Текст книги "Гибель гигантов"

Автор книги: Кен Фоллетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 62 страниц)

Вальтер, как обычно, не обратил на него внимания.

– Что ты об этом думаешь? – спросил он отца. Отто прищурился.

– Интересно, – сказал он. – Грей хитер.

Вальтер не мог скрыть свою радость.

– Так ты считаешь, австрийский император согласится?

– Разумеется нет.

Кессель сдавленно хихикнул.

– Но почему? – обескуражено спросил Вальтер.

– Представь себе, что конференция предложит решение, а Австрия его не примет.

– Грей говорил о такой вероятности. Он сказал, что Австрия не обязана принимать рекомендации конференции.

Отто покачал головой.

– Конечно, не обязана, но что потом? Если Германия примет участие в конференции, которая выработает мирное соглашение, и Австрия наше предложение отвергнет, как мы сможем потом участвовать в войне в качестве ее союзников?

– Мы не сможем.

– Следовательно, цель Грея – поссорить Австрию с Германией.

– Понятно… – сказал Вальтер. Его хорошее настроение испарилось. Упавшим голосом он спросил: – Так значит, мы не поддержим план Грея?

– Ни в коем случае! – отрезал отец.

III

Инициатива Грея не дала результата, и Вальтер с Мод смотрели, как мир с каждым часом все ближе подходит к катастрофе.

На следующий день было воскресенье, и Вальтер встретился с Антоном. Все по-прежнему отчаянно стремились узнать, что собираются делать русские. Сербы согласились со всеми пунктами и лишь просили дать им еще время, чтобы обсудить два самых тяжелых. Австрийцы заявили, что это неприемлемо, и Сербия начала собирать свою маленькую армию. Приближалась война, но будет ли в ней участвовать Россия?

Вальтер встречался в церкви Святого Мартина-на-полях, которая была вовсе не на полях, а на Трафальгарской площади, в самом оживленном районе города. Церковь была построена в восемнадцатом веке в стиле палладио. Благодаря этим встречам, с горечью думал Вальтер, он не только узнавал о намерениях русских, но и получал представление об истории английской архитектуры.

Он поднялся по ступеням и, пройдя между огромными колоннами, очутился в нефе и напряженно огляделся: и в лучшие времена он был готов к тому, что Антон больше не придет, а сейчас был самый неподходящий момент, чтобы пойти на попятный. Церковь была ярко освещена, свет падал через большое венецианское окно, и Вальтер сразу заметил Антона. Облегченно вздохнув, сел рядом со своим жаждущим возмездия осведомителем, а через считанные секунды началась служба.

Как всегда, они говорили во время гимнов.

– В пятницу собирался совет министров, – сказал Антон.

Это Вальтер знал.

– Какое же решение было принято?

– Никакого. Они могут только рекомендовать. Все решает царь.

Это Вальтер тоже знал.

– Прошу прощения, – сказал он, сдерживая раздражение, – я хотел спросить, что же они рекомендовали.

– Дать команду четырем военным округам готовиться к мобилизации.

– Не может быть! – невольно воскликнул он, и несколько человек по соседству обернулось. Первый шаг к войне… Стараясь казаться спокойным, Вальтер спросил:

– И царь согласился?

– Вчера подписал приказ.

– Для каких округов?

– Московского, Казанского, Одесского и Киевского.

Пока читались молитвы, Вальтер вспоминал карту России. Москва и Казань были в середине этой огромной страны, не менее, чем в тысяче миль от границы с Европой, но Одесса и Киев – это юго-запад, совсем рядом с Балканами. Когда начался следующий гимн, он уточнил:

– Значит, они выступают против Австрии.

– Готовятся выступать.

Если о нападении Австрии на Сербию говорили как о незначительном военным конфликте на Балканах, то сегодня, когда речь идет об Австрии и России, это уже большая европейская война.

Гимн кончился, и Вальтер с нетерпением ждал следующего. Его мать была глубоко верующей протестанткой, и его всегда мучили угрызения совести, что свою тайную работу он ведет под прикрытием церковных служб. Он произнес про себя короткую молитву об отпущении грехов.

Когда паства снова запела, Вальтер спросил:

– Почему они так торопятся с подготовкой к войне?

– Генералы твердят царю, что каждый потерянный день дает преимущество нашим врагам, – пожал плечами Антон. – Это естественно.

– Неужели они не понимают, что подготовка к войне делает ее более вероятной?

– Военные стремятся победить в войне, а не избежать ее.

Гимн закончился и служба тоже подошла к концу. Антон поднялся, но Вальтер удержал его за руку.

– Мне нужно встречаться с вами чаще.

– Мы же уже говорили об этом! – испуганно воскликнул Антон.

– Европа на пороге войны. Вы сами сказали, что русские готовятся мобилизовать несколько военных округов. Какие еще шаги они предпримут? Когда от подготовки перейдут к действиям? Мне необходимо получать от вас ежедневные отчеты…

– Я не могу так рисковать! – Антон попытался высвободить руку, но Вальтер сжал ее крепче.

– По утрам, по дороге в посольство, вы будете заходить в Вестминстерское аббатство. Встречаемся в южном трансепте, в Уголке поэтов. Аббатство так велико, нас там никто не заметит.

– Это исключено!

Вальтер вздохнул. Придется пригрозить, а он этого не любил – отчасти потому, что существовал риск вообще потерять осведомителя.

– Мне необходимо информация! Я пытаюсь предотвратить эту войну! – жестко сказал он.

– А я надеюсь, что война будет, – злобно прошипел маленький человечек. – Я надеюсь, что Германская империя растопчет Россию и сотрет с лица земли! – Вальтер, замерев, изумленно смотрел на него. – И пусть царь умрет мучительной смертью вместе со своим семейством!

Он вырвал руку и метнулся вон из церкви, в суету Трафальгарской площади.

IV

По вторникам во второй половине дня графиня Би «была дома». В это время к ней съезжались дамы высшего света – обсудить балы и продемонстрировать дневные наряды. Мод, как и тете Гермии, приходилось присутствовать, причем обеим – в качестве бедных родственниц, живущих у Фица из милости. Теперь, когда Мод могла думать лишь о том, будет ли война, разговоры на любые посторонние темы казались ей особенно нелепыми и пустыми.

Утренняя столовая в Мэйфэре была обставлена по-современному. Би всегда придерживалась в дизайне модных течений. Бамбуковые кресла и диванчики стояли в просторном зале так, чтобы гостям было удобно садиться небольшими группками или курсировать, присоединяясь то к одной компании, то к другой. Обивка мебели – сиреневая, со спокойным узором, а ковер светло-коричневый. Стены Би решила выкрасить в спокойный бежевый цвет. Здесь не было обычной старомодной дребедени, вроде фотографий в рамочках, безделушек, подушечек и ваз. Чтобы показать свою состоятельность, говорили глашатаи моды, вовсе не обязательно набивать комнаты всякой всячиной. Мод была с ними согласна.

Би беседовала с герцогиней Суссекской. Речь шла о любовнице премьер-министра Венеции Стэнли. Би тоже должно волновать, будет война или нет, подумала Мод: если Россия вступит в войну, брату Би, князю Андрею, тоже придется воевать. Но Би казалась беззаботной. На самом деле, она выглядела даже слишком оживленной. Может, завела любовника? В высшем обществе, где брак часто строился по расчету, это было заведено. Некоторые решительно не одобряли супружеских измен, – герцогиня Суссекская например навсегда вычеркнула бы такую особу из списка своих гостей, – но многие смотрели сквозь пальцы. Впрочем, вряд ли, подумала Мод, это на Би не похоже.

Фиц тоже зашел выпить чаю, сбежав на часок из палаты лордов. Сразу за ним пришел и Вальтер. Оба выглядели очень элегантно в серых брюках и двубортных пиджаках. Мод вдруг невольно представила себе их обоих в военной форме. Если начнется война, им придется воевать – на разных сторонах. Оба будут офицерами, но ни тот, ни другой не станут правдами и неправдами искать себе безопасную работу при штабе. Оба захотят участвовать в боевых действиях. И может кончиться тем, что двоим ее любимым людям придется стрелять друг в друга… Она содрогнулась. Думать об этом было невыносимо.

Мод старалась не смотреть на Вальтера. У нее было ощущение, что наиболее проницательные дамы из окружения Би заметили, как много времени она проводит в беседах с ним. Эти подозрения сами по себе не были ей неприятны, – еще немного, и все узнают правду, – но ей не хотелось, чтобы Фиц услышал об этом раньше, чем Вальтер официально попросит ее руки. Это может его чрезвычайно оскорбить. И она старалась скрывать свои чувства.

Фиц сидел рядом. В поисках темы разговора, которая бы не касалась Вальтера, она вспомнила Ти-Гуин и спросила:

– Фиц, а что случилось с твоей валлийской экономкой, Уильямс? Она пропала, а когда я стала спрашивать слуг, никто ничего мне толком не ответил.

– Пришлось ее рассчитать, – сказал Фиц.

– Да? – Мод удивилась. – Чем же она не угодила?

– Она пострадала от последствий своего недостойного поведения.

– Фиц, что за выражения! – рассмеялась Мод. – Ты хочешь сказать, она забеременела?

– Пожалуйста, тише! Ты же знаешь, как к этому относится герцогиня.

– Бедняжка Уильямс! И с кем же она согрешила?

– Ты что думаешь, я спрашивал?

– Обычно ты более внимателен к своим слугам.

– Но нельзя же поощрять безнравственность!

– Мне Уильямс нравилась. Она умница, и с ней говорить было интересней, чем с большинством светских дам.

– Я этого не нахожу.

Странно, что Фиц делает вид, будто судьба Уильямс его не интересует. Впрочем, объяснять свои поступки он не любил, и выспрашивать было бесполезно.

Подошел Вальтер, держа в одной руке кофейную чашку с блюдцем, а в другой – тарелку с тортом. Он улыбнулся Мод, но заговорил с Фицем.

– Вы знакомы с Черчиллем?

– Конечно. Он сначала был в моей партии, но потом переметнулся к либералам. Правда, думаю, душой он остался с нами, консерваторами.

– В пятницу он обедал с Альбертом Баллином. Как бы мне хотелось знать, о чем они говорили!

– Могу удовлетворить ваше любопытство, так как Уинстон сам об этом рассказывает. Баллин сказал, что если Великобритания не примет участия в войне, Германия обещает не претендовать на французские земли – в отличие от последнего раза, когда она отхватила Эльзас и Лотарингию.

– Вот как! – оживился Вальтер. – Благодарю вас, я потратил столько сил, чтобы это выяснить.

– А что, в вашем посольстве не знают?

– Это не проходило по обычным дипломатическим каналам.

Мод заинтересовалась. Может быть, это поможет удержать Англию от участия в войне? Может, Фицу и Вальтеру все-таки не придется стрелять друг в друга…

– И что же ответил Черчилль? – спросила она.

– Он был уклончив. И сообщил о разговоре совету министров, но на заседаниях это не обсуждалось.

Мод хотела спросить, почему, но тут появился Роберт фон Ульрих, который выглядел так, словно ему только что сообщили о смерти близкого человека.

– Посмотрите на Роберта, что это с ним? – удивилась Мод.

Перехватив ее взгляд, Роберт поклонился Би и обратился сразу ко всем присутствующим:

– Австрия объявила Сербии войну!

На миг Мод показалось, что время остановилось. Никто не двигался, все молчали. Она смотрела на губы Роберта под закрученными усами и желала, чтобы он никогда не произносил эту фразу. Но тут начали бить часы на камине, и все разом заговорили.

К глазам подступили слезы. Вальтер подал ей аккуратно сложенный белый льняной платок.

– Вам придется сражаться… – сказала она Роберту.

– Вне всякого сомнения, – ответил Роберт. Ответил быстро, словно давно все для себя решил, – но вид у него был испуганный.

Фиц поднялся.

– Пожалуй, мне следует отправиться в палату лордов.

Еще несколько человек откланялись. В общей суматохе Вальтер тихо сказал Мод:

– Теперь предложение Альберта Баллина стало в десять раз важнее.

Мод тоже так считала.

– Мы можем что-нибудь сделать?

– Мне необходимо узнать, как относится к нему английское правительство.

– Постараюсь выяснить, – пообещала она, радуясь, что может сделать хоть что-то.

– Прости, я должен срочно вернуться в посольство.

Мод проводила Вальтера взглядом, жалея, что нельзя поцеловать его на прощанье.

Гости разъехались, и Мод тихонько поднялась в свою комнату.

Она разделась, легла в постель и тихо заплакала.

На следующий день Мод была приглашена на музыкальный вечер к леди Гленконнер. Ей хотелось остаться дома, но потом она подумала, что на вечере может быть кто-нибудь из министров, и она сможет узнать что-нибудь важное.

Они с тетей Гермией проехали через Грин-парк к Квин-Эннс-гейт, где жили Гленконнеры. Там Мод встретила своего доброго знакомого Джонни Ремарка из Министерства обороны. Но что намного важнее, на вечер приехал и сэр Эдвард Грей. С ним она и решила обсудить предложение Альберта Баллина.

Но прежде чем ей это удалось, заиграла музыка. Кэмпбелл Макиннес пел избранное из Генделя. Немецкий композитор, но большую часть жизни прожил в Лондоне, с горечью подумала Мод.

Пока шел концерт, она украдкой наблюдала за сэром Эдвардом. Он относился к фракции либерал-империалистов, с более консервативными и традиционными взглядами, чем у остальных. И все же она почувствовала к нему некоторую симпатию. Его никогда не считали веселым человеком, но сегодня он был особенно бледен, словно ему на плечи легли все тяготы мира – и в каком-то смысле так оно и было.

Макиннес пел превосходно, и Мод с сожалением подумала, какое удовольствие получил бы Вальтер, если бы не был так занят и смог прийти на вечер.

Как только концерт закончился, она улучила момент и подошла к господину министру иностранных дел.

– Господин Черчилль сказал мне, что обсуждал с вами слова Альберта Баллина, – начала она, и лицо Грея стало каменным. – Если мы не вступим в европейскую войну, немцы обещают не претендовать на французские территории.

– Вроде того, – холодно ответил Грей.

Было очевидно, что она затронула нежелательную тему, и по правилам этикета ей следовало немедленно ее оставить. Но она продолжала:

– Насколько я понимаю, наша главная цель – чтобы в Европе сохранилось прежнее равновесие сил, и мне показалось, что предложение господина Баллина должно нас устроить. Или я неправа?

– Вы ошибаетесь, – ответил министр. – Это предложение бесчестно.

Слова сэра Эдварда ее обескуражили. Как можно так безапелляционно отвергать предложение Баллина? И тогда она сказала:

– Не объясните ли вы глупой женщине, которая не способна во всем разобраться так быстро и хорошо, как вы, почему вы столь категоричны?

– Сделать так, как говорит Баллин, – значит открыть немцам прямую дорогу через Францию. Это соучастие и предательство.

– Кажется, я понимаю, – сказала Мод. – Это как если бы мне сказали: «Мы разграбим и сожжем дом вашего соседа, но если вы будете сидеть тихо, ваш дом не тронем». Похоже?

Грей слегка оттаял.

– Хорошее сравнение, – сказал он с улыбкой мумии. – Я сам им воспользуюсь.

– Благодарю вас, – сказала Мод. Однако разговор так ее расстроил, что она не могла этого скрыть. – Но в таком случае война становится неизбежностью!

– Боюсь что так, – ответил министр иностранных дел.

V

Фиц входил в палату лордов, где заседала высшая аристократия, высшее духовенство и судьи, в отличие от палаты общин, состоявшей из выборных представителей, которых называли членами парламента. Обе палаты встречались в Вестминстерском дворце, готическом здании с башней. Часы на башне называли Биг Бен, хотя Фиц имел обыкновение уточнять, что на самом деле это имя колокола под часами.

В среду 29 июля, когда Биг Бен пробил двенадцать, Фиц и Вальтер, заказав херес, сидели на террасе с видом на Темзу, от которой шел тяжелый дух. Фиц, как всегда, с удовольствием оглядывал Вестминстерский дворец: огромное здание выглядело богато и величественно, олицетворяя империю, судьба которой вершилась в его стенах. Здание выглядело так, словно могло простоять тысячу лет – но сколько лет отпущено Британской империи? Фиц содрогнулся, вспоминая, какие опасности ей угрожают: профсоюзы, призывающие чернь к восстанию, бастующие шахтеры, немецкий кайзер, лейбористы, ирландцы, воинствующие феминистки… даже его собственная сестра.

Однако он ни словом не обмолвился о своих мрачных мыслях, тем более что его спутник был иностранец.

– Это здание напоминает огромный клуб, – сказал он непринужденно. – Здесь есть бары, рестораны и отличная библиотека. И всякий сброд туда не пускают… – Мимо прошел член парламента от лейбористов, и Фиц добавил: – Правда, иногда они все-таки просачиваются…

У Вальтера были новости.

– Вы слышали? Кайзер круто изменил курс.

Фиц не слышал.

– Каким образом?

– Он говорит, что ответ сербов не дает повода для дальнейшей войны, и дойдя до Белграда, австрийцы должны остановиться.

Все эти мирные планы не внушали Фицу доверия. Больше всего его беспокоило, останется ли Великобритания сильнейшей державой мира. Он опасался, что правительство либералов не удержит этот титул. На сэра Эдварда Грея положиться было можно, но под нажимом левого крыла – которое, по всей видимости, возглавлял Ллойд Джордж, – его могли сместить, и тогда возможно что угодно.

– Как же, – сказал с сомнением Фиц, – так они и остановятся на Белграде!

Столица Сербии расположена на границе: чтобы до нее дойти, австрийцам нужно продвинуться на территорию Сербии лишь на милю. Может быть, русские воспримут это как мелкий пограничный инцидент, не угрожающий их интересам.

Фиц не хотел войны, но в глубине души почему-то надеялся, что воевать все-таки придется. Он получил бы возможность доказать свою доблесть. Его отец отличился в морских битвах, а сам Фиц никогда не бывал на поле боя. Чтобы считать себя настоящим мужчиной, человек должен пройти через многое, в частности, поучаствовать в боях за корону и отечество.

К ним приблизился курьер в форменных бархатных брюках до колена и белых шелковых чулках.

– Здравствуйте, граф Фицгерберт, – произнес он. – Милорд, ваши гости прибыли и прошли прямо в обеденный зал.

Когда он отошел, Вальтер спросил:

– Зачем вы их так одеваете?

– Традиция, – вздохнув, ответил Фицгерберт.

Они допили херес и вернулись. Пол коридора был выстлан толстым красным ковром, стены – обшиты деревом. Мод и тетя Гермия уже сидели за столом.

Встретиться здесь на ланче была идея Мод: Вальтер никогда не был в Вестминстерском дворце, сказала она. Когда Вальтер поклонился, а Мод ответила нежной улыбкой, Фицу вдруг пришла в голову случайная мысль: не слишкомли теплые у них отношения? Да нет, глупости. От Мод, конечно, можно ждать чего угодно, но Вальтер слишком здравомыслящий человек, чтобы думать о браке с англичанкой в такое время. К тому же их отношения больше похожи на отношения брата и сестры.

Когда они сели, Мод сказала:

– Фиц, я утром была в твоей клинике…

– В моейклинике? – поднял он брови.

– Ну ты же за нее платишь.

– Насколько я помню, это ты мне сказала, что в Ист-Энде должна быть клиника для женщин с детьми, оставшихся без мужской поддержки. Я с тобой согласился, – и почти сразу мне стали приходить счета.

– Ты так великодушен!

Фиц не возражал. Человеку с таким состоянием, как у него, приходилось заниматься благотворительностью, и его устраивало, что эту заботу взяла на себя Мод. О том, что многие из тех женщин никогда не были замужем, он предпочитал не упоминать, чтобы не оскорбить чувства тетушки-герцогини.

– Никогда не догадаешься, кого я там видела сегодня утром, – продолжала Мод, – твою экономку из Ти-Гуина! – Лицо Фица утратило всякое выражение. – Помнишь, мы только вчера о ней говорили! – радостно добавила Мод.

Фиц постарался сохранить каменное лицо. Мод легко могла заметить, что с ним происходит, а ему не хотелось, чтобы она поняла, что его волнует судьба Этель.

Он знал, что Этель в Лондоне. Она нашла домик на улице Алдгейт, и Фиц дал Солману указание купить дом от ее имени. Он с опаской думал, как неловко было бы встретить ее на улице – а встретила ее Мод.

Почему она пошла в клинику? Не заболела же она?

– Надеюсь, она здорова? – спросил он, стараясь говорить небрежно, поддерживая беседу.

– Ничего серьезного, – ответила Мод.

Фиц знал, что у беременных случаются недомогания. У Би недавно было небольшое кровотечение, и она разволновалась, но доктор Уоллес сказал, что это часто случается месяце на третьем и не представляет опасности, просто не следует переутомляться, – хотя с Би и прежде никогда такого не случалось.

– Я помню Уильямс, – сказал Вальтер. – У нее такие кудрявые волосы и задорная улыбка. А кто же ее муж?

– Слуга одного из приезжавших в Ти-Гуин гостей, – ответила Мод. – Его зовут Тедди Уильямс.

Фиц почувствовал, как краснеет. Она назвала своего вымышленного мужа Тедди! Жаль, что Мод ее встретила. Ему хотелось забыть Этель. Но воспоминания о ней его не отпускали.

Нельзя быть таким чувствительным, сказал он себе. Этель – служанка, а он – граф. Люди его положения получали удовольствие, где только можно. Так продолжалось сотни лет, и глупо терзаться из-за таких вещей.

Он решил сменить тему и пересказал дамам рассказанную Вальтером новость о кайзере.

– Да, я тоже слышала об этом, – сказала Мод. – Господи, хоть бы австрийцы согласились!

– А почему тебя это так волнует? – приподняв бровь, спросил Фиц.

– Я не хочу, чтобы в тебя стреляли! И чтобы Вальтер вдруг стал нашим врагом… – Ее голос дрогнул.

Женщины так впечатлительны, подумал Фиц.

– Леди Мод, не знаете ли вы, как восприняли заявление кайзера Асквит и Грей? – спросил Вальтер.

Мод взяла себя в руки.

– Грей сказал, что в сочетании с его предложением о четырехсторонней конференции это могло бы предотвратить войну.

– Прекрасно! – сказал Вальтер. – Я надеялся на это! – Он обрадовался, как мальчишка, и Фиц, глядя на него, вспомнил школьные дни. Такое же лицо было у Вальтера, когда он получил приз за лучший музыкальный номер.

– А вы уже слышали, – сказала тетя Гермия, – что суд признал эту ужасную мадам Кайо невиновной?

– Невиновной?! – удивился Фиц. – Но она же застрелила человека! Пришла в магазин, купила пистолет, зарядила, поехала в редакцию «Фигаро», сказала, что желает видеть редактора, – и убила его. Как она может быть невиновной?

– Она сказала: «Эти пистолеты стреляют сами по себе!» Честное слово, так и сказала!

Мод рассмеялась.

– Должно быть, она понравилась судье, – сказал Фиц. Смех Мод его возмутил. Судья, который судит как пожелает, представляет собой угрозу для общества. Не следует относиться к убийству так спокойно. – Это так по-французски! – сказал он с отвращением.

– Эта женщина достойна восхищения! – сказала Мод.

– Как ты можешь так говорить, она убийца! – укоризненно воскликнул Фиц.

– Я думаю, в редакторов надо стрелять почаще, – весело заявила Мод. – Возможно, это повлияет на качество газет.

VI

На следующий день, во вторник, отправляясь на встречу с Робертом, Вальтер был все еще полон надежд.

Кайзер балансировал на краю, несмотря на давление таких, как Отто. Министр обороны, Эрих фон Фалькенхайн требовал немедленно объявить переход на военное положение – это облегчило бы подготовку к войне, – но кайзер отказался, надеясь, что конфликт может остаться локальным, если австрийцы остановятся на Белграде. А когда российский император отдал приказ о мобилизации, Вильгельм послал ему личную телеграмму, в которой просил еще раз все обдумать.

Эти два монарха были родственниками. Мать кайзера и теща российского царя были дочерьми королевы Виктории. Кайзер и царь переписывались по-английски и называли друг друга «Ники» и «Вилли». Николай II был тронут телеграммой кузена и отменил приказ о мобилизации.

Австрийское посольство было одним из самых представительных зданий на знаменитой Белгрейвской площади. Вальтера провели в кабинет Роберта. Они всегда делились новостями. И у них не было причин что-либо скрывать друг от друга: их страны были верными союзницами.

– Кайзер, кажется, хочет добиваться выполнения своего плана, – сказал Вальтер, садясь. – Если австрийские войска остановятся в Белграде, можно будет заняться решением остальных вопросов.

Роберт не разделял его надежд.

– Ничего не выйдет, – сказал он. – Мы не ограничимся Белградом. Завтра в Вене это будет обсуждать Совет министров, но мне кажется, результат предсказуем. Мы не можем остановиться на Белграде без гарантий от России…

– Каких гарантий?! – возмущенно воскликнул Вальтер. – Сначала надо прекратить военные действия, а потом начинать переговоры. Вы не можете сначала требовать гарантий!

– Боюсь, что у нас иная точка зрения, – сухо сказал Роберт.

– Но мы – ваши союзники. Как вы можете отвергать наш план мирного урегулирования?

– Легко. Имейте это в виду. Мобилизация в России представляет для вас прямую угрозу, так что вам тоже придется объявить мобилизацию.

Вальтер понимал, что Роберт прав. В случае всеобщей мобилизации российская армия представляла собой слишком серьезную угрозу.

– Хотите вы того или нет, – безжалостно продолжал Роберт, – вам придется сражаться на нашей стороне… – Смягчившись, он добавил: – Прости, если мои слова звучат слишком бесцеремонно. Я лишь констатирую факты.

– Вот дьявол… – сказал Вальтер. Доводы Роберта развеяли последние иллюзии. – Но ведь это тупик… Значит, те, кто пытается спасти мир, непременно проиграют?

Лицо Роберта вдруг изменилось: теперь он был печален.

– Я с самого начала знал, что так будет, – сказал он. – Австрия просто вынуждена объявить войну.

До сих пор Вальтеру казалось, что перспектива войны Роберта радовала, а не огорчала. Что же произошло?

– Тебе, наверное, придется уехать из Лондона.

– Тебе тоже.

Вальтер кивнул. Если Великобритания вступит в войну, австрийские и германские дипломаты должны будут срочно паковать вещи.

– У тебя здесь останется… близкий друг?

Роберт кивнул, в глазах стояли слезы.

– Лорд Ремарк? – рискнул спросить Вальтер.

Роберт невесело рассмеялся.

– А что, так заметно?

– Только тем, кто тебя хорошо знает.

– А мы-то с Джонни думали… – покачал головой Роберт. – Зато ты хотя бы можешь жениться на Мод.

– Брак между немцем и англичанкой, когда их страны находятся в состоянии войны? Ее начнут сторониться знакомые. Меня тоже. До моих знакомых мне дела нет, но навлечь на нее такое я бы не хотел.

– Обвенчайтесь тайно.

– Здесь, в Лондоне?

– Да, в Челси. Там вас никто не узнает.

– А для этого разве не обязательно быть местным жителем?

– Тебя попросят показать конверт с твоим именем и местным адресом. Я живу в Челси и могу дать тебе письмо, адресованное господину фон Ульриху… – Он пошарил в ящике стола. – Вот, возьми, это счет от моего портного. Получатель – Фон Ульрих, эсквайр. Он думает, что «Фон» – мое имя.

– Но мы можем не успеть, ведь должно пройти…

– Ты можешь добиться особого разрешения.

– В самом деле… – произнес Вальтер ошеломленно. – Ты прав, конечно могу!

– Тебе придется обратиться в муниципалитет. Проводить тебя туда?

Вальтер надолго задумался и наконец сказал:

– Да, пожалуй.

VII

– Генералы победили, – сообщил Антон Вальтеру в пятницу 31 июля, стоя у могилы Эдуарда Исповедника. – Царь уступил. В России объявлена всеобщая мобилизация. – Глаза Антона злорадно блеснули. – Русские думают, что раз у них самая большая армия в мире, они сильнее всех. Но у них слабое командование, так что скоро разразится катастрофа.

Уже второй раз за неделю Вальтер слышал это слово. Правда, теперь он понимал, что у произносивших его были к тому основания. Через несколько недель шестимиллионная русская армия будет стоять на границе с Германией и Венгрией. Шестимиллионная! Кто в Европе мог игнорировать такую угрозу? Германии придется объявить мобилизацию, у кайзера не осталось выбора.

В Берлине генштаб уже требовал приказ о мобилизации, и канцлер, Теобальд фон Бетман-Гольвег, пообещал, что сегодня к полудню решение будет принято. Это означало, что существует лишь одно возможное решение.

Вальтер быстро попрощался с Антоном и вышел из церкви. Быстро, как только мог, он прошел по маленькой Сторис Гейт, рысцой протрусил краем Сент-Джеймсского парка, бегом пронесся по лестнице мимо памятника герцогу Йоркскому и наконец очутился в немецком посольстве.

Дверь кабинета посла была распахнута. Князь Лихновский сидел за столом, рядом стоял Отто. Готфрид фон Кессель говорил по телефону. Входили и выходили служащие, и в кабинете все время находилось не меньше дюжины человек.

Вальтер, задыхаясь, вошел в кабинет.

– Берлин только что получил сообщение из нашего посольства в Санкт-Петербурге: «31 июля начинается всеобщая мобилизация», – сказал ему Отто. – Сейчас все ждут подтверждения.

– А что делает Кессель?

– Занимает линию с Берлином, чтобы мы сразу узнали, когда подтверждение будет получено.

Вальтер с глубоким вздохом подошел к князю Лихновскому.

– Ваша светлость! – сказал он.

– Да?

– Я подтверждаю информацию о мобилизации. Мне сообщил о ней мой осведомитель меньше часа назад.

– Ясно! – Князь протянул руку, и Кессель подал ему трубку.

Вальтер посмотрел на часы. Без десяти одиннадцать – в Берлине оставалось совсем немного до назначенного срока.

– Мы получили подтверждение информации о мобилизации российской армии, – сказал Лихновский в трубку. – Из надежного местного источника.

Следующие несколько секунд он слушал. В кабинете стало тихо Все замерли.

– Да, – наконец сказал Лихновский. – Вас понял. Слушаюсь.

Он повесил трубку со звуком, в тишине прозвучавшим, как удар грома.

– Канцлер принял решение, – сказал он и повторил слова, которые Вальтер так боялся услышать: – Германия переходит на военное положение и готовится к неизбежной войне.