Текст книги "Чаша отравы (СИ)"

Автор книги: Игорь Герасимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 49 страниц)

Отец задумался.

– Интересно, очень интересно... Сон, значит?.. Хм... Ладно, с почином! Будем нарабатывать массив, так сказать, наблюдений и опыта.

Поговорив еще о том, о сем и допив чай, попрощались. Наташа поехала к себе в институт. Сегодня не было ни занятий и в аспирантуре, ни преподавательской работы. Но предстояло уточнить кое-какие вопросы по научному исследованию.

Вечером созвонилась с мужем, уже завершавшим дежурство. Решили, где отметить годовщину знакомства.

Припарковав у ресторана машину, недавно, в конце года, купленную, Наташа вошла вовнутрь. Нашла сидящего за столиком Максима. Поцеловались. Стали изучать меню.

– Проголодался, как не знаю кто, – сказал Максим. – После обеда ничего не ел. Да и на обед только чебуреки и сок.

Наташа вздрогнула.

– А где вообще обедаешь?

– Когда как. Сегодня на Славинского, в буфете автостанции паек купили... Что с тобой? Всё в порядке? – испугался Максим, глядя на резко изменившуюся в лице жену.

– Ничего особенного... В туалет только отойду. Ты пока заказ сделай...

Она достала смартфон и быстро набрала номер отца...

– ...Ты уверена? – спросил профессор.

– Только факты.

– Может, ты знала эти подробности?

– В том-то и дело, что нет. Никогда не интересовалась. Может, это мне как жене и в минус. Готовлю ему, конечно, когда дома, но где он обедает на службе – не спрашивала. Кроме того, он же сам говорит, что каждый день по-разному, где придется...

Отец некоторое время молчал в трубку.

– Ладно, пробью сейчас по интернету, кого и когда там... Наверняка есть информация... Если подтвердится, придумаю, как максимально аккуратно предупредить. Не беспокойся, время не потеряем... Ну надо же... Ладно, давай...

Наташа спрятала телефон в карман пиджака и подошла к раковине. Умылась, посмотрела зачем-то на себя в зеркало, не мигая, широко раскрыв и без того большие красивые глаза – словно не веря, что всё это происходит на самом деле.

Пора к Максику, а то он уже там наверняка разволновался, подумала она.

Москва, 4 февраля 2020 года

Сознание всё время куда-то «уплывало», рациональные мысли смешивались с явно бредовыми, сон и явь причудливо переплетались.

К вечеру того проклятого вчерашнего дня, когда Иван, вконец вымотанный после истязаний, лежал на кровати в какой-то отдельной небольшой палате, его стремительно настигли симптомы сильного гриппа.

Страшно болела голова и горло, пропал голос, ломило и выворачивало всё тело. Впрочем, это и само по себе неудивительно после перенесенного кошмара, но тут со всей очевидностью добавлялась и инфекционная составляющая. Поднялась температура, явно уже под сорок. Безумно хотелось пить.

«Ковид» этот пресловутый? Вроде нет, в Россию он еще не пришел, по крайней мере, массово. На протяжении этих показавшихся ему вечностью часов, помнится, несколько раз делали уколы – когда он куда-то «отходил», – возвращая его назад, в их лапы. В самом конце сделали последний, оказавшийся усыпляющим, укол – и он упал в блаженное небытие. Проснулся на этой койке, уже терзаемый болезнью.

Странно... Обычно Иван не болел инфекционными недугами настолько сильно, чтобы так свалиться. На иммунитет он не жаловался – если какая зараза и нападала, то всё проходило малосимптомно, смазанно, продолжалось недолго. Разве только сбой в его работе именно от этой пытки. Но вот чтобы так сразу?

Наверняка что-то ввели, сознательно и целенаправленно – какой-то вирусный агент. Например, это нужно, чтобы изолировать Смирнова на некоторое время, неделю-две-три, от непрошеных гостей – адвокатов или членов ОНК. Кроме того, чтобы выставить как бред при сильной лихорадке всё то, что будет рассказано про пытки. Наверняка болезнь зафиксируют должным образом, в документации, в анализах.

Увечий и повреждений не было. Осталась только память о страдании, от которого невозможно никуда скрыться. Об отчаянном желании провалиться в небытие, прекратить чувствовать что-либо, вообще осознавать себя, мыслить, понимать. Такого он действительно еще не ощущал никогда в своей жизни, и даже вообразить себе не мог, что вообще возможны такие физические мучения, такая чудовищная терзающая боль, к которой в принципе невозможно привыкнуть.

Каждую секунду на протяжении этих часов Смирнов, распятый и недвижный, яростно боролся с кем-то другим – то есть на самом деле с самим собой, отчаянно желающим крикнуть палачам то, что они так хотят услышать. Чтобы, наконец, прекратить этот ад... Пообещать прислуживать им, но как? Или выдать Жарова с его флешкой, но тогда бы его, хоть и перестали мучить, но уже точно не оставили бы в живых. Такого простым смертным знать просто не положено. Прикончили бы вместе с «предателем». Жарова пытали бы максимально жестоко, а Смирнову из милости и благодарности «даровали» бы «нежную смерть».

Нет, всё же он так и не сдался, не пошел к ним на поклон. Пафосно, конечно, звучит, но он может собой гордиться. Не каждый так сумел бы.

И еще у него возникло и усиливалось смутное предположение, весьма интересное и перспективное. Хоть и маловероятное, но всё же. Связанное с несостоявшимся партийным вожаком и его секретами. Иван выделил несколько опорных моментов. Очевидно, что Жаров жаждал карьерного роста, но ему, скорее всего, хода не давали даже тогда, когда он был «на коне». Подполковник в сорок лет, а сынок Белякова, намного моложе выглядящий, уже замначальника, генерал. То, как с Жаровым обращались, как посадили на приставной стульчик... Нет, неспроста он устроил прослушку. Хотел что-то важное получить. Вот и получил... А теперь его вообще задвинут за шкаф, с его-то амбициями. Теперь всё для него абсолютно безнадежно. То, для чего подполковника все эти десятилетия «растили», обратилось в прах. А сынок главаря КОКСа бойко и неудержимо идет в гору, на глазах у Жарова. «Принцу» доступны все богатства и вся власть...

В ходе разговора в беляковском кабинете Смирнов, уже выстроивший в общих чертах эту схему, постарался дать как можно больше установок-напоминаний, в том числе рассчитанных и на разоблаченного «крота»... То, например, что карьерный рост в России светит только «своим». Да и Белякова не забыл – его больное место, как видно, то, что когда-то «отцы-основатели» договорились с западными партнерами о «сливе» социализма в обмен на приобщение к глобальной элите. А по прошествии времени выясняется, что не выходит каменный цветок, как ни тужься. Получается, всё пропало. У разбитого корыта оказались. Нет, конечно, не у разбитого, они все в шоколаде за счет народа, но не то, не то... Хотелось изначально качественно большего...

Ах, да, Жаров же – химик, высококлассный специалист по ядам... Это известная информация в левой среде. Чем черт не шутит... Если он однажды, рискуя жизнью, подкинул начальнику жучок, то... Нет, вероятность этого, конечно, мала... Но – явно ненулевая. Всё логично и непротиворечиво.

В общем, остается только, закинув нужные семена в обе вспаханные борозды, ждать всходов. Во всяком случае, в его положении больше ничего сделать нельзя.

Можно, конечно, объявить голодовку в знак протеста. Можно и нужно – растрезвонить всем о том, как тут пытают! Впрочем, это, увы, для России не новость...

И еще что-то смутно помнил Иван, изнывая от лихорадки. То, как в разгар истязаний он вдруг внутренним взором ощутил какой-то непонятный белый свет, завораживающее лучистое сияние. И в этом сиянии смутно, как сон или бред, виделся образ красивой девушки с большими широкими глазами. И она его ободрила, и даже дала понять, что он прав... Не сказала, конечно, но он это почувствовал. Бред, конечно... под пыткой, когда сознание то и дело норовит «потонуть», и не такое можно ощутить. Но, тем не менее...

Москва, 4 февраля 2020 года

– С этим надо что-то делать, – сказал Винтер. – Не теряя ни дня. Если это правда?

– А если провокация? – спросил Галкин. – Хотя они на такое вполне способны...

– Факт остается фактом – сегодня никого к нему не пустили. Ни адвоката, ни из ОНК. Говорят, в инфекционном изоляторе, но мы же всё понимаем... – сказал Кузнецов.

Несколько человек из ЕКП и РКП, ядро вероятной будущей объединенной организации, сидели вечером в подвальном офисе и обсуждали ситуацию со Смирновым.

Накануне вечером четырем известным активистам на их адреса пришло очень странное письмо одинакового содержания. С явно одноразового аккаунта, без подписи:

«Хочу довести до вашего сведения, что подследственный Иван Смирнов, задержанный 26 января сего года и содержащийся в СИЗО в Лефортово, днем 3 февраля был подвергнут пытке электрическим током в секретном помещении, которое специально оборудовано для подобных целей. Я являюсь одним из тех, кто причастен к этим тяжким должностным преступлениям, и по этой причине назвать себя не могу. В то же время я решил, что больше не имею права быть молчаливым соучастником происходящего. Доказательств сообщенного у меня нет, я только сигнализирую. С уважением».

В конечном счете, коммунисты решили через депутатов Госдумы от имени редакции газеты «Красный рубеж», где Иван публиковался, направить запросы руководству КОКСа и ФСИНа с просьбой прояснить ситуацию с недопуском к заключенному, а также в Генпрокуратуру и ОНК с просьбой взять дело под контроль. Анонимное послание аргументом быть не могло, и поэтому заявители выражали обеспокоенность тем, что к Смирнову никого, ссылаясь на карантин, не пускают, и просили дать согласие направить к нему независимых гражданских врачей. Также было решено усилить шум в Сети и направить информацию на Запад, в том числе левой общественности...

За несколько часов до этого разъяренный Скворцов собрал прямо в «операционной» персонал «специзолятора» – тех самых трех человек, непосредственно участвовавших в пытке, а также сменных санитаров, которые присматривали за лежащим сейчас в боксе-палате Смирновым. Чтобы пока «приглушить» и «изолировать» заключенного, ему после «процедуры» ввели специальный гриппоподобный штамм – передающийся только через кровь и в повседневности не заразный.

– Произошла утечка. Утечка! Источник мы ищем. Я вынужден повторить, что любое разглашение того, что тут происходит, строжайше запрещено, – шипел замначальника КОКСа. – Даже сослуживцам нельзя говорить, кого... тут... когда и как. Вам надбавки платят не только за работу, но и за сохранение государственной тайны.

Все молчали.

– Того, кто слил, будем иметь по полной, он будет молить о смерти, но она к нему придет очень нескоро! – зловещим тоном сказал Скворцов.

Он взял со столика гибкий зонд диаметром около полусантиметра и длиной несколько десятков сантиметров. По всей своей поверхности он был утыкан маленькими пупырышками. Генерал-майор нажал кнопку, и между всеми парами пупырышков заискрились разряды, как у шокера. Медленно, потряхивая, пронес адскую гирлянду перед лицами каждого из младших подчиненных, с удовольствием наблюдая, как они бледнеют.

– Предупреждаю... Пощады не будет... – шипел Беляков-младший.

Помолчал, пристально глядя каждому в глаза. Кинул зонд-шокер на стол.

– Всё! Свободны! – гаркнул он и добавил уже тише: – Пока свободны...

И, повернувшись, стремительно вышел из «операционной».

Под подозрение попал и Жаров. Но непосредственно ему ничего не «предъявили», по крайней мере, не в такой форме, как «медперсоналу». Скворцов лишь в разговоре с ним небрежно уточнил, не проболтался ли он кому-нибудь о произошедшем. Искренним удивлением подполковника он был, казалось, удовлетворен.

Исходную точку отправки письма установить не удалось. Формально оно пришло из-за границы. Очевидно, тут использовались прокси, VPNы, TORы и тому подобное...

Москва, 9 февраля 2020 года

Шел третий и последний день съезда Рабочей коммунистической партии. Делегаты избрали новый состав ЦК, а также приняли резолюции о курсе на объединение с ЕКП и об осуждении преследования Ивана Смирнова – с требованием немедленно освободить политзаключенного и предать суду всех тех, кто его пытал.

После закрытия съезда начался организационный пленум Центрального комитета.

– Товарищи, какие будут предложения по кандидатуре первого секретаря? – спросил старейший по возрасту член новоизбранного ЦК Матвей Грабаров, единственный, кто, согласно процедуре, в этот момент сидел за столом президиума.

Встал Никита Кузнецов:

– Ольга Омельченко.

– Еще будут предложения? – спросил Грабаров.

Никто не ответил.

– Кто за то, чтобы избрать первым секретарем Центрального комитета Рабочей коммунистической партии Омельченко Ольгу Антоновну?.. Счетная комиссия, прошу работать... Восемнадцать... Спасибо, прошу опустить... Кто против? Ни одного. Кто воздержался?.. Шесть... Спасибо... Решение принято. Ольга Антоновна, я вас поздравляю, это высокое доверие и высокая ответственность. Уступаю вам место как представитель старшего поколения представителю нового поколения.

Под аплодисменты членов ЦК Оля, немного неуклюжей из-за своего положения походкой, но при этом демонстрируя уверенность, с высоко поднятой головой, зашла за стол президиума и встала по центру.

– Спасибо, товарищи, за доверие. Клянусь вам, что я продолжу дело Михаила, – грустно взглянула на один из двух траурных портретов, висящих на стене за столом. – Мы все вместе продолжим его дело. Это будет ему лучшей памятью... Есть предложение сформировать президиум ЦК...

В президиум, как и планировалось, вошли наиболее активные члены команды покойного Омельченко.

Пленум продолжался недолго. В фойе членов ЦК ждали остальные делегаты съезда, активисты РКП, гости, в том числе из ЕКП, отныне союзной во всех смыслах, можно даже сказать, братской партии. Последовали рукопожатия и радостные поздравления...

Минск, 1 марта 2020 года

В просторной трехкомнатной квартире полковника КГБ Григория Дашкевича и его жены Надежды Кирилловны собралась вся большая семья – сыновья Саня и Максим, со своими женами, Ирой и Наташей. Еще жена Дениса – Вика, переехавшая недавно из Москвы, после той страшной трагедии. И, наконец, отец Наташи, профессор Егор Огарёв, и мама Алла Михайловна, начальник отдела в БелТВ. У Иры родителей не было – погибли в автокатастрофе в конце двухтысячных, и она выросла в детдоме.

Сели обедать за стол.

– Как Денис? – первым делом спросил у Вики Григорий Валентинович.

– Утвердили обвинительное заключение, передали в суд.

– Будете ходатайствовать о суде присяжных и вообще по максимуму бороться? – спросила Надежда Кирилловна, судья одного из минских райсудов.

– Нам дали понять, что его осудят так или иначе, состав преступления в любом случае налицо. На присяжных решили не настаивать, вину признаёт частично. По УК особого порядка тут не положено, но всё равно это должно смягчить участь. Задача защиты, конечно, – переквалифицировать, чтобы кровную месть хотя бы убрали.

– Ясно... – протянул полковник. – Жуткая история. У нас такое давно вообразить невозможно. Как вы там жили, просто не представляю.

– Я тоже, если честно. Как переехала сюда, такое ощущение, словно из ада сбежала. Чувствую, конечно, вину перед Денисом. Что он там в тюрьме, а я тут. Однажды спустили на него этих бандитов, чуть не убили. Сволочи. Переживаю, скучаю страшно, реву по ночам... Но он сам сказал, чтобы я пока тут пожила и в Россию не совалась. Пока он будет искупать... Это его выбор. Наверное, я говорю страшное, но в чем-то он прав. Если закон на стороне преступников, если преступники силой закона отказывают невинным в защите, а то и репрессируют, что еще остается?

– А давайте еще сюжет сделаем? – спросила Алла Михайловна.

– Ох, спасибо вам большое, – сказала Вика. – Надо бы... Не поможет, конечно, но хотя бы людей предупредить...

Все помолчали. Для белорусов всё это было чем-то совсем далеким и незнакомым.

– Нравится у нас? – спросила Надежда Кирилловна.

– Не то слово. Тут вообще как-то по-другому, тут... тут светло, вот. Просто светло и спокойно. Если бы мы с самого начала здесь поселились...

– Некоторым очень не нравится спокойствие. В этом году может быть очень жарко, – немного помолчав, сказал полковник.

– В смысле? – спросила Вика.

– Змагары. БЧБ. Будут на волне президентских выборов в очередной раз пытаться Батьку сковырнуть. Есть опасения, что серьезно и с размахом – хотя некоторые коллеги и смежники уверены... или надеются... что обойдется, как и раньше. Но в любом случае хрен у них что получится. Правда, ребята?

– Не выйдет! – сказал Саня, офицер-танкист.

– Защитим! – подтвердила его жена Ира, офицер сил специальных операций.

– Ну а на тебя, Макс, очевидно, придется первый удар при любых сценариях, – сказал отец. – Не подведешь?

– Ты что, пап? Нет, конечно, – сказал он. Посмотрел на Наташу, она ему ободряюще улыбнулась. – Будет, как на Майдане?

– Да, могут попытаться по схожему варианту, хотя бы для пиара, – подтвердил полковник. – Только никто им не позволит встать лагерем и гадить, сразу прогонят. Поэтому, думается, скорее карусель летучих уличных протестов, с той или иной степенью ожесточенности... Да, главное отличие от Украины в том, что наш – не сольется.

– Значит, и мы будем стоять, – уверенно сказал Максим.

На днях его, наконец, приняли в минский ОМОН. Сейчас шли рутинные хлопоты по переводу и адаптации на новом месте. Собственно, по этому значимому для биографии случаю все и собрались за столом в воскресный день.

– И тебе, Надюш, видимо, поработать придется. Применить закон в отношении тех, кто попрет... А их будет много... – добавил Григорий Валентинович.

Жена вздохнула.

– А чего хотят эти... как их... змагары? – спросила Вика.

Полковник немного подумал и ответил:

– Чтобы у нас в Беларуси появились «хозяева жизни», и они могли бы вот точно так с обычными, простыми людьми расправляться, как с вами... те... Вот этого и хотят. Если коротко. Я их в свое время собственноручно отстреливал, как бешеных собак, и не жалею об этом, и не скрываю... Так-то они незаметны у нас, но есть в любом, даже самом благополучном обществе. В нашей республике у них руки коротки, поотрывали давно. Но – мечтают, мечтают... Как людей давить будут, гнобить, грабить, насиловать.

– Согласен, Гриш, – сказал профессор. – Редкостные мрази. Фашисты.

– Угу, – подтвердил полковник. – Но они не пройдут. Как говорится, но пасаран.

Москва, 20 марта 2020 года

– Значит, глухо? – спросил Иван адвоката.

– Да. Тут прямая директива, это очевидно, – подтвердила Кристина Владимировна. – Я, конечно, буду доказывать суду всю абсурдность обвинений, но ничего не гарантирую. Процесс, разумеется, закрытый, засекреченный.

– Да, знаю. Я сам с недавних пор юрист, правда, только по диплому, непрактикующий. Я в шоке, коллега. Не знал, что так обернется, если честно.

Следствие близилось к концу. Смирнова обвинили в государственной измене в форме выдачи гостайны иностранцам. Государственная тайна – это тот факт, что Жаров – законспирированный агент КОКСа. А иностранцы – это гости съезда РКП из-за рубежа, которые тоже смотрели удостоверение «крота» наравне с остальными.

Да, Иван не был допущен к секретам. Но, по утверждению следствия, он был обязан понимать, что на раскрытие личности сотрудника спецслужб у него нет права. Это, мол, и так должно быть ясно. Найденное удостоверение он, очевидно, должен был послушно сдать в «контору», да еще и подписку о неразглашении дать?

Как всё же обернулось... Ведь эти злодеи уничтожали СССР под лозунгом борьбы против какого-то там «тоталитарного наследия», обличали репрессии. А как их власть утвердилась, так везде и всюду... эти самые прослушки, обыски, запреты, доносы, заведомо абсурдные обвинения, выбивание признаний из подследственных, нулевой процент оправдательных приговоров. Но нынешние массовые политические репрессии – уже в интересах антисоветчиков. Как говорится, эти репрессии – тех, кого надо, репрессии. Карательная система – инструмент в руках господствующего класса. Инструмент подавления. А господствующий класс – это те, кто отнял у народа его имущество и присвоил себе, кто делит между собой доходы от него.

Нынешняя Россия в правовом аспекте – это мир, придуманный Кафкой, думал Иван. Ему вспомнилось весьма характерное дело. Когда простую обывательницу осудили за отправку одной СМС грузинскому абоненту об открытом прохождении где-то рядом военной техники, причем осудили спустя много лет после завершения осетинского конфликта... Поистине, приписывают социализму то, что присуще им самим!

И пытки, конечно. Как там Светоч-то, Солженицын, совесть нации, писал? «Если бы чеховским интеллигентам, всё гадавшим, что будет через двадцать-тридцать-сорок лет, ответили бы, что через сорок лет на Руси будет пыточное следствие... ни одна бы чеховская пьеса не дошла до конца, все герои пошли бы в сумасшедший дом». Ну, так вот, тот жуткий день... Когда эти выродки его беспощадно жгли током на протяжении многих часов... И ничего им не было. На все его жалобы, на ходатайства о возбуждении уголовного дела, на все запросы товарищей и депутатов один ответ – «подтверждений не нашло». Ну, приходили к нему из различных ведомств в камеру, брали объяснения, во всех подробностях, а что толку? Его слово против слова здешних хозяев. Медэкспертиза, когда его выписали из изолятора, ничего не нашла. И врачи в составе ОНК тоже ничего уже не могли увидеть. Умеют работать, не то, что фашисты когда-то. Следов вообще не оставляют. То, что седых волос на висках стало заметно больше именно после этого, конечно, не след... Ну, и полились, как рассказала адвокат, глумливые комментарии в привластных телеграм-каналах – мол, горячечный бред, что взять-то с больного...

А тут еще на днях вот этот новый искусственный вирус настиг Россию. Говорят, грядут совершенно дикие, беспрецедентные карантинные меры. Впрочем, для Ивана это не новость. Пришел не вирус сам по себе. Не отрицая его существования как такового и его реальной опасности для многих людей, можно со всей уверенностью сказать, что «пандемия» послужит поводом для начала реализации глобального проекта наступления капитала на народы планеты. Крупнейшего капитала в его максимально консолидированной форме. То есть, согласно определению, – фашизма. Глобального фашизма. И его доморощенного ответвления. Жаль только, думал Смирнов, многие левые, марксисты, приверженцы строгого классового подхода, в упор не замечают этих новых социальных раскладов. Или не хотят замечать, предпочитая прятать голову в песок?

Барвиха, 22 марта 2020 года

Беляков-старший не желал признаваться себе в глубинном страхе, гнал от себя мрачные мысли – но хлесткие слова Смирнова о том, что западные партнеры их кинули, запали генералу армии в душу.

Еще и еще раз начальник КОКСа анализировал имеющиеся у него сведения, вспоминал и прослушивал разговоры с «куратором по России» Биллом Бутчером, но однозначного вывода сделать было невозможно.

Поэтому он решил посоветоваться с одним из Глашатаев, то есть представителем той когорты, которую придали ему и его «Братьям и Сестрам» по рангу, для того, чтобы быть их своего рода «советниками», «глазами и ушами». Дело в том, что Вершители – те несколько десятков человек, кто облечен высшим правом принимать любые принципиальные решения по России, могли изначально придерживаться на те или иные возникающие проблемы самых различных взглядов. И именно для выработки консолидированной позиции они прибегали к услугам Глашатаев. Исходя из актуальных вызовов и разногласий, заранее составлялся список вопросов. Глашатаи, используя специальные методики и препараты, вводили себя в транс, и во время «сеанса» эти вопросы им задавали, а они отвечали. В официальной «орденской» мифологии считалось, что информацию в ходе таких процедур они якобы получают напрямую от «Духа Внутренней Земли» Аримана, пророком и воплощением которого в здешнем мире считался «Высший Отец». Так это было или не так, но, как правило, различные Глашатаи независимо друг от друга «получали» схожую информацию. Это позволяло решать вопросы беспроблемно, эффективно и оперативно, избегая пробуксовок и расколов. Глашатаи имели право совещательного голоса, но к их вердиктам прислушивались все Вершители. Система за эти десятилетия отлично себя зарекомендовала и не давала сбоев.

Глашатай Яков Царев, дальний родственник Белякова, приехал на виллу начальника КОКСа на целый день. Они изысканно пообедали, поговорили о текущих делах. Расслабились в спа-комплексе. Оба, на пару, воспользовались «услугами» Кати-лоли. И потом Царев наедине начал обучать Белякова правильно входить в особое состояние...

– ...Не знаю, что у тебя получится, это не всем дается, и надо много тренироваться, – сказал Яков, когда они шли от дворца к площадке, где был припаркован автомобиль гостя. – Странно, что ты решил попробовать. Но, с другой стороны, не ты первый, кто меня просит. И раньше, кстати, высшие люди косяком шли в эти сферы. У нас в России, накануне революции. Смотрел ведь фильм «Агония»? Бадмаев там и прочие?

– Типун тебе на язык, – мрачно сказал Беляков. – У нас всё под контролем. У меня, у тебя, у наших Братьев и Сестер.

Царев ничего не ответил.

– Ладно, в общем, пробуй... Если что, зови для следующего раза, будем продолжать. Спасибо за гостеприимство, очень понравилось. Лоли твоя просто супер!..

– Давай, пока.

– Пока.

Попрощались, пожали руки.

Беляков повернулся и направился обратно во дворец.

После ужина прошел в спальню. Девочка уже ждала там.

– Катюш, я небольшой психоэксперимент проведу. Пригляди пока... – начальник КОКСа разделся донага, уселся на широкую двуспальную кровать. Достал одну из ампул, которые оставил Яков, наполнил шприц. Перетянул руку под локтем, поработал кулаком.

– Ширнуться, что ли, захотелось? – спросила лоли.

– Не-е-т, – брезгливо ответил Беляков. – Это другое совсем. Вход в астрал.

Юное создание не поняло, похлопало густыми ресницами и спросило:

– И... что мне делать?

– Просто смотри. По ситуации. Если вдруг перестану подавать признаки жизни... ну мало ли... возраст всё же... нажимай тревожную кнопку с красным крестом.

– Ага, – кивнула Катя.

Сделав укол, Беляков приглушил свет, лег навзничь, сосредоточился и начал дышать так, как его научили. Параллельно упорядочивая мысли, настраиваясь на нужную «волну». Царев уверял, что передал ему базовые навыки, остается только их развивать, время от времени прибегая к персональным тренингам.

Через некоторое время «накатило». Нет, совсем не как от «веществ». Да и не дурман это был, а просто вспомогательное средство.

Пошло необычное мельтешение. Хаос. Какой-то бурный бессвязный поток мыслей и образов, порой явно бредовых.

И – то ли сон, то ли еще что-то – Беляков увидел себя в каком-то помещении.

Это, как он понял, была подвальная подсобка крематория.

Но причем тут крематорий?

На стене висел телевизор. Шла воскресная итоговая передача.

– ...В России на этой неделе вступил в силу закон о декоммунизации. В суды уже направлены представления о внесении в список экстремистских организаций всех структур левого толка. Напомню, закон подразумевает запрет всех объединений, выступающих за возврат преступного социализма и за пересмотр итогов приватизации. Вводится уголовная ответственность за приверженность социалистической, коммунистической и вообще марксистской идеологии, за восхваление исторических режимов преступных коммунистических партий в различных государствах, в том числе в преступном СССР. Большевистская партия, КПСС, а также все относящиеся к истории и современные партии такого же толка в иных странах признаются преступными организациями. В средствах массовой информации и в публичных выступлениях отныне предписывается упоминать слово «советский» применительно к соответствующему историческому режиму или государству, слово «коммунистическая» применительно к организации только с указанием того, что они преступны или запрещены на территории России. Запрещаются все коммунистические и советские символы, их публичная демонстрация, в том числе и на одежде. При публикации исторических фото– и видеоматериалов, если они, конечно, сами не запрещены, обязательна ретушь на месте соответствующих символов. В суды направлены подкрепленные экспертными заключениями прокурорские представления на сотни тысяч книг, фильмов, песен и иных художественных произведений, подлежащих запрету. Их, если суд удовлетворит запрос прокуратуры, нельзя будет даже хранить дома для собственных нужд. Караться будут и попытки обойти блокировки, чтобы просмотреть запрещенные материалы онлайн. Запрещается частное хранение всех периодических изданий преступной большевистской партии, всех официальных периодических изданий за преступный советский период, за исключением отдельно отобранных и разрешенных фрагментов, имеющих значение для истории. Все эти материалы изымаются из библиотек и архивов, они будут храниться в специальных закрытых фондах. Не дожидаясь вступления закона в силу, местные власти по всей стране уже убрали с карт все названия, связанные с преступным советским прошлым, снесли все памятники, откорректировали или уничтожили все монументальные изображения, напоминающие о преступном СССР. Закон, напомню, был в этом году принят Государственной думой и одобрен Советом Федерации. Ровно месяц назад его подписал президент Александр Увалов...

Ведущая программы Марина Бояринова, новый главред гостелеканала и давняя соратница главы государства, сказала:

– А сейчас на связи со студией эксперт по вопросам декоммунизации кандидат теологических наук Дмитрий Эндевил. Дмитрий Сергеевич, здравствуйте, скажите, пожалуйста, как вы оцениваете происходящее, довольны ли вы?

– Здравствуйте. Спаси вас Бог. Да, благодарение Господу, Россия, наконец, окончательно и навсегда отвергла, выкинула на помойку преступную идеологию коммунизма. То, за что я, мои братья и сестры во Христе молились и ратовали долгие годы, стало явью. Уже больше никто не будет поклоняться убийцам прямо в сердце нашего священного стольного града. Больше никто не будет кощунственно заваливать гвоздиками то место, где до недавнего времени лежал труп чудовища, тирана и душителя Сталина. Те, кто попирал естественный для человека институт частной собственности, кто по прихоти своей лишал людей жизни, уже больше никогда не вернутся. У меня на душе поют ангелы, когда я вижу, как там, где на протяжении целого века кинжалом в сердце Москвы было воткнуто сатанинское капище – мавзолей Ленина, главаря-основателя преступного режима, и захоронений его преступных сподручных, – возводится прекрасный и величественный Храм Всех Новомучеников и Исповедников Российских. Мы все вымолили это. Преступному коммунизму – конец! Конец – и Богу слава!..