Текст книги "Чаша отравы (СИ)"

Автор книги: Игорь Герасимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 49 страниц)

– Всё равно ты молодец. Тем, кто пострадал, защищая республику и народ, – особая благодарность нашего президента. А значит, и тебе персонально.

– Я рад...

– Эх, найти бы того, кто тебя рубанул... Он же многих еще может. Явный маньяк. Если до сих пор не обезврежен... – сказал полковник. – Сел бы очень надолго.

– Там практически все в масках были. Или платками лица обмотаны. Так что если только по орудиям преступления...

– Пока с подобным топориком никого еще не задержали. Ножи, пики, кистени, прочая арматура – это да... Но, думаю, рано или поздно попадется...

Егор Иванович пристально глянул на дочь и, как только их взгляды пересеклись, многозначительно, ободряюще моргнул ей. Сначала она не поняла, но потом, когда догадалась, то с некоторым удивлением, но всё же дала понять, что, в принципе, не отбрасывает предложенную возможность...

– Вообще, знаешь, кто в столкновениях с той стороны участвует? – продолжал Григорий Валентинович. – Белорусских граждан только четверть. Три четверти задержанных за активное сопротивление – это иностранцы. Российские, украинские и прибалтийские нацисты примерно в равных долях. Представляешь?

– Даже так?

– Да, именно так.

– Получается, это внешнее вторжение. Попытка госпереворота с подачи Запада, только замаскированная под внутренний гражданский протест, – сказал Максим.

– Разумеется, – подтвердил полковник. – Но мы отобьемся. Мы на своей земле.

Мытищи, 14 августа 2020 года

Жаров грязно выругался и закрыл вкладку с роликом – там был круглый стол, в котором участвовали представители руководства РКП и ЕКП. Омельченко и Кузнецов от первой партии, Галкин и Винтер от второй. Беседа, как говорится, состоялась в дружественном и конструктивном ключе. Дело шло к объединительному съезду.

Помянули недобрым словом и его, Жарова. Призвали к усилению бдительности в рядах левых. Потребовали в очередной раз освобождения Ивана Смирнова, осужденного за разоблачение «крота».

Ольга Омельченко после рождения сына, разумеется, названного в честь отца, с головой втянулась в политическую борьбу и делала явные успехи. Даже если первоначально рассматривалась как временный номинальный лидер. Дело подвергшегося «Устранению» Михаила Омельченко продолжалось общими усилиями.

А он, Жаров, остался никому не нужным и выброшенным на свалку. Ровно через год, раз он стал «комитетчиком» в августе 2001-го, ему начнут выплачивать ведомственную пенсию. В принципе, он и без нее неплохо обеспечен. Зарплату, несмотря на то, что интенсивность работы резко снизилась по сравнению с тем, что было до разоблачения, ему стабильно платят. Вызывают время от времени на «штабную» работу в качестве эксперта. «Полевая» работа для него, естественно, закрыта уже навсегда. Будь проклят этот Смирнов... Хоть бы он сдох там, за решеткой, превратился в лагерную пыль...

Вот так и бывает в жизни... Сегодня ты, казалось, победил, взошел на очередную ступень, а через минуту летишь в пропасть...

А кто-то в пропасть не летит. А только ввысь подымается. Беляков-младший, он же Скворцов, получил уже вторую генеральскую звездочку на погоны. Всё у него в шоколаде. Живет во дворце, на джете гоняет по всему миру, на океанской яхте рассекает...

Этот фанатик Смирнов в чем-то прав. Кому-то изначально дано всё, а кто-то носит клеймо отверженного, и перед ним глухой стеклянный потолок. Каким же он, Жаров, был наивным в свое время, еще два с небольшим года назад! Он всерьез думал, что Беляков рано или поздно обратит на него внимание и как-то продвинет. Как глупо...

Прослушивание кабинета начальника подполковник прекратил в мае девятнадцатого года, когда у него украли сумку с флешкой и теми злосчастными документами. Решил, что хватит уже рисковать. Глюкометр-приемник в рабочем столе он заменил на такой же, стандартный, купленный в обычной аптеке. В ходе совещаний по несистемному левому движению пытался изъять и фломастер-передатчик. Сразу идентифицировать тот самый маркер среди четырех черных было невозможно, приходилось действовать наугад. Но найти нужный так и не удалось. В общем стаканчике для фломастеров перед доской подполковник в итоге незаметно выбрал все черные – но безуспешно. И его точно не выкинули – Жаров несколько раз приносил глюкометр на рабочее место, не доставая его из кармана пиджака, и потом, дома, снимая с него показания, с тревогой убеждался, что фломастер по-прежнему передает радиосигналы из кабинета Белякова. Это означало, что однажды сам начальник взял его, что-то написал на доске, а потом, возможно, положил не обратно в общий стаканчик, а к себе на стол, в стол или задвинул куда-нибудь еще. Это плохо, очень плохо... Первые два выкинули точно, а этот – нет.

Жаров откинулся на спинку кресла и долго думал.

Его жизнь пошла наперекосяк. Перспектив по службе нет. Ни господских – что было ему напрямую объявлено Беляковым летом восемнадцатого. Ни профессиональных – это обрубил Смирнов в начале этого года.

Смирнов... Конечно, он действовал исходя из своего понимания права, чести и справедливости. У него – своя правда. Он, по крайней мере, знает, чего хочет от жизни. Даже если это влечет необходимость этой жизнью пожертвовать.

Жаров склонялся к тому, что Иван всё же завладел флешкой и прослушал то, что там записано. Это было очевидно при том разговоре, когда он в открытую приговорил Беляковых к смерти. Слишком уж явные намёки.

А то, что он посоветовал Галкину купить защитные маски?.. Он точно знал про планируемые особенности пандемии коронавируса. Сам Жаров, кстати, тоже оперативно купил маски. И наварил шесть миллионов рублей. Причем догадался об этом независимо от Смирнова – владея такой же инсайдерской информацией. С записью разговора Ивана с Федором в офисе ЕКП подполковника ознакомили через несколько дней после того, как он произошел. Помнится, Жаров был немало удивлен, но списал тогда это на особую проницательность красного интеллектуала.

Нет, Смирнов точно прослушал всё, что ранее прослушал несостоявшийся «вождь».

И то, что при нем Ивана пытали током, а тот так ничего и не сказал, произвело на подполковника сильное впечатление. Ведь Смирнов знал, что Жаров – «крыса», он мог сразу сказать об этом, и тогда его прекратили бы мучить. Но он не сказал. Да, наверное, его самого тоже убрали бы, но хотя бы пытка прекратилась. Нет, надо отдать ему должное. Это говорит о том, что Иван настоящий коммунист, готовый реально страдать за свою идею и даже сложить за нее голову.

А у Жарова – никакой идеи нет. Только долгие годы притворства. Он сжился с этой ролью, но это была всего лишь роль. Конечно, он прекрасно знаком с коммунистическим учением, но нельзя сказать, что разделяет его. Подполковник в интересах службы играл на публику, и не более того.

А оказывается, есть, есть еще люди, которые вот так фанатично преданы этой идее.

Смирнов, ныне сидящий. За «государственную измену».

Омельченко, подвергшийся «Устранению»... В памяти Жарова всплыли подробности той операции. Один из оперативников, представившийся учеником – будущим помощником машиниста, вызвонил Михаила и попросился на консультацию по вопросу защиты трудовых прав. Встретились днем, перед тем, как жертве предстояло отправиться в рейс до Омска. Поздоровались и попрощались за руку. А на руке у агента – яд, вызывающий через час-полтора фибрилляцию желудочков сердца. Перед прощанием в кармане куртки он незаметно нажал на клапан емкости с отравой, и нужный объем оказался на ладони – капля бесцветного геля. Сам агент защитился антидотом, сделав себе укол перед встречей. Через пять минут после рукопожатия часть яда поступает в кровь приговоренного, а та часть, что на руке, полностью нейтрализуется от воздуха. Так что если жертва с кем-то еще поздоровается за руку, как с тем же помощником по последнему рейсу, Хафизовым, то ничего страшного для второго человека не произойдет. Хороший яд – «Старичок-Аритмия». Недавняя разработка спецлаборатории. Жаров, как специалист соответствующего профиля по диплому, был в курсе этого, с интересом ознакомился с секретной документацией, работу биохимиков оценил очень высоко.

А весной у подполковника родились мысли по поводу того, как модифицировать яд. Чтобы он вызывал другие симптомы. Тотальный микротромбоз альвеолярных капилляров в легких. На фоне повышения температуры – это было легко сделать другим, добавочным, агентом. И чтобы всё подействовало не через час-два, а спустя сутки.

Жаров дал своему будущему творению рабочее название – «Старичок-Ковид»...

Подполковник встал из-за стола и направился в лабораторный отсек.

Минск, 16 августа 2020 года

На площади Независимости собрались десятки тысяч человек. Люди всё прибывали.

На митинг сторонников президента пришли и профессор Огарёв с женой и дочерью, и Надежда Кирилловна, и Вика. Григорий Валентинович был, как всегда, на посту.

– Как нас много! Это здорово! – весело, с каким-то облегчением, сказала Наташа.

– Это и есть белорусская нация, – прокомментировал Егор Иванович. – Именно здесь собрался народ – честные труженики, не желающие становиться ни панами над другими, ни хлопами под панами. Народ – это население за исключением антинародных элементов, паразитов или мечтающих стать таковыми. А БЧБ – это не народ, а грязь.

– Да, они хотят разрушить страну, сделать, как на Украине. Но у них ничего не выйдет. На их пути встанет закон, – сказала Надежда Кирилловна.

– Мы донесем до людей, кто прав, а кто нет. Были некоторые проблемы, но мы их преодолели. Отдельные сотрудники СМИ оказались саботажниками. Но остались талантливые, смелые журналисты, которым все карты в руки теперь, и новые придут, – сказала Алла Михайловна. – Это рождение нового, подлинного гражданского общества.

– Значит, раскола нет? – спросила Вика.

– Нет, – ответил профессор. – Те, которые там собираются под БЧБ-тряпками, не представляют общество, поскольку они олицетворяют деструктивную, паразитическую часть. Там не общество, а раковая опухоль его.

С трибуны выступали люди самых разных возрастов и профессий – жители столицы и сельской провинции, гражданские и в погонах. Все хотели одного – сохранить республику и мирный труд ее граждан.

Глава государства появился неожиданно. Люди встретили его приветственными криками и аплодисментами...

– ...Дорогие друзья, я позвал вас сюда не для того, чтобы вы меня защитили, хотя не без этого. Вы приехали сюда, чтобы впервые за четверть века вы смогли защитить свою страну, независимость, свои семьи, своих жен, сестер и детей! Я не хотел вас звать на эту площадь. Во-первых, я знаю, у вас очень много дел дома. Вы убираете хлеб. Я знаю, что завтра в школу. И у вас много забот, чтобы подготовить детишек и внуков к этой работе. А самое главное, я помню те 90-е – здесь стояли люди, рабочие с кастрюлями и чайниками, и просили кушать, просили накормить детей. И я это всё видел вон из того окна. И тогда я поклялся помочь вам...

– Помню, когда я, студент, потом аспирант, перебивался с хлеба на картошку. И это тут, в Минске, а что было в провинции... – сказал профессор. – Как только он пришел, жизнь стала налаживаться. И мы тогда встретились как раз, потом Наташенька родилась...

– И я помню... Эти бесчисленные командировки, телерепортажи... как из руин страна поднималась. Всё через себя пропустила... Как такое забудешь...

– ...За окно посмотрите! Танки и самолеты на взлете в пятнадцати минутах от наших границ! И это не зря. Натовские войска лязгают гусеницами у наших ворот. Идет наращивание военной мощи на западных границах нашей страны. Литва, Латвия, Польша и, к сожалению, наша родная Украина, ее руководство приказывают провести нам новые выборы...

– Не-е-т! – послышались возмущенные голоса собравшихся.

– Саню и Иру, их части, перебрасывают к западным границам. Боевая готовность... – с тревогой сказала Надежда Кирилловна.

– ...Нам предлагают солдат НАТО – чернокожих, желторотых и белобрысых. Нас хотят одеть в лапти и погонять плеткой. Неужели вы этого не видите? Если кто-то это хочет – без меня. Я никогда не пойду на слом нашего государства! Я никогда не пойду... то, что создано нашими с вами руками... на его уничтожение! Этому не бывать!

– Да, этому не бывать! – сказал Егор Иванович. – Если на Украине им удалось, то тут найдет коса на камень. Только через наши трупы. Я лично возьму, если надо, автомат.

– Мы все возьмем, – сказала Наташа. – Мы тренировались, мы умеем...

– Вы тогда просили навести порядок. Я вам его навел. Вы просили – без коррупции и олигархов. Где они – эти олигархи? Вы просили очистить улицы этого Минска и дороги от бандитов. Я вам сделал это!

– Спа-си-бо, спа-си-бо! – стали кричать люди.

– Силой, железной волей, пацанами, которых сегодня шельмуют, их родителями, мы брали оружие, нас были единицы, и мы их квасили на дорогах! Тридцать две банды в Минске! Огромное количество на брестской трассе! Ворюг и бандитов, которые убивали наших людей! Мы их за полгода всех убрали!..

– ...Дядя Гриша вспоминал, как лично, сам, с ребятами... – сказала Наташа.

– ...Учителя, врачи, творческая интеллигенция, пойдите, возьмите голову в руки и посмотрите на данные: мы пошли своим путем в этой пандемии, мы не остановили страну, ни один завод, ни одно село не закрыли. И люди сегодня благодарят за это нас!..

– А глобальный капитал ненавидит. Сломали ему всю малину, показали всему миру, что для борьбы с вирусом это совсем необязательно, что вирус – да, реально существующий, не отрицаю, скорее всего, синтетический – всего лишь спланированный повод для принудительной остановки экономики и перекройки общества, – сказал профессор. – Такое не прощается. Но, чтобы наказать нас за эту вольность, им придется заплатить огромную цену.

– ...Мы построили с вами, при всех сложностях, при всех недостатках, красавицу-страну! Кому вы ее решили отдать? Если кто-то хочет отдать страну, то даже когда буду мертвым, я этого вам не позволю!

– Да! Правильно. Слезы на глаза наворачиваются, – сказала Алла Михайловна.

– ...Послушайте меня: спокойной жизни они нам не дадут. Даже если они утихомирятся сейчас, они выползут, как крысы из своих нор, через некоторое время. Ими управляют уже чужие люди – кукловоды. Они видят, они видят западные границы нашей Беларуси здесь, под Минском, как в тридцать девятом, а не под Брестом. Этому не бывать! Мы станем все Брестской крепостью! Страну не отдадим!

– Не отдадим! – сказала Надежда Кирилловна. – Не станем на колени!

– ...Дорогие друзья, ценность этого действа еще и в том, что меня вдохновляет, что этим вы показали, кто в доме хозяин! Мы слышим их голоса, мы понимаем, что это меньшинство. Но и они должны считаться с мнением подавляющего большинства, с нашим мнением!

– Придется считаться, – сказал Егор Иванович. – Потому что мы олицетворяем жизнь и созидание, а они – смерть и ненависть. Они хотят изъять и перераспределить наши блага туда, на Запад, скормить их ненасытному молоху глобального капитала. И установить режим жесточайшего тоталитарного подавления простых людей, обычных рядовых граждан, вогнать их в кромешную нищету...

– ...Они долго будут помнить, что мы собрались здесь. Большое вам спасибо! Я стою перед вами на коленях впервые в своей жизни! Вы это заслужили!..

– Они не получат нашу страну, – сказала Наташа. – Никогда.

Углич, 16 августа 2020 года

Прапорщик внутренней службы Кирилл Рокотов поступил во ФСИН недавно, меньше года назад. Исправительная колония – одно из немногих мест в городе, где можно как-то заработать. К счастью, его двоюродный брат Сергей Ермилов был «кумом» учреждения, и поэтому через некоторое время после демобилизации Кирилла без особых проблем устроили на «зону». И это оказалось весьма кстати – поскольку как раз тогда создалась новая «ячейка общества».

С той, которая стала его спутницей жизни, Кирилл познакомился сразу после возвращения, в июне девятнадцатого. Прогуливаясь в воскресенье по берегу Волги, он забрел на городской пляж и увидел загоравшую на покрывале одинокую девушку в стильном бикини, которая ему сразу очень понравилась – симпатичное лицо, отлично сложенная фигура... Слово за слово – и стали встречаться. А потом поженились.

Работала девушка в местной больнице медсестрой. На двоих получали они, конечно, немного. Маша вообще жалкие гроши, а Кириллу, хоть и регулярно перепадали, так сказать, «коррупционные» от зеков, но он обязан был львиную долю полученного «заносить наверх». Брат сразу же объяснил ему правила игры и дал понять, что любой «вертухай» – часть большой отлаженной системы. В любом случае, жили от зарплаты до зарплаты, без излишеств.

Позавчера Маша сказала Кириллу, что ждет ребенка. С одной стороны это, безусловно, позитивная новость. Продолжение рода, как-никак. Но, с другой, понятно, что рождение детей в подавляющем большинстве случаев, если речь идет о российской провинции, – не что иное, как билет в нищету в один конец.

Жили молодые люди вместе с родителями Кирилла, в одной из двух комнат квартиры в старой кирпичной двухэтажке. Сами «предки» вскоре после частичного открытия границы улетели в Турцию – таксист и учительница откладывали целый год, чтобы более-менее отдохнуть десять дней. Вернуться должны в среду.

А недавно у Маши начались неприятности на работе. Неожиданно для себя она «прославилась» на всю страну. Только известность эта оказалась не очень-то приятной.

В ковидном отделении всех облачали в непроницаемый противоинфекционный костюм-скафандр. В жару – кондиционеров в этой захолустной больнице, конечно, не было и в помине – работать было просто невыносимо. И Маша решилась на небольшой «лайфхак» – надела под «скафандр» то самое бикини. Правда, не учла, что костюм просвечивает – да и вообще не придавала таким мелочам особого значения. Кто-то из пациентов снял ее, выложил в социальные сети – и пошла волна. Подхватили СМИ.

А потом стали раздаваться ханжеские голоса «статусных» комментаторов. Особенно активен был депутат Госдумы, бывший главный эпидемиолог Вакарчук. Мол, это недопустимо, надо соблюдать дресс-код. Сам он такие комментарии предпочитал давать по телефону, сидя в комфортабельной пятикомнатной квартире в центре Москвы или нежась у бассейна на своей загородной вилле в подмосковной Николиной Горе.

Болезненно отреагировало и руководство. Как в лице облминздрава, так и в лице местных властей и больничного начальства. На моральные принципы чиновным фигурам было, конечно, наплевать, но они усмотрели в этом некий искусный с пиаровской точки зрения демарш – публичный намек на то, что сотрудники «на переднем крае», борясь с ковидом, вынуждены трудиться в совершенно невыносимых условиях. А сами чиновники, выходит, не обеспечивают людей должными средствами защиты, не прилагают усилий к тому, чтобы поддерживать в помещениях нормальный температурный режим.

И началась травля «сверху». Изощренная и ожесточенная. Травля начальства в отношении рядового беззащитного человека. И это в городе, где новую работу найти очень и очень сложно.

Подробностей мужу Маша, по жизни, в общем-то, небоевой, тихий и скромный человек, не говорила – лишь в общих словах обмолвилась, что ею «недовольны». Кирилл особого значения этому не придал – своих забот по службе хватало...

Прапорщик вернулся домой после смены, открыл ключом дверь.

В квартире было тихо. Только полосатый кот Васька как-то испуганно кинулся Кириллу прямо в ноги, странно, возбужденно мяукая.

Молодой человек скинул ботинки и поспешно прошел в комнату.

На двуспальной кровати неподвижно лежала его Маша. В том самом бикини, которое было на ней, когда они познакомились уже больше года назад.

Рука жены прикрывала номер одной из «желтушных» газетенок, повернутый статьей, которая рассказывала про этот «забавный» казус с «нарушением дресс-кода». Статью иллюстрировало, разумеется, то самое изображение. И там же был небольшой портретик депутата Вакарчука с его брюзгливым комментарием.

А на столике у кровати были разбросаны пустые упаковки из-под таблеток.

Минск, 17 августа 2020 года

Аудитория была настроена в целом настороженно, а многие – откровенно враждебно. Не как вчера. Чтобы убедить людей, нужно время.

Президент говорил не по бумажке, стараясь находить нужные слова.

– Самое страшное в жизни – это предательство. Я не хочу вас упрекнуть, что вы кого-то предали. Потому что я хорошо знаю, что происходит...

Он попросил поставить перехваченную запись разговора организаторов «общественного мнения» – собеседники обсуждали, как нужно сразу же «заряжать» толпу, чтобы люди начали кричать «пошел вон». «Главное, чтобы народ поддержал, не морозился, не боялся. Всех не уволят» – говорил один из кукловодов.

– Никогда вы от меня не дождетесь, чтобы я под давлением что-то сделал...

Робости перед толпой не было. Глава государства заранее знал, как его встретят, – о чем и свидетельствовала эта припасенная запись.

Уже можно обобщать наблюдения. Он был в курсе, сколько в сопоставимых ценах получают вот такие же рабочие в соседних странах. Там, где сохранилась промышленность, разумеется. И с учетом всех факторов, в том числе сырьевых и дотационных подпиток – на востоке и западе соответственно – можно было, оглядываясь на пройденный путь, сказать, что правительство сохранило экономику и ее суверенитет, не превратило ее в бессильный придаток глобального капитала, обеспечило достойный уровень жизни всего народа. Без деления на «господ» и «простолюдинов». Насколько это возможно. В любом случае, в Беларуси нет такого, чтобы рабочие вкалывают за гроши, а владелец завода покупает элитные яхты. Основные предприятия не приватизированы и работают на нужды всего общества.

И, получается, эти рабочие, пусть не все, но многие, хотят пойти по пути Польши сорокалетней давности. На Гданьской судоверфи они тогда выступили – разумеется, под влиянием Запада, с его организационной, информационной, морально-религиозной и методической поддержкой – против коммунистов. В конечном итоге, уже на общей волне отказа от социалистических завоеваний, социализм в Польше к концу восьмидесятых пал. А вместе с ним ушла в небытие и судостроительная отрасль.

Как политик, как специалист по истории, Лукашенко всё это прекрасно помнил. Он видел ролик, как того же Николае Чаушеску, когда он пытался выступить перед народом, «облаяли» из толпы. И митинг, первоначально организованный в его поддержку, стал элементом спецоперации по шельмованию и свержению президента. Тут тоже, очевидно, применяются элементы и польского, и румынского, и чешского, и югославского, и украинского сценариев. Бархатных и не очень. Комбинация всего того, что вошло в арсенал западных спецслужб за все эти десятилетия. Змагары его уже успели глумливо окрестить «Лукашеску» – со всей очевидностью, намекая на тот самый неизбежный исход. Как известно, румынского лидера и его жену расстреляли сразу же после «суда» с заранее вынесенным приговором.

Но здесь всё же не Румыния. Опыт противодействия враждебным атакам накоплен – главное, чтобы у самой власти была воля сопротивляться агрессии. И очень многие люди знают уже, к чему привели эти разрушительные «преобразования». И могут сравнивать. Хотя, конечно, наиболее нахрапистые и крикливые всегда будут делать видимую «картинку». Большинство всё же за нынешний курс – и за него персонально. Просто оно молчит. Оно само по себе не организовано – зачем, если есть их государство? Главное, чтобы госструктуры продолжали бесперебойно выполнять функции, не поддались давлению, не оказались заражены предательством...

– ...Вы говорите о несправедливых выборах и хотите провести справедливые.

– Да-а-а! – заорала часть толпы.

– Отвечаю вам на этот вопрос. Мы провели выборы. Пока вы меня не убьете, других выборов не будет...

В последние дни силовики сумели профессионально защитить правопорядок на улицах белорусских городов. Много бойцов пострадало. Число жертв со стороны протестующих, что поистине чудо в этих обстоятельствах, исчисляется единицами – да и то, если посмотреть внимательно каждый отдельный случай...

Но законное, легитимное насилие со стороны правоохранителей становится сейчас в глазах непримиримой оппозиции поводом для того, чтобы осудить власть и облить ее грязью, деморализовать тех, кто ее защищает и поддерживает. Так, как предписано западными центрами управления событиями.

Миф о якобы имевших место бесчинствах в отношении задержанных протестующих прочно вбили в головы людей, в том числе и работающих здесь, на Минском заводе колесных тягачей. Под влиянием тех, кто неустанно прилагал соответствующие усилия, как извне, так и изнутри, у коллектива сформировалось соответствующее представление. Стали возмущаться – как же так, мол, с людьми поступать.

Они еще не видели и не чувствовали, как поступают во всех соседних странах с их братьями по классу. Их там вообще за людей не считают. И такого в принципе представить себе нельзя, чтобы глава государства выступал перед рабочими, а те его фактически хаяли и оскорбляли. И где, спрашивается, демократия, а где диктатура?

– ...Третий вопрос. Я понимаю, многие напряжены якобы той ситуацией, которая сложилась на улицах, – что там было насилие, и так далее, и тому подобное. Непопулярный вопрос, но он звучит. Отвечаю вам и на этот вопрос. Первое. По-крупняку. Нужен был повод для того, чтобы вы кричали «уходи». Хороший повод.

– А зачем было создавать этот повод? – заорали из толпы.

– Вы знаете, что я поручил разобраться с каждым фактом. Не без того, как говорил министр, что кто-то попал под эту раздачу. Но, что удивительно, из тех двух с половиной или трех тысяч все прогуливались. Нет-нет, там не было ни одного, кто выходил против омоновцев и милиции. Ни одного не было. Все просто прогуливались. Теперь про то, что кто-то кого-то избил. Совершенно верно. Но большинство, после того, как разобрались, их было на Окрестина две с половиной или две тысячи. Чтоб вы знали. И на Окрестина – непопулярно, но скажу – получили те, кто там же, на Окрестина, бросался на ментов.

Часть толпы возмущенно завыла.

– Спасибо. Вы знаете...

Крикливое меньшинство начало выкрикивать «позор».

Прямо тут невооруженным взглядом видно, как выделяются отлично организованные «ядра», клакеры – они заряжают толпу, а та послушно повторяет.

– Спасибо, спасибо. Я вижу, вот группа тут эта вот левая, немножко... Я вижу вас, не волнуйтесь.

– И что?

– Я услышал и ответил на ваш вопрос, так чего вы его поднимаете снова? Если вы рабочие? Но вы же не запятнаете честь рабочего человека? Я вас услышал. Я ответил на него. Если вы хотите, чтобы я еще раз ответил и вы покричали, я могу это сделать. Поэтому успокойтесь. Если у кого-то есть дети, возьмите голову в руки и поймите, что никогда военный человек вам не простит, когда вы его бьете в спину на автомобиле. Я просил до этих событий: не провоцируйте их. Потому что если они разойдутся, очень жарко будет не только вам, но и мне. Я не смогу удержать обстановку. Не смогу! Они будут защищать свои семьи, на которых сегодня идет давление через социальные сети. Они не смогут удержать. Поэтому успокойтесь...

Нет, тут нельзя показать слабость, нельзя оправдываться. Да и не в чем. Все эти десятилетия он работал на своем высоком посту, искренне стремясь к благу для всех людей. И вот для этих тоже, для тех, кого никогда тут, в Беларуси, не рассматривали как топливо для «лучших», для «избранных», для вельмож и олигархов. Даже если сами люди этого и не ценят. Ну, свергнут его – и что вскоре останется от этих заводов? Что будет с этими рабочими? Станут в Польшу ездить на подсобные работы? Но там украинцев много, конкуренция. Ведь не думают о последствиях, мечтая стать хлопами у панов западных и доморощенных. Главное сейчас – «уходи».

Конечно, не обо всех можно сказать так. Но факт налицо – есть профессиональные организаторы и есть те, кто попал под их влияние.

– ...И последнее. Потом покричите. Первое. Что касается этого завода. Что не хватает? Что не хватает? Вы – субъекты экономической деятельности. Экономики. Вы – или часть вас – в политическую плоскость перешли. Но запомните – там, в политике, куда вы ринулись, не понимая, – другие законы. Другие законы – чтобы потом не было больно. Ни мне, ни вам, ни народу, когда мы потеряем государство... Второе в этой части. Если кто-то не хочет работать и хочет уйти – никто никого не будет гнобить, никто не будет никого давить. Пожалуйста – с завтрашнего дня или с сегодняшнего ворота открыты. Извините за мою непопулярную эту фразу. Но время такое, когда надо говорить честно. Спасибо, я сказал всё, можете кричать «уходи».

Углич, 18 августа 2020 года

– Ваня, а что ты думаешь о том, что происходит у нас? Всё это ужесточение – ну, понятно, ты объяснил на днях. Фашизм. Правящий класс по-другому не может. А что ждет Россию? Ну, кто после Путина будет? Ясно же, что он не вечен. Хотя обеспечил себе пожизненное президентство, – поинтересовался Дашкевич. – А кто потом?

– Как говорится, после Путина будет Путин, – сказал Смирнов. – Будет такой же образ сильного диктатора, олицетворяющего единый центр публичной власти. Не такой, как Медведев, конечно же. Тем более его уже отодвинули. Будет... – Иван немного помедлил. – Будет Увалов.

– Не понял, – сказал Игнатенко. – Как Увалов? Это же враг Путина и всей системы. Получается, будет революция?

– То, что он против системы, – это спектакль. И да. Будет революция. Но это тоже будет спектакль. Псевдореволюция. Инсценировка. Пусть и с кровью.

– Ничего не понятно. Я ему верю, ну, не безоговорочно, конечно, но вижу, что он делает то, на что другие не решаются, – произнес Денис.

– Что, например? – уточнил Смирнов.

– Разоблачение коррупции, роскоши высших чиновников... – начал Дашкевич.

– А ничего, что большую часть того, про что Увалов вещает, за несколько лет до этого озвучивали и коммунисты, и гражданские активисты, но без толку? – сказал Иван.

– Ну, значит, Увалов может это продвинуть, а они нет, и пусть хотя бы так, это же эффективно, – неуверенно произнес Денис.

– Так в том-то и дело, что сама власть фактически дала ему режим наибольшего благоприятствования. Он, например, в том же Йельском университете учился по рекомендации администрации президента России. Это известный факт. Он присягнул на верность владельцам страны. Высшим владельцам.

– Ты так уверенно это заявляешь... – сказал Гена. – Есть доказательства?

Смирнов немного помолчал. Да, доказательства у него есть. Ближайшее – в нескольких десятках километрах отсюда. Но пока не время делиться этой тайной. Хотя, понятно, рано или поздно это надо будет сделать. И прежде всего с этими двумя друзьями. Но не сейчас. Пока надо подождать...