Текст книги "Любовь моя"

Автор книги: Лариса Шевченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 47 страниц)

Недавно, впервые за последние десять лет в городе встретила человека, который помог мне без пользы для себя. И я разволновалась. Хочу радоваться, а сама не верю. Ищу причины, чего‑то боюсь, что‑то меня настораживает, мол, что ему от меня надо, что потребует взамен? А в деревне мне такое даже в голову не приходило. Там все друг другу помогали.

– И все же ты без оглядки покинула деревню. Временами мысленно возвращаешься в нее? – спросила Аня.

– И не только мысленно, правда, не так часто как хотелось бы. Теперь деревня – дом души моей, дом мира и счастья. Когда случается там бывать – Матерь Божия! – такой откат в молодость, в прошлое происходит! Деревня, с ее теплыми и всё понимающими людьми, помогает мне приходить в себя после трагичных событий, восстанавливаться после болезней. Я обновляюсь в ней, становлюсь мягче, терпимее. Там я замечаю, как быстро природа отвечает добром на малейшую помощь человека. Как‑то воткнула свежесрезанные черенки во влажную землю, а они росточки дали, веточками обросли! Я как ребенок радовалась. И у своих детей я поощряю желание приобщиться к природе. Мы с ними каждый год сажаем деревца на пустырях и поливаем их, пока не приживутся. Еще я иногда люблю побродить по дальним деревенским улочкам и проулкам. Поразительна аура этих старых уединенных заброшенных мест! Деревня мало меняется. Может, именно поэтому, возвращаясь в нее, я наиболее остро чувствую изменения происшедшие в себе за время отсутствия.

– Это по типу того, как перечитываешь Гека Финна через двадцать лет и обнаруживаешь, что не обращала внимания на социальные моменты, обозначенные автором в книге, потому что раньше волновали только приключения маленьких героев, – с легкой усмешкой заметила Инна. – Ты не хочешь насовсем вернуться в деревню? Природа, воздух! Россиян кто‑то должен кормить.

– Если только отдыхать. Нет никакой материальной выгоды от огорода, – сказала Жанна.

– Работай на нем, чтобы вылечить свой радикулит. А экологически чистые продукты? – подсказала Аня.

– Ой, держите меня! Горожанка меня учит! Не вызывай огонь на себя. Тебе удавалось вырастить картошку и баклажаны без потравы колорадского жука? У меня не получалось, вот я и бросила огород, который с перепугу приобрела в начале перестройки.

– И я оставила это занятие из‑за постоянной нехватки воды и воровства местных бомжей, – созналась Аня. – И лес скоро назад забрал выделенные нам садоводческим товариществом участки. Они сплошь покрылись молодыми соснами и березами. Теперь я там грибы собираю.

– Покупая овощи на рынке, я представляю, что продавцы этих продуктов умеют обходиться без вредных для нас химикатов. А какое молоко в магазинах? Я эксперимент провела: оставила бутылку на столе. Так оно за целый месяц так и не скисло! И с детским молоком то же самое произошло. А история с пальмовым маслом, черт его побери! Задумайтесь, что мы употребляем! – завелась Инна.

«Начали про Ерему, закончили про Фому», – занервничала Лена, неистово растирая онемевшие колени.

Инна посочувствовала ей:

– И твое тело – предатель. А в душе только тридцать пять?

*

– …Было бы неправильным сказать, что твое мнение господствует и в среде мужчин, – услышала Лена замечание Инны.

– Я никого насильно за собой не тащу, – ответила ей Жанна.

– Ты намекаешь на их предвзятость? – уточнила Аня.

– Чтобы никого не обижать, я не стану отвечать, – кокетливо отозвалась Жанна.

– А я не стану требовать от тебя больше, чем ты могла бы сказать, – ядовито пресекла ее невинный каприз Инна.

– Напрасно. Ритины героини… – предприняла попытку что‑то объяснить Аня.

– Знаю, Рита им передоверила защиту чести и достоинства. И производство тоже. Собственно, правильно сделала. У нас в России пятьдесят процентов начальников среднего звена – женщины.

– А во власти их почти нет. Ты не знаешь, почему? спросила Аня. – Квотируемый параметр?

– На мой взгляд, многие мужчины ленивы и безынициативны, но любят командовать, поэтому много сил тратят не на работу, а на завоевание кресел и удержания их под собой, – несправедливо распространила Инна качества встретившихся на ее жизненном пути далеко не идеальных руководителей на всю армию начальников.

– Кажется, Никита Михалков говорил, что «прибраться надо в своем доме, в России», порядок навести во всем, – сказала Аня.

– Что надо делать, мы сами знаем! Прикроюсь парадоксальным для меня заявлением: «Этому народ еще Христос учил», – ощетинилась Инна. – Вопрос в том, как этого добиться?

– Воспитывать людей так, чтобы каждый человек к этому стремился вокруг себя, так сказать, в своем ареале, а руководство на всех уровнях способствовало, помогало. Это должно быть государственной программой, как при Союзе, когда воспитывали граждан, творцов, а не потребителей. С детсада надо начинать. Я своим ученикам говорю: «В войну перед молодежью стояла задача, оставаясь личностями, вписаться в общее дело – в борьбу с врагом, а теперь для вас такой участок войны – школа. Вы солдаты битвы за себя и обязаны побороть все трудности своего характера. И прежде всего лень. Каждый из вас должен стараться стать первым хотя бы в одной области знаний и умений. Быть прекрасным слесарем или поваром не менее престижно, чем врачом или ученым.

– Аня, ты хороший командир. А от балласта в руководстве надо решительно освобождаться, чтобы не мешали, – категорично потребовала Инна. – И от казнокрадов.

– Ой, как трудно! Все они там повязаны, – тяжело вздохнула Аня.

– А ты, Инна, что, сама уже того… сдулась? Когда‑то могла и языком, и кулаком постоять за себя и других. Как теперь себя позиционируешь? – вставила свое пренебрежительное замечание Жанна.

«Не поддержала меня, а выскочила со своими шпильками, как прыщ на ровном месте», – раздраженно подумала о ней Аня.

– Я в рамках своих возможностей много чего хорошего в этом направлении сделала, – спокойно ответила Инна.

– Не переходи на личности, – тихо посоветовала Жанне Лена, не пытаясь вникнуть в причину спора подруг.

– …У Риты широкая женская аудитория почитателей. На встречах она прекрасно держится и хорошо чувствует отдачу слушателей. Залы будто заполняются ее положительной энергией. Но любят ее за то, что ею желаемое принимают за действительное и неизбежное. Это наиболее живуче в нас и сегодня, – проехалась в адрес читателей Инна, и тем вернула подруг к теме писательства.

– Для меня в этом смысле пример – Алла, – сказала Аня.

– Говорит с читателями с величием королевы на языке метафор и ассоциаций? Проясни обстановку.

– Да ни боже мой. Я об ее искренности и честности.

– Капитализм излечит нас и от этих «детских болезней» и научит конформизму.

– Конформизм не бывает дармовой. За каждую уступку в жизни приходится расплачиваться, – пробурчала Жанна.

– В этом плане ты у нас вне конкуренции, – изобразив серьезную мину, – быстро отреагировала Инна.

– Не выкручивай мне мозги.

– Я обязана уберечь тебя от заблуждений.

– Ну знаешь… – разозлилась Жанна, не найдя, чем ответить.

*

Аня с Жанной тихо беседуют.

– Для нас литература много значила, читать было нашей потребностью и привычкой, а на новое молодое поколение она утратила влияние. Мы в одном видели смысл жизни, а наши дети и внуки – в другом. Мы уже из разных миров. После свистопляски девяностых молодежь уже во многом не считает для себя образцом тех, кто «родом» из шестидесятых.

– Ну и что из того, что у них иные идеалы и мечты? – удивилась Жанна. – Молодежь у нас разная, но хорошей больше. Просто плохие качества заметнее. Зло более агрессивно. Моя подруга часто ходит в походы, судит спортивные соревнования. Так она рассказывала, что ребята не курят, не пьют, доброжелательные, какие‑то все чистые, светлые. Ей не раз приходилось уводить их от кучек сорока и пятидесятилетних, которые приезжали на тусовки, чтобы водкой заливать свои жизненные неудачи. И плачут они от горя, и радуются, так же как и мы. Я не большая поклонница их музыки, потому что у нее ритм, которым они живут. Я не успеваю в него вникнуть. Но не стоит тревожиться за их будущее. Мы продолжимся в наших детях. Базовые нормы у нас общие, только способы реализации и подачи изменились.

– Я не разделяю твоей уверенности. Мне кажется, молодежь теперь менее эмоционально развитая, безразличная, пассивная: не чувствует боли ближнего, радоваться не умеет. Наше военное и послевоенное поколение более жизнерадостное. Почему? Рады были, что выжили, – сама ответила на свой вопрос Аня. – У современных молодых мужчин любовь ассоциируется только с личным комфортом. Они не верят в высокие чувства. В них осталась только собственническая ревность, а это жутко препакостная штука. В ней нет ничего логичного.

Инна ей возразила:

– Моя племянница тоже так посчитала и в восемнадцать лет вышла замуж за мужчину на двадцать лет старше себя, чтобы не ревновать. Он говорил ей, что по большому счету за нас все решают небеса, и что Бог его любит, раз дал встретить такую прекрасную девушку. Она и поймалась на красивые слова. Решила, что лучше взрослеть рядом с мудрым мужем, чем рвать себе сердце из‑за какого‑нибудь эгоистичного инфантильного мальчишки. Родился ребенок, а муж ничего не хотел менять в своей жизни. Не помогал, увлекался другими женщинами. А племяшка удивлялась: «Почему я должна всем жертвовать, а ты ничем? Ты же мужчина! Где же твоё надежное плечо? Раз идем вместе по жизни, так участвуй в ней, а не будь попутчиком». Поняла она, что общего кровообращения у них не получится, и ушла от него. Одна растит сына и замуж больше не желает идти. Говорит, что наелась до отвала и что если даже найдет достойного, то так пестовать его как своего первого не станет.

– Эгоизм страшнее ревности, – заметила Аня.

– Какая же ревность без эгоизма? – удивилась Жанна.

– Ты об этом с Галей поговори, – посоветовала ей Инна.

*

Аня с Жанной тихо разговаривают. И Лена с Инной обсуждают свою серьезную тему и одновременно успевают прислушиваться к беседе своих подруг.

– …А мне кажется, молодежь читает книги из нашей юности. Просто новый контекст жизни задает им другие границы восприятия, поэтому наши любимые произведения в их сознании подвергаются некоторой трансформации. Это естественно и неизбежно. Жуль Верн уже не идет в сравнении с крутой детективной фантастикой типа Гарри Поттера, но базовые понятия остаются. Дружба, любовь, одиночество. И в этом – правда отчасти – заключается жизнестойкость старых произведений. Но подача современного материала – это уж точно – теперь требуется совсем иная, – сказала Аня. Жанна ей что‑то тихо ответила. И Аня добавила:

– Может, даже появится совершенно иная генерация писателей.

– …Язык передает наш внутренний мир. Один ученый сказал: «Границы моего мира определяются границами моего языка». Вот так‑то. А другой написал, что слово – самое точное и самое острое оружие, какое когда‑либо было у человека.

– Есть великие писатели, которые могут свои гениальные мысли, сделать достоянием других.

– И есть великие читатели. «Пусть другой гениально играет на флейте… Но еще гениальнее слушали вы», – написал поэт Андрей Дементьев.

– …Ты о беспрецедентной ситуации с русским языком, о мощной агрессивной интервенции иноязычных и компьютерных слов в русский язык и о необдуманных заимствованиях, которые могут затоптать веками выверенные истины, или о просторечье? Голова пухнет от новых терминов? Не волнуйся. Язык обновляется, это неизбежно. А истины проложат себе дорогу. Эпохи приходят, и уходят, а язык, в основе своей, остается и даже положительно совершенствуется. Так было всегда, – сказала Инна.

– Я смотрю на проблему шире. Сохранение языка – вопрос политический. «Укрепление позиций языка является стратегическим национальным приоритетом». Сейчас эта проблема стоит много острее, чем когда‑либо. «Укрепляя, сберегая и защищая русский язык, мы крепим прочность государства. Язык закладывает сущность мировоззрения, и тем оказывает сильнейшее влияние на его носителей, на народ… Искажение языка, его подмена может деформировать, а то и переформатировать личность и целый народ», – четко произнесла Лена.

– Пугаешь? – удивилась Инна.

– «Сохранение русского языка, – это сохранение национальной идентичности. Речь идет о том, чтобы быть и оставаться русским народом со своим характером, со своими традициями и самобытностью, чтобы не утратить историческую преемственность и связь поколений. Для нас, русских, это означает быть и оставаться русскими. И это вовсе не повод обвинять нас в шовинизме или национализме», – строго, как на научной конференции разъяснила Лена свою позицию Инне. И та подумала, что ее подруга ни за что не станет цитировать автора, с которым не согласна.

– Вот ты говорила, что современные дети не умеют читать. Что ты под этим понимаешь? – вмешалась в их разговор Аня.

– Ну не складывать же из букв слова. Уметь читать, значит, понимать, чувствовать и оценивать текст, – ответила Лена.

– А почему не умеют?

– Не учим думать, не прививаем подлинный вкус к слову. А нас учили. Если человек не умеет правильно читать, естественно, у него нет желания этим заниматься. Если меня не научили играть на скрипке, ты же не удивляешься тому, что я не рвусь на сцену? – сказала Инна.

– Вот так и упускаем детей, – вздохнула Аня.

А Лена продолжила важный разговор:

– «Язык – основа основ человека как такового. Вспомни из библии: «Вначале было Слово…». Вне слова, которое передает от поколения к поколению культуру, историю народа, его опыт и традиции, человек представляет из себя животное. Нет языка, нет человека, нет народа. Язык – это главная, даже, пожалуй, единственная основа для укрепления и сохранения России».

– А я думала, атомное вооружение, – пошутила Инна. – Круто берешь! – удивилась она и впервые подумала о подруге, как о серьезном преподавателе и воспитателе. – Но я понимаю, что любой язык отражает культуру той страны, которую он представляет. Англичане говорят, что когда ты изучаешь язык, ты карабкаешься на гору, не достигая вершины. Этими словами они подчеркивали, как труден их язык.

– «Перед нами стоит сложнейшая задача спасения и сохранения русского языка, русского человека, русской цивилизации».

– Перед кем это «перед нами»? Конкретно перед писателями, создателями художественной литературы, которая несет и хранит в себе слово, а значит и язык? – уточнила Аня.

– Мелко копаешь. «Необходимо вернуть русскому языку народообразующий статус силами педагогов, родителей, общественных деятелей». Естественно, при непосредственной поддержке на самом высоком уровне. Это задача для всей нации. Только знание языка, истории и культуры своего народа и сопричастность судьбе Отчизны объединяет людей в нацию». В годы нашей юности руководство страны это понимало и проводило соответствующую воспитательную политику, – ответила Лена.

– А еще понимало, что добро должно объединять людей, а не злонамеренность, – сказала Аня.

– Осмыслим и внедрим всеобщую благотворительность как национальную идею? – усмехнулась Инна. – Хотя… она у нас всегда присутствовала в духовном коде нашей нации.

– Мы привыкли, что власть за нас решала все наши проблемы, а теперь приходится учиться и своей головой соображать, – добавила Жанна.

Но Лена продолжила:

– Знание классической и современной литературы, умение говорить, во многом определяют культурного человека, его нравственный и идеологический фундамент. «Мы должны гордиться своим языком – нашим национальным достоянием, бороться за его чистоту, чтобы он не растворился в других языках. Иноязычный мусор нахраписто внедряется в нашу речь, в мозги, и что очень опасно, подменяет смыслы и понятия. В атмосфере чужой и чуждой языковой агрессии теряется адекватность восприятия мира».

Она теперь говорила в обычной тихой задумчивой манере, а не строго, как на лекциях перед студентами. И от этого ее слова казались более прочувствованными.

– Книги – сильнейшее идеологическое оружие. Я голосую за сохранение родного литературного языка и не могу не напомнить, что «с Творцом, мы русские, можем общаться только на данном Им слове, на русском языке. Иначе он не услышит нас», – сказала Жанна и вспомнила о младшей внучке. «О чем ее ни спросишь, у нее на все один ответ: нормально». Усеченным, упрощенным языком разговаривает и не видит в том беды, а меня это выбивает «из зоны комфорта», раздражает. Мое упущение? Школы, родителей? С себя надо начинать. Не упустить бы малышку».

– Насчет языка общения с Богом… Мысль очень интересная, но весьма спорная. Что‑то в ней для меня не складывается… «Надо будет сходить в библиотеку и покопаться в истории религии, если Всевышний даст мне на то время», – подумала Инна и принялась рыться в своей памяти, систематизируя всё когда‑то прочитанное ею на тему православия.

– А мне импонирует фраза великого историка Карамзина: «Богатство языка есть богатство мыслей… являя степень его образования». «Любовь к Родине выражается прежде всего в языке и лишь затем – в материальных проявлениях», – писал Липецкий журналист Владимир Петров. У него острое и меткое перо, – отметилась в теме Аня.

«Наверное, совсем недавно посетила Ларису», – ревниво решила Инна.

– Сколько ярких емких, бесценных слов ежегодно исчезает из языка! Это естественно? – спросила Жанна.

– К сожалению. Одни слова отмирают, другие нарождаются, – ответила Лена.

– Если исчезают устаревшие, вышедшие из употребления слова, демонстрирующие старые патриархальные ценности, то еще куда ни шло. Их, наверное, не жалко, – предположила Жанна.

– Теряется своеобразный богатейший язык простонародья. Он бесценный кладезь мудрости. Это такой мощный «объект» для изучения, – вздохнула Аня.

– Глубинный яркий народный язык непобедим. У него нет противоречий с литературным. Вспомни рассказы Шукшина. Вот и пусть его хранят и изучают специалисты. Это их головная боль, – спокойно отреагировала на Анины вздохи Инна.

8

– Мы отвлеклись, чуть не позабыв о цели нашего разговора. Вернемся на исходную позицию, – сказала Аня. – Ритины книги может и не станут классикой, но они нужны нашим детям и внукам, потому что их чтение, затрагивая глубины мозга, напрямую связано с формированием личности читающего, его вкусов, видения, внутренней атмосферы. Наш позитивный жизненный опыт тоже накапливался параллельно с чтением и благодаря ему. Я это прочувствовала на себе. «Человек есть то, что он читает». В нем многое может не проснуться, если он в детстве не прочитает прекрасные добрые книги. Приятным необременительным способом воспитания снабдили нас в детстве! И мы должны передать его следующим поколениям. Правильные книги, если они отвечают запросам общества, создают у детей образ будущего, подсказывают их место в нем, учат общаться.

– Вот тебе и мотивация, – удовлетворенно заметила Жанна. И в подтверждении своих слов привела пример. – Моей дочке Наде было четыре года, когда для проверки зрения ей в детском саду лекарством расширили зрачки, и она не могла читать. Придя домой, она сказала мне грустно: «Без чтения я умру». А спустя годы созналась, что мучилась, но через силу, через пелену и нерезкость в глазах все равно читала, нарушая мой запрет. Не могла преодолеть тягу. И до сих пор не расстается с книгами, защитила диссертацию, преподает.

Аня сказала:

– Для меня чтение – как потребность в общении с теми, кто жил сто и даже тысячу лет назад. А авторы – мои прекрасные собеседники.

– В Ритиных книгах для взрослых меня привлекают поиски скрытых пружин поведения человека, его психология, – сказала Инна.

– Я как‑то читала детям книжку Харриса «Сказки дядюшки Римуса» про братца Лиса и удивлялась, как все‑таки отличается наше воспитание от воспитания детей на Западе. Их учат ловчить, хитрить, обманывать, – возмутилась Аня.

– По нынешней жизни книжки должны учить наших внуков защищаться от таких вот как братец Лис, не быть слишком наивными, простачками, – вплела свое мнение в ткань разговора Жанна.

– Иногда литература вытаскивает из человека то, чего он сам не хотел бы о себе знать, – усмехнулась Инна.

– Рита пишет такие книги, какие ей хотелось бы читать самой или те, которые, по ее мнению, нужны детям? – уточнила Аня.

«Спелись педагоги. (Инна сказала бы «промокашки».) Вот бы заснуть под тихую, простенькую музыку их слов», – подумала Лена.

– Подружки, вы диспут по идеологии и по теории литературы закончили и снова взялись за проблемы воспитания? – недовольно спросила Инна.

– Ты же не станешь отрицать, что врачи на своих встречах только о болезнях и говорят? – удивленно спросила Жанна.

– Обескураживающее заявление, – рассмеялась Инна, – но верное. Мой огромный опыт общения с докторами в неформальной обстановке дает мне право подтвердить, что какую бы тему они не начинали, все равно сползали на медицинскую.

«Любительница громких фраз. Неловко за нее», – вздохнула Жанна.

Она не знала о тяжелой многолетней, мучительной болезни Инны и воспринимала ее высказывания, как пустозвонство, как желание «выставляться» перед подругами.

*

– Лена, а как ты определяешь качество книги, которая произвела на тебя сильное впечатление? – Это Инна спросила.

«Раскручивает нас на очередной бестолковый диспут», – молча, надменно повела плечами Жанна.

– Через некоторое время я еще раз должна ее перечитать. Если уровень впечатления не снизился, значит, с моей точки зрения, – это шедевр. И с произведениями музыкантов и художников я так же поступаю. Это для меня важно, потому что иногда умный оригинальный сюжет оказывает на меня столь сильное впечатление, что мои эмоции от него начинают преобладать над впечатлением от качества мелодии или изображения, и я могу быть необъективной. В моей голове часто выстраивается собственное видение сюжета, которое накладывается на авторское, и частично или полностью его перекрывает, а то и отрицает. И тогда я воспринимаю свое воображаемое, как истинное, полученное от изучаемого объекта. А специалисты и опытные редакторы, прочитав одну-две страницы прозы, сразу могут сказать, чего стоит то или иное произведение, живой текст или мертвый. Они, как хорошие музыканты с первой ноты чувствуют фальшь.

– А как ты узнаешь, что…

– Ты не находишь, что слишком поздно для дебатов? Конечно, в праздник мы не обязаны выполнять установленный в Кириной семье распорядок, но завтра нам всем предстоит радостный, но, тем не менее, нелегкий день, – шепнула Лена на ухо подруге, которая, как ей показалась, снова готова была «броситься в бой». – Смотри, девчонки уже лежат спокойно, как легкие морские волны в тихую погоду.

Обе женщины как по команде прикрыли глаза.

Но недолго они притворялись спящими. Грохот в квартире над ними заставил всех вздрогнуть и подскочить. Кира приоткрыла дверь в зал и спросила:

– Вас разбудили мои беспокойные соседи или вы еще не укладывались?

– Спокойной ночи нам никто не пожелал, – пошутила Инна.

– Соседи только что пожелали, – поддержала шутку Кира. – Не пугайтесь. Это их обычное поведение. Спите.

Она тихо прикрыла дверь и на цыпочках – видно по привычке – прошла к себе в спальню.

Конечно же, никто сразу не уснул. И тихая беседа возобновилась.

– Писательское сообщество не заповедник единомышленников. Каждый волен по‑своему выражать свою позицию и взгляды. А если все в одну дуду, то это как‑то сомнительно, – тихим шепотом нарушила тишину Жанна. Свои слова она предназначала Ане.

– Ты права. Можно и нужно писать о чем угодно и как угодно, главное – делать это убедительно и никому не подражая, – поддержала ее Аня. – В Ритиной прозе не чувствуется заданности, умозрительности, она в ней проста и естественна. У Риты абсолютный слух на правду. Для нее она – основа, база мастерства писателя.

– Можно подумать, что мы сами не знаем, с какого боку нам подходить к проблемам своей жизни. Только у писателей особая ясность и точность мыслей и оригинальное звучание слова? – недовольно забурчала Инна. – Вот зачем Рита пишет? Писательство – способ ее существования? Она живет в двух реалиях: в своей жизни и в жизни своих героев? Если не пишет, то на нее накатывает ужас? Она отравлена ядом сочинительства и без этого уже не способна жить?

– Последняя твоя фраза явно пришлись бы Рите по душе. Она хочет, чтобы все хорошее, что было в жизни нашего поколения, продолжилось в наших внуках и правнуках. Рита рассказывала, что первоначальным импульсом к написанию следующей книги для нее является выбранный прототип главного героя. От него она всё ведет, – объяснила Аня. – А вот одну мою знакомую почему‑то не впечатлила Ритина предпоследняя книга. Я ей пыталась растолковать…

– Художник всегда обречен на непонимание! – рассмеялась Инна. – Удовлетворить в одном произведении и элитного, и массового читателя невозможно.

– Нравиться и царю и пономарю? Дудки. Литература не тот вид деятельности, где всё решают вкусы большинства. Кажется, Бунин заявлял, что он «не червонец, чтобы всем нравиться», – напомнила Жанна. – И о Моне Лизе говорят, что она сама вправе выбирать, на кого производить впечатление, а на кого нет.

– И у меня нет такой задачи. О Ритиных произведениях можно сказать то же самое. И это мое глубокое убеждение. Очередной своей книгой она еще раз подтвердила свое писательское реноме. «Надо иметь умных товарищей». Когда‑то эту реплику в зрительный зал Маяковский вбросил. Правда, в детстве я считала эти его слова грубыми и нетактичными, – тихо сказала Аня.

Но Инна отчитала ее хлесткой фразой того же автора:

– «Гении не боятся капризов толпы. Что им недалекость отдельных особей!»

Аня не рискнула ей возразить.

«Не может отказаться от соблазна блеснуть своей эрудицией. Нарочно подавляет меня своей начитанностью», – очень тихо, но сердито пробурчала Аня, прекрасно сознавая свою неправоту. Усталость и раздражение слишком давили на ее слабые нервы, и она таким образом пыталась расслабиться.

«О Боже, дай мне терпения! Может вино из них никак не выветрится? Слабы стали по этой части? Завтра мы будем представлять собой вяленую рыбу, висящую на сквозняке», – с грустной вымученной усмешкой подумала о себе и об остальных присутствующих Лена.

Нельзя сказать, что ей полностью не нравилось происходящее в комнате, – оно развлекало, – но ей очень хотелось полноценно отдохнуть.

И все же Лена, похоже, минут десять вздремнула между высказываниями подруг и поэтому немного приободрилась.

– Мне импонирует, что Рита, как теперь принято говорить, сама себя сделала: ни протежирования, ни малейшей материальной поддержки со стороны, – сказала Аня.

– Как, впрочем, и все «служители» искусства, вышедшие из нашего курса, – нехотя допустила Инна.

– А у Риты не возникает судорожно-пугливых мыслей, что вдруг больше не получится, что уже растратилась? – Это Жанна заговорила.

– Ей неведом творческий простой. «В кричащей тишине я заново рождаюсь», – строчкой из Валентина Гафта ответила Лена. (И у нее он на слуху?)

– Как приятно, что мы можем перекликаться фразами из великих и любимых авторов! – мгновенно отреагировала Инна.

– Для последней книги Кира подкинула Рите идею, – сообщила Аня.

– Молодец. Идея часто стоит дороже воплощения.

– Рита загорелась ею, привела в действие пружины вдохновения, и всё закрутилось-завертелось. Туда же вплелись несколько видоизмененные судьбы наших подруг и знакомых. Есть среди ее героев и редкий благородный тип интеллектуала, и современные подонки. Куда же теперь без них? У кого‑то из персонажей голова замутнена пропагандой и рекламами, кто‑то живет своим осторожным умом. Там этика и поэтика жизни, трагичная ирония и затейливые детали характеров… Все как в жизни, – поведала Аня.

– Сама себе задает вопросы, сама на них пытается ответить, вслушиваясь в себя и в окружающий мир, – сказала Инна вполне серьезно.

«Дает недвусмысленно понять, что отводит себе в нашем разговоре далеко не последнюю роль», – ревниво подумала Жанна и намеренно обратилась только к Ане:

– Какова, с твоей точки зрения, философия Ритиных произведений? Какова главная метафора последней книги?

– Не возьмусь сформулировать. Я не по этой части, – начала та извиняющимся тоном, но потом разошлась без меры:

– Я понимаю, что главный критерий ценности современного произведения – новизна формы и содержания, но для меня важнее: нравится – не нравится. Я понимаю качество произведения на уровне моего вкуса. Но не всё так просто. Ты же знаешь, мы в диалоге со своим временем через свои ощущения, и в этом процессе есть определенный компонент бессознательного, потому‑то в Ритиных книгах мне важны не сами события, а их обсуждение героями. Я эти оценки со своим мнением сравниваю. В какой‑то момент мне стали неинтересны сюжеты книг. Может, поэтому у меня сложилось мнение о Рите, как о серьезном, вдумчивом, интеллектуальном писателе. Для меня до сих пор существуют неразгаданные зоны в ее творчестве. Я под сильным впечатлением от ее произведений. Ни ужасов, ни кровищи в них, а вот поди ж ты – бьют в цель. Когда я читаю их, иногда так грустно делается! Мы же люди, отчего же живем так неразумно! Мы же россияне, великая нация, а не то, что думают о нас американцы: медведи, балалайки и водка. Мы – великая страна! – с болью и обидой в голосе сказала Аня. – Ритины корни в СССР. Оттуда тянется шлейф ее высоколобой интеллектуальности. (Она о книгах для взрослых?) Оттуда же предисловия и послесловия к ее книгам, соответствующие рангу толстых журналов. Ее писательству предшествовал опыт вузовского преподавания и наставничества, что бесспорно не могло не сказаться на произведениях. И это же определило узкий социальный круг ее персонажей.

– Ансамбль, – рассмеялась Инна.

– Небезосновательно, – согласилась Жанна.

– И все же от ее последней книги я в некоторой растерянности. По языку это интеллектуальный роман, а по содержанию – грустно-бытовой. Он впечатляет, но не обнадеживает. Она недооценивает в триаде добродетелей надежду. Любовь и вера могут уйти из жизни человека, угаснуть, но надежда должна оставаться и сохранять душу. Таких как Рита «грустных» писателей должно быть мало, чтобы не сеять пессимизм, который чреват непредсказуемыми последствиями.

– Трагический пессимизм, – уточнила Инна слова Ани. – Ее персонажи борются, пытаются что‑то улучшить. Разве они утратили надежду и веру? По крайней мере, в себя. Ты считаешь ее героев слабыми и далеко не безупречными, не соответствующими кодексу строителей коммунизма?

– У них много просчетов, проколов.

– Ты хотела бы увидеть образы безгрешных людей, быть похожими на которых мы искренне стремились в свои молодые годы с воззванием: «сильные воспринимают препятствие как возможность»? Слова, слова, старые лозунги… А Ритины герои живые, обыкновенные.