Текст книги "Чаша отравы (СИ)"

Автор книги: Игорь Герасимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 49 страниц)

– Та-ак... – протянул Беляков. – Обкладываете красными флажками, как волков?

– Просто метод управления. Внутри красных линий делайте всё, что вам заблагорассудится. Правда, как ты видишь, мы и это просчитали и включили в схему. А за линии заходить нельзя. Просто нельзя – и всё. Почему нельзя? Да потому, повторяю еще раз, что вы уже часть нашей общей системы. Ну, так вот... Итогом всего этого окажется не победа Украины. Ее как самостоятельного субъектного государства уже не будет никогда. Это «фэйлед стэйт» отныне станет военной колонией нашего глобального круга. Впереди – бесконечное позиционное противостояние. Мы, конечно, новый статус Крыма не признаем никогда. И тем более не признаем сепаратистские формирования в Донецке и Луганске. И введем санкции против вас. Да, не против ваших высших людей персонально, а против России как страны. Ваш статус на мировой арене будет, скажем так, понижен. С местом в «большой восьмерке» предстоит расстаться – это, думаю, и так ясно.

Беляков то ли хмыкнул, то ли фыркнул неопределенно.

– Да, вас ждет вечная вражда с Украиной. С небольшим уточнением: вас как государство Российская Федерация. К высшим людям это, конечно же, не относится: конфликтовать, вплоть до кровопролития, станет простонародье с обеих сторон в интересах владетелей. Вы с новыми старыми элитами в Киеве всё так же продолжите плодотворную дружбу и отнюдь не будете заинтересованы в непримиримой борьбе. А на уровне стран в целом – останется зияющая рана. Из-за Крыма и из-за Донбасса. И эта рана именно в силу вышеприведенных вводных никогда не заживет. Что на самом деле и требуется. Это будет средством удержания вас в рамках – да, еще в одних рамках, но уже высшего порядка. Вы вступили в глобальную структуру. Причем, повторяю еще раз, совершенно добровольно, по вашей собственной инициативе. А это значит, что вы принимаете на себя не только все права и блага, но и все тяготы и обязанности. Ну, хорошо, их вы можете спихнуть на простолюдинов, как делалось во все времена. Наши интересы – это теперь и ваши интересы. А вам отмерят ровно столько глобальных благ и статуса, сколько наш круг в целом сочтет необходимым в конкретный момент. Процесс идет, и, поверь мне, никто обманывать вас не собирается. Просто вы не понимаете, что одним взмахом руки ваши чаяния не удовлетворят – это невозможно. Там, в глобальной вышине, слишком серьезные и в то же время сбалансированные переплетения гигантских ресурсов, колоссальной власти и соответствующих всему этому интересов. Туда не врываются, а врастают. Сколько раз еще повторять? Вы, я вижу, до сих пор не можете избавиться от стереотипа, присущего всем нуворишам, – что надо схватить всё, сразу, как можно быстрей. Не напрягайтесь. Вы и так многое получили. Наберитесь терпения. Идет большая игра. Участвуйте в ней. Вы не ферзи, не короли, но и не пешки. Самые значимые и интересные, самые решающие события еще впереди. То, что сейчас тут творится, это, уверяю тебя, просто мышиная возня. Пройдет время – и рано или поздно вы смените ориентиры, поймете, что лучше играть полностью в нашей команде. И тогда и мы будем к вам максимально, насколько это возможно, благосклонны. И вот то, что сейчас тут разворачивается, для вас никакого значения иметь уже не будет. Вы тогда сами за ненадобностью и неактуальностью откажетесь и от Донбасса, и от Крыма.

– Откажемся?

– Да, дорогой мой Эндрю, откажетесь, ты не ослышался! От Крыма вы, кстати, и так частично откажетесь с самого начала, даже если выберете вариант аннексии. Она будет неполной и принципиально не признаваемой вашими ведущими экономическими структурами. Они там попросту не будут работать. Но это всё частности... В общем, будьте в системе. И донеси, дорогой Эндрю, этот мой искренний и доброжелательный месседж до твоих Братьев и Сестер. Вместе с моими заверениями в совершеннейшем к ним почтении и наилучшими пожеланиями...

Беляков посмотрел Бутчеру в глаза и ничего не ответил.

Уильям встал с дивана и, с бокалом в руке, подошел к окну.

Весь центр Киева был залит светом. Евромайдан внизу неустанно кипел, словно котел, – несмотря на полуночный час.

– Ну, Эндрю, за нас! За великую шахматную доску! – произнес Бутчер и вытянул руку с бокалом, приглашая своего русского друга тоже встать, размяться и отвлечься от непростой беседы.

Беляков, подумав, поднялся и, тоже с бокалом в руке, подошел к американцу.

– Давай, Билли, за нас, – просто, без интонаций, сказал генерал армии.

Москва, 1 июня 2018 года

– Разрешите?

– Да, Леша, заходи.

Подполковник Комитета охраны конституционного строя Алексей Савельев, известный в несистемной коммунистической оппозиции, куда был внедрен еще в девяностых годах, под «революционным» псевдонимом Жаров, вытянулся напротив стола начальника и произнес:

– Разрешите доложить, товарищ генерал армии?

– Да-да, говори, – всё так же, неофициальным тоном, сказал Беляков. Предстоял регулярный отчет-собеседование о деятельности Жарова в его среде.

– По переговорам об объединении Рабочей и Единой компартий. Продолжаю тормозить, как могу, заматываю вопросы...

– По содержательным вопросам есть разногласия внутри партии?

– В основном требования идеологического крена вправо, во всякое мракобесие вроде борьбы с сионизмом.

– Хорошо... Это полезные идиоты, их надо беречь...

– Да, конечно, товарищ генерал армии. Сам я – всегда на стороне выступающих за наиболее здравые вещи в программе. Потому что если поддержу тех, кто явно бредит, то моя позиция будет заведомо невыигрышной, глупой, а значит, и уязвимой в итоге. Лучше быть на стороне самых здравомыслящих, даже возглавить их в этом процессе, направлять. Чтобы никто не получил повода ни у нас внутри, ни в ЕКП мне лично что-то предъявить. А что – вот, правильную, незашоренную, революционную позицию занимает, какие могут быть претензии? Правда, это только на словах. На деле именно этот статус дает мне право и возможность саботировать по существу... Хотя, конечно, тут сама по себе задача заведомо выигрышная – ну кто действительно захочет реально на равных объединяться, то есть, получается, умалять свои собственные амбиции, ломать привычный организационный уклад, в котором уже всё давным-давно устаканилось, где заслуженные функционеры добились того, чего добились, и почивают на лаврах? И ради чего? Ради слияния с партией-выскочкой, которой всего-то четыре года? Давайте, товарищи, живее, в индивидуальном порядке вступайте в наши ряды, в ряды прославленной старейшей компартии России! Как же иначе? И такой настрой превалирует естественным образом и будет превалировать.

– Да-да, всё правильно, молодец. И побольше, побольше всяких громких революционных изречений делай, причем, как ты выражаешься, максимально здравых, идейно выверенных, без шамкающей замшелости, без догматических трясин, без черносотенного бреда, – наставительно произнес начальник КОКСа. – Везде – на пленумах и митингах, в блогах и роликах, в статьях и интервью. Неважно, что ты говоришь, – важно, какая у тебя позиция, когда надо решать конкретные принципиальные вопросы по идеологии и по организации. А от антисемитов со временем можно и нужно избавиться – пусть откалываются на здоровье, пусть ЕКП их, в конце концов, подберет, если не побрезгует. Главная твоя задача – жестко удержать контроль над тем крылом РКП, которое разделяет правильные идеи.

– Так точно, товарищ генерал армии!

– Да, идеологии надо уделять особое внимание. Коммунисты не слишком-то рефлексируют, но мы обязаны разбираться в этих вопросах лучше, чем они сами. И тогда они никогда не поднимутся выше плинтуса. У коммунистического движения в России, как мы знаем, три сугубо внутренних врага, в совокупности надежно гарантирующих его вечную импотенцию. Это русский национализм и имперская державность, выдаваемые за коммунизм. Это мемориальный советизм, заведомо пронафталиненный, подчеркнуто обращенный только и исключительно в прошлое. И это якобы новый антиавторитарный социализм, фактически смыкающийся с еврокоммунизмом и западной трактовкой левой идеи. Каждое из этих трех направлений заслуживает того, чтобы его всемерно холить и лелеять. А всё то, что хотя бы отдаленно походит на нормальные коммунистические идеи, должно организационно держаться под нашим максимально жестким контролем. Чтобы у тех, кто такое исповедует, дальше правильных слов дело не шло, чтобы всё у них работало вхолостую. Понял?

– Так точно! – подтвердил подполковник. – Так и делаю.

– Ну, хорошо, будем считать, что на этом направлении всё нормально и стабильно. Еще что-нибудь значимое есть?

– Проблема, угрожающая мне лично, – теперь уже явно без воодушевления произнес Жаров.

– Какая?

– Есть данные, что ряд региональных организаций, прежде всего Урал и Сибирь, на сегодняшний день, если встанет вопрос о первом секретаре, однозначно выступят против меня, причем активно. И не готов поручиться, что другие их не поддержат. Свою коалицию сколачивают вокруг восходящей звезды, свалившейся к нам с Донбасса и осевшей в Тюмени, – Михаила Омельченко...

– Вот как... Плохо работаешь, Леша, очень плохо! Как ты допустил такое? Ты что, там уже ничего не контролируешь? Ты же должен быть готов в любой момент возглавить партию. Мельдин одной ногой в могиле. Пока ты секретарь, это одно, но если что, придется бросаться в бой с тем, что есть. А с чем, спрашивается? Если тебя прокатят, если кто-то другой, ну хотя бы этот Омельченко, тебя обойдет, то твой авторитет схлопнется необратимо, ты станешь промахнувшимся Акелой, хромой уткой, причем навсегда. Этого нельзя допустить ни в коем случае.

– Согласен...

– Ну и? – жестко отрезал Беляков. – Раз согласен, так и держи ситуацию под контролем. Задействуй все рычаги. Как внутри организации, так и ресурсы Комитета извне. Не мне тебя учить. Вынужден напомнить, что ты и только ты отвечаешь за то, чтобы их грамотно, правильно, своевременно привлечь. Если что-то нужно, ты обязан запросить содействие по конкретным проблемам, людям. Если кто-то мешает – откроем дело, смутьян отъедет. Или вообще без дела решим вопрос.

– Да тут не кто-то отдельно взятый, вот в чем проблема. Тенденция. Новые люди приходят постоянно, а для них я – никто. Особенно в регионах. Был бы бессменным первым – другое дело. А так – просто один из...

– Просто работай более активно, нарабатывай авторитет каждый день. Надо, чтобы альтернативного вожака, как только скопытится Мельдин, просто не оказалось на тот момент. Чтобы в крайнем случае большинство приняло бы тебя как компромиссную фигуру, как меньшее зло. Чтобы те, кто и не в восторге от перспективы твоего руководства, хотя бы смирились и не вякали. А конкурирующие и угрожающие твоим перспективам поползновения надо давить в зародыше – тихо, но жестко. Ладно, пришлю к тебе аналитиков, обмозгуйте пока там с ними, что и как надо, чтобы устранить угрозу.

В КОКСе ни на день не ослабляли контроль над ситуацией в несистемном российском коммунистическом движении – каким бы жалким, маргинальным и непопулярным в народе оно ни было. Не ослабляли ради того, чтобы оно оставалось таким и впредь в ближайшие годы – пока, наконец, не будет по отмашке сверху ликвидировано раз и навсегда. Вместе с носителями идеи.

Москва, 15 июня 2018 года

В интернет-редакции «Первого российского ТВ» в полдень работа была в самом разгаре. В эти далеко не самые тихие для медиаотрасли недели стержневыми являлись сразу две темы – проходящий в России чемпионат мира по футболу и намерение руководства страны повысить возраст выхода на трудовую пенсию для мужчин с 60 до 65 лет и для женщин с 55 до 63 лет.

Сидящие перед экранами компьютеров выпускающие редакторы оперативно составляли и правили тексты новостных сообщений для сайта телеканала, туда же прикрепляли нарезки репортажей, интервью, студийных передач с ведущими. Косяком шли восторженные комментарии уважаемых и статусных персон о том, какой великолепный подарок правительство Медведева соизволило, наконец, преподнести людям. В речах этих обласканных властью и явно не самых бедных людей мелькали, словно проштампованные где-то в одном и том же месте, такие пафосные обороты, как «старость отодвигается», «расширяется период активной жизни», «опытные работники будут востребованы в любом возрасте». Комментируя, журналисты – авторы сюжетов бросали скороговоркой, что это необходимо из-за неуклонного роста продолжительности жизни, приводящего к тому, что на одного работающего будет приходиться всё больше и больше пенсионеров, что по этому пути уже идут во всех странах. Мол, это как раз и является показателем высокой развитости общества, производства и экономики в целом.

Всего несколько дней назад – как раз тогда, когда правительство внезапно вывалило на народ решение повысить пенсионный возраст – руководству телеканала из администрации президента поступил очередной темник. Там досконально прописывалось, как, под каким углом освещать вопрос, какие приводить аргументы в защиту этой инициативы, какие акценты выводить на первый план, а какие прятать за бравурной трескотней – например, обещанием повысить пенсии на пару тысяч. При этом представлять какое-либо альтернативное мнение, подвергающее повышение пенсионного возраста критике или даже робкому сомнению, запрещалось жестко и бескомпромиссно. Более того – предписывалось даже использовать особые термины: не «пенсионная реформа», а «изменения в пенсионном законодательстве» и даже «совершенствование пенсионного законодательства».

Практически у всех адресатов, кто прочитал эти пункты, невольно возникли ассоциации с Оруэллом и его «1984-м». Но ассоциации ассоциациями, а государевы люди – государевыми людьми. Тем более что они уже успели заполучить лично для себя столько, что о пенсии как таковой можно не беспокоиться. Так что начальство во всех таких редакциях оперативно приняло темник в работу и оформило тезисы Старой площади в виде очередных инструктивных вводных для персонала. Соответствующие распоряжения утвердил и Кондратий Вурст, главред «Первого российского».

Редактор-стажер Оля Гриднева, молодая выпускница МГУ, работала над одним из новостных сообщений. Ему соответствовал подкаст: какой-то заслуженный учитель горячо благодарил родное российское правительство – наконец-то оно предложило закрепить в законе гарантии того, что люди за 55-60 лет всё так же останутся «полноценными и полноправными» сотрудниками. Оля незаметно оглянулась по сторонам, открыла рабочую почту, скопировала из недавнего письма пару абзацев, поместив их в конец текста новости, и нажала кнопку «сохранить». Сразу после этого девушка зашла на сайт, открыла свой уже вышедший материал, прокрутила его вниз так, чтобы на экране были видны последние абзацы текста, и незаметно сфотографировала смартфоном то, что получилось. Тут же зашла в редактуру, загрузила эту самую новость и удалила из текста предпоследний абзац, после чего быстро сохранила. Никто ничего подозрительного не заметил – все были заняты своим делом.

Раздался вибросигнал – Миша, ее молодой человек и жених, писал из Рощино, что объявили посадку до Москвы. В ответ девушка пожелала счастливого полета и, конечно, добавила, что любит и ждет. Он регулярно, три-четыре раза в месяц, приезжал в столицу – по общественным, профсоюзно-политическим делам, а с недавних пор еще и по личным.

Радость Оли от предстоящей встречи омрачали отчаяние и слезы ее мамы, Зинаиды Ивановны – простой санитарки из балашихинской больницы. Вчера пришлось даже вызывать ей скорую помощь – прихватило сердце, подскочило давление.

Своего единственного ребенка небогатая, измученная ударами судьбы женщина, готовящаяся в этом году отметить полувековой юбилей, растила в одиночку. Отца Зинаиды Ивановны давно унес в могилу инфаркт, мама после рождения внучки прожила лишь два года, сгорев от рака. А ее любимого мужчину, русского уроженца Таджикистана, потерявшего обоих родителей во время гражданской войны, убили бандиты – на международной трассе под Барановичами почти двадцать три года назад, по чудовищному совпадению, прямо на следующий день после появления Оли на свет. Антон Вадимович Гриднев, решивший подзаработать перегоном иномарок в Россию, погиб в первом же рейсе и свою новорожденную дочь так и не увидел. Только лишь успел узнать от тещи радостную весть – когда из Бреста, переехав границу, дозвонился домой в Подмосковье.

Второй раз замуж Зинаида Ивановна так и не вышла. Превозмогая первые признаки надвигающегося старения, болезни, выходя на дополнительные смены, несла она свою ношу, не ропща и не жалуясь. Вдвоем в скромно обставленной двухкомнатной квартире-«брежневке» мать и дочь все эти годы жили бедно, но дружно – привыкли обходиться малым. Главной целью было, что называется, вывести Олю «в люди». И вот девушке удалось поступить на журфак МГУ, причем на бюджет. Училась она усердно и увлеченно, получала повышенную стипендию – а в последний год даже именную. К тому же, будучи студенткой дневного отделения, дочь сохраняла право на пенсию по потере кормильца – скудные копейки, но и это лучше, чем ничего.

Сначала бакалавриат, а потом и магистратуру Оля окончила с отличием. И ее сразу же взяли в крупное и престижное государственное СМИ. Зарплата на испытательном сроке не ахти какая, и сама работа пока не слишком высокой квалификации – но резервы для роста всё-таки есть.

Мама успехами Оли, конечно же, гордится и свою жизненную миссию считает выполненной. Казалось, еще чуть-чуть – и уставшей немолодой женщине можно будет уйти на долгожданный заслуженный отдых. Обузой дочери, готовящейся к созданию собственной семьи, она становиться не хотела...

И вдруг, как гром среди ясного неба: у российской власти на Зинаиду Ивановну – и десятки миллионов таких, как она, – имеются, как внезапно выяснилось, иные планы.

Барвиха, 23 июня 2018 года

Солнечная погода, знойная и сухая, прочно установилась на столичной земле. Лето в средней полосе было в самом разгаре, вокруг простиралась сочная зелень, теплый ветер шевелил пышную листву деревьев, где-то справа голубой лентой извивалась Москва-река.

Жаров ехал на своем «лендкрузере» по Рублево-Успенскому шоссе, заметно волнуясь и... в глубине души предвкушая перемены в своей жизни.

Впервые за всё время службы его начальник Андрей Беляков пригласил Жарова на собственную виллу, построенную в одном из самых элитных мест страны.

Два дня назад, в четверг, подполковник, наконец, решился поговорить с Беляковым откровенно. Накануне, в среду, начальник КОКСа на личном бизнес-джете вернулся в Москву из Женевы после проведенных там в тревоге и скорби двух недель – вместе с телом умершего от инсульта генерала Волина, а назавтра ему предстояло хоронить своего наставника и благодетеля. Пока Беляков отсутствовал, Жаров и приданные ему аналитики времени зря не теряли. План мероприятий по нейтрализации угроз положению «крота» в РКП был готов, просчитан и выверен – исходя из актуальной обстановки и ресурсов, которые целесообразно использовать.

Беляков выслушал доклад и утвердил документ без особых вопросов. Тут Жаров и решил попытать счастья. Максимально осторожно и вежливо он поинтересовался, доволен ли Беляков его работой и есть ли возможность рассчитывать на очередное повышение по службе.

Начальник КОКСа пристально посмотрел в глаза подполковнику, подождал немного и бросил неопределенно, спокойным и нейтральным тоном:

– Работай как работаешь, Леша... – И, спустя несколько секунд, уже более официально: – Можешь идти.

А поздно вечером в пятницу раздался телефонный звонок от Белякова:

– Жду тебя завтра у себя на даче к пятнадцати ноль-ноль. Координаты и схему проезда после главных ворот сейчас скину. Автоматика пропустит твою машину по ее номеру и твоему лицу, внесу данные в базу на завтра.

...На всякий случай Жаров приехал с получасовым запасом по времени – в любом случае, опаздывать было недопустимо. Ожидая, он припарковал машину в ста метрах от указанного места – там был какой-то не слишком приметный снаружи режимный элитный поселок за высоченным забором. КПП с глухими воротами, бойцы ФСО с автоматами – всё как полагается. К нему практически сразу подошли двое «коллег», но, увидев извлеченное из борсетки служебное удостоверение, сразу же без лишних вопросов ретировались.

Наконец, время пришло. Жаров двинул машину в направлении КПП – камеры считали номер автомобиля и лицо водителя, и створка ворот автоматически сдвинулась вбок. А спустя две минуты, ровно в пятнадцать, после двух поворотов, как и было указано в схеме, он уже въезжал в личное поместье генерала армии.

Рядом с воротами размещалась парковочная площадка для гостей – там Жаров и оставил машину.

Выйдя и осмотревшись, подполковник практически сразу увидел начальника – немного в стороне от основного здания, фактически целого дворца, располагался большой бассейн, а к спуску примыкал пляжный сектор – мягкие изысканные лежаки, навесы, столы, кресла – простые и массажные. Там же – толстая мраморная полуколонна в античном стиле, в которую встроен мини-бар.

Беляков, в одних плавках, хоть и коренастый, но подтянутый, без капли лишнего жира – и не скажешь, что ему уже исполнился шестьдесят один год – как раз вылезал из бассейна. Руку не подал, только приветственно махнул – то ли потому, что она была мокрая, то ли из-за того, что с подчиненными очень редко обменивался рукопожатием.

– Как доехал, Леша?

– Спасибо, отлично, шоссе практически свободно, товарищ генерал армии.

– Выпей немного с дороги, хоть ты и за рулем – ну, чисто символически. В память о Владиславе Степановиче. По русскому обычаю...

Генерал достал из мини-бара водки и налил по чуть-чуть в две хрустальные стопки. Потом поставил на столик бокалы, бутылку клюквенного морса и большое блюдо, сплошь занятое тарталетками с белужьей икрой.

Выпили не чокаясь, запили и закусили:

– Земля пухом...

– Вечная память...

Беляков предложил гостю разместиться в простом кресле напротив, под зонтом. Сам же лег загорать на широкий лежак, накрытый дорогим махровым полотенцем.

Жаров увидел на коже генерала шрамы – следы ран и ожогов. Кажется, тот когда-то упоминал, что в молодости угодил в серьезное ДТП...

– Значит, задумываешься о карьерном росте, Леша? – без дальнейших предисловий произнес начальник.

– Так точно, Андрей Валерьевич, – вежливо, с долей подобострастия и надежды ответил Жаров.

– Это хорошо. Как говорится, плох тот рядовой, который не мечтает стать генералом. И у пруссаков такая же пословица была, знаешь – «в каждом солдатском ранце лежит маршальский жезл»?

– Знаю... товарищ генерал армии.

Они помолчали.

– Видишь ли, Алексей... Ты... скажем так... на своем месте. На своем, – медленно, с расстановкой, начал говорить Беляков. – Ты выполняешь важную и ответственную, можно сказать, стратегическую работу. Ты один из тех, кто держит... на поводке это гетто, этот несистемный коммуняцкий... паноптикум. Системный, понятно, держат другие люди, из администрации... В том числе и благодаря тебе в этом... безнадежно протухшем красноватом протобульоне уже больше никогда не зародится ничего подобному тому, что зародилось в России в начале двадцатого века. Мы все довольны этой работой, в том числе и твоей работой... И ты должен быть доволен. Да, ты – одна из серьезных удач нашей службы, не скрою. Ты занимаешь ключевое место в этом сегменте, без преувеличения. И, будем рассчитывать, скоро именно ты возглавишь РКП. Но, видишь ли, видишь ли... – стал повторяться Беляков...

И внезапно смолк: откуда ни возьмись, прибежала и проворно забралась прямо на лежак, прижавшись к генералу и положив блондинистую головку на его мускулистую волосатую грудь, девочка. Лет двенадцати-тринадцати на вид. С очень симпатичным, курносым лицом, пухлыми полуоткрытыми губами, живыми и ясными голубыми глазами. Прекрасно сложенная – не худая и не толстая, ни единого намека на якобы модную астеничность, с очень даже приятными округлостями, с хорошо развитой грудной клеткой, сильными плечами, руками, ногами. Судя по тонусу фигурки и в то же время по гибким, пластичным и уверенным движениям, явно занимающаяся спортом – скорее всего, гимнастикой или плаванием. Уже успевшая неплохо загореть.

И при этом... нагая – то есть полностью нагая, без купальника. Без верха и даже без хотя бы тонких стрингов. И, судя по равномерности загара, похоже, девочка купальник вообще не носила.

Жаров меньше всего ожидал увидеть такую картину. То есть он, конечно, понимал, что Беляков здесь полновластный хозяин... впрочем, далеко не только здесь... И что простой подполковник без каких-либо привилегий отнюдь не является тем человеком, перед которым всесильному начальнику КОКСа следует соблюдать элементарный такт. Лихорадочно соображая, как на это реагировать и реагировать ли вообще, он, в первые несколько секунд ошарашенный и нескромно уставившийся прямо в лицо девочке, наконец, инстинктивно отвернулся, принявшись демонстративно глядеть куда-то вдаль, на ухоженный густой газон в английском стиле, охватывающий практически весь обширный придворцовый участок. Будто главный герой перестроечного кинофильма, который наткнулся на работавшую в костюме Евы секретаршу, до необычного и вызывающего вида которой никому из снующих вокруг заводских коллег не было никакого дела.

– А-а... – Беляков, наконец, счел нужным хоть как-то прокомментировать. – Это Катюша, моя лоли. – И похлопал своей массивной пятерней по плечу улегшейся рядом с ним девочки. – Катюша, это Алексей, мой подчиненный.

«Как он сказал? – подумал Жаров. – Лоли»?

Переспрашивать и тем более пытаться узнавать подробности он, разумеется, не стал, будучи уверен, что расслышал и понял правильно слова генерала. Да, именно этим жаргонным термином всё это... вот это всё подобное... и называется. Американская элита к этому, кстати, тоже дышит неровно – в период победных для Трампа выборов его соперники-демократы вляпались в нешуточный, но быстро замятый скандал – какого-то устроителя этой схемы пришлось даже убрать прямо в тюрьме как ненужного свидетеля...

Лоли подняла головку с груди Белякова, привстала, потянулась к столику и принялась живо уплетать за обе пухленьких щечки тарталетки с икрой.

– Ну, давай, беги поплавай, нам вдвоем надо поговорить о серьезных вещах, – Беляков отправил девочку в бассейн, по-хозяйски приложив ладонь к ничем не прикрытой упругой девичьей ягодице – то ли слегка шлепнув, то ли грубо погладив.

Послушно припустив, сверкая пятками, лоли подбежала к бассейну и рыбкой скользнула в воду, после чего с явным удовольствием принялась в ней плескаться, уверенными тренированными движениями нырять, увлеченно туда-сюда плавать самыми разными стилями – на животе, на спине, по искрящейся солнечными бликами синеватой поверхности и в глубине под водой...

– Так, Леша, на чем мы остановились? – произнес генерал армии. – А... На том, что ты на своем месте. Каждый из нас на своем месте. Это закон нашего общества, общества, в котором мы все живем. Общества, за стабильное и незыблемое существование которого мы с тобою отвечаем, – наставительно подчеркнул Беляков. – А что это значит? – задал он риторический вопрос.

Жаров внимательно, без лишних слов, слушал. Возникло и усиливалось какое-то гнетущее, безнадежное ощущение. К тому же усугубленное тем, что он здесь видел.

– Леша, мне очень, поверь мне, очень жаль, если за сорок лет жизни ты так не и понял, не воспринял фундаментального принципа, который лежит в основании любого нормального общества, в том числе и нашего. Что ж, мне не жалко тебе его озвучить и разъяснить. Вот что гласит сей принцип. Есть люди наверху – которые держат в своем ведении, в своем владении все относящиеся к обществу блага, распоряжаются ими – и так же распоряжаются действиями и судьбами остальных людей, тех, кто внизу. Тем же, кто внизу, выпало проводить в жизнь волю и замыслы тех, кто наверху. Благодаря этой концентрации всеобщих ресурсов, прав и полномочий в одних руках, в узких кругах владетелей, общество и крутится, и работает, и развивается как сложная, высокодифференцированная система. Где у каждого своя роль, свой участок ответственности. Повторяю: у высших есть непреложное, монополизированное право на принятие решений, касающихся широких слоев общества, судеб всех людей, а не только самих высших и их семей. Потому что решение в конечном итоге может быть только одно – иначе всем будет непонятно, что вообще делать и кого слушать.

Генерал армии несколько секунд внимательно смотрел подполковнику в глаза, наставительно подняв вверх указательный палец.

– Да, высшие действуют прежде всего исходя из личных интересов, – продолжал Беляков, словно в чем-то оправдываясь. – Но, во-первых, именно эта возможность и служит тем стимулом, который побуждает людей постоянно стремиться всё выше и выше, конкурировать за право решать не только за себя, но и за многих других – таким способом вычленяются наиболее цепкие и приспособленные люди и ассоциации, способные эффективно вести за собой. А, во-вторых, это – универсальный критерий успеха и такого человека, и его группы, и выбранной стратегии. Чем большего могущества и личного – да, самого что ни на есть личного, эгоистического, благосостояния удалось достичь, пусть и за счет других, – тем очевиднее окружающим, что именно это действующее и решающее лицо – тот, кого надо слушать. Это и есть авторитет, оцениваемый по единой шкале – простой, одномерной и универсальной. Как раз для этого, а не только ради личного наслаждения и релакса высших людей работает механизм так называемого статусного потребления. Понимаешь, о чем я?

– В общем, конечно... благодарю вас за то, что так подробно разложили по полочкам, что называется, – тщательно скрывая свои чувства, озадаченно пробормотал Жаров.

– Очень хорошо. Идем дальше. Нормальное, здоровое построение общества предполагает и настоятельно требует, чтобы одни решали, а другие повиновались. Чтобы у высших было изобилие и избыток всего, что только есть на белом свете, а у низших – постоянная нехватка даже минимально необходимых для жизни благ. Чтобы низшие были жестко зависимы от высших, удерживались на коротком поводке. Чтобы решение возникающих проблем высшие спускали на низших – а когда проблемы решены, то именно высшие, а не низшие потребляли получившиеся плоды. Понимаешь?

– Так точно. Есть дисциплина и иерархия подчинения. Как положено по Уставу хотя бы нашей службы...

– Да не то! – раздраженно отмахнулся Беляков. – Я имею в виду не только службу, работу и всё такое прочее. А в более широком смысле – всю жизнь общества. Фундаментальное разделение, описанное только что мною. Разделение на кого? На подлинных владетелей и на всех остальных – и этот статус неотчуждаемый, он распространяется на все без исключения общественные отношения и не зависит от того, находится человек в служебном кабинете в рабочее время или нет. Это – неотъемлемый хозяйский, прямо скажу, господский ранг! Да – господа и простонародье! Именно так!