Текст книги "Гибель гигантов"

Автор книги: Кен Фоллетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 62 страниц)

Раздались бурные аплодисменты.

Гас Дьюар, сидевший рядом с Этель, закрыл лицо руками.

Этель громко произнесла:

– А как же Элан Притчард, погибший на Сомме?

– Тише! – сказал капельдинер.

– И сержант Пророк Джонс – убит! – крикнула она.

– Замолчите и сядьте, Бога ради! – воскликнул Фиц.

Внизу, в зале, Ллойд Джордж продолжал свою речь, а два-три члена парламента повернули головы к галерее.

– И Клайв Пью! – выкрикнула она изо всех сил.

С двух сторон к ней подошли два капельдинера.

– И Клякса Левеллин!

Капельдинеры подхватили ее под руки и потащили к выходу.

– И Джой Понти! – крикнула она, когда ее выставляли за дверь.

Глава двадцать вторая

Январь – февраль 1917 года

Вальтеру Ульриху снилось, будто он едет на встречу с Мод в запряженном лошадьми экипаже. Дорога шла под гору, и вдруг экипаж помчался с опасной стремительностью, подпрыгивая на неровной дороге. «Тормозите! Тормозите!» – закричал Вальтер, но возница не слышал его за стуком копыт, который был странно похож на звук работающего автомобильного мотора. Несмотря на эту странность, Вальтер испугался, что потерявший управление экипаж разобьется и он так и не увидит Мод. Он вновь закричал, и наконец ему удалось разбудить возницу.

На самом деле Вальтер ехал с шофером в «Мерседесе Дабл Фаэтон37/95», перемещаясь со вполне умеренной скоростью по ухабистой Дороге Силезии. Рядом сидел его отец и курил сигару. Они выехали из Берлина еще до рассвета, оба кутались в шубы, поскольку автомобиль был открытый, а направлялись в восточный штаб Верховного командования.

Толковать сон было легко. Антанта надменно отвергла мирное предложение, которому Вальтер старался дать ход. Этот отказ усилил позиции немецких милитаристов, призывавших к неограниченной войне подводных лодок. Они предлагали топить любое судно, оказавшееся в зоне боевых действий, вне зависимости от того, военное оно или гражданское, пассажирское или грузовое, вражеское или нейтральное, – чтобы, заставив Великобританию и Францию голодать, вынудить их сдаться. Политики, в особенности канцлер, опасались, что этот путь ведет к поражению, поскольку в таком случае становится вероятным вступление в войну Соединенных Штатов, однако сторона подводных лодок в споре побеждала. Кайзер выразил им свои симпатии, назначив министром иностранных дел воинственного Артура Циммермана. И Вальтеру приснился экипаж, несущийся навстречу гибели.

Вальтер считал, что самую большую опасность для Германии представляют Соединенные Штаты. Немецкие политики должны сделать все возможное, чтобы удержать Америку от вступления в войну. Из-за устроенной Антантой морской блокады Германия голодала. Но русские долго продержаться уже не смогут, а когда они капитулируют, Германия получит богатые западные и южные районы Российской империи, с бескрайними пшеничными полями и бездонными нефтяными скважинами. Немецкая армия сможет сосредоточиться на одном западном фронте. Вся надежда была только на это.

Но поймет ли кайзер?

Окончательное решение он должен принять сегодня.

Над снежными заплатками полей разливался скудный зимний свет. Здесь, далеко от полей сражений, Вальтер чувствовал себя дезертиром.

– Мне следовало вернуться на передовую много недель назад, – сказал он.

– Совершенно очевидно, что ты нужен здесь, в Германии, – возразил Отто. – Ты представляешь ценность как аналитик разведки.

– В Германии полно людей постарше, которые могут выполнять мою работу как минимум не хуже. Или это ты руку приложил?

Отто пожал плечами.

– Если бы ты женился и у тебя родился сын, тебя сразу могли бы перевести куда пожелаешь.

– Так ты держишь меня в Берлине, чтобы заставить жениться на Монике фон дер Хельбард?! – воскликнул Вальтер, не веря своим ушам.

– Это не в моей власти. Но вполне возможно, что в Верховном командовании есть люди, осознающие необходимость сохранения знатных родов.

Это было бесчестно, и Вальтер хотел было возмутиться, но тут машина свернула с дороги, миновала узорчатые ворота и въехала на длинную подъездную аллею, по обе стороны которой стояли голые деревья и тянулись заснеженные лужайки. В конце аллеи Вальтер увидел огромный дом.

– Это и есть замок Плесс? – спросил он.

– Именно.

– Какой большой!

– Триста комнат.

Они вышли из машины и вошли в вестибюль – размером с вокзал. Стены были украшены кабаньими головами на рамах, обтянутых красным шелком; в залы для приемов на втором этаже вела массивная лестница. Вальтер провел полжизни в роскошных зданиях, но это превосходило их все.

К ним подошел генерал, и Вальтер узнал фон Хеншера, друга отца.

– У вас есть немного времени умыться и причесаться, если поторопитесь, – сказал он благожелательно, но кратко. – Через сорок минут вас ожидают в обеденном зале… А это, должно быть, ваш сын! – сказал он Отто, взглянув на Вальтера.

– Он работает в департаменте разведки.

Вальтер отсалютовал.

– Я знаю. Я сам внес его в список… Полагаю, вы знаете Америку? – обратился генерал к Вальтеру.

– Я провел три года в нашем посольстве в Вашингтоне, господин генерал.

– Хорошо. Сам я в Соединенных Штатах никогда не бывал и ваш отец тоже. Да и почти никто из здесь присутствующих – исключая нашего нового министра иностранных дел.

Двадцать лет назад Артур Циммерман по дороге из Китая в Германию проездом был в Соединенных Штатах и пересек всю страну на поезде от Сан-Франциско до Нью-Йорка. На основании этого опыта он почему-то считался экспертом по Америке. Вальтер промолчал.

– Герр Циммерман просил меня кое о чем посоветоваться с вами обоими, – сказал фон Хеншер. Вальтер был озадачен. С какой стати нового министра иностранных дел может интересовать его мнение? – Но у нас будет время поговорить об этом после… – Тут фон Хеншер подозвал слугу в старомодной ливрее, и тот проводил их в отведенные им комнаты.

Через полчаса они были в обеденном зале, переоборудованном в конференц-зал. Глядя вокруг, Вальтер с благоговением отметил, что здесь присутствовали все наиболее влиятельные люди Германии, включая и канцлера Теобальда фон Бетман-Гольвега (коротко стриженные волосы которого совсем поседели – ему уже исполнилось шестьдесят).

Большая часть старшего командного состава Германии сидела за длинным столом. Для не столь высоких чинов – к которым относился и Вальтер – вдоль стен поставили ряды стульев. Референт раздал несколько копий двухсотстраничного меморандума. Вальтер заглянул отцу через плечо. Он увидел графики тоннажа входящих и выходящих из портов Великобритании судов, таблицы перевозочных тарифов и грузового пространства, калорийности пищи англичан и даже данные о том, сколько шерстяной ткани идет на дамскую юбку.

Они прождали два часа, а потом в комнату вошел кайзер Вильгельм в генеральской форме. Все вскочили. Его величество был бледен и сердит. Через несколько дней ему должно было исполниться пятьдесят восемь. Как всегда, он держал поврежденную левую руку неподвижно, стараясь, чтобы это выглядело естественно. Вальтер вдруг понял, что уже не испытывает того радостного верноподданнического чувства, которое так легко поднималось в душе, когда он был мальчишкой. Он больше не мог делать вид, будто кайзер – мудрый отец своего народа. Слишком было очевидно, что Вильгельм II – обычный человек, которого полностью подчинили обстоятельства. Растерянный, жалкий и несчастный, живой довод против передачи власти по наследству.

Кайзер огляделся, кивнул нескольким особо приближенным, к которым относился и Отто, потом сел и подал знак Хеннингу фон Хольцендорфу, седобородому главе Адмиралтейства.

Адмирал заговорил, зачитывая цитаты из меморандума: число подводных лодок, которое флот может отправить в море в любой момент времени, тоннаж судов, необходимый Антанте для поддержания жизнедеятельности, и скорость, с которой они могут заменять потопленные суда.

– По моим подсчетам, мы можем топить в месяц суда общим водоизмещением шестьсот тысяч тонн, – говорил адмирал. Его выступление впечатляло, каждое утверждение он подкреплял цифрами. Но именно эта точность заставляла Вальтера относиться к его речи с недоверием: вряд ли война может быть столь предсказуема.

– Если ваше величество утвердит сегодня мой план, – сказал фон Хольцендорф, указывая на перевязанный лентой документ на столе, – гарантирую, что Антанта капитулирует в течение ближайших пяти месяцев.

Он сел. Кайзер посмотрел на канцлера. «Вот теперь, – подумал Вальтер, – мы услышим более правдоподобную оценку». Бетман-Гольвег был канцлером семь лет и, в отличие от монарха, понимал всю сложность международных отношений.

Бетман-Гольвег мрачно заговорил об опасности вступления в войну Соединенных Штатов и об их человеческих ресурсах, запасах продовольствия и финансах. В доказательство своей правоты он привел мнения немцев старшего поколения, бывавших в Америке. Но при этом у него был такой вид, будто он говорил все это лишь для порядка. Должно быть, он считал, что кайзер уже все решил. Неужели эти люди собрались только для того, чтобы выслушать принятое решение? Неужели Германия обречена?

Кайзер обращал мало внимания на людей, чье мнение не совпадало с его собственным, и пока канцлер говорил, он делал нетерпеливые движения, бормотал что-то себе под нос и всем видом выражал неодобрение. Бетман-Гольвег начал волноваться.

– Если Генштаб считает войну подводных лодок необходимой, я не в состоянии им противоречить. Но с другой стороны…

Досказать ему не дали. Фон Хольцендорф вскочил с места:

– Даю слово морского офицера, – воскликнул он, перебивая, – что ни один американец не ступит на европейскую землю!

Какой абсурд, подумал Вальтер. Как можно при обсуждении подобных вопросов давать слово офицера? Однако этот аргумент был принят лучше, чем вся статистика. Лицо кайзера просияло, и еще несколько человек удовлетворенно кивнули.

Вид Бетман-Гольвега говорил о том, что он сдался. Безвольно опускаясь на стул, он сказал:

– Что ж, коли успех зовет, надо идти на зов.

Кайзер протянул руку, и фон Хольцендорф пододвинул к нему перевязанный лентой документ.

«Не может быть, – подумал Вальтер. – Невозможно принимать такое судьбоносное решение на основании таких неадекватных доводов!»

Кайзер взял ручку, поставил свою подпись, положил ручку и встал.

Все вскочили.

Не может быть, чтобы это был конец, подумал Вальтер.

Кайзер вышел из комнаты. Напряжение исчезло, зазвучали голоса. Бетман-Гольвег остался сидеть, глядя в такую-то точку на столе. Он был похож на приговоренного к смерти. Он что-то бормотал, и когда Вальтер подошел поближе, он разобрал слова. Это была фраза на латыни: «Finis Germaniae» – «Конец германцам».

Рядом с Отто появился генерал фон Хеншер:

– Соблаговолите пройти со мной на приватный ужин. И вы тоже, молодой человек. – И провел их в боковую комнату, где был накрыт стол с закусками.

Замок Плесс служил резиденцией кайзера, и еда здесь была хорошая. Вальтер чувствовал раздражение и отчаяние, но как любой в Германии, он был голоден и положил себе на тарелку внушительные порции салата, холодного цыпленка и белого хлеба.

– Министр иностранных дел Циммерман ожидал, что это решение будет сегодня принято, – сказал фон Хеншер. – Он желает знать, что мы можем сделать, чтобы устрашить американцев.

«На это надежды мало, – подумал Вальтер. – Если торпедировать американские корабли и убивать американских граждан, вероятность смягчить ответный удар невелика».

– Например, – продолжал генерал, – может, мы сможем спровоцировать движение протеста среди миллиона трехсот тысяч американцев, которые родились в Германии?

Вальтер про себя застонал.

– Абсолютно исключено, – сказал он. – Это глупая детская сказка.

– Как ты разговариваешь со старшими по званию! – оборвал отец. Фон Хеншер примирительно махнул рукой.

– Отто, пусть мальчик выскажется. Мне может оказаться полезным его мнение. Майор, почему вы так считаете?

– Потому что они не любят родину. Иначе разве бы они уехали? Даже если они и едят колбаски с пивом, они американцы и будут драться за Америку.

– А как насчет выходцев из Ирландии?

– Точно так же. Они, конечно, ненавидят англичан, но как только наши подводные лодки начнут топить американцев, нас они возненавидят намного сильнее.

Отто раздраженно заметил:

– Как же президент Вильсон сможет объявить нам войну? Ведь он только что победил на выборах как человек, который удерживал страну от войны!

– В каком-то смысле теперь ему будет легче, – пожал плечами Вальтер. – Народ поверит, что у него не было выбора.

– А чем можно его придержать? – спросил фон Хеншер.

– Если не трогать суда нейтральных стран.

– Это не обсуждается, – перебил Вальтера отец. – Тотальная – значит тотальная. Именно это нужно флоту, и именно это сегодня позволено его величеством.

– Поскольку мы вряд ли сможем смутить президента Вильсона факторами внутренней политики, – сказал фон Хеншер, – может, есть вероятность, что его внимание смогут отвлечь международные события, происходящие в его полушарии? – он повернулся к Отто. – Например, в Мексике?

Отто довольно улыбнулся.

– Вы об «Ипиранге»? Должен заметить, это была маленькая победа агрессивной дипломатии.

Вальтер не разделял отцовского торжества по поводу инцидента с грузом оружия, посланного Германией в Мексику. Отто и его единомышленники выставили президента Вильсона в глупом виде, но им еще придется об этом пожалеть.

– А что там сейчас?

– Основные силы американской армии находятся или в Мексике, или на границе. Они охотятся за бандитом по имени Панчо Вилья, который то и дело совершает набеги через границу. Президент Карранса кипит от возмущения, что они нарушают границы его суверенной территории, но мало что может сделать.

– А если бы мы ему помогли, это бы что-нибудь изменило?

Вальтер задумался. Подобное дипломатическое вредительство его ужасало и казалось рискованным, но он считал своим долгом отвечать на вопросы как можно более точно.

– Мексиканцы считают, что у них отобрали принадлежавшие им Техас, Мексику и Аризону. И мечтают вернуть эти земли, как французы лелеют мечту о возвращении Эльзаса и Лотарингии. Я не исключаю, что президент Карранса окажется достаточно недальновиден, чтобы поверить, что этого можно добиться.

– При любом исходе, – оживился Отто, – это отвлечет внимание американцев от Европы!

– На некоторое время – да, – неохотно согласился Вальтер. – Но в перспективе наше вмешательство может укрепить позиции тех американцев, кто считает, что Штаты должны вступить в войну на стороне Антанты.

– Нас интересует не перспектива, а настоящий момент. Ты слышал, что сказал Хольцендорф – наши подводные лодки через пять месяцев поставят Антанту на колени! Нам нужно отвлечь Америку лишь на этот срок.

– А как насчет Японии? – спросил фон Хеншер. – Существует ли хоть малейшая вероятность спровоцировать нападение японцев на Панамский канал? Или на Калифорнию?

– Если подходить реально – нет, – твердо заявил Вальтер. Разговор все больше удалялся в область фантастики.

Но фон Хеншер настаивал:

– Тем не менее даже просто угроза могла бы заставить американцев разместить больше войск на западном побережье.

– Полагаю, что так.

Отто промокнул губы салфеткой.

– Это все интересно, но сейчас мне следует выяснить, не нужен ли я его величеству.

Все встали.

– Господин генерал, если позволите… – произнес Вальтер.

Отец вздохнул, но фон Хеншер сказал:

– Да, я вас слушаю.

– Мне все это представляется очень опасным, господин генерал. Если просочатся слухи, что немецкое командование хотя бы просто рассматривает возможность разжигать вражду в Мексике и провоцировать японскую агрессию в Калифорнии, американское общественное мнение возмутится, и объявление войны не заставит себя долго ждать… если не последует немедленно. Так что подобные обсуждения, простите, что говорю очевидные вещи, должны вестись в глубокой тайне.

– Совершенно верно, – сказал фон Хеншер и улыбнулся Отто. – Мы с вашим отцом хоть и принадлежим к старшему поколению, тоже кое-что понимаем. Мы будем осмотрительны, можете на нас положиться!

II

Фиц был доволен тем, что немецкое предложение было с презрением отвергнуто, и гордился своей ролью в этом процессе, но когда все уже закончилось, его начали мучить сомнения.

Утром в среду 17 января он размышлял обо всем этом, направляясь в Адмиралтейство. Мирные переговоры были бы легким выходом для Германии, давали возможность закрепить приобретения, узаконить захват земель в Бельгии, северо-восточной Франции и России. А для Великобритании участие в таких переговорах было бы равносильно признанию поражения… Но Великобритания еще не победила.

Слова Ллойда Джорджа о победном нокауте красиво выглядели в газетных заголовках, но здравомыслящие люди понимали, что они так и останутся словами. Война будет продолжаться, возможно, год, а может, и больше. И если американцы и дальше собираются сохранять нейтралитет, не исключено, что в конце концов придется сесть за стол переговоров. А вдруг никто не в состояниипобедить в этой войне? Погибнет еще миллион солдат – ни за что. Фица преследовала мысль, что в конечном счете права может оказаться Этель.

А если Великобритания потерпит поражение? Грядет финансовый кризис, а с ним безработица и нищета. Рабочий класс подхватит клич отца Этель, все будут кричать, что им не позволяли участвовать в голосовании по поводу войны. Гнев народа, обращенный против власть имущих, будет безграничен. Марши и демонстрации перейдут в бунты. Всего чуть больше века прошло с тех пор, как парижане казнили своего короля и многих дворян. Не поступят ли так и лондонцы? Фицу представилось, как его, связанного по рукам и ногам, везут на телеге к месту казни под радостные вопли толпы. И что еще хуже, он мог себе представить, что та же самая ожидает Мод, тетю Гермией, Би, Малыша… Он прогнал кошмар из головы.

Ну и взрывная же девчонка эта Этель, подумал он со смесью сожаления и восхищения. Когда его гостью во время речи Ллойда Джорджа вывели с галереи, он сгорал от стыда, и в то же время она нравилась ему еще больше.

Жаль, что она разозлилась и на него. Он последовал за ней, нагнал в главном вестибюле, а она на него набросилась, обвиняя в том, что из-за него и таких, как он, война будет продолжаться бесконечно. Она говорила так, что можно было подумать, будто каждого солдата, погибшего в Франции, убил Фиц собственной рукой.

На этом и закончилась история с домиком в Челси. Он послал ей пару писем, но она не ответила. Это разочарование оказалось для него болезненным. Когда он думал, как прекрасно мог бы проводить с ней время в этом уютном гнездышке, у него щемило сердце.

Однако некоторое утешение у него было. Би приняла его упрек близко к сердцу. Теперь она радостно встречала его на пороге спальни, предлагая свое благоухающее тело, словно они только что поженились. В конце концов, она была хорошо воспитанная дама знатного рода и знала, для чего существует жена.

Размышляя об уступчивой графине и неотразимой суфражистке, он вошел в старое здание Адмиралтейства и увидел на своем столе полурасшифрованную немецкую телеграмму.

Она была озаглавлена: «Берлин – Вашингтон. 16 января 1917 года».

Фиц машинально взглянул на последнюю строку, чтобы узнать, от кого телеграмма. В конце стояло имя «Циммерман».

Это разожгло его любопытство. Телеграмма от министра иностранных дел – послу в Соединенных Штатах! Фиц начал карандашом писать перевод, ставя прочерки и вопросительные знаки в местах, которые расшифровать не удалось.

«Совершенно секретно. Довожу до вашего сведения, с тем, чтобы вы передали премьер-министру (Мексики?) через хххх безопасным путем».

Вопросительные знаки обозначали группы цифр, в значении которых уверенности не было. Шифровальщикам приходилось гадать. Если они правы, то эта шифровка предназначалась немецкому послу в Мексике. Ее просто направили через посольство в Вашингтоне.

Мексика, подумал Фиц. Странно.

Следующее предложение было расшифровано полностью.

«Мы намерены 1 февраля начать тотальную подводную войну».

– О господи! – воскликнул Фиц. Этого они со страхом ожидали, и вот теперь перед ним лежало реальное подтверждение – и стояла дата!

«Мы попытаемся удержать США, несмотря ни на что, в состоянии нейтралитета. Однако в случае неуспеха мы предложим (Мексике?) союз на следующих условиях:

Вместе вести войну.

Вместе заключить мир».

– Союз с Мексикой? – сказал себе Фиц. – Американцам солоно придется!

«хххх Вы немедленно и совершенно секретно сообщите президенту Каррансе о вышеизложенном, хххх и в то же время быть между нами и Японией посредником.

хххх беспощадное ведение подводной войны предоставляет нам возможность заставить Англию заключить мир в ближайшие месяцы. Подтвердите получение».

Фиц поднял голову и встретился взглядом с юным Карвером, который – как он теперь заметил – был сильно взволнован.

– Вы, должно быть, читаете шифровку Циммермана?

– То, что можно прочитать, – сказал Фиц спокойно. Он лучше умел владеть собой. – А почему расшифровка так отрывочна?

– У них новый шифр, мы его еще не довели до ума. Но сообщение сенсационное, не так ли?

Фиц снова взглянул на свой перевод. Карвер не преувеличивал. Это было очень похоже на попытку Германии заполучить Мексику в союзники против Соединенных Штатов. Действительно сенсация.

Может быть, этой телеграммой удастся разозлить президента Соединенных Штатов настолько, чтобы он объявил Германии войну.

У Фица застучало в висках.

– Правда, – сказал он. – Я сейчас же покажу это Мигалке Холлу.

У капитана Уильяма Реджинальда Холла, директора отдела морской разведки, был хронический лицевой тик, потому он и получил это прозвище; однако с мозгами у него все было в порядке.

– Но он начнет задавать вопросы, и мне нужно знать, что отвечать. Когда вы расшифруете это полностью?

– Для изучения нового шифра потребуется несколько недель.

Фиц застонал от разочарования. Разгадка нового шифра с нуля кропотливая работа, и торопить шифровальщиков не следовало.

– Но как я понял, – продолжал Карвер, – сообщение должно идти из Вашингтона в Мехико. А там до сих пор пользуются старым дипкодом, который мы расшифровали еще год назад. Может, мы сможем получить тот вариант?

– Может, и сможем! – обрадовался Фиц. – У нас есть человек в телеграфном агентстве Мехико. Когда мы объявим об этом всему миру… – размечтался он.

– Мы не можем этого сделать! – встревожился Карвер. – Нельзя, чтобы немцы узнали, что мы перехватываем их сообщения.

Он прав, понял Фиц. Это вечная проблема разведслужб: как воспользоваться информацией, не скомпрометировав источник.

– Но это настолько важно, что мы могли бы рискнуть, – сказал он.

– Сомневаюсь. Слишком много надежной информации получено через этот отдел. Никто не позволит так рисковать.

– Да быть того не может, чтобы мы получили такую информацию – и нам не позволили ею воспользоваться!

– В нашей профессии так бывает, – пожал плечами Карвер.

К такому удару Фиц был не готов. Вступление Соединенных Штатов в войну могло привести к скорой победе. Конечно же, это стоило любых жертв. Но он знал об армии достаточно, чтобы понимать, что есть люди, готовые проявить гораздо большую храбрость и изобретательность, защищая свой отдел, чем редут. К возражениям Карвера следовало отнестись серьезно.

– Нам нужна легенда, – сказал Фиц.

– Давайте скажем, что сообщение перехватили американцы, – сказал Карвер. Фиц кивнул.

– Оно должно идти из Вашингтона в Мехико – значит, можно сказать, что правительство Соединенных Штатов получило его от телеграфной компании «Вестерн юнион».

– Компании «Вестерн юнион» это может не понравиться.

– Да и черт с ней! Давайте подумаем, как извлечь из этой шифровки максимум пользы. Отдать правительству, чтобы они сделали сообщение? Передать американцам? Или какой-то третьей стороне?

Карвер беспомощно развел руками.

– Здесь я не в своей стихии, – сказал он.

– Зато я – в своей, – ответил Фиц, воодушевляясь. – И знаю, кто нам поможет.

III

Фиц встретился с Гасом в Южном Лондоне, в пабе под названием «Ринг».

К его удивлению, Дьюар оказался заядлым любителем бокса. Еще подростком он ходил на бои в буффальских доках, а в 1914 году в путешествиях по Европе в каждой столице смотрел бои за денежные призы. Правда, он не распространялся о своем увлечении: вряд ли бокс был бы подходящей темой для застольной беседы на Мэйфэр.

В «Ринге» можно было встретить представителей разных сословий Джентльмены в вечерних костюмах стояли вперемешку с докерами в рванине. Официанты разносили подносы с пинтами пива, в каждом углу принимали ставки подпольные букмекеры. Клубился дым от сигарет, сигар и трубок. Сидячих мест не было, женщин тоже.

Фиц заметил Гаса – тот яростно спорил об американском боксере Джеке Джонсоне: это был первый черный чемпион в тяжелом весе, и когда он женился на белой женщине, христианские священники призвали паству линчевать его. Собеседник Гаса, лондонец с перебитым носом, доказывал, что представители духовенства правы, чем довел Гаса до белого каления.

Фиц втайне лелеял надежду, что Гас не останется равнодушным к Мод. Хорошая сложилась бы пара. Оба – интеллектуалы, оба – либералы, оба серьезно относятся ко всему на свете и постоянно читают книги. Дьюары происходили из старого зажиточного рода, что считалось американским вариантом аристократии.

И в довершение всего, и Гас и Мод мечтали о мире. Желание Мод чтобы война закончилась, казалось Фицу до странности отчаянным Гас же боготворил своего хозяина, Вудро Вильсона, выступившего месяц назад с речью, в которой призывал к «миру без победы» – сама эта фраза привела Фица в ярость, как и многих английских и французских лидеров.

Но замеченное Фицем сходство Гаса и Мод не привело к взаимному увлечению. Фиц любил сестру, но с удивлением думал, все ли с ней в порядке. Она что, хочет остаться старой девой?

Когда Фицу удалось отвлечь внимание Гаса от парня с перебитым носом, он завел речь о Мексике.

– Там полный кавардак, – сказал Гас. – Господин Вильсон отозвал войска генерала Першинга ради добрых отношений с президентом Каррансой, но все зря: тот не желает даже обсуждать патрулирование границы. А почему вы об этом заговорили?

– Расскажу чуть позже, – ответил Фиц. – Новый бой начинается.

Пока они смотрели, как боксер по имени Бенни Жид делает котлету из Лысого Альберта Коллинза, Фиц решил не касаться темы немецкого предложения мирных переговоров. Он знал, как тяжело Гас перенес неудачу инициативы Вильсона. Гас постоянно спрашивал себя, мог ли он выполнить свою роль лучше или сделать больше для претворения в жизнь плана президента. А Фиц считал, что план был обречен с самого начала, потому что в действительности мира не желала ни одна сторона.

В третьем раунде Лысый Альберт упал и остался лежать.

– Вовремя вы меня поймали, – сказал Гас. – Я готовлюсь к отъезду.

– Наверное, ждете не дождетесь, когда окажетесь дома?

– Если вообще окажусь. Может, по дороге попадется подводная лодка и потопит наш корабль.

Немцы возобновили тотальную подводную войну первого февраля, как было сказано в перехваченной шифровке Циммермана. Это разозлило американцев, но не до такой степени, как надеялся Фиц.

– Президент Вильсон отреагировал на объявление подводной войны удивительно спокойно, – сказал он.

– Он разорвал дипломатические отношения с Германией.

– Но он не объявил войну! – Фиц бурно восставал против мирных переговоров, однако Мод, Этель и их друзья-пацифисты были правы, говоря, что в обозримом будущем надежды на победу не предвиделось – если откуда-нибудь не придет помощь. Фиц был уверен, что если упор придется на подводные лодки, американцы вступят в войну. Но этого не произошло.

– Честно говоря, – сказал Гас, – я думаю, это решение – ввести в войну подводные лодки – привело президента Вильсона в ярость, и он уже готов объявить войну. Бог свидетель, все остальное, что только можно было, он уже испробовал. Но его переизбрали как человека, который не дал нам ввязаться в войну. И изменить курс он может, только если в массах изменится настроение в пользу военных действий.

– В таком случае, – сказал Фиц, – у меня есть кое-что, что этому поспособствует.

Гас приподнял бровь.

– После ранения я работаю в отделе, который занимается расшифровкой перехваченных немецких радиограмм. – Фиц вынул из кармана листок бумаги, исписанный его собственным почерком. – Через несколько дней ваше правительство получит эту информацию официально. Я показываю вам сейчас это сообщение, потому что нам нужен ваш совет – как с ним поступить.

Он подал листок Гасу.

Английскому шпиону в Мексике удалось получить вариант, переданный старым шифром, и на листке, который Фиц передал Гасу, находилось полностью расшифрованное сообщение Циммермана. В полном виде оно выглядело так:

Вашингтон – Мехико, 19 января 1917 г.

Мы намерены 1 февраля начать тотальную подводную войну. США мы попытаемся удержать, несмотря ни на что, в состоянии нейтралитета. Однако в случае неуспеха мы предложим Мексике союз на следующих условиях:

Вместе вести войну.

Вместе заключить мир.

С нашей стороны, мы окажем Мексике финансовую помощь и заверим, что по окончании войны она получит обратно утраченные ею территории Техаса, Новой Мексики и Аризоны. Детали этого соглашения мы поручаем разработать Вам.

Как только объявление войны между нами и США станет совершившимся фактом, Вы немедленно и совершенно секретно сообщите президенту Каррансе о вышеизложенном. Добавьте, что ему следует по своей инициативе предложить Японии присоединиться к нашему союзу и в то же время быть между нами и Японией посредником.

Обратите внимание президента на тот факт, что ведение подводной войны предоставляет возможность заставить Англию заключить мир в ближайшие месяцы.

Гас прочитал несколько строк, поднеся листок близко к глазам и воскликнул:

– Союз?! О боже!

Фиц быстро взглянул вокруг. Начался новый бой, и шум толпы был слишком громок, чтобы стоящие поблизости разобрали слова Гаса.

Гас читал дальше.

– Получит обратно Техас? – сказал он, не веря глазам. И потом яростно: – Предложить Японии присоединиться? – Он поднял голову. – Это возмутительно!

На такую реакцию Фиц и надеялся.

– Именно что возмутительно, – сказал Фиц с деланной суровостью.

– Немцы обещают заплатить Мексике за вторжение в Соединенные Штаты!

– Да.

– И просят попытаться вовлечь Японию!

– Да.

– Ну, как только об этом станет известно!..

– Именно об этом я и собирался с вами поговорить. Мы хотим предать гласности эту телеграмму таким образом, чтобы помочь вашему президенту.

– А почему же английское правительство просто не объявит о ней миру?

Фиц понял, что Гас сказал, не подумав.

– По двум причинам, – ответил он. – Во-первых, нам не хотелось бы, чтобы немцы узнали, что мы перехватываем их сообщения. Во-вторых, нас могут обвинить в фальсификации.