Текст книги "Дорога Токайдо"

Автор книги: Лючия Робсон Сен-Клер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 45 страниц)

ГЛАВА 35
Ни ворот, ни стен

Четыре стражника грели руки над жаровней, установленной возле крытых ворот. Кошечка позавидовала встречным путникам: они уже прошли заставу и теперь беззаботно двинутся вниз, к Одаваре. По другую сторону частокола располагались помещения самой заставы – служебные постройки, казармы для охранников и длинное низкое деревянное здание, конторка чиновников.

Щели между кольями забора были достаточно широки, чтобы видеть царящую там суету. Пешеходы увязывали вещи. Погонщики лошадей снова навьючивали на терпеливых животных досмотренные тюки. Почтовые слуги кормили и чистили своих скакунов.

Стражники у ворот носили на головах широкие белые повязки с узлами в центре лба, как раз под бритыми макушками. Они все казались одинаковыми в своей форме – темно-оранжевых хакама и кимоно цвета хурмы с широкой белой полосой поперек груди и гербом рода Токугавы – листьями алтея.

Гревшиеся у жаровни воины тихо переговаривались между собой, а старший стражник в черных таби, черно-белых хакама до колен и черном кимоно сортировал путников: официальных гонцов и людей высокого происхождения он пропускал первыми, чтобы важные особы не томились ожиданием, потом шли священники, паломники и крестьяне. В последнюю очередь в таможню допускались торговцы, ремесленники, нищие и актеры.

– Подорожные! – Старший стражник мельком взглянул на бумаги, которые показала ему Кошечка.

– Туда! – Боевым веером воин ткнул в сторону группы паломников и крестьян, ожидавших решения своей участи в кедровом леске.

Некоторые из скопившихся там путников перекусывали, другие растирали намятые ступни. Несколько человек спали, растянувшись прямо на земле, завернувшись в дорожные плащи и положив головы на свои сундучки или короба. Четверо или пятеро молодых парней в одеждах паломников играли в карты. Еще один стучал четками и громко молился.

Носильщики каго, не обращая внимания на благочестивое пение, хвастались друг перед другом мужской силой. Их седоки ходили вокруг носилок, разминая затекшие мускулы и суставы. Одного из этих бедолаг укачало, и с ним случился приступ «болезни каго». Теперь несчастного выворачивало наизнанку, а носильщики отпускали грубые шуточки на его счет. Под навесом, укрывавшим отхожее место, стояли цепочкой желающие облегчиться. Тут же сновали продавцы чая и рисовых пирожков.

Кошечка опустила на землю тяжелый узел. Касанэ поставила сундучок на ножки, развернула одну из циновок, потом сняла поношенные сандалии, опустилась на колени и откинулась на пятки. Деревенская девушка плотнее закуталась в бумажный дорожный плащ и спрятала под ним руки, чтобы нервная дрожь ее пальцев была не так заметна. Ее взгляд был прикован к мечам стражников.

Кошечка хотела достать путеводитель и почитать Касанэ, чтобы служанка немного рассеялась, но решила, что рыбак, умеющий читать, может привлечь к себе нежелательное внимание.

– Не попробуете ли вы мой отвар из грибов? Он наилучшего качества! – Старик разносчик нагнулся и поставил на землю переносную жаровню. – Всего пять медных монет, ваша честь! – Он повернул голову и потерся распаренной щекой о ткань куртки.

– Спасибо, нам и так хорошо, – отказалась Кошечка, вежливо избегая отвратительного слова «нет». Она была бы не прочь выпить чашку горячего бульона, но знала с точностью до медной монеты, сколько денег у них осталось.

Старик взвалил на плечо свою ношу и быстро зашагал прочь. Касанэ, оглядевшись вокруг, потянула Кошечку за рукав.

– Он подал мне сложенную бумагу, госпожа, – прошептала она. – Я думаю, это от того молодого человека.

– Того, который не мог на тебя наглядеться в гостинице?

– Да. Он стоит у чайного ларька через дорогу от нас, – Касанэ бросила на свою госпожу быстрый взгляд. – Он машет мне рукавом. Что я должна делать? – Касанэ опять нервничала, но, по крайней мере, отвлеклась от своих грустных мыслей.

– Это дело касается только вас двоих, – тихо ответила Кошечка, не поднимая глаз. – Спрячь письмо в пояс и не подавай вида, что сказала мне о нем.

Кошечка была погружена в раздумья об ожидающем ее испытании и тем не менее едва подавила улыбку.

– Поднеси пальцы правой руки к губам, – сказала она. – Потом слегка коснись ими левого плеча. После этого как можно медленнее опусти руку обратно на колени. Постарайся проделать все это как можно изящнее.

– Что это значит?

– Что ты получила его письмо и займешься им при первой возможности.

– Эй, поторопитесь! – Охранник взмахнул рукой, приказывая крестьянам и паломникам идти к воротам.

Те, к кому он обратился, не нуждались в дополнительных понуканиях. Истомленные ожиданием люди тут же подхватили свои узлы и кинулись к заставе: каждый спешил поскорее пройти досмотр. Кошечка и Касанэ подбежали к ограде босиком и надели сандалии уже возле входа в таможню. Оказывается, причиной задержки движения явилась небольшая свита какого-то князя, которую досматривали вне очереди. Если бы князь был побогаче, путники низших категорий могли бы застрять у заставы и на целый день, пока охранники регистрировали бы его многочисленных слуг.

Входя во двор заставы, Кошечка увидела последнего знатного путника – женщину в поношенной бумажной одежде, взятой напрокат в местной чайной лавке. Два охранника и хозяйка той же лавки, нанятая чиновниками в помощницы, вели ее к маленькой кабинке для подробного обыска. Кошечка бросила взгляд на Касанэ и заметила, что лицо крестьянки помертвело. «Они осматривают только высокородных», – шепнула княжна обомлевшей дурехе.

Очередь медленно приближалась к приземистому зданию проходной. Гирлянды широких белых флагов свисали с больших карнизов постройки и хлопали на ветру. Эти знамена с гербом семьи Токугава образовывали нечто вроде коридора. Крыша таможни, имевшая небольшой наклон, была обложена по краям камнями, чтобы яростные горные вихри не сдували с нее дранку. Раздвинутые деревянные ставни таможни позволяли видеть то, что происходило внутри единственной комнаты здания.

– Я боюсь! – прошептала Касанэ.

– Ты крестьянка. Они и ожидают, что ты испугаешься. Но все же постарайся взять себя в руки.

Когда Кошечка двигалась в толпе путников через шумную проходную заставы, ее сердце сильно билось. Что, если ее маскарад не обманет стражников? Что, если стражники отведут Касанэ в сторону для обыска и запугают так, что дуреха выдаст ее? Что, если стражники найдут явару, которую Кошечка спрятала в рукаве? Кошечке казалось, что с тех пор, как Гадюка подарил ей этот боевой снаряд, прошел не один год. Охранники поймут, что это оружие.

Кошечка вспомнила слова Мусаси: «Если ты входишь в горы и решаешься идти дальше, ты выходишь к воротам. В моей школе боя длинным мечом нет ни ворот, ни стен – в ней есть только духовное начало».

Когда беглянки оказались перед проверяющими, они сняли свои паломнические шляпы и скромно потупились. Почтительно склонив головы, женщины вошли в прохладную тень, лежавшую под карнизами, за тканевые занавески, опустились на колени на широкую скамью, которая шла вдоль стены, и низко поклонились. Таким образом они, выражая почтение, расположились ниже помоста комнаты, установленного для начальника охраны. Сам же главный охранник также сидел на коленях ниже трех чиновников, устроившихся на еще одном, покрытом татами помосте.

Теперь, когда все высокородные путники прошли досмотр, чиновники позволили себе расслабиться. Один курил, опираясь на подлокотную подушку. Двое других брали палочками лакомства с тарелок, стоявших перед ними на лакированных столиках. Сбоку от них размещался за низким письменным столом писец. Он держал кисть наготове, чтобы внести в реестр имя и возраст Кошечки и место ее проживания – округ и деревню.

– Ваши бумаги! – Начальник охраны подождал, пока его помощник возьмет из рук Кошечки подорожные и передаст ему. – У вас с собой достаточно денег?

Кошечка протянула помощнику тряпичный мешочек, лежавший у нее в складке куртки. Начальник охраны развязал шнурок и высыпал жалкое содержимое мешочка на ладонь.

– Думаю, вы собираетесь пополнить свой кошелек милостыней.

– Нам сказали, что мы можем жить за счет благочестия и щедрости добрых людей, которых встретим в пути, – подтвердила Кошечка и униженно поклонилась, коснувшись лбом скамьи.

– Вот ведь простаки! – Начальник охраны вернул кошелек Кошечке. – Не вздумай торговать сестрой, чтобы поправить свои дела. И не задерживайтесь в этой провинции, быстро проходите дальше. Если обнаружится, что вы чьи-то соглядатаи или нарушили закон, вас накажут.

– Я понял, ваша честь.

Пока писец переносил данные из подорожных в большую регистрационную книгу, Кошечка прислушалась к разговору, который вели между собой три чиновника, и едва не обезумела от страха, когда разобрала, о чем идет речь.

– Который? – спрашивал в этот момент курильщик, склонившийся к своим напарникам.

– Последняя голова, – ответил таможенник помоложе.

– Самая уродливая, – добавил старший.

– Быстрая работа. – Медными палочками, такими же, как для еды, курильщик взял тлеющий уголь из жаровни и поднес его к трубке.

– Многие видели, как этот негодяй вчера вечером зарезал возле Одавары торговца, чтобы завладеть его кошельком. Полицейские арестовали этого малого в непотребном доме низшего сорта в Мияноситэ. После того как заплечных дел мастер поработал над ним, он закукарекал как петух и признался, что те два убийства в хирацукской бане тоже его рук дело.

– Как один мужик сумел убить двух самураев?

– Он сказал, что они были пьяны. Этот малый вообще рассказывал много забавного и всех нас развеселил.

Кошечка так разволновалась, что не услышала, как начальник охраны сказал: «Следующий!» Увидев, что путник не реагирует на его слова, стражник с силой стукнул веером по татами.

– Проходи!

– Простите, ваша честь! – Кошечка взяла подорожные и неуклюже сползла со скамьи.

Она двигалась нарочито медленно, чтобы заставить помощника применить силу, но тут же пожалела об этом. Когда тот ударил Кошечку по плечам своим жезлом, сильная боль пробежала по ее позвоночному столбу и отдалась в копчике. Кошечка вскрикнула и торопливо побежала к выходу, держась к начальству боком и кланяясь.

Беглянки быстрым шагом пересекли огороженный двор заставы и выскочили за ворота. Они поторопились пробиться сквозь толпу носильщиков каго, которые поздравляли прошедших заставу людей и клянчили на счастье медяки у щедрых на радостях путников, но лишних монет у Кошечки не было.

Госпожа и служанка ненадолго задержались перед небольшой часовней святого Дзидзо и поблагодарили его за помощь. Потом беглянки пробежали мимо лавок и чайных домов, скопившихся возле таможни. Несмотря на боль, пульсировавшую в спине, Кошечка была готова расхохотаться: пройти заставу оказалось легче, чем она смела надеяться. В положении безликих крестьян имелись свои преимущества.

Когда беглянки миновали деревню, Касанэ заговорила первой:

– Мне жаль, что этот неуч ударил вас. Когда мы остановимся на ночлег, я разотру вам плечи.

– На боль не следует обращать внимания.

Эта боль самым неоспоримым образом доказывала, что Кошечке удалось обмануть стражника: он ни за что не ударил бы ее, если бы заподозрил, что она из самурайской семьи. Кошечка повернулась лицом к Касанэ и прошла несколько шагов, пятясь.

– Я что-то не вижу твоего поклонника.

Щеки Кошечки все еще охватывала крестьянская повязка. Беглянка весело усмехалась, и эта усмешка делала ее очень юной и озорной.

Касанэ, протягивая госпоже письмо, прошептала:

– Ты очень хорошо держался на заставе, младший брат.

Кошечка развернула толстую обертку и вынула записку – мягкий и гибкий листок рисовой бумаги. Он был сложен просто, но с определенным изяществом. Этот крестьянин умел чувствовать красоту.

«Ветер дует и гнет храмовые ивы. Не согнешься ли и ты под ветром любви?»

Кошечка подняла взгляд.

– Дерзкий малый!

– Он всего лишь крестьянин! – робко попыталась защитить своего поклонника Касанэ.

– Говорят, на человека, который отказывает другому в любви, падает проклятие. – Кошечка вернула письмо Касанэ. – Говорят еще, что тот, чья любовь не получит ответа, возвращается после смерти на землю, чтобы отомстить за себя.

Касанэ ничего не понимала в таких сложностях – ее жизненный опыт был слишком мал. Она до смерти боялась любых духов. Мысль, что какой-то из них может желать зла лично ей, сковала ее страхом.

– Я не думаю, это просто дорожное увлечение, – Кошечка пожалела свою спутницу и перестала ее дразнить. – Может, он хочет вступить в брак, не записываясь в храмовую книгу? Ты хочешь прогнать его от себя?

– Мне бы этого не хотелось, – едва слышно ответила Касанэ.

– Тогда мы пошлем ему ответ сегодня вечером. – Кошечку это ухаживание забавляло, но и немного тревожило: оно могло создать сложности для путешественниц.

Кроме того, Кошечка вдруг на деле почувствовала себя защитницей деревенской девочки, ее настоящим братом: Касанэ так молода и неопытна, любой мужчина мог легко обмануть ее.

Сочиняя ответ поклоннику Касанэ, Кошечка увидела мужчину и женщину, боровшихся друг с другом у обочины дороги. Мужчина нападал. Он зажимал рукой рот своей жертвы, заглушая ее крики.

Редкие путники торопились пройти мимо этой пары, но Кошечка храбро двинулась к наглецу, широко расставляя ноги и потрясая посохом. Грабитель, заметив ее приближение, оттолкнул женщину от себя и убежал, скрывшись в густом подлеске.

Женщина, стоя на коленях посреди дороги и бессвязно всхлипывая, обхватила Кошечку за пояс. Она выглядела вполне приличной, хотя истерически плакала и была очень растрепана.

– Успокойтесь, тетушка. Он ушел, – сказала Кошечка и с удовольствием отметила, что Касанэ держит свой посох в боевом положении. «А она ведь очень отважна, моя дуреха. И, пожалуй, больше достойна звания самурая, чем многие нынешние выскочки!»

Кошечка помогла пострадавшей встать:

– Вы живете неподалеку?

Женщина, все еще всхлипывая, показала рукой вверх – на горы. Почтительно пятясь к отходившей от дороги узкой тропе, она несколько раз поклонилась. Когда Кошечка и Касанэ продолжили путь, слова благодарности все еще звучали в зимнем вечереющем воздухе.

– Ты храбрая девушка, Касанэ!

– Я боялась за вас, хотя и знала, что вы сможете победить его.

Кошечка свернула на боковую тропу, которую загораживали кусты.

– Поставь ноги вот так. – Она приняла боевую стойку. – Подними посох.

Касанэ встала, как ей было сказано. Кошечка выполнила своим посохом поворот в обратную сторону и ударила им о посох Касанэ не в полную силу, но так, что послышался треск и толчок удара отдался у крестьянки в руках.

– Это основной удар. Теперь попробуй повторить его. Попытайся сбить меня с ног силой движущегося посоха.

Касанэ робко ударила по посоху своей госпожи.

– Бей сильно!

Та ударила чуть-чуть сильней.

– Изо всей силы!

Теперь Кошечка почувствовала, что ее посох вздрогнул. Это значило, что Касанэ стала вкладывать в удар силу. Но – небольшую.

– Мы потренируемся позже, – сказала Кошечка. – А теперь, двигаясь по дороге, давай играть – будем считать монахов.

– А как в это играют?

– Ты понесешь фуросики и сундучок, пока не увидишь первого. Потом я понесу их, пока не увижу следующего, и так далее.

– Мне и так больно видеть, что вы тащите этот узел, как грязный носильщик. Будет несправедливо, если вы взвалите на себя еще одну ношу.

– Я – сильный парень. Я могу нести столько же, сколько лошадь.

– Можно мне одолжить у вас нож?

Кошечка передала Касанэ широкий клинок. Через пару минут деревенская девушка смастерила отличный шест, срезав один из стеблей бамбука, росшего вдоль дороги. Потом она повесила свой сундучок на один его конец, узел на другой, подняла все это сооружение и легко уравновесила ношу на плече, чуть шевельнув коромыслом, чтобы сбалансировать грузы.

– Идемте!

Красное, как корень марены, заходящее солнце наводило глянец на горы, по склонам которых торопливо шли Кошечка и Касанэ. Холодный порывистый ветер подгонял путниц, хлопая полами их плащей. От крутого спуска у женщин сводило икры, их ступни скользили, и пальцы вдавливались в носки сандалий. Путницы переобулись, и теперь новая обувь немилосердно натирала им ноги, но Кошечка и Касанэ почти не замечали неудобств.

Колокольчики паломниц весело позвякивали. Госпожа и служанка много смеялись и передавали друг другу ношу, как только замечали бритую голову монаха. Носильщики каго наперебой зазывали странниц в свои носилки.

Ночь застала беглянок в горах, но они все же добрались до Мисимы при свете луны и больших фонарей, свисавших с крыш пригородных лавок и чайных домов.

– Путеводитель советует остановиться в гостинице «Форель», – сказала Кошечка. – Там сказано, что она недорогая и чистая.

Кошечка и Касанэ нашли эту гостиницу в тихом боковом переулке и устало опустились на помост прихожей. Они находились в пути с предрассветных часов этих суток.

– Добро пожаловать! – низко поклонилась гостям служанка. Она сняла с путниц пыльные сандалии и аккуратно поставила их в ряд – носками наружу, чтобы утром постояльцы легко могли всунуть в них ноги. Вторая служанка вошла в прихожую с полотенцем через плечо и тазом горячей воды, чтобы омыть ступни путешественницам.

– Подождите! – Кошечка лихорадочно ощупывала складку своей куртки.

– Что случилось, младший брат?

– Деньги! – прошептала Кошечка. – Наши деньги пропали!

ГЛАВА 36
Милости тысячерукой Каннон

Крошечная ночлежка располагалась вдали от других домов возле леса на границе Мисимы. Решетчатым каркасом, который выглядывал из-под ее потрескавшейся штукатурки, и погнувшимися оконными рамами она напоминала клетку для сверчков. Кошечка и Касанэ стояли на земляном полу узкой прихожей.

– Пятнадцать медных монет с носа, – объявила хозяйка. Ее короткая одежда, открывавшая голые икры старухи, состояла в основном из заплат и была подпоясана соломенным шнуром. Седеющие волосы хозяйки выбивались клочьями из-под тряпки, собранной в узле над морщинистым лбом.

– За ванну, еду и топливо для готовки, разумеется, плата отдельная.

Она говорила громко, чтобы перекричать доносившиеся изнутри помещения рев младенца и визгливые крики его ссорящихся родителей.

Кошечка вглядывалась в единственную комнату ночлежки. Голый деревянный пол-помост был до отказа забит посетителями и вещами. Единственными источниками света там были фитиль из сердцевины травы-ситника, еле тлевший в стоявшей на полке глиняной миске, и огонь очага, находившегося в центре комнаты. Воздух помещения пропитывал мерзкий запах ворвани.

Кошечка откинулась назад, чтобы рассмотреть деревянную табличку, прибитую к косяку лачуги, и прочла: «Гостиница “Приют паломников”. Низкие цены».

– Не стойте на пороге: вы морозите дом! – прикрикнула на женщин хозяйка.

Кошечка так замерзла, что едва могла двигаться, и слышала, что Касанэ тоже стучит зубами от холода. Она повернулась и задвинула за собой деревянную дверь, но тут же пожалела об этом поступке: запах ворвани мгновенно перебила еще более сильная вонь, шедшая от пожилой монахини, чью безволосую голову покрывали гноившиеся язвы.

– Нас обокрали.

Кошечка слишком устала, чтобы сдвинуться с места, и мысль о том, что опять придется таскаться по всей Мисиме в поисках более дешевого ночлега, приводила ее в отчаяние. А мысль о том, что придется заставить Касанэ шагать дальше, была невыносима.

– У нас есть только двадцать мон, – Кошечка встряхнула в ладони мелочь, которую она и Касанэ отыскали в своих рукавах, – сдачу, оставшуюся от мелких покупок, до которой не добрался вор.

– А вещей на обмен нет?

– У нас с собой только самое необходимое.

Хозяйка гостиницы долго рассматривала нищенок, прищурив глаза. В конце концов она, видимо, решила, что двадцать медных монет лучше, чем ничего, и не стала прогонять безденежную пару.

– Ладно, оставайтесь.

И она показала на кучу валявшихся в углу грязных одеял, которые словно тряслись от скакавших по ним паразитов:

– За постель отдельная плата.

– Мы обойдемся без постели.

Кошечка положила на пол узел, потом присела сама – на край деревянного помоста, – развязала сандалии и сняла грязные таби. Ее мокрые ступни посинели и онемели от холода.

Хозяйка принесла миску холодной мутной воды. Касанэ выбросила из нее таракана. Потом она и Кошечка намочили в миске свои полотенца и стерли грязь со ступней. После такого омовения госпожа и служанка встали и стали пробираться между спящими паломниками и нагромождениями вещей. Младенец в глубине комнаты все еще орал, а его родители по-прежнему ссорились.

Кошечке хотелось убраться как можно дальше от покрытой язвами монахини. Она обошла голосящего младенца и его скандальных родителей, потом переступила через старика и молодую женщину, видимо его дочь, у которой спина была скрючена, как побег папоротника. Похоже, несчастная страдала той таинственной болезнью, от которой искривляется позвоночник, и теперь они с отцом шли в Исэ молить богиню Солнца об исцелении.

Хозяин дома сидел возле очага и, казалось, не обращал внимания на шум и вонь. Он мастерил себе сандалию, – надев две петли из бечевок на длинные мозолистые пальцы правой ноги, мужчина оплетал их такими же бечевками из рисовой соломы. Кошечка перешагнула через выставленную вперед ногу и даже не извинилась за свою грубость.

Она злилась не потому, что не смогла найти лучшего места для ночлега, – она была в ярости от того, что позволила обокрасть себя. Только темнота останавливала ее от того, чтобы не кинуться в погоню за подлой тварью. Наверно, женщина на дороге, притворявшаяся пострадавшей, сумела стащить кошелек, когда ухватилась за Кошечку.

– Бака! (Балда!)

Это было грубое слово, и сама Кошечка никогда не произнесла бы его, но брат Касанэ мог себе это позволить. И, пробираясь в полной тишине мимо запертых лачуг по грязным улицам Мисимы, она снова и снова бормотала это слово, чувствуя удовольствие от толчка, с которым оно срывалось с губ. «Бака!» – пробормотала она и сейчас. Единственный свободный клочок пола обнаружился в заднем углу помещения, возле старухи, которая спала на обрывке циновки, свернувшись в клубок. Этот угол был хорош еще и тем, что находился рядом с задней дверью. Кошечка и Касанэ пробрались туда и прислонили свои вещи к стене. Тут же раскормленные блохи облепили лодыжки женщин, и Кошечка пожалела, что потеряла пудру против них у парома в Кавасаки.

– Ну и здоровенные здесь тараканы – хоть в телегу запрягай! – Касанэ прихлопнула одного из них запасной сандалией.

Тараканы кишели на связках сушеной рыбы, нанизанной на веревки и подвешенной к бревенчатым стропилам лачуги. Они ползали по растрескавшимся стенам ночлежки. Корзина с просом, стоявшая невдалеке от странниц, была усыпана пометом этих насекомых.

Касанэ несколько раз топнула, чтобы разогнать тараканов, и расстелила циновки.

– Зря мы не взяли постель у этой скупердяйки, – тихо сказала она, растирая своим полотенцем ступни Кошечки, чтобы согреть их.

Та удивленно уставилась на свою служанку: уж не сошла ли Касанэ с ума?

– Тогда тысячерукая Каннон благословила бы нас своей божественной милостью, – продолжала та торжественно, но с едва заметным насмешливым огоньком в глазах.

Кошечка чуть не задохнулась от изумления и с сомнением взглянула на служанку.

– Я хочу сказать: нам понадобится тысяча рук, чтобы чесаться!

Когда малыш прекратил рев, набирая воздуха для новых воплей, Кошечка услышала громкий шум, доносившийся со двора – там кто-то сильный выдергивал пучки соломы из нижнего края крыши.

– Ах ты, наглец! – крикнула в ночную темноту хозяйка ночлежки, распахнув дверь. – Убери отсюда свою мерзкую скотину, или я вышибу из нее дух.

И, схватив увесистый булыжник с земли, она запустила им в голодную лошадь и ее хозяина – почтового слугу, который пытался украдкой позволить своему животному подкормиться.

– Блохи, вши, у подушки фыркает лошадь, – тихо прочла Кошечка для удовольствия Касанэ.

– Ты сам сочинил эти стихи, младший брат?

– Нет, их написал мастер Басё.

Это стихотворение из знаменитого путевого дневника Басё утешило Кошечку: сам великий мастер останавливался в такой же скверной гостинице, как эта.

– Мне нужно кое-куда выйти, – сказала она Касанэ. – Последи за вещами.

Кошечка знала, что у нее не будет спокойно на душе, пока она не проверит, куда ведет задний выход. Она зажгла свой фонарь, и хозяйка гостиницы с жадностью посмотрела на него. Кошечка поняла, что та непременно потребует у нее этот светильник утром, как часть платы за ночлег.

Стоя на гнилой доске, Кошечка потушила фонарь, выждала, пока ее глаза привыкнут к темноте, и внимательно осмотрела крошечный заваленный хламом дворик.

После недавних дождей он превратился в топкое болото и под уклоном спускался к чернеющему вдали оврагу. Кошечка нашла короткую крепкую палку и поставила ее возле тяжелых деревянных ставней, применявшихся во время грозы. Потом надела изношенные гэта, предназначавшиеся для путешествий в отхожее место. Его легко было отыскать даже с закрытыми глазами.

Вернувшись в гостиницу, Кошечка увидела, что супруги с крикливым ребенком раздули очаг, и на нем уже весело булькает рисовая каша. Та как раз поспела, и мать принялась кормить ужином своего крикуна. За едой мальчуган успокоился – к величайшей радости окружающих.

Касанэ, подвесив котелок над огнем, тоже варила в нем ту горсть риса, которую получила утром как подаяние. На маленьких вертелах из бамбука она также жарила нарезанные тонкими ломтиками грибы, которые, словно по волшебству, высыпали вдоль Токайдо после теплых дождей. Касанэ собрала эти дары природы в горах, промыла в хрустальном ручье и уложила в сундучок, завернув в оболочку, снятую со стеблей бамбука. Теперь она поливала грибы соевым соусом, купленным в Одаваре. Запах еды заглушил вонь ночлежки, и у Кошечки заурчало в животе.

Несмотря на готовящийся ужин, Кошечка смотрела на окружавшую ее нищету с мрачным видом, стараясь не замечать голодных глаз других паломников. Вскоре она поняла, отчего этот угол оставался пустым.

Между искривившимися досками двери образовались широкие щели, в которые задувал ледяной ветер, приносивший с собой запахи уборной. Кроме того, мимо беглянок постоянно сновали люди. Каждый раз, когда дверь распахивалась, легкий сквознячок превращался в мощный порыв холодного ветра.

Сплетенный из бамбука потолок служил одновременно полом для верхних помещений ночлежки и то и дело скрипел под невидимыми ногами гостиничных слуг. При этом с лежавших на чердачном полу соломенных циновок на Кошечку сыпался песок. Беглянка дрожала от холода и куталась в свой дорожный плащ.

– Как ты добыла у скупердяйки уголь для готовки? – тихо спросила она у Касанэ, когда та поставила перед ней две маленькие чашки риса с темными ломтиками жареных грибов наверху.

– Отдала ей свою книгу, – ответила Касанэ, откидываясь на пятки в ожидании, пока госпожа поужинает. Только после этого она сможет поесть сама.

Кошечка долго держала чашку в руке, наслаждаясь теплотой и округлостью ее стенок и ароматом еды.

– Ты отдала свои «Весенние картинки»? – спросила она, жадно глотая ужин. Грибы и горячий рис были восхитительны.

– Они мне не понадобятся, – сказала Касанэ, опустив голову, словно обращалась к полу, – никто никогда не возьмет теперь вашу несчастную и жалкую служанку в жены.

– Не будь в этом так уверена. – Палочками для еды Кошечка указала Касанэ на ее чашку, делая знак, чтобы та начинала есть: она понимала, что Касанэ тоже голодна как волк. – Между прочим, я сочинила стихотворение, которое мы пошлем тому парню.

– Вы слишком добры ко мне! – Касанэ покраснела от смущения и низко поклонилась, нагнувшись над своей чашкой.

– После ужина я запишу его.

Вдруг лежавшая рядом с ними старая женщина приподнялась на одном костлявом локте. Темные тени лежали во впадинах ее щек, беззубый открытый рот казался черной дырой. Касанэ подскочила на месте, словно увидела встающего из могилы мертвеца. Старуха действительно выглядела так, будто давно покончила счеты с жизнью.

– Вы умеете писать, – произнесла она, и эта фраза звучала как утверждение, а не вопрос. – Напишите мне письмо.

Она села и отыскала трубочку и табак.

– Вот что в нем должно быть сказано. – Не ожидая согласия Кошечки, старуха принялась диктовать: – Дорогой племянник! Немедленно вышли мне деньги, или я навеки прокляну тебя и твое потомство. Хвала Будде! И подпишите: «Странница по святым местам, Весна».

Возможно, старуха прибавила бы и еще что-нибудь к своему ультиматуму, но ей помешал стук в дверь. Хозяйка ночлежки еще только двинулась к парадному входу, ворча что-то себе под нос, а Кошечка уже поняла, что невидимые пришельцы ищут ее: по комнате разносился звон металла – стучали рукоятью меча.

Кошечка приготовилась к бою. Однако для настоящей схватки ночлежка была маловата и переполнена посторонними людьми. Значит, нужно попытаться ускользнуть от врагов через заднюю дверь.

– Возможно, нам придется бежать. – Кошечка проглотила остаток риса и засунула чашку с палочками для еды в фуросики, потом спокойно придвинула к себе посох, чтобы он был под рукой. – Вынеси свой сундучок за дверь и жди меня там. Будь осторожна: сразу за порогом начинается крутой спуск, а земля скользкая.

Касанэ скрылась за дверью как раз в тот момент, когда хозяйка гостиницы отодвигала засов. На пороге ночлежки возникли двое мужчин – слуги князя Киры. Они закрыли за собой дверь и сморщили носы от стоявшего в комнате зловония. Выражение скуки на их лицах сменилось отвращением.

Они никак не рассчитывали обнаружить княжну Асано в этой грязной дыре, но их начальник настоял на том, чтобы обыскать все постоялые дворы Мисимы. Кроме того, последние гонцы привезли из усадьбы князя Киры письма с обещанием большой награды тем, кто найдет дочь его врага.

– Мы разыскиваем вора, – сказал тот из двоих, кто был повыше. – Он украл деньги у своего господина и сбежал с места службы. Любой, кто укрывает этого преступника, будет наказан. Тот, кто выдаст его, получит награду.

Второй слуга Киры, который был ниже ростом, обводил грозным взглядом дымную, слабо освещенную комнату, где в первый раз за весь вечер установилась полная тишина, если не считать потрескивания огня в очаге.

– Стой! – вдруг воскликнул высокий самурай, заметив спину убегавшей Кошечки. Молодая мать пронзительно закричала, и временные постояльцы ночлежки откатились к стенам помещения, увертываясь от ног воинов, которые выхватили мечи из ножен и прыгнули с каменного порога на пол-помост. Преследователи подбежали к задней двери ночлежки как раз вовремя, чтобы услышать грохот закрываемого снаружи тяжелого ставня.

– Хватай ее! – крикнул высокий кому-то через циновку, наброшенную снаружи на маленькое окошко.