355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лариса Шевченко » Любовь моя » Текст книги (страница 42)
Любовь моя
  • Текст добавлен: 15 апреля 2020, 14:00

Текст книги "Любовь моя"


Автор книги: Лариса Шевченко



сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 47 страниц)

«Какой ироничный пассаж! – про себя усмехнулась довольная Жанна. – Вот тебе и ужасная моралистка!»

– Наши мужчины часто зациклены на одной идее, на одной запредельной безоглядной страсти: любви ли, водке, политике ли… на стремлении немедленно, не считаясь ни с чем, получить желаемое. Стихийная бесшабашность у многих мужчин в подсознании, в крови, а сознательно мыслить не хотят. Лень. Ну, если только тщеславие подхлестнет. Разворотят, раскурочат свою и чужую жизнь, а там хоть трава не расти. Этот их абсурд – особая вселенная. В мозгах некоторых мужчин реальность всю жизнь переплетается с вымыслом, с фантазиями. А в результате… пшик. Есть ощущение, что могли бы тонны нести, а не получается и тридцати килограммов поднять. Переоценивают свои возможности. Потому и неудовлетворенность. Вот такая их неприкаянная душа, не сливающаяся с реальным миром. А ведь в подсознании человека – опыт всех поколений! Наверное, нашим мужчинам легче жить, когда граница между реальностью и вымыслом размыта. Отсюда и разухабистое Кольцовское «раззудись плечо, размахнись рука» и беспощадное русское «эх»! А эта интонация тащит за собой всё остальное: мистицизм, бунтарство, вино, беспутство, – сделала далеко идущий вывод Инна. – Только русский мужик может поспорить на ящик водки, что бросит пить. Не работает у нас на Руси формальная логика.

«Инна – сама глубоко русская расхристанная натура, воплощение истинно русского характера, дитя пространства и воли. В ней самой есть всё самое прекрасное и самое трудное и мучительное. А чтобы не погибнуть от депрессии, она не фиксируется на том, что не получается. Иногда, чтобы сохраниться, она тоже выталкивает себя из реальности. И в такие периоды бывает лишена тонкой дипломатии, бестактна, но всегда предельно искренна и честна… И тогда ее принцип: если нужно, значит можно. Мне так кажется», – пронеслось в голове Лены.

– О каких категориях вселенского масштаба в таком случае можно тут говорить? Лена, ты не согласна со мной? Свою версию предложи, внеси ясность, – обратилась Инна к подруге.

– Яркая, неожиданная находка. Долго ее нащупывала и исследовала? Между прочим, спасая товарищей по оружию, амбразуры закрывали своими телами только русские солдаты, и в этих подвигах обретали бессмертье. Настоящее геройство не имеет разумного объяснения, оно выходит за пределы рационального, – жестко ответила Лена. – Спасти, защитить, помочь – вот что главное в русском человеке. Исстари говаривали: «Душу положит за други своя», «Умрет за Русь-матушку», потому что в сердце каждого русского – непреклонная воля и немногословный скрытый героизм. Как сбросили монгольское иго, так никому ни разу не удавалось поработить нашу страну. Вот чем я горжусь.

– Слава храбрецам, которые умеют так любить! – серьезно сказала Инна.

– И к этому они через церковь пришли. Она напитала их патриотизмом, – заявила Жанна.

– Ахинею несешь. Церковь, как всегда, все лучшее в человеке присваивает себе, – возмутилась Инна. – У тебя память отшибло? Образовывать сибирскую деревню ты с мужем по наущению Бога отправлялась?

– И на трудовом фронте они жизни свои за родину отдавали. Вспомни Павку Корчагина. Мы ему подражали в детстве, бесплатно вкалывая на колхозных полях. И по своему желанию наизусть учили слова Николая Островского «…чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы…» Это тоже качество нашего человека. Нас великий Пушкин призывал гордиться славой своих предков. Он не боялся высоких слов. У него они звучали не пафосно, – сказала Аня.

– Русский человек – это смесь эмоций, понятий и мнений со стороны. Он совершает поступки, руководствуясь добротой, и за идею легко отдает свою жизнь. Ему ставят задачу, и он идет воевать или едет на стройку века. За него подумали и решили.

На нас нападают, мы защищаемся. А сами не проявляем инициативу ни в работе, ни в быту. Пока не прижмет, не шевелим мозгами. То ли не умеем, то ли нас отучили? Наши мужчины верные дружбе, мужественные и душевные на стороне. Только с ежедневными семейными подвигами далеко не все справляются. Тут они могут быть и трусливыми, и лживыми, и ленивыми. Любить и ценить семью не умеют, – не отступила Инна.

И Аня поддержала ее, изложив свое мнение:

– Священник из книги, как и многие мужчины, считал, что жена по своему статусу обязана быть во всём с ним заодно, а ему нечего перед ней стараться.

– Фу ты какая, – осуждающе покачала головой Жанна.

– Да, наши мужчины замалчивают свои ошибки и не замечают своих недостатков. Если я не права, поправь меня. Докажи! – разгоряченно и задиристо потребовала Аня. – Только и на Западе далеко не все мужчины идеальные. Моя подруга замуж за француза вышла, так он похуже многих наших плохих. Пьет, бьет, капризничает, не хочет работать. Лежит на диване и ждет, когда ему предложат высокооплачиваемую должность, достойную его образования. Его русская жена как гончая носится по Парижу, выискивая дополнительные подработки, чтобы обеспечить им приличное существование, а он ради семьи не хочет поступиться своим мнением даже в мелочах. Самое главное, на что я хотела бы обратить ваше внимание, это то, что обещал он очень много, но не исполнил даже минимума.

– Аня, прекрати свои мемуары. Тошнит! (Неужели Париж был и ее идеей-фикс?) – нервно дернулась Жанна, но внесла свой вклад в обсуждение проблемы:

– У нас даже богатые не все и не всегда счастливы. Мечутся, чего‑то ищут, комплексуют. Не при нас, нищих, будь сказано.

– Какой пытливый… и прямо‑таки отроческий взгляд на жизнь. Чокнуться можно… Непрогнозируемое мужское мышление! Сдвиг в психике. Поэтому русской женщине остается только пахать за него? В этом состоит ее умение любить? А что взамен? Мужчина – виновник несчастий своей семьи, а женщина должна еще и жалеть его? Мол, он ведет себя неправильно, но он, бедненький… Такое мог придумать для женщин только русский мужик с его парадоксальной, с позволения сказать, мужской логикой! – зло возмутилась Инна. – Нечем крыть? Вот и священник – на службе он человек повышенной, позитивной эмоциональности, а дома выходит из роли благодетеля. Терпи его, прощай, ублажай, а он взамен тебе – сюрприз-подлость.

– Мужская логика! Недавно в одном фильме женщина заранее отшила мужика, чтобы не приставал: мол, не пью, не курю и не даю. И что ей на это ответил положительный герой? «А вести себя как сука обязательно?» В русском народном словаре сука – это та, которая дает. Так за что же он обозвал сослуживицу? За ее порядочность? – удивилась Аня.

Лена вмешалась:

– Опять крайности и необоснованные обобщения. Вспомните, как в молодости обожали, как восхищались своими мужчинами! Мозги заржавели, души усохли? Мои дорогие, вы забыли, как умны и энергичны современные молодые люди. О них поговорите.

– Денежки лопатой гребут, а в производство не вкладывают, за границу везут, – из вредности заупрямилась Инна. – Ты думаешь, их жены по‑настоящему счастливы? Сегодня одна моделька, завтра другая…

– Упиваешься своеобразием своего внутреннего благородства? И как его многоцветье и многомерная сущность укладывается в строгий узор твоего… узконаправленного логического ума? Это хорошо, это плохо, – избегая встречи с извергающим молнии взглядом Инны, чтобы не рассмеяться, ехидно заметила Жанна.

– А кто нам этих мужчин «поставляет», кто воспитывает? – усмехнулась Лена.

– Главное, в паре с кем воспитывают, – не согласилась Аня.

Кружевная карусель теней деревьев от света проезжавшей мимо машины вместе с очертанием перекрестья рамы, арабской тайнописью скользнули по стенам комнаты и исчезли, успев, однако, отвлечь подруг от их неоптимистичного разговора.

*

Аня продолжила торопливо и нервно высказываться на тему не полюбившегося персонажа книги.

– А еще священник возмущался тем, что экзистенциалисты утверждают, будто «жизнь наполненная страданиями не привлекательна». А разве это не так? Он желает себе и согражданам мучиться? Надо стараться делать свою жизнь лучше, а не нырять с головой в религию, ища помощи и защиты у Бога. Бойцов надо растить, а не низкопоклонников, – возмущенно закипела она.

– Ты героя книги критикуешь как вполне реального, живого человека, – попыталась успокоить ее Жанна.

– Еще он утверждал, что «сам человек не способен творить добро и зло» (Это не антитеза добра и зла в литературе, а неумолимость судьбы!), а только под влиянием Бога или черта. Получается, человек сам за себя не отвечает. И в чем тогда он должен виниться и каяться? За что его судить государству и Богу? Ерунда какая‑то, – быстро перестроилась на другую мысль Аня. – Я верю, что все люди рождаются добрыми, только внутренний стержень, собственное «я», с которым человек по жизни сверяет свои поступки, у всех разный. У кого‑то он слабенький, хиленький, а кому‑то от родителей достался мощный, сильный, не позволяющий сойти с пути добра и справедливости. Я не могу забыть слезы девочки из неблагополучной семьи. Ей так хотелось вырасти хорошей!

Но если церковь все грехи прощает… Сплошные нестыковки. Да и как я могу верить в неотвратимость божьего наказания, если постоянно вижу обратное?.. Особенно теперь, когда честность – синоним глупости. Бандиты и воры процветают, честные нищенствуют, болеют, погибают под колесами безбашенных сынков олигархов… В общем, либо проповеди священника хромают, либо я чего‑то в них недопонимаю.

– Аня, ты, как и раньше, по доброте душевной в себе ищешь причины своих бед, – подметила Лена.

*

Аня вздохнула и обратилась к Жанне:

– Я вот, о чем хочу тебя спросить. Если есть предвидения и они сбываются, значит, наша жизнь кем‑то всё‑таки запрограммирована? Это явление пока мало изучено и не укладывается в наших мозгах, но оно есть.

– У каждого человека есть генетическая код-программа, которую он проживает. Смерть тоже запрограммирована. Человек может раньше умереть, допустим, из‑за несчастного случая, но никак не позже срока, обусловленного его физиологией. А вот запрограммирован ли этот случай…

– Инна, опять никому не даешь высказаться! – досадливо дернулась Аня. – Меня интересует процесс угадывания, мистическое проникновение некоторых людей в эту программу. Чего только стоят предсказания болгарской целительницы Ванги!

– Зачем далеко ходить за примерами? Наша Лена тоже предчувствует беды своих близких. Ей не раз открывалось и ее собственное будущее. Конечно, такая способность выходит за рамки обыденного. Просто некоторым людям в некоторой области чувств дается чуть больше, чем другим. Подобные задатки, эти интересные особенности организма, у них проявляется уже с детства. Они как некий странный талант. У таких людей почему‑то возникают неожиданные неконтролируемые выплески-озарения. Они бывают звуковые и видовые, творческие и духовные. У Тютчева, например, случались прорывы в иные духовные миры. Пушкин сюжет «Дубровского» увидел во сне. Людям, не обладающим этими свойствами, трудно соотнести свое сознание с сознанием провидца и поверить ему. А наши фундаментальные научные знания еще не дошли до понимания этих явлений.

Жанна остановила Инну:

– Церковь против предсказаний. Она и от Ванги требовала покаяния.

– Затем, чтобы главная тайна человечества оставалась тайной? – спросила Аня, явно настроенная на длительный монолог. Но Инна прервала ее:

– Жанна, в чем Ванга должна была каяться? Всевышний преподнес ей талант. Нельзя отказываться от дара. Он должен служить на пользу людям.

– А если это шарлатанство? – возразила Жанна.

– Вот пусть Бог и карает. Ты же сама на этом настаивала. Прорицательница Ванга никому не вредила. Можно подумать, в церкви мало всякого такого же «добра». Чего только стоят мироточащие иконы и сам собой вспыхивающий пасхальный огонь. Уж сколько лет разоблачают этих талантливых попов-химиков, а они опять откуда‑то всплывают.

– Давайте вернемся к книге. Автор пишет, как однажды матушка помогла одной сестре-монашке в каком‑то деле без благословения настоятельницы. И ей пришлось в наказание «класть перед сестрами поклоны». За что? Безнравственно наказывать человека искренне, бескорыстно, от души помогающего обездоленному. А как же любовь к ближнему, сопереживание? Как можно отказаться от того, что делает человека человеком?! И ведь кланялась не за ради Бога, а по прихоти вредной, деспотичной начальницы! Василий Мудрый – я читала о нем – разве к этому призывал? Настоятельнице важнее свой авторитет не потерять? Для нее люди – средство доказать силу своей власти? У меня одно время такой же начальник был. Я много делала сверх моих обязанностей, инициативу проявляла, для детей старалась, а он ругал меня и запрещал. Обойти его, избежать общения не удавалось. У меня руки опускались, я его ненавидела за это и горько думала: «Это мне наказание за любовь к детям, за трудолюбие и честность»?

– Полная зависимость от начальника при полной независимости характера? Чувствую, ты так и не успела с ним расквитаться. Надо было всем скопом обрушиться на него, устроить проработку, судилище и выбросить из своих рядов. Честная, неподкупная, а не возлагала больших надежд на этот способ борьбы? – насмешливо спросила Инна.

– В монастырях по уставу положено безоговорочное подчинение. Им нельзя без указания сверху проявлять доброту, – сказала Жанна.

– Дикость какая‑то! Это же полное бесправие! Хуже чем в армии. Там солдат при необходимости может и должен помочь товарищу. В монастыре, как в тюрьме? Автор восхищается настоятельницей и ее послушницами! К чему он привел этот пример? Делаю логический вывод: «Если, по словам священника, «весь мир – Церковь», то он призывает всех нас к беспрекословному подчинению. Вся страна – монастырь, все люди – бессловесные твари». С ума сойти можно. Очень спорные вещи преподносит. А мой Бог и моя церковь в моей душе и в моей голове.

Его герой мечтает о Единой Церкви. Идеалист. Это он называет зрением глубокой веры? Сам‑то священник верит в то, что говорит? Наши педагоги тоже учили нас базовым основам научного коммунизма, не веря в него. А еще этот поп говорит, что «вне Церкви живущему, не постижимо… ни Писание, ни дело». Без Церкви мы все недотепы? Любой воцерковленный дурак умнее невхожего в церковь гения? Что‑то я совсем запуталась.

Все же непонятна мне христианская, бездумная, непоколебимая, хотя, конечно, добрая, нечуждая нашему народу вера. Вроде, как только на необразованных и на несчастных рассчитана. Нет, вера нормальная, а вот церковь… Лишать счастья чувствовать себя человеком, уважать себя?.. Не-по‑ни-маю! – растерянно пробормотала Аня.

– Мне тоже кое‑что непонятно. Почему священник доволен, что девушка его сына ушла в монастырь? Он хочет, чтобы церковь воспитала ему послушную овечку-невестку? – спросила Инна, вспомнив последнюю главу книги. – Или он рекомендует каждой девушке, познавшей безответную любовь, отправляться в монастырь?

– Я бы не спешила так утверждать. Если я правильно поняла Аню, Вера влюбилась в священника, и это определило ее путь. Не суди Церковь, не изучив основательно проблему. Ты же веришь в Высшую, пока неопознанную силу? Или этот вопрос у тебя, как и у Ани, находится на стадии осторожного предположения? – церемонно поинтересовалась Жанна у Инны. – Осмелюсь предположить, что…

– Это другое, – резко возразила Аня, вынужденная признать частичную справедливость замечания оппонента. – Моя вера призывает к познанию, а не к молчаливому подчинению начальникам от религии. В моем мировосприятии научные подходы занимают намного большее место, чем религиозные. Просто иногда кажется, что последний шанс в жизни человека зависит не от него, а еще от чего‑то: от чуда или от взгляда свыше…

– Все мы дремучие: Жанна в одном темная, мы в другом, – рассмеялась Инна и скосила глаза на Лену.

– Священник – герой книги – может быть, далеко не во всем положительный, но не будем распространять свою к нему нелюбовь на всех служителей веры, – попросила Жанна. – А Богу можно служить и в церкви, и в лаборатории.

– Нет, я понимаю, все мы православные, и, возможно, неверием опрометчиво себя в чем‑то обедняем, но я не могу верить в ненаучное, недоказанное, тем более, что и мое собственное понимание не тождественно «благой вести», – сказала Аня. – По мне так неверие в себя, в свои силы более опасно.

– Если доктор все знает о болезни пациента, это не значит, что он должен говорить ему, что тот через месяц умрет. Есть Бог или нет – это не научный момент, а факт веры. Может, есть нравственные пределы, границы, куда наука не должна заглядывать? Я знаю одно: человеку назначено царствовать на Земле, и жизнь каждого из нас связана с нашей планетой очень тонкими, но прочными нитями судьбы, – заявила Жанна.

– Я вся на эмоциях. Как мне детям про это объяснять? Они же спрашивают.

– Ты умная, сумеешь кратко и неэмоционально донести им свое мнение, сильно не углубляясь в теорию, – сказала Инна. – Не к оправданию или презрению призывай, а к пониманию простых житейских истин и заповедей.

Женщины замолчали. Видно устали от диспута и от непонимания. Им не хватало аргументов для того, чтобы стать на ту или другую сторону по отношению к герою книги.

«Засыпают! – возликовала в душе Лена, и блаженно улыбаясь, начала погружаться в теплую дрему.

*

Лена слышит, как Аня с Жанной громко шепчутся.

– …Меня пугают массовые мусульманские моления. Как стадо послушных овец или как при военном коммунизме…

– Где твоя веротерпимость?

– К моим знакомым часто приходят в гости родственники со стороны зятя, но ведут себя в их доме как хозяева, заставляя всех выслушивать их молитвы перед обедом. Они помешаны на американском христианстве.

– Религия тут не причем. Я предполагаю в них элементарную невоспитанность.

– Мне так не кажется. Они намеренно нагло себя ведут, как миссионеры навязывают свою религию. У них нет ни малейшего сомнения в своей правоте. Это уже попахивает фанатизмом. Я «крайних» боюсь. Вера, если она в избытке, может ожесточить людей, сделать их несгибаемыми, неумолимыми. Загнать бы джина религиозного экстремизма назад в бутылку. Я недавно краем уха услышала по телеку, будто мусульмане возобновляют обряд обрезания у женщин. Правда, сейчас иногда с экрана такое несут… У мужчин это нормальная гигиеническая процедура, а что можно отрезать у женщины?

– Малые и большие половые губы.

– Варвары!! Не могу поверить в это издевательство. Зачем губить природную красоту? – изумилась Аня.

– Наверное, чтобы уменьшить женскую сексуальность.

– Мужчины там все импотенты и дикие ревнивцы?

Поэтому заставляют своих жен кутаться с ног до головы? Мужики слабаки, а женщины обязаны страдать? Вот всегда так. И это в двадцать первом веке! Инны на них не хватает. Она бы порядок навела, – пошутила Аня. – Слава Богу, наши мужчины без подобных заскоков. Может, всё это неправда, выдумки непорядочных людей?

– Похоже на то.

– И не стыдно вам? – прошептала Лена.

– Так ведь по телевизору… – как пойманная на глупости школьница, засмущалась Аня.

– А мозги для чего?

– Моя подруга замужем за иранцем, они вместе в Ленинградском университете учились. У них прекрасная семья, построенная на любви и уважении. Так вот она утверждает, что женщины там чувствуют себя более защищенными, чем у нас в России. Они мало участвуют в общественной жизни страны, но в семье их роль определяющая, потому что устои института семьи очень крепкие, – сообщила Инна.

– Думаю, во многом эти устои, как и у нас, зависят от личных качеств каждого мужчины, – не поверила Аня. – Повезло твоей подруге.

– А что ты, Жанна, сообщишь нам о религиозной сущности русского народа? – задала вопрос Инна.

– Причем здесь русский – не русский. Бог – един, Он вне места, вне времени и пространства. Он не отвечает за отклонения в психике своей паствы, – нервно отмахнулась та.

– И это всё, что ты можешь сказать? Почему Он не хочет навести порядок на планете?

– Это дело людей. Бог дал им свободу.

– Вот собрать бы все религии за одним столом… —

вздохнула Аня.

– Это твоя личная утопия? Бесхитростная ты, перфекционистка. Может, и хорошо, что все они разные? Воссоединение всех в едином церковном порыве… тоже может быть очень опасным. Кто‑то должен быть «за», кто‑то – «против».

– Все мы находимся в сложном напряженном диалоге… Ты тоже пыталась коснуться неба и искала справедливости в крайностях, – упрекнула Аня Инну.

– Ты права. Хотелось бы разделить в человеке плохое и хорошее, и плохое уничтожить. Но это невозможно. Единство противоположностей. Противоречия – двигатель… Философы правы.

– Я слышала, что религиозность – врожденное чувство, – сказала Жанна. – Меня неосознанно влечет к богословию как в прекрасную неизведанную даль. Может, это стремление – результат существования во мне давней нестертой памяти предков?

– Величайшая глупость. В подсознании кроется только страх смерти. А верят люди в Бога, потому что грешны в той или иной степени, вот и боятся ада, возмездия, и на всякий случай к попам ходят, заранее прощение вымаливают. Разве можно таких людей назвать умными? – не выдержала Инна. – Если даже существует врожденное религиозное чувство, то зачем его возрождать и укреплять, если оно не побеждает врожденного эгоизма?

– Человек смертен, а человечество бессмертно. И это должно служить ему утешением. Но когда он перед вечностью… Сколько людей, столько разных пониманий, – вздохнула Аня.

– Бояться жить активно, чтобы не нагрешить и не попасть в ад? Не влюбляться, не ошибаться, не достигать вершин?.. Жить как овощ и ждать своего ухода в рай? Это, вы меня извините… – презрительно фыркнула Инна. – Человек имеет право осмеливаться на многое.

– Но и вытворять не пойми что… – начала было возражать Жанна.

– Зачем не пойми что, если есть умная голова и право выбора? – резко прервала ее Инна.

Аня заговорила тихо и проникновенно:

– Меня священник Илларион, в миру Алфеев, очень заинтересовал. Прямо скажу: нравится он мне. Я испытываю к нему доверие и могу сказать о нем словами Марины Цветаевой: «Но всё в себя вмещает человек, который любит мир и верит в Бога». Я внимательно слушаю по телевизору его выступления. Блестящие. Умный, я бы сказала талантливый, интеллигентный. Воспитывался в тепличных условиях, но рано проявил зрелость и мудрость. Счел служение церкви выше служения музе, хотя духовная музыка как молитва постоянно звучит в его голове и душе.

– Поп из нашей церкви утверждал, что духовную музыку нельзя написать, не будучи воцерковленным. А Лена с детства ее в себе слышала, хотя была некрещенной, – влезла со своим замечанием Инна.

– Я думаю, священник Илларион далеко пойдет, – с глубоким уважением сказала Аня.

– Если милиция не остановит, – брякнула Инна.

– Не к месту, – сухо заметила Лена, и лицо ее на мгновение исказила гримаса раздражения. – Наверное, для масштаба такой личности выражать себя только через музыку недостаточно. Она, очевидно, устраивает его как хобби.

– То был указующий перст Божий, – сказала Жанна.

– Не могу не заметить: служение религии, как и служение государству, иногда оказывается делом весьма неблагодарным, – сказала Инна. (На кого она намекает: на Сталина, Столыпина или вообще?..)

– Вот я и думаю: неужели он верит? – Это Аня усомнилась.

– Неужели не верит? – съехидничала Инна.

– Может, им еще что‑то руководит? Допустим, соображения удачной карьеры. Он почувствовал призвание к ней, осознал свои способности, – предположила Аня.

– Одно другому не противоречит. Я запомнила его фразу о том, что Бог выстраивал его жизнь так, что других вариантов не было; и что Бог не отступает от своих намерений, добивается их осуществления, – вспомнила Жанна.

– А может, это мама его с детства уверенно направляла? – не согласилась Аня.

– В таком случае Бог ее рукой вел сына в нужном направлении, – заявила Жанна.

– Вот такие священники пусть бы служили, – сказала Аня.

– Твоего согласия на это не требуется, – сердито пробурчала Жанна.

– Но он за религиозное воспитание в школах, – недовольно заметила Инна. – Что, Анечка, поперхнулась? Я замерла в ожидании зловещей тишины.

– Я ушла с намеченного мне судьбой пути, и все равно хоть через сорок лет, но вернулась на предназначенную мне стезю и причалила к нужному берегу. К тому же на новом, более серьезном витке, – сказала Лена.

Выводы она предлагала женщинам делать самим.

*

– …У протестантов нет исповеди и отпущения грехов. У них не торгуют… порядочностью. Может, они к жизни строже относятся, потому что не надеются на списание грехов в церкви? – спросила Аня.

– Куда нам до их каменной неподкупной суровости!

– Разные слова, разные традиции, а обозначают одно и то же, – отреагировала на Иннины слова Жанна.

– А женское пение в их соборах запрещено, – вспомнила Аня. – Это дискриминация или традиция?

– …Тайны исповеди на самом деле никогда не существовало. Священники при Союзе доносили властям. Стукачами были, – сказала Инна.

– Ты не ошибаешься на их счет? У тебя в глазах такая неколебимая уверенность, – осторожно спросила Жанна.

– Факты упрямая вещь.

– Я считаю, что ябедничество – это когда ложный донос, – выразила свое мнение Жанна.

– Не слышу уверенности в твоих словах. Сообщение чужой секретной, хотя и личной информации – все равно предательство, пусть даже мелкого масштаба. Если человек плохо делал, я ему об этом в лицо говорила, но никогда не доносила начальству. Мне хотелось, чтобы человек исправился, – сказала Аня.

– Вооружившись безрассудством, мчалась ко всем на помощь? – удивилась Инна.

– Но многие считали, что доносила, потому что я слишком правильная. Я страшно обижалась на коллег. Не знали они, что у нас, у детдомовских, за доносительство жестоко карали сами дети. И это было ужасно… Сексотством, как правило, занимались лицемеры и подпевалы, которых я презирала. Помнится, фискальство на Руси ввел Годунов. Только не помогло оно ему, даже, кажется, наоборот – помешало.

– Ах-ах, вселенская скорбь. Правду-матку резала в глаза, пыталась перевоспитать или призвать к ответу посредством доброты? Можно подумать, что те, кого ты хотела спасти, сами не понимали своих дел! Ну, если только дети, – с выражением надменного торжества на лице и в голосе сказала Инна.

– Я очень ценю людей, которые мне открыто, но не грубо говорили о моих недостатках и ошибках с целью помочь, вытащить из беды, а не утопить. Жаль, что слишком мало их встретилось на моем пути. Только в университете. Девчонки не отходили от меня ни на шаг, учили, объясняли мои «заскоки». Я им так благодарна! – радостно вздохнула Аня.

– …Зачем тянуть в будущее то, что не раз скомпрометировало себя в прошлом?.. Надеешься, что мечта одного человека может заразить многих?

– Ты это о всемогущей всеблагой вере? Библию читала? – Жанна легко соскользнула на любимую тему, ее голос возвысился на полтона. (Виртуозно повернула!) – Меня поражает духовная красота Евангелия. Именно в Библии я открыла для себя четвертое измерение – духовность. А ты, Инночка, в нем ничего не понимаешь.

– Жанна, отвлекись на меня, выслушай, вникни в рассуждения дилетанта и найди в них ошибку, – попросила Аня.

– Они о чем?

– Тело подчиняется физическим, химическим и биологическим законам природы. В животном мире нет свободы воли, там все на инстинктах. Я понимаю, нематериальный мир существует. Эстетика, мораль и все такое… Он – достояние человека. Но эти категории не объективные, а субъективные. Мне кажется, нравственность опирается на свободу воли, а не на религию, которая утверждает, что мозг – это только инструмент, которым мыслит наша душа. Я сравниваю внешнюю жизнь со своим внутренним «я» и делаю выводы. И получается, что мое внутреннее «я» и есть душа? Или это ничего не значит?

За поведение всех органов чувств отвечает мозг. Он функционирует и без души. А душа без мозга, без тела не может существовать. За что душа отвечает, если она не видит и не слышит? Я приписываю душе качества материи? Что первично? Душа пополняется нашим опытом или она остается в первозданном состоянии, а мозг развиваются? Я была совсем крохой, но уже чувствовала красоту природы. Это мне было дано с рождения.

– Мозгами, которые мы получаем от предков, надо еще научиться пользоваться, – не вытерпела Инна.

– Ты права, оказывается, «думать о своем думании – рефлексии – дано далеко не каждому, а заниматься размышлениями о чужом думании могут многие, но, опять‑таки, далеко не все». Я недавно на эту тему целую лекцию прослушала. Поразительно! Получается, Зоя напрасно обижалась на мужа за то, что он не умел думать. Звучит странно, не правда ли? Мне кажется, это качество можно в человеке развить, если заниматься этим с детства.

– Говорят, что дети не обладают рефлексией, – заметила Инна. – Но, наверное, не все. Умные оценивают себя. Лена лет с пяти этим сознательно занималась.

– А что есть ум? Раньше считали, что математики умные, а балерины – нет. Стали исследовать. А у них в головах такое творится! В танце задействованы острый ум, память и душа, прекрасный интеллект, внимательность и мощная эмоциональность, умение управлять телом. Гармония во всем! Постижение фактов не делает человека умным, личностью. Для этого необходимо наличие совокупности многих факторов. Айкью изучает только один из видов ума, основанный на памяти. Есть люди, которые могут многое запомнить, но информация не увеличивает их интеллект, потому что они ее не понимают, не воспринимают и не способны ею оперировать. Мозг должен мыслить, а не быть хранителем бессмысленного, ненужного багажа. Мы слышим ушами, смотрим глазами, а видим мозгом. У одних людей он приспособлен для решения линейных задач, у других – для более сложных. У меня есть знакомый математик. В быту он дурак-дураком, мать его за ручку в магазин водит, а в науке он гений. И у меня огромные претензии и к своему мозгу. В нем горы лишней информации! Как он в ней разбирается?

– Смотря что называть лишней информацией. Мы не различаем поляризованный свет, не ощущаем электромагнитные волны, как некоторые животные. Мы не знаем, что они видят, глядя вместе с нами на один и тот же объект. Может, перед ними совсем иная картина вселенной! Даже у разных народов неодинаковые взгляды на жизненные процессы. Отсюда сложность коммуникации, – сказала Жанна.

– И войны из‑за этого? Они от неспособности или от нежелания стать на позицию другого и договориться, – рассмеялась Инна. Ей было скучно. Ничего нового от Ани она не услышала.

– Качество и количество нашей памяти связано с мощной сетью нейронов, а значит, с белками. Ученые предположили, что память есть голограмма и создали ее искусственные носители. Следующие датчики были основаны уже не на оптической передаче информации, а на спиновой. Естественно, что они получились более мощными. Но искусственный мозг это устройство, которое работает по программе, которую ему задает человек. И что есть его возможности по сравнению со способностями нашего мозга! Мозг слишком сложно устроен, и постичь его, значит, понять, что есть человек. Нам надо продолжать доискиваться или остается склонить головы перед мощью Природы?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю