Текст книги "История всемирной литературы Т.6"

Автор книги: Георгий Бердников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 100 (всего у книги 102 страниц)

Еще большую остроту и социальную направленность получают антиклерикальные мотивы в поэзии Шейха Реза Талебани (1842—1909) – основоположника сатирической курдской поэзии. Его творчество, проникнутое резкой непримиримостью к социальному неравенству и несправедливости, обличающее продажность и корыстолюбие власть имущих, лицемерие и ханжество духовенства, сыграло огромную роль в формировании прогрессивных демократических взглядов в курдском обществе. Поэт высмеивает уродливые проявления социального неравенства: «Коли есть у голого бедняка // Один-единственный недостаток, он известен всем, // А у богача с толстой мошной будь хоть целая сотня пороков – все они скрыты».

Патриотические, антиклерикальные мотивы в поэзии последователей Нали, их стремление создать литературу на родном языке, которая служила бы интересам народа, тенденция к очищению и демократизации поэтического языка отчасти были продолжением творческих исканий, связанных с именем Ахмеда Хани (XVII в.), отчасти же явились естественным порождением общественно-политической и духовной жизни курдов первой половины XIX в.

Одним из самых крупных поэтов был Хаджи Кадыр Койи (1816—1897) – певец курдских восстаний, просветитель и демократ, творчество которого проникнуто стремлением пробудить национальное самосознание курдов, поднять их на борьбу с национальным угнетением, бесправием и отсталостью. Хаджи Кадыр Койи находился еще под сильным влиянием традиций арабско-персидской классической поэзии. Постепенно он начинает отходить от нарочито сложной поэтической формы, упрекая в этой слабости своих современников: «Так много развелось поэтических приемов, // Что смысл стиха затерялся в них, // Отсутствие смысла перестало быть позором».

В это время поэтом создано множество лирических газелей, воспевающих красоту и чары возлюбленной. Стихи поэта, адресованные народу, написаны ясным, живым языком, поэтические образы близки простому читателю, он часто обращается к курдскому фольклору, заимствуя из него многие образы. Поэт открыто говорит о том, что мечети превратились в очаги и источники разврата, ссор и скандалов, а медресе стали местом сборища пьяниц и гуляк.

Антиклерикальные настроения и открытые выпады Хаджи Кадыра Койи в адрес духовенства привели к острому конфликту с влиятельными кругами курдского общества. Поэт был вынужден покинуть родину и провести оставшиеся годы жизни на чужбине. Он переезжает в Стамбул, где входит в тесный контакт с семейством Бедырхана – одного из наиболее выдающихся деятелей курдской культуры, известного поборника прогресса и просвещения. Здесь поэт знакомится с распространенными в то время среди прогрессивной турецкой интеллигенции идеями Французской революции и просветительства, оказавшими огромное влияние на его дальнейшее творчество. Говоря о роли личности Бедырхана в формировании творчества Хаджи Кадыра Койи, его биограф Гив Мукриани пишет: «Койи выпил из рук Бедырхана вино любви к народу». Большое влияние на формирование мировоззрения Хаджи Кадыра Койи оказали также и произведения писателей Танзимата, с которыми он познакомился в Стамбуле.

Среди современных ему поэтов-соотечественником Хаджи Кадыр Койи чувствовал себя одиноким: его собратья по перу писали главным образом о своих переживаниях и не откликались на общественные проблемы эпохи. На долю Хаджи Кадыра Койи выпала трудная миссия – в одиночку прокладывать путь для новой курдской литературы. Большой поэтический талант Хаджи Кадыра Койи и его самоотверженная любовь к народу помогли поэту справиться с этой задачей.

Творчество Хаджи Кадыра Койи, который в дальнейшем открыто выступал против экономической и социальной отсталости родины, призывая к объединению племен и к борьбе против насилия, гнета и бесправия, вошло животворной струей в курдскую просветительскую литературу второй половины девятнадцатого века.

*Глава шестая*

ПЕРСИДСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Господство патриархально-феодальных отношений, бесконечные разорительные войны, внутренние междоусобицы, произвол шахской власти, нищета и отсталость – все это привело Иран в конце XVIII в. к экономическому, политическому и культурному упадку. О грабежах, разрухе и невыносимо тяжелой жизни народа можно судить по свидетельствам литераторов, например дневнику путешествий известного иранского поэта Шейха Али Хазина.

В самом конце XVIII в. к власти в Иране пришла новая династия Каджаров, которая приняла ряд мер по централизации власти и установлению спокойствия в стране, но деспотические феодальные порядки остались прежними.

Зато процветал новый шахский двор, затрачивавший огромные средства на гаремы, пиры и содержание дворцовых поэтов, которым надлежало восхвалять шаха. Росло количество панегиристов, которые стремились выслужиться перед шахом, дворцовой знатью, а в провинциях – перед губернатором. В первой половине XIX в. при дворе появилось немало поэтов, прославившихся прежде всего своими касыдами – одами шаху, принцам или вельможам, содействовавшим поэту в получении выгодной должности и высоких титулов. Каждый стремился превзойти своего собрата по перу в славословии, соревнуясь в виртуозности, проявляя редкие способности в технике стиха и подражая классикам персидской поэзии. Одним из самых крупных среди них был Фатхали-хан Саба (1770—1822). Он был родом из Кашана. В награду за хвалебные оды Саба был щедро вознагражден: он стал губернатором Кума и Кашана, был хранителем кумских мавзолеев, что считалось и почетным и доходным местом. За касыду, написанную при восшествии на престол Фатхали-шаха, Саба удостоился выского титула Царя поэтов. Им написано свыше двухсот касыд, множество газелей, маснави, таркибандов, рубаи и кыта. Но кульминацией творчества этого придворного поэта оказалась его эпическая поэма «Шахиншах-наме» («Поэма о шахиншахе»), написанная в подражание «Шах-наме» Фирдоуси и тем же размером. В ней Саба всячески превозносит полководческий гений Фатхали-шаха, приписывая ему победы над русскими войсками, хотя известно, что первая и вторая русско-иранская войны, начатые иранской стороной, для Ирана окончились поражением. Шаху понравились безудержные хвалебные гимны поэта. И когда книга, состоявшая из сорока тысяч бейтов, была преподнесена шаху, тот приказал отсыпать поэту сорок тысяч золотников золота – по золотнику за каждое двустишие. Современники Саба хвалили эту поэму, но потом она была расценена как неудавшееся подражание «Шах-наме» Фирдоуси и забыта.

В некоторых своих стихотворениях Саба говорит о борьбе добра и зла, о власти золота и различных житейских делах: «Если ты умен, но у тебя нет золота, // Все будут тебя гнать прочь. // Будь у тебя даже сотня пороков, // Но коли есть у тебя золото, ты незаменим».

Саба принадлежит немало лирических стихов, в которых явственно чувствуется стремление подражать Хафизу. Язык поэта, как правило, традиционен. Он нередко сложен, витиеват, но бесспорно мысль выражена яснее, чем это было у поэтов предшествующих веков.

Другой придворный поэт Сеид Абдолваххат Нешат Исфахани (1761—1829) также был панегиристом, но в отличие от Саба был человеком общительным, скромным. Его обаяние и талант притягивали многих поэтов. Вокруг Нешата в Исфахане стихийно возникло «Литературное общество», где раз в неделю читались лучшие стихи. Вскоре о нем узнали в Тегеране, а написанная Нешатом касыда, восхвалявшая мудрость шаха, привлекла внимание монарха, который повелел выдать ему пять тысяч туманов и пригласил ко двору, где Нешат смог проявить свои способности стилиста, составляя шаху различные государственные документы. Как и Саба, Нешат превозносил шаха в газелях, рубаи и касыдах, но по своему поэтическому призванию он был лириком. Его газели отличались большим изяществом и тонкостью зарисовок природы и быта. Его литературными кумирами были Саади и Хафиз, которым он во многом подражал. Нешат писал и рассказы, следуя традиции орнаментальной прозы Саади. И хотя он и не создал своей школы, но своим творчеством внес определенный вклад в персидскую литературу.

Персидская поэзия того времени не исчерпывалась творчеством этих двух крупнейших поэтов, тогда творили десятки придворных поэтов, таких, как Сеид Хосейн Табатабаи Меджмар Ардестан Исфахани (1776—1810), Мирза Мухаммад Шафи Висаль Ширази (1779—1846) и другие, оставившие свой след в литературе.

В XIX в. начинается экспансия европейских держав в Иран, расширяются экономические и культурные связи иранцев с Россией, Англией и Францией, а также с Турцией. С одной стороны, этот процесс усиливал у консервативной части интеллегенции приверженность к традиции и религии с целью сопротивления всему европейскому; с другой, способствовал проникновению в страну западной культуры. Кризис феодальной системы и резкое обострение социальных противоречий привели к тому, что придворные, побывавшие за границей, начали настойчиво требовать проведения некоторых реформ, не затрагивавших, однако, основных принципов государственной системы.

Событием в жизни страны было введение книгопечатания. С внедрением типографского дела в начале XIX в. сначала в Табризе (1825), а потом в Тегеране стали издаваться религиозные книги и официальная светская литература: исторические хроники, газеты на персидском языке, сначала в Тегеране (1837), а через некоторое время и в других городах. В середине XIX в. газеты выходили уже регулярно. Некоторые из полуофициальных газет высказывались за проведение социальных реформ в стране.

Реформы в области образования начались в первом десятилетии XIX в., когда иранское правительство стало посылать молодых людей учиться в западные страны и приглашать оттуда специалистов по инженерному и военному делу, врачей, учителей. В 1851 г. в Тегеране, а затем и в других городах были открыты школы политехнического типа, получившие название «Дар оль-фонун» («Дом наук»). В них готовили специалистов различных отраслей знания, переводили учебники, создавали оригинальные исторические хроники, географические трактаты, словари. Здесь рождались первые переводы художественных произведений западноевропейской и русской литературы («История Петра Великого», «Карл XII», «Александр Македонский» и др.), позже воспитанники «Дар-оль-фонуна» сами начали создавать художественные произведения нового типа на актуальные темы просветительского характера.

Существенным было упрощение литературного стиля. Пионером в этой области стал поэт и писатель Мирза Абулькасем Каем-Макам Фарахани (1779—1836) – создатель нового прозаического стиля, прославившийся своими прекрасно составленными письмами. Эти начинания были подхвачены его современником, поэтом Мухаммадом Фазель-ханом Гарруси (1783—1852). Фазель-хан рано начал писать стихи. Оказавшись при дворе, он за несколько лет освоил основы литературы, риторики, грамматики арабского языка и других наук. Стихи Фазель-хана носили преимущественно лирический характер. Как и все поэты того времени, он сочинял традиционные газели, восхваляя возлюбленную, страдая и проливая слезы, моля ее о пощаде. Но он писал и стихи, в которых жаловался на превратности судьбы, на огорчения и обиды, проповедовал науку, знание и справедливость.

Известный русский востоковед Н. В. Ханыков, который подружился с Фазель-ханом, отмечал решительность и принципиальность иранского поэта в борьбе с социальным злом: «Пораженный какой-нибудь несправедливостью или людским пороком, он казнил их сильными и жгучими стихами. Какая-то лихорадочная ирония, какой-то болезненный смех сквозь слезы, какое-то притворное смирение Эзопа под палкой своего господина царствует в сатирах его с начала до конца». Фазель-хан входил в искупительную иранскую миссию, направлявшуюся в Россию в связи с убийством А. С. Грибоедова, и встретился на Кавказе с А. С. Пушкиным.

Большое значение в Иране первой половины века имела просветительская деятельность Мирзы Таги-хана Амире Кабира (1805—1852), инициатора ряда реформ. Просветительские идеи (стремление ограничить власть шаха и установить законность в стране, борьба с произволом и тиранией в городе и деревне; требование улучшения условий жизни и проведения реформ в области культуры и просвещения) продолжали зреть в среде передовой иранской интеллигенции и оказали значительное влияние на письменную литературу, которая начинала заметно меняться. Так, в самом начале века впервые в печатном виде распространяются острые сатирические произведения, направленные против произвола казиев (судей). Они строились по принципу известных старинных притч, например о том, как в одном городе преступление совершил купец, а казнили вместо него плотника в другом городе.

Признаки перемен заметны и в персидской поэзии. Начавшееся еще в XVIII в. движение за упрощение поэтического стиля, за возврат от трудного и сложного к ясному и изящному стилю средневековой поэзии, известному под названием хорасанского или туркестанского, оказало воздействие на всю поэзию XIX в.

Существенные изменения обозначились и в содержании поэзии первой половины XIX в. Они отмечаются, к примеру, в творчестве одописца Хабиболлы Каани (1808—1854), которого считают последним крупным придворным поэтом Ирана. Помимо большого числа касыд, он опубликовал сатирическую «Книгу смятенного» («Кетаб-е паришан»), написанную прозой, орнаментированной стихами, наподобие «Гулистана» Саади или «Бахаристана» Джами. В своей «Книге смятенного» Хабиболла Каани пишет об алчных шейхах и несправедливых судьях, о ворах, обирающих бедняков, о притеснении безвинных людей, осуждает пьянство и разврат. В цикле пандов (наставлений) поэт поучает и правителей. Он советует им не обижать людей, думать о доходах государства, о поощрении ремесел, развитии торговли и т. п. «Книга смятенного» Каани – это первые робкие попытки критики современной действительности. В то время подобное выступление было проявлением гражданского мужества и одновременно знаком перемен в общественной мысли и в литературе середины века. Знаменательно, что на такой смелый поступок решился придворный поэт.

Более смело обличал феодальные порядки его современник поэт Абулхасан Ягма Джандаки (1782—1860). Он происходил из небогатой семьи. Его усыновил помещик и дал ему возможность учиться, а затем назначил личным секретарем. Благодаря своим обширным познаниям в области традиционных наук, незаурядному литературному дару Джандаки не раз удостаивался высоких постов и почестей. Но и не раз он оказывался в опале, лишался благосклонности вельмож за свою неподкупность и острое слово правдолюбца. Так, уже первая поэма «Начальственная» («Сардарийе»), в которой он высмеивал одного из своих покровителей, феодала-самодура, издевавшегося над своими подданными, едва не стоила ему жизни. Другая поэма Джандаки – «Экстракт позора» («Холасат оль-эфтезах») высмеивала дикие нравы состоятельной провинциальной семьи, и за нее автор тоже чуть было не поплатился жизнью. Хотя объектом сатиры Джандаки были конкретные лица, которых читатели легко узнавали, это была в сущности критика всего уклада жизни, всей социальной системы.

Ягма Джандаки писал в различных жанрах. Его диван, изданный в Иране (1866), состоит из почти двухсот писем, изящных газелей, тарджибандов, маснави, рубаи, элегий и пяти поэм. Но за всю свою долгую жизнь поэт не написал ни одной хвалебной касыды. В своих стихах он обличал тех, кто, пользуясь властью, обижал и мучил ни в чем неповинных людей, заботясь лишь о наживе. Джандаки без страха осуждал подлых и жестоких властителей, как никто другой до него.

Стихи упомянутых поэтов, особенно Ягмы Джандаки, против произвола и беззакония были в ту пору редким явлением. Но для Ирана середины XIX в., когда главенствовала панегирическая литература, когда свирепствовала деспотическая власть, относившаяся нетерпимо к любому проявлению свободы мысли, выступление таких поэтов, как Ягма, было принципиально важным. Творчество Ягмы в значительной мере подготовило условия для успешного развития качественно новой, просветительской по своему характеру литературы, которая формируется в последующий период.

*Глава седьмая*

АФГАНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

К началу XIX в. Афганистан еще сохранял положение могущественной державы, созданной после 1747 г. в результате завоеваний афганских шахов. Но разгоревшаяся в это время междоусобная борьба внутри феодальной верхушки, а также усиление крупного удельного землевладения привели в итоге к децентрализации государственной власти. В 1818 г. афганское государство распалось на ряд самостоятельных феодальных владений. Тем самым вновь оказался нарушенным единый процесс социально-исторического и культурного развития афганцев. Крайне неблагоприятные условия сложились для афганской литературы, которая переживает определенный спад. Облик литературы Афганистана первых десятилетий XIX в. определяет отчетливо выраженная феодально-аристократическая направленность и художественный традиционализм с его ограниченным репертуаром сюжетов, тем, образов и ориентацией на заимствование художественных средств из предшествующей литературы.

Как и в предыдущие периоды в литературе сохранялось двуязычие, вызванное преобладанием во многих городах и отдельных районах страны языка фарси, на котором велось официальное делопроизводство и развивалась местная литература, восходящая генетически к классической персидско-таджикской и индо-персидской литературам. Но с другой стороны, по-прежнему сохранял свои позиции, особенно среди населения юго-восточных и восточных областей, язык пушту, на котором создавались самобытное устное творчество и письменная литература афганцев.

Господствующее в первой половине XIX в. феодально-аристократическое направление было представлено творчеством самих афганских феодалов, эпигонски подражавших классическим образцам. Автором дивана стихотворений на фарси, неоднократно издававшегося в Индии, был шах Шуджа аль-Мулк. Ему же принадлежит завершенная в 1826 г. автобиографическая хроника в прозе на фарси «Рузнама-и шах Шуджа» («Дневник шаха Шуджи»), более известная по кабульскому изданию 1954 г., как «Вакиат-и шах Шуджа» («Летопись событий шаха Шуджи»). В поэтических жанрах Шудже подражал его племянник, сын Заман-шаха принц Абдурразак. Стихи на фарси писал и сардар Гулам Хайдар, сын эмира Дост Мухаммад-хана, считавший себя последователем великого Хафиза. Придворная поэзия и историография были призваны не только прославлять «достоинства» и «добродетели» шахов, эмиров, сардаров, но и активно содействовать укреплению сословных позиций и привилегий в феодальном обществе. Усилиями поэтов придворного круга Васфи Кабули, Шихаби Таршизи, Лал Мухаммада Аджиза, Маиля Кабули и многих других господствующим жанром письменной литературы начала XIX в. становится панегирическая касыда (мадх), отличавшаяся чрезмерной пышностью поэтической речи, обилием цветистых аллегорий, выспренной манерностью стиля.

Господствующие позиции официальной литературы в этот период существенно подкреплялись активным участием в политической и литературной жизни страны мусульманского духовенства, а также ортодоксальной религиозно-схоластической и суфийской литературой, проповедовавшей абстрактные эталоны нравственности и благочестия, утверждавшей нереальность окружающего материального мира («реально существует только божественная субстанция»).

К обширной богословской литературе того времени относились стихотворные переводы с арабского на язык пушту: теологического труда «Айн аль-илм» («Сущность знания», Кандагар, 1809, перевод муллы Валидада Какара), сочинения имама Газали «Минххадж аль-абидин» («Путь праведников» – Кандагар, 1820, перевод Хабибуллы Кандагарая), богословского сочинения «Раузат аль-наим» («Сад блаженства», Кандагар, 1820, перевод муллы Забардаста Какара) и др., а также собственные труды афганских теологов.

Идеология ислама продолжала в полной мере оказывать воздействие и на творчество представителей светского направления в афганской литературе первой половины XIX в., что получило выражение в обращении поэтов к кораническим сюжетам и темам. Оппозиция ортодоксальному исламу и феодальным устоям,

наиболее отчетливо выразившаяся в афганской литературе XVI—XVII вв., не проявлялась столь открыто в XIX в.

В условиях феодальной раздробленности своеобразным литературным очагом стал город Кандагар, издавна бывший религиозным центром. Правители Кандагарского княжества, в отличие от других афганских удельных ханов, оказывали покровительство местным поэтам, создававшим стихи на фарси и пушту в русле предшествовавшей традиции. Сами правители Пурдиль-хан (1785—1829) и особенно Михрдиль-хан Машрики (1797—1854) считались неплохими поэтами. Наряду с регулярно проводившимися в Кандагаре поэтическими состязаниями (мушаира) здесь была открыта первая в стране литературная школа Адабтун, в которой воспитанники обучались навыкам и приемам поэтического мастерства.

Придворные поэты Кандагарского княжества Мирза Ханан, Сиддик Ахунзада, Миа Наим Матизай, Мирза Ахмад и др. в соответствии с традицией писали панегирики, но основной в их творчестве оставалась лирическая тема, правда, большей частью заимствованная у классиков персидско-таджикской и пуштунской литератур.

Феодальная междоусобица, вспыхнувшая в стране с новой силой после образования самостоятельных княжеских уделов, разжигалась всемерно английскими колонизаторами, которые к этому времени уже подчинили себе большую часть Индии и предприняли попытку захватить афганские земли, встретив решительный отпор. В ходе первой англо-афганской войны 1838—1842 гг., превратившейся в народную войну против захватчиков, англичане понесли тяжелые потери и были вынуждены бесславно покинуть пределы Афганистана.

Отдельные события освободительной борьбы афганского народа против колонизаторов получили отражение в устном творчестве, особенно в исторических песнях, пользовавшихся огромной популярностью. Сложенные в эти годы стихи и песни, возможно, казались искушенным слушателям далекими от поэтического совершенства; в них отсутствовали многие выразительные средства, присущие письменной литературе: витиеватая символика, усложненные образы, красочные сравнения, выспренное изящество рифмы, построенной по классическим канонам. Наряду со свободной ритмической структурой стиха, характерной вообще для фольклорной традиции пуштунов, эпической поэзии этих лет были свойственны простота и лаконичность, суровая, до некоторой степени аскетическая строгость формы. Особенно широко использовались в исторических песнях на пушту народно-поэтическая форма чарбайта и ее разновидности. Одновременно бытовали локально-племенные циклы устной поэзии о борьбе афганцев с английскими оккупантами (например, «Какарый» – «Песни племени какаров»).

Всадник

Деревянная статуэтка. Конец XIX в. Кабул. Музей

Письменная литература Афганистана несмотря на свою приверженность традиционализму в это время тоже не смогла остаться в стороне от бурных событий эпохи. Вскоре после окончания первой англо-афганской войны были созданы почти одновременно две поэмы, занявшие достойное место в истории литературы Афганистана. К 1843 г. относится завершение на языке фарси «Джанг-нама» («Поэмы о войне») автором из Кухистана Гулам Мухаммадом Ахунзада (ум. в 1888). Это взволнованное повествование об одном из этапов первой англо-афганской войны – кровопролитных сражениях с английскими захватчиками в районах Кухидамана и Кухистана, к северу от Кабула. В центре поэмы образ одного из выдающихся вождей антианглийских выступлений, таджика из Чарикара Мир Масджиди, злодейски умерщвленного англичанами с помощью наемных убийц. Автор поэмы – сподвижник Мир Масджиди и непосредственный участник описываемых событий.

Другое эпическое произведение на фарси – «Акбар-нама» («Поэма об Акбаре») Хамида Кашмири (ум. в 1847) – было закончено в 1844 г. Эта поэма, написанная в подражание «Шах-наме» Фирдоуси размером мутакариб с двустрочной строфой (маснави), представляет собой описание всего хода англо-афганской войны со времени вторжения захватчиков в Афганистан в 1838 г. Подробно воссоздается в поэме картина кабульского восстания 1841 г., в котором участвовало все население города и прилегающих районов. Внимание автора привлекает фигура афганского национального героя принца Мухаммада Акбара. «Акбар-нама» завоевала огромную популярность. Поэму переписывали от руки, и она сохранилась в многочисленных списках. Общественный резонанс этого произведения был настолько велик, что англичане решили противопоставить поэме Кашмири аналогичное по форме, но проникнутое совсем иными мыслями сочинение. С этой целью поступивший к англичанам на службу поэт Касым Али был привлечен к созданию поэмы на фарси о первой англо-афганской войне, но уже в английской интерпретации ее хода и результатов. В 1856 г. поэма Касыма Али была издана в Агре под названием «Кабульская битва». Но этот образец псевдохудожественной проколониалистской литературы вызвал у афганцев всеобщее презрение, а «Акбар-нама» приобрела еще большую популярность.

Произведения Гулам Мухаммада и Хамида Кашмири объединяет патриотический пафос авторов, стремившихся воспеть подвиг народа и его отважных предводителей. Обе поэмы отличаются простотой изложения сюжета, безыскусными поэтическими средствами, близостью языка к народно-разговорной речи.

Послевоенный период не принес каких-либо новых существенных перемен в литературную жизнь страны. Но постепенно, с укреплением централизованной власти, начинает угасать междоусобная борьба феодалов, налаживается хозяйство, появляются признаки грядущих благотворных изменений в культуре и литературе Афганистана, проявившиеся открыто лишь два десятилетия спустя, в 70-е годы XIX в.

РАЗДЕЛ ДЕСЯТЫЙ

-=ЛИТЕРАТУРЫ АФРИКАНСКОГО КОНТИНЕНТА=-

ВВЕДЕНИЕ

В первой половине XIX в. на Африканском континенте почти безраздельно господствует литературное творчество средневекового типа. Исключение составляет литература, в основном документальная, европейских поселенцев на юге Африки: в этот период были созданы многочисленные литературные документы, свидетельствующие о событиях начавшегося в 1834 г. «Великого трека» (похода) на новые земли в глубь материка бурских поселенцев, которых теснили с обжитых мест колонизаторы-англичане. (Беллетристические произведения о «Великом треке» появляются значительно позже).

Однако литература этого периода далеко не однородна в разных регионах континента. В арабских странах Северной Африки (Египет, страны Магриба), переживших ранее, в XI—XV вв., блистательный расцвет светской средневековой литературы, ее художественные традиции находятся в состоянии упадка, зато начинают прокладывать себе дорогу новые традиции, связанные с развитием литературы на диалекте (Египет) и на языке, промежуточном между диалектами и классическим арабским языком, – это так называемый малхун (Магриб), – такая литература, в значительной степени отступавшая от традиционных жанров арабской средневековой классики, приближается к запросам повседневной жизни. Египетский поход Наполеона, открывший эру контактов арабских стран с западной цивилизацией, положил начало процессу перестройки общественного сознания в этих странах, где мало-помалу зарождается убеждение в необходимости решительной модернизации социальных основ, подкреплявшееся стихийным развитием буржуазных отношений на арабском Востоке.

В христианской Эфиопии письменная литература, имеющая многовековые традиции, оставалась связанной главным образом с церковной деятельностью. Удельный вес светской литературы был сравнительно невелик. Однако в условиях феодальной анархии и падения авторитета царской и церковной власти именно эта ветвь эфиопской литературы дает новые жизнеспособные побеги, в частности в жанре хронографов (провинции Шоа), в котором проявляются тенденции отступления от многовековых канонов и демократизации письменного словесного искусства.

Иную картину литературного развития представляют исламизованные территории Тропической Африки, где феодальное общество находится в этот период в процессе становления, а не разложения, как в странах Северной и Северо-Восточной Африки. Словесность молодых феодальных государств Западного Судана представляет характерную для эпохи расцвета средневековой культуры картину сосуществования, взаимодополнения и взаимообогащения литературных и фольклорных жанров, обслуживающих разные стороны общественной жизни. Примечательно, что влияние на литературу Тропической Африки мощной арабской литературной традиции идет в этот период по линии восприятия опыта не новейших ее образцов, а ранней арабской литературной классики, относящейся к эпохе становления государственности у арабских народов.

Литература Восточной Тропической Африки (на языке суахили) так же, как и литература западноафриканских территорий, переживающая в эту эпоху заметный подъем, в частности вследствие недавней победы народов Восточной Африки над португальскими завоевателями, отражает в то же время ситуацию более развитого феодального общества и типологически в большей мере соотносима с арабской классической литературой эпохи расцвета. Отсюда и развитие придворной поэзии, и появление в суахилийской поэзии демократических тенденций, в определенной мере отражающих умонастроения городских низов (творчество Муяки бин Хаджи ал Гассани).

Это многообразие духовных и эстетических тенденций литературы в странах Тропической Африки, наблюдаемое именно в первой половине XIX в., вскоре заглохло под нивелирующим катком европейской колонизации. В дальнейшем начинается формирование литературной традиции на иной социальной основе: ее зарождение связано с появлением в африканских странах новой силы – демократической интеллигенции.

*Глава первая*

ЛИТЕРАТУРА НА ЯЗЫКЕ ХАУСА

Народ хауса – один из наиболее многочисленных народов Западной Африки, населяющий в основном северные штаты нынешней Нигерии. Численность хауса составляет более 15 миллионов. Этническая общность хауса возникла в результате смешения местного негроидного населения с различными суданскими народами, мигрировавшими с севера и востока.

Консолидация народа хауса относится к XVI в., когда впервые в суданских исторических хрониках появляется само название народа хауса, а его язык получает повсеместное распространение. В этот период в ареале расселения народа хауса существовали отдельные государственные образования, часто соперничавшие друг с другом. Города, являвшиеся политическими, торговыми и культурными центрами, способствовали объединению народа в единое целое, развитию его экономики и культуры. Именно в крупных городах и прилегающих к ним районах шел быстрый распад родоплеменного строя и образование классового общества. Важным этапом в социально-политическом развитии народа хауса явилось восстание крестьян и бедноты хаусанских городов и кочевников народа фульбе против феодальных хаусанских династий. Восстание возглавил предводитель одного из ближайших соседей хауса – народа фульбе – шейх Усман дан Фодио (1744—1817). Он провозгласил священную войну (джихад) с эмирами хауса, обвинив их в нарушении норм ислама. К 1808 г. восстание закончилось изгнанием или уничтожением большинства династий эмиров хаусанских городов-государств, а их владения вошли в состав нового, одного из крупнейших в Западной Африке государства – султаната Сокото, власть в котором перешла в руки знатных родов фульбе. Создание единого государства способствовало дальнейшей консолидации народа хауса, становлению национальной культуры.