Текст книги "Чаша отравы (СИ)"

Автор книги: Игорь Герасимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 49 страниц)

Все промолчали.

– А вы умны, вам действительно не скормишь эту похлебку. Хотите начистоту? Давайте. Снимем маски – и заодно уж белые перчатки. Да, у нас вся власть. Да, мы считаем, что это хорошо. И у нас есть все силы для того, чтобы защитить такое положение вещей. И мы его защитим. Вот вы, лично вы, кстати, почему пошли против нас? Почему поломали критически важные для нас расклады, незаконно разгласив совершенно секретные сведения? У вас было всё пусть и не для барской, но для такой жизни, при которой не нужно за еду работать. Вы сдавали две квартиры, никто у вас их не отбирал.

– Мои главные претензии к вам я еще озвучу, сейчас же – только насчет квартир. Насчет того, что не отбирали. Сейчас, может, и не отбирали, а потом могли бы. Вы так и норовите отнять у людей оставшуюся у них от Советской власти собственность. Вся эта реновация, потом еще хотите узаконить принудительное изъятие жилья ради застройки.

– С компенсацией в форме обмена...

– Заведомо неравноценного, и принудительно в определенном месте, заведомо менее привлекательном. Вы вообще превращаете собственность масс в ничто, в профанацию. Ради абсолютного укрепления собственности владельцев капитала в его высшей фазе концентрации. Что вы предлагаете людям? Кроме гарантированного ухудшения уровня жизни подавляющего большинства – тех, кто не относится к господам, имеющим право и возможность повелевать другими и отнимать у них ресурсы?

– А нам и не нужно что-либо предлагать. Мы не предлагаем, а навязываем. Мы сконцентрировали у себя достаточное количество ресурсов, чтобы наступать всё дальше и дальше. И мы всё концентрируем и концентрируем блага в своей собственности, а низы всё больше и больше их теряют. Это закон жизни. Пусть успех решается не усилиями, а происхождением, ну и что с того? Кому-то повезло, а кому-то нет. Но те, кому повезло, уже изначально имеют силу и власть – чтобы те, кому не повезло, не могли ничего с этим поделать. Да, силу и власть за счет них, низших. И так будет всегда. Так будет вечно. Не стройте иллюзий. Мы вас раздавим...

– «Своею железной пятой»... Да-да... Проходили. Да, понимаю, что вы, уничтожив социализм, мечтаете, чтобы исчезла память о нем, память об СССР, об Октябрьской революции, о советских вождях-бессребрениках, об обществе подлинной свободы для честных трудящихся. Но она не исчезнет. Даже через две тысячи лет мы будем помнить о Советском Союзе и будем сражаться. Вы захватили власть над свободными людьми, обратили их в рабов, обобрали их – и рассчитываете, что мы это проглотим, будем вам служить? Нет, мы будем наносить вам удары, порой неожиданные, порой с пониманием того, что они будут стоить жизни, но подавая друг другу пример. Пока не вернем того, что вы отняли у нас в 1985 году, – власть и собственность. Не исчезнет память об этом, как бы вы ни старались. Этот опыт останется навсегда в истории. И навсегда в истории останутся революционеры и герои сражений, которые отдали самое дорогое, что у них было, свою жизнь, за то, чтобы общество взошло на следующую ступень развития. Да, когда это новое общество, еще совсем небогатое, истерзанное войнами, попыталось хоть как-то отдышаться и наладить нормальную жизнь всех людей, вы собрались, поднатужились, воткнули ему нож в спину и спихнули вниз. Думаете теперь, что вы победили? Нет, вы не победили. Вы заведомо проиграли. Потому что то, что вы хотите построить, эта иерархия абсолютного господства, в любом случае несет в себе залог неизбежного разрушения. На этом пути рано или поздно вас ждет крах. Вы надорветесь. Да, этот процесс может затянуться на десятилетия и даже на столетия. Да, вашей власти на ваш век, наверное, хватит. И на век ваших детей и ваших внуков тоже ее может хватить. Но всё равно – рано или поздно повторится Октябрь 1917 года, и история человечества вновь пойдет вперед по своему магистральному пути.

– Октябрь не повторится. Мы об этом позаботимся, уж будьте уверены.

– От ваших забот истории ни жарко, ни холодно. Тут действуют тектонические силы, по сравнению с которыми вся мощь ваших вооружений – ничто. Вы не понимаете элементарных вещей. Вас будут пожирать изнутри. Хотя бы те, кто оказался обделен, кто понял, что ему в иерархической тюрьме, выстроенной вами, ничего не светит. Кто увидел, что своим – зеленая улица, а чужим – стеклянный потолок. Вас будут уничтожать разными способами – стрелять, резать, травить, хотя бы исподтишка, свои же. Свои же!

– Вы выдаете желаемое за действительное, мы крепко держим всё в кулаке.

– В кулаке, говорите? В пределах России – возможно. Но Россией мир не ограничивается. Вот известно, например, что вы, несмотря на этот идиотский спектакль с якобы противостоянием Западу, жаждете стать частью мировой элиты. Вы что, действительно считаете, что вас туда пустят? Вот вы развалили СССР – и что, открылись перед вами двери планетарного Олимпа? Вас точно так же будут водить за нос и впредь – давайте, развалите свою страну, пойдите войной на Китай, и ужо тогда-а-а мы вас возьмем... Вам самим-то не смешно? Как же вы наивны, владыки России!

Беляков вздрогнул.

– Что это вы такое несете? Отк... С чего вы это взяли?

– Да это очевидно любому думающему человеку, умеющему анализировать и делать выводы. Ваша убогая ура-патриотическая пропаганда – не для таких, как я. Я и те, кто мыслит так же, назло вам видим всё воедино, во взаимосвязи. Вы вяло и обиженно потявкиваете и поскуливаете на Запад, тужась изобразить праведное негодование, но слюнки-то – текут и текут... Всё вокруг залито вашими слюнями, плавать скоро будем.

Начальник КОКСа злобно скривился, но не нашел, что сказать.

– В общем, ваши стремления не имеют под собой основы, – показал Иван пальцем на Белякова. – Они бесперспективны. Весь ваш грандиозный проект по сливу СССР и вхождению узким кругом в мировую элиту – фантом. Мираж. Дым. Вы убили социализм, а взамен получили только то, что можно тут пожрать – куски мертвого тела, дабы ублажить вашу приземленную плоть. И ничего, кроме этого. Вы уничтожили былую государственную мощь, которая, как-никак, служила неоспоримым аргументом в глобальном противостоянии, убили критические технологии, слили союзников. Теперь ничего этого нет, и баланс сместился необратимо – а, значит, оказанная услуга ничего не стоит. Так что, как бы вы ни мечтали, долю в глобальном пироге не получите уже никогда. Запомните – ни-ко-гда. Если только очень и очень отдельные лица. Но не весь ваш рейдерский класс. И даже не его верхушка. Конкретные персоны, в виде исключения. Как сказал ваш умнейший украинский коллега – «не только лишь все». Даже не мечтайте! Вы, правящая каста России, – в тупике, из которого нет выхода. Нет его для вас. Для истории вы – отработанный материал! На мировом уровне вы – никто. Пока сюда не придут истинные хозяева и не спустят вас непосредственно в унитаз. Или до этого народ не призовет вас к ответу и наша страна не возродится на новых, заложенных еще в советскую эпоху, принципах. Вы же конкретно, ваш господствующий над Россией искусственный класс-голем – всего лишь выкидыш истории. Отрекшийся под влиянием своей безбрежной алчности – и еще более безбрежного идиотизма – от прошлого и будущего. Лишенный смысла существования, охолощенный, гнилой и жалкий уродец.

– И что же? – играя желваками и сжимая кулачищи, спросил Беляков.

– А то, что раз тупик очевиден, тупик именно для вас, то история всё равно пойдет своим путем. Пойдет уже не ради вас, а ради других. Рано или поздно эффект от этого страшного оглушения и пресечения, от этого временного поражения социализма, минует, и возникнет запрос на жизнеспособный проект, проект развития и восхождения. Заря нового мира больше века назад уже воссияла над планетой – воссияет и опять. Придут новые большевики и разгонят эту тьму.

– Так мы и есть, если вам угодно, в известном смысле новые большевики, – парировал Беляков. – Мы, именно мы, – прямые продолжатели их дела. Мы – наследники всего, что они совершили. В наших руках всё, что они оставили. Мы обеспечили себе всю полноту преемственности от них. Мы применяем наработанные ими методы управления, пусть и в наших интересах. И именно потому у нас всё получается – мы, не зная неудач, по праву наследования властвуем над этой страной и ее народом.

– Да, действительно, большевики, коммунисты непобедимы в принципе. Но и у них есть ахиллесова пята – это они сами, вернее, их же лжесоратники-оборотни и их недооценка такой опасности. Да, настоящих большевиков могут победить лишь те, кто до поры до времени таковыми прикидывается. Сначала такие действуют под маской, под ложным флагом коммунистов, отодвинув в сторону коммунистов истинных, активно подрывают народную власть, не забывая приписывать свои подлости именно настоящим большевикам. А потом, когда всё готово, демонстративно от коммунизма отрекаются и присваивают общенародное достояние. А тех коммунистов, которые не изменили идее, лишают даже формального статуса, до поры до времени нужного как прикрытие, – или вообще уничтожают. Но именно поэтому вы не смеете называть себя большевиками. Вы никогда ими не были. Вы вероломные оборотни, изначально отрекшиеся от большевизма, от служения народу, напялившие на себя лживые маски. А такие, как мы, – истинные большевики, пусть даже у нас сейчас нет силы и авторитета.

– Во-от, – удовлетворенно протянул Беляков. – Нет силы, сами же и признались, никто за язык не тянул. Вы – бессильны и жалки, какие бы прекрасные идеи ни изрекали, как бы ни желали честно и бескорыстно служить, как вы выражаетесь, народу. А власть-то – у нас! И только у нас, пусть даже мы убийцы, грабители, насильники и вообще людоеды. И это – определяющий критерий. Власть! И этим всё сказано!

– Ваша власть – падёт, а вы – умрёте, – спокойно, не повышая голоса и глядя в глаза Белякову, сказал Смирнов и улыбнулся.

– И это говорите вы? Мне? Я всесилен, я могу любого человека лишить жизни, и мне ничего за это не будет. В моих руках такие богатства, какие вам и не снились никогда. А ты? – начальник КОКСа, распаляясь, перешел на фамильярный тон. – Ты жалкий бесправный узник, избитый, запертый в клетке, жрущий баланду! Я в любой момент могу приказать подвергнуть тебя пыткам, искалечить, убить! За мной – сила! Сила! И власть! Понятно?! Власть! Власть!

– Заключенные, узники, рабы – это вы. Вы – рабы своего грязного скотства, своей необратимой деградации, своего беспрецедентного предательства. А я – свободен от рождения. Потому что я родился в свободной стране, и ее никому у меня не отнять, она со мной будет всегда, до самой смерти. Вы можете сделать с моим телом всё, что угодно, но свободными навсегда останется мой ум, мои мысли и моя воля. За вами, как вы утверждаете, сила и власть, но это – сила и власть заведомых преступников, злодеев, маньяков. За мной же – правда и справедливость, добро и человечность, любовь к людям и вера в разумное будущее цивилизации, – произнес Иван.

– Нет, вы видели? – захохотал Беляков. – Честно говоря, я первый раз с таким сталкиваюсь. Словно персонаж из «Молодой гвардии» какой-то, даже забавно...

– Первый? Правда? – спросил пленник.

Беляков как-то странно на него посмотрел и промолчал. Начальник КОКСа вспомнил отца Смирнова – как тот плюнул ему прямо в глаза. Конечно, признаться в той расправе сейчас было нецелесообразно. Иван, со своей стороны, тоже не стал выдавать себя.

– Вы будете на нас работать? – вдруг без какого-либо перехода спросил Беляков.

– В каком смысле?

– Осведомлять, что происходит в левом движении, в радикальных, протестных организациях. Влиять, насколько это возможно, на их позицию, на их решения.

– Нет.

– Что?

– Вы не расслышали? Нет.

– Если вы откажетесь, мы вас упрячем за решетку на полную катушку. На много лет. Вы состаритесь, когда выйдете. Если выйдете, конечно. Подумайте хорошо.

– Вы действительно всех по себе меряете? Вы лишили меня – да что меня, вы весь народ лишили будущего, всё человечество – и вы хотите, чтобы я стал вашим холуем? Вы серьезно?

Беляков вздрогнул. Похожие слова сказал перед казнью отец этого фанатика...

– Вы очень пожалеете о своем отказе. Очень.

– Я и не жду пощады. Умирать рано или поздно придется всем. Вопрос только, когда и как. И какая память останется потомкам. Вы говорите, что намереваетесь меня судить за «государственную измену»? А не вы ли сами изменили Родине? Нет, это я буду вас судить. Я вас обвиняю в том, что вы, убив нашу страну и социальный строй, отняли у людей сам смысл жизни. В том, что вы вновь, спустя семь свободных десятилетий, сделали девяносто девять процентов субстратом, обеспечением для шкурных прихотей одного процента. В том, что вы мыслящих, от природы наделенных даром разума людей превращаете в скот. Практически это выразилось в том, что вы лишили собственности целый народ. Собственности, которая обеспечивала каждому безбедное существование, позволяла нормально жить и растить детей. Вы эту собственность разделили узким кругом между собой, поставили себе на службу и тупо прожираете. Вы большинство людей превратили в нищих, в рабов, обязанных вас обслуживать, удовлетворять ваши низменные вырожденческие похоти. Это всё привело к вымиранию народа. Народа, по закону наделенного правом собственности на то, что создано его руками. Вы знаете, что это такое? Как юрист я заявляю, что это – геноцид.

– Можете не распинаться, уважаемый. Я внимательно прослушал ваши сентенции за несколько недель перед арестом в офисе ЕКП. Даже если и есть какие-то юридические признаки, то сила – за нами. Право сильного – знаете о таком?

– Найдется и другая сила на вас. Сила правды. И сила справедливости. Ваша выродившаяся античеловеческая система несет людям лишь прозябание, бесправие и смерть. Поэтому с вами можно говорить только языком войны. Я объявляю её вам от лица всех свободных советских людей, всех тех, кто жил раньше, и всех тех, кто будет жить после нас. В этой праведной войне вы все умрете. Смерть ждет всех вас. Позорная, грязная и страшная. После ночи засияет рассвет, подавит исходящую от вас тьму и спалит вас всех в очищающем пламени. А то, что вы построили, это ваше так называемое государство, государство-предатель и государство-концлагерь, в какой-то измене которому вы меня обвиняете, рухнет. И на его обломках возродится и воссияет новый СССР, моя Родина. И над ней вновь взовьется красный флаг, и все ее граждане вновь обретут власть, собственность и свободу. И вновь все они станут полноправными хозяевами своей земли и всего того, что на ней находится, станут открывателями тайн мироздания и покорителями звездных просторов. А не топливом для вас, мнящих себя небожителями и благоухающей элитой, а в действительности являющихся подонками, вонючей и склизкой помойной грязью.

Иван поднялся с ковра и встал прямо, высоко подняв голову.

– От имени бесчисленных миллионов людей, которых вы загубили и замучили, которым сломали жизнь и не позволили реализовать свой потенциал на благо всего народа, я выношу вам приговор. Я признаю вас виновными в измене Родине, в заговоре с целью захвата государственной власти и ликвидации социалистических завоеваний, в незаконном присвоении, то есть хищении, общественной собственности в особо крупном размере, в совершении массовых убийств, в терроризме и в геноциде. Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики я приговариваю вас к смертной казни. Этот приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

Около минуты трое сотрудников КОКСа молчали, застыв в изумлении.

– Ну что ж... Я предупреждал, – совсем тихо, со зловещей интонацией, произнес генерал армии.

Балашиха, 2 февраля 2020 года

– Да, проходите... – грустно сказала Зинаида Ивановна, впуская в свою скромную квартиру соратников Миши и Оли. – Обувь здесь поставьте... Олечка сейчас выйдет. Соберетесь в большой комнате.

– Да, спасибо вам... Можно попросить чай поставить? Что поесть, мы принесли, – сказал Никита Кузнецов.

– Хорошо, ребята. Сейчас... Располагайтесь.

Вышла Оля, с заплаканными глазами.

– Привет всем, – тихо сказала она.

– Привет... привет... – послышались слова соратников. – Как ты?..

– ...Вот, что, Оля, – сказал от имени всех собравшихся Кузнецов, когда они сели за стол и стали пить чай. – У нас к тебе необычное предложение. Ты же знаешь, что произошло неделю назад? Да, тебя там не было, но ты ведь в курсе?

– Да, мне сказали. Скандал с этим Жаровым.

– Да. Ужас. А что потом было... – сказала лидер иркутской организации Вероника Лисицына. – Всех, как скот, загнали в автозаки, отобрали телефоны, стали заставлять разблокировать и удалять посты... никто из наших не согласился... некоторых избили, даже пакеты на голову надевали и душили... но потом поняли, что это не имеет смысла, так как информация быстро распространилась, в том числе за границей, – и отстали...

– Мне никогда Жаров, к слову, не нравился, скользкий тип. И Миша тоже его терпеть не мог. Говорил про него – агитирует, излагает всё абсолютно правильно, чтобы правильных людей вокруг себя собрать, а как только до реальных дел дойдет, то сливает всё, всячески сдерживает активистов, разваливает проекты, душит инициативы. Давит авторитетом, чтобы ни в коем случае не сотрудничали с другими организациями, не проводили совместных акций, а лучше всего чтобы просто сидели по своим домам. Ну, теперь понятно, почему так он себя вел, – заключила Оля.

– Да, благодаря подвигу Ивана Смирнова. Его одного держат всё еще в заключении, в Лефортово, возбудили дело по 275-й, госизмена. Он пожертвовал собой ради дела. Мы все должны за него бороться, – уверенно произнесла Вероника. – И мы, и ЕКП сейчас делаем всё, чтобы об этом узнало как можно больше. Думские коммунисты держат на контроле. Но сегодня речь пойдет не об этом, а о судьбе партии. Ты же тоже ее член?

– Да. С 18-го года. Вступила перед тем, как расписались... – всхлипнула Оля.

– Да, мы понимаем, что тебе сейчас тяжело, что у тебя будет маленький. Но мы все должны сделать так, чтобы дело, за которое боролся Миша, продолжало жить, – сказала Лисицына. – Мы очень на тебя рассчитываем.

– Чем я могу помочь? Раз это ради его дела, то, в принципе, готова... если в состоянии справиться, конечно. Ради его памяти...

– Оля, это очень хорошо, – сказал Кузнецов. – В общем, расклад такой. Жаров до разоблачения должен был стать персеком. Уже всё было решено. Сформировался, максимально высветился круг его сторонников... проще говоря, холуев. На тот момент весомый круг, который с «болотом» давал ему гарантированное большинство в ЦК. Старшее поколение с уходом Мельдина на власть в партии уже не претендует и фактически готово плыть по течению. И по сей день готово, но вот расклады неожиданно поменялись. Мы, наиболее активное ядро, те, кого успел собрать и привести в партию Миша, пусть пока и не столь сильны, но должны дать бой. Нам предоставили шанс. Сторонники Жарова разгромлены, зашуганы, они боятся, лишь бы их тоже не обвинили в работе на КОКС. Надо воспользоваться ситуацией. Нам нужен первый секретарь, который даст зеленый свет нашим инициативам, нашему плану очищения и развития партии.

– У вас что, нет такого человека? – спросила Оля.

– Не всё так просто. Конечно, есть – хотя бы вот Никита, – сказала Вероника. – Но нужно еще получить поддержку большинства, «болота». К сожалению, того же Никиту мало кто пока знает, хотя он замечательный активист... Мало времени прошло, мы пока недостаточно сильны и авторитетны. Если еще хотя бы год, и наша команда окрепла бы...

– И что конкретно вы предлагаете?

– Будет съезд. Он ведь официально не закрыт. Делегаты соберутся снова, тем же составом. Изберут ЦК. И первого секретаря. За Мишу проголосовали бы без вопросов, он обошел бы Жарова легко. Но Миши уже нет. Жарова, к счастью, тоже уже нет. В этих условиях первым может снова стать кто-нибудь из старичков, по принципу «на безрыбье и рак рыба». Миша был приемлемой фигурой и для них тоже, если бы был жив. В общем, мы посчитали – из видных деятелей, кто мог бы войти в ЦК, никого из нас не поддержат в той же мере, в какой поддержат Омельченко.

– Но его ведь нет, – сказала Оля.

– Есть. Это ты, – сказала Вероника.

– Я?

– Да. Ты ни у кого не вызываешь отторжения, ты ничем не запятнана. Тебе многие сопереживают. Тебя всерьез рассматривают как продолжение Миши. Как его ближайшую соратницу. Ты сама по себе очень боевой человек, честный и неравнодушный, а что касается профессионализма, ты знаешь несколько языков, ты журналистка. Ты вполне сможешь стать тем человеком, который объединит всех. Огромный авторитет Миши Омельченко фактически переходит и на тебя. Ты, наконец, носишь ту же фамилию.

– Но я никогда не задумывалась о лидерстве в партии. Справлюсь ли я? В моем-то положении?

– Главное – ты будешь на соответствующем посту. Мы всецело подстрахуем и возьмем на себя всё, что необходимо, – сказал Кузнецов. – Нужно только, чтобы по озвученной тобою рекомендации на организационном пленуме ЦК наши люди заняли ключевые должности в президиуме, в секретариате. И мы будем вести работу по усилению рядов уже в рамках нашей стратегии, имея соответствующие полномочия.

– Оля, так надо, – сказал свердловский лидер Георгий Стасов. – Ради дела Миши.

– Ну, хорошо... Предварительно, я готова, хотя, конечно, не обещаю большой реальной вовлеченности. Хотя со временем, кто знает, может, и втянусь.

Все заметно оживились, послышались вздохи облегчения.

– Да, Оль, такой вопрос, – сказал Кузнецов. – Как ты относишься к объединению с ЕКП? Миша был всецело за это.

– Я тоже за, – ответила Оля. – Считаю, что нужно собирать все силы в кулак. Там в основном очень порядочные коммунисты, мы должны быть вместе. В регионах и так мы фактически в одном строю, как правило.

– Отлично! Ну, давайте тогда еще детали обговорим... – сказал Никита. – А, Оля, кстати, как у тебя с достатком? С работой? Не нуждаешься?

– Денег всегда мало, особенно когда ждешь ребенка, – ответила вдова. – Но благодаря Мишеньке крайняя нищета мне уже не грозит, даже если я вообще не буду работать. Он, оказывается, в последний год застраховал свою жизнь на шесть миллионов. Словно знал, предчувствовал, от зарплаты отрывал... Недавно выплатили, сейчас квартиру в Москве покупаю, буду сдавать. И маме больше не придется надрываться, разве что необременительно будем подрабатывать. Я, например, дома за компьютером что-то могу делать. Конечно, пособие по потере кормильца, детское пособие... Ничего, и она меня в таких же условиях растила, даже худших. И я тоже буду. Нам ведь много не надо.

– Ну, и партия тоже поможет... Будем работать! – весело сказал Никита. – Объединению настоящих коммунистов – быть!

Минск, 3 февраля 2020 года

Рано утром, когда за окном было еще темно, Максим и Наташа проснулись, почти одновременно.

– Доброе утро.

– Доброе...

Не включая свет, приобнялись, поцеловались.

Надо было уже вставать. Максиму – на дежурство, а Наташу пригласил к себе в институт папа. Сказал, что довел, наконец, до ума свой аппарат и хотел бы его показать – и заодно попробовать на ней...

– Какой сегодня день? – спросила она мужа за завтраком.

– Понедельник, – машинально ответил тот.

– А если еще подумать? – улыбаясь и глядя на него, сказала Наташа.

– А... точно... Ну конечно! Год как мы познакомились.

– Надо будет отметить вечером.

– Обязательно. Как? Ресторан или у нас романтический ужин при свечах?

– Одно другому не мешает. Сначала первое, потом второе.

– Ну, хорошо, давай.

Проснулись и стали, мяукая, крутиться у ног сидящих за столом Дашкевичей два пушистых питомца – Алиса и Марсик.

Наташа подняла кота на руки – черного с белым, крупного, мохнатого.

– Вот он, Марсик... Познакомил нас...

Отслужив срочную службу во внутренних войсках, Максим демобилизовался в звании сержанта. Сразу устроился в милицию, прошел обучение и аттестацию, после чего работал, патрулируя столичные улицы. Подумывал о том, чтобы устроиться в минский ОМОН. Чтобы точно подойти под их требования, да и просто для собственного здоровья, держал себя в надлежащей физической форме – помимо обязательных по нынешней службе нормативов, тренировался по единоборствам, посещал «качалку» и бассейн.

Воскресным вечером Максим с напарником неспешно ехали в патрульной машине. Вдруг дорогу им перегородила девушка. В руке у нее какая-то коробка, явно наспех подобранная. Рядом еще человека три.

– Что тут случилось? – Максим поспешно вышел из машины и направился к девушке.

– Помогите, пожалуйста! Довезите до ветклиники! Тут недалеко. Его машина сбила.

Милиционер заглянул в коробку – там неподвижно лежал большой пушистый кот. Из него шла кровь.

Потом Максим посмотрел девушке в лицо. Широкие голубые глаза. Лицо очень симпатичное, красивое даже... Она, впрочем, тоже смотрела на него пристально, с нетерпением...

– Да, давайте, садитесь, – сказал Максим.

И напарнику:

– Поможем ведь? Надо быстро.

– Ой, спасибо вам! – сказала девушка, сев на заднее сиденье и осторожно поместив коробку с котом себе не колени. Максим закрыл за ней дверь и сел спереди.

Машина рванула и через несколько минут была на месте.

– Спасибо вам, ребята, огромное! Надеюсь, еще не поздно! – девушка, держа в обеих руках коробку, выскочила из машины и помчалась к двери ветклиники. Максим, увидев, что она прикрыта, побежал следом, чтобы помочь.

Быстро зашли внутрь. На ресепшене вызвали хирурга, она с ассистентом сразу же пришла и забрала кота в операционную.

Девушка обернулась к Максиму и сказала:

– Спасибо вам еще раз. Не знаю, что бы без вас делала. Только бы спасли его...

– Не стоит. Рад, что помогли. Надеюсь, не напрасно. Это ваш кот?

– Нет. Но явно не уличный. Крупный такой, упитанный, шерсть хорошая. Или погулять выпускали, или жил у какой-нибудь бабули, а потом она умерла, и наследнички его опять же «выпустили», насовсем. У меня самой кошечка. Алиса. Бабушка оставила – ее не стало три года назад. Переехала в ее квартиру, и теперь мы с Алиской там вдвоем.

– А далеко отсюда живете?

– Нет, на Карбышева. Ну, там же, где это и случилось.

– Так мы соседи? Я – на Седых.

– Ой, отлично! Вас как, кстати, зовут?

– Максим.

– Я Наташа.

– Очень приятно... Ладно, мне пора... Дальше поедем патрулировать.

– Да, конечно... Вот... Возьмите визитку. Тут телефон мой, почта и всё остальное... Звоните, пишите, если что... До свидания. – И тепло улыбнулась на прощание.

Дашкевич, сев в машину, внимательно осмотрел визитку. На ней было написано «Наталья Егоровна Огарёва. Республиканский институт китаеведения имени Конфуция Белорусского государственного университета. Старший преподаватель кафедры китайского языка».

С девушками Максим сходился... и расходился довольно легко. Та, с которой он встречался до срочной службы, его, конечно, не дождалась, да таких обязательств и не озвучивалось, и вообще не особо серьезно всё складывалось... а после армии то он «впишется» у очередной девушки, то она – у него. Родители ничего не говорили, но, конечно, в полном восторге не были. Последнее расставание произошло почти месяц назад – та девчонка, актриса театра Янки Купалы, ударилась в явное змагарство, и с этим помешательством справиться не удалось... Так что сейчас он один... Хотя нет, уже, похоже, не один... Надо обязательно позвонить, раз эта симпатичная большеглазая девушка сама дала координаты и сказала «до свидания».

Так они и познакомились – и очень успешно, очень прочно сошлись. Нашли друг в друге родственные души, несмотря на кажущееся различие в образе жизни, образовании, профессиональной принадлежности, семейном происхождении. Она – профессорская дочка, преподаватель, аспирантка, а он сам милиционер, сын полковника КГБ. И старший брат служит в армии после училища, и жена его там же, по контракту...

– ...Здравствуйте, на меня пропуск заказан.

– Доброе утро... Паспорт... Так... Дашкевич Наталья Егоровна... Да, есть. Возьмите.

– Спасибо.

Наташа поднялась на четвертый этаж, дошла до знакомой двери в лабораторию и постучалась. Отец почти сразу открыл.

– А, дочка, привет... Заходи... Садись... Как дела? Как жизнь семейная?

– Отлично.

– Максим как? На дежурстве?

– Ага.

– Чай будешь?

– Да.

– Как каникулы-отпуск? Как впечатления? Хотел как раз подробно расспросить.

– Отлично, новых впечатлений – масса. С одной стороны, нам обоим очень понравилось. Рим, Венеция, Пиза, Флоренция, Генуя... Древняя цивилизация, самые разные эпохи. Но, с другой стороны, разве можно вот это всё за десять дней?..

– Машину брали?

– Да, напрокат. Как только в Рим прилетели. По очереди водили. Очень удобно. А то бы еще меньше удалось охватить.

– С языком, как я понимаю, без проблем? Последний раз был там четыре года назад, на конгрессе нейрофизиологов. Английский у них ведь как второй разговорный – не только у ученых, но и среди молодежи.

– Ну да, всё так. И Максу это полезно. Я его постоянно натаскиваю, как только познакомились. Раньше ведь только базовый школьный уровень... Надо бы ему вообще в вуз уже поступать, хотя бы и в ведомственный. И дядя Гриша такого же мнения. А он всё – потом, потом, успею еще...

– Китайцев много? – спросил отец.

– Да, толпы буквально... С некоторыми удалось пообщаться. Самые обычные люди – рабочие, служащие, инженеры, учителя, даже пенсионеры. И все могут себе такое позволить.

– Да, кстати, что там у них? Ну, вирус этот?

– Какая-то непонятная вспышка, – подумав, ответила Наташа. – С одной стороны – вроде бы повторение того, что уже было несколько лет назад. Этих атипичных пневмоний. А с другой... Хозяева мира зашли в такое болото, что в любом случае нуждаются в какой-то чрезвычайщине. Уверена, они что-то очень страшное и подлое намечают – для всего человечества.

– Будем надеяться, что наша Беларусь в любом случае не прогнется.

– Не прогнется, – уверенно произнесла Наташа. – Мы никогда не станем на колени перед ними. Другие падут ниц, распластаются, а мы будем стоять!

– А как вообще? Если сравнивать Беларусь и Италию, твои впечатления?

Наташа подумала.

– Ну, как? Знаешь, пап, у нас лучше. По всем параметрам лучше. Либо не хуже. Правда! У них там постоянно проходят какие-то демонстрации и забастовки, но что толку? К каким-то заметным результатам всё это не приводит. Что касается сферы обслуживания. В Беларуси больше внимания к клиентам, покупателям... чем в этих самых «европах». У нас всё быстро и четко. А в Италии тот же бариста будет болтать с коллегой вместо того, чтобы готовить кофе. А продавец сначала обсудит последние новости, прежде чем обслужит покупателя. Это раздражает. Нет, у нас лучше, однозначно...