Текст книги "История всемирной литературы Т.6"

Автор книги: Георгий Бердников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 67 (всего у книги 102 страниц)

Изнурительные войны между Бухарским эмиратом, Кокандским и Хорезмским ханствами и беспрестанные междоусобицы местных феодалов усугубляли тяжелое положение народа. Выходец из бедняков, Фориг Хисори писал: «Разорилась страна, исчезли честь и совесть, // Народ раздет, как фонарь с разбитым стеклом...».

Судьба угнетенного – главная тема творчества Форига Хисори. Его лирический герой взывает к богу, чтобы никогда больше не появлялись на свет такие, как он, обездоленные. Тошходжа Ирси писал: «Вместо чая по утрам пью я росу, // Наступает время ужина, упиваюсь я горем. // В воображение моем вдруг закипает котел с пловом, // Придерживаю дыхание, чтобы отвлечь себя...»

Унизительное бесправие человека описано в газели Носеха Куляби (жил до 1830): бедняк, «осмелившийся пожаловаться эмиру на свою нищету, получает удар палкой по голове». В стихотворении другого кулябского поэта Абдурахима выразительно описан бедняк, по горло увязший в долгах, на его ниве ничего не вырастает «кроме рыданий, оскорблений и мучений». Запечатлен и его внешний облик – он стоит с поникшей головой, босой, одежда его жалка, а глаза и весь облик выражают покорность и бессилие.

В таджикской постклассической литературе человек изображался в основном отвлеченно и абстрактно. Теперь появляются попытки индивидуализировать и конкретизировать его образ. О жизни и быте бедняка писали Абдурахмон Гарми (1784—1853), Нодим Истравшани. Стихов-сетований на горькую жизнь немало и в диванах других поэтов. Например, диван Мадума Дарвози, посвященный жизни бедняков-горцев, полон скорбных стихов о «глазах полных слез», об «истощенном теле», о «каменной подушке и о матраце, набитом колючками».

Поэтический язык обогащается за счет диалектов. В поэзию все чаще проникает живая народная речь. Эта особенность литературы выразительнее всего проявилась в жанре загадок, ведущую роль в развитии которого сыграли Хиджлат Бухари и Фано Уротеппаги. В загадках было можно обращаться к словам и понятиям повседневного обихода крестьянина и ремесленника, что по нормам высокой поэзии считалось недопустимым.

В результате укрепления дипломатических и торговых связей между Россией и Средней Азией в таджикской литературе впервые возникает тема России. В эпических произведениях можно найти описания некоторых городов России, приметы образа жизни населяющих ее народов, а в лирической поэзии появляется новый образ, а именно образ красавицы с европейской внешностью.

Более подробные описания жизни и быта народов России чаще встречаются уже в литературе второй половины XIX в., особенно в творчестве замечательного таджикского просветителя Ахмада Дониша.

*Глава четвертая*

ТУРКМЕНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

В начале XIX в. туркмены были расселены на территории, простирающейся с запада на восток от Каспийского моря до правого берега Амударьи, занимая всю современную территорию Туркменистана, а также некоторые районы современного Ирана и Афганистана. Часть туркменских племен населяла Устюрт и Мангышлак, где кроме них жили еще казахи. В XIX в. туркмены вели еще полуоседлый образ жизни и по способу хозяйствования подразделялись на оседлых (земледельцев) и на кочевников (скотоводов). Социально-классовые противоречия в это время все больше усиливались, что обусловливало пробуждение и рост национального самосознания туркмен.

Бесконечные грабительские нападения соседних феодальных правителей, насильственное изгнание туркмен с обжитых земель были обычным явлением в эту эпоху. К числу трагических страниц истории туркменского народа относится, например, нападение хивинского хана Мухаммада Рахима на селение Каррыкала. Во время этого нападения погибло много мирных жителей, жилища были разграблены, а большинство населения уведено в плен в Хиву. Среди пленников находился племянник великого Махтумкули, поэт-патриот Зелили, который в стихах правдиво описал тяжелую судьбу народа.

В этот период укрепляются связи Туркменистана с Россией. Прогрессивно мыслящие представители туркменского народа стремились к сближению с русскими, в которых они видели опору, защиту от притеснений со стороны сильных и воинственных феодальных правителей. Эта исторически закономерная тенденция приобретала все более ясные очертания. Присоединение Туркменистана к России, которое завершилось во второй половине XIX в., было крупнейшим прогрессивным событием в истории туркменского народа. Первыми в 1803 г. были приняты в подданство России прикаспийские туркмены. Благодаря этому акту Россия получила необходимый плацдарм для развития торговых связей и укрепления своих позиций в регионе Каспийского моря, а прибрежные туркмены избавились от притеснений со стороны Персии и Хивы.

Уже в первой половине XIX в. в произведениях русских писателей и путешественников появляется образ туркмена. Например, в книгу «Странствователь по суше и морям», изданную в 1842 г. в Санкт-Петербурге, включен очерк Е. П. Ковалевского (1809—1868) «Туркменец Рахман Аяз», в котором рассказывается о трагической любви туркмена и таджички.

В книге Н. Н. Муравьева (1794—1866) «Путешествие в Туркмению и Хиву в 1819 и 1820 гг.» приводится услышанный автором рассказ о любви Шасенем и Гарипа. Эта первая известная нам запись туркменского народного дастана «Шасенем – Гарип». Книгу Муравьева прочитал Пушкин, который с интересом изучал историю, жизнь и культуру народов Средней Азии.

В это время развиваются взаимосвязи между тюркоязычными литературами Средней Азии, Казахстана и Азербайджана, в обогащении которых в прошлом выдающуюся роль сыграли Навои, Физули, Махтумкули, Молланепес и другие поэты. Создавались назире, тахмисы на популярные газели и дастаны замечательных мастеров восточной поэзии. Стихи Махтумкули, Молланепеса, Кемине снискали большую любовь, они исполнялись как народные песни, распространялись в рукописях. Так, в распространении стихов Махтумкули в первой половине XIX в. важную роль сыграл каракалпакский певец Акимбет. Его благородную традицию продолжили каракалпакские поэты XIX в.

В 40-е годы XIX в. некоторые произведения туркменского фольклора и литературы впервые переводятся на европейские языки. В 1842 г. писатель-дипломат (он был русским консулом в Гиляне) А. Ходзько-Борейко перевел на английский язык и издал в Лондоне три стихотворения Махтумкули, снабдив их краткими сведениями о поэте, а также фрагмент народного эпоса «Гёроглы». Это английское издание эпоса легло в основу русского перевода, осуществленного С. С. Пенном и опубликованного в 1856 г. в Тифлисе.

Литература туркмен первой половины XIX в. явилась закономерным продолжением литературных и фольклорных традиций предшествовавших эпох, и прежде всего традиций великого поэта-мыслителя Махтумкули. Она становится значительно ближе к реальной жизни народа, к его стремлениям и борьбе. Бытовая и историческая конкретика занимает большое место в патриотической лирике Сеиди и Зелили, а также в социальной сатире Кемине.

Жанровый состав туркменской литературы в этот период мало изменился. Тем не менее наблюдается развитие эпических начал в дастане, связанное с углублением жизненного содержания. Например, Сеиди сделал попытку создать дастан на материале своей личной жизни. О семейной трагедии и глубоких страданиях, о безвременной кончине сыновей поэт рассказал в дастане «Мои две ветви». Поэтическая часть выполнена с большим мастерством. В основе дастана «Талыби и Сахипджамал» поэта Талыби также лежат жизненные перипетии автора. Если в романтических дастанах героями были вымышленные персонажи, то здесь главные герои – поэт и его возлюбленная. Однако событийный план дастана Талыби, рассказ о том, что происходит с главным героем на его пути к достижению цели, мало чем отличается от традиционных описаний похождений и приключений легендарных героев дастанов Шабенде, Магрупи, Андалиба.

В литературе первой половины XIX в. преобладали многообразные жанры лирической поэзии. Важное место в ней занимали историко-патриотические, любовные, назидательно-дидактические мотивы и темы. Новаторскими чертами отличаются патриотические стихи с историческим содержанием, где умело показаны батальные сцены. По-прежнему развивалась любовная, пейзажная и элегическая медитативная лирика, появился даже дастан-элегия; обогащались сатирические жанры, жанр айдышык – перекличек. Зарождались и новые жанры, например письма в стихах, в которых рассказывается о текущих событиях, сатирические и юмористические стихотворные рассказы-анекдоты, связанные с именем Кемине. Реже по сравнению с предыдущим периодом встречаются оды и назире.

Происходит дальнейшее сближение языка письменной литературы с народным языком. Основы этого процесса были заложены Махтумкули и обогащены его современниками – Андалибом, Шабенде, Магрупи, Шейдаи. Язык письменной литературы освобождается от архаизмов и малопонятных широким массам арабо-персидских слов, которыми была насыщена поэзия прошлого.

Выдающимся представителем туркменской литературы конца XVIII – первой половины XIX в. был Мамедвели Кемине (1770—1840). Тематика его поэзии, а также автобиографических рассказов, анекдотов и преданий широка и разнообразна. Он писал о жизни туркменского народа и с его позиций оценивал происходящие события. Творчество Кемине глубоко демократично. Кемине и его лирический герой не унывают и не теряются в затруднительных ситуациях, много шутят, смеются. Он создает яркие, живые образы бедняка, кази, женщин, воина, муллы и ишанов. Кемине изображает людей, события в действии, в динамике. Используя выразительные богатства народного языка, цитируя пословицы и поговорки, поэт клеймит племенную верхушку, осуждает лицемерие, разврат, стяжательство мусульманского духовенства и судей.

Имя самого Кемине часто встречается в различных анекдотах, многие из которых широко известны на Востоке, оно стоит рядом с именами других народных мудрецов (например, с именем Моллы Насреддина).

Кемине охотно обращался к очень популярной в фольклоре форме четверостиший – мурабба. Однако у него можно встретить и пятистишия – мухаммасы. Сочным языком, красочными и яркими метафорами и сравнениями, точными ритмами отличаются, например, такие его мухаммасы, как «Косы», «Молодица», «Огульбике», «Гюльджамал» и др. Произведения Кемине пользовались широкой и заслуженной популярностью.

Жизненный путь Сейидназара Хабиб-ходжа-оглы Сеиди (1775—1836) – это путь поэта-воина, поэта-патриота. Сеиди стоял во главе туркменских джигитов, отчаянно сражавшихся с многочисленным войском бухарского эмира Хайдара (Мир Хайдара). В ожесточенных битвах с врагом он показывал пример героизма, отваги и смелости. Справедливая борьба с захватчиками вдохновляла поэта на создание стихов, наполненных героико-патриотическим пафосом и высоким мужеством. Сеиди в своей поэзии выразил интересы трудового народа, воспел его думы и чаяния. В ряде стихотворений поэт рисует зримые пейзажи родного края, ему равно дороги и пустыни и земля, в которую вложены огромные усилия дайхан, чтобы сделать ее плодородной и цветущей (стихотворение «Пустыня»). В лирике Сеиди тесно переплелись общественно-философские и гражданские темы. Он известен и как страстный обличитель социальной несправедливости, и как автор проникновенных стихов о любви. Немаловажное место в его творчестве занимает и элегия, в жанре которой создан ряд произведений о семейной трагедии поэта, стихи-прощания с родными местами после поражения в войне с бухарским эмиром («Прощайте ныне», «Лебаб», «Ушли мы навеки»), а также стихотворение-завещание «Прощай навеки». Здесь Сеиди следует традициям Махтумкули и некоторых других поэтов XVIII в., создавших прекрасные образцы элегической поэзии.

В XIX в. среди наследников поэтической славы Довлетмаммеда Азади и Махтумкули – отца и сына – талантом, гражданско-героическим пафосом выделился Курбандурды Зелили (1780/85—1846). Поэт дружил с Сеиди, выходцем из восточного района Туркмении. Уроженцы разных туркменских племен, отдаленных друг от друга на сотни километров, показали пример духовной близости. Лирика Зелили тематически богата и разнообразна. Как и у Сеиди, в творчестве Зелили важное место занимали мотивы любви к родине и единения туркменских племен перед лицом общего врага. Он писал и лирические стихи, воспевал красоту и благородство возлюбленной. Но не менее существенна в его творчестве социально-обличительная поэзия. Критика поэтом отсталых патриархально-феодальных порядков, жестокости ханов, эмиров, шахов была продиктована стремлением к справедливости, к дружбе различных туркменских племен. Поэт верил в возможность уничтожения социального гнета и неравенства, верил в право жить в достойных человека условиях.

Своеобразны стихотворные письма-послания Зелили и Сеиди. В стихах-посланиях, адресованных Сеиди, Зелили рассказывал о тяжелой доле туркмен, уведенных хивинским ханом в плен. В ответном послании «Мой Зелили» Сеиди скорбел по поводу того, что он не смог оказать помощь своему другу и его односельчанам.

Значительное место в истории туркменской литературы принадлежит Молланепесу (1810—1862). Его произведения отличаются ясностью мысли, конкретной образностью и простотой поэтического языка. Они передавались из уст в уста и были известны в самых отдаленных селениях Туркменистана и по всей Средней Азии.

Поэт стремился раскрыть не только характер и внутренний мир своих героев и героинь, но и описать их внешний облик, наряды, окружающую обстановку и т. д., подчеркнуть их трудолюбие, верность долгу и любви. Для любящего сердца, говорит поэт, не страшен даже «огонь ада», а с красотой любимой ничто не может сравниться. Своеобразна форма юмористического стихотворения «Грозя кулачком», построенного в виде вопросов молодого человека и ответов на них юной красавицы. Диалог влюбленных стремителен и остроумен.

В основу дастана «Зохра и Тахир» Молланепес положил одноименные версии туркменских, узбекских, азербайджанских народных сказок и дастанов на тему о трагической любви юноши Тахира и красавицы Зохры. Однако поэт не повторил их, а по-своему переработал, дополнил новыми образами и сюжетными линиями, связал содержание произведения с современностью, с бытом и обычаями своего народа, с традициями туркменской литературы и фольклора. Дастан Молланепеса стал классикой туркменской литературы.

Среди поэтов первой половины XIX в. должно быть названо и имя сатирика Мурада Талыби (1766—1848). Кемине и Талыби были друзьями, нередко вместе путешествовали по Туркмении. Повсюду они были свидетелями тяжелой нищенской жизни трудового дайханства. Оба поэта были единодушны в критике баев, ханов, беков. Их связывала глубокая вера в светлое будущее народа. Кемине писал: «Ты не рвись, мое бедное сердце, постой, // Будет время – от нас отойдет нищета» (пер. А. Тарковского). Ему вторил его современник Талыби: «На баев надежды в душе не храни, // Не вечна, поверь, – убывает бедность!» (пер. В. Звягинцевой).

Туркменскую литературу первой половины XIX в. обогатили своими замечательными произведениями и такие поэты, как Хатам, Бахры, Шукури и др.

Хатам (1740—1824) – выходец из мангышлакских туркмен, его литературное наследие состоит в основном из стихов-писем, в которых поэт откликается на происходящее. Он неоднократно бывал в Астрахани, посещал некоторые районы Кавказа, в его поэзию проникают новые мотивы, связанные с жизнью других народов.

Овезмухаммед Бахры – туркменский поэт конца XVIII и первой половины XIX в., выходец из туркмен, проживавших в окрестностях Бухары. Он автор единственной в своем роде поэмы «Девять пейзажей», написанной на фарси, а также автобиографического по содержанию дастана «Дервиш Бахры». Поэма «Девять пейзажей» создана на основе популярного на Востоке сюжета о царевиче Ширзаде, вскормленном львицей. Визирь, желая лишить царя наследника, вероломно убивает царицу. Ширзад, став взрослым, наказывает злого визиря. Отдельные эпизоды этого традиционного сюжета встречаются и в русском фольклоре, в частности в сказании о том, как львица воспитала царского сына.

Абдышукур Шукури родился в конце XVIII века. Творчество его – это в основном газели и маснави на любовные и социальные темы. Своеобразно использованное им сравнение современного ему общества с вертящимся кругом, на котором хорошо живут и устойчиво сидят только те люди, которые сами так же кривы, изогнуты, как круг, т. е. лживы и бесчестны. Шукури хорошо знал придворную жизнь и нравы. В ряде маснави он сурово и правдиво разоблачает ложь и лицемерие, царившие в среде феодалов.

Общая тенденция развития туркменской литературы первой половины XIX в. проявлялась в демократизации содержания и тематики лирической и эпической поэзии, в заметном обновлении художественно-изобразительных средств и в более широком обращении к традициям фольклора и классиков предшествующих эпох.

РАЗДЕЛ ПЯТЫЙ

-=ЛИТЕРАТУРЫ ЦЕНТРАЛЬНОЙ И ЮГО-ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ=-

ВВЕДЕНИЕ

В то время как в ряде западноевропейских стран (Нидерланды, Англия, Франция) к XIX в. уже совершились буржуазные революции, в Центральной и Юго-Восточной Европе еще только набирали силу или даже едва обозначились предреволюционные процессы. Правда, в империи Габсбургов в результате реформ Иосифа II еще в 80-х годах XVIII в. была отменена личная зависимость крестьян, что приоткрывало путь буржуазному развитию, хотя и не уничтожало полностью основ феодальных отношений (сохранялась, в частности, тяжелая барщина). Не означали коренного поворота к новому и реформы военно-ленной системы в землях Османской империи, проведенные в 30-х годах XIX в. Всюду нарастало антифеодальное, антиабсолютистское движение.

Исключительно напряженными в Центральной и Юго-Восточной Европе были национальные отношения. Почти все народы этого региона жили в условиях иноземного гнета. Греция, Болгария, Сербия находились под властью Османской империи, Албания, придунайские княжества (Валахия и Молдова) – в вассальной зависимости от нее. На Балканах только Черногория оставалась маленьким и неустойчивым островком независимости. Чехи, словаки, словенцы, хорваты, венгры и другие входили в состав империи Габсбургов. Большинство этих народов утратило государственность еще несколько веков назад. В конце XVIII в. потеряла независимость Польша, ослабленная внутренними феодальными раздорами и поделенная между Пруссией, Австрией и Россией.

На западе Европы формирование наций происходило, как правило, несколько раньше и в условиях однородных по этническому составу, централизованных государств (Франция) или же в процессе борьбы за воссоздание государства на единой национальной основе (Германия, Италия). В Восточной Европе, наоборот, существовали давно сложившиеся разноплеменные государства, населенные разными народами, большая часть которых была порабощена могущественными соседями. При этом господствующая нация иногда даже составляла меньшинство, как это было, например, в Австрийской империи. Особенно жестоким иноземный гнет был на Балканах. Ко всему прочему здесь сказывались противоречия совершенно разных вероисповеданий (православного и мусульманского). Да и феодальный класс состоял здесь в основном из представителей господствующей нации. Сплошь и рядом этническое деление совпадало с социальным. Некоторые народы Центральной Европы испытывали двойной гнет, как, например, хорваты и словаки, жившие на землях венгерской короны, которые в свою очередь были подвластны Австрийской монархии.

Ломка феодального строя сопровождалась быстрым ростом национального самосознания угнетенных народов, интенсивным процессом формирования наций, развитием освободительных движений, в которых зачастую сливалась воедино борьба против национального и социального гнета. Подъему этих движений способствовала атмосфера всеобщих изменений и сдвигов, охватившая Европу в эпоху Французской буржуазной революции и последующих событий. Играли роль и такие внешние факторы, как неоднократные поражения Османской империи в войнах с Россией, надежды на автономию, возникшие у некоторых народов во время наполеоновских войн (Словения, Польша), а также разгром Наполеона русской армией, который способствовал росту национального самосознания у многих народов этого региона.

Наиболее значительными событиями и вехами освободительной борьбы в первой половине XIX в. были сербские восстания 1804—1813 и 1815 гг., греческое восстание 1821—1829 гг. (положившие начало освобождению этих народов и обновлению их государственности) и одновременное восстание в придунайских княжествах, польское восстание 1830—1831 гг., революция 1848—1849 гг. в Австрийской империи.

Главная особенность развития литератур в Центральной и Юго-Восточной Европе в конце XVIII – первой половине XIX в. – тесная их связь с нарастанием освободительной борьбы, с процессом самоутверждения наций. Важнейшим содержанием литературного развития было формирование национальных литератур, становление национального литературного языка, образование новых институтов литературной жизни (общенациональной сети типографий,

периодики, театра и т. д.), складывание литературной системы Нового времени (только в Польше она начала складываться раньше).

Однако наряду с общими тенденциями литературного развития достаточно широким был и диапазон различий, вызванных своеобразием конкретной общественно-исторической обстановки, различием предшествующих судеб отдельных народов и т. д. Не всюду одинаковой была сама социальная основа литературной жизни. Если в Польше, Венгрии (отчасти в Хорватии) существовал дворянский этап национального движения, что наложило глубокий отпечаток на литературную жизнь, то в Болгарии, Сербии, Словении национального дворянского сословия вообще не было. В результате иноземных завоеваний оно или не успело сложиться, или было уничтожено и ассимилировано, переняло чужой язык и культуру. В Чехии немногочисленная шляхта выступала скорее с регионально-патриотических, чем национальных, позиций и почти не оказывала воздействия на литературную жизнь, если, впрочем, не считать меценатства, постепенно шедшего, однако, на убыль. Сильнее было влияние боярства в Дунайских княжествах.

При отсутствии дворянства или его слабости в качестве основной силы национального движения выступала мелкая буржуазия, духовенство, крестьянство. Это порождало черты своеобразия и в духовной жизни, определяло изначально сильное влияние на нее средних и низших национальных слоев, народного мировосприятия, фольклора, хотя вместе с тем и ограничивало контакт с теми традициями светской образованности, которыми располагало дворянское сословие, имевшее в течение длительного времени широкий доступ к культуре.

Второе существенное различие объясняется характером культурно-исторического процесса на предшествующих этапах развития. В основном можно выделить два варианта, два пути литературного развития. Один из них наиболее отчетливо представляет польская литература, в какой-то мере – венгерская. Эталоном второго может служить Болгария.

Польская литература, развивавшаяся до последней четверти XVIII в. в условиях независимой страны, прошла в полном виде классический цикл культурно-исторических эпох. Последовательно сменяли друг друга литература средневековья, Ренессанс, барокко, Просвещение. Последнее на польской почве было представлено развитыми идейными течениями от умеренных до радикальных, разветвленными и многообразными формами и стилевыми тенденциями: классицизм, рококо, сентиментализм, реалистическое нравоописание, предромантические веяния. В первые десятилетия XIX в. совершался переход к романтизму, который тоже вырос здесь в мощное и яркое литературное течение.

Во многом иной была картина литературной жизни у тех народов, которые вследствие непосильного иноземного гнета, длившегося несколько столетий, были задержаны в своем культурно-историческом развитии. Целые стадии процесса оказались как бы пропущенными, или их тенденции проявились лишь в ослабленном виде. В ряде случаев едва не прекратилось развитие самой письменности (у болгар, чехов и др.), пришел в упадок некогда богатый язык, сохранившийся уже по преимуществу только в устной форме да в среде немногочисленных книжников. С подъемом национального движения в конце XVIII – начале XIX в. культурная жизнь как бы возрождается. Отсюда термин «национальное возрождение», стихийно возникший и вошедший в употребление у чехов, словаков, лужичан, болгар, сербов, словенцев, албанцев для обозначения целой эпохи отечественной истории, охватывающей конец XVIII – значительную часть XIX в. (в отдельных балканских странах вплоть до 80-х годов).

Литературный процесс в этих условиях имел свои отличительные особенности. Иногда в научной литературе его определяют как ускоренное литературное развитие. Одна из главных его особенностей – одновременное или почти одновременное проявление как бы разностадиальных явлений – черт Ренессанса, барокко, Просвещения, классицизма, романтического мышления и т. д. Нередко сосуществовали и взаимодействовали, особенно на первых порах, архаичные и современные литературные формы (попытки приспособить к современным нуждам и потребностям архаичные книжные языки – у греков, сербов, чехов, явные следы агиографических жанров в болгарской литературе первой половины XIX в. и т. д.). Можно говорить о сжатом и фрагментарном проявлении тенденций, которые в других литературах составляли целые эпохи. Здесь же как бы налагаются друг на друга и взаимопроникают разновременные по типу явления. И хотя на первом этапе сильнее выступают просветительское начало и соответствующий рационалистический тип мышления, позднее – романтическое мироощущение, их разграниченность и противопоставленность выражены слабее, чем во многих других литературах. В болгарском литературоведении, например, до сих пор не смолкают споры, существовал ли вообще романтизм в болгарской литературе. В литературах эпохи национального возрождения разного рода явления часто взаимопроникают и переплетаются, порождая подчас весьма своеобразные художественные ценности. Особенно часто здесь встречаются художественные формы, соединяющие определенные черты классицизма и романтизма.

Объединял все эти, казалось бы, разнородные и пестрые тенденции процесс формирования национальных литератур. В условиях противодействия иноземному гнету этот процесс был выражен с особой отчетливостью. Самоутверждение наций проявлялось в нарастающем осознании самобытности и единства национального коллектива – в языковом, культурно-этнографическом, историческом отношениях. Развивался центростремительный синтез богатств национального языка, отечественной письменности, исторических традиций, фольклора. Этот синтез естественно включал в себя и избирательное освоение инонационального опыта. Осознание себя «в ряду других» сопровождалось соотнесением отечественного и инонационального – как в различительном смысле, так и в смысле аналогий и освоения определенных форм культурной и литературной жизни.

Разные социальные силы, участвовавшие в движении, стремились придать различную социальную основу упомянутому синтезу. В польской или венгерской литературах шкала таких различий простиралась от дворянского консерватизма до дворянской революционности и революционно-демократических идей. Иногда важную роль, особенно на начальном этапе, играло духовенство, те традиции образованности, которые жили в этой среде.

Краеугольной проблемой литературной жизни, да и национального самоутверждения вообще, было создание национального литературного языка. Только поляки имели к этому времени развитый и в основном сложившийся литературный язык, который теперь совершенствовался; в какой-то мере к ним приближались венгры (также потерявшие независимость сравнительно недавно – в начале XVIII в.). Другие угнетенные народы еще только вели борьбу за право пользоваться родным языком, стремились доказать его литературные возможности, установить его литературную норму. Трудность заключалась не только в необходимости противодействовать покровительству, которым пользовался язык господствующей нации, но и в выработке концепции собственного литературного языка. Помимо официального государственного языка ему, как правило, противостоял и традиционный церковный, или книжный, язык (латынь в империи Габсбургов, греческий и различные варианты старославянского языка на Балканах). Не было ясности и в вопросе, что́ следует положить в основу национальной языковой нормы. Поначалу выбор часто падал на письменные языки эпохи независимости: в Греции – язык античной литературы, в Чехии – язык эпохи гуманизма (XVI в.) и т. п. Шла борьба архаистов и новаторов. Лишь постепенно осознавалась анахроничность прежних книжных языков, необходимость опереться на более широкую базу, и прежде всего на современный разговорный язык. О сложности процесса свидетельствует тот факт, что если концепции, легшие в основу современного литературного языка, в Чехии или Венгрии утвердились где-то во втором десятилетии XIX в., то в Сербии и Хорватии современная языковая норма победила лишь к середине века. Словаки полностью перешли на самостоятельный литературный язык только в 40-х годах XIX в. В Греции, где необыкновенно сильным был авторитет античного наследия, переход на современный язык затянулся даже до XX в. Как и в некоторых других литературах, здесь в течение десятилетий одновременно создавались произведения, использующие разную языковую норму.

Формирование национального литературного языка осознавалось как важнейшая задача времени. Это накладывало печать на всю литературную жизнь. Во многих странах региона она имеет в это время заметную филологическую окраску. В одном лице нередко выступал крупный филолог и писатель: Й. Юнгман в Чехии, Л. Штур – в Словакии, В. Караджич – в Сербии, Л. Гай – в Хорватии. Много сил отдавалось обсуждению языковых проблем. Большим событием литературной жизни становилось создание словарей национального языка, грамматик и т. д. Даже отбор произведений для переводов отчасти определяется в это время желанием испытать и продемонстрировать разные возможности родного языка.

Осознание преемственности исторического бытия нации, нарастание освободительных настроений сопровождались повышенным интересом к отечественной истории, особенно к эпохам былой независимости и собственной государственности, к наиболее значительным событиям борьбы против иноземных захватчиков. Заметному развитию исторической науки, направленной на синтез отечественной истории, сопутствует в это время широкое внимание литературы к наиболее славным страницам исторического прошлого родного народа. Рождаются героико-эпические произведения, посвященные борьбе за свободу. Более ранние из них чаще всего выдержаны в духе гражданско-патриотических канонов классицизма, в тональности одического пафоса; позднее наблюдается переход к романтической поэтике, но много было и переходных форм. Героике часто сопутствуют элегическая тональность, скорбь по утраченной независимости, «поэзия руин», как она была названа в Дунайских княжествах.