Текст книги "Любовь моя"

Автор книги: Лариса Шевченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 47 страниц)

– Огласила свой приговор?

– Прозаиков я тоже не исключаю из этого списка.

– Все они очень нуждаются в твоем замечании. Без него они оказались бы не на высоте положения, – шутливо, но миролюбиво заметила Жанна. – Тут мое представление не расходится с Аниным.

Уголки губ Ани вздрогнули в еле заметной улыбке. Она поняла и приняла иронию Жанны.

– О гениальных поэтах говорят, что они посильнее коронованных особ, – сказала Инна.

– Гениальность любого поэта в его поразительном великодушии и доброте, – упрямо заявила Аня. – «Лишь наша доброта в веках пребудет». Одна из задач литературы – смягчать сердца людей. От чернухи и крови они каменеют.

– А разве не бороться за правое дело? – насмешливо удивилась Инна. – Примитивно мыслишь, детсадовскими категориями. Перегрелась? Форточку открыть?

– Еще совсем недавно гениальных людей истребляли или высылали, а теперь пригревают и награждают, – сказала Жанна.

– Чтобы подвергнуться изгнанию из Союза писателей или выдворению из страны, надо было заслужить. Опрокинь свою память в советское прошлое. – Инна усмехнулась. – Как нас учили? «Жить надо ради того, за что можно умереть: за Родину, защищая честь и достоинство, спасая кого‑то».

– А разве для совершения подвигов доброта и великодушие не требуются?

– Ритины герои все с изъянами, но нельзя сказать что плохие. Порядочность – вот что их объединяет, – сказала Аня.

– Это характеристика нашего поколения, – подтвердила Жанна.

– Емко, трогательно, сердечно прописывает своих героев. Закладывая ту или иную личность, она во многом ее с себя списывает, но с беспощадной самоиронией. «Себя в себе ищу». И читатель напитывается от нее нравственной энергии. И ведь какие вопросы ставит! «Где мы? Что мы есть сегодня, не в самую легкую годину?» По собственному Ритиному признанию – мне однажды довелось присутствовать на ее встрече с читателями, – она пытается осмыслить кардинальные проблемы современного человеческого бытия.

«Аня в Жанне нашла внимательного слушателя», – поняла Лена.

– Мудрейший Сократ в свое время тоже ставил вопросы, но не всегда на них отвечал.

– Сократ!.. – Аня покрутила головой. – Они у него высочайшего уровня, а Рита о нас пишет. Но список наших глобальных проблем тоже не такой уж короткий, – грустно закончила она свою мысль.

– Только и разговоров, что о проблемах. Не много ли Рита на себя берет? Нескромно как‑то. Может, не по Сеньке шапка? Даже хроникёры теперь предвзяты, а тут художественная литература, – с сомнением пробурчала Жанна.

«Что она имела в виду – не поняла Аня. – Не могу уследить за течением ее мыслей, они все время уплывают куда‑то в сторону. Может, это меня ко сну клонит?»

– Рита максимально выкладывает свое сердце людям. Для нее писательство – одна из форм личной ответственности, – пояснила Аня свое предыдущее заявление. – Ее книги – территория полной свободы. Они то, что определяет степень ее счастья.

– Она обязана быть внутри ситуации? Камикадзе, – намеренно насмешливо заметила Инна.

– Не стану тебя разубеждать. Но читая написанное Ритой, я ощутила, что не знала ее вовсе, но теперь многое в ней поняла.

– Реальность сложна и не поддается прогнозированию. В жизни столько абсурда! Вскрывать законы непредсказуемого мира семьи, изучать глубинные мотивы человеческого поведения – все равно, что пытаться изобрести вечный двигатель.

«Иннина труба снова громко вступила, – поняла Лена. – Наверное, заглушит звучание Аниной скрипки».

– Акт творчества выворачивает душу глубже, чем быт, поэтому писателю больше дано, – не согласилась Аня. – Главное, чтобы писалось без узколобого схематизма.

«Молодчина! Наш человек», – молча одобрила Лена Аню.

– Ну как сказать… – неожиданно для себя не нашлась Инна. Это была для нее позорная, выбивающая из привычной колеи, пауза.

«Теряет хватку, выдохлась?» – удивилась Жанна.

– Тебя, Инна, может понять только один человек – ты сама, – грустно пошутила Аня.

– Умно. И яркие краски в голосе появились. Когда ты от страха не прячешься в скорлупу, с юмором у тебя все в порядке. Ты‑то сама поняла что сказала? – не могла не добавить уже взявшая себя в руки Инна.

– Растолковать? Кое-кто не может быть только без себя самой и только от себя получает победные реляции, – с еле уловимой гримасой удовольствия пояснила Аня.

Она вдруг почувствовала неловкость за свою невинную радость от самой же сказанного и за неожиданное, отчаянное желание сохранить в себе это редкое чувство.

Губы Инны передернулись, как от резкой боли, а в потемневших ненавидящих глазах на мгновение промелькнула бездонная оторопь, тут же сменившаяся искусственным наивно-сочувственным интересом, а потом и намеренным ленивым благодушием. Такого от Ани ей еще не приходилось слышать!

«Промахнулась Инесса. Плохо чувствует? Нездоровье не способствует нормальной работе мозга», – про себя прокомментировала ситуацию подруги Лена.

– Не буди лихо, пока оно тихо. Меня учить – только портить. Ты это к вопросу о пересечении линии жизни с зигзагами характера? Так они переплетаются не по законам эвклидовой геометрии, а по Лобачевскому. Все мы не совсем правильные.

– Это уж точно. – Аня быстро и положительно приняла неожиданно прямой и честный ответ Инны. Спорить тут было не о чем.

Высокий голос вывел Лену из задумчивости. Аня объясняла Жанне:

– Для Риты важен не сильный герой, а слабый, насыщенный неоднозначными проявлениями характера, но борющийся, не безразличный, здравомыслящий, которого преследует череда потрясений. Цель его исканий – гармония в себе и в семье. Этим он интересен и заслуживает уважения.

– Уважения? Знала я одного такого типчика: слабый, склонный к депрессии, к припадкам страха и предсердечной тоски. И, тем не менее, при сильной жене в их семье он верховодит. Почему? – возмутилась Жанна.

– Для любящей жены он вечное дитя, а больной ребенок в семье обычно главный, вокруг него всё вертится, – подметила Аня.

– Ритин главный герой – женщина. Вот откуда мысли такого странного толка! Ура, ура! – проскандировала Инна. – Будем, дрожа от нервного ликования, жить и думать как Рита. Станем неукоснительно следовать всем ее предписаниям. Только я вот читаю классику и вижу: мало что изменилось в характерах людей за последние пятьсот лет. И это грустно, – очевидно, всё ещё подавляя в себе волны поднимавшегося недовольства предыдущим разговором, вмешалась Инна.

«Настырно задает тон нашему разговору. Она не просто иногда иронизирует, она иначе мыслить не умеет. Что‑то внутри нее зудит, раздражает, толкает на выплескивание желчных инсинуаций, создает воинственное настроение, отчего она взрывается на мелочах. Ее все время куда‑то заносит. Мастерица морочить головы. Может, это чувство тайного превосходства? Та еще фифа. Если бы она ушла, я бы не очень огорчилась. И каким ветром, какой волной ее прибило к нашей компании, тем более после прошлогоднего инцидента? А вдруг она сама страдает от своего характера? Выговорится и вернется в ровное расположение духа или явит «миру» веселое настроение», – на себя примерила Инины закидоны Аня и запретила себе реагировать на вспышки ее эмоций.

– Проблемы в жизни людей есть и всегда будут. Рита, когда подступилась к ним, тоже поразилась их масштабности, вот и стала рассматривать и осмысливать только одну, точнее один ее узкий аспект. А сначала пыталась охватить тему со всех сторон, – сказала Аня. – Только дебютанты надеются быстро дать ответы на все вопросы.

– Что ей до чужих комплексов и терзаний? Так и кое‑куда загреметь можно.

– А ты на себя оборотись, тогда поймешь, – кольнула Жанна Инну.

– Еще бы, кто я такая, чтобы судить? Писатель должен затрагивать всеобщие и самые глубокие проблемы, а не оттачивать и шлифовать бытовые события и копаться в чужом грязном белье. Рита надеется суметь банальное представить монументальным? Снова «запоет» на тему воспитания?

– Наверное, писать о том, есть ли жизнь на Марсе, интересней, тут мы далеко заглядываем. Только мне кажется, что стоит чаще задаваться вопросом: «Есть ли жизнь после свадьбы»? Я не вижу проблемы важнее, – сказала Аня. – Но вот как далеко заходить в интимную сферу отношений, чтобы вскрыть причины того, что творится за дверями запертых квартир, и проработать весь материал до мелочей, – это вопрос внутренней цензуры автора. А вдруг именно это, казалось бы, глубоко личное и является основной, глобальной причиной проблем в семьях? Разве о нем надо молчать?

– Куда же нам без прописных истин? – хмыкнула Инна.

– О них труднее всего говорить. Но даже их не всем и не сразу удается усваивать. Человек медленно меняется. Вот и приходится писателям, забыв о высоких материях, вдалбливать элементарные понятия, потому что они являются основой бытия.

– Например, интересоваться степенью уязвимости человеческой души. Как живет человек, который не хочет соприкасаться с реальностью? За счет чего он выживает? Как самые обычные люди под влиянием обстоятельств превращаются в злодеев. Да?

– Если ты о немцах в войну, то они были частью той системы, в которой жили, и нечего их защищать. Простые солдаты тоже виноваты, он шли воевать, надеясь получить кусок советской земли в личное пользование, а русского человека сделать рабом, – жестко заметила Аня. – Немецкие женщины боготворили Гитлера и посылала сыновей воевать. Женщины!! Что в нем было такого, что они ему поверили? Как могла нация, взрастившая Гете и Баха идти на уничтожение других народов?

– И своего, – заметила Инна.

«Анина память застряла в военном детстве. Это ее самое главное тяжелое воспоминание. При малейшем намеке на прошлое оно всплывает из глубины сердца и тревожит, тревожит…» – подумала Жанна.

– Куда тебя повело? О семье речь вели, – удивилась Лена. – Оно, конечно, понятно… Та война – наша боль на всю жизнь. Ее невозможно изжить. История может чему‑то научить, только если нам больно… Мой сынок Андрюша в шесть лет после просмотра фильма о войне задумчиво сказал: «Всех людей жалко». А я ответила с горькой усмешкой: «Жалость к фашисту, убившему твоего родного деда, и к твоему деду, погибшему, защищая Родину и нашу семью, наверное, должна быть разной. Или ты не признаешь оттенков? Черное-белое, да-нет». Задумался сынуля. Потом мы с ним говорили по душам, рассматривали старые фотографии. Я всплакнула. Сынок долго сидел, опустив голову. Пытался меня понять. Потом занялся конструктором, но продолжал думать о чем‑то серьезном.

– Ты напрямую рассказывала маленькому сыну об ужасах войны? Я читала, что детям надо преподносить сложные вещи художественным языком и разными выразительными средствами. Дети – визуалисты. Для них надо ломать взрослый формат и создавать свою парадигму в искусстве воспитания. Фантасмагория им более понятна. Они проще уходят в метафизичность. У детей, например, насчет существования Бога до определенного времени нет сомнений, – сказала Инна.

– Все эти способы хороши для развития у ребенка воображения, – сказала Лена. – Но когда закладываешь в него базовые понятия, требуется говорить коротко, четко и доходчиво. Ребенок должен понять, что война – это плохо, но есть Родина и ее необходимо защищать от врагов. Он должен знать, что несет война и как можно ее предотвратить, чтобы избежать грозящей катастрофы. Он должен помнить, что из каждого нашего маленького выбора… вырастает история нашей страны, спасается Россия. Надо чаще с детьми заглядывать в зеркало нашего прошлого, чтобы в глубине его видеть то, что нельзя забывать.

И с подростками надо разговаривать. И лучше, если на равных. Почему Достоевский пишет о корневых, но низменных человеческих качествах? Потому что эта тема рано или поздно все равно всплывает для любого подростка и очень его волнует. Все проходят через осознание зла, непонимание и обиды. Важно вовремя суметь ему помочь, подсказать, направить. И труднейшие вопросы нашего прошлого мы поднимаем для того, чтобы каждый заглянул внутрь себя и подумал, как он повел бы себя в данной ситуации, кем бы он стал: надсмотрщиком, рабом или борцом за справедливость? Мы обязаны воспитывать личную ответственность.

– Аня, ты не ищешь оправдания ненависти народов друг к другу? – спросила Жанна.

– Нацизм и терроризм нельзя оправдывать. У таких преступлений нет срока давности, – категорично заявила та.

– А прощать? Немцы повинились перед нашим народом за Гитлера, даже отступные платят евреям, а мы за злодеяния Сталина перед своим – нет, – осторожно сказала Жанна.

– Так ведь перед своим… Но осудили, – сказала Инна.

Аня горячо возразила:

– Сталин – гений, но злой гений. Не могу я простить ему ни коллективизации, ни того как он после войны жестоко подавлял предполагаемый бунт побывавшей за границей армии-победительницы, отправляя героев на смерть, в Сибирь эшелонами… Ни медали, ни ордена их не спасали… Еще отсутствие праздника Победы великому народу…

– И в семьях извиняться не умеем, и на государственном уровне не хотим признавать своих ошибок, – тихо, словно только для себя пробормотала Жанна.

– Насчет того, что в семьях, ты права. Но для стран – это вопрос политики, а не здравого смысла. И он многократно всесторонне изучен, – заметила Аня. – Простите. Я начала разговор за здравие, а окончила, как всегда… Вернемся к творчеству Риты. Она пишет о несправедливостях в человеческих судьбах, зависящих не столько от объективных обстоятельств, сколько от людей, живущих рядом. Еще о злодействах в быту, если они принимают массовый характер. Она затрагивает вопросы, которые, к сожалению, никогда не устаревают. Читая, казалось бы, о простых, неприукрашенных событиях, я открывала в ее книгах и второй, и третий план, и мощный подтекст. Умеет об обыкновенных вещах рассказывать так, что за сердце берет, – с задушевной ноткой в голосе поделилась Аня.

– Писать о человеке всегда актуально – вот в чем фишка. А Лена в своих книгах разбавляет грустные моменты иронической интонацией, – заметила Инна и оглянулась на неподвижно лежащую подругу. – А о тупой, слепой силе судьбы не хочет писать.

– В наше сложное во всех отношениях время люди жаждут романтики, утешения, любви и праздника, чтобы отдохнуть душой. А писатели им… Но с другой стороны без трудных испытаний человек не может прийти к перерождению, поэтому в жизни больше бед, чем радости, – пасторским тоном сказала Жанна.

– Успокоила! Дорогие мои, я вас умоляю: переключите внимание на что‑то другое. Зачем вы втравливаете друг друга в грустную полемику? Я спать хочу, – вяло пробурчала Лена, накрываясь подушкой.

«У девчонок одно не вытекает из другого, в каждой фразе множественность. И куда растекутся ее ручейки, если между ними столько пересечений? Я то прочно застреваю в непонимании, то утопаю в их многословии», – недовольно подумала она.

Но Инна не слышит ни Лену, ни Жанну, Ане отвечает:

– Ладно, твоя взяла! Я поняла Ритино предназначение. Она пытается сдерживать глупых людей и предостерегать нормальных от необдуманных поступков. Ее философия из разряда действенной доброты. И дарит она всем нам всю широкую палитру своего таланта. Так? Только дураки книг не читают. Понимаю, тоска по идеалу…

«Инка задает вроде бы невинные вопросы, а на самом деле ехидные. Чума сибирская! Тон, тон‑то какой! А еще прикидывается ясочкой. Чего добивается? Слишком высокого о себе мнения? Верит в свою будто бы избранность и не допускает мысли, что кто‑то, кроме нее, может выразиться лучше? Как о ней сказал Борька? «Она так существует. Афористично мыслит? Нет. Выдает глубоко продуманные импровизации, а реализует их как сиюминутные». В больших дозах Инна невыносима. И откуда она взялась на мою голову? И ведь не выгонишь, хотя в прошлый раз ей было решительно отказано от этого дома. Бесит она меня. Я мнительна?

А может, она таким образом из души свою боль выплескивает? Ее ведь тоже не отнесешь к числу счастливчиков, хотя красивая и умная, – вернулась к своим прежним мыслям Аня. – Хотя, смотря что считать умом. Почему я не могу не думать о ней? Переклинивает меня?» – обеспокоилась она.

А успокоившись, опять о Рите заговорила:

– Рита не ошиблась в выборе темы. Она многих трогает. Ее взгляд на проблему собирает широкий круг почитателей. И будет собирать. Ей не приходится бояться, что ее читатель умрет вместе с ней. Я верю, что хоть крохами, отдельными фразами, а может даже целыми рассказами, но останутся ее произведения в веках.

– Размечталась!

– Тебе, Инна, что‑то иное открылось в этой связи?

– Прекрасный забытый Эдем.

– Данный нам еще с детства в ощущениях и в фантазиях… – ностальгически вздохнула Аня.

– Вы подогреваете мой интерес к Ритиным книгам? – спросила Жанна.

«Представляю, на каком уровне велась бы их беседа, не будь они усталыми и вялыми, как сонные весенние мухи, – усмехнулась Лена. – А мне бы сейчас что‑либо для души… «Старомодную комедию» Арбузова, с Борисом Тениным и Лидией Сухаревской увидеть бы?.. Какая мощная харизма, какое обаяние! Без них этот спектакль сильно проигрывает. По мне так Сухаревская в нем – совершенство. Жаль, мало была востребована. Новые артисты прекрасные, но в их игре больше юмора, чем душевности. От них не бегут мурашки по телу. Нет, пожалуй, от Владимирова бегут…»

И словно почувствовав лирическое настроение подруги, Инна зашептала:

– Помнишь, как ты поймала огромную щуку? В ее раскрытую пасть мог поместиться мой кулак! Мы ее измерили, взвесили.

– И зубы пересчитали, – пошутила Лена.

Язвительная усмешка тронула губы Жанны:

– Когда завзятые рыбаки рассказывают о пойманной крупной рыбе, я всегда вспоминаю анекдот об огромном рыбьем глазе и уменьшаю все параметры их улова втрое.

– Так то – мужчины, – отвергла обвинение в хвастовстве Инна. – Волшебное воспоминание! Я тогда от радости на мостике, у всех рыбаков на виду отчаянно отплясывала чарльстон!

– А они на тебя чуть ли не с матом, мол, не шуми, – рассмеялась Лена.

– Эх, сейчас бы на рыбалку!

– В принципе мечта не запредельная, осуществимая. Всё в наших руках. Но повремени до весны. На зимнюю рыбалку я больше не хожу, ноги мерзнуть стали. Сахарок в крови и сужение сосудов дают о себе знать, – ответила обещанием на искреннее желание подруги Лена.

– …Удача улыбнулась Рите. Она уже испытала радость широкого признания. Надо же, прямое попадание с первого раза, с первой книгой. (Чем можно унять и «обезвредить» педагога?) Ею она вошла в литературный фонд России. И все потому, что ее рассказы лишены всяких речевых клише. Она создала свой язык, связанный не только с ее воображением, но и с метафизикой окружающей действительности, – заявила Аня. (Да ну?) – Но главное, что она не давила на читателя фамилиями, авторитетами – я имею в виду рецензии знаменитых писателей, – не преподносила о себе готового мнения, предоставляла им самим себя «открывать».

– Победа! Сумасшедший ажиотаж! – фыркнула Инна. – Обычно у победы много отцов. Это у проигрыша не находится виноватых. Неужели никто не примазывался?

– То, что блистательно удалось Рите, не получилось у других наших сокурсников. Их до сих пор манит недостижимое совершенство, требующее постоянной окрыленности духа. Порой пессимизм полностью побеждает в них оптимизм, но они не намерены сдаваться. (О ком это она?) Видно звезды на небе так расположились, что Рите повезло. Сколько же всего должно было сойтись!

– Я считаю, что Ритино везение в том, что начала она свою творческую деятельность еще до перестройки, – напомнила Инна, охладив этим мистический пыл Жанны. – С ее скромностью величие ей не грозит, но и проблем не снимает.

– Увы, если отношения с прессой и руководством строятся далеко не на любви, они чреваты осложнениями, – сказала общую ни к чему не привязанную фразу Жанна.

– Да, да, – сказала Аня так, что было понятно, что слова собеседницы не достигли ее слуха или понимания.

– Не нам раздавать «знаки качества» и выдавать пропуска и направления в вечность. А вот история с Ларисой, похоже, надолго зависла… и пока без последствий. Этот факт, наверное, тебя, Лена, с ней сближает. – Инна сделала паузу, чтобы оценить впечатление, произведенное её знаниям проблем далекой подруги. Но реакция Ани была неожиданной. По-своему разгадав извилистый ход мыслей Инны, она заявила:

– Тебя обуял бес зависти. Так сама сваргань что‑то особенное, замысловатое, чтобы на тебя нацелились все фото и кинокамеры мира!

– Повторяешься. Давай на пару? – молниеносно отреагировала Инна с искусно наигранным простодушием хамоватой особы.

«Опять Аня получила свою долю «внимания». Сама напросилась», – про себя отметила Лена.

*

Тяготясь долгим молчанием, Аня произнесла слишком пафосно:

– Писатель обязан говорить не то, что от него хотят услышать, а то, чего не ожидают. Он не имеет права лгать, ему приходится идти до конца, потому что это его ответ времени. Биография писателя должна накладываться на канву исторического развития страны.

«Бросается высокими фразами. Должен, обязан… Какие мы тут все умные. Писатель никому ничего не должен. Если только себе…» – усмехнулась Лена.

– Божий дар подталкивает его, внутренний позыв ведет… – начала проповедовать Жанна.

– Куда? – судорожно расхохоталась Инна, сжимая лицо в ладонях, и пряча голову под подушку.

– И заставляет «в каждом миге видеть вечность!» – в тон Жанне продолжила Аня.

– Срезала ты меня на взлете мысли… Ах, да! И на бред перестройки тоже должен откликаться? А я думала, писатель обязан абстрагироваться от грязи и пошлости, соблюдать с ними дистанцию, – оттянула на себя внимание Инна.

– А как же полное совпадение с эпохой? – официальным тоном, спросила Жанна, еще не поняв намерений Инны.

– Все зависит от расстановки акцентов, от того какую цель ставит перед собой писатель изначально. Рита не отступает от своих гражданских позиций, но ее интересы несколько иные. Экономика и политика – не ее сфера. И она в них не вникает. К слову сказать – не мной это подмечено. В своей жизни люди, как правило, ищут духовного и физического комфорта, а это часто приводит к душевной лености. Задача Риты перевести их из состояния самоуспокоенности в динамичное, действенное, – невозмутимо, с приветливой неторопливостью и с какой‑то даже величавой снисходительностью в голосе, будто читая подросткам лекцию, подробно ответила Аня.

– Опять ты мне песню испортила. Людей встряхивает состояние экономики. Мне кажется, человеческое вероломство и коварство, бесчестье и предательство Рите понятней. Не в ее привычке избегать «сражений», – сказала Инна, чтобы подразнить Аню. – Тебя же эти качества тоже больше задевают?

– Оригинальная версия.

– Почему же? «Я, бабушка, Илико и Илларион» Нодара Думбадзе – книжка веселая, но и в ней ты нашла что‑то с твоей точки зрения неправильное. Помнишь, тебя возмутило, что мальчишка, кое‑как учившийся в школе, поступил в институт.

– А тебя не возмутило?

– Мелочи тебе заслоняют горизонт.

– Взятки, коррупция – мелочь? Да это самое главное, с чем надо бороться, если мы не хотим погубить нашу страну! Если бы удалось вернуть в страну все деньги, которые прячут за границей олигархи, наши люди жили бы несравненно лучше. Вложили бы их в родное производство, построили бы дороги и жилье в Сибири.

– А ты уже всё просчитала? Попробуй подходить к проблемам с разных сторон. Облегчу тебе задачу, напомню школьную математику. Используй хотя бы метод от противного, позволяющий глубже раскрывать сущность предмета, явления и ситуации.

По мне так лучше бы Рита отыскивала в людях положительные качества, а не закапывалась в недостатках. Сколько в человеке всего прекрасного! Велик человек! Литература должна быть оптимистичной и пытаться создавать идеального человека. Как тебе такой вариант?

– Идея так себе. И много раз апробированная. Уже можно проследить эволюцию ее развития.

– А кто из литературных героев для тебя сейчас ближе всех стоит к идеалу?

– Князь Мышкин, который демонстрирует идеальное состояние человека. Он счастлив даже не будучи влюбленным в женщину. Он как ребенок неосознанно любит жизнь, людей, природу, – сказала Аня и получила в ответ Иннину брезгливо-недоуменную мину.

«Опять подначивает, подбивает на спор? Не найти мне на нее управу», – рассердилась Аня и резко, с вызовом и отчаянной гримасой на лице ответила:

– Создай своего идеального. Инициатива наказуема исполнением.

– Наотрез отказываюсь. Слишком высокая честь для меня, госпожа учительница! Спасибо за доверие. У меня нет слов, чтобы выразить чувство благодарности, переполняющее мое сердце, – привычно принялась юродствовать Инна.

– Опять «стервозную муру» запустила?

– Только заметив недостатки, можно от них избавиться, – настырно продолжила игру Инна, не желая признавать себя побежденной.

– Вот тут ты права, – торопливо согласилась Аня, хотя понимала, что тон сказанного Инной не соответствовал его содержанию.

«Инна нарочно говорит заведомо противоречивые фразы. От скуки упражняется в злословии и пустословии, – вздыхает Лена, осторожно переворачиваясь на бок. – Еще в студенческие годы я объясняла Ане, что если бы она не реагировала, Инне не было бы интереса ее дразнить. Получается, что сама подставляется под удар и оказывается в «бедственном» положении». Но плечо подруге Лена все‑таки предупредительно сжала.

– Творение писателя – важный документ своего времени, – обращаясь только к Ане, продолжила разговор Жанна. (Подобные фразы уже стали общим местом.)

– А в Ритиных книгах иногда звучит простодушие начинающего писателя, – заявила Инна, вскинув высокие брови.

«Теперь Жанну взялась изводить», – подумала Аня.

– Насколько я поняла из рассуждений Ани, Рита не лезет в «чернуху», ей претит транслирование и тиражирование отклонений в жизнедеятельности общества и отдельных людей. Но простодушия у нее не наблюдается, – сказала Жанна. – Я с большим скепсисом отношусь к произведениям, акцентирующим внимание на гадких и жестоких человеческих пороках. Есть этический предел открытости, искренности и откровению. Человеческая душа – слишком тонкая материя. Ее извивы, в конце концов, – это слишком личное. Надо помнить о чувстве ответственности за всех и каждого.

– Тем более, если эти произведения на потребу миллионной толпе? – спросила Инна.

– Толпе? Какая спесь! Ты говоришь о читателях без должного уважения, значит и о себе тоже? Справедлива… до глупости. Что, сама обмишулилась? – Жанна не упустила возможности мстительно подметить оплошность и «наградить» Инну ее же презрительным словечком.

Инна, как всегда, на неприятное заявление не обратила ни малейшего внимания.

– Чтобы иметь успех в творчестве, надо верить в то, что делаешь, реально оценивать себя и тех, кто вокруг.

При слове «вокруг» Лена отвлеклась от «школярского» высказывания Ани. Ей припомнилось недавнее собрание. «Я, скучая, разглядывала коллег. Стала сравнивать лица двух рядом сидящих мужчин. Оба приблизительно одного возраста, кареглазы, седы. У обоих веер морщинок у глаз. У одного они выдавали глубокую печаль много пережившего человека. Когда мужчина улыбнулся, эти морщинки излучили удивительно нежный, теплый свет. Они на самом деле светились! Я видела. И в тот момент почувствовала к этому малознакомому человеку неожиданно сильное расположение. Он притягивал. Мне еще раз захотелось увидеть его искреннюю, чуть усталую улыбку неравнодушного человека. Мне даже на миг представилось, что она обращена ко мне. А вот у другого морщинки говорили о беззаботности легко живущего человека. И улыбка у него была горделивая, самовлюбленная и какая‑то барская». Лена улыбнулась своим мыслям и «уплыла» в добрые моменты своего прошлого.

6

Инна задумчиво сказала:

– Почему бы Рите, как это бывало во все времена, не писать книги в иносказательной форме, сделав переброс во времени – во вчера или в будущее, и поместив своих героев в некоторое мифическое царство-государство? Там легче спрятать самые острые моменты современной жизни. У нее получались бы прекрасные грустные метафизические произведения. В них можно было бы открыто сообщать о том, как трудно живется в современном мире неглупому, но патологически честному человеку, желающему добиться успеха, анализировать не только его поведение, но и причины неудач. Разве ей не хочется иначе ярко состояться здесь и сейчас?

Без фантазии жить скучно, а без надежды на чудо трудно. Сказка притягивает, завораживает своей пещерной эстетикой, радует, раскрепощает. Реальность обыденна, тускла, однообразна и рутинна; изредка забавна или драматична. Каждому из нас дается шанс талантливо прожить в своем времени, как его ни назови: застой, перестройка. Главное, не упустить его. (А сколько их ты профукала?) Надо всегда быть готовым к моменту, к случаю, который может подарить тебе судьба. Лена с Ритой вправляют мозги девчонкам и мальчишкам, да и более взрослых направляют на путь истинный… чтобы «алые паруса» не закрывали от них реальный мир. Но этого мало.

– Разве Риту что‑то не устраивает в ее собственном творчестве? – недоверчиво уточнила Жанна.

– Опять к многовековым сказкам? Я понимаю, мифы украшают жизнь, потому что в них не рациональные факты, а эмоции, но в современной литературе и без того предостаточно диких, подчас необузданных, почти шизофренических фантазий. К их «изыскам» приходится приноравливаться, привыкать. Кто‑то должен интересно, просто и честно рассказывать о своем времени, – возразила Аня.

– Ну, если только по гамбургскому счету, – проехалась Инна. – А ты все же вспомни предельно ядовитые, прекрасные бессмертные сказки Шварца – мастера иносказания, его «детское» умение обычные вещи трансформировать в сказочные, вызывающие цепную реакцию добра. И чудные притчи, аллегории и метафоры с мистическим оттенком мрачности – Гофмана. Или возьми современного комедиографа Григория Горина. У него парадоксальный философско-притчевый талант. Сказки многое позволяют и от многого освобождают. В них же не документальная или художественная фиксация событий, а метафора жизни, ее главный посыл. Будучи не привязанной к конкретному времени, Рита может вроде бы шутливо «разносить» своих врагов, невзирая на существующие авторитеты. И острые политические моменты представлять в виде злой сказки. И все пройдет на ура, всё сойдет ей с рук. Никто не станет ей диктовать, как и о чем писать. Это так называемое ненасильственное сопротивление злу. К тому же сказки навевают неожиданные аллюзии. В них можно такое «напророчить»!

– А главное – зашифровать, – добавила Аня.

– Автор, используя ослепительный метафорический язык и яркий нажитой народный, – это когда сам язык становится героем произведения, – смело затрагивает и сиюминутные категории, и вечные. Как говорит наш любимый Святослав Белза, в произведении «должен присутствовать ингредиент волшебства». Для писателя правдивость вымысла существеннее верности факту. Совершаешь перескок в другую эпоху – и ты вольная птица. На «карнавале» сказочных персонажей легче быть честным, проще закладывать главную идею замысла.