Текст книги "Любовь моя"

Автор книги: Лариса Шевченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 47 страниц)

– Тебе лишь бы к чему прицепиться, – отмахнулась Аня от Инны и покраснела то ли от обиды, то ли от удовольствия.

«На самом деле она внутри себя счастливо просияла», – поняла Лена.

– А художников и музыкантов наудачу приглашаешь, придут – не придут в счет благотворительности?

– Да, или ищу спонсоров для оплаты.

*

– Распространять книги тоже большая проблема, – спустя минуту сказала Лена.

– Еще какая, если не имеешь мужа-эмира бухарского… – сделала шутливую врезку Инна. Ей не хотелось вести разговор в минорной тональности.

– Одна надежда на юбилей. Вдруг начальство расщедрится, – подсказала Жанна.

– Надежды юношей питают, но не стариков. Надо печататься в глубоко законспирированных, достаточно дешевых типографиях, – посоветовала Инна.

– Сейчас это не прокатывает. Прошло время самиздата. Иначе не продашь тираж. Специальные буковки и циферки должны стоять на внутренней стороне обложки книги. Что‑то типа шифра, – выказала Инне свою осведомленность Аня.

– Плохо раскупаются книги для взрослых. Если только расхожее чтиво. Детские тоже не нарасхват идут, особенно, когда они большого формата, – продолжила исповедоваться Лена.

– Так ведь дорого, не подступиться, – заметила Аня.

– Типографии много берут за цветные картинки.

– Все разговоры о прибыльности писательства сильно преувеличены? – спросила Жанна.

– Полное заблуждение. Как правило, авторы остаются без навара. Окупить бы вложенные средства, – со знанием дела за Лену ответила Инна. – Теперь в ходу шутка: книжка – лучший подарок, если она сберегательная.

– Лена, как ты относишься к писателям, которые тусуются, рекламируют себя по телевизору, «подкрашивают» свои биографии, инициируют появление нужной им реакции публики? – задала вопрос Аня.

– Не все способы стоит использовать. И все же трудно продавать книги без серьезной «артподготовки» в СМИ.

– А еще труднее жить «в режиме интервью», – пошутила Инна. – Сейчас недостаточно иметь талант и трудолюбие, нужен хороший агент, который будет тебя продвигать. А для этого мани требуются. Ах, это чудное обаяние мечты!

Инна приняла позу страдалицы.

– Не можешь без эффектного закатывания глаз и театрального заламывания рук? Актриса! – рассмеялась Аня.

«Кто кого сегодня заговорит до смерти?» – подумала Лена, погружаясь в плотное облако дремы.

30

– Ты в этом году уже ознакомилась с литературными новинками своего региона? Со всем писательским взводом? Наверное, вселенная впечатлений?! Расскажи. Ощутила бодрость, прилив сил, желание писать? Кто из ваших авторов попал на высшую ступень пьедестала почета? Чье тщеславие было удовлетворено на этот раз? Наверное, весь цвет писательский собирался на конкурсе? Вспыхнуло новое созвездие имен? – Это Инна засыпала Лену вопросами.

– Чувствую, мне грозит быть председателем на нашем импровизированном собрании. Хочешь, чтобы я разнесла в пух и прах собратьев по перу? Мне кажется, я с этим не справлюсь, поэтому возьму самоотвод. Не дави на меня. Я не стану критиковать коллег, если они не сидят напротив меня и не могут достойно ответить. Заостряю твое внимание на том, что я люблю выискивать в чужих произведениях стоящие моменты и указывать на них автору, а не уязвлять и усугублять его и без того сложное положение. Я не гожусь в критики, – чуть приподняв тяжелые веки, сказала Лена. – Может, вернемся к этому вопросу несколькими днями позже?

– Хочу сейчас. Станешь на защиту представителей своего цеха или боишься, что тебе это дорого – в плане нервов – обойдется? Я даже не попытаюсь заставлять вымещать… Хотя твой бесценный положительный опыт… Нет, тебе я отведу роль… – Инна с хитренькой миной задумалась, – ты всего лишь выполнишь роль арбитра или секунданта. Председателем, возглавляющим жюри – в нашей тройке(!) – буду я.

– Валяй, – разрешила Лена, не оборачиваясь и не открывая глаз.

– Возможно, я лицо нерепрезентативное и выскажу только свое личное мнение, но… А что это за книги на подоконнике за шторой? Кира специально приготовила их нам, на случай бессонницы?

Инна вскочила и перенесла всю стопку на тумбочку, к себе поближе.

Лена приподнялась, посмотрела на одну из книг и обрадовалась:

– Это же произведения писателей вашей области! Какой богатый урожай! Интересно бы ознакомиться хотя бы фронтально. Ты их читала?

– Все до одной!

– Я тоже, – сказала Аня. – Обменяемся мнениями?

– Отвечать любезностью на любезность? Не мой стиль. Я всерьез стану критиковать. Начну со стихов. «Чеканных строк ряды густые, но пустые», – пропела Инна. – Ни услады, ни отрады. Ни уму, ни сердцу. Где архетип матери, семьи, родины? Где патриотизм – это прекрасное чувство здорового человека, где сакральные откровения? А сила чувств, а нестандартные сюжетные повороты? (Словесная диарея!) – вскинув голову, самодовольно высказалось Инна. – Ну и как я аттестую? Жестче, чем ЦК КПСС?!

– Плохо представлены поэты? Как же, только у тебя безошибочное чутье! – нервно остановила ее Аня. – Жанна, наложи на нее епитимью молчания.

«Стоит ли доверять мнению больного, раздраженного человека? – вздохнув, подумала Лена. – Инне просто доставляет наслаждение быть на виду, категорично критиковать, выставлять себя самой эрудированной. Игру затеяла. Как ребенок, ей богу. И Аня включилась».

– Раздухарилась, раскудахталась! В твоих глазах они не имеют права называться поэтами? У тебя нет барьеров в голове? Сходу оценила, сочинила… С удовольствием бичуешь? Зачем словом напрасным и резким беспардонно обижаешь людей? «Благословила» оплеухами. Одно у тебя на уме: убить, разогнать, очернить. Ты и в ангелах видишь бесов, – обиделась за поэтов Жанна.

– Я слышала, что в творчестве есть своя честь, – начала свое разъяснение Аня.

– Ты вправе усомниться в моей компетенции, но где гуманизм – вершина человечности? Как говорится, замах есть, а действие не просматривается. Это не поэзия, не искусство, а ремесло. Поэзия та, что от Бога.

– Чего захотела! Поэзия – это что-то необъяснимое. С наскока ее не поймешь, там много неочевидного. – Аня сделала попытку остановить Инну.

– Набросилась на авторов, точно дикий зверь на жертву! Ишь как загривок вздыбила! Расшумелась не в меру. Киру разбудишь, – встревожилась Жанна.

– Она десятые сны видит. Я сквозь стеклянную дверь видела, когда по нужде выходила. Вдвоем-то с муженьком слаще спится, – совсем по-девчоночьи хихикнула Инна.

– Интересно было бы услышать на этот счет мнение поэтов друг о друге, – пожелала Жанна.

– Ничто так не сближает двух «великих» как отрицание третьего. Я еще не встречала поэта, который похвалил бы конкурента… без выгоды, – насмешливо сказала Инна.

– А я встречала, – сдержанно заметила Лена.

– Враг моего врага мой друг? Я могу только гадать… – Инна сделала паузу.

– Я думала, что гении признают друг друга без всяких оговорок, – удивилась Аня.

– Так, то гении, – рассмеялась Инна.

– Крайность есть ложь, но спрятаться от правды невозможно, – видно отвечая на какие-то свои внутренние вопросы, пробурчала Жанна.

– За каждым произведением стоит человек, его судьба, – принялась «философствовать» Аня.

Инна не позволила ей с удовольствием высказаться.

– Богат наш край талантами. На каждую тысячу человек десять поэтов. Представляешь, какая огромная армия амбициозных творческих людей! Полчища! Нашествие!

– Не преувеличиваешь? – не поверила Аня.

– Так это же прекрасно, когда много! Как соловьев по весне, – восхитилась Жанна.

– А избранников Музы, людей экстраординарной повышенной чувствительности не густо, – притушила Инна восторг Жанны.

– Иссякают таланты? – Аня направила свой вопрос конкретно к Лене.

– Я не примыкаю ни к хулителям, ни к ревнителям. Я сама по себе. Некоторые мои студентки пишут с моей точки зрения прекрасные стихи. Я одобряю их пробы пера, но скромность не позволяет им вынести свои творения на суд читателей. Среди них, мне кажется, есть те, кто поэтами себя не называют, но ими являются. В них есть что-то определяющее истинно творческого человека. Возможно, они и в профессии окажутся одними из самых успешных.

– …Совершеннейший примитив! Офигеть можно! – услышала Лена за спиной ворчливое бормотание подруги. (Интересное словосочетание!) – Наверное, у них необоснованно дух захватывает от собственных творений, хотя бы потому, что сам творческий процесс уже счастье. – И ты наверняка стишки строчишь. Бедная, – с участливой издевкой поддела Аню Инна. – Лена, ты не мыслишь себя без творчества, так вот тебе вопрос на засыпку: «Любовь сильнее радости творчества?»

– Я бы их не разрывала и не разводила, – ответила Лена.

– Выкрутилась, – усмехнулась Инна. – Я не о любви к творчеству спрашивала.

– Огурцы с топорами не сравнивают, – очень тихо пробурчала Аня.

– Поэт не поэт, если не считает, что его взгляд, его видение единственно правильное. Без этого ощущения ему не имеет смысла писать и издаваться. Но не нам решать: кому стоит это делать, а кому нет. Если только за свои… – осторожно добавила Жанна.

– Не поняла, – встряхнулась и закрутила головой Аня. – И ты про деньги?

– Для тех, кто не услышал сигналов точного времени, повторяю: «Сейчас все издают за свои кровные», – голосом строгого диктора произнесла Инна.

– Мне дурно! – Это Лена охнула.

– …А грамотность! Раньше допускались к изданию только выверенные тексты, а теперь я читаю и ужасаюсь, – заявила Аня.

– Давай, разоблачай. Устаревшая практика – клеймить всех подряд. Компьютер исправит ошибки. Признай, что теперь коммуникация важнее грамотности, – развенчала ее мнение Инна.

– Грамотность повышает статус человека и уважение к нему. Вчера по телеку один депутат сказал: «Ломали голову о том…», вместо того, чтобы произнести «над тем». И другой представитель власти тут же сообщил: «Сталкиваюсь о том, что…». Я не первый раз слышу подобное! – позорными фактами «убила наповал» подругу Аня.

– Денис Фонвизин, между прочим, писал безграмотно, – добавила «перчику» в спор Жанна.

– Ну, если только «между прочим». Гению позволительно, – высокомерно заявила Инна.

– Фонвизин был гений? – удивилась Жанна.

– Для своего времени – да.

– Я угораю, – не согласилась Жанна. – По счастью мы тоже умеем ценить таланты.

– Кто бы мог подумать! И в тебе проснулась неосознаваемая ранее потребность в критическом осмыслении чужих творений?

– Так заметно? Больно хорошо ты обо мне думаешь... Не можешь без ехидства, – стараясь, чтобы в голосе не проскользнули агрессивные нотки, изрекла Жанна.

– Повидала бы с мое, еще злее была бы.

«Остроты на чужой счет слетают у них с языка мгновенно, а у меня шутки вымученные», – подумала Аня и сказала с сомнением:

– Что стоит наше слово против мнения настоящей комиссии? Но вот эту поэтессу я все-таки выделила бы особо. Есть в ее стихах нечто совершенно свежее. И даже роскошная неслыханная фантазия присутствует. В двадцать лет так чувствовать! И своим интеллектуальным уровнем поразила, – сказала Аня и протянула Лене тоненькую книжечку в мягкой обложке.

– Только в некоторых стихах, – придирчиво заметила Инна.

– Это ты так считаешь.

– Ее стихи о любви? О ней сочиняли, начиная с Овидия, а может, и раньше, но темы так и не исчерпали и не закрыли, – поучаствовала своим мнением в разговоре Жанна.

– О любви еще возвестят так, как не написал еще ни один самый великий поэт! Я иной раз заинтересуюсь неожиданной своеобразной формой строки, вникну, но оказывается, что простенький смысл облекается в красивую обертку или все так сумбурно, бестолково... Разочаровываюсь, конечно. Такие стихи быстро канут в безвестность, – поставила жирную точку в обсуждении поэзии Инна.

«Сумбурные? Как и весь ваш разговор, – про себя ворчливо отметила Лена. – Я бы сейчас с удовольствием послушала тихий нежный скрипичный концерт. Он бы меня расслабил и убаюкал».

– Ты думаешь, что предоставила нам полную картину творчества поэтов своей области? А может, и всей страны? – ехидненько спросила Жанна. – Некоторые… облачатся в одежды знатоков и клюют, клюют от скуки, а потом сломанные судьбы, скитания по свету в поисках счастья...

– Люблю, знаете ли… – Инна изобразила стервозную ухмылку.

– Хорошие стихи или нет – не нам решать. Тот, кто имеет право голоса, помалкивает. Репутацию коллег боится подмочить? – Жанна явно намекала на Лену. Но та не отреагировала, будто не в ее огород был брошен камешек.

– А как тебе эти современные сказки? – спросила Аня Инну. – Я бы сказала, что манера изложения мягкая, задушевная. Они поразительно красочные.

– Излишне красочные. Сахарные. Я о тексте. Почитай русские народные сказки. Их ценность в простоте.

– Разве может красота быть лишней или ненужной?

– А как же масло масляное? Надуманные истории. Авторы просто утопают в красивостях. Сю-сю, ахи-охи-вздохи. Каждую фразу как ажурную накидку вывязывают крючком или на спицах.

– А надо, как узорную парковую ограду выковывать? Книжки ведь для детей.

– Излишество оборок – не достоинство. Ими они собираются удивлять и покорять профессионалов или малышей? Они считают, что к сказкам нет должного интереса, он надолго утрачен, потому-то много чего нагромоздили? – спросила Инна.

– Тормози. – Это Лена, с трудом превозмогая сонный анабиоз, тихонько одернула подругу.

– А вот эти современные сказки – просто прелесть! Они принадлежат перу совсем молодых талантливых «сказительниц», – отметила Аня. – Лена, обрати на них внимание.

– Я недавно читала внукам сказки, не помню в чьей «аранжировке», и ужасалась. Приведу пример. Козлята там разрезали волку живот, набивали его камнями и сталкивали похитителя в реку. Какая жестокость! Чему детей учат? В старой интерпретации волк сам себя наказывал, прыгая через костер. Где положительный воспитательный момент? – возмутилась Жанна.

– Вот и угадай, что может рассердить педагога, – добродушно рассмеялась Инна.

– Тургенев писал, что «говорить красиво неприлично», – продолжила спор о красоте Аня.

– То же мне, авторитет! Хотя… смотря, в каком контексте, – задумалась Инна.

– Я не согласна. Мой сын-технарь, как-то пришел домой после общения с артистом нашего театра и восхищался его прекрасной речью. Мне была приятна его чувствительность к красоте родного языка, – сказала Лена.

– А как тебе этот автор? – после некоторой паузы спросила Аня, передавая Инне увесистый том.

– Неисправимый графоман, – жестко заявила Инна.

– Его внутренний критик спит? – спросила Жанна.

– Беда в том, что внутренний критик графомана тоже графоман, – ответила Лена. – В СССР было пятнадцать тысяч писателей, а теперь что-то порядка ста тысяч. А с теми пишущими, которые не попали в Союз писателей, – с миллион будет.

– Зато потрясающее разнообразие тем, жанров, стилей, идей и смелых экспериментов. По наитию в основном пишут. В этом густо зарыбленном водоеме случается «выловить» прекрасные, коллекционные вещички, – заметила Инна.

– Без комментариев. А что ты скажешь об этом авторе? Мне его имя ни о чем не говорит. Точнее, мало о чем, – Аня протянула Инне книжечку невзрачного вида.

– Очень трудно уйти от оценок. Ничего выдающегося, выделяющего его из общего ряда. Стихи кудрявые, но мало эмоциональные. Его стихам не хватает воздуха, солнца, радости и чего-то более широкого, возвышенного. Я кудрявость не всегда воспринимаю как достоинство, мне по сердцу простой четкий слог в сочетании с глубоким смыслом – Пушкинская традиция прекрасной ясности и прозрачности. Но мода губит ее адептов.

Не люблю вычурные словесные конструкции, за которыми ничего не стоит. Читаешь – красиво! Но нет в них притяжения, посыла, души. Вникнешь – а эти строчки, как экзотические водоросли на поверхности воды. У них нет базы, они без корней, и будто переплывают с одного места на другое, не задерживаясь в голове. Таким я бы предложила поучиться вовремя останавливать разбег пера.

«Как легко и просто критиковать несведущим, когда не надо отвечать за свои слова. Но говорит красиво», – отметила про себя Лена.

– Повторы бывают от переизбытка эмоций или когда автор что-то усиленно внушает читателю. У меня к ним позитивное отношение. Они как припев в песне. Инна, куда тебя понесло? Подписала приговор! Зачем так грозно? Не лучшим образом реагируешь, – с тихой укоризной заметила Аня. – Безответственное предположение. Ты же не всё читала. Есть в книге и хорошие патриотические стихи.

– Поэты и критики всегда разделены Берлинской стеной непонимания. Ты в этих «шедеврах» нашла проблески гениальности, недосягаемую чистоту стиля поэтов серебренного века? – не сдала своих позиций Инна.

– Начнем «вкруг садясь, оплевывать поэтов»? Не при Лене нам это делать. Законодатели литературных мод! Может, еще составим собственную антологию поэзии двухтысячного? – снова вмешалась в обсуждение Жанна. – Я одну такую современную читала своим внукам, но так и не сообразила, по какому принципу подбирались в нее стихи. Дети в растерянности, я в недоумении. Составители открывали детям портал в неведомое? Нет, я понимаю, существуют различные способы выражения своих мыслей авторами. Но для детей ли их ребусы? А подбор загадок? Ужас! Это не любовь к языку и народным традициям, а встреча в пространстве расставания и рассеивания мыслей. Они для затуманивания мозгов.

– Я тоже не в восторге от некоторых произведений, но, может, обойдемся без стервозной беспардонности и яростного пафоса? Накручиваем, разжигаем, – вздохнула Аня.

– Прикажешь за каждого рвать свое сердце? Много чести. Ведь про эти стихи на самом деле не скажешь, что каждое произведение – проблема, вызов, шедевр, – усмехнулась Инна.

– А вот этот пожилой поэт – Аня увидела фото на обложке – вдруг удивил очень даже приличной ироничной прозой. Но у меня почему-то сложилось ощущение, что писала эту книгу женщина не старше сорока. В комедиях обычно главные герои – люди отрицательные, а у него положительные: наивные, патологически честные, чудаковатые. Такое редкость в литературе. Потому и особенно приятно. Сюжет построен на разнице укладов столичных жителей и людей с периферии. Мало того, автор выдал еще и яркую эмоциональную увлекательную пьесу. Я бы сказала, блестящий политический памфлет – острый злободневный. Что-то в духе Шекспира, разительно напоминает. Какая концентрация информации, какая мощная энергетика и четкая установка на очень даже определенную линию! Мне кажется, она – хорошее, серьезное приобретение. В принципе, я драматургию предпочитаю вкушать со сцены, а тут не могла оторваться, пока до конца не прочитала. И что самое поразительное, в пьесе прозвучал еще более молодой задор и темперамент, чем в предыдущей книге.

– И бесшабашность? – уточнила Жанна, на самом деле не проявляя заинтересованности ни к произведениям, ни к их автору.

– Не подходит сюда это слово. Здесь другой уровень.

– Давай, снабди этот шедевр своим серьезным научным комментарием в подчеркнуто строгом стиле, – фыркнула Жанна.

– Я прошу соблюсти хотя бы внешнее приличие. Понимаю, это не так просто… – тихо попросила Аня.

Жанна от неловкости слегка покривила рот:

– Строга ко мне. А ты похвали меня! Дай возможность побыть хорошей в твоих устах.

– Я бы сказала, что в этом произведении легкость, свобода выражения и яркий интеллект, – продолжила обсуждение Аня.

– И талант?

– Может, даже… У меня глаза на лоб полезли от восторга. Такой вот сюрприз.

– Свернем эту тему? На кой она нам сдалась, – попросила Жанна. Ей было скучно слушать о книгах, с которыми она не знакомилась, и вряд ли будет иметь такую возможность в дальнейшем.

– Сто лет она нам без надобности, – согласно пробурчала Инна, удивив этим Аню.

– И возьмем свои критические слова обратно.

«Ох уж это извечное желание Жанны угодить всем и вся, никого не обидеть. Как вошь под ногтем изворачивается», – молча брезгливо дернулась Инна.

– Не рано ли завершать обсуждение. Может, все же продолжим? Когда еще встретимся? – жалобно попросила Аня. – А вот это произведение, как тебе на вкус?

Инна неохотно взяла в руки книгу в тонкой глянцевой обложке.

– Эту я не читала. Кого на этот раз желчно изобличает автор?

– Ты права. Зло пишет. Этот писатель – как бы отдельное, изолированное явление. Он – украшение писательской организации. Мне так кажется, – дала краткую характеристику автору Аня. – Эта повесть о том, как работает и отдыхает верхушка современного «комсостава», каковы их нравственные ценности, интересы и запросы, каков интеллект. О серьезных вещах упоминает как бы вскользь, но очень тонко и умно. Мол, домысливайте сами, что главное в моих строках. Заставляет репу почесать. При всей непривычности манеры выражать свои мысли, вещь очень даже восхитительная. Я в восторге от яркой акустики звучания ее слов. Она написал о тех, кто занимается рекламой, оболваниванием народа, о тех, кто вправляет нам мозги. Рассказала о том, какой образ жизни они ведут.

– Так вот кто теперь ее главные титульные персонажи! Вот кого на этот раз она посадила на острие своего лезвия! Молодец.

– Очевидно, таково ее окружение. Рита тоже не о бомжах пишет, – заметила Аня.

– Напрасно, отличное прикрытие в некоторых случаях. Боится надругаться, не зная предмета?

– Легко, как бы шутя, пишет, а на самом деле едко и ехидно. Талантливо. Изящно громит своих героев. Вроде бы восхищается их стилем жизни и ничего не предвещает бури, грома, взрыва… и вдруг подпустит одну-другую строчку вроде такой: «Что с них взять?..» И сразу понимаешь – чертенок в авторе сидит. Никому спуску не дает, никого не боится. Ее талант – укор бездарям. Она подтверждает тезис, что нельзя творить без чувства истинной свободы.

– Да она опасно свободна! Каков ее компас вольнодумия! – рассмеялась Инна.

– И я погрузилась в пьянящую мятежную бездну смыслов ее произведений! Это повесть напомнила мне о партийной верхушке районного масштаба в до перестроечные времена. Выше я не забиралась. Да и в центре бывала лишь наездами. Только нынешняя элита мне кажется более изощренной, но несколько примитивной, – завершила свое мнение Аня.

– Внешняя свобода все равно всегда связана с определенной степенью принуждения, особенно если учесть, что низшей формой свободы является вседозволенность, которая быстро перерастает в произвол. А внутренняя свобода в самом человеке. Она рождается вместе с ним, а сохраняется десятилетиями не согнутого состояния, – сказала Жанна. – Ее суть в том, чтобы не делать того, против чего выступает твоя душа, требующая исполнять нравственные законы, оберегающая личность от разрушения.

– Со временем отношение к понятию свободы меняется. Вспомни хотя бы гендерную проблему. Раньше понятие свободы давала религия. Потом светские и религиозные формулировки стали расходиться и потребовались законы, – «проконсультировала» Жанну Инна.

– Не пытайся исчерпать все определения. «Твоя свобода заканчивается у кончика моего носа, а моя – у твоего». Настоящая свобода – свобода от греха, от подлости и непорядочности, – дополнила Жанна эту философскую категорию своим житейским и религиозным пониманием. – И нет другого исхода, кроме как…

– По-твоему, если человек не чувствует божественного давления, он совершенно свободен в своих плохих или хороших деяниях? – перебила ее Инна.

– Значит, все зависит от степени его внутренней чувствительности к религии? – недоверчиво покачала головой Аня и взглянула на Лену. А та, прикрыв веки, еле заметно улыбалась. И, похоже, своим отвлеченным мыслям.

– Лена, ты опять молчишь. Выскажись хотя бы в общем плане, – попросила Аня.

– Она как щука в камышах стоит, но в нужный момент вынырнет из засады со своей разгромной рецензией. Молчит, молчит, как преступник, ушедший перед следователем в глухую «несознанку», а потом всё накопившееся единым взрывом выплеснет наружу, – пошутила Инна, пытаясь раззадорить подругу. И тут же хихикнула в ладошку:

– Молчит, это не значит, что думает.

– Нет, она всем адвокат, а не прокурор, – заступилась за Лену Аня.

«Рассуждают так, словно Лены нет рядом, – удивилась Жанна. – Они шутят?»

Лена предупреждающе вскинула ладони и сказала:

– Я не успела ознакомиться с вашими книжными новинками. К тому же очень устала, и не хотела бы сегодня участвовать в обсуждении.

– И в осуждении, – игриво добавила Инна.

                        *

– …Главное, чтобы эти книги соответствовали самому острому моменту нашего периода жизни, тогда их поймут массы, – снова заговорила Аня, как бы подводя итог вышесказанному – Мне нравится в наших писателях и поэтах то, что в их произведениях нет ни намека на пошлость.

…Ну, так вот, беру я вторую книгу этого же автора и разочаровываюсь. Так бывает, когда настроишься на шедевр. Представляете, в новой книге монашка требует от банкира раздать все свои деньги. Это, по меньшей мере, нереально, а по большей – глупо. Отнять и раздать, облагодетельствовать бедных? К чему призывает! Знакомая, старая песня. Наслышаны. Пользы от нее мало. Деньги должны работать. Их надо вкладывать в организацию и развитие производства, в создание рабочих мест.

А невеста банкира мечтает, чтобы он отдал свои банки и осел в деревне, в отремонтированной им старой усадьбе. Грядки копать? Если даны способности вести масштабные финансовые дела – примени их на благо Родины. Закапывать талант преступно. А выйдя на пенсию, на досуге занимайся чем-то для души, барина из себя строй, философствуй. Век-то не девятнадцатый на дворе, двадцать первый, слава Богу.

И любовь к Богу у героев какая-то слащавая, простоватенькая. А вопрос этот глобальный, глубокий тонкий, особенно на современном этапе сложных взаимоотношений между государствами и религиями. Банкиру с международными связями – их в России всего-то порядка четырехсот – окунаться в него на уровне монашек не пристало. С его-то умом! Это для него слишком мелко.

Еще автор сообщает, что главный герой в студенческие годы самочинно водил экскурсии по Кремлю. Читатель не столь наивен, чтобы не понимать, что в экскурсоводы попадали только избранные. Дети простых инженеров и кандидатов наук разгружали вагоны и работали дворниками. Лапшу-то на уши не надо нам навешивать. А фарцовка?..

Воспитание больной девочки – это дань моде? Хорошая дань, но при банкирских масштабах впору курировать целый домашний детдом или огромную больницу. Может, конечно, я не права, но как говорят художники, я так вижу, так чувствую, – закончила Аня свою речь знакомой всем фразой.

– Аня, ты читала эту книгу после крупного застолья? – пошутила Жанна. – Может ты не поняла замысла произведения? Вдруг это не поддакивание, а пародия на современные жизненные извивы, критика?

– Ну, не знаю… Звучит как подпевка. Будто написано на заказ, на потребу. Но кому? Не соображу… Такая мелодия не для этого автора, – возразила сама себе Аня. – Но пишет прекрасно.

– А как насчет фантастики? Не прошла мимо? – спросила Аню Инна.

– Чтобы я что-то пропустила! Обижаешь. Попалась мне книга о наркомании. Я вцепилась в нее зубами с целью выяснить причины и способы борьбы с этим злом. Читала с какой-то нервной дрожью, буквально задыхаясь от спешки, точно при беге на короткую дистанцию. Как говорится: ни выходных, ни проходных не соблюдала. Название настроило. Переживала, сочувствовала матери, роптала на безответственного отца – и тут всё легло на плечи женщины! Но, имея малый опыт чтения фантастики, никак не могла понять, почему мать не стала искать нужного ей священника через интернет, с помощью милиции, не обратилась в местную патриархию или как там ее называют, а пошла пешком по селам и весям.

Следующее впечатление от прочитанного было таким, что я посчитала, будто мать на почве горя попала в психушку и бредит спасением своего сына. Дальше было еще непонятней. Мне стало казаться, что героиня – очень темпераментная, сексуально озабоченная, как теперь говорят, «сдвинутая на сексе».

– А для тебя главное – повернуться от эстетики к этике и от красоты к совести? – вклинила свое ехидненькое замечание Жанна. – Твои представления о морали застряли где-то на уровне знаний девятнадцатого века?

– Но вспомнив книги, прочитанные в детстве, – «Копи царя Соломона», «Мифы древней Греции», восточные сказки и многое другое, – я успокоилась. Даже упрекнула себя в глупости. Конечно же, это мощное, эмоциональное, увлекательное произведение! Легко, талантливо пишет,– решила я. – А хождение пешком – художественный прием.

И все же я торопливо устремилась к концу книги. Мне страстно хотелось узнать метод излечения ребенка от страшной зависимости. Читаю, держу на контроле главную мысль. Достоевского вспоминаю и других великих писателей. Те рассуждения, которые я вычитывала в книге, были будто из инструкции психотерапевта, и меня не устраивали. Это рациональные, общеизвестные зерна истины. Но в поведении матери стали случаться события, вызывающие у меня противоречивые чувства. Я бы не смогла влюбиться, зная, что мой сын погибает. Мысли о нем заполнили бы всё мое существо. И тем более, влюбившись в одного, целый год яростно заниматься сексом с другим… Но это, верно, чисто индивидуальные качества героини романа…

– Современный роман не бывает без «оживляша», – успокоила Аню Инна.

– Идея заставить сына бросить пагубное пристрастие, зауважав свободную, раскованную маму, а не любящую его обыкновенную маму-учительницу весьма… оригинальна. Читая, я все время забывала, что в книге переплетаются реальность, мистика и фантастика. Потом опять-таки подумала, что это какой-то литературный метод. Потому-то и не удивил меня благостный, счастливый конец сказки. Мама к стопам Бога принесла свое гениальное творение – великую книгу, и сын исцелился.

– Чудачка! Ты воображала, будто читала учебник по медицине? А это художественное произведение, – рассмеялась Инна. – Только к сухим газетным сводкам у тебя не будет претензий.

– Второй раз перечитывала не спеша, оценивая каждую строчку. Нет, все-таки у героини не существует границы между мистикой и реальностью, – закончила делиться впечатлениями Аня.

– Польза этой книги уже в том, что она заинтриговала, увлекла, как бы встряхнула тебя, старушку, провела по годам юности, заставила вспомнить молодость. А то ты совсем скукожилась в своем засушенном консерватизме, – усмехнулась Инна. Но Аня понимала, что Инна тоже в некоторой растерянности от произведения. Наверное, не успела еще осмыслить и оценить.

– А что-нибудь предназначенное для школьников нашла? – Инна продолжила «допрашивать» Аню.

– Есть одна книжка. Добротно сделанная вещь. И язык своеобразный, характерный для местности, где проистекают события. С интересом прочитала. Я в своем детстве, в средних классах любила такие книжки. И вдруг автор стал описывать приведение и то, как хозяин дома, молодой современный мужик, всю ночь молился, его изгоняя. Я отпала. Какой-то трудно воспринимаемый религиозный сироп. Ты можешь себе представить такую картину? Испортил неплохую, в принципе, книжку для пятиклассников. Его герой оказался довольно жалким созданием, в мозгах которого, по моему мнению, зияют бреши… Может, он именно это и хотел сказать?