Текст книги "Чаша отравы (СИ)"

Автор книги: Игорь Герасимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 49 страниц)

В камеру протиснулись четыре «реконструктора», повалили Смирнова на пол и крепко схватили за руки и ноги. Скворцов взял пакет и накинул пленнику на голову...

 ...Иван, уже потерявший сознание, не слышал, как у Скворцова зазвонил телефон. Тот, осоловелый, с неохотой взял аппарат, увидел, что звонит отец, принял соединение.

Несколько секунд стоял молча, выслушивая то, что Беляков-старший, которому уже успели доложить по иерархической цепочке служащие СИЗО, считает нужным сказать.

Сделал отбой. Подошел к лежащему на полу Ивану, пнул его по лицу и дал команду помощникам уйти из камеры.

Группа из примерно десяти шатающихся «эсэсовцев» удалилась прочь.

В камеру вошел фельдшер, снял пакет с головы Смирнова, похлопал его по щекам. Вколол что-то. Попытался сделать искусственное дыхание. Прощупал пульс. Отдал распоряжение санитарам нести заключенного в лазарет.

Там же, в медсанчасти, в соседнем боксе, лежал жестоко избитый Игнатенко.

Сегодня приговор ему без изменений утвердили в апелляции. В ходе процесса Геннадий отказался от выбитых на следствии признаний, однако суд не стал это заявление принимать во внимание. Раз есть улики, заключения экспертов, показания свидетелей и письменное признание подследственного – значит, виновен.

Впереди – тринадцать лет колонии строгого режима. По «205.1, часть четыре» – «организация финансирования терроризма».

И сегодня же «Дети Молний» жестоко отомстили заключенному инженеру за то, что он вместе с уже покойным сыном снял на видео их сборище ровно год назад.

Минск, 8 мая 2020 года

Сегодня был десятый «сеанс». Круглая цифра.

Наташа уже практически освоилась в этом необычном, неизученном еще состоянии «дополненного сознания». Не везде, конечно, удавалось «побывать», несмотря на явные старания и усилия, не везде «подглядеть» то, что хотелось бы, – но многое. И многое подтверждалось практически. Это казалось невероятным, но это было так.

Однако строгой закономерности в функционировании всего этого всё же пока нельзя было уловить. Предстояло очень много работы, масса наблюдений – прежде чем факты начнут укладываться в какую-либо приемлемую канву.

С самого начала профессор Огарёв поставил задачу подойти к этому не чисто утилитарно, не приземлено-практически, как это, по слухам, делали и продолжают с теми или иными перерывами делать зарубежные «коллеги», а строго научно. Тем более что у него в распоряжении уже есть то, чего еще нет, по-видимому, ни у кого, – аппарата, позволявшего любого неподготовленного человека гарантированно вводить в «пространство всеобщей мысли», если можно так выразиться. До того, чтобы узнать, что это за пространство, какова его природа, как оно сформировалось и каким законам подчиняется, пока было еще очень далеко. Но такая цель была обозначена сразу.

Наташа сейчас, как и в предыдущие разы, обозревала столичный регион братской России. Страны, которую она любила и которую искренне, до слез, жалела.

Посмотрела, каково состояние ее далекого товарища – Ивана Смирнова, томящегося в застенках диктатуры. Из открытых публикаций было уже известно, что 20 апреля ему дали шестнадцать лет колонии строгого режима.

Она сама «видела», как его пытали током. И вечером того же дня с ужасом поняла, что это вполне могло быть страшной правдой, а не чем-то вроде сна. Отец по интернету выяснил – в Москве действительно был на днях арестован и содержался в лефортовском СИЗО коммунист Иван Смирнов. На всякий случай профессор тогда же послал соратникам Ивана предупреждающее письмо, якобы от «кающегося» анонимного сотрудника. Остроумный и правильный ход. И это всё, увы, оказалось истиной. Официально, конечно, «ничего не подтвердилось». Но хотя бы шум поднялся.

А сейчас новый скандал – замначальника КОКСа Владислав Скворцов, тот, который пытал Смирнова, заявился к нему в камеру в мундире группенфюрера СС в сопровождении десятка таких же «реконструкторов», отмечавших день рождения Гитлера, и чуть не задушил до смерти пакетом. В тот момент Наташа не проводила «сеанс», лишь через четыре дня – как раз тогда Ивана, отлежавшегося в изоляторе после попытки убийства, выписали и водворили обратно в «одиночку». Именно тогда впервые удалось увидеть – или ей «показали» – не поймешь... «ретроспективу». То, что было раньше. Предысторию того, что связано с состоянием, которое она видит перед собой.

Про это тоже профессор оперативно «слил» россиянам, всё так же «от имени» сотрудника, «желающего остаться неизвестным». И тоже это вскоре подтвердилось, согласно последующим жалобам Смирнова. И тоже было отвергнуто на «официальном» уровне. Камеры наблюдения и видеозаписи в коридорах СИЗО в тот поздний вечер, накануне полуночи, оказались, разумеется, «отключены» из-за «программного сбоя».

При этом неонацистские молодчики зверски избили еще одного заключенного. Сломали ему два ребра и руку. Тот сейчас по-прежнему находился в лазарете, в гипсе. Жалоб не подавал, видимо, сильно напуган. Это тот, кто записал год назад их фашистскую оргию и слил в сеть. С ним за это и расправились. Подтасовав улики, что он якобы организует финансирование терроризма, и выбив признание.

«Посетила» Наташа и логово этого гитлеровца, Скворцова-Белякова, в подмосковных Соснах. Узнала, что «живет» тот с тринадцатилетней Ксенией Самойловой. В том самом смысле «живет». А для «повышения качества продукта» к Ксюше регулярно приходят тренерши, и она под их руководством прямо там же, в спортзале и бассейне, часами занимается спортивной и художественной гимнастикой, акробатикой, плаванием, танцами на полу и на шесте... Развивают ей гибкость, делают массаж. Визажисты, конечно, красоту наводят... по всему телу. И еще кое-какие «тренировки» она проходит... очевидно, чтобы доставлять максимальное удовольствие... Жуткая мерзость – особенно если учесть, в каком она возрасте... Какой ужас... И это – Россия. И это – её властители, держащие страну мёртвой хваткой и высасывающие из неё всю кровь...

А отец этого Скворцова, начальник КОКСа Андрей Беляков, живет там же, к западу от Москвы, в Барвихе. И тоже с «лоли». Екатериной Булкиной, четырнадцати лет. И ее так же «готовят», «тренируют». Существует, как Наташа поняла, единый стандарт.

И промелькнула тогда же перед взором девушки та роковая для всей Беларуси, и, похоже, для всего Союза, автокатастрофа под Жодино 4 октября 1980 года... И этот субъект за рулем грузовика – совсем молодой еще... И ей стало страшно...

Что интересно, этот Беляков с недавних пор тоже начал пытаться «выходить»... туда же. Под присмотром одного из «астральных советников» этой когорты небожителей, правящей Россией. Наследственной касты «Вершителей», верхушки «Ордена». Кустарно, конечно, «выходить», просто настраиваясь на определенный биологический ритм, в частности, дыхательный и мыслительный, без всяких приборов. Тут папа, конечно, совершил фундаментальный прорыв, этого у него не отнять... Жаль, пока об этом нельзя говорить – не поверит и не признает никто.

Вообще, достаточно много любопытных и страшных тайн за это время всплыло... Но как доказать, что это – истина, а не бредовые фантазии коммуняк-ненавистников из другой страны? На этот вопрос она пока не получила ответа. Далеко не все «двери» открывались. Если бы всё было так просто...

Впрочем, сейчас Беляков никуда не «выходил». По крайней мере, столь явно. Сейчас, поздно вечером, он просто спал... или дремал при неярком свете ночника. Вместе со своей лоли в одной постели. Та тоже лежала спокойно, на боку, с закрытыми глазами. Птичка-красавица в золотой клетке...

Наташа «глядела» на них, и в сознании у нее рождались образы, мысли о том, что собой представляют вот эти все... О том, что они наделали со страной и со всем миром...

– ...Ну, как? – спросил профессор, когда режим стимуляции мозга отключился и дочь «вернулась» в привычный мир.

Девушка вздохнула.

– Многие знания – многие печали...

Рассказала всё.

Отец закрыл глаза.

– Нет слов... Чудо, что мы еще стоим. Со всех сторон окруженные вот этим. Как Брестская крепость...

– А, может, так надо? Может, предназначение? Для определенного момента, который решит всё на века наперед?

– Хорошо, если так... Значит, надо готовиться...

Электронные часы показали 00:00.

– С праздником!

– С Днем Победы!

Рано утром у Максима, как и у всех его сослуживцев-омоновцев, режим усиления, и с вечера он был в ведомственном общежитии. Сегодня можно тут задержаться допоздна...

Включили телевизор. Там шел репортаж о подготовке к параду, который должен состояться утром. Единственный парад – в Беларуси, среди многих стран.

– Такое ощущение, что весь мир, кроме нас, спятил с этой самоизоляцией и закрытием границ, – сказала Наташа. – Фуфлодемия барановируса.

– Ну, мы-то с тобой должны понимать классовую подоплеку, – усмехнувшись, ответил профессор.

– Да, конечно... «Передача активов» малого и среднего бизнеса корпорациям, удушение производства, цифровизация и тоталитаризация контроля над населением, радикальное понижение уровня жизни низов, ограничение свободы передвижения, ликвидация личной собственности... Всё, что заблаговременно прописано в докладах их «мозговых танков». И кое-что из этого изречено устами святой блаженной Греты Стокгольмской, надо только между строк уметь читать...

Отец поставил на стол два стакана, налил яблочного сока:

– Ну, за Победу!

Они чокнулись и выпили.

– За Беларусь! И за Батьку! Чтобы мы все выстояли перед лицом этого кошмара, – сказала девушка.

– Завтра... уже сегодня... покажем всему человечеству этим Парадом всю абсурдность аргументов за неадекватные псевдокарантинные меры. Которые на самом деле не ради здоровья людей... плевать им на людей... а ради перекройки общества, – сказал профессор.

– Покажем, пап. Это будет наш Парад... А вот их парад, змагарский, видел, кстати? – усмехнулась Наташа.

Достала смартфон, нашла что-то на «ютубе».

Двое юношей и две девушки несли черную коробку, обозначающую гроб. Несли куда-то по улице, пританцовывая и кривляясь. Глумливо при этом размахивая государственными, красно-зелеными, флажками. Все четверо – в масках и темных очках.

– Какие воины – таков и «парад». Какие же все они жалкие и ущербные, – вздохнул профессор. – И еще гавкают, что в Беларуси нет свободы и демократии. Да в той же России они бы и десяти шагов не сделали... И у других наших соседей тоже.

Барвиха, 9 мая 2020 года

Сон был тревожным. Беляков словно провалился в какую-то абсолютно черную мглу, в бездну, где нет ни верха, ни низа, нет ничего, никакого источника света. И он не мог пошевелиться, как будто бы у него не было уже ни рук, ни ног. Это и есть смерть? Но тогда почему он ощущает это странное пространство, почему мыслит?

Всесильному начальнику КОКСа стало страшно. Он попытался, отринув гордость, позвать на помощь – но оказалось, что звать нечем. Осталось только бесполезное зрение... если только это не слепота... но он знал, что это не слепота, а абсолютная чернота пространства. И мыслящий разум, заключенный непонятно в чём и непонятно где.

Так продолжалось некоторое время. Леденящий душу ужас не покидал Белякова, мучительно пульсировал, терзал, выворачивал всё его существо.

И вдруг он увидел свет. Слабый, но всё же на фоне абсолютной черноты заметный.

Беляков вспомнил его. Это был тот самый свет, что лучился тогда, в его первом видении, над крематорием, где заживо сжигали коммунистов и прочих левых. Обратившись дымом, они уходили в небо, туда, в это странное сияние. Неземное, завораживающее. Такое явно родное для них, принимающее в свои объятия мучеников за народ, словно их небесная коммунистическая отчизна. Тот СССР, который никакими законами, даже самыми жесткими, нельзя «запретить на территории России». Ибо над той территорией Орден не властен.

И этот неземной, непонятный свет с самого начала сильно озадачил, смутил и напугал Белякова. Он и тогда понял, и сейчас повторно почувствовал, что не ему светит это сияние. Оно ему – чуждо, оно – никогда не примет генерала армии.

Свет постепенно разгорался, как утренняя заря. Но это была не заря.

Беляков со страхом ждал.

Вдруг в лучах этого сияния возник образ совсем молодой красивой женщины. С широкими синими глазами. Она смотрела прямо на него. Смотрела, не мигая. Смотрела строго. Но было в этом взгляде еще и недоумение, и интерес исследователя, и даже какая-то уничижающая жалость. И это последнее было, пожалуй, страшнее всего.

– Ты кто? – наконец, «спросил» Беляков.

– Я Отражение.

– Отражение чего?

– Многого. Надежд и волнений. Мечтаний и дерзаний. Стремлений и озарений. Переосмыслений и преодолений. Всего того, с чем связано Восхождение человечества.

– А я тогда кто? – непроизвольно вырвался у Белякова мысленный, в чем-то явно глупый, вопрос.

И он был услышан.

– Ты раб.

– Раб кого?

– Раб низменных страстей и падений. Служитель Черного Света, пытающегося погасить и поглотить всё живое, разумное и любящее.

– Почему? Я служу Порядку и Власти.

– Ты служишь Тьме.

Беляков ничего не ответил. На некоторое время затянулось молчание.

– Зачем, зачем убил ты товарища своего? – вдруг «послышался» новый вопрос, исходящий от этой девушки в обрамлении неземного сияния.

Генерала армии пронзила новая волна ужаса.

– Что ты имеешь в виду?

– Твой самый первый раз. Когда ты начал служить Тьме.

И вновь, как и тогда, Беляков пережил тот удар. То страшное столкновение его самосвала с летящей по шоссе «чайкой».

За месяц до этого, в начале сентября восьмидесятого, его приняли в КПСС. Одним из рекомендующих был его благодетель, генерал-полковник КГБ Владислав Волин.

«Товарища своего»... В этом смысле, получается...

– Зачем ты это сделал? Зачем вы все это сделали? Зачем вы отреклись от Первородства? Зачем вы погасили Пламя Очищения и Освобождения? Зачем вы ввергли Восходящих обратно в Пропасть Инферно?

– Так было нужно, – машинально ответил Беляков.

– Кому нужно?

– Нам.

– Зачем?

– Чтобы Силой навязать всем людям нашу Власть. Чтобы совершать Устранения, предавать Смерти тех, кто дерзнет нам перечить. Чтобы самим наслаждаться Жизнью, пребывать в Неге. Всегда. Без конца. Во веки веков.

Мысли нельзя было скрыть. Нельзя было обмануть. Нельзя было что-то утаить от этого света.

– Ваша Нега – это Отрава для всех остальных. Этот яд обильно исторгается из вас. Вы разрушаете само мироздание своей ложью и ненавистью. Своим смертоносным Черным Светом вы отравляете Свет жизни, разума и любви. Вы отвергли Сияние Восхождения. То, что вы совершили, не имеет даже названия, потому что такого еще никогда не было в человеческой истории. Вам нет прощения – и никогда не будет. Ту Отраву, которую вы приготовили, вы отведаете сами. Та Тьма, которой вы служите, поглотит вас самих. И вы будете пребывать в ней недвижимые, объятые ужасом, не видя ни малейшего проблеска. Всегда. Без конца. Во веки веков.

– Нет! За что? За что? Не надо! – «закричал» Беляков.

И вдруг промелькнула в этот «судный час» отчаянная мысль-воспоминание... о песне из тех самых годов. О песне-мольбе, песне-обращении – очевидно, к тому, что олицетворяет вот это самое сияние. Тем более что лицом эта странная девушка очень напоминала ту, в которую были влюблены мальчишки второй половины восьмидесятых...

– «Прекрасное Далёко, не будь ко мне жестоко, не будь ко мне жестоко, жестоко не будь...»

Жалость во взоре собеседницы стала уже явной и преобладающей.

– Жестокость исходит от вас же. Она же вас и сразит.

Девушка взглянула на генерала армии в последний раз и исчезла.

Сияние погасло.

И начальник КОКСа остался во тьме.

Неистовый, нечеловеческий ужас начал прожигать его насквозь.

Но не было возможности даже закричать. Только мысленно взывать. И никто его, конечно, не слышал. Полное, абсолютное, безнадежное одиночество. Одиночество отвергнутого и падшего.

И так продолжалось, как казалось Белякову, невыразимо долго. Уже должны были выгореть все звезды во Вселенной – а его всё так же терзал мучительный ужас. Ужас без конца. Время словно остановилось...

– ...Андрей, Андрей! Ответь! – послышался откуда-то голос девочки-подростка.

Жуткое наваждение как будто стало уходить. Вновь вернулось нормальное ощущение собственного тела, ощущение идущего, как ему и полагается, времени.

Уже, очевидно, позднее утро. Рядом в постели встревоженная Катя – трясла его за плечо.

– Я несколько раз пыталась тебя разбудить. Сначала... Но... не получалось, вообще никак не получалось... – смущенно и даже виновато сказала лоли. – И, вот, наконец, удалось растолкать. Тебе плохо? Может, врача вызвать?

– Нет-нет, спасибо, Катюша, не надо. Просто кошмар приснился. Нервы совсем ни к черту... Сколько времени? – он перевел взгляд на часы. – Что, уже двенадцать?

– Да.

– Ох... Дай-ка пульт от телека.

Переключая каналы, Беляков смотрел, что произошло в мире.

Сегодня – День Победы.

Вот Путин на территории Кремля проводит смотр президентского полка. Еще будет воздушный парад. А вечером – салют.

А всё остальное, что уже вошло в традицию, – отменено. И в России, и в других странах. Как и должно быть. Раз на планету напал ужасный коронавирус – значит, самоизоляция и социальная дистанция. А значит – волей государства принудительное закрытие всего и вся. И запрет даже на улицу выходить лишний раз. В общем, всё то, что служит перекройке экономики и общества в целом – в ущерб низам, в пользу верхам.

Еще переключение.

А там – репортаж о полноценном, масштабном параде. Красный советский флаг над городом-героем. Военнослужащие без каких бы то ни было «намордников» стоят по стойке «смирно».

И обычные люди, совершенно свободно, без куар-кодов, передвигающиеся, куда им заблагорассудится. Хочешь – носи маску, не хочешь – не носи. Подавляющее большинство, как видно, не хочет – и никто никому ничего не навязывает.

Это – вызов, промелькнуло в голове у Белякова. Этим публичным прецедентом рушится миф. Подрывается вся система. Черт... Будь проклят этот идеалист, этот реликт вытравляемого со всей тщательностью прошлого. Ну, ничего, он еще свое получит, глобальные силы готовы касательно него смириться – да и приходилось мириться все эти десятилетия – со многим... Но только не с этим – тут ставки слишком высоки. Этого уже не простят, вцепятся и не отстанут, пока не добьются своего... Просто из принципа. Выдернут эту занозу, наконец, рано или поздно – и, в общем, и тут по нему плакать никто, конечно, не станет... Хоть и «союзником» числится... Надо, кстати, будет под это дело самим подготовить какие-нибудь комбинации – чтобы не быть потом, когда всё начнется, посторонними наблюдателями...

Вспомнил сон. Вспомнил то, в чем обвиняла его та странная молодая женщина. В том, что он совершил когда-то на земле, откуда ведется репортаж.

Беляков внимательно всматривался в лица построившихся военных.

Они бросили вызов силе, перед которой безропотно и единодушно склонился, распластался, пал ниц весь мир.

А если... а если этой силе не удастся сломить их? Чего от них ждать в этом случае?

Ведь это же – наследники того, кто подвергся его самому первому личному Устранению... Устранению, которое генерал Волин и сам Экселенц считали ключевым...

«Зачем, зачем убил ты товарища своего?»

«Зачем?..»

«Зачем?..»

И в животе у генерала армии вдруг возник и начал расти тот самый страх. Тот мучительный ужас, от которого не было ему спасения.

Беляков, стремясь заглушить, убить это чувство, протянул руку в поисках чего-нибудь тяжелого. Под ней оказался золотой бюстик Гитлера, когда-то подаренный ему сыном. Совсем небольшой по размеру, а несколько килограммов весит.

И запустил его изо всех сил – прямо в телеэкран.

Минск, 9 мая 2020 года

Из института отец и дочь разъехались по своим квартирам за полночь. Чтобы уже через несколько часов, утром, встретиться на традиционном для праздника Победы месте – у пересечения проспектов Победителей и Машерова.

Вместе с отцом пришла и мама. Пусть и не сразу, но все трое нашли друг друга, уже за линией проверки.

Присоединилась к ним и Вика, жена Дениса, томящегося в российской тюрьме.

Максим, как и всегда по праздникам, в числе сослуживцев, обеспечивал общественный порядок. Сейчас впервые – в рядах столичного ОМОНа.

И его отец, полковник КГБ, тоже, скорее всего, работает сейчас над обеспечением безопасности. В центральном здании – или же где-нибудь здесь, «в поле». Служба его не столь приметна, но очень важна. Учитывая то, что творится вокруг.

Последней подошла его супруга, Надежда Кирилловна.

Они стояли и смотрели на построившиеся пешие колонны, на советский флаг над куполом музея.

– Девочки, это исторический день, – сказал профессор. – Мы спасли в этом году День Победы для всего СССР. Мы единственная страна, которая не побоялась пойти против всех этих нелепых запретов самозванных властителей мира.

– Нет, еще Туркмения планирует парад, – уточнила Алла Михайловна. – Там официально ковида нет, но все эти ограничения, конечно же, введены.

– А, может, попросили оттуда, с Запада, – просто хотя бы для того, чтобы именно мы, белорусы, не были единственными? – предположила Наташа. – Ведь там так же, как и везде, кроме нас, узкий круг присвоил общенародную собственность, значит, они для глобального капитала свои. Там олигархический госкапитализм, причем до крайности, патологически репрессивный. Такое ощущение даже, что в этом самом закрытом в мире государстве – лабораторная диктатура, опытная отработка, эксперимент над целым народом, и всё это тщательно изучается западными учеными, в том числе и на месте. Так что у меня большие сомнения в их искренности.

– Может быть, может быть... – сказала мама.

– Как здорово, что мы живем в Беларуси, – сказала Надежда Кирилловна.

– Согласна, – ответила Алла Михайловна. – Мы тут гарантированно защищены от произвола и издевательств сильных мира сего. И не просто защищены, а и других своим примером в какой-то мере защищаем. Хотя бы морально, идейно.

– Да, дышится тут совсем по-другому, гораздо свободнее, – согласилась Вика...

– ...Трагедия белорусского народа, который вынес на своих плечах титанический груз потерь и разрушений самой жестокой войны двадцатого века, несоизмерима ни с какими трудностями нынешнего дня, – говорил Александр Лукашенко, выступая с трибуны. – Даже мысль изменить традициям, которые вот уже семьдесят пять лет прославляют историю великого подвига победителей, для нас недопустима. Но в этом обезумевшем, потерявшем ориентиры мире найдутся люди, осуждающие нас за место и время проведения этого священного действа. Хочу им сказать по-человечески: не торопитесь делать выводы, а тем более осуждать нас, наследников Победы, белорусов. Мы просто не могли иначе...

– Горжусь своей страной, своим народом, своим президентом. Мы не прогнулись и не продались этой нечисти, – произнес профессор, слушая речь главы государства.

– ...У нас не было другого выбора. А если и был бы – мы поступили бы так же! Потому что на нас смотрят глаза погибших за нашу свободу советских солдат. Глаза замученных в застенках гестапо партизан и подпольщиков. Глаза стариков, женщин и детей Хатыни. Они очень хотели жить, но умерли, чтобы жили мы. И современная Беларусь – это памятник той страшной войне, погибшим, замученным и сожженным. Живая память и живой памятник. И пусть в этом году военный парад в Минске станет единственным на постсоветском пространстве – он пройдет в честь всех советских воинов, освободивших мир от нацизма!..

...Широко и радостно праздновала юбилей Победы свободная страна – бастион отваги и разума в мире страха и безумия. В парадном строю прошли и родственники из семьи Дашкевичей: Александр вел головной Т-34, а Ирина – в пешей колонне.

Вечером будет концерт, салют, народные гуляния, а после все соберутся у Григория Валентиновича и отметят, как полагается.

Сосны, 11 июня 2020 года

К вечеру в резиденцию Владислава Скворцова начали стекаться его друзья по нацистскому «историческому» клубу «Дети Молний». Это были в основном его ровесники – «золотая молодежь», отпрыски генералов из силовых структур, которые в массе своей пошли по стопам отцов. Они учились в элитных ведомственных вузах – или уже окончили их, сразу же получив, пусть для начала и невысокие, но всё же «ответственные» должности.

Предстояло многодневное мероприятие-слет под названием «Руссланд-пати», посвященное «Дню России». По этому случаю приехали гости из других регионов.

Погода стояла великолепная – синее небо, яркое солнце, жара. Первым номером «культурной программы» должна была стать аквадискотека. Как только начало темнеть, около шестидесяти гостей, полностью нагих – на них были только форменные эсэсовские фуражки и повязки со свастиками на левом плече – начали размещаться в бассейне.

Девушки – участницы «клуба» были окружены своими же соратниками мужского пола. Одиноких молодых мужчин сопровождали лоли – девочки двенадцати-пятнадцати лет. Как «персональные», так и специально «мобилизованные» Скворцовым на вечеринку – чтобы соблюдался «гендерный баланс». Все они тоже были полностью наги.

Провозгласили «свинг-режим» – то есть каждый из мужчин мог быть с каждой приглянувшейся ему соратницей или лоли. Как говорится, «всё общее».

Загремела музыка – «Полет валькирий» Вагнера. Запустились феерические световые эффекты. Десятки глоток издали дружный удовлетворенный рев.

У борта бассейна по всему периметру были расставлены столики с коротенькими ножками, наполненные разнообразным изысканным угощением, элитной выпивкой и пакетиками с волшебным порошком. Сам бассейн был обширен – тридцать на двадцать, с «островками», покрытыми газонной травой. Так что на каждого участника или участницу приходилось по несколько квадратных метров поверхности воды.

Кто-то уже начал «оприходовать» содержимое столиков, кто-то плавал – в гордом одиночестве или в сопровождении друзей, подруг или лоли. А кое-кто из особо нетерпеливых мужчин сидел, раздвинув ноги, на бортике в том секторе бассейна, где было мелко, а перед ним в воде стояла девушка-соратница или лоли и делала свое дело.

Музыку приглушили, послышалась барабанная дробь.

– Через десять минут – общее построение! – провозгласил Скворцов.

Присутствующие начали «закругляться» и готовиться к «торжественной части».

Наконец, время настало. Соратники и соратницы подплыли и построились на мелководье в четыре шеренги. Все лоли продолжали плавать в воде где-то на заднем плане и употреблять то, что было расставлено по краю.

– Смир-рно!.. Дети Молний! – провозгласил Скворцов, стоя перед бассейном, в таком же «облачении», как и у всех остальных. – Приветствую вас на «Руссланд-пати»! Хайль Гитлер!

– Хайль Гитлер! – послышался рев. Взметнулись руки.

– Мы празднуем годовщину разделения совка на много государств, включенных, как и мечтал фюрер, в глобальную систему. Нам принадлежит страна! Мы ее хозяева! Мы ее молодые наследники! Ее богатства в наших крепких и сильных руках! Хайль Гитлер!

– Хайль Гитлер!

– Хочу предоставить слово соратникам – гостям из других краев! Пусть они честно расскажут о своих успехах и провалах! Пусть поделятся опытом!

Скворцов жестом пригласил одного из мужчин, стоявших в общей шеренге. Тот поспешно вылез, отряхнулся и подошел к группенфюреру, взял микрофон.

– Дети Молний! Санкт-Петербург приветствует вас!

Ответом был восторженный рев.

– Наша команда взяла в оборот одного яйцеголового. Он что-то там придумал, какую-то виртуальную модель для ремонта подводных лодок. Рассчитывал поиметь с этого миллионы долларов. Возомнил себя русским Илоном Маском. Ха-ха-ха!

Присутствующие, как один, загоготали.

Оратор поднял руку, показывая, что готов продолжать.

– Когда клиент созрел, мы сделали ему предложение, от которого невозможно отказаться...

Гость подождал немного, выдерживая паузу.

– Но он от-ка-зал-ся! Он думал, что такой крутой, раз такой умный! Ха-ха-ха!

Соратники и соратницы снова посмеялись.

– Такой умный, но так и не понял, что в нашей стране важны не ум и не деньги! А сила и власть! А кто сила и власть в нашей стране?

– Мы-ы-ы! – вырвалось из десятков глоток.

– Не слышу! – провозгласил оратор.

– Мы-ы-ы-ы-ы! – еще громче проорали присутствующие.

– Да-а-а-а! – прокричал гость из города на Неве. – И поэтому мы пригласили его погостить в пятизвездочном отеле «Кресты»!

– «Кресты-ы-ы»! – начала эхом «подпевать» толпа, уловив требуемый стиль.

– Там мы его просили!

– Проси-и-и-ли!

– Умоляли!

– Умоля-я-яли!

– Поделиться!

– Подели-и-и-ться!

– Но он сказал «нет»!

– Не-е-е-ет?! – с недоуменной интонацией произнесла толпа мажоров-нацистов.

– И тогда мы стали просить его еще сильнее!

– Еще-е-е сильнее! – эхом отозвались обитатели бассейна.

– Мы засунули ему кипятильник!

– Кипяти-и-ильник!

– В ... !

– В ... ! – повторила толпа, с особым смаком пропев первый ударный слог.

– И тогда, осознав, наконец, свою ошибку, он от огорчения и раскаяния умер!

– У-у-умер, – изображая горестный плач, протянули «Дети Молний».

– А не надо быть жадным! Не надо!

– Не на-а-адо!

– Мы всей стране преподали урок!

– Уро-о-ок!

– А какой урок мы преподали? Ну-ка?!

– Надо делиться!

– Не слышу!

– Надо делиться! – проорала толпа.

– Правильно! А почему? А потому что мы здесь власть! Мы здесь власть!

– Мы здесь власть! – принялась хором вопить толпа.

– Хайль Гитлер! – сказал оратор и вскинул руку вверх.

– Хайль Гитлер! – проорала толпа и ответила тем же жестом.

Питерец отдал Скворцову микрофон, плюхнулся в бассейн и занял место в строю.

– Спасибо! – сказал Скворцов. – А теперь слово нашему гостю из Кенигсберга!

– Дети Молний! Привет всем из Восточной Пруссии! – начал говорить оратор. – Мы наладили сбыт через литовцев всего, что нужно партнерам. Коллега мой был вхож в Вильнюсе к уважаемым людям, инкогнито, с другим паспортом. И тут его запалили!

– Запалили! – сочувственно ахнула толпа.

– И кто запалил? Муж и жена. Чинуши местные. Тоже свои гешефтики имели. Но разве мы им мешали? Раз они были в теме, пусть бы и осваивали себе дальше. У них своя свадьба, у нас своя. Так вот, насчет свадьбы. Он у них был приглашенным. Язык развязался, то, сё, сболтнул на камеру, кто он и откуда. А они взяли, да и выкинули, не глядя, всё это в сеть. Литовцы выловили – и подняли ненужный шум. Палево!

– Па-а-алево! – откликнулась толпа.

– А значит, надо отвечать! Цап-царап – и в Первопрестольную, в Лефортово!

– В Лефо-о-ортово!

– Обвинение!

– Обвине-е-ение!

– В госизмене!

– В госизме-е-ене!

– Ибо нефиг! Серьезным людям палить канал! Нефиг!

– Не-е-ефиг!

– Мы здесь власть! – крикнул гость из эксклава.

– Мы здесь власть! Мы здесь власть! – подхватили соратники и соратницы.

– Хайль Гитлер!

– Хайль Гитлер!