Текст книги "Любовь моя"

Автор книги: Лариса Шевченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 47 страниц)

И как бы в отвлечение от неловкости, и абсолютно без всякой логики в памяти Инны всплыл детский, немного хулиганский стишок Лены об их взрослом разбитном соседском парне.

«Ходит-бродит Коля с Галей —

Нос задрал он выше крыш.

С ней он думает о Вале

И как ей покажет шиш.

Но увидел он вдруг «Змея»

И подумал: что за черт?

Надавать ему по шее?

Чтобы знал он наперед,

Что нельзя меня с ней видеть,

Можно Раю ведь обидеть…

И так далее. Надо же, столько лет прошло с пятого класса, а не забылся… Не ахти какое «творение», а запомнилось, потому что связано с беззаботными веселыми моментами детства. Незатейливые, но очень симпатичные стишки-экспромты «строгала» Ленка в школе на переменах. И ведь не считала эту способность чем‑то серьезным. Могла запросто зарифмовать любой учебник и любое событие в школе. Назовешь ей тему, и вмиг как из пулемета получишь длинную или короткую – какую закажешь – «очередь» «под любого поэта», кроме Маяковского. И как опасно пошутила наша любимая математичка: Ленка сумеет написать стих даже на текст правительственного постановления…

А то вдруг уходила от будней, как бы возвышалась душой, улетала в космос или в параллельный мир, наполняясь то радостью, то грустью, то очарованием фантазий. И строчки у нее в этом случае были совсем другие. И знала о них только я».

От милых воспоминаний детства Инна непроизвольно улыбнулась во весь рот. А Жанна с Аней, глядя на нее, неопределенно пожали плечами: «Разве поймешь эту Инку?»

«Один и тот же факт люди истолковывают по‑разному. Наши домыслы и фантазии возмещают нам недостаток информации. Они ведут к полуправде, а та иной раз хуже лжи… Справедливость основывается на знании и понимании всех обстоятельств, но этого часто невозможно достичь…» – размышляет Лена, одновременно слушая Инну с Аней.

– …Если человек постоянно чувствует себя несчастным и ждет отпущения грехов – а уныние тоже грех, – то он не борется. А жизнь такова, что надо воевать, стараться быть сильным, пытаться все успеть, тем более теперь, когда мы живем на пятой скорости. Но при этом мы многое не замечаем, проскакиваем, промахиваем…

– А если не всегда выходит? – озабоченно захлопала белесыми ресницами Аня.

– Тогда на многое не претендуй, не завидуй, не зарься на чужое счастье. Штаны по размеру покупай, – с насмешливым вызовом ответила Инна.

– Говорят: «Всевышняя судьба распределяет роли». Но ведь всем хочется, чтобы им улыбался Бог.

– Так ведь улыбку надо заслужить, – удивилась Инна запросам Ани. И мысленно спросила себя: «А чем Алла заслужила свое счастье? Почему она с рождения была одарена вниманием Всевышнего? Ее любит Бог? А может, все много проще? Потому что из старой интеллигентской семьи, умная, образованная, прекрасно воспитанная. Рельсы на факультет, и, по сути дела, и в литературу, ей были проложены родителями. И всё? А может, потому что они с Сашей долго порознь шли навстречу судьбе, и все же сумели найти друг друга?..»

– И даже если заслуживаешь, Бог часто отворачивается от некоторых и обходит своей благодатью, – вздохнула Аня.

– Надо же Ему когда‑то отдыхать, – хихикнула Инна. – Смотря что считать благодатью. Я никого не хочу обидеть, но, может, те невезучие не разглядели Его даров? Помните, в фильме «Свой среди чужих» герой кричал: «Господи, почему ты помогаешь этому идиоту, а не мне?» Я на эту тему анекдот вспомнила. «Один человек много молил Бога, чтобы тот помог ему получить большую сумму денег, и вдруг услышал голос с небес: «Но ты для этого тоже сам хотя бы одним пальцем пошевели, лотерейный билет купи!»

«Не сказала в защиту Ани ни слова, зато попыталась свой ответ облечь в более деликатную форму, – про себя одобрительно отметила Жанна. – А еще несколько минут назад как танк перла. Скачки настроения Инны – от высокой трагедии до уморительной комедии».

Аня застыла в позе глубочайшей скорби, а Инна стала к ней цепляться, наверное, чтобы раззадорить и снять с «тормоза»:

– Да ты просто зануда.

– Не простая, зацикленная. Мне уже поздно дебютировать в новой роли, – усмехнулась та, снова удивив Инну неожиданной способностью к самоиронии.

– Инна, что лицом опала? Аня еще поддаст тебе жару, – рассмеялась Жанна. И подумала: «Хотя получасом раньше в ответ она помалкивала… А Лена все‑таки чурается подруг. Видно, нас с ней мало что связывает».

«Аннушка‑то наша далеко не простой человечек. А говорила, что не дается ей юмор. Скромная, – ласково про себя улыбнулась Лена. – Может, Инна наконец‑то стала оказывать на нее благотворное влияние, и она проявляет себя с наилучшей стороны? Все‑таки каждая наша девчонка – драгоценный камешек в мозаике нашего курса!»

– …Лен, тебе нравится инскрипты сочинять? Статусные надписи любишь или шутливые? – прошептала Инна.

– Незнакомым людям, в основном, стандартно книги подписываю, чтобы никого не выделять и не обижать, а знакомым – с учетом их характера. А вот пометы на полях люблю оставлять. Знаю, неправильно книги портить. Но если из личной библиотеки…

– Пройдут годы, и кому‑то потребуется извлечь из прошлого ваши с Ритой имена, – оптимистично сказала Инна.

– Стала в позу пророка?

– Одни скажут, что ваши книги для взрослых о перестройке, другие, что они о нежности, о преданнейшей любви, а кто‑то увидит в них только охаивание мужчин и возвеличивание женщин или ссоры и пустые споры, как горькую безысходность. И все потому, что людей в первую очередь трогают личные беды персонажей, а уж потом глобальные проблемы. Они, конечно не правы, но таких мнений не избежать. Читатели, в зависимости от интеллекта и воспитания, по‑разному воспринимают одну и ту же книгу. Это, как если бы подключать один и тот же источник питания к различным микросхемам. Каждая берет и выдает то, на что настроена, на что запрограммирована. Рита, например, точно ухватила явление нарастающей деградации мужчин, а многие ли обратили на это внимание?

– Она твердо поставила и ярко высветила вопрос ответственности отцов за детей, – согласилась Лена.

– …У нас возносят, в основном, после ухода из жизни. Да и то не сразу и не всех. Я согласилась бы на посмертный триумф во всем мире, – рассмеялась Инна.

– А почему именно после ухода из жизни? – спросила Аня.

– Творчество художника как бы освобождается от его личности и уже существует само по себе. Вот тогда и можно понять, чего оно стоит. Один человек был обаятельный и уже тем привлекал, другой умел с помощью денег и связей приподняться над многими, – ответила Инна.

– А я думала, когда конкуренты и завистники перемрут, – вполне серьезно сказала Жанна. – Ой, девчонки, мне только сейчас дошло, что молодые поклонницы, выходя замуж за пожилых, знаменитых людей, не только за их деньгами гоняются. Ими еще тщеславие руководит. О знаменитых людях будут вспоминать, и жен волей-неволей упомянут. И они тоже останутся в веках.

– А что, правильная мысль. Моя знакомая на всех юбилеях знаменитостей нашего города поет. Она остается и в телезаписях и в фотках. Молодец.

– С тобой все ясно, – фыркнула Инна. – У нас при жизни превозносят, если на Западе получил признание или хотя бы там побывал.

– Не скажи. Если истинный талант, то и здесь случается неслыханный успех, – не согласилась Лена.

– При связях или при наличии мощной пиар-компании. Но она мало кому из простых смертных по карману, – опять встряла Инна.

– Недавно была в местной филармонии. Прекрасный оркестр русских народных инструментов, удивительные голоса солистов! Микрофоны не лижут. Но не прорваться им на центральное телевидение, допустим в «Романтику романсов». А ведь можно было бы устраивать отдельные передачи с выступлениями талантов из провинции или хотя бы делать вкрапления – каждый раз представлять одного-двух новых певцов. Вот так и у вас, у писателей, – вздохнула Аня. – Собственно, чего переживать? Человеческая память не так уж долго удерживает имена даже гениев. Только избранных.

– Кем избранных? – саркастически усмехнулась Инна.

– За гениев голосует время.

– Время и моду формируют деньги и власть. Они же поддерживают мифы. Пиар сейчас очень агрессивен. Думаешь, на региональном уровне нет подхалимов или завистников? Я полагаю, возникни такая необходимость, сразу отыщутся желающие охаять или похвалить, особенно из числа тех, кто вообще не читал обсуждаемого автора. Чего им бояться? Они же не вступают в конфликт с законом, если только с совестью. А ее не так уж и трудно усыпить…

– Что ты несешь? Чем дальше, тем смешней, – возмущенно прервала Инну растревоженная Аня.

– За подобные фальсификации в места не столь отдаленные не отправляют. Если только притиснут к стенке и устроят темную. Что, челюсть от удивления отвисла? – рассмеялась Инна.

«А Ленка опять величественно помалкивает. Одарила нас милостью своего присутствия!» – Жанну на какое‑то время охватило раздражение.

– Инна, может, ты и в гениальности Шекспира сомневаешься? – спросила Аня.

– Экзаменуешь? Не сомневаюсь, конечно. Тем более, что теперь он читается совсем иначе, чем четыре века назад.

– Так чего же куражишься? – с легкой угрозой в голосе спросила Аня.

«И почему эта проблема в большей степени волнует тех, кого она вовсе не касается? В массе своей люди не имеют отношения к искусству, но зачастую очень неосторожны в своих высказываниях, – подумала Лена. – Подруги не прекращают спор, потому что ожидают услышать от меня заключительные слова на эту тему?»

Жанну заинтересовал разговор Лены с Инной.

– …Ты о роли злой личности в судьбе каждого из нас? Врагов каких‑то выдумала, чудачка. Я делаю свое дело и этого мне достаточно.

– К сожалению, они часто верховодят.

– Раз мир пока не погиб, значит, в масштабах планеты побеждает добро. Хороших людей все же больше, и дай бог, чтобы они всегда преобладали.

– Отдавать тебя на съедение даже во имя этого преобладания мне не хочется. Это как в сказках приносить себя в жертву, быть данью дракону, чтобы он подавился и других не трогал. Ты не достойна такой участи.

– Ты преувеличиваешь способность некоторых людей всех сметать со своего пути. Они не настолько всесильны. Да и не такая уж я мишень, чтобы в меня стрелять из пушки.

– Не скажи. Лучше переоценить «врага», чем недооценить. Проверим. Если тебя не пригласят стать членом той престижной комиссии, о которой ты мне рассказывала по телефону, значит я права. Мне было бы приятно ошибиться.

– Мне тоже. Пригласили, но я отказалась по состоянию здоровья. Знаешь, всю жизнь в тисках, в рамках. Иногда надо их ломать и уходить в сторону даже острожным людям.

– Жить в обществе и быть от него свободным?

– Свободным от неправильного в обществе.

– Не смиришься – придавят. На это нужно мужество безумца или идиота. Прости, вырвалось. И кто выиграет от этих твоих столкновений? Зачем тебе вредить самой себе? Ты иногда бываешь неразумно, парадоксально упряма.

– Премного благодарна за комплимент.

– Иголки на спине у тебя есть, но брюшко‑то нежное, уязвимое. Пожалей себя. Этот вопрос не стоял у тебя на повестке дня? Зачем класть себя на алтарь чужого мелочного тщеславия, зачем подставляться? Это укрепляет тебя в жизни?

– Не знаю, что и сказать…

– Идти напролом – значит проиграть.

– Но сохранить лицо.

– Не дадут сохранить.

– Значит, хитрить, приспосабливаться? То тишком, то ползком…

– Ну и иди до конца «тропою Хо Ши Мина»! – разозлилась Инна.

Жанна не поняла, какого вида деятельности Лены касалась Инна, но ей стало грустно. «Наверное, общественной работой занялась, но ей не всё удается», – решила она.

*

– …Я о другом. Это к вопросу о порядочности и справедливости в литературе. Может, те авторы писали на строго заявленную тему, почувствовав нерв эпохи или… интриги? А есть ли в них то, самое главное? – немного повременив, произнесла Инна. И улыбнулась как можно мягче. Она готова была защищать подругу любыми средствами.

– Не выделяй меня курсивом среди остальных. Собственно, я знаю всех претендентов на пять лет вперед и могу расставить их в порядке получения. Для меня вся эта система абсолютно прозрачна и уже ничем не удивит. Поэтому и не волнует, – ответила Лена.

– Блаженный идиотизм – верить в справедливость. А бывает так: дали премию, похвалили и забыли человека?

– Всякое случается, – кивнула Лена с видом педагога, недовольного несвоевременным или глупым вопросом ученика. – Самому надо себя активно продвигать к читателю: заявлять о себе, встречаться, общаться. Будь любезна…

Лена обреченно вздохнула. Ее лицо выражало: «А не пойти ли тебе… на БАМ!» Она безразлично отметила в себе опустошение, вызванное неприятным разговором, и попыталась отвлечься размышлениями другого рода.

– …Вот ты пишешь, пишешь, а ведь далеко не каждый читатель помнит имя автора. Ты тоже станешь неизвестным автором известных произведений. Твое имя занесет песок времени.

– Это неважно. Пусть годы стирают из памяти людей фамилии писателей, лишь бы деяния их героев жили в поколениях. Инна, говори о хорошем или молчи, иначе я сегодня не усну.

– Даже у камня есть душа, – сказала Жанна Инне с упреком. – Лена, пусть Всевышний и Небо помогут тебе, – искренне добавила она. (У камня душа?)

Инна наконец‑то захотела понять подругу, и та устало опустила голову на подушку. Никто больше не стал углубляться в писательские проблемы.

«Привыкшие трудно засыпать и до умопомрачения прокручивать что‑либо в голове, они и тут мусолят любое им предложенное. Разговор затевается, но быстро иссякает, потом возобновляется и вновь обрывается, как бестолковый сон… Но бессонница толкает, заставляет женщин начинать его снова и снова, даже через силу, через немочь. Ночью, когда человек только наполовину в реальном состоянии, до такого можно дорассуждаться!» – вздохнула Лена, туманясь сознанием.

Лена тихонько застонала, переворачиваясь на спину. Аня поняла, что она не спит и тут же подступила к ней с вопросом, который давно ее беспокоил:

– Когда тебя приняли в Союз писателей? Почему ты не стала вступать в двухтысячном? Это был акт протеста? «Не все хотят летать в стае. Но к одиночкам тоже надо относиться бережно, если они того заслуживают», – думала ты тогда. Да? – предположила Аня, возможно на основании чужих слов.

– С одной книгой? Вступление ко многому обязывает. Только после третьей я посчитала себя достойной. Успокойся, всё у меня нормально.

«Как всегда говорит много меньше, чем думает», – решила для себя Аня.

– Скрытная ты.

– Не без того, – отшутилась Лена.

– Как ты считаешь, у Ларисы тоже возникают проблемы? Она о них умалчивает?

– Какого рода? Ты о «смертоносном» противостоянии амбиций? – пошутила Инна. – Приедет, узнаем.

– Нет, я о другом, – смутилась Аня, поняв, что Инна намекает на свой разговор с Леной.

Аня не вникала в тонкости и подробности обсуждаемого ими эпизода, но суть разговора уловила, и, взглянув на Лену с благоговейным обожанием, сказала:

– Пиши, пока твоя добрая и вечно печальная Муза рядом с тобой. Выкладывай душу людям.

– Муза у мужчин. У Лены вдохновение, – рассмеялась Инна. И добавила восторженно-насмешливо:

– В кого только ни превращают женщины-музы великих мира сего!

*

– Ты все больше об ушедших годах пишешь.

– Так ведь воспоминания. Тем более, когда о детстве… – недоуменно пожала плечами Лена.

– Может, важнее критиковать современность? – выдвинула встречное предложение Инна.

– Ты обратила внимание на то, что пошлость и невежество как бы стираются в прошлом, они будто отсекаются, потому что принадлежат только настоящему. Когда современность становится прошлым, она кажется очищенной от них, отмытой. Может, поэтому я как‑то по‑своему люблю уже происшедшее, меня тянет к нему. Но и новое время я не боюсь. Я этим не больна.

– Даже великие умы современности никак глубоко и подлинно не поймут, каким было наше совсем недавнее прошлое, которому и мы были свидетелями, и что есть нынешнее время. Не рискуют давать ему полную, подробную характеристику, – подметила Аня.

– Да уж точно, у них рефлексия не только на настоящее, – невесело откликнулась Жанна.

– Ой, да теперь и настоящее, и прошлое все кому не лень обгаживают, не дай Бог как! – возмутилась Инна. – Уж до Ивана Калиты добрались.

– И до Адама с Евой, – рассмеялась Лена, признав правоту Инны.

Аня наморщила лоб, обдумывая сказанное подругами. А Инна спросила Лену:

– Значит, не ограничиваешь себя, выбирая одно из двух, не боишься, что твой главный герой может оказаться вызывающе несовременным?

– Боюсь – не боюсь. Надо – не надо. Если ты считаешь, что я об этом думаю, то глубоко ошибаешься. Для меня главное быть честной перед собой, никогда себе не изменять. Какая разница, о каком времени писать? Все равно в каждом произведении душа автора отражается в его героях как в зеркале. Нравится тебе это или нет, но любая информация проходит через поток сознания писателя, когда он ищет ответы на вопросы им же поставленные, а все персонажи – вымышленные или реальные – через его сердце. Сегодня написанное может прозвучать несовременно, а взятое из девятнадцатого века, вдруг оказывается близким и понятным, – сказала Лена.

– Ты все время, пока пишешь, четко придерживаешься определенной линии? Совсем как прилежный, недовольный собой и своими знаниями ребенок? – теперь уже Аня взялась «пытать» Лену.

– Замысел иногда оказывается далеким от воплощения. Задумываешь одно, получается другое. Каждый мой герой привносит что‑то свое, от каждого и во мне остается что‑то особенное и полезное, и подчас именно оно уводит меня в русло других приоритетов. И само слово – нечто живое, организм, порождающий смысл. Но главная идея произведения все равно сохраняется. Но субъективный замысел и объективный результат иногда не совсем совпадают. Разве я об этом не говорила? (Старые склеротики!)

– Я конечно далека от мысли, что ты просто здорово пудришь мне мозги, прикрываясь умными фразами, но тебе, как знаменитому бельгийскому сыщику Пуаро, уже стоит говорить о себе в третьем лице, – дурашливо, но не глумливо рассмеялась Инна.

Лена грустно отмахнулась от её шутки, мол, не выдумывай ерунды и тихо произнесла: «Я отлучусь на минутку, а ты о себе пока что‑нибудь веселое вспомни».

Аня снова заговорила о своем, очень ее тревожащем:

– Я послала рассказы своей подопечной девочки в журнал, а их переделали чуть‑чуть и напечатали под другой фамилией. Перепутали?

– Не чураясь подлога, кто‑то получил чужие лавры! Видно в знаменосцы любым способом рвется, – искренне возмутилась Инна.

«Наш пострел и тут поспел», – раздраженно подумала Жанна.

– Я направила в редакцию осуждающее письмо. По сути дела в прямом плагиате обвинила. Но они отписались тем, что заимствования были и у классиков, что, мол, еще неизвестно, откуда эти строчки, которые вы так требовательно и нагло приписываете своему ребенку.

– Впервые о таком слышу, – удивилась Лена.

– Я по телевизору недавно слышала о разборках среди музыкантов. Видно авторство – дело тонкое. Я еще смешнее случай знаю. Моя приятельница рассказывала, что один профессор похвалил ее книгу и посоветовал по ней защитить диссертацию. Та своей знакомой об этом поведала, а та своей. Ну знаешь, как бывает – по цепочке. Так вот третья, использовала эту книгу как свою в той части, которая непосредственно касалась темы ее диссертации. Случайно дознались. Через посредство всё тех же подруг. Что‑то типа обратной связи возникло, – рассмеялась Жанна.

– Невероятно! – зло восхитилась Аня.

– Но факт. Страна огромная. Где что происходит – не уследить. Но с развитием интернета такие номера уже не будут проходить, – успокоила ее Жанна. – «Видно у судьбы замысел был такой», – отшутилась моя знакомая, словно совсем не разозлилась на воровку.

– Как‑то, еще в годы моей молодости, к нам приезжали преподаватели из одной демократической страны. Так вот, один очень шустрый аспирант, пока его друзья изучали достопримечательности города и посещали рестораны, старательно «передирал» наши лабораторные работы, научные статьи и разработки по интересующей его проблеме. Очень уж они ему понравились, – с насмешливой улыбкой вспомнила Лена.

– Жанна, будь я на месте твоей приятельницы, получила бы та воровка сполна. Окунула бы я ее в собственное дерьмо, век бы меня помнила. И сделала бы я это в лучшем виде: чтобы история стала достоянием общественности. Ну посуди сама, ведь доказать обман не составило бы особого труда, – возмущенно заявила Инна. – Я бы ее из‑под земли достала!

– И всего‑то не сослалась на автора. Сколько я таких случаев наблюдала за годы работы в НИИ! – Лена устало усмехнулась.

– Инна, и из космоса достала бы? Ты такого издевательства над собой уж точно не допустила бы. Убивать жуликов надо? – насмешливо спросила Аня.

– Сразу и наповал.

– Это уже диагноз! – заявила Жанна. – Автор книги подобного и в мыслях не держала. Для нее, я думаю, это означало бы унизить себя в своих собственных глазах. Она человек чести, но не боец. И всякие там свары, суды… – поспешила разубедить всех Жанна. – Она только рассмеялась: «Знать и тут на пользу моя книга пришлась».

– Экая фанаберия! Хочет быть предельно независимой от плохих людей? Нельзя плодить подлецов, – твердо сказала Инна.

– Сдается мне, ты завидуешь ее простоте.

– Дурости.

– Погоди, если человек порядочный…

– Сразила наповал! Не давай повода, не создавай условий, не провоцируй, ушами не хлопай, дистанцию держи с подлецами, защищай свою интеллектуальную собственность – вот моя позиция. А твоя подруга «как дурочка из переулочка». Не выношу, когда из меня и моих близких лопухов пытаются лепить или перекрывают дорогу. – Инна говорила зло и напористо.

– Чувствую охотничий азарт. У тебя сейчас даже выражение лица, как у гончей. Не получала своим же салом по сусалам? – раздраженно фыркнула Жанна.

– Получала, но продолжала бороться, вызывая нездоровое негодование врагов. И побеждала. С потерями, конечно. Иначе не могла. Понимала, если раз уступлю, всю жизнь сдаваться буду. По молодости не раз обнулялась в борьбе с подонками, но поднималась и снова воевала. Считаешь, что некому было мне по башке постучать, чтобы одумалась? Сообрази сама, к чему мягкотелость по отношению к проходимцам может привести в масштабах страны? У меня была железная неуступчивость, поэтому часто обо мне возникало мнение весьма далекое от того, что я представляла на самом деле. О моей личности ходили самые невероятные слухи. Какими только «титулами» меня ни награждали!

– Но ты не страдала от этого, хотя за тобой тянулся шлейф скандалов? – выдавила ледяной смешок Жанна.

– Неуверенных людей волнует чужое мнение, – отрезала Инна. – Тебе проще, ты‑то за надежную спину мужа всю жизнь пряталась. Я мыслила позитивно, с радостью шла к людям, но никому ни лжи, ни хамства не прощала. Жестко ставила таких типчиков на место. И в этом «жанре» я всегда была первая.

«Про мужа Инна зря сказала. Это уже открытое зубоскальство, этакое ревнивое злорадство. Она так и не переняла у Лены манеру разговора, где главенствовала бы самоирония», – подумала Аня. И тут же в ее голове пронеслась неожиданная мысль: «На Ленино умное и доброе лицо хочется смотреть бесконечно. В нем скрытая мощная, глубинная харизма. А у Инны оно нервное».

– Мне приходилось так вести, чтобы и свои, и чужие побаивались и не трогали. Бернард Шоу говорил, что человек как кирпич, обжигаясь, твердеет. Вот и я закалялась в боях, – без тени смущения с преувеличенно озабоченным видом объяснила Инна. – Были среди моих врагов и злые, и подлые, их «доктрины» и «нестандартные» способы не укладывалась в мои и в общечеловеческие понятия нормального общения. Но я в сравнении с ними выглядела больше эпатажной, заводной, неуемной. В основном слабых пыталась защищать.

– Неожиданный ракурс, – с недоверчивой ухмылкой заметила Жанна.

– Да уж точно, не вписывалась я в «академический» стандарт женской терпимости. Но сама я без причины первая никогда не нападала. И нечего меня виноватить!

– Какой‑то спортсмен пошутил: «Над боксером может посмеяться каждый, но не каждый сможет увернуться». Такая манера часто граничит с произволом, – заметила Жанна.

– Чем она тебе не угодила? Я так помогала людям и сама защищалась, постигнув «друзей» коварную любовь. И огребала я от них по полной программе. Но враги и обидчики тоже кое‑чему учили. Мы не выбираем своих врагов, но выбираем друзей и позицию.

– Тратить жизнь на разборки? Это не для меня.

Лена как бы вскользь тихо произнесла:

– Инна более чем кто‑либо другой заслуживает одобрения и снисхождения. Чиновникам и бездельникам крепко от нее доставалось.

– У льва тоже есть враги, но что они против него могут? Тебя, наверное, остерегались, потому что ты сильный человек, – оправдалась Жанна.

– Смотря, в чьих глазах… – грустно усмехнулась Лена.

29

– Мы оглянуться не успеем, как печатная книга вернет себе статус роскоши, – вздохнула Инна.

Лена грустно заговорила:

– Мне одно списание книг в начале перестройки вспомнилось. Захожу в библиотеку. Весь холл чуть ли не до потолка завален прекрасными журналами и почти новыми книгами. Девушки переносят их в огромный грузовик. Я мечусь вокруг этих книг, хватаю в руки то одну, то другую. Я пытаюсь остановить беспрецедентное варварство. Кричу заведующей: «Это же бесценное богатство! Раздайте по школам!» И слышу в ответ: «А чем я выполню план по макулатуре?» «Так газетами же. Школьники принесут! – отвечаю я. – Сказали бы мне заранее, я бы организовала».

– И наши внуки даже названий этих книг и журналов не узнают, – сказала Инна.

– Артхаус – высокая литература – для толстых журналов, а блокбастеры – для любых издательств и типографий, – попыталась затеять другой разговор Аня.

– Лена, нашла о чем печалиться. В девяностые годы с подачи Горбачева многомиллионной стоимости стратегические корабли методично и целенаправленно шли в распил на металлолом. Военные базы и огромные заводы стирались с лица земли. «Утрата творческого наследия поколений в любой области жизни общества становится утратой души человека и человечества», – приподняв от подушки голову и тяжело опершись на локти, зло напомнила Инна.

Аня раздраженно закрыла уши ладонями. Это была лишком непосильная ее сердцу тема.

Инне хотелось чем‑то отвлечься от собственной физической боли во всем теле, и она прислушалась к горячему возмущенному шепоту Жанны.

– …Я ей говорю: «Ваши труды числом страниц представили. Но ведь они бывают разного формата. Одним только фактом незнания прописных истин в оформлении книг они низвели качество данного издания до уровня самиздата или краеведческого отчета сельской библиотеки».

– Даже я знаю, что в типографиях существует единая мера, выражаемая в условных единицах, принятая в России испокон веку для любых печатных продуктов, – удивленно заметила Аня.

– Я ей опять: «Эта книга – лицо не только вашей организации, но и всего нашего края. Такие проколы не допустимы». А она мне: «Это форма. Суть‑то книг не изменилась. Это у них там, в Москве всё по стандарту…»

Дальше Инна не расслышала и не стала вникать. А до Лениного сознания кое‑что из дальнейшего разговора подруг все же доходило:

– …Только молодым дано кричать правду безучастному миру. С возрастом, в основном все умолкают.

– Зачем так пессимистично? Хотя, конечно, опираться надо на молодежь.

– …Не думаю, чтобы первые компьютерные игры как‑то развили моих детей или поспособствовали интересу к английскому языку. Скорее, «Битлы» провоцировали на его изучение. А вот современные сетевые игры, безусловно, заставляют мозги работать. Я это на внуках заметила. Часами «оттягиваются» на компьютерах. Какие книги могут оторвать от них школьников: жизнерадостные, увлекательные, юмористические? О чем они должны быть, чтобы прозвучать для современного подростка, затмив все остальные увлечения? Может, как‑то иначе, по‑новому подойти к понятию главного героя, совершить его историческую и социальную реконструкцию? Придумать особую, свежую подачу материала?

– Теперь для детей в жизни мало загадочного. В поисках интересного многие писатели «ударились» в абсурд. А ведь самое трудное и самое главное в жизни человека – остаться самим собой. Отложилось?

– …По крышам подростки скачут, экстрим ищут, острые ощущения. Не знаю, восхищаться ли смелостью или ужасаться их выбору?..

– …Немногим лучше дело обстоит и с глубиной понимания материала. Будто не доросли умом. К сожалению, современная молодежь больше прислушивается к мнению звезд шоу бизнеса, а не ищет ответы у мудрых писателей. А вот с энергией и дерзостью у них все в порядке. Как ее перенаправить?

Лена не выдержала плача Жанны:

– У молодежи, которую я знаю, помыслы по большей части чисты и нацелены на перспективу. Они смелы, раскованы, знают больше нас. И по проникновению в суть вещей они еще из того, нашего замеса. Она лучше уже потому, что стоит на плечах нашего поколения.

– Дальше видит? – спросила Жанна.

– Задачи перед нею стоят более мощные. Человечеству предстоит ответить на ряд вызовов. В ближайшее время – цифровизация. Генетика занимается вопросами старения и продления жизни. Проблемы экологии остро стоят. Половина ресурсов Земли уже израсходована. Пора всерьез задуматься об их разумном, экономном использовании. Космос также не познан, как и наш мозг. Океан надо изучать. Ты, наверное, знаешь, что на Луне уже побывало одиннадцать человек, а в Мариинской впадине только трое. Надо развивать и укреплять гуманитарную науку, культуру. Без морально-нравственных ценностей человечеству не выжить.

– Ты в диалоге с собой прежней? – усмехнулась Жанна.

– ???

– …Неправильно вопрос ставишь. Как надо воспитывать ребенка, чтобы он читал то, что нужно, а не «пропадал» в интернете или у телевизора? – сказала Аня.

– Вопрос даже не в том, что читать. Как приохотить к чтению? Мы‑то к нему были привержены. Время было такое. – уточнила Жанна.

– …Рита мне писала: «Помню, меня больше всего удивило, что главные редакторы некоторых известных журналов сами не написали ни одной книги. Нет, я не сомневалась в их интеллекте, в их компетентности, но все же… не испытав собственного творческого подъема, судить о других? Для меня такой человек, как начальник револьверного цеха, не обработавший ни одной заготовки, не сделавший самостоятельно ни одной детали. Я считаю, что собственное писательство должно быть непременным условием…».

– И в школе мне учительница говорила, что критиковать имеет право только тот, кто может что‑то лучшее противопоставить оппоненту. Но я, помнится, ответила ей затертой, затасканной фразой, мол, мы яиц не несем и вина не производим.

– …Я ей говорю: «Писательство не прощает измены себе даже с Достоевским. А ты в критики подалась. Защищая или ругая невесть кого, ты размениваешься».