Текст книги "Чаша отравы (СИ)"

Автор книги: Игорь Герасимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 49 страниц)

– Это что значит? – поинтересовался Дашкевич.

– Это когда ядро экономики формально принадлежит государству, но фактически хозяйские бонусы с него имеют частные лица, кланы, а не весь народ. Через неадекватные зарплаты от сотен тысяч до сотен миллионов в месяц. Через выведение денег лично себе посредством контрактов, заведомо невыгодных для управляемой организации в целом. Распилы, откаты, освоения. Верхушку можно представить себе как коллективного капиталиста, и в рамках этой схемы допуск конкретного лица к кормушке определяется далеко не всегда формальным наличием акций в собственности. А просто постом, местом в системе, в клановой расстановке. А активы – даже если формально частные, переплетены тысячами нитей всевозможных интересов. И уже непонятно, какую роль играют собственники таких частных активов, если они встроены в систему. Скорее, просто заведующие над активами.

– Слушай, а ведь верно. Насчет переплетения, – вспомнил Денис. – Когда я еще работал в СМИ, мне попалось исследование, кажется, швейцарских ученых. Не знаю, имеет ли это отношение к тому, о чем мы говорим, но они проанализировали, кому что принадлежит в западном бизнесе, ну, все эти крупнейшие ТНК, банки, холдинги. И показали, что фактически это тот же самый клубок взаимных инвестиций и участия.

– Молодец, что вспомнил, – сказал Иван. – Это имеет как раз прямое отношение. У них капитал консолидируется, то есть становится единым, вот таким способом, как бы естественным. Зачатки этого разглядел еще Ленин. Он указывал, что стадия империализма характеризуется слиянием промышленного и банковского капитала. Таким образом формируется финансовый капитал и выделяется субъект управления – финансовая олигархия. А это было больше века назад. Теперь, особенно после того, как ядро мирового империализма после Второй мировой войны обрело единство, с доминирующей страной-центром в лице США, процесс стал трансграничным. И получился консолидированный транснациональный клубок. Где отдельные ТНК – не суверенные субъекты, а всего лишь активы, пусть и имеющие собственные интересы, конечно, на уровне отдельных пулов акционеров, менеджмента... но их интересы подчинены уже этому клубку в целом, транснациональному конгломерату. Все конкретные корпорации – это в конечном итоге лишь щупальца уже консолидированного капитала. Процесс всё идет и идет, он ни на день не прекращался на протяжении этих десятилетий, и будет идти еще десятилетия, если какой-нибудь катаклизм его не остановит. Этот клубок глобального консолидированного империализма осваивает, а проще говоря, пожирает другие страны, в том числе постсоветские, а также страны развивающиеся. С той или иной степенью успешности. Коллективно. Через взятие безвозвратных займов, через печатание единой мировой валюты – долларов, через монополию на ряд высоких технологий, через присвоение полезных ископаемых за заведомо малую цену. Согласны?

– Да, – откликнулись оба.

– А теперь возвращаемся к термину «фашизм». Вспомним, что сказал Георгий Димитров, лидер болгарских коммунистов, которого нацисты ложно обвинили в поджоге рейхстага. Помните такое определение – фашизм это диктатура финансового капитала?

– Кажется, да, – произнес Игнатенко. – Помню, в интернете читал.

– Да, тоже смутно помню, – сказал Дашкевич.

– Так вот... В общем-то, это правильное определение. Но я бы его уточнил, исходя из исторического опыта последующих десятилетий. Фашизм – это диктатура консолидированного капитала. Капитала, развитого до высшей стадии. Консолидация и монополизация капитала – объективный и естественный процесс. Каким путем это происходит – вторичный вопрос. Или это «мейнстримный» путь, присущий ядру мировой системы капитализма. Через образование финансового капитала и выделение олигархии, через транснациональное переплетение владением активами ТНК и инвестфондов. Или же субъектом фашизма, ведущим звеном, локомотивом в процессе консолидации становится некая идейно-политическая структура – как в муссолиниевской Италии, гитлеровской Германии. В иных странах, причем независимо от их размера... скорее на тот момент не слишком развитых по сравнению с такими, как Британия и США... тоже выделялось консолидирующее капитал ядро. В виде монархии, национал-идеократических диктатур, боярского олигархата, военной аристократии – или сочетания перечисленного. Именно наличием такого ядра и объясняется, что Польша, Финляндия, Венгрия, Болгария, Румыния, Эстония, Латвия и Литва стали фашистскими. Чехословакия же, где такого ядра не было, где развитая буржуазия полностью взяла власть в свои руки, оставалась формальной демократией до гитлеровского поглощения. Испания после победы мятежа Франко встала, разумеется, в тот же фашистский ряд. Похожую систему мы видим в Латинской Америке. Классический пример – семейство Сомосы. Режим Пиночета. Да, на тот момент, в двадцатом веке, этот процесс имел национальное измерение, если не считать, конечно, прямых поглощений одних стран другими в ходе войн. Ныне, как мы видим, система стала уже транснациональной.

– Глобальный фашизм? – уточнил Игнатенко.

– Да, – подтвердил Иван. – И это не пропагандистский ярлык от антиглобалистов всех оттенков. А соответствие строгому базовому определению фашизма.

– А такие его признаки, как террористические рычаги власти, ксенофобия, антисемитизм, диктатура, зажимание прав и свобод, травля инакомыслящих, разделение населения на полноценных и неполноценных, стравливание отдельных частей общества между собой? – поинтересовался Гена.

– Это не признаки, а инструменты, которые могут проявляться с той или иной степенью открытости, заметности, – объяснил Смирнов. – Хотя с течением времени система неизбежно тяготеет к всё более открытому их внедрению. Даже в самых развитых, традиционно демократических, странах.

– Даже в них? – удивился Денис.

– Да. Диктатура в том смысле, что базовые принципы не подлежат сомнению, и политические силы, представляющие интересы иных классов, никуда не пускают.

– Ну, не знаю... – сказал Игнатенко. – А как же Трамп?

– Трампа неизбежно скинут, причем демонстративно пойдя на фальсификации, чтобы показать силу. Его допустили на один срок только с целью концентрации на нем огня, чтобы спровоцировать симпатизирующие ему силы на неосторожные действия и в конечном итоге одним махом подавить всю остаточную субъектность национального капитала США. Сделать его навсегда подчиненным глобальному конгломерату.

– Вот как? Хм... – сказал Дашкевич. – Значит, все надежды на олицетворяемый Трампом реванш сил, противостоящих глобализму, бессмысленны?

– Разумеется. Смешно уповать на такое. То, что называют «глобализмом», а, по сути, глобальным фашизмом, – лишь продукт закономерного объективного развития, абсолютно естественного... Идем дальше. Зажимание прав и свобод простых граждан происходит уже на наших глазах везде. Ну, антисемитизм никому уже не нужен, это дело прошлого. А вот деление общества на полноценных и неполноценных, разжигание розни между его частями происходит постоянно. Провозглашается, например, какой-нибудь абсурдный манифест – неважно, какой, в пользу сексуальных меньшинств, в пользу рас. Причем только на словах – о том, чтобы добиться действительного экономического равноправия, и речи нет. А тот, кто не согласен с абсурдными идеологическими установками, тот становится изгоем, того начинают травить. И травят даже не только тех, кто выступает против, а уже и тех, кто недостаточно громко выступает за...

– То есть любая буржуазная диктатура это фашизм? – уточнил Гена.

– В эпоху укрепления глобального консолидированного империализма, я считаю, это утверждение справедливо. Такая диктатура – неотъемлемая часть всемирного фашизма и потому сама по себе является фашистской. Хотя многие со мной не согласятся.

– А террористические методы управления... – сказал Дашкевич.

– Диктатура к ним тяготеет естественным образом. Пусть такие методы до поры до времени и не слишком афишируемы, слегка скрытые в бархатной перчатке. Но в последнее время перчатки снимаются и маски срываются. Возьмем как знаковый момент преследование Ассанжа. Оно указывает именно на терроризм глобальной власти, на ее склонность демонстративно, фабрикуя на пустом месте улики, преследовать, по сути, за свободу слова. Публично и открыто используются двойные стандарты. Полным ходом идет отказ от демократии и прав человека, узаконено упразднение тайны переписки, разрешены пытки и, как мы видим по делу Ассанжа, максимально свирепое наказание за разглашение информации о нарушении прав. Британия и Швеция фактически преследовали и преследуют его за то, что он якобы нанес вред интересам США. Мы видим, что границы и национальные интересы тут уже не в счет. Имеет значение лишь интерес глобальной фашистской системы как единого целого.

– Получается, по-твоему, отдельные страны фактически стали этим фашистским единым целым, – сказал Гена. – Правильно я понимаю?

– В известном смысле да. Есть англосаксонская империя с ядром в США, в нее де-факто входят Канада, Британия, Австралия, Новая Зеландия. И вдобавок к этой империи – практически вся Европа. Это уже единая структура. Политически и экономически. Произошла беспрецедентная транснациональная консолидация. Отдельные механизмы могут различаться применительно к различным странам и их статусу. Кто-то в ядре, кто-то на периферии. Британия то в Евросоюзе, то вышла из него. Это не суть важно. Важно то, что если и остались где-то остатки национальных интересов, национальной субъектности, то она уже заведомо уступает глобальной, транснациональной, является по сравнению с ней вторичной, тенью. Это уже арьергард. А в иных странах и этого нет. Есть только статус пищи. Сейчас стали пожирать бывший СССР. Прибалтику поглотили сразу же. На Украине в 2014-м, когда нужно было сделать из нее антироссийского зомби, взломали остаточную олигархическую семибоярщину и ввели прямое управление глобального центра. И, соответственно, буржуазная демократия, которая сохранялась из-за отсутствия одного доминирующего ядра в течение долгих десятилетий, уступила место чистому, незамутненному фашизму. Сначала роль приказчика глобального фашизма, подсуетившись, взял на себя один из олигархов – Порошенко. Его сменил чисто наемный менеджер Зеленский. Аналогично взломали и Молдавию, там было проще, там был только один олигарх Плахотнюк. В его неприятии, кстати, вполне предсказуемо, совпали интересы глобального центра и владельцев России. Но совпали, понятное дело, лишь в одной точке. Глобальный центр заведомо оказался сильнее и пожинает плоды.

– А другие страны бывшего СССР? – поинтересовался Дашкевич.

– Везде, где есть доминирующее ядро, сформировался, по сути, фашизм. В основе своей, с той или иной степенью полноты и завершенности. Это Азербайджан, Узбекистан, Казахстан, Таджикистан, Туркмения. Это ядро монопольно присвоило социалистическое достояние. Там, где изначально немонопольно, как в Киргизии, Армении, Молдавии, сохранялся режим относительной буржуазной демократии, основанной на конкуренции. Но и эти режимы закономерно тяготеют к фашизму. Про Молдавию я уже сказал. Армению фашизирует Пашинян, подрядчик глобального фашизма. Он скоро сольет Нагорный Карабах азербайджанцам и туркам. В Турции, кстати, роль консолидирующего ядра выполняет партия Эрдогана. Дело там идет к открытому отказу от кемалистского наследия с переносом столицы в Стамбул, а, возможно, даже и восстановлением султаната. По сути, турки стали региональным подрядчиком глобального фашизма, с известной национальной автономией.

– А Индия? – уточнил Гена.

– Встала на путь фашизации при Моди. Она уже больше не является «крупнейшей демократией мира». Та же бессменная, нацистская по идеологии правящая партия, и методы госуправления соответствующие. Идет дефрагментация национального капитала с одновременным угодническим встраиванием экономической системы в глобальный капитал. Кстати, как мне представляется... может, я и ошибаюсь, но хотелось бы надеяться... индийский народ имеет большие шансы, когда рванет суперкризис или война, совершить масштабную социалистическую революцию новой эпохи. Есть многообещающая совокупность внешних и внутренних факторов в пользу этого.

– Нефтяные монархии Персидского Залива тоже, конечно, фашистские, по этой логике? – предположил Игнатенко.

– Естественно. Из трайбализма сразу же прыгнули в фашизм, минуя все промежуточные стадии классового общества, но, в отличие от Ливии при Каддафи, сохранили элитарные принципы построения государства. Произошло форсированное взращивание местных производительных сил, пусть и узкоспециализированных, силами иностранного капитала. Местная монархическая знать – доминирующее компрадорское ядро, коллективный совладелец богатств, полностью открытых глобальному капиталу. И неважно, в какой мере она делится со своими подданными, даже если они подданными в буквальном смысле уже не являются, скорее наоборот. Просто так им повезло, исходя из соотношения природных запасов и демографии. Всё равно это национал-фашизм, встроенный в мировой фашизм.

– А как насчет России? – поинтересовался Денис.

– У нас всё аналогично. Да, до поры до времени слишком уж сильно власть не доставала население излишним закручиванием гаек, в двухтысячные народ даже вполне неплохо жил. В обмен на явное отстранение от участия в управлении государством, даже на косметическом уровне. Но сейчас всё иначе: государство стало остервенело грабить население, превращая его во «вторую нефть». И одновременно запрещать абсолютно всё и сажать за любой косой взгляд. Уровень свобод резко сократился даже по сравнению с еще недавним временем, и это на фоне тотального обнищания большинства.

– Я встречал такие термины применительно к нынешнему российскому режиму, как бонапартизм, неофеодализм, – сказал Игнатенко. – Это корректно, на твой взгляд?

– Нет, конечно. Бонапартизм был характерен для доимпериалистической эпохи, когда буржуазная государственная система только переживала становление, и власть лавировала между классами. А неофеодализм вообще не научный, а пропагандистский термин. У нас чисто буржуазный строй, со своими, конечно, национальными особенностями, но живущий строго по канонам буржуазного классового деления, с имущим классом капиталистической формации, с эксплуатируемым пролетариатом, который, в силу исторической специфики, является и экспроприированным классом – бывшим совладельцем единой социалистической собственности. А эту собственность коллективно рейдерским путем присвоил новый господствующий класс и эксплуатирует ее по-буржуазному. Каждый из допущенных к кормушке получает долю в прибавочной стоимости исходя из своего места в системе, по рангу. Пусть это право и не прописано ни в каких реестрах собственников, акционеров, но оно фактически есть и применяется. Пусть время от времени кое-кто даже отлетает от этой кормушки. Но никакого феодализма нет и в помине. Тут коллективное совладение, консолидированный капитал, в характерных проявлениях функционирования которого порой и усматривают какие-то притянутые за уши аналогии с феодализмом и абсолютизмом. Но это всё не то.

– Ясно... – протянул Денис. – Значит, так вот фашизм и развивается, и будет развиваться. И в мире, и у нас в России.

– Разумеется. Ибо фашизм – это естественный путь развития капитализма. По сути, на Западе уже вовсю идет трансформация государственно-монополистического капитализма двадцатого века в олигархический государственный капитализм, когда государство непосредственно становится высшим менеджерским ядром, напрямую, силой закона, угнетающим низы, отбирающим у них блага в пользу единого капитала. Напомню, госкапитализм утверждается не тогда, когда средства производства принадлежат государству, а тогда, когда само государство принадлежит капиталу. В России, где капитал рейдерского происхождения, а также в тех же странах Персидского Залива, олигархический госкапитализм представлен в своей чистоте и завершенности. В общем, именно на таком фоне повсеместно происходит необратимое обескровливание низов в пользу верхов. Именно этими инструментами глобальный капитал будет проламываться через неизбежные кризисные явления, парировать вызовы.

– Получается, наличие или отсутствие фашизма не зависит от степени развития страны? – уточнил Дашкевич.

– Это только один из факторов, не вносящий решающий вклад. Относительная демократия может быть и в отсталой и бедной стране, как в современной Киргизии. Возник же фашизм в промышленно развитой Германии. Тут главное – наличие или отсутствие доминирующего ядра, которое всё под себя подминает, олицетворяя в экономическом смысле консолидирующее начало капитала. В прошлые десятилетия в ряде стран, на национальном уровне, на излете перехода от феодальной социальной системы к буржуазной, фашизм возникал тогда, когда, с одной стороны, классическая фрагментированная буржуазия оказывалась достаточно сильна, чтобы противостоять попыткам пролетариата взять власть, а, с другой стороны, оказывалась зависимой от некоего внешнего по отношению к ней консолидирующего ядра. Которое представляло собой либо осколки правящих добуржуазных подсистем, решившие возглавить процесс буржуазной модернизации в эпоху империализма, либо мощно навязывающую свою идеологическую повестку политическую силу. Примеры я уже приводил. И если в каких-то странах фашизация в свое время не прошла на национальном уровне, то в нынешнюю эпоху она успешно осуществляется в глобальном масштабе. А на национальном уровне, уже и в самых развитых странах, – как вторичный по отношению к этому процесс.

– Ничего себе... Похоже на правду, кстати... – сказал Ингатенко. – А вот хотелось бы узнать – всякие тайные структуры, масоны, Бильдербергский клуб, Трехстороння комиссия, Совет по международным отношениям – это миф или правда?

– Ты имеешь в виду – есть ли тайная власть, тайные структуры управления? Истинные владельцы консолидированного капитала, стоящие на самой верхушке этого переплетения активов, безусловно, есть. В какие структуры они объединены – это их дело, в какие им удобно, в те и объединены. Правят не бильдербергские клубы, а лица, использующие подобные объединения в качестве удобных площадок для взаимодействия как друг с другом, так и с высшими экспертами, «яйцеголовыми», политическими менеджерами. Это элитные площадки, узлы управления системой. В этом смысле да, такое есть. Причем это достаточно публичные площадки, тобою перечисленные, ибо взаимодействие идет с широким кругом внешней общественности. Есть и сугубо кулуарные, внутренние объединения, о которых вообще никакой информации может не просачиваться вовне. Подобные структуры – инструмент консолидации капитала в максимальной степени. Это высшая буржуазия, приобретшая уже не индивидуальный, а коллективный профиль. И они олицетворяют фашизм, и не кустарный, в каком-то смысле преждевременный, недоношенный, гитлеровско-муссолиниевского образца, а фашизм последнего поколения, полный, завершенный. Высшую стадию буржуазного строя.

– А тогда какая альтернатива этому фашизму может быть? – произнес Дашкевич.

– Только социализм. Да, именно социализм. Сейчас мелкобуржуазные силы уже ничто. Парадокс, но они лучше всего защищены в таких странах, как Китай и Белоруссия. В последней они же, стреляя себе в ногу, массово выступают против государства, служащего им защитой от пожирания крупной консолидированной буржуазией, которая там попросту отсутствует. Наивно надеются хоть тушкой, хоть чучелком войти в единую трансграничную элиту. Ладно, это так, к слову. Белоруссия просто сейчас на слуху... Так что или крупный консолидированный транснациональный капитал – или социализм. Причем «твердый», подлинный, с полной экспроприацией крупной буржуазии и наделением народа правом собственности на все активы. Без подачек, как в скандинавском псевдосоциализме. Хозяину подачки не нужны, у него и так всё есть. А если по большому счету, то по социалистическому пути шел в двадцатом веке фактически весь мир, и это был достаточно гуманный и развивающийся мир. Даже те страны, где у власти находились капиталисты, вынуждены были действовать в повестке, задаваемой существованием и развитием мировой системы социализма. В так называемой тени СССР. Не позволявшей никому беспредельно зверствовать – ни внутри своих стран, ни на мировой арене. Именно благодаря существованию реального советского социализма, без буржуазии, и возникали упомянутые скандинавские как бы «социализмы». Другое дело, что когда Союз пошел к закату, когда внутри него активизировались силы измены, то и мировая реакция подняла голову, осмелела.

– Ты упомянул Китай, – сказал Игнатенко. – А сам он что собой представляет, на твой взгляд?

– Фактическую сверхдержаву, альтернативную, встроенную в глобальную систему на договорных принципах. Но глобальный центр не влияет на внутренние процессы в Китае. Не жрет, грубо говоря, его потроха, как в той же Европе или странах «третьего мира». В Китае есть свой национальный частный капитал, выходящий на глобальный уровень. Есть свои миллиардеры. Но есть и социалистический императив развития национальных средств производства в интересах всего народа. Показательно, что там даже рядовые трудящиеся с каждым годом живут всё лучше и лучше. Тогда как в странах империалистического ядра – всё хуже и хуже. Капитал вообще стремится давать рабочему ровно столько, чтобы он не подох с голоду и в лучшем случае смог элементарно продолжить род. Но не больше. Пока был жив СССР, уровень жизни западных трудящихся рос, это служило аргументом в пользу того, что капитализм лучше социализма. Естественно, раз Запад всех остальных грабил, мог и поделиться с рабочими. Сейчас в этом нужды уже нет. А вот в Китае есть тенденции к тому, чтобы экономика работала на благо всех. Там, конечно, сейчас гибридная система, но с явной социалистической стратегической линией. Сейчас их задача номер один – развиться до такой степени количественно и качественно, в плане технологий, чтобы встать вровень с США. А значит, в перспективе, это говорит о том, что потенциально именно Китай послужит точкой кристаллизации альтернативных социально-экономических подходов в глобальном масштабе. Особенно – если и когда нынешний, по сути, фашистский подход неизбежно начнет пробуксовывать, показывать несостоятельность, неоптимальность, деградацию. Запад, со своей стороны, будет стремиться не допустить этого, а еще лучше взломать Китай, выжрать все его богатства, высосать мозги – и установить тем самым безраздельную диктатуру над планетой. Вот такие расклады.

– А Белоруссия? – уточнил Денис.

– Там, хотя и экономика в основной своей массе принадлежит государству, как в России и азиатских постсоветских деспотиях, в принципе нет того слоя, того класса – консолидированного частного собственника, которому принадлежало бы это государство. Который присваивал бы всё частным порядком и решал в своих частных интересах, как должны работать экономические активы. Нет там такого. Да, там нет и классического, в советском понимании, социализма. Но нацеленность на общее благо там явно имеется. Именно это отличает Белоруссию от всех остальных союзных республик. Именно поэтому ее пытаются взломать. Российская знать, кстати, если заметили, вынуждена, насколько может, препятствовать этому. Зажав нос. Не пылая любовью к Лукашенко. Потому что его свержение обнулит все ее позиции в попытках что-то выторговать у Запада.

– Ясно... Буду думать, – сказал Дашкевич. – Я вообще раньше считал, что вот накопим денег, вложим в дело. Теперь-то, конечно, в моем положении мечтать об этом бессмысленно. Как я понял из твоих слов, обычным людям, без начального старта, нечего ловить в капиталистической системе? Если, как ты говоришь, капитал теперь консолидированный... даже фашистский... то самому уже не подняться?

– Именно так. Не подняться, – подтвердил Иван.

– И свободное предпринимательство – уже не значимый фактор? – уточнил Гена.

– Его нет. Если бизнесмен не встроен в крупную систему переплетенных кланов, по сути, фашистскую, не является для нее своим, допущенным к кормушке, – то он неизбежно или разоряется, или просто работает сам на себя, как если бы работал «на дядю», получая доход, сравнимый с зарплатой. Если же ему чудом удается сделать так, чтобы на него пахали другие, и он преуспевает, то представители консолидированного капитала с той или иной степенью гуманности его поглощают. Без иллюзий.

– Ясно... – протянул Денис.

– Короче – если человек что-то хочет получать сверх обычной зарплаты, а тем более существенно больше зарплаты, то он должен, во-первых, или иметь в собственности недешевый актив, с которого можно кормиться, получать ренту. Или, во-вторых, так исхитриться, чтобы подчинить других людей своей воле. Сам подчинить – или же в команде, которая будет делиться с ним наваром. И чем больше других людей будет подчинено, тем этот навар больше. Первое второму, конечно, не мешает и, как правило, взаимообусловлено – это и есть частная собственность... Как-то так. А по-другому никак. В конкурентно-иерархическом обществе хорошо живет не тот, кто вкалывает или что-то полезное людям делает, а тот, кто доминирует над другими и концентрирует ресурсы, не его трудом созданные, в своих собственных руках, исходя из своего частного интереса.

– И, значит, развитие новых технологий тоже не катит? – уточнил Игнатенко.

– Естественно. На рынке только то, что выгодно корпорациям. Вернее, их консолидированному клубку. Инновации, которые могут серьезно облегчить жизнь людей, просто не выпускают на рынок. И именно по этой причине. На кого рассчитаны все эти байки про изобретателей? Например, мать Билла Гейтса в свое время состояла в топ-менеджменте IBM и пробила соответствующий контракт. И общая деградация научной и образовательной инфраструктуры становится всё более и более очевидной. На такой почве ничего произрастать не будет. Только обсасывание и вылизывание технологических принципов, разработанных еще в эпоху противостояния двух систем. И микроэлектроника, и интернет, и мобильная, цифровая связь идут оттуда.

– Так, значит, если делать выводы, то есть только две альтернативы, – сказал Дашкевич. – Или постоянно усугубляющийся фашизм, ведущий к деградации, обнищанию, рабскому состоянию подавляющего большинства и в конечном итоге гибели цивилизации. Или ниспровержение формирующегося фашизма и возвращение на социалистический путь, ведущий к коммунизму. Правильно я понял?

– Абсолютно правильно! Только эти две альтернативы. Или – или. Третьего не дано. Всё, что третье, четвертое, пятое, осталось в прошлом, это уже пройденный этап. Это уже история. Хорошая или плохая, но история.

– Вроде всё логично, – оценил Денис. – Хорошо, что так разложил. В вузе так не объясняли, там достаточно формально было.

– ...Ну, вот и отбой. Ладно, арестанты, спокойной ночи! – сказал Игнатенко.

– Спокойной ночи, – произнесли товарищи.

Минск, 13 августа 2020 года

Наташа заезжала в госпиталь к Максиму каждый день. Благо, сейчас отпуск в институте и каникулы в аспирантуре. Навещали раненого и другие родственники – его и ее родители, брат, Ира и Вика.

Сегодня компанию девушке составили Егор Иванович и Григорий Валентинович.

Она осторожно поцеловала мужа – лицо было всё в ссадинах и гематомах, переносица сломана, шесть зубов выбито. Оппозиционеры били его с садистским остервенением, пока их не спугнули.

При Максиме, сплошь закованном в гипс, Наташа старалась держаться бодро, хотя ее душили одновременно и жалость, и гнев. В то же время она, конечно, им гордилась.

– Привет, Максик, любимый... Как ты?

– Хорошо, Наташенька. Поправляюсь потихоньку. Как обстановка?

– Держимся.

На днях в палату поместили еще нескольких покалеченных бойцов ОМОНа и внутренних войск. Они противостояли озверевшим змагарам на Пушкинской площади.

– На самом деле первая волна схлынула. Противнику не удалось захватить улицу блицкригом, – начал объяснять полковник. – Сейчас он начинает активизировать заранее подготовленные ячейки на ключевых предприятиях, мутить якобы рабочее движение, устраивать политические стачки. Ну, точно так же, как в Польше в начале восьмидесятых. Вбрасывает мысль, что вы якобы слишком жестоко разогнали мирных протестующих, кучу народа избили и покалечили, по СИЗО всех распихали и пытали. Ага, на дыбу повесили и огнем жгли. И многие начали на это вестись. Сетки, работающие на западные подрывные центры и выдающие себя за защитников прав трудящихся, всё это время потихоньку готовились, находясь в спящем состоянии, и вот сейчас одновременно проснулись. И максимально агрессивно включились в события.

– Забастовки? – удивленно спросил Максим.

– Угу, – ответила Наташа. – Представь – в какой еще стране рабочие массово выходят на митинги и стачки, причем не с экономическими требованиями, а чисто с политическими, и власть с ними реально настроена говорить?

– Такое только у нас возможно, – сказал Егор Иванович. – Простые рабочие в Беларуси защищены экономически лучше, чем у любого из наших соседей, это факт. Ну, разве что в Польше зарплаты выше. Так в них после присоединения к ЕС вбухано 150 миллиардов евро просто так, тем и живут. В любой другой стране с ними даже говорить не стали бы. Это очень показательно, что они не выдвигают никаких экономических требований, как Наташа правильно сказала. Потому что выдвигать в нынешних реалиях абсолютно нечего, да и просто глупо. Поэтому незатейливо – «У-хо-ди», и всё... Я предвидел, кстати, что такое будет.

– Их устами говорят западные центры, – сказал Григорий Валентинович. – Это не их интересы. Они повторяют мантры местных вышедших из спячки организаторов якобы радетелей за рабочих, а также всяких экстремистских телеграм-каналов, прозападных и просто западных СМИ, которые, понятное дело, развязали дикую информационную войну против республики.

– Мы выстоим? – спросил Максим.

– Выстоим, – уверенно сказал его отец. – Президент на посту, организует оборону. – Мы тоже каждый на своем посту. Сейчас только на часок вырвался, а так, понятно, дикая запарка. Но мы справляемся. Хотя и нелегко. И будет нелегко. Впереди много волн, самых разнообразных. Противник очень изобретателен и применит еще массу любопытных заготовок. Хотя всё это уже применялось в разных странах.

– Хорошо, – улыбнулся Максим. – Жаль, что я надолго выбыл из строя. Прокручиваю в памяти, как это произошло, и понимаю, что тактически неверно поступил. Мы недооценили их готовность прыгнуть на нас и так расправиться. С другой стороны – всё же первый раз.