палку-явару и свободно зажала ее в ладони. Потом она слегка надавила одним из шаровидных концов явары на сжимавшую запястье Касанэ руку врага – как раз за костяшками пальцев, там, где проходил нерв. Слуга Киры взвыл от боли, его пальцы разжались. Кошечка, прижав большой палец врага к выемкам боевой палки, давила на этот палец до тех пор, пока противник не прекратил сопротивление.

– Отпусти, мне больно! – захныкал он.

В этой точке его тела словно сосредоточилась вся боль, какая когда-либо существовала на свете. Она уничтожала гордость и самолюбие, стирала все мысли о прошлом и будущем, подавляла чувства и желания.

Кошечка подвела побежденного врага к краю оврага и скомандовала:

– Прыгай!

– Пожалуйста, не надо, – дрожащим голосом взмолился княжеский слуга. В ответ княжна только сильнее прижала его палец к выемкам явары.

Ни Кошечка, ни ее пленник не видели, какова глубина оврага: может, несколько сяку, а может, бездонная пропасть. Слуга Киры, отчаянно закричав, шагнул на край черной полосы и полетел вниз. Кошечка стала ждать, когда он ударится о дно. Шлепок донесся до нее скоро – овраг был не очень глубок.

Кошечка пошарила руками вокруг себя, пытаясь найти свой узел с вещами, и тут услышала приближавшиеся крики и топот шагов: шум схватки поднял на ноги соседей. Узел пришлось бросить. Беглянки в одних дорожных плащах, босые и покрытые грязью, бросились в темный лес, подступавший к самому дому.

Они бежали наугад через мокрые от дождя кусты, взбирались, цепляясь за корни и камни, на склоны предгорий, натыкались на валуны, влетали в ледяную воду разлившихся от дождя ручьев и ударялись о стволы деревьев, но, выдирая из одежды и тел колючки куманики, продолжали из последних сил стремиться вперед, пока не оказались на гребне какой-то горы. Тут им пришлось остановиться: подлесок стал слишком густым, они уже не могли пробиться через него.

Зажатые среди ветвей, задыхаясь от бега, Кошечка и Касанэ сидели на клочке мокрого мха в почти полной темноте. У них остались только их посох, подорожные, путеводитель, двадцать медных монет, которые должны были утром перекочевать в карман хозяйки ночлежки, и еще кое-какие мелочи, завалявшиеся в складках их курток. Двадцати мон не хватит даже на то, чтобы заплатить паромщику за переправу через ближайшую реку. Кошечка была готова рыдать от отчаяния. Глубокими частыми вдохами она загнала слезы внутрь себя.

Касанэ слегка прислонилась к своей госпоже, и та почувствовала, что деревенская девушка дрожит. Кошечка поняла, что это не просто нервная дрожь: Касанэ беззвучно плакала, она пребывала в полном отчаянии.

Кошечка обняла за плечи свою верную спутницу, прижала к себе и укрыла полой своего плаща.

– Маленькая Касанэ, послушай, что я сочинила для твоего молодого человека. Потом скажешь, что ты думаешь об этом стихотворении.

ГЛАВА 37
Потерял я пятнистую кошку

В начале второй половины дня Хансиро увидел поднимавшегося по склону горы бродячего актера. Ну, вот, наконец, и долгожданная княжна Асано! Новый наряд был выбран с большим умом: огромная красная маска демона, сделанная из папье-маше, закрывала беглянку от головы почти до пояса. Длинный нос маски выглядел очень уродливо, и представить, что под ним скрывается красивое личико, было почти невозможно. Такие маски были хорошо знакомы Хансиро: их носили на религиозных празднествах в его родной Тосе.

Хансиро покинул «Ласковый приют», перешел через пропасть по красному лакированному мостику и притаился на обочине дороги, спрятавшись за высокими кустами. Когда княжна Асано прошла мимо его укрытия, ронин вышел на дорогу и последовал за ней. Глядя на беглянку сзади, Хансиро удивлялся тому, каким широким был ее шаг. Женщина шла легко и бодро, невзирая на крутой подъем.

Одеваться и вести себя по-мужски было модно в среде куртизанок и знатных женщин Восточной столицы. Такая манера держаться всегда возбуждала Хансиро, и он был в восторге от того, что княжна Асано искусно владела этим стилем.

Форма ног княжны тоже восхитила его, хотя они и были упрятаны в грязные гетры и таби. Взгляд Хансиро поднялся от узких пяток беглянки к лодыжкам, прошелся вдоль икр, отметил впадины под коленями. То, что располагалось выше колен Кошечки, закрывал от нескромных глаз потрепанный подол длинной мешковатой хлопчатобумажной куртки на ватной подкладке. Но прежде чем Хансиро успел сдержать свои мысли, они проникли туда, куда не мог проникнуть его взгляд.

Хансиро невольно представил себе то божественное место, где ноги красавицы соединялись с туловищем, и «тайную расщелину», скрытую в мягкой густой черной растительности дикой страны любви. Он почти ощутил, как нежно расходится под пальцами этот волосяной покров, как легко расступаются створки пышных розовых складок. В общем, он вообразил себе больше, чем следовало. Сдержанный и волевой мужчина жадно глядел на едва заметные подрагивания двух похожих на тугие щеки младенца округлостей под заплатанным подолом пыльной куртки, и неуместное влечение отдавалось болью в его паху.

Хансиро моргнул, отгоняя расслабляющее видение, и перевел взгляд выше, на сямисэн, висевший у княжны Асано на спине. Но инструмент подпрыгивал и покачивался в такт ее мальчишеской походке, и от этих движений сердце Хансиро забилось быстрее, несмотря на твердое намерение не терять головы, ронин почувствовал стеснение в груди, от которого ему стало еще труднее дышать в разреженном горном воздухе. «Дурак!» – выругал себя Хансиро.

Он стал думать, что ему сказать, когда он подойдет к княжне Асано.

«Не бойтесь меня, ваша светлость!»

Нет, не пойдет. Прежде всего, Хансиро и не предполагает, что Кошечка испугается: взгляд, который она подарила ему в храме святого Дайси, не выражал страха.

«Я здесь для того, чтобы защитить вас от головорезов князя Киры».

Это ее оскорбит: она уже доказала, что может защитить себя сама.

«Я должен предложить вам пройти со мной».

Слишком резко.

«Я не желаю вам вреда, княжна Асано».

Уже лучше. Но умнее будет не произносить ее имени вслух.

Воин из Тосы быстро обогнал путника в маске и встал перед ним. Тот мгновенно замер на месте.

– Я не желаю вам вреда. – Хансиро поднял перед собой сложенный зонт и, держа его горизонтально, загородил дорогу. – Сопротивляться бессмысленно.

– Грабить меня тоже нет смысла. – Мальчик снял маску и усмехнулся Хансиро в лицо. – Я потратил последние деньги на проститутку в саду у моста Санмай. – И он насмешливо помахал длинным носом маски.

В первое мгновение Хансиро совершенно растерялся: лицо под маской не было ни красивым, ни даже женским, и уж во всяком случае не являлось лицом княжны Асано.

– Я принял тебя за другого, – буркнул ошеломленный ронин.

– Может, заплатите мне несколько медяков за испуг, генерал? – Мальчишка попался нахальный. – Вы меня так напугали, что я испачкал набедренную повязку и теперь придется покупать новую.

Хансиро не позволил себе улыбнуться этой наглой выходке, но все-таки дал актеру монету в пять мон. Мальчик поклонился с преувеличенным почтением. Когда он осыпал благословениями детей Хансиро и детей его детей, воин уже шел по красному мосту.

Ронин из Тосы вернулся на высокий балкон «Ласкового приюта», чтобы осмыслить этот неожиданный поворот колеса судьбы. В гостинице его дожидался сын хозяйки.

Когда Снежинка посылала сына в Одавару за скумбрией, Хансиро дал ему еще одно поручение: прочесть объявления, висящие на доске перед правительственной почтовой станцией, осторожно расспросить гонцов, почтовых слуг и носильщиков каго в дорожной управе, не случилось ли на дороге чего-нибудь особенного, и обо всех необычных происшествиях сообщить Хансиро.

– Ну как, есть интересные новости?

– Да, уважаемый дядюшка. – Сын Снежинки находился в том возрасте, когда его туловище отставало в росте от рук и ног, и они казались слишком длинными для такого маленького и худого тела. Его ладони и ступни были слишком велики и отстояли так далеко от плеч и бедер, что мальчик не мог хорошо управляться с ними, поэтому движения паренька были угловатыми.

– Власти поймали убийцу тех двух самураев из Хирацуки.

– Это правда?

Хансиро, слушая остальную часть рассказа, продолжал спокойно смотреть на долину, но ему казалось, будто он сидит внутри большого храмового колокола, по бронзовому боку которого только что ударили деревянной колотушкой.

– Этот преступник был переодет монахом. Его схватили в непотребном доме в Мияносите. Он убил еще одного человека в Одаваре. Он был очень пьян, когда его брали полицейские. Говорят, что это он устроил заварушку на переправе через Таму.

– Какой он с виду?

– Безголовый, я думаю. Полицейские сразу увели его в горы, еще в темноте. Я слышал, этого человека казнили у заставы сегодня на рассвете. Его голова выставлена у дороги.

– Ты слышал еще что-нибудь?

– Нет, ваша честь.

– Спасибо тебе.

– Я изучал те ходы, которые вы показали мне, ваша честь.

Мальчик не решался прямо попросить Хансиро сыграть с ним в го[25]25
  Го (кит. вэйци) – логическая настольная игра с глубоким стратегическим содержанием, возникшая в Древнем Китае, по разным оценкам, от 2 до 5 тысяч лет назад. В VII веке го попала в Японию, где, начиная с XV века, стала очень популярна.


[Закрыть], но бросил жадный взгляд на игральную доску, разложенную на низком столике. Он мечтал поступить в школу го в Эдо.

– Дорога длинная, а время позднее, – ответил Хансиро.

Мальчик понял: друг их семьи не станет играть с ним сегодня. Он поклонился и ушел, оставив Хансиро одного.

У воина из Тосы не было семьи: мать его умерла при родах, а отец Хансиро, когда сыну исполнилось шесть лет, был убит в стычке с компанией госи. Так назывались деревенские новобранцы семьи Яманути, происходившей от союзников рода Токугавы, незаконно захватившего власть и правившего уже сто лет.

Мальчика-сироту взял на воспитание господин его отца, второразрядный князь с доходом всего в пятьдесят тысяч коку. Хансиро и единственный сын князя воспитывались вместе, как братья. Вполне естественно, что Хансиро, повзрослев, присягнул в верности своему молодому господину.

Князь уехал в Эдо и оставил сына управлять поместьем, но тот промотал наследство с красавицей-куртизанкой. Слуги князя лишились своих мест. Княжеская семья продала все, что у нее оставалось, но выручка досталась ростовщикам. Урожай риса был заложен в пользу заимодавцев. Токугава Цунаёси отдал поместье одному из Яманути.

Отец молодого князя публично отрекся от сына. Сын стал нищенствующим священником и в одних лохмотьях отправился к святыням замаливать свои грехи. Когда молодой человек прощался с Хансиро, тот думал, что его душа не сможет вместить такого огромного горя. Теперь, сидя на балконе «Ласкового приюта», ронин из Тосы чувствовал почти такую же сильную душевную боль, и она навалилась на него неожиданно, как враг из засады.

«Нет пестрой кошки. Теперь крысы лезут в дом, суют нос в горшки», – неожиданно вспомнил он строки Кандзано, сумасшедшего поэта с Холодной горы. Да, как только Хансиро услышал, что Кошечку обезглавили, горькие мысли стали хозяйничать в его душе слишком вольно. К тому времени, когда воин из Тосы собрал свои немногие вещи и попрощался со Снежинкой, он уже решил, что ему делать.

Прежде всего, он убедится, что голова, выставленная у заставы, действительно снята с плеч той, за кем он гнался, – красавицы с несчастливой судьбой. Он помолится о ее душе, а потом отправится дальше на запад.

Власти наверняка осмотрели тело убийцы, обнаружили, что казнили женщину, и выяснили, что это была незаконная дочь князя Асано, но не объявили об этом. Возможно, они даже решили держать позорное для них дело в тайне, чтобы избежать скандала.

Слуги князя Ако заслужили право узнать правду о судьбе дочери своего князя. Хансиро расскажет о борьбе и гибели советнику князя, Оёси, который, по слухам, кутит в Киото. Сделав это, он дойдет до берега моря и наймет лодку, которая переправит его на родной остров Сикоку. Он уединится там в гроте у моря и больше никогда не вспомнит о княжне Асано.

В сумерках Хансиро подошел к заставе Хаконэ. Он медленно прошел мимо четырех подставок с головами, поднятыми на уровень глаз для удобства зрителей, и прочел надписи на установленных рядом табличках. Дойдя до последней головы, он повернулся и пошел обратно.

Хансиро внимательно осмотрел остекленевшие глаза, открытые рты, посиневшую кожу, спутанные космы распущенных волос и оскаленные зубы страшных останков. Потом он долго стоял, глядя в небо поверх ограды заставы.

Губы воина из Тосы сложились в едва заметную улыбку: он снова недооценил княжну Асано! Ну конечно, она проскользнула сегодня у него под носом. На лице Хансиро не отражалось ничего, но его душа взлетела от радости под облака, как воздушный змей в виде дракона, подхваченный ветром второго месяца. «Ветер нельзя поймать сетью», – вспомнил он старую поговорку.

Хансиро подошел к заставе и предъявил подорожную. По другую сторону ограды он нашел чайный дом, куда часто заходили охранники и писцы. Глотая горячий чай и глядя на непрерывно падающие капли только что начавшегося мелкого дождя, он старательно прокручивал в уме образы путников, проходивших мимо «Ласкового приюта».

Это были простые люди, какие обычно встречаются на Токайдо, паломники, служащие, посредники больших торговых домов, монахи, странствующие ремесленники, носильщики, погонщики вьючных лошадей, крестьяне с грузами всех видов. И Мумэсай – воин с запада, который рисует Бэнкэя на мосту Годзо.

Мумэсай! Рука Хансиро, подносившая ко рту чашку, замерла на полдороге. Он не замечал, что пар от горячего чая щекочет ему нос. Хансиро почти не слышал шорох гладкого камня – звук шашки для игры в го, скользящей по тяжелой деревянной доске. Эти черные полированные диски делали из сланца. Их размер выбирался так, чтобы шашку было удобно держать между большим и указательным пальцами игрока. Потом воину из Тосы почудился хрустящий щелчок, словно он с силой опустил эту шашку на новое пересечение линий нанесенной на доску сетки. Черные шашки окружали шашку противника – тоже полированный диск, но из белого ракушечника. Шашка, которой играл Хансиро, называлась «Мумэсай».

Несмотря на сломанный нос, художник со времени схватки у парома мог пройти по Токайдо гораздо дальше. Вместо этого он до сих пор шел в одном ритме с княжной Асано. За кем он следовал сегодня?

Хансиро последовательно исключил всех путников, кроме одного – крестьянина, которого не смог разглядеть под грудой поклажи. Его разуму легче было уверовать в то, что Кошечка не проходила сегодня по дороге к Хаконэ, но интуиция подсказывала, что этим безликим крестьянином была именно она.

Хансиро редко позволял себе удивляться чему-либо, но сейчас он был более чем удивлен – он был поражен тем, что княжна Асано взялась таскать по Токайдо тяжести, как какая-нибудь «тетка с грузом на плечах». Он мог представить себе, что такая женщина, как Асано, избалованная дочь князя, рискнет отправиться в опасный путь одна. Он мог представить себе, что она не отступит в схватке с врагами и не дрогнет, нанося смертельный удар. Но он не мог и вообразить, что княжна унизится до роли вьючного животного.

Из всех свидетельств ее стойкости и решимости добраться до виновника смерти своего отца это больше всего тронуло душу Хансиро. Он продолжал сидеть без движения, а чайный дом постепенно наполнялся громким смехом свободных от дежурства охранников с заставы. Хансиро вспомнил слова своего наставника: «Идти по Пути не трудно, если сделан выбор». Воин из Тосы понял, что до сих пор его выбор не сделан. С той минуты, когда посланец Кувшинной Рожи появился в дверях его комнаты, Хансиро исполнял лишь то, чего от него ожидали. Но теперь он мысленно поклялся сделать больше. Он не только защитит княжну Асано в пути, он отдаст себя полностью – ум и сердце, руку и меч – служению этой героической женщине. Да будет так.

Теперь ему оставалось только найти княжну Асано. Хансиро взглянул в задний угол комнаты, где обычно сидели правительственные писцы. Двое из них как раз распивали там первый чайник сакэ. Они должны знать имена сотен путников, прошедших сегодня мимо их стола. И очень вероятно, что они могут связать каждое имя с лицом носящего его человека: это их работа.

В боевом искусстве много разнообразных и иногда необычных приемов: японские воины и их наставники всегда были изобретательны. Хансиро умел завязать веревку любым узлом, биться мечом, переходить реку вброд в доспехах и плавать со связанными руками и ногами. Он научился отбивать летящие стрелы железным веером и метать иглы в глаза противника. Но теперь воину из Тосы нужно было применить прием, которому не учили ни в одной школе. Он должен был напоить собутыльника настолько, чтобы тот вспомнил нужные Хансиро имена, но не смог вспомнить на следующее утро, о чем говорил вечером.