Текст книги "История всемирной литературы Т.6"

Автор книги: Георгий Бердников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 73 (всего у книги 102 страниц)

Родоначальником болгарской периодической печати был К. Фотинов (1790—1858), который издавал первый болгарский журнал «Любословие». Первый номер вышел в Смирне (Турция) в 1842 г., регулярно журнал выходил там же с 1844 по 1846 г. В нем помещались статьи о земледелии, торговле, сведения о политической жизни, а также оригинальные и переводные стихотворения, дидактические рассказы, пословицы и поговорки. Журнал распространялся в Болгарии и среди болгарских эмигрантов в России, Сербии и Румынии. Стремление К. Фотинова сохранить в журнале церковнославянскую письменную традицию мешало его популярности.

С развитием в Болгарии светских школ и введением преподавания на родном языке большое значение приобрела проблема литературного единого общеболгарского языка. Язык становится одним из средств утверждения национального самосознания. В спорах о путях его нормализации выявились две борющиеся тенденции. Одна из них выражалась в желании сохранить традиции церковнославянской письменности (К. Фотинов и др.), вторая опиралась на опыт живого разговорного языка. Как более прогрессивная, вторая нашла воплощение в литературной практике поэтов П. Р. Славейкова и Д. Чинтулова, а впоследствии была развита крупнейшими писателями эпохи национального возрождения – Л. Каравеловым и Х. Ботевым.

В 1846 г. в Лейпциге стала издаваться под редакцией И. Богорова (1820—1892) первая газета «Болгарский орел». Ее редактор в качестве программы выдвинул идею утверждения национального самосознания, развития письменности на живом разговорном языке. К началу 1847 г. вышло три номера газеты, но с 1848 г. Богоров продолжил свою деятельность, получив разрешение на издание газеты «Цариградский вестник», которая выходила уже в Константинополе.

Полувековой путь развития болгарской литературы в XIX столетии отмечен утверждением просветительских идей, развитием культурной и литературной жизни. В первой половине XIX в. в болгарской литературе наметились те тенденции, которые плодотворно будут продолжены в дальнейшем. Это выразилось не только в появлении болгарского книгопечатания, периодических изданий, переводных произведений, но и в становлении собственно художественной литературы. Из разных родов литературы большее развитие получила поэзия, представленная одой, а позже лирическим стихотворением.

В поэзии сосуществуют, нередко взаимно перекрещиваясь, классицизм и сентиментализм. Завершением этого развития стала поэма Н. Герова.

*Глава пятая*

СЕРБСКАЯ И ЧЕРНОГОРСКАЯ ЛИТЕРАТУРЫ

В истории сербского народа начало XIX столетия ознаменовано подъемом национально-освободительного и антифеодального движения, кульминацией которого стали вооруженные восстания 1804—1813 и 1815 гг. против османских завоевателей, а важнейшим результатом – освобождение части сербских земель и образование княжества Сербии (1833, с центром в Белграде). Однако политическая и территориальная разъединенность сербского народа сохранялась, так как сербы, жившие к северу от Дуная (в 1848 г. эта область была названа Воеводиной с центром в Нови Саде), оставались под юрисдикцией Габсбургской монархии. Продолжали существовать и очаги культурной и литературной жизни сербов за пределами их этнической территории. Многие начинания в области сербской культуры и литературы первой половины XIX в. связаны с Пештом, Веной, Пожуном (Братиславой), где в эту пору учились, жили и работали представители сербской интеллигенции, писатели.

Самостоятельной областью развития литературы на сербском языке была Черногория. Победа над османскими завоевателями, которую одержали черногорцы в конце XVIII в., положила начало фактической независимости этой страны и послужила импульсом к развитию процессов национального возрождения в ее культуре и литературе. Однако непрерывная борьба с сильным врагом истощала и без того небогатую область. Развитие национальной культуры протекало в условиях крайней отсталости страны, сохранившей родовой строй, и носило замедленный характер. Важным фактором в становлении литературы в Черногории было ее тесное взаимодействие с литературами югославянских народов, особенно с сербской, общей по языку и этническим корням, близкой по некоторым историческим и культурным традициям. Специфика литературного развития в первой половине XIX в. состояла в преобладании тенденций слитного развития черногорской литературы с сербской.

Решение задач национально-просветительского этапа, поставленных творчеством и деятельностью Обрадовича и его сподвижников, набирало силу, когда – уже с середины второго десятилетия XIX в. – подъем освободительного движения отозвался в литературе первыми признаками раннего романтизма. Соединяя в себе тенденции разных стадий художественного развития, сербская литература характеризуется в это время обилием переходных, смешанных форм и явлений. При этом в первые три десятилетия преобладают явления с национально-просветительской доминантой, а романтизм первой половины XIX столетия достигает расцвета к концу 1840 годов.

Первая половина XIX в. была отмечена важными культурно-просветительскими начинаниями – такими, как создание книг по различным отраслям знаний, зарождение филологической науки и литературной периодики (приложение к газете «Новине сербске», Вена, 1813—1822, и литературный журнал «Сербске летописи», Буда, 1825, впоследствии «Летопис Матице српске», старейший литературный журнал на сербскохорватском языке); основание первого у южных славян культурно-просветительского и научного общества Матица сербская (Пешт, 1826) и открытие в 1835 г. в Крагуевце постоянного театра (увенчавшее многолетнюю деятельность в этой области писателя И. Вуича). Важную роль продолжают играть переводы и адаптации произведений западноевропейских и русских писателей разного времени и направлений (при этом заложенная в XVIII в. традиция приобщения сербов к художественной литературе через русскую книгу, близкую им по языку и поэтому не нуждавшуюся в переводе, продолжает оставаться характерной чертой культурной атмосферы и в начале XIX в.).

В литературном процессе первых десятилетий XIX в. заметное место занимало поколение, творчество которого корнями было связано с Воеводиной, давшей начало движению за возрождение и развитие сербской национальной культуры в XVIII в. Это поколение национальных просветителей испытало воздействие двух противостоящих друг другу факторов национальной жизни. С одной стороны, нараставшая в результате раскрепощения духовных сил широких народных масс острота проблемы демократизации сербской культуры. А с другой – сопротивление этому процессу могущественной сербской церкви, которой принадлежала в Воеводине как духовная, так и светская власть и которая, немало сделав для развития сербской культуры и просвещения в условиях ассимиляторской политики иноземных поработителей, теперь, напуганная антифеодальным движением, использовала свое влияние для организации ожесточенного наступления консервативных сил на передовые идеи в сфере литературы и языка.

Литературные искания этого поколения связаны с просветительскими идеями и жанрово-стилевой системой XVIII в. с характерными для нее на сербской почве сосуществованием и переплетением классицистических и сентименталистских тенденций.

Классицизм наиболее ярко проявился в поэзии Лукиана Мушицкого (1777—1837), одного из самых образованных людей своего времени, переводчика античной поэзии (в том числе Горация), восторженного почитателя Державина. Поэзия Мушицкого развивалась на пересечении отечественной поэтической традиции XVIII в. с характерной для нее возвышенной духовностью, озабоченностью судьбой народа и европейской, в том числе русской, поэзии классицизма, особенно созвучного Мушицкому культом гражданского, патриотического долга, масштабностью проблематики, образом поэта-трибуна. Мушицкий вошел в литературу лиро-дидактическими одами, лучшие из которых обращались к современникам страстной проповедью высоких нравственно-просветительских и национально-патриотических идеалов («Глас народолюбца», 1819; «Глас арфы из Шишатовацкого монастыря», 1821).

Оставаясь сторонником «двуязычной» традиции в литературе, Мушицкий хотя и писал на языке, близком к народному, однако в большей части своих произведений использовал так называемый «средний слог», скованный архаичными нормами книжного «славяно-сербского» языка и поддерживающий известную абстрактность поэтического мышления автора.

Просветительская проза первых десятилетий тяготела к сентиментализму, нередко в его идиллическом, бидермайерском варианте. И, хотя, как свидетельствует пример родоначальника сербского романа Милована Видаковича (1780—1842), такие произведения, эклектичные по форме, представляли переделку на сербский лад второстепенных образцов европейской, главным образом немецкой, словесности XVIII в., этой прозе принадлежит неоценимая роль в приобщении сербов к книге.

С притоком новых сил в духовную жизнь сербского общества все настоятельнее становилась потребность в литературе, обращенной к животворным родникам народной жизни, культуры и языка (своеобразный импульс шел здесь и от устного поэтического творчества, переживавшего свой подъем). Первоочередной задачей времени становится реформа языка на основе народной разговорной речи. Заслуга в решении этой проблемы принадлежит идеологу сербского национального возрождения Вуку Караджичу (1787—1864) – выдающемуся филологу, фольклористу и писателю, ученику и сподвижнику деятелей национального возрождения других славянских народов (П. Й. Шафарика, Е. Копитара и др.).

Сын крестьянина, уроженец Валевского края – одного из самых мятежных и активных в национально-освободительном движении в Сербии, Караджич был участником восстания 1804 г. Тесная связь с народом определила характер всей его деятельности. В 1814 г. мало кому известный самоучка, бывший писарь одного из повстанческих отрядов, Караджич выпускает первую книгу сербских народных песен – «Малый простонародный славяно-сербский песенник» и первую грамматику сербского языка – «Грамматику сербского языка, по говору простого народа написанную». В 1818 г. вышел его знаменитый «Сербский словарь, истолкованный немецкими, латинскими словами». В этих трудах закладываются принципы литературного языка на основе народной разговорной речи, утверждается фонетическое правописание. Огромная деятельность Караджича по собиранию произведений народного творчества позволила ему открыть в фольклоре богатейшее свидетельство исторической судьбы народа, выражение его национального духа, моральных и поэтических представлений (важнейшие издания народных песен были осуществлены Караджичем в 1815, 1823—1833, 1841—1862 гг., пословиц и поговорок – в 1836-м, народных сказок – в 1853-м).

Караджичу принадлежит роль зачинателя сербской литературной критики. В ряде своих трудов (и прежде всего в так называемой «Второй сербской рецензии», 1817) он заложил основы литературно-эстетической концепции, способствовавшей формированию сербского романтизма. В качестве главного критерия развивавшейся литературы он выдвигал ее связь с национальным началом, понятие которого было пронизано ориентацией выдающегося деятеля на демократические общественные слои, и прежде всего на крестьянство как «ядро» нации.

Принцип национальной самобытности культуры, объединявший концепцию Караджича с романтизмом, был ему подсказан конкретно-историческими событиями в жизни сербского народа начала XIX в., художественной природой народного творчества. В то же время кристаллизация этой идеи происходила под воздействием инонациональной – прежде всего немецкой (Гердер) – эстетической мысли.

Борьба прогрессивных и консервативных сил вокруг реформы литературного языка, предложенной Караджичем, а по существу – вокруг вопроса о дальнейших путях развития национальной культуры, языка и литературы становится основным содержанием литературно-эстетической и идеологической жизни сербов во второй четверти XIX в. (особой остроты она достигает в 30—40-е годы). И хотя полное признание реформа Караджича получила лишь в 1860—1868 гг., путь к ее победе наметился гораздо раньше. Этому способствовала активная поддержка начинаний Караджича у передовой сербской и хорватской интеллигенции, увенчавшаяся подписанием в 1850 г. в Вене соглашения между видными деятелями национального возрождения обоих народов о едином литературном языке на основе штокавского диалекта (иекавского говора) и единых принципов фонетического правописания. Важную роль сыграло и международное признание деятельности сербского ученого. Караджич был избран почетным членом ряда европейских научных обществ, в том числе членом-корреспондентом Петербургской Академии наук (1851). Изданные им сербские народные песни получили высокую оценку таких выдающихся представителей современной ему европейской литературы, как Пушкин, Мицкевич, Гёте, братья Гримм, Мериме.

Одним из сподвижников Караджича был сражавшийся в рядах повстанцев в 1804—1813 и 1815 гг. Сима Милутинович Сарайлия (1791—1847).

Творчество Милутиновича, как бы вобравшее в себя перекрестные воздействия разнородных, тесно переплетавшихся друг с другом тенденций переходного времени, принципиально важно для становления национальной литературы, когда в рамках еще не реализовавшей себя окончательно традиции рационалистической культуры происходит смена мировосприятия, зарождается романтическое начало.

Вук Стефанович Караджич

Портрет кисти Д. Аврамовича. 1840 г.

Белград. Национальный музей

Самоучка, как и большинство представителей сербской культуры первой половины XIX в., Милутинович считал своей главной школой народное творчество. Вместе с тем увлечение просветительскими идеями Обрадовича, непосредственное знакомство с русской культурой во время поездок на юг России в 1819—1825 гг., пребывание в Германии (1825—1827), в частности встреча с Гёте, благосклонно отозвавшимся о его поэме «Сербиада», – все это способствовало приобщению писателя к развитым европейским культурным традициям.

Милутиновичу принадлежат произведения разных жанров – от ранних стихов субъективно-лирического звучания и философских раздумий о таинстве мироздания и окружающей природе (так называемый «Видинский цикл», создававшийся в 1816—1817 гг.) до исторических сочинений и исторической драмы «Трагедия Обилич» (1837), которую Мицкевич в лекциях, прочитанных в 1842—1843 гг. в Коллеж де Франс, приводил (наряду с «Борисом Годуновым» Пушкина и «Небожественной комедией»

Красиньского) в качестве примера, характерного, с его точки зрения, для развития народной эпической стихии в драматическом действии.

Но в сербскую литературу поэт вошел прежде всего своей драматической поэмой о национально-освободительной борьбе «Сербиада» (1826). Это была первая в поэзии попытка осмыслить недавние события освободительного восстания, и этим поэма была дорога современникам (несмотря на свою растянутость, обилие непроясненных аллегорий, тяжелый, исполненный архаизмов язык). Задуманная как монументально-эпическое произведение на патриотическую тему, как своего рода сербская «Илиада», поэма Милутиновича восходит в своих истоках к национальному героическому фольклору. Но, создававшаяся автором в России, она испытала воздействие и одного из самых ярких образцов русского классицизма – поэмы Хераскова «Россиада», которая оказалась созвучной настроениям Милутиновича героико-патриотическим содержанием, масштабностью замысла. Вместе с тем классицистическая поэма Милутиновича рядом своих особенностей предвещала развитие сербской поэзии по пути романтизма. Об этом свидетельствует осмысление поэтом освободительной борьбы как народного подвига и образа вождя восстания Карагеоргия как национального героя. Безудержная фантазия автора, свобода словотворчества, проявившаяся в языке поэмы, разрушали канон как принцип литературы и духовной жизни – и это опять-таки было шагом в будущее.

С писателями, пришедшими в литературу из национально-освободительного движения, связана качественно новая ступень в развитии сербской прозы 20—30-х годов. Процесс ее обновления происходит в отталкивании от заимствованной книжной традиции романа и сопряжен с такими жанрами «второго ряда», как мемуары, исторические сочинения, письма, публицистические произведения. Наиболее значительные из них – «Мемуары» Матея Ненадовича (1777—1854), видного деятеля освободительного движения, воина и дипломата, и историческая проза Караджича («Житие гайдука Велька Петровича», 1826, и др.), а также его публицистика, письма. Жизнь народа составляет главное содержание этих произведений. Сквозь ее призму воспринимают авторы историю, в которой выделены события национально-освободительного восстания против османского ига, его участники и герои. Черты обновления выступают и в народно-разговорном языке, которым написана эта проза, в стиле, сформированном на основе устного народного сказа, в юморе и живом слове, передававшем своеобразие народного мышления. Многими нитями связанная с устной прозаической традицией, эта проза соприкасалась и с традицией старой сербской литературы (в частности, житийной). В многогранном проявлении национального начала выступают ее связи с романтической литературой. В то же время в ее заметном тяготении к достоверности изображаемого, к правдивым жизненно-конкретным ситуациям, в точно отобранных деталях и точном слове проявляется склонность авторов к реалистическому письму, и в этом отношении проза 20—30-х годов (и прежде всего проза Караджича) предвещает развитие реализма второй половины XIX в.

Перемены в жизни сербского народа, связанные с национально-освободительной борьбой, формирование новых принципов литературного развития и первые произведения национальной словесности, вдохновленные освободительным движением и революционизирующими идеями Караджича, – все это оказывало воздействие и на писателей, живших в пределах Габсбургской монархии, в Воеводине. Среди них – видный сербский драматург Йован Стерия Попович (1806—1856), заложивший основы репертуара национального театра. Свою литературную деятельность Стерия Попович начинал в духе высоких патриотических и просветительских идей – с переводов новогреческих поэтов (Ригаса Велестинлиса, Адамантиоса Кораиса и др.), созвучных ему свободолюбивыми настроениями; с подражания Видаковичу, проза которого будила национально-патриотические чувства в современниках. Но беспомощность этого романиста перед реальной жизнью, высмеянная в свое время Караджичем, дала толчок к созданию Стерией пародийного «Романа без романа» (1832—1838) – первого произведения, в котором раскрылась главная сторона таланта писателя – его сатирическое мастерство. Просветитель Стерия придавал особое значение в жизни общества театру и в разные периоды своей деятельности обращался к жанру исторической драмы и трагедии, рассматривая прошлое в качестве назидания и урока современникам. Но литературную славу он обрел как комедиограф, автор таких комедий 30—40-х годов, как «Враль и подвирало», «Ворона в павлиньих перьях», «Скупой», «Патриоты» и др. Сохраняя в структуре комедии известную заданность, свойственную произведениям классицистического типа, Стерия раздвинул рамки жанра навстречу жизненной достоверности и реализму (подтверждая, что у истоков этого процесса в сербской литературе, как и в ряде других литератур, сатирико-юмористической традиции принадлежала главная роль). Проблематика комедий Стерии связана с хорошо знакомой автору жизнью воеводинской провинции в пору все более активного проникновения в патриархальную среду буржуазных нравов и расхождения возвышенных национально-патриотических идеалов с утверждавшейся меркантильно-филистерской моралью.

Несмотря на известную одноплановость своих героев, Стерия сумел благодаря глубокому знанию среды, о которой он писал, метким речевым характеристикам персонажей, народному юмору создать многоликую галерею образов современников, ряд из которых стали нарицательными фигурами. В комедиях Стерии Поповича завязывается узел основных проблем сербской реалистической сатиры XIX в. с ее резко антибуржуазной направленностью, предвосхищается тип ее главного героя – преуспевающего буржуа и мелкого политикана.

Но главное направление литературного развития в первой половине XIX в. определялось движением к романтизму. Это с особой силой и очевидностью сказалось в предреволюционные 40-е годы в творчестве двух крупнейших поэтов эпохи – черногорца Петра Негоша и серба Бранко Радичевича.

Основоположник новой черногорской литературы, выдающийся поэт и государственный деятель Черногории Петр II Петрович Негош (1813—1851) писал в ту пору, когда в литературе Черногории преобладали тенденции слитного развития с сербской литературой.

Негошу было 17 лет, когда он, сын крестьянина и племянник митрополита и первого черногорского поэта Петра I Петровича Негоша (1747—1830), вступил в права духовного и светского правителя Черногории – страны, в которой господствовал патриархально-родовой уклад, а непримиримая вражда племенных старейшин вела к губительному сепаратизму и осложняла и без того трудное сопротивление османским завоевателям. Негошем была открыта в Черногории первая начальная школа (1833), им была создана здесь и первая типография. Удивительна по масштабу личность самого Негоша: он соединял в себе воина, для которого сражения были повседневной реальностью, правителя, жестоко ломавшего вековые традиции ради создания сильного, независимого государства, поэта и мыслителя, словно выраставшего из мощной стихии народного художественного сознания – к вершинам европейской образованности и духовной культуры. Негош читал на нескольких языках, был знаком с литературой и философией Запада и Востока, прошлого и современности. Природная художественная интуиция в соединении с глубоким постижением опыта предшествующих стадий литературного развития, особенно просветительской, безошибочно подсказала ему направление исканий нового века. Его любимыми писателями были Байрон и Пушкин. В Пушкине черногорский поэт видел не только выдающегося писателя современности, но и представителя русской культуры, традиции которой были ему особенно близки. Как государственный деятель, Негош не раз бывал в России и в дружественных отношениях с ней усматривал гарантию независимости своей родины. Как поэт, он был связан многими фактами творческой жизни с русской культурой. Так, среди его ранних произведений – оды, написанные под впечатлением од Ломоносова; среди книг, которыми он зачитывался, – сочинения Державина, Жуковского, Пушкина. Негошу принадлежит перевод фрагментов из «Слова о полку Игореве». Свой сборник народных песен «Зеркало сербское» (1846) поэт посвятил Пушкину. Восприятие Негошем русской культуры в ее крупных явлениях было еще одним свидетельством масштабности его личности. Истоки творчества Негоша были в народной эпике – она оставалась живым развивающимся явлением в той среде, к которой поэт был органически причастен. Чем глубже становились связи поэта с европейской культурой, тем убежденнее проникался он значимостью для развивающейся литературы национальных традиций и народного творчества как ее главного поэтического начала. Отсюда и активная поддержка Негошем концепции Караджича, деятельность которого была созвучна освободительным устремлениям поэта. В то же время формирование творческой индивидуальности Негоша неотделимо от просветительской традиции. Это особенно ощутимо в начале его творчества – в 30-е годы, в его классицистических одах и в героико-патриотической поэме «Свободиада» (1835), воспевавшей подвиги народа в борьбе, величие человеческой мысли, природы. Под влиянием просветительской традиции формируется одна из основных особенностей дарования Негоша – его тяготение к широкой философской проблематике и обобщениям, к крупным лиро-эпическим формам. В полную меру это раскрывается в пору зрелости писателя – в предреволюционные 40-е годы. В 1844—1847 гг. Негош создает свои лучшие произведения, среди которых эпопея «Луч микрокосма» (1845) и лиро-эпическая драматическая поэма «Горный венец» (1847). В основу эпопеи положен уже избиравшийся предшественниками Негоша в других европейских литературах библейский сюжет борьбы между богом и сатаной (этот сюжет привлекал в своем творчестве и Милутинович Сарайлия, учитель Негоша). Некоторые образы эпопеи заставляют вспомнить традицию хорошо известного Негошу (в русском переводе) «Потерянного рая» Мильтона. Между тем истоки эпопеи Негоша восходят к глубоко самобытному мировосприятию автора и связаны с целым комплексом остроактуальных для него проблем, будущих судеб черногорского народа и участия человека в мире трагических коллизий и острых противоречий. В глубинах классицистического произведения развивалось субъективно-лирическое начало.

Созданная Негошем в предреволюционный 1847 год драматическая поэма «Горный венец» вошла в историю югославянских литератур как одно из наиболее самобытных и масштабных ее произведений. В основу «Горного венца», посвященного герою и вождю Первого сербского восстания Карагеоргию, положен драматический эпизод из жизни черногорцев конца XVII – начала XVIII в. – их борьбы против потурченцев, которых Османская империя использовала для разжигания национальной розни и подрыва сопротивления черногорцев. В то же время все в «Горном венце» проникнуто современностью с главной для югославянских народов проблемой – национальной независимости, решающей роли народной массы в борьбе за свободу родины. Сила поэмы, однако, в том, что это утверждение рождается в драматической внутренней борьбе поэта-гуманиста, потрясенного неизбежностью кровавых битв и трагических потерь, своей причастностью и своей ответственностью за них. Эти глубоко личные размышления поэта воплощены в центральных образах поэмы – владыки Данилы и игумена Стефана.

Народное начало обусловливает многие особенности выдающегося произведения Негоша. В нем отражаются характер быта и нравов черногорцев, их поверий, празднеств, взаимоотношения между людьми, роль владыки и многие другие приметы этой патриархальной общественной структуры. Картины народной жизни далеки от статичной этнографичности и воспроизведения местного колорита. Все пронизано и оживлено в поэме той сверхзадачей, которая встает перед художником романтического склада, – раскрыть дух народа, особенность национального характера. Его основы Негош усматривал прежде всего в свободолюбии и национальном достоинстве, в героизме, в любви к своей земле. В то же время многообразная галерея героев поэмы, среди которых одни олицетворяли мужество, смелость (Мичунович), другие – благородство гуманистических устремлений, внутреннюю просветленность в борьбе за правое дело (Мандушич), где рядом с народной мудростью (Стефан) возникала сложная психология противоречивой натуры (Данила), раскрывает духовное богатство народа. Современно звучала и полемичность поэта по отношению к сложившимся в «цивилизованном мире» суждениям о примитивности «малого» народа. Перед Европой представал не только неведомый ей до тех пор пласт народной культуры, но и неожиданный по своей значительности духовный облик народа.

Созданная в канун 1848 г. поэма Негоша, посвященная, казалось, сугубо национальным проблемам, вливалась в контекст умонастроений передовой европейской интеллигенции своим свободолюбием, бунтарством против уготованной человеку – и целому народу – судьбы раба. И в этой плоскости лежат точки пересечения мировосприятия Негоша с романтизмом. В преддверии европейской революции поэт заставляет звучать в своей поэме голос народа. Концентрации подлинно народной мудрости способствует образная система поэмы, ее емкий, насыщенный афоризмами стиль. Голос народа доверен автором и своеобразной форме народного коло (танец балканских народов), напоминавшего традицию хоров в античной драме (кстати, античная литература привлекала особое внимание Негоша, в 30-е годы он переводил фрагменты из «Илиады»). Коло в «Горном венце» имело, однако, глубоко оригинальные истоки, крепко связанные с народной черногорской традицией, в соответствии с которой оно было танцем мужества и силы. В самой форме коло – в заложенном в нем движении, изменяемости – преломляется характерный для поэтики Негоша активный процесс освобождения от устарелых форм (процесс, которым затронута в той или иной степени вся развивавшаяся в то время сербская литература). Этот процесс определил структуру поэмы, как бы подсказанную живым течением времени. Как в жизни, в ней соединяются разные пласты – монументально-эпическое действие и драматичность напряженного лирического начала.

Разные пласты синтезированы и в языке поэмы. Сторонник Караджича, Негош использует народно-разговорный пласт как его основу. Однако он творчески подходит и к общеславянской традиции. Лексика его поэмы (как, впрочем, и других его произведений) включает в себя значительный пласт общеславянских слов, как бы подчеркивая преемственность между его собственным творчеством и глубинными традициями национальной и славянской культур. В этом новаторском подходе поэта к языковой традиции как одному из равноправных компонентов в создании героико-поэтического стиля – еще одно проявление индивидуальности Негоша, творческой широты его позиций.

Поэзия Негоша, вобравшая в себя в качестве важнейшего компонента традицию народной эпики и просветительской культуры, открывала перед литературой путь широких обобщений, осмысления глобальных проблем судьбы народа, вечных тем в жизни человека. Она давала пример освоения больших синтетических художественных форм. Но непосредственных продолжателей эта традиция не находит (сравнительно близкий пример дает в этом отношении хорватская литература в творчестве И. Мажуранича, развивавшемся параллельно творчеству Негоша). Младшие современники Негоша и последующее поколение сербских романтиков идут иным путем. Об этом свидетельствует творчество поэта Бранко Радичевича (1824—1853), первая книга которого «Стихи» вышла в том же 1847 г., что и «Горный венец» Негоша.

Уроженец Воеводины, студент Венского университета, Радичевич относился к тому поколению сербской интеллигенции, которая обучалась в европейских университетских центрах – в Вене, Пеште, Братиславе – в пору нараставшего в Европе освободительного движения 40-х годов. Взгляды этого поколения формировались в студенческих литературно-политических кружках и соединяли в себе – при всей своей идейно-политической неоднородности – преданность идеалам национального возрождения и независимости, югославянского и славянского единства со все более убежденными требованиями гражданских и политических свобод. Это поколение будущих деятелей сербской культуры, писателей, политиков находилось под влиянием идеологов национального славянского возрождения – Караджича, Коллара, Штура. Оно вобрало в себя и более широкие концепции освободительного движения других европейских народов (в частности, «Молодой Германии»). Сфера литературно-эстетических интересов этого поколения определялась нараставшим увлечением и самобытной народной культурой, народной поэзией, творчеством немецких романтиков, философией Гегеля, поэзией Байрона, Пушкина, Мицкевича, Махи.