355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Игорь Герасимов » Чаша отравы (СИ) » Текст книги (страница 36)
Чаша отравы (СИ)
  • Текст добавлен: 16 февраля 2022, 22:02

Текст книги "Чаша отравы (СИ)"


Автор книги: Игорь Герасимов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 49 страниц)

– Да, заговор – разумеется, не на пустом месте, а на мощной объективной основе. Вообще, социализм решили слить именно тогда и именно потому, что империализм загибался. Социализму достаточно было просто политически держаться и не сдаваться. Отставание СССР от США, которое в 1917 году было огромным, неуклонно сокращалось, даже несмотря на тяжелейшие потери Великой Отечественной войны. К восьмидесятым годам весь мир, осененный «советской тенью», готовился к качественному рывку в новый производственный уклад, накопил технологии и кадры. Именно благодаря великой социальной революции семнадцатого года. И, как ни парадоксально, откат стал возможен в том числе и благодаря этому, по законам диалектики. Очень многие, особенно социально активные, возомнили, что гарантии личной безопасности, безбедного существования, социальные блага, – они уже не потеряют. Думали, что смогут прекрасно жить в одиночку, без зависимости от общества, от коллектива. А если будут «вертеться», отвергнув солидарность, то удастся урвать кусок пожирнее. А вышло-то оно вон как...

– Почему же перестройка произошла именно тогда? – поинтересовался Гена.

– Очень просто. Ее нельзя было запустить раньше – хотя бы потому, что ветераны войны еще не ушли на пенсию. А если позже, например, на одно-два десятилетия, то появились бы уже каналы информационного обмена и самоорганизации населения помимо контролируемых властью, которые резко облегчили бы деятельность тех, кто готов сопротивляться. А также начался бы переход в этот новый уклад. Произошло бы – количественно и качественно – наращивание производства до объемов, достаточных для поддержания приемлемого уровня жизни для всех. И, конечно, грянул бы убийственный кризис империализма второй половины 80-х, который удалось сгладить без проблем именно с помощью реставрации капитализма в СССР.

– Логично... – произнес Игнатенко. – И это означает, что социализм рухнул с момента прихода к власти Горбачева?

– Горбачев, точнее, те, кто стоял за ним, захватили госаппарат. Но государство лишь инструмент в руках правящего класса, а этот класс к тому моменту был еще недостаточно сформирован, находился в зачаточном состоянии, хотя эта зачаточная раковая опухоль стала крайне агрессивно разрастаться. Понимаете, даже если власть захватили предатели, им нужно еще перестроить всю социальную систему под наличие классов, узаконить и обеспечить изъятие средств низов в пользу верхов. Обеспечить присвоение этим нарождающимся господствующим классом сначала оборотных средств, затем общественной собственности, потом личных сбережений, и, наконец, труда и оборотных средств домохозяйств. А потом, и мы живем как раз в эту эпоху, – всего остального личного имущества, в том числе предоставленного бесплатно Советской властью – как результат совладения. И, наконец, прямо сейчас дело дошло до фактического присвоения консолидированным капиталом организмов людей.

– Согласен, – сказал Денис.

– Кстати, вот на что еще обращаю ваше внимание... Чтобы уничтожить прогрессивное общество, реакционеры, пытаясь его разложить изнутри, всегда выставляют себя еще большими прогрессистами и радетелями за простой народ, еще большими левыми, стремятся перехватить управление и навязать свою интерпретацию, чтобы убрать искренних и идейных. Незадолго до советской перестройки в одной из африканских стран, Верхней Вольте, произошел военный переворот, и к власти пришел очень идейный и порядочный офицер, сочувствующий красным, марксистам, – Тома Санкара. Он даже республику переименовал в Буркина-Фасо – буквально «страна честных». Пресек высасывание ресурсов в пользу «цивилизованного мира», резко поднял уровень жизни подавляющего большинства, умерил аппетиты так называемой элиты, радикально сократил детскую смертность. Сам отличался крайним аскетизмом, продал «борт номер один», отказался даже от кондиционера в рабочем кабинете. Естественно, его свергли с подачи империализма, Франции. Санкару сверг и убил Блез Компаоре, ближайший соратник. Госпереворот этот произошел, как ни цинично, под лозунгом «предотвращения предательства революции». Конечно, все реформы в интересах народа новый президент свернул, стал жить в роскоши, и Буркина-Фасо вновь обрела статус классической «банановой республики». Эксцесс подавили жестко и показательно. Компаоре, кстати, недавно свергли, но кардинально ситуацию это там не поменяло.

– Удивительно... Не знал... – сказал Рахим.

– Соответственно, если возвращаться к СССР, то в его последние годы людям поначалу активно внушали, что перестройка – это ликвидация накопившегося дерьма, что всё это дерьмо ненавидит Горбачева. А на поверку оказалось – это усугубление и умножение этого же дерьма, обретение им качественно новых возможностей. Враги, нацеленные на присвоение общенародной собственности, действовали тогда от имени коммунистов. Сначала через теневой бизнес, потом через легализованное высасывание оборотных средств и махинации с легализованной внешней торговлей. При этом отстранив настоящих коммунистов от власти и взвалив на них ответственность за злоупотребления, за которые на самом деле были ответственны они. Чтобы подготовить почву для приватизации и одновременно вызвать ненависть к истинным коммунистам, к строю в целом. Это им удалось. Но есть проблема. СССР уже успел достичь такого уровня развития, который был несовместим с частной собственностью и встроенностью в мировой империализм. Следовательно, в этих условиях мародеры сами ничего создавать не способны в принципе, в лучшем случае – пользоваться, сохранять кое-как, но далеко не всё. Значит, неизбежна деградация. Однако они могут, конечно, сказать, мол, зачем же сохранять то, что было присуще альтернативной цивилизации – ведь то, что ею создано, для нынешних задач, для интересов рейдерского класса попросту избыточно? Пусть эта деградация всего лишь представляет собой, так сказать, «приведение в соответствие». Но даже те отрасли, с которых присваиваются деньги, в этой схеме нельзя полноценно развивать, и любые санкции ставят их под угрозу.

– Ну да, та же нефтегазовая инфраструктура, технологии добычи в особо сложных условиях... – сказал Дашкевич.

– Разумеется, это классический пример. Россия уже многого делать не может и критически зависит от Запада. Вот еще, кстати, один значимый фактор неразрешимого противоречия, источник экзистенциальной драмы самопровозглашенных хозяев страны. У этой страны перспектив нет, даже если многие и живут пока благополучно. В будущее ровным счетом ничего не вкладывается. И даже если старики благополучно и отойдут в мир иной, на поколение детей придется сокрушительный удар. Так-то вот.

– Значит, те, кто стремится угнетать народ, первоначально приходят в маске еще больших радетелей за народ... – сказал Гена.

– Именно. Когда социализм настоящий, без буржуазии, то внутренние враги всегда не за капитализм, а «за социализм с человеческим лицом», за безбрежную демократию и свободу слова, за права человека. А когда они спустя некоторое время после победы укореняются во власти и эволюционируют, то в конечной точке вырождения всегда вылезает пожизненное правление одного человека, законы о фейках и неуважении к власти, запреты на любые собрания.

– Точно подмечено, – оценил Денис.

– Если же речь идет о капиталистических странах, то до поры до времени правящие классы могут допускать якобы социализм, но при одном условии – если по-прежнему доминирует крупная частная собственность. В противовес реальному социализму, советского образца. Однако, повторяю, всё это только до поры до времени. Как только «тень СССР» ушла, то вообще любой социализм, даже компромиссный, стал абсолютно неприемлем... Вообще, что людям может предложить нынешний правящий класс во всем мире? Новое дворянство восстанавливает феодальную аристократию, отбрасывая уже ненужные идеалы свободы и борьбы с тиранией, актуальные лишь для периода социального перехода. Тем же преследованием Ассанжа демонстративно провозглашается всемирная тирания. Пока всякие декларации о правах еще не отменены, но уже грянуло знаковое дело – долой иллюзии. Оформят это позже. Краеугольные камни грядущего общества – жесткое разделение народа на сорта, отсутствие социальных лифтов, полная свобода «лучших» и безоговорочное послушание остальных. Ну, и постсоветское пространство идет туда же. Фактически нынешний режим в России и остальных республиках, кроме Белоруссии, – это режимы лакированного контрмодерна. Ибо мировой олигархии крайне важно, чтобы в контрмодерн опустились все – в условиях деградации элитарное общество побеждает только тогда, когда удается нейтрализовать восходящий фактор везде. Причем извне это сделать не получится, если государство, олицетворяющее восхождение, достаточно сильное.

– Я так понимаю – сейчас элитарное общество господствует над планетой потому, что удалось уничтожить СССР... – сказал Гена.

– Да, это очевидно. Пока длится состояние, когда альтернативное, эгалитарное, солидарно-коллективистское общество на время повержено, элитарное кажется непобедимым. В прямом противостоянии оно, конечно, обречено, но противостоять некому. Сейчас некому.

– И какой же выход? – поинтересовался Дашкевич.

– Видимо, новая революция. И, возможно, она будет всемирной.

– В какой форме она может произойти? – уточнил Гена.

– Для России более вероятно, что с решающим давлением извне. Слишком сильна эта власть. Слишком прокапиталистически настроены политически активные слои. И сама власть их неявно побуждает к тому, чтобы они поддержали Увалова, когда нынешняя оболочка режима окончательно сгниет. В эпоху фашизма независимая оппозиционная деятельность невозможна. Раньше, еще век назад, даже при самодержавии, еще могли быть независимые политики, борьба за демократию. Теперь же в странах, где экономическая и политическая система фашизирована, власть научилась тщательно управлять потенциальным сопротивлением.

– Так... – сказал Денис. – И что делают элиты, чтобы предотвратить революцию?

– Их главная забота – чтобы какие-либо силы, выступающие за простой народ, не смогли создать вменяемый альтернативный политический центр во время решающих событий, когда в рамках спектакля будет литься кровь, освящая восхождение Увалова на пост президента. Теоретически тогда могут сказать свое слово внешние силы – понимая, что при смене публичной власти в России они обречены, если не вмешаются. А также те армейцы, которые должны понимать, что их неминуемо бросят на Амур истекать кровью за интересы США и всего Запада. Соответственно, задача власти – превентивно зачистить политическое поле, чтобы тем, у кого сила, не на кого было политически опереться при таком развитии событий. Это, подчеркиваю, только мои предположения. Ситуация может выйти из-под контроля только если на улицу выйдет очень много народу – и эти массы будут настроены на упразднение всего вырожденного строя целиком.

– То есть в этом случае всё будет не так, как на Украине, в Киргизии, Армении? – уточнил Рахим.

– Разумеется. Все перечисленные тобой так называемые цветные революции – это госперевороты, необходимые для качественного урезания экономических и политических возможностей масс в пользу верхов, оптимизации системы как на национальном, так и в глобальном уровне, в контексте встраивания страны в глобальную фашистскую систему. Те, кого якобы свергают, на самом деле при таком сценарии выступают как сторона игры и даже особо не сопротивляются. К тому же такие лжереволюции блокируют настоящую низовую социальную активность, канализируют ее в нужное властителям русло. Нам же нужна настоящая революция.

– Ну, возможно... – сказал Денис. – А какие движущие силы этой революции? Рабочие?

– Хотелось бы, конечно. Но, будем говорить прямо, многие рабочие зачастую настроены право, чуть ли не мечтают о собственном заводе и плантации. Вот мы в Белоруссии видели, как рабочие выступают против Лукашенко, как они готовы даже себе в ногу стрелять, как они легки на подъем тогда, когда нужно свергнуть власть, которая к ним дружественнее, чем у всех соседей. Они, по сути, радели за то, чтобы у себя поставить власть, которая их по миру пустила бы. И они прекрасно понимают, что нынешнюю власть свергать безопасно, что она максимум ответит по закону, а не расправится по беспределу с ними и с их семьями. Вы знаете, что, например, многие бедняки ненавидят коммунистов, придумывая какие-то псевдорациональные объяснения или вообще не придумывая, ссылаясь на чужих авторитетов, на самом деле потому, что коммунисты не дадут никогда никому стать господами. Это как раз те, кто хочет жить не просто лучше, а лучше других, и они это подсознательно понимают. Понимают, что при социализме лучше других они жить не будут, а лишь в равном со всеми хорошем достатке. Но это, по их мнению, не то, не то... И многие рабочие заражены сознанием, враждебным объективным интересам того класса, к которому они принадлежат.

– А что это за интерес? – поинтересовался Рахим.

– Хороший вопрос, особенно из уст рабочего, – улыбнулся Иван. – Ну, что ж, запоминай: интерес, высшая цель рабочего класса – не в том, чтобы выбить у буржуазии большую зарплату. А в том, чтобы уничтожить буржуазию как класс и изъять у нее собственность, капитал. Изъять для того, чтобы эта собственность стала общенародной, как это уже было в СССР. И чтобы в рамках такой системы достаток человека зависел только от успехов в труде, а не от положения в господской иерархии.

– Значит, социалистическая революция... – сказал Рахим.

– Да. Это в том числе и твоя великая, почетная миссия как рабочего человека. Как внука кавалера ордена Ленина, заслуженного строителя Советского Таджикистана... Видите ли, товарищи, социалистическую революцию можно уподобить операции по вырезанию раковой опухоли. Такая процедура позволяет избавиться от львиной доли социальных проблем, однако не дает гарантий от возникновения рецидивов. Без операции же, то есть социалистической революции, – гарантированное угасание и мучительная гибель. Иного способа, наверное, нет.

– Значит, насилие... – сказал Денис. – Так? Задать подобный вопрос имею право. Я ведь сам... Хотя, конечно, не искал насилия, а вынужден был к нему прибегнуть...

– Увы, не мы выбираем. Это неумолимый исторический процесс. Я ни к чему не призываю, я просто констатирую неизбежное, которое следует из текущих тенденций и объективных социальных законов. Война уже идет – и даже не война, а односторонняя бойня. Погибают мирные жители. То, что произошло с тобой, как раз эпизод этой бойни.

Денис шумно вздохнул:

– Значит, придется пройти через это...

– Такова поступь истории. У нас уже есть опыт. Преодоление кризиса, выход общества на новый уровень, разрешение противоречий и ликвидация социальных проблем может быть достигнуто только благодаря ленинскому подходу к социализму, к революции. То есть нужно полностью и безоговорочно упразднить власть буржуазии, а не достичь с ней компромисса по европейскому или латиноамериканскому варианту.

– А как понимать то, что происходило в Белоруссии? И исходя из отношения тех же левых к этим событиям? Мы видели, что мнения разделились... – сказал Гена.

– Мы должны соблюдать осторожность и не опускаться до буквального, вульгарного понимания классового подхода. А вульгарное понимание – это в том числе и отказ от поддержки белорусского государства. И даже ковидобесие пресловутое. Поймите – важны не конкретные рабочие коллективы и их субъективные интересы, как правило, кстати, привитые им извне. А то, в какой степени реализуются интересы трудящихся в целом, насколько преодолено классовое деление, насколько государство действует во имя всех. Игнорировать это обстоятельство – буквальный, примитивный рабочизм.

– То есть ты считаешь, что нынешнее белорусское государство нужно поддерживать не только с точки зрения предотвращения украинского сценария, но и с точки зрения построения справедливого общества... – сказал Дашкевич.

– Да, конечно. И еще оно ценно одним, пусть и не сразу видимым обстоятельством. Стабильное, пусть и подверженное внешним ударам, существование этого, в общем, дружественного к простым трудящимся строя, с мощным госсектором, весомой социальной поддержкой – и в то же время с частично допущенными рыночными механизмами доказывает одну крайне неудобную для многих истину. То, что само по себе наличие рыночных механизмов внутри социализма отнюдь не ведет к контрреволюции. Конечно, в самодостаточной социалистической стране надо всегда держать курс на сворачивание подобного, но тут главное, есть ли за этим укладом надлежащий контроль, не служат ли рыночные механизмы инструментом паразитирования на экономике и усиления частных центров накопления могущества за счёт общества. Если всё с этим в относительном порядке, то мы видим, что такой строй может держаться до тех пор, пока верховная власть не перерождается. И если не перерождается, если будет обеспечена преемственность курса, то такое социальное состояние теоретически может продлиться неопределенно долго. А что из этого следует? То, что СССР вовсе не был обречен. То, что решающий вклад в падение социализма внесли не рыночные механизмы, а их деструктивное использование. В конечном итоге решающую роль сыграло прямое предательство, саботаж на уровне высших эшелонов власти и КГБ.

– Логично, – согласился Гена. – Белоруссия это ведь госкапитализм?

– Ну, если Ленин называл социализм государственным капитализмом, только направленным на пользу всего народа, то по структуре собственности да, госкап превалирует. Вопрос только в том, в чьих интересах. Там, и я говорил на эту тему, нет паразитического олигархата, то есть коллективного грабителя и угнетателя народа. Госкап может быть разный. Или, как в Белоруссии, в интересах народа, то есть почти социализм. Или в интересах узкой прослойки, как в России, Казахстане, Азербайджане, большинстве республик Средней Азии.

– А влияет ли как-нибудь существование Белоруссии на то, что происходит в России? – уточнил Денис.

– Я склоняюсь к тому, что скорее да, чем нет. Хотя на первый взгляд это и неочевидно. Помните, я говорил о советской тени? Над Россией есть белорусская тень, хоть и не очень заметная. Она проявляется хотя бы в том, что владельцы России не смеют понижать жизненный уровень населения существенно ниже, чем в Белоруссии. А то возникнут неудобные вопросы. Белоруссия стала окном для тех россиян, кому антиконституционным образом закрыли выезд за границу. Правда, в этом году Россия ввела даже в Белоруссию выездные визы. А что касается мира, то над ним с каждым годом усиливается «тень КНР», пока тоже не слишком заметная. В Китае рядовые люди становятся всё зажиточнее, что немыслимо для капиталистических стран, где, несмотря на развитие производительных сил и рост производительности труда, взят курс на сознательное ограбление масс и радикальное обогащение верхушки. Вообще, Китай, хочет он этого или нет, становится узлом, где сойдутся все главнейшие социальные противоречия планеты, – и это произойдет уже в ближайшие десятилетия.

– А как ты считаешь, большинство людей за социализм или капитализм? – поинтересовался Рахим.

– Еще один хороший вопрос, – сказал Иван. – Формально арифметическое большинство – за социализм. Но это большинство хочет, чтобы пришел добрый правитель и преподнес им социализм или нечто похожее... ну, если и не на блюдечке, то без изнурительной борьбы. Условно говоря, в Белоруссии это удалось. И то, что там достигнуто, это заслуга и лично президента, и всего белорусского народа, множества людей разных профессий, которые восстанавливали, строили, подавляли оргпреступность, расплодившуюся в годы развала Союза. Но там это стало возможным благодаря тому, что буржуазная власть к моменту избрания Лукашенко еще не окостенела, не стала сильной. В остальных республиках не так. Там власть готова жесточайше давить простой народ.

– А сам народ? – сказал Денис.

– Увы... Активные, политизированные слои населения в массе своей поддерживают не коммунистов, а либертарианцев, фашистов. Персонально Увалова. Если и голосуют за коммунистов, то только за тех, на кого укажет пальцем «безальтернативный лидер оппозиции». Так что если смотреть не на то, за что выступает простое большинство, а приписать каждому жителю коэффициент его социального влияния и готовности к собственным активным действиям, то мы увидим, что пока что у буржуазной системы многократный запас превосходства над сторонниками социализма. Как за счет власти, так и за счет организованных противников этой власти «справа».

– В Белоруссии, получается, по-другому? – предположил Игнатенко.

– Да. Там, за счет того, что власть антиимпериалистическая, антифашистская, левая, социально ориентированная, причем не склонная к предательству, и за счет того, что ее поддерживает арифметическое большинство населения, соотношение сил – в пользу солидарного общества. Несмотря на то, что антиправительственно настроенные массы очень активны и сплочены, несмотря на то, что белорусскую оппозицию, в отличие от российской, всячески поддерживают из-за рубежа. Но если власть вдруг падет, то арифметическое большинство уже не будет иметь никакого значения. Важна сила и организованность. Поэтому здесь ключ к устойчивости общества, не разделенного на «высших» и «низших». Бывает так, что простое большинство за социализм. Но, несмотря на настроения большинства, те, кто имеет реальную власть, резко против. Потому что при классовом обществе любая власть на порядок слаще, и ее можно гарантированно передавать потомкам. Поэтому так важен правильный подбор кадров – чтобы на руководящие посты приходили только те, для кого важно благополучие именно всей страны, всего народа, а не собственный успех. Верховная власть при социализме обязательно должна учитывать чужой трагический опыт. Прежде всего советский. Думаю, что его учитывают и в Белоруссии, и на Кубе, и в Китае.

– А что подрывает социализм? – поинтересовался Эргашев.

– Любые действия, направленные на увеличение конкуренции, частной иерархии и неравенства в обществе. Вообще, в наибольшей степени и человеческие организации, и общества в целом отравляет эгоистическая, деструктивная, злокачественная борьба за лидерство как возможность перераспределять в свою пользу ресурсы, отрывая у других последнее. Как правило, именно этот мотив сопровождает борьбу за навязывание своей линии. Ресурсы достаются лично победителям, а проигравшие могут потерять всё, даже ресурсы, обеспечивающие физическое существование. И, соответственно, выигравшие принимаются подавлять, унижать, лишать ресурсов соперников и проигравших. При социализме острота этого явления, которое присуще конкурентно-иерархическому обществу, основанному именно на частном интересе, стала снижаться, но не исчезла до конца. Если каждый, абсолютно каждый человек обретет то, что нужно для нормальной жизни лично ему, то деструктивного соперничества с прежним ожесточением уже не будет. Оно актуально только для той системы, где победитель получает всё, а проигравший может стать нищим или даже лишиться жизни.

– И что конкретно нужно сделать для предотвращения этого? – уточнил Денис.

– Во-первых, совершенствовать систему управления экономикой и обществом в целом, распределения «социального бонуса». Чтобы учесть и потребности всех, и индивидуальную готовность внести что-то свое в общую копилку. И не надо бояться плановости, кстати сказать. Важно, в чьих интересах план. Враги ненавидят социалистическую экономику не за плановость, а за то, что все активы в ней принадлежат всему народу, и он с них получает всё, что нужно каждому человеку для достойной жизни. Эти же враги за плановость того же «Волмарта» и «Амазона» обеими руками. Во-вторых, всегда опираться на тех, кто в своей личной мотивации выступает за всеобщий интерес, причем не только на словах, но и в действительности, искренне. Кто ненавидит конкуренцию за ранг, и неважно, по какой причине. Соответственно, чтобы соблюсти всеобщий интерес, нужно предоставить максимум рычагов, механизмов контроля тем, кто выбрал для себя именно такой ориентир.

– И, выходит, предатели опирались на тех, для кого главным был частный интерес? – предположил Рахим.

– Да. Массовое разложение советского менталитета шло по линии соблазнения материальным благосостоянием, погоней за объективно малополезными, но труднодоступными товарами, а значит, способными послужить ранговыми маркерами. Шла ментальная деколлективизация, народ поражал вирус накопительства. А со стороны начальства зачастую шла умышленная дезорганизация планового хозяйства, сознательный отказ адекватно удовлетворять формально платежеспособный спрос – так формировалась основа для развития теневой экономики, удовлетворения частного интереса подобных сил. И многие представители масс ориентировались именно на эти силы, старались им подражать, присоединиться к ним. Не только в силу личного интереса. Но и в силу того, что чисто психологически видели именно в них настоящую, по их мнению, субъектность, разум и волю, за которыми стояли конкретные люди. А во всеобщем интересе не видели смысла, кивали на всеобщую бесхозяйственность. Но на самом деле ориентация на всеобщий интерес – залог высшей фазы организации общества. Это всё равно что сравнивать мозг млекопитающего с колонией амеб... Согласны?

– Угу, – сказал Денис.

– И потом многие эти неудовлетворённые мещане остались у разбитого корыта. На поверку-то выяснилось, что именно социализм обеспечивал всем, и им в том числе, все жизненные блага. А в вожделенный рынок вписались «не только лишь все»... Знаете... Если бы все представители низов могли правильно просчитывать последствия социальных явлений на всех уровнях на несколько шагов, если бы адекватно исходили только лишь из собственных, пусть даже эгоистических, интересов, то социальная иерархия просто не сформировалась бы или формировалась бы исключительно на силе, на штыках. Поэтому для ее формирования нужно, как это ни парадоксально, чтобы низы были альтруистичны по отношению к верхам, чтобы они жертвовали своим благосостоянием и даже жизнью ради увеличения эгоистического частного могущества верхов. Выставляя это, например, за интересы нации, державы. Я так думаю. Пусть это и не очевидно.

Собеседники немного помолчали.

– Может быть, может быть... – сказал Гена. – Возвращаясь к тому, что мы сегодня отмечаем... Как ты думаешь, возможно ли повторение Октября?

– Такие революции, именно народные революции, по заказу не делаются. О соотношении сил я уже сказал, и прогноз пока, увы, не в нашу пользу. Нечто подобное в нынешних условиях возможно, на мой взгляд, лишь как результат воздействия внешнего фактора. Либо если произойдет, как в том же 1917 году, фатальный коллапс изжившей себя прежней системы власти, и на этой почве проявит себя уникальный субъективный фактор, сумев использовать уникальное же стечение обстоятельств. И тогда начнется отсчет новой попытки построения справедливого общества. Пойдет вторая волна социалистического обновления планеты. По-другому никак.

– А как же партии? Те же коммунисты... – сказал Гена.

– В России пока это либо группы внутривластного влияния, основной тактикой которых является игра в соотношение сил и последующие договоренности по вопросу перераспределения ресурсов – в широком смысле, куда входят и административные, и законодательные решения... Либо, если речь идет о «несистемщиках», то это просто группы по интересам, реконструкторы, пропагандисты в лучшем случае. Кое-кто, например, помогает рабочим, столкнувшимся с произволом. И на том, как говорится, спасибо. Но это бесконечно далеко от партии Ленина. И не их вина, что далеко. Может, просто поезд ушел. Может, сейчас острие борьбы не в руках подобной ленинской партии, а в руках уже сформировавшихся, сохранивших какой-то социалистический стержень, социалистический потенциал, государств. Может, именно на них надо ориентироваться, а тут, на родине, просто ковать местные административные кадры на будущее...

– То есть экспорт революции? – уточнил Денис. – Это допустимо, ты считаешь? Ну, раз те, кто против прогресса, вовсю этим пользуется, и границы им не помеха.

– Конечно, допустимо. Но надо понимать, что буквального экспорта не получится. Самим грубо навязать свою модель нельзя. Но можно и нужно задавить контрреволюционеров и сделать так, чтобы соотношение стало в пользу местных сил прогресса. Какими бы слабыми они ни были изначально – надо сделать так, чтобы их враги стали еще слабее, чтобы вообще ничего не могли сделать с ними, в идеале чтобы даже не пытались сопротивляться, побоялись бы. На следующих этапах они уже накопят силы, заберут ресурсы, которые доставались эксплуататорам, – и одним полноценным социалистическим обществом станет больше. И это не утопия. Этого одно время удалось добиться практически везде, куда на завершающем этапе войны пришла Красная Армия. Местные силы всё сделали сами, а внешний фактор всего лишь связал руки их врагам.

– То есть если контрреволюция вторгается извне, то она вытаптывает ростки социализма... Это, конечно, легче, чем растить. И внешнее вмешательство революционных сил должно заключаться в том, чтобы оградить слабые ростки нового... – задумчиво сказал Рахим. – Правильно ведь?

– Абсолютно, – сказал Иван. – Отличная аналогия.

– А какими должны быть силы прогресса сами по себе? – поинтересовался Денис. – Я так понимаю, коммунистам альтернативы нет?

– Да, нет альтернативы. Причем коммунисты должны быть настроены на бескомпромиссное отрицание господства человека над человеком, а не на лакировку социальной действительности без изменения фундамента. Очевидно, что если та же компартия претендует на какую-то альтернативную субъектность и хочет побороться за власть своими силами, она должна стать максимально неуправляемой из центра власти, не идущей ни на какие контакты. И необязательно заниматься насилием или призывать к нему – достаточно просто говорить правду, защищать народ, безо всяких ограничений, даже если за слово правды будут сажать и убивать. Партия должна быть максимально жертвенной, обновляемой, чтобы на место посаженных и убитых сразу же приходили другие. Она должна постоянно апеллировать к народу по самым животрепещущим вопросам, не бояться даже ценой жизни активистов разоблачать и освещать злоупотребления конкретных власть имущих лиц по отношению к простым беззащитным людям. Только так... Хотя мое мнение – это ничто. Они живут своей жизнью и варятся в собственном соку. Ну и пусть. Я сам сделал что мог – и не жалею об этом. И еще сделаю, если выживу, – сказал Смирнов.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю