Текст книги "История всемирной литературы Т.6"

Автор книги: Георгий Бердников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 99 (всего у книги 102 страниц)

Поэты используют метрику устной поэзии и ее образную систему. Такова, например, элегия на смерть ребенка у Акифа-паши. Мысль приблизить язык и стиль литературы к уровню понимания среднего городского читателя открыто декларировалась лишь Мехмедом Саидом Пертев-пашой в его предисловии к собственному дивану стихов, сложенных, однако, арузом в традиционной классической манере.

В свою очередь, письменная литература оказывала влияние на устную народную поэзию, в которой встречаются отзвуки творчества классиков Востока. Многие народные поэты пользовались метрической системой аруз, но, как правило, их индивидуальность ярче ракрывалась в произведениях, созданных на основе силлабической системы стихосложения (хедже), исконно присущей тюркскому фольклору. Песням таких выдающихся ашугов, как Ибрагим Дертли (1772—1845), Мехмед Сейрани (1807—1866) и др., свойственны глубокое общественное

содержание и высокая гражданственность; они выражали народные чаяния и протест против несправедливых порядков, прибегая к средствам сатиры, иногда смягчаемым подлинно народным юмором.

Развитие прогрессивных тенденций привело к качественным сдвигам в турецкой литературе, ярко проявившимся позднее, когда эта литература вступила в просветительский этап своей истории.

*Глава вторая*

ЕГИПЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Для Египта внешним толчком к социальному и культурному обновлению (ан-нахда), которым ознаменовалось начало XIX века в странах Ближнего и Среднего Востока, явилась экспедиция Наполеона (1798—1801), в ходе которой египтяне реально почувствовали угрозу европейской колонизации. Дальнейшие перемены связываются с эпохой правления Мухаммада Али (1805—1849). Добившись фактической независимости Египта от Османской империи, Мухаммад Али предпринял ряд экономических, военных и административных реформ, способствовавших подъему хозяйства и подготовивших почву для будущего развития капиталистических отношений в стране. Преобразования затронули и культурную жизнь – появляются первые светские школы, организованные по европейскому образцу, с учителями-иностранцами; практикуется посылка молодых людей во Францию для обучения различным специальностям. Развертывается переводческая деятельность, охватившая вскоре не только учебную и научно-техническую, но и художественную литературу. В 1821 г. в Булаке была учреждена первая в Египте типография. С 1828 г. начинает выходить первая правительственная газета «Египетские новости» («Ал-вакаи ал-мысрийя). В 1835 г. была основана Школа переводчиков (впоследствии – Школа языков), учителями и учениками которой было переведено около 200 книг.

Для передовых умов Египта характерно, наряду со стремлением к возрождению старой арабской культуры, серьезное восприятие нового и его переработка в свете современных задач. Двойственную роль играло в этом процессе медресе аль-Азхар. Известный как оплот консерватизма, аль-Азхар являлся в то же время хранителем научных и литературных традиций классической поры, соками которых питалось арабское возрождение. С аль-Азхаром связаны имена большинства ранних египетских просветителей. Среди них филолог и поэт шейх Хасан Аттар (1766—1838), бывший ректором аль-Азхара и первым редактором газеты «Египетские новости», известный лексиколог Ибрахим ад-Дасуки (1811—1883), преподаватель арабского языка в инженерной школе, учитель многих европейских востоковедов, Рифа’а ат-Тахтави и др. Связи арабского Востока с Европой и процесс восприятия европейской культуры нашли наиболее яркое отражение в исторических хрониках и в произведениях жанра рихля, описывающих путешествия в европейские страны. Потребность записывать наблюдения о новом возникала, естественно, прежде всего, у передовых людей эпохи, поэтому важность этих произведений для современников определялась не только обилием новой информации, но и новизной идей. Из исторических сводов особенно выделяется самый ранний – «Диковинки прошлого» аль-Джабарти (1754—1825), очевидца наполеоновского вторжения.

Среди писавших в жанре рихля прежде всего надо назвать Рифа’а Рафи’ат-Тахтави (1801—1873), шейха первой группы студентов, посланных Мухаммадом Али во Францию и впоследствии – директора и организатора Школы языков, одного из первых египетских переводчиков французской художественной литературы. Ему принадлежит перевод «Телемака» Фенелона (Бейрут, 1867), а также интересные записки о Париже – «Извлечение чистого золота в описании Парижа» (Булак, 1834). В этом сочинении ат-Тахтави описывает не только быт и нравы французской столицы, но и ее культурные учреждения (особенно театры), рассказывает об июльской революции 1830 г., свидетелем которой он был, рассуждает о конституционном правлении, о свободе, равенстве, справедливости, опираясь при этом на Монтескье, Руссо и других французских просветителей XVIII в., с сочинениями которых он познакомился во Франции. Ат-Тахтави в своих записках приводит многочисленные цитаты из Корана и хадисов, стремясь доказать, что ни новые идеи, ни европейские формы общественной жизни исламу не противоречат, а наоборот – его учением предусмотрены. Большой интерес представляет до сих пор не изданное описание России – «Подарок для проницательных касательно сведений о России» (ок. 1850 г.) Мухаммада Айяда ат-Тантави (1810—1861), азхарского шейха, приглашенного для преподавания арабского языка в Петербург. Сочинение это, помимо описания самого путешествия, содержит краткую историю России и очерк «Обычаи русских», где, кроме чисто бытовых моментов, немалое внимание уделяется и русской культуре, о которой говорится с симпатией и интересом.

Новым для XIX в. прозаическим жанром стала публицистическая статья – макала, широко используемая просветителями как для освещения различных политических, социальных, религиозных, философских проблем, так и для популяризации научных знаний. У этого жанра, который опирался в своем развитии на европейскую публицистику, были и свои национальные корни: с одной стороны, ораторская речь, издавна популярное у арабов искусство, постоянно вынужденное приспосабливать свои традиции к требованиям современности, с другой, – рисала, послание или трактат, которые в зависимости от их назначения могли пользоваться и украшенной, и строго научной прозой.

Пресса, публицистика, переводы научной и художественной литературы стимулировали обновление арабского литературного языка, нормы которого строго оберегались традиционалистами. В процесс обновления языка и литературного стиля внесли свой вклад также исторические сочинения и описания путешествий, связанные по своему содержанию с самыми новыми веяниями, изображающие непривычные явления. Поскольку эти жанры не требовали обязательно украшенного стиля, их словесную форму легче было привести в соответствие с содержанием.

Традиционные жанры поэзии и художественной прозы, в течение долгих веков подчинявшиеся строгим канонам, обновляются медленнее. Диваны поэтов первой половины XIX века включают в себя обычно пышные панегирики в псевдобедуинском духе, замысловатые хронограммы, запечатлевающие даты местных событий, куртуазные любовные стихи, остроумные шутки, основанные на игре слов. Послания и макамы в изысканной рифмованной прозе повторяют известные назидательные сюжеты. Стремление к возрождению старинного наследия сказывается как в изучении, комментировании и издании диванов древних и средневековых классиков, так и в попытках некоторых поэтов (например, аль-Аттар) подражать им в строгости и сдержанности стиля. Для литераторов этой эпохи характерен универсализм, обращение к разнообразным художественным и научным жанрам. Так, Хасан аль-Аттар помимо дивана стихов оставил после себя сборник посланий, труды по грамматике, риторике, логике, медицине, астрономии. Его ученик Хасан аль-Кувайдир (1789—1846) был поэтом, филологом, мастером эпистолярного жанра. Али ад-Дервиш (1797—1853), придворный поэт хедива Аббаса I, – автор множества стихов и песен, макам, назидательных сочинений.

*Глава третья*

СИРИЙСКАЯ ^[2]ЛИТЕРАТУРА

Сирия, благодаря большой численности христианского населения (в некоторых областях оно составляло более 50% всего населения), имела старинные связи с Италией и Францией. Типографское дело здесь возникло веком раньше, чем в Египте. В XIX веке с ростом интересов Запада к странам Средиземноморья, активизируется деятельность христианских миссионеров, особенно иезуитских (из Франции) и протестантских (из США). Миссионерские школы, являясь духовным орудием капиталистической экспансии, объективно сыграли тем не менее и полезную роль в распространении современного образования и просветительских идей. Миссионеры выпустили много учебной литературы и способствовали переводческой деятельности. Основной контингент сирийской интеллигенции XIX в. состоял из выпускников миссионерских школ или школ национальных, устроенных по европейскому образцу.

В 1847 г. было создано просветительское «Общество для усвоения наук и искусств», ставившее целью «изучение наук и искусств путем дискуссий, переписки, устных выступлений и сообщений», «ликвидацию духа разобщения и фанатизма словом и пером», «пробуждение всеобщего стремления к приобретению знаний и пользы». Общество проводило заседания с публичными докладами, устраивало популярные лекции, издавало «Труды», включавшие материалы по различным областям знания, оказывало поддержку новым культурным начинаниям, собрало большую библиотеку. Выступая за активное усвоение достижений науки и культуры Запада, деятели Общества вместе с тем с великим почтением и вниманием относились к классическому наследию, занимались изданием памятников.

К активным членам Общества принадлежали: Насыф аль-Языджи (1800—1871), секретарь ливанского эмира Башира II Шихаба, филолог-пурист, считавшийся даже в мусульманской среде лучшим знатоком арабского языка, составивший ряд руководств по грамматике и стилистике, которые признавались в его время наиболее авторитетными; Бутрус аль-Бустани (1818—1883), основатель первой сирийской Национальной школы (1863), созданной не на конфессиональной, а на национальной основе, автор большого арабского словаря «Океан вокруг океана» («Мухит аль-Мухит», 1866—1869), отражавшего изменения в языке, организатор и редактор первой арабской энциклопедии – «Круг знаний» («Даират аль-маариф»), построенной по европейским образцам (выходила с 1876 г.).

Научные знания, современные достижения европейской цивилизации, просветительские идеи популяризировались и в прессе, причем в редактировании газет и журналов активное участие принимали члены того же Общества. Помимо официальных изданий, выпускаемых правительством в Дамаске, Халебе (Алеппо) и Бейруте, с 1850-х годов выходят газеты «Хадикат аль-ахбар» («Сад известий»), «Аль-Джанна» («Сад») и др. Некоторые газеты издаются в эмиграции – в Париже, в Стамбуле и в Лондоне. Помимо чисто информационного материала, в сирийской просветительской прессе печаталось много научно-популярных статей на разнообразные темы, а также повести и рассказы, сюжеты которых на первых порах чаще всего были заимствованы из европейских источников и нередко арабизированы до неузнаваемости.

Процесс обновления литературного языка шел параллельно аналогичному процессу в Египте, но если там он касался в первую очередь лексики естественно-научной и технической, то здесь в большей степени затрагивал те языковые пласты, которые были связаны с общественной жизнью, гуманитарными науками, философией.

Как и в Египте, обновляется содержание произведений жанра рихля. Среди них особенно выделяется полное бытовых и житейских подробностей описание путешествия в Париж «Шаг за шагом вслед за Фаръяком» («Сак ала сак фима хува Фаръяк», Париж, 1855) ливанца Ахмеда Фариса аш-Шидъяка (1804—1887), которого А. Е. Крымский назвал «бароном Брамбеусом новоарабской литературы». Поэт, публицист, филолог, много сделавший и для возрождения классического наследия, и для становления новой литературы, Шидъяк, сменив христианство на ислам, стал ярым защитником турецкого владычества. Этим объясняются его критические высказывания и насмешки над некоторыми сторонами европейской жизни, обычаями, даже над ошибками французских профессоров в арабском языке. Сам же он демонстрирует читателям прекрасное владение украшенным классическим стилем с использованием рифмы, стихотворных цитат, словесных и звуковых повторов и т. п. Интересно отметить, что «Шаг за шагом» не просто запись путевых впечатлений автора, а уже попытка создания романа-путешествия с вымышленным героем, яркими, сатирическими сценками, в которых достается не только французам, но и арабским любителям консервативных порядков.

Творчество поэтов этого периода в основном продолжает традиции средневековой придворной поэзии. Особенно яркий круг поэтов собрался при дворе ливанского эмира Башира II. В их числе Никула Турк (1763—1828), прозванный острословом, известный не только своими панегириками, но и сатирическими шутливыми стихотворениями, иногда на достаточно «низкие» темы, как, например, спор с экономом эмира, обделившим поэта при расчете за стихи, и т. п. Он снискал себе известность и как историк, писавший о вторжении Наполеона в Египет, и как автор макамы, изображающей в юмористическом тоне, с бытовыми подробностями нравы при дворе Башира II. Его младший современник – Бутрус Караме (1774—1851), поэт и дипломат, прославился как панегирист более вычурного стиля. Образцом поэтической изысканности его творчества и виртуозности в классическом языке является так называемая «аль-Касыда аль-халийя», в которой все 23 строки рифмуются на одно и то же слово «халь» в 23 его значениях.

Крупнейшим из панегиристов Башира II считается упомянутый уже Насыф аль-Языджи, с похвалою описанный Ламартином в его дневнике путешествий по Востоку. Помимо филологических трудов, он оставил несколько диванов в старинной манере, содержащих и полные пышных сравнений касыды, и элегии с назидательными сентенциями, превратившимися в пословицы, и хитроумные хронограммы, в которых, например, нужная дата могла заключаться одновременно в цифровой сумме букв каждого полустиха, в акростихе, в цифровой сумме букв с точками, цифровой сумме букв без точек и т. п. Ему принадлежит сборник макам «Слияние двух морей» (Маджма аль-бахрайн, 1856), составленный, как он сам пишет, с целью дать читателю как можно больше полезных правил классического словоупотребления.

XIX век ознаменовался рождением драматургии, почти не имеющей национальных традиций. В средние века во всем арабском мире был известен лишь народный театр теней – Карагёз. Знакомство с театральными представлениями европейского типа началось в Сирии, вероятно, в XVIII в. и шло через миссионерские школы, где по праздникам силами учеников разыгрывались спектакли. Пьесы – обычно исторического и нравоучительного содержания – переводились или адаптировались самими учителями.

Отцом арабской драматургии считается Марун ан-Наккаш (1817—1855), бейрутский коммерсант, который во время своей деловой поездки в Италию познакомился с европейским театром и загорелся желанием создать театр арабский. Организовав любительский кружок, Наккаш перевел и обработал комедию Мольера «Скупой» и в 1848 г. поставил ее на домашней сцене; за ней последовали еще две комедии: «Беспечный Абу-ль-Хасан», которую некоторые считают обработкой комедии Мольера «Шалый», и «Завистник», восходящая к «Мещанину во дворянстве». Спектакли сопровождались музыкой и пением. Действие во всех комедиях происходило в арабской среде; имена, реалии, конкретные ситуации – все было арабизировано.

Наряду с переделками европейских произведений и пьесами на заимствованные исторические сюжеты (среди которых в большом ходу были сюжеты, связанные с Александром Македонским),

появляются пьесы и чисто арабские по содержанию. Профессиональный арабский театр со своим репертуаром появился лишь в 70-х годах и связан уже со следующим этапом развития просветительской мысли и художественной культуры арабских стран.

*Глава четвертая*

ИРАКСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

В начале XIX в. Ирак принадлежал к числу наиболее порабощенных стран Ближнего Востока, он был провинциальной окраиной Османской империи и местом ссылки. Новые либеральные идеи, которые воодушевляли арабских реформаторов в Египте и Сирии, не проникали в Ирак и не вызывали заметного общественного резонанса вплоть до 60-х гг. XIX в. В иракской образованной среде распространялись традиционные поэтические сочинения, исторические хроники и жизнеописания, комментарии к Корану, розыскания по богословию, философии, этнографии, записи путешествий, загадки в стихах и прозе, сборники, состоявшие из анекдотов, небольших шутливых историй и остроумных изречений. Более всего была распространена панегирическая поэзия. Основная мысль иракских панегиристов заимствована ими из арсенала османской идеологии, веками внедрявшейся в сознание арабских народов: османский султан – халиф правоверных, защитник религии.

Поэты и их ценители находили особую прелесть в подражании классикам. Панегирист и историограф иракских губернаторов Салих ат-Тамими (1776—1845) подражал Абу Таммаму (IX в.), насыщал стихи, подобно своему предшественнику, сложными оборотами речи, архаизмами. Как правило, в панегириках поэты использовали традиционные литературные клише. Поэты сопоставляли современных властелинов с идеализированными образами видных мусульманских деятелей и халифов прошлых веков. Вместе с тем в стихах панегиристов нередко находили отражение события современной жизни. Так, ат-Тамими восхвалял Дауда-пашу (1817—1831) за постройку многочисленных мечетей и школ, вплетая в свои панегирики рассказы о разрушении плотин по вине местных чиновников, говорил об их безнравственности и стремлении обогащаться за счет государства. В осторожной форме поэт давал советы, как заняться делами орошения, возведением плотин, углублением и расчистской каналов, благоустройством городов и т. д.

Абд аль-Баки аль-Омари (1790—1862), занимавший высокие должности в турецкой администрации в Багдаде, преподносил панегирические стихи самому турецкому султану. Его «Касыда плаща» была одним из самых популярных произведений того времени в Ираке. Оно расценивалось современниками как одно из лучших среди сотен подражаний на Арабском Востоке издавна любимой арабами «Касыде плаща» египтянина аль-Бусыри (XIII в.). В этом тахмисе (стихотворении, строфы которого состоят из пяти полустиший) аль-Омари поразил современников эрудицией, остротой мысли, риторикой, богатством лексики и версификационным мастерством.

В своих официальных панегириках турецким губернаторам аль-Омари, описывая подавление народных восстаний, оправдывал жестокость властей. Поэт постоянно подчеркивал свою несомненную приверженность правительству империи и ее наместникам. Демонстрируя свои верноподданнические чувства Высокой Порте во время Крымской войны, аль-Омари, подобно ряду других иракских поэтов, восхвалял Англию и Францию, которые помогали султану.

Благодаря своей панегирической поэзии аль-Омари пользовался доверием и поддержкой османов-суннитов, а его религиозные стихи завоевывали ему признание у арабов-шиитов. Его диван «Остатки доброго» («аль-Бакият ас-салихат», 1854) был очень популярен. В этом диване аль-Омари яростно нападал на Омейядов за то, что они превратили власть халифа в наследственную, в то время как при «праведных халифах» она была выборной, совещательной. Воспев в религиозно-панегирических стихах Мухаммада, Али и аль-Хусейна, аль-Омари восславил также «святых» суфийских шейхов, что было воспринято с большим одобрением в многочисленных суфийских сектах Ирака.

В другом диване аль-Омари «Лучшее противоядие во владениях того, кто хорошо распознает добро и зло» (Каир, 1896) сквозь подражание старине проступает влияние проникавшей в Ирак новой цивилизации. В нем напечатано стихотворение, сочиненное аль-Омари за несколько месяцев до смерти, – оно одно из первых на Арабском Востоке было посвящено техническим достижениям Нового времени, а именно открытию телеграфной линии Стамбул-Багдад (1861). С появлением этого васфа иракские поэты все чаще стремились сделать достижения цивилизации достоянием поэзии, расширяя таким образом социальную тематику.

В иракской литературе в это время стали пробиваться и первые ростки просветительского мышления (арабские литературоведы называют данный период периодом литературного подъема – ан-нахда аль-адабийя). Постепенно у ряда иракских литераторов складывалось резко отрицательное отношение не только к иноземному гнету, но и к феодальной действительности, по мере сил они ратовали за распространение знаний и улучшение жизни населения, взывали к «здравомыслию» и добрым чувствам правителей.

Такие настроения часто проступали в панегириках Абд аль-Гаффара аль-Ахраса (1806—1873). Он восхвалял наместников султана в Ираке, подвергавших жителей Кербелы и Басры жестоким репрессиям. Сквозь традиционные, восторженные преувеличения поэт исподволь оправдывал население этих городов и крайне осторожно пытался подсказать безжалостным властителям мысль о милосердии. Аль-Ахрас посвятил одну из лучших касыд, написанных в духе доисламской поэзии, своему прежнему покровителю Дауду-паше, низложенному и находившемуся в опале. Касыда написана в стиле бедуино-джахилийской поэзии: проезжая на скакуне по пустыне, поэт встречает брошенное становище и проливает слезы при воспоминании о счастливых днях, проведенных здесь когда-то с Даудом. Таким способом не побоявшийся султанского гнева аль-Ахрас выразил верность Дауду, вместе с которым, по словам поэта, из Ирака исчезли все добродетели.

Современникам нравились также хамрийят (стихи о вине) аль-Ахраса, напоминавшие аналогичные стихи Абу Нуваса (VIII—IX вв.). Художественно совершенны его лирико-философские касыды, в каждом бейте которых заключена проникнутая пессимизмом сентенция в духе поздних стихов аль-Мутанабби (X в.) и горьких размышлений аль-Маари (X—XI вв.): раздумья о бренности земной жизни, о неизбежности всепоглощающей смерти.

С начала XIX в. в недрах иракского общества зрело недовольство иноземным господством, часто выливавшееся в открытые выступления. Но подобные неорганизованные и разрозненные выступления со всей жестокостью подавлялись турецкими властями. Все это не могло не отразиться на творчестве иракских литераторов. Аль-Ахрас, например, восхвалял прославившегося злодействами турецкого султана Абдул Азиза и одновременно в сатирических стихах высмеивал турецких правителей. В некоторых стихотворениях он призывал соотечественников восстать против турок. Однако в поздних стихах аль-Ахрас расстался с надеждой на национальное освобождение; в его тахмисах говорится, что для иракцев нет иного спасения, кроме эмиграции. Поэзия аль-Ахраса приобретает особую напряженность чувств в цикле стихотворений, обращенных к поэту-бунтарю Махмуду бен Абд аль-Гани аль-Джамилю (1780—1863). В этом цикле отчетливо выявляются мятежные устремления аль-Ахраса, отвергающего социальную несправедливость, выступающего против засилья иноземных угнетателей. После изгнания в 1832 г. аль-Джамиля из Ирака аль-Ахрас заявил, что принимает на себя обязанности друга – продолжать борьбу с ненавистным османским режимом. Оскорбление правящими чужеземцами национальных чувств – постоянная тема стихов этого цикла. Здесь примечательно неоднократное упоминание так называемых «арабских идей», что связано с ростом национального самосознания.

В своих стихах аль-Джамиль, как и аль-Ахрас, предстает воином-поэтом, умеющим разжечь в сподвижниках неутолимую ненависть к врагам и выйти победителем из кровопролитного сражения. Образы его поэзии безыскусны, лишены традиционной орнаментики. Восхищаясь мужеством и военной сноровкой бедуинов, аль-Джамиль только с ними связывал надежды на освобождение. Горожане, по его мнению, – изнеженные и покорные – не способны на сопротивление. Хотя аль-Джамиль, подобно аль-Ахрасу, обрисовывал положение в Ираке в самых мрачных тонах, тем не менее он был уверен в скором освобождении.

Наиболее заметный след в иракской литературе того времени оставил ближайший сподвижник аль-Джамиля по антиосманской борьбе Махмуд Шихаб ад-Дин аль-Алюси (1802—1854) – поэт и прозаик, филолог и богослов. События жизни, полной взлетов и падений, легли в основу четырех художественных сочинений аль-Алюси, изданных после его смерти: «Странное и удивительное вдали от родины и развлечение души в поездке, пребывание на чужбине и при возвращении», «Опьянение универсальным знанием при путешествии в Стамбул», «Опьянение вином при возвращении в Град спокойствия» и «Макамы аль-Алюси» (1857). Его «Макамы» относятся к эпистолярной литературе. Это собрание назидательных эпистол подчинено единому замыслу: аль-Алюси адресовал их своим сыновьям, желая поделиться с ними жизненным опытом, подготовить их к критическому восприятию действительности. Все прозаические произведения аль-Алюси написаны традиционным саджем (рифмованной прозой). На примере произведений аль-Алюси видно, как иракская проза постепенно расчленялась на научную и художественную. Он приблизил иракскую литературу к действительности, насытив свои произведения конкретными сообщениями. Аль-Алюси создал предпосылки для возникновения новой художественной прозы, раздвинув жанровые рамки макамы, в которую вплетены путешествия, послания, назидания, биография, мемуары: в зарождавшейся иракской прозе жанровые формы еще не успели обрести своего четкого выражения.

Хотя преемственность литературных поколений в Ираке никогда не прерывалась и на литературной арене там постоянно возникали крупные фигуры, эволюция идей и образов в той стране была крайне замедленной. Лишенные контактов с носителями культур других народов, иракские литераторы обретали поддержку только в своем, арабо-мусульманском культурном наследии, ни один местный литератор не был известен за пределами своей страны. Однако заслуги иракских писателей первой половины девятнадцатого века весьма значительны, поскольку именно они направили общественную мысль в русло национально-освободительного движения и просветительской идеологии.

*Глава пятая*

КУРДСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

К началу XIX в. многодиалектная курдская литература представляла собой довольно пеструю картину. Классическая поэзия, развивавшаяся на северном диалекте курманджи и достигшая в XVII в. своего высшего расцвета, уже с середины XVIII в. стала клониться к упадку. К концу XVIII в. литература на курманджи порывает с характерными для нее народными традициями и становится достоянием узкого круга суфийских шейхов и придворных поэтов курдских феодалов. Тематика литературы на курманджи к началу XIX в. ограничивается рамками интимной лирики, панегирических и религиозно-мистических стихов.

Продолжает свое существование в XIX в. и литература на диалекте горани, выражающая главным образом идеи, взгляды, настроения секты «людей истины» (ахли-ль-хакк); основная тематика поэзии на горани – религиозно-философская, проникнутая глубоким мистицизмом, а также любовная и пейзажная лирика. Наиболее выдающимся поэтом, писавшим на этом диалекте, был вдохновенный певец природы Маулави (1806—1882).

В XIX в. возникает и получает дальнейшее развитие литература на южном диалекте – сорани, который до этого времени никогда не был в курдской среде языком литературным. Впоследствии литература на сорани выдвигается на первое место. Эта литература зародилась в районе Сулеймании, бывшей в течение двухсот лет столицей одного из сильнейших курдских княжеств – Бабанского эмирата, который, невзирая на номинальную власть Османской империи и Ирана, сумел не только сохранить фактическую независимость, но и играл немаловажную политическую роль на всем Ближнем Востоке. До нас дошло мало произведений курдских поэтов описываемого периода, хотя, вероятно, существовала богатая поэзия на этом диалекте. Так, один из крупнейших курдских поэтов XIX в. Хаджи Кадыр Койи пишет о «бесчисленном множестве» современных ему курдских поэтов, живущих «в степях Киркука и в горах Авромана», и называет имена Фикри, Ранджури, Кейфи, Эмин Бек Дазайи Машви, Вафаи и др.

Для новой литературы были характерны: некоторый отход от традиционной тематики (воспевание любви, панегирики, религиозно-мистический экстаз), желание по возможности упростить поэтический язык, приблизив его к народному, а главное – попытки отразить насущные нужды и чаяния народа. Несмотря на относительно благоприятные условия на территории Бабанского эмирата, политическая обстановка в целом была крайне трудной для курдов: частые столкновения бабанских правителей с османскими властями, непрерывные восстания курдов в различных вилайетах, неизменно жестоко подавлявшиеся османскими и иранскими правителями, создавали крайне тяжелые условия для отстаивания права на существование литературы на родном языке.

Развитие новой литературы задерживалось и отсутствием национального литературного наследия – все предшествующие курдские бабанские поэты, находившиеся под сильным влиянием арабской и персидской классической поэзии, писали в духе классических традиций, используя для своих произведений языки арабский, персидский и турецкий.

Начало литературной традиции на сорани связано с именем поэта Нали (Хадыра Ахмеда Нали, 1800—1856). Хорошо сознавая, что национальная литература может успешно развиваться лишь на родном языке, Нали и его последователи Салим (1800—1866) и Курди (1812—1852) ратовали за очищение поэтического языка от арабизмов и персизмов. Они стремились создавать простые и ясные образы. Поэтому их стихи, написанные, правда, в формах арабско-персидской классической поэзии, были близки и доступны курдскому читателю. Используя форму аруз и соблюдая традиции классической ближневосточной поэзии, поэты передавали в своих стихах национальный дух и колорит. Особенно характерно это было для Нали, стихи которого нередко можно было принять за произведения фольклора, благодаря их простоте и ясности их образности и лексики.

Катастрофа, разразившаяся над родиной поэта, – гибель Бабанского эмирата под натиском османских войск – нашла живой отклик в произведениях Нали и его современников. Поэт и его последователи воспевали подвиги и славу курдских героев, прославляли былое могущество курдских княжеств и оплакивали их крушение, тосковали об утраченной родине (большинство курдских бабанских поэтов, в том числе и Нали, вынуждены были скитаться на чужбине), а также резко выступали против иранских и турецких поработителей. Салим скорбит о трагической гибели Бабанского эмирата в знаменитом стихотворении «Оставьте меня»: «О, сердце, в назидание взгляни на судьбу века, // Взгляни, что сделали турки и рок с народом, говорящим по-курдски!».