Текст книги "Дорога Токайдо"

Автор книги: Лючия Робсон Сен-Клер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 45 страниц)

ГЛАВА 71
Как облако

Кошечка лежала в темном углу комнаты, куда не попадал колеблющийся бледный свет ночника, и думала о плане хитроумного князя. До налета Оёси на усадьбу князя Киры оставалось всего шесть дней. Кошечка потеряла еще один день, пока Хино отдавал распоряжения начальнику своей охраны и нескольким самым надежным его подчиненным.

Замысел нелеп, но в случае удачи оправдает задержку. Пока союзники князя Уэсудзи будут через гонцов выяснять, кто из них послал своих людей в замок Хино, Кошечка и Хансиро уже доберутся до Эдо. Кира станет дымом, пеплом и горьким воспоминанием, а душа князя Асано обретет покой в Западном раю.

Из сторожки у ворот послышался стук деревянных колотушек ночного сторожа – пробил час Крысы. Пора приступать к делу.

Кошечка почувствовала, что кто-то крадется к ней по коридорам замка. Началось! Ее сердце забилось чаще, хотя она знала, что это не враги, а люди князя Хино. Чтобы успокоиться, молодая женщина стала повторять в уме путь, по которому она должна убегать от мнимых убийц.

Она очень хотела бы, чтобы Хансиро сейчас был рядом с ней, а не в соседней комнате. Но под крышей князя Хино княжна и ронин делали вид, что между ними нет ничего, кроме деловых отношений знатной дамы и ее телохранителя. Более того, Хансиро должен был всячески подчеркивать свое циничное безразличие к аристократке, купившей его услуги. Так он вызовет меньше подозрений, когда покинет замок после известия о смерти своей хозяйки.

Кроме того, чтобы хитрая выдумка Хино удалась, Хансиро притворился, что его усыпили снотворным. Охранникам, сторожившим двери Кошечки, действительно подлили в чай снотворный настой, и без их покашливания за стеной Кошечка чувствовала себя совсем беззащитной. Чтобы отогнать это чувство, она просунула руку под край тюфяка и дотронулась до гладкой поверхности короткого дубового посоха. Его раздобыл для нее Хансиро.

Дверь из коридора в комнаты Кошечки скрипнула – начальник охраны нарочно открыл ее с шумом, давая условный сигнал. К тому времени, как он и два охранника, переодетые «воинами-чародеями», тесня друг друга, показались в двери, которая вела из Кошечкиной гардеробной в ее спальню, княжна Асано успела схватить свой посох и выбежать через заднюю раздвижную стенку.

Босая, в просторных спальных одеждах из голубого шелка, подолы которых она заткнула за пояс, Кошечка почти летела по лабиринту узких тайных переходов, связывающих дом князя Хино с огромной центральной башней замка и окружавшими замок укреплениями. Хино позаботился о том, чтобы свечи в коридорах были вставлены не во все настенные подсвечники и находились далеко одна от другой. Теперь они еле-еле освещали Кошечке ее извилистый путь. Пробегая мимо свечей, молодая женщина задувала их, оставляя шумных ниндзя князя Хино в темноте.

Молодой охранник, одетый так же, как Кошечка, должен был ждать ее у подножия каскада лестниц, которые связывали этажи башни, пронизывая квадратные отверстия в перекрытиях. Последняя лестница выходила на крышу верхнего, пятого этажа оборонного сооружения. Этот воин должен был повести за собой мнимых врагов княжны по остроконечным черепичным крышам укреплений и стен замка. Кошечка тихо окликнула охранника, но его не оказалось на месте. Что ж, ей придется выполнить и эту часть плана самой.

Кошечка услышала за спиной бормотание, потом раздались шелестящие стуки – не то тихие удары, не то шаркающие шаги, потом до слуха ее донесся приглушенный торопливый топот ног, обмотанных тканью. «Идиоты!» – пробормотала она. Даже для поддельных ниндзя эта тройка шумела слишком сильно.

С тяжелым посохом в руке молодая женщина стала подниматься по крутым ступеням. Ей приходилось нагибаться, пробираясь под полотнищами паутины, свисавшими с массивных диагональных балок, поддерживающих потолки, и пачкать платье о толстые, покрытые белой штукатуркой опорные столбы башни. Плечом она подняла тяжелую деревянную крышку люка в конце последней лестницы и, резко выпрямившись, откинула ее. Летучие мыши заметались над ее головой, и шуршание их крыльев показалось Кошечке шорохом одежд монахов-молчальников. Она представила себе, как преследователи неумолимо поднимаются вслед за ней, и двинулась к проему в стене.

Задыхаясь от усталости, молодая женщина вскарабкалась на узкий гребень крыши. Здесь свистел холодный ветер, который тут же раздул подол ее одежды. Внизу угадывалось несколько ярусов покрытых синей черепицей крыш с загнутыми вверх углами – кровли башен и зубчатых стен укреплений замка. Эти крыши были расположены так, чтобы любой предмет, брошенный под любым углом из любого окна здания и любой бойницы, беспрепятственно долетал до земли. Дорогу Кошечке освещали только звезды. Цепляясь за резные украшения карнизов, молодая женщина пробежала по ребристому гребню и спрыгнула на крышу, расположенную под ним.

Ударившись о какой-то горб пятками, княжна Асано не удержалась на ногах, она поскользнулась на крутом скате крыши и покатилась вниз, цепляясь одной рукой за грязь и мох, заполнявшие щели между волнистыми рядами шероховатых чешуек кровли. Кошечка едва спаслась от гибели, ухватившись за хвост бронзового дельфина, украшавшего угол карниза. Снова взобравшись наверх, Кошечка присела на коньке крыши, чтобы отдышаться. Вверху, слева от себя, она увидела на гребне одной из соседних построек силуэт преследователя и мгновенно соскользнула под широкий карниз, находящийся рядом со стеной. Кошечка была уверена, что этот человек слышит биение ее сердца, так громко оно колотилось.

– Бака! – пробормотала княжна себе под нос. Она просто дура, что дает разыграться воображению. Ей нечего бояться. Из-за какого-то недоразумения охранник, который должен был заменить ее, не появился на месте, но бежали за ней все равно люди Хино.

Кошечка подумала, что, раз уж она оказалась здесь, следует сделать представление правдоподобнее. Молодая женщина встала, чтобы ее бледно-голубая развевающаяся на ветру одежда была видна с земли, и громко закричала. Вскоре со двора, который темнел далеко внизу, до нее донеслись взволнованные голоса: князь Хино сзывал своих солдат и домашних для участия в главной сцене спектакля. Кошечка вновь закричала и осталась довольна, заметив, как усилилась во дворце суматоха.

Она отступила, скрывшись из поля зрения тех, кто наблюдал за ней снизу, и повернулась к первому ниндзя. Голову его облегала широкая повязка, завязанная подо ртом, и эта тряпка создавала впечатление, что лица у него вовсе нет. Этот человек должен был принести сюда куклу в такой же, как у Кошечки, бледно-голубой одежде – манекен, который требовалось сбросить с крыши в безлюдный угол сада. Управляющий князя Хино и несколько его верных слуг ждали там, внизу, чтобы в темноте и суматохе унести куклу до того, как кто-нибудь успеет понять, что это не гостья князя.

Но вместо того, чтобы подать Кошечке куклу, преследователь бросился на нее. Княжна инстинктивно повернулась к нему боком и изо всех сил ударила дурака, охваченного азартом погони, посохом по плечам. Ниндзя не ожидал ответного выпада. Он упал и заскользил по крыше, царапая ногтями пласты черепицы в напрасной попытке удержаться за них. Уже перевесившись через край крыши, воин Хино сумел замедлить скольжение и стал, подтягиваясь на руках, подниматься обратно.

Кошечка низко пригнулась, чтобы не удариться о нависавший над ее головой карниз, и, выбирая дорогу на ощупь, стала пробираться по многоярусной путанице крыш, освещенных мертвенным звездным светом.

Когда Кошечка влезала на очередной скат, вторая гибкая тень спрыгнула с крыши у нее за спиной и попыталась схватить женщину за ногу. Княжна Асано поняла, что ее хотят убить. Произошла какая-то ужасная ошибка.

– Помогите! – крикнула Кошечка, словно была смертельно напугана. Она стояла на обдуваемой ветром поверхности в самой верхней точке притулившейся к мощной стене пристройки. Крик помог: по стойке врага Кошечка заметила, что тот расслабился.

Решив, что перед ним слабая и напуганная жертва, ниндзя спокойно пошел к Кошечке. Она позволила врагу схватить себя и подтащить к краю крыши. Потом, упав на одно колено, княжна, вместо того чтобы отчаянно сопротивляться, одной рукой ухватилась за железный прут оконной решетки, а другой опрокинула противника на спину, использовав инерцию его собственного движения. Пока враг хватал руками воздух, напрасно ища, за что уцепиться, Кошечка ударила его посохом по голове и столкнула вниз. Потом молодая женщина встала у стены центральной башни и прижалась к ней спиной. Вокруг были только черная пустота и ветер, который завывал, огибая угол стены. Кошечка слышала удары металла по дереву. Это, должно быть, стучали солдаты Хино. Ниндзя, скорее всего, заперли дверь, ведущую на крышу, и эти люди не могли прийти к ней на помощь.

Княжна Асано видела, как ее враги то скользят гибкими черными тенями по гребням крыш, то исчезают в тени карнизов. Она попыталась сосчитать преследователей, но не смогла: ниндзя появлялись без малейшего шума и так же легко исчезали. Казалось, что это движутся не люди, а сгустки большой тени, которые то отделяются от основного пятна мрака, то снова сливаются с ним.

Но вскоре Кошечке стало ясно, что враги больше не ищут ее. Тени пробирались к крыше, которую отделял от молодой женщины черный колодец пустоты – прямоугольник, образованный бастионами, башенками, валами и стенами оборонительных сооружений. Там, по другую сторону провала, на фоне звездного неба возник четкий силуэт воина – Хансиро с учебным деревянным мечом в руке легко бежал по изогнутому дугой гребню, плотно охватывая ступнями обутых в таби ног его покатые скосы.

Перешагивая с этой крыши на верхнюю, Хансиро покачнулся. У Кошечки перехватило дыхание, но воин тут же восстановил равновесие. А ниндзя, цепляясь за кромки черепицы руками, уже подбирались к нему. Сталь зазвенела о дерево. Один враг, перелетев через край крыши, свалился во двор, двое других покатились вниз по скользким скатам, разбились о кровлю одного из нижних ярусов и остались лежать неподвижно.

– Над тобой! – закричала Кошечка.

Хансиро мгновенно повернулся и пригнулся, спасаясь от гибкого, как змея, врага, который летел на него сверху. Ронин, отклонившись в сторону, выпрямился и, используя инерцию полета ниндзя, перебросил его плечом через гребень.

Кошечка стала пробираться к своему защитнику, разрывая одежду, царапая пальцы и обдирая колени и локти о шершавую кровлю крыш. Вдруг перед ней возник еще один враг. Кошечка потеряла преимущество внезапности, но все же вскинула посох. Правда, здесь, под широким карнизом, ей не хватало пространства для боевого замаха.

Но прежде, чем она успела ударить, деревянный меч из прочной мушмулы опустился на плечо ее противника у основания шеи, и тот стал падать. Хансиро подхватил врага и осторожно опустил на кровлю, не дав телу соскользнуть вниз. Лицо воина из Тосы было забрызгано кровью.

– Помоги мне раздеть его, потом разденься сама.

– Как ты оказался здесь? – спросила Кошечка, стаскивая с тела преследователя хлопчатобумажные штаны. Ниндзя был одет в неприметную одежду крестьянина.

– План Хино показался мне рискованным. Я оставил в постели сложенное одеяло, пробрался на чердак центральной башни и стал ждать. Увидев, что эти люди запирают люк, я понял: тут что-то не в порядке. Но ты заставила нас всех хорошо погоняться за собой.

Хансиро улыбнулся своим мыслям: какое счастье для Кошечки, что она женщина, – все противники недооценивают ее, и в каждой схватке она заранее имеет преимущество.

– Хино хочет убить меня, – сказала Кошечка, дрожа от ледяного ветра, обдувающего ее голое тело.

– Возможно. – Хансиро быстро накинул порванное голубое платье Кошечки на лежавшего без сознания ниндзя, потом перевернул его и подпоясал длинным поясом.

– Кричи, и погромче, – велел он молодой женщине.

Княжна Асано, уже в чужой одежде, выполнила приказ. Ее преследователь очень умело замаскировался под крестьянина: эта одежда даже пахла мокрой землей с рисового поля и пылью рисовой соломы.

Кошечка и Хансиро подтащили оглушенного врага к тому углу, откуда должна была упасть кукла, уложили его на скат крыши достаточно далеко от края, чтобы их самих не было видно снизу, и толкнули. Кошечка снова закричала. Голубая одежда скользящего к смерти ниндзя хлопала на ветру, как порванный парус. Княжна и ронин услышали леденящие крики женщин из свиты Хино еще до того, как заменивший куклу человек, красиво крутясь в воздухе, полетел вниз.

Хансиро обнял любимую. Холодный ветер свистел вокруг них, и звезды сияли совсем рядом. Кошечке казалось, что она может дотянуться до неба рукой и набрать целую горсть шариков. Любовники стояли среди синих карнизов крыш с загнутыми краями, словно посреди окаменевшего штормового моря, и сердца их стучали в одном ритме.

– Тебя увидел я в пути, – прошептал Хансиро Кошечке. Длинные пряди волос, которыми играл ветер, касались его лица. Воину из Тосы не надо было дочитывать до конца строки, написанные за тысячу лет до него: его любимая знала их наизусть.

 
Ты мне чужой, как облако, была,
Когда тебя увидел я в пути,
И сердце переполнили слова.
Я их не смог тогда произнести,
И все ж теперь по милости богов
Меж нами есть доверье и любовь.
 

– Теперь, мое прекрасное привидение, спрячься там, где тебе велел Хино.

– А если он попытается меня убить?

– Я буду рядом. Я всегда буду рядом с тобой – и на этом свете, и на том.

ГЛАВА 72
Чихают ли от дыма вороны?

Кошечка сидела, закрыв глаза, в своем большом, похожем на бочку круглом гробу из ароматного кипарисового дерева. Гроб стоял на полупомосте в дальнем конце Большого зала князя Хино. С шеи княжны Асано свисал парчовый мешочек с родословной буддийской веры – хронологическим списком тех, кто создал ее и принес в Японию. Вокруг Кошечки клубились облака благовонного дыма. В воздухе плыл звон колоколов и витало монотонное пение молящихся священников.

Молодая женщина сидела так уже много часов, погрузившись в транс с помощью медитации. Она пребывала в нужном ей полубессознательном состоянии: на лице застыло то же выражение отчужденности от окружавшего мира, что и у мертвецов, а дыхание было таким слабым, почти незаметным.

Касанэ обрила своей госпоже голову, как это делали с телами покойников: у горящих волос неприятный запах, поэтому их удаляли с трупов, предназначенных для сожжения. Провинциальная супруга князя Хино умело натерла подглазья Кошечки древесным углем и нарисовала губной помадой большое красное пятно на ее щеке. Под саваном и слоем белой пудры в тусклом огне свечей эти пятна должны были выглядеть как ушибы на лице человека, упавшего с большой высоты. Потом дочь рыбака помогла Кошечке облачиться в белые погребальные одежды.

Саван скрывал ноги и руки Кошечки, чтобы ничей любопытный взгляд не мог установить, что они не переломаны, как у всех найденных во дворе замка трупов. В час Тигра, рано утром, пока еще было темно, работники князя Хино погрузили тела убийц-неудачников в тачки и в сопровождении слуги, освещавшего путь фонарем, отвезли к реке, на место казней, где выставлялись останки преступников. В груде этих тел валялся и труп вражеского лазутчика, которого поймали с поличным люди Хино. Этот человек успел перерезать себе горло раньше, чем им удалось выбить из него подробности заговора.

Не стали хоронить с почестями и начальника охраны – на рассвете в саду расстелили для него циновки, и вскоре после восхода солнца он совершил сэппуку. Официально это самоубийство было извинением за то, что он позволил врагам атаковать замок и дал погибнуть гостье своего князя. Неофициально же он смертью смыл с себя клеймо позора, ибо позволил вражескому лазутчику проникнуть в лучший отряд князя Хино и этим унизить своего господина.

Этот лазутчик подал сигнал ниндзя, те связали охранника, который ждал Кошечку в боковом коридоре, чтобы занять ее место, и заткнули ему рот кляпом. Потом они дали Кошечке пройти, дождались в засаде начальника охраны и двух его подчиненных, оглушили их, связали и продолжили погоню. Князь Хино еще не выяснил, кто подослал убийц, но долго рассыпался в извинениях перед Кошечкой.

Дикий горный край, расположенный к северу от этих мест, издревле славился своими ниндзя – «воинами-чародеями». Их боевое мастерство было скорее легендой, чем истиной, но сами ниндзя повсюду восхваляли свою независимость, молву о которой искусно раздували. Князь Хино, покачав головой, подумал, что плохи дела у страны, в которой даже легендарным воинам-чародеям не находится дела лучше, чем гоняться впятером за одной женщиной.

Его обычно добродушное лицо сделалось мрачным, сердитым и покраснело от ярости: князь был вне себя – враги беспрепятственно проникли в его крепость. Он, насупившись, сидел во главе своих самураев, родственников и домашних слуг. Все надели скромные, без гербов, шелковые траурные одежды.

Людей собралось так много, что на пятидесяти шести татами Большого зала не осталось свободного места. Участники похоронного собрания явились не только затем, чтобы оплакать княжну Асано, но и для того, чтобы засвидетельствовать ее смерть.

В задней части зала Касанэ билась в истерике, обливая слезами свои рукава. Главной обязанностью Синтаро было подавать предмету своей страсти бумажные платки, и дочь рыбака расходовала их с удивительной быстротой. Когда князь Хино низко склонился перед гробом и положил в него шесть медных монет – плату за переправу покойницы через реку Трех путей, Касанэ запрокинула голову и взвыла, как раненое животное.

Четверо слуг внесли на помост шестистворчатую ширму и тихо установили ее перед гробом. Главный княжеский плотник и его ученик зашли за ширму с тяжелой круглой киркой в руках. Послышались тяжелые удары, заглушившие пение священнослужителей, плотники деревянными молотками туго вогнали крышку в предназначенные для нее пазы. Покончив с этим, они обвязали гроб соломенными веревками.

– А-ах! – стонала Касанэ. – Что человек получает от жизни? Одно горе и разочарование!

Она стала царапать себе лицо и рвать на себе волосы, и так преуспела в этом, что бедняга Синтаро всерьез задумался о ее здравомыслии.

Служанка взвыла так громко, что гости повернули к ней свои склоненные головы. Синтаро, густо покраснев, помог Касанэ встать и вывел ее из комнаты. Собравшиеся в Большом зале люди еще долго слышали ее постепенно затихающие вопли.

Верная служанка причитала так громко для того, чтобы заглушить своими стонами скрип открываемой за ширмой крышки люка. В этот люк опустили гроб с Кошечкой, а на его место поставили другой, точно такой же. В потайной комнате под полом Хансиро с тревогой наблюдал за слугами, которые продевали под веревку шест, готовясь унести гостью князя. Внутрь гроба не попадал воздух, и воин из Тосы боялся, что его возлюбленная задохнется, прежде чем он сможет подковырнуть плотно пригнанную к боковинам крышку.

Сильно пригнувшись, чтобы не стукаться головами о низкий деревянный потолок, служивший полом находившемуся над ними первому этажу здания, слуги потащили гроб по узким переходам. Когда они отошли от Большого зала достаточно далеко, Хансиро с помощью топора разобрал гроб и помог Кошечке выбраться из него.

Ноги молодой женщины так затекли, что она повалилась Хансиро на грудь. Воин подхватил княжну Асано на руки и быстро понес ее по задним коридорам в потайную комнату, скрытую в лабиринте внутренних помещений личных покоев князя Хино. Там Хансиро ласково попытался уложить Кошечку на стопу тюфяков, покрытых толстыми шелковыми одеялами.

– Нет! – Кошечка зашаталась и едва не упала. Чтобы сохранить равновесие, она ухватилась за толстую, подбитую ватой темно-красную куртку Хансиро, форменную одежду пехотинцев князя Хино. – У нас нет времени на отдых.

Княжна Асано вскинула глаза и улыбнулась воину так спокойно, словно, побывав на собственных похоронах, близко узнала смерть и подружилась с ней.

– Пожалуйста, помоги мне походить: так ноги быстрее начнут меня слушаться.

Кошечка положила Хансиро руку на плечи. Княжна и ронин стали прогуливаться по маленькому помещению.

Вскоре дверь открылась, и в комнату вошла Касанэ, а следом за ней – Синтаро, которого его невеста с разрешения господ посвятила в их тайну.

– Как вы себя чувствуете, госпожа? – спросила дочь рыбака. Во время похоронного плача она изрядно растрепала аккуратно уложенные петли своей симады, и теперь ее лицо окружала спутанная лохматая бахрома.

– Хорошо, – ответила Кошечка и сделала девушке знак подойти ближе. – Тебе не трудно было купить рыбу?

– Нет, госпожа. – На лице Касанэ мелькнула улыбка, совершенно не сочетавшаяся с ее растрепанной прической, заплаканными глазами и красным носом. – Второй гроб забит ею.

Идея заполнить объем второго гроба мелкой рыбешкой, название которой означает «вместо ребенка», принадлежала Касанэ. Эта рыба, сгорая в пламени костра, издает запах, похожий на запах паленого мяса.

Касанэ сняла с лакированной вешалки одежду Кошечки и вслед за своей госпожой прошла за ширму. Кошечка прижала к животу край повязки-харамаки, а Касанэ плотно обернула ткань вокруг груди и живота госпожи. Тугая повязка должна была предохранить внутренности Кошечки от невыносимых толчков, которые знакомы каждому страннику, путешествующему в каго. Потом Касанэ помогла Кошечке надеть белый дорожный наряд буддийской монахини.

– Я договорилась с князем Хино о подарке к твоей свадьбе, – тихо сказала Кошечка, одеваясь.

Касанэ протестующе вскрикнула, но Кошечка закрыла ей рот ладонью, приказывая замолчать.

– Я попросила князя подарить тебе к свадьбе сундук с необходимыми вещами и перечислила ему, что в нем должно находиться. Ты получишь набор для письма, простую лакированную посуду и кухонную утварь. И еще в кедровом коробе будут лежать два платья из лучшего шелка, стеганое постельное белье с китайским рисунком в виде цветов, сетка от комаров, обшитая зеленой тканью, и много других мелких вещей. Кроме того, князь обещал дать за тобой богатое приданое и найти работу в Эдо тебе и Синтаро, если вы захотите.

Кошечка знала, что ее служанке и подруге будет нужна работа. Постановления правительства не позволяли крестьянам, побывавшим в одной из столиц, возвращаться в родные деревни. Власти боялись, что эти люди заразят своих земляков болезнью городской расточительности.

– Но, госпожа…

– Старшая сестра, я никогда не смогу достаточно отблагодарить тебя и отплатить за помощь и дружбу, – ласково ответила Кошечка. Касанэ уже завязывала ее пояс.

– Но нельзя ли… Не могли бы…

Касанэ поняла, что наступает момент расставания, и ее глаза наполнились слезами.

– Пожалуйста, госпожа, возьмите меня с собой, – еле слышно попросила она.

– Паланкины князя Хино ждут, у нас мало времени. – У Кошечки закружилась голова. – Я прошу тебя оплакивать нашу бочку с рыбой, пока воздушные змеи и вороны не начнут чихать.

Кошечка печально улыбнулась своей верной помощнице, и Касанэ попыталась улыбнуться в ответ. Она знала стихи, которые вспомнила госпожа. Это было одно из многих стихотворений, которым Кошечка научила ее, когда хотела, чтобы длинная дорога Токайдо двигалась быстрее под их усталыми ногами.

 
Над Торибэно
Дым костров погребальных
Вечно курится.
Как должны там чихать
Вороны и воздушные змеи!
 

– Как долго мы с Синтаро должны оставаться здесь? – спросила Касанэ. – И должны ли мы жечь ладан и читать сутры за упокой этой почтенной рыбы?

– Если ты покинешь замок до того, как твоя хозяйка будет похоронена, то вызовешь подозрения. Так что ты окажешь мне большую услугу, если оплачешь этих рыб так, словно это твои ближайшие родичи. – Кошечка нежно погладила Касанэ по растрепанным волосам. – Но тебе придется задержаться только до завтра. Завтра вечером рыбу отнесут в гробу на место для сожжения трупов и превратят в дым.

– Чтобы чихали вороны!

– Вот именно.

– А после похорон можем мы отправиться в Эдо вслед за вами?

– Да, можете. Даже если завтра вечером мои враги узнают, что их обманули, они уже не успеют остановить нас. Но свадебный подарок, приданое и место в доме князя Хино будут ждать тебя. Ты сможешь получить их, когда захочешь. А я, если останусь жива, оставлю для тебя письмо в доме князя Хино в Эдо.

– Мы прошли вместе такой долгий путь, – заплакала Касанэ. Она не хотела вложить упрек ни в свои слова, ни в эти слезы, но Кошечка тоже расплакалась. Она обняла Касанэ, словно утешала ее, как ребенка, но на деле сама нуждалась в утешении.

– С вами может случиться несчастье, когда меня не будет рядом! – рыдала Касанэ, уткнувшись лицом в одежду госпожи. Голос девушки дрожал от слез: мысль, что Кошечка может умереть вдали от нее, жгла ее огнем.

– Милая, храбрая Касанэ, – прошептала Кошечка. – Любой след, который мы оставляем в этом мире, исчезает так же быстро, как след ржанки на песке.

Кошечка взяла лицо Касанэ в свои ладони, приподняла голову подруги и заглянула ей в глаза:

– Если судьба пожелает, мы снова увидимся с тобой.

– Как скажете, госпожа. – Касанэ вытерла слезы рукавом.

– Одна из них у князя Хино, а вторую я отдаю тебе, – Кошечка подала Касанэ маленький парчовый мешочек. Внутри него покоилась лакированная деревянная табличка с посмертным именем княжны Асано.

Касанэ поклонилась и положила мешочек в рукав.

– Ты получила деньги, которые я тебе дала?

– Да.

– Тогда можешь идти.

Кошечка поправила монашеское покрывало на своей бритой голове, потом сложила ладони. Касанэ надела на них крупные четки.

– У вас вид настоящей святой. – Касанэ попыталась улыбнуться, чтобы ободрить госпожу. Девушка понимала, что ее недавняя вспышка горя недостойна слуги воина.

– Моя госпожа! – тихо позвал Хансиро.

– Иду, иду.

В сопровождении шагавших сзади Хансиро, Касанэ, Синтаро и нескольких охранников Кошечка вышла в темный сад через потайную дверь в задней стене замка. Там к маленькой процессии присоединились носильщики, отобранные самим князем Хино. В крытом переходе их встретил важный толстяк с величавой осанкой – доверенное лицо князя. Этот человек должен был проводить отъезжающих до границы владений своего господина. Вместе с ним путников ожидали два самурая, которым полагалось расчищать Кошечке и Хансиро дорогу в качестве глашатаев. Они стояли возле носилок, приподнятых на подпорках для удобства садившихся.

Это были не те шаткие грубые каго, которыми пользовались на Токайдо путники простого звания, а роскошные паланкины для знати. К концам их опорных шестов прикреплялись веревками поперечные перекладины, за которые паланкин увлекали вперед две пары носильщиков. К шесту паланкина княжны была привязана скользящими узлами нагината, лезвие которой скрывалось в деревянных ножнах.

Черные лакированные стенки носилок сияли мягким блеском в лучах фонаря, и Кошечка смогла разглядеть на их дверцах повторяющийся рисунок, нанесенный золотым песком, – герб князя Хино, увитый лозой глицинии. Запертые сейчас окна закрывали желтые занавески. Дверцы паланкинов были открыты, и с верхних углов дверных проемов свисали красные кисти.

– Княжна… – Хино в сопровождении управляющего торопливо подошел к Кошечке.

– Я слушаю вас, князь, – низко поклонилась молодая женщина.

– Я не могу надолго уйти от вашего гроба. Иначе кто-нибудь заподозрит обман. – Хино с поклоном подал молодой женщине парчовый мешочек. – Это амулет из Исэ. Он защитит вас.

– Ваша доброта, князь, превосходит всякую меру.

– Я хотел бы послать с вами больше людей и вещей, чтобы облегчить ваше путешествие. – Хино сгорал со стыда от сознания, как бедно он снарядил в путь дочь погибшего друга.

– Большая свита только задержала бы нас, – глядя на князя снизу вверх, Кошечка улыбнулась ему и, забравшись в передний паланкин, устроилась на толстых темно-зеленых подушках.

Хансиро осторожно залез в другие носилки. Он терпеть не мог езды в каго, какого бы размера те ни были. В тесном плетеном кузове негде развернуться руке с мечом, и воин из Тосы чувствовал себя там, как сверчок в клетке.

– Я отправил вперед гонца. Он позаботится, чтобы сменные носильщики ждали вас в оговоренных местах, – сказал Хино. Ему пришлось повысить голос, потому что первые четверки носильщиков уже положили шесты на плечи и нетерпеливо переминались с ноги на ногу. Управляющий приказал им делать вид, что они торопятся.

– Спасибо вам, князь, за все, что вы для меня сделали.

– Я-ен-са! – выдохнули носильщики и двинулись вперед, не сгибая ног, как это полагалось при их работе. Такая походка делала езду менее удобной для седоков, но позволяла носильщикам в короткие сроки пробегать большие расстояния.

Глядя на то, как они удаляются, дружно мыча себе под нос в такт шагам, чтобы не сбиться с ритма, и блестя в лунном свете задниками соломенных сандалий, Хино облегченно вздохнул. История с ниндзя, которые этой ночью дождем сыпались в его сад, выставляла князя в смешном свете и должна была вызвать много пересудов, поэтому он был рад, что княжна Асано покидает его замок. Еще больше радости ему принесет известие о том, что она пересекла границу его владений.

Князь Хино знал, что обманные похороны бочки с рыбой обойдутся ему дороже настоящего погребального обряда. Чтобы главный священник помалкивал, князю придется сделать огромные пожертвования храму. А время для такой разорительной щедрости было не очень-то подходящее: скоро наступит новогодний праздник, и, как обычно, все, кому князь задолжал, тучей налетят на его дом.

Хино стало неловко от того, что он тревожится из-за денег: воину не полагалось унижать себя беспокойством о монетах, которые переходят из рук в руки, не различая высших и низших. Кроме того, княжна Асано – дочь его старого друга, и еще глубже залезть в долги было наименьшим, что Хино мог сделать для нее.

Князь даже испытывал некоторые угрызения совести из-за того, что дочь князя Асано и ее грубый рыцарь не успеют попасть в Эдо вовремя. Так уж он устроил.