Текст книги "Солнечный листопад-1 (ч.1-6) "
Автор книги: Елизавета Левченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 45 страниц)
Ответ только один – ДА! В груди трепетали крыльями птицы, создавая ощущение словно я прямо сейчас взлечу вопреки всем законам гравитации, немели руки, горло сушило – и все это только то мысли, что я скоро увижу краски... увижу его.
Что мне ответить? Соврать, пренебрежительно просить: "Да зачем ты мне нужен?" и потом сожалеть полторы недели. Или же сказать правду, как бы сложно не было это сделать?
Вспомни прошедшие дни, Соня, вспомни свое состояние! Вспомнила?.. А теперь собери решимость в кулак и скажи что думаешь!
Очень тихое "хочу", но он услышал.
Это его флюиды сведут меня с ума!!
– Без проблем! Помнишь дорогу до тебя? Будешь говорить, куда сворачивать? – быстро проговорил парень, будто боялся, что я возьму и передумаю. Но я делать этого не собиралась, и с улыбкой приняла роль его навигатора.
Наш дом находился примерно в середине поселка, а он немаленький, идти до него долго. Полчаса где-то. И опять мы болтали о всякой чепухе, и я была так счастлива. Ну и пусть чепуха – главное, я слышу его, а скоро и увижу. Все, о чем я так мечтала, исполнится.
Я описала наш дом и как к нему пройти мимо домов наших соседей – они такие высокие, что наш просто теряется за такими громадинами... зато наш домик аккуратный и уютный!
Через несколько томительных минут Немрин сказал, что, если ничего не напутал и у нас в поселке нет еще одного кирпичного красного дома, стоит напротив маленького окошка на втором этаже.
"Единственного? – спросила. – А... женщины там рядом, такой рыженькой, красивой, нет?"
На что от ответил отрицательно, и от этого закралось подозрение, что парень все-таки напутал повороты. Чтобы проверить это раз и навсегда, как можно быстрее слезаю со своего "насеста", пробегаю по балкам и распахиваю окно.
Его невозможно не заметить. И правда стоит возле крыльца, одетый в ту самую лыжную черную куртку. На голове ничего – лохматые золотистые волосы как всегда торчат в разные стороны. Парень поднял голову на звук распахнувшегося окна. Искристые зеленые глаза встретились с моими и он широко, радостно улыбнулся.
– Соня!! – заорал он, приложив одну руку ко рту, а другой махая мне. Я замахала в ответ изо всех сил, наверняка улыбаясь так же широко, как он. Буквально в считанные секунды преодолены препятствия в виде окна, крыши, лестницы, и вот – я стою напротив него, запрокинув голову. А больше никак не увидеть его лица – слишком кое-кто высок.
"Все такой же..." – с все нарастающим трепетом констатировала после быстрого осмотра.
Вот только... что-то подозрительно белая, прямо как снег, его правая рука... Только не надо говорить, что он ее обморозил! Не говоря ни слова беру его руку в свои, предварительно вытянув из-под рукавов куртки края мягкой флисовой кофты, и осторожно начинаю дышать и растирать. Он непонимающе моргает.
– Обморозил, – лаконично поясняю, не прерывая процесса. – Дурак! Почему допустил? – хмурюсь, правда долго делать это, смотря в такое лучистые глаза, не получилось.
– Забыл перчатки, – без всякого намека на вину сказал парень и качнул головой, отчего завитки его волос пришли в движение, заставляя бедное сердце замереть. Он, похоже, даже не подозревает, как действует на меня... особенно после разлуки. – Ничего страшного. Зато я с тобой говорил.
Я смутилась и буркнула:
– К чему такая жертвенность?
А он только улыбается, будто все этим и говорит...
– Подойди, парень!
Оборачиваюсь вместе с Немриным. Вот и наступил мне пушистый полярный зверек... На крыльце в полном составе собралась моя семейка. Стоят в домашнем, жмутся к друг другу, но продолжают стоять с, как один, суровыми лицами. Я страдальчески закатываю глаза. Вот не зря, не зря показалось подозрительным отсутствие мамы... вот она, зачинщица, стоит во главе этой процессии!
"Плохая была идея приводить его сюда..." – очень запоздалая, но дельная мысль.
Парень кидает на меня вопросительный взгляд и одними губами спрашивает: "Это кто?" Отвечаю: "Семья" и делаю страшные глаза, пытаясь показать, чтобы он к ним не смел идти. Но, то ли он не понял, то ли не поверил – Немрин пошел к этой команде надзора.
– Ты Алекс Немрин? – патетично вскинул руку с выставленным указательным пальцем папа. Вот же... уже успела все рассказать! Ну, мама...
Парень просто соглашается:
– Да.
– Ты любишь нашу девочку?? – а это уже мама. Сдвинула брови, скрестила руки на обширной груди и смотрит на бедного парня испытующе. Честно говоря, от вопроса я впала с ступор. Как на шарнирах чуть поворачиваю голову в сторону Немрина, и замечаю, как улыбка окончательно пропадает и на лице появляется растерянное выражение. Конечно же, он тоже удивлен!
– Э-э-э... – выдает новенький, оглянувшись на меня. Похоже, он что-то еще хотел добавить, но ему не дали.
– Никаких "э-э-э"! – передразнила мама. – Никакой неуверенности! – жестко отрубила. – Ты должен любить ее так сильно, чтобы даже жизнь твоя по сравнению с ней, была ничем! Никчемной пылью!..
Я не выдерживаю, подскакиваю к крыльцу и встаю между все сильнее обалдевающим парнем и обезумевшей мамой. А все это ее страстное желание меня с кем-нибудь свести и увидеть внуков... Какие внуки в неполных двадцать?!
– Папа! Мама! Хватит! Что вы накинулись на него?
Нет, ну правда, что они устроили?? Что за бред с любовью и смертью? Я чувствую как краснею, потому что понимаю, что они не так уж и... НЕТ! Все... спокойно...
Мама, да и не только она, растерянно хлопает глазами... дочурка, то есть я, очень нечасто повышает голос. Вот так мы и хлопали все вместе глазами, пока папа не заговорил нерешительно:
– Но мама сказала что он твой...
Еще после второго слова я прекрасно знала, что он хочет сказать. И я не могла допустить, чтобы это услышал Немрин! Только не он!!!
– Да ничего подобного! – Папа покосился на маму, но ничего не сказал. – Алекс просто мой друг!
Друг продолжал стоять столбом, переводя взгляд с одного члена семьи на другого.
– И все? – с плохо скрытым недоверием протянула мама, не переставая разглядывать парня. Я делаю шаг влево, чтобы попытаться хоть немного закрыть своим карликовым ростом парня.
– Все! – выдыхаю на пределе выдержки. – А теперь пропустите внутрь! У Алекса руки обморожены!
Семья дружно расступилась, создавая проход, в который я вошла сама и втянула за локоть послушно зашагавшего парня.
Едва только мы зашли внутрь, подтянулась вся семья... их внимательные взгляды, когда я, уже сидя за столом, продолжила растирание его рук очень сильно раздражали. Говорить об этом бесполезно – они все равно продолжат следить. После того, как руки покраснели, сбегала до общего шкафа – он стоял в бабушкиной комнате – за варежками. А когда вернулась... эти комики расселись за столом и сверлили Немрина одинаково подозрительными взглядами. Он – улыбался и вообще был сама приветливость. Как всегда совершенно искренние. Всех это подкупает... но только не мою семью. Они, как говорила однажды, когда-то очень давно, мама: "И не таких раскусывали!"
Благодаря этому парню я, наконец, увидела цвета собственного дома...Отвлеклась ненадолго. Кажется, я знаю, что сейчас будет. И как же я жалела, что притащила сюда Немрина! Уж лучше было он продолжал мерзнуть на улице, чем прошел через ужасы испытаний моей семейки!!
Да... каждый переступающий порог дома Арелиных должен доказать свою, так сказать, пригодность для общения с такими уникальными людьми как мы. А у мамы – главной зачинщицы этого испытания, очень богатая фантазия. Даже я не знаю, что за испытания она придумает на этот раз. Вот что театр с людьми делает! Нет, она у меня человек обычный, и семья у меня тоже как у всех – совершенно обычная. Папа, мама, бабулька, два братца, я и большой дымчатый кот. Но как только дело касается выбора новых друзей... Но все верят, что истинные друзья познаются в испытаниях, и щедро их обеспечивают.
– Чаек будешь?
Вот с такого вопроса обычно начинается знакомство новоприбывшего в наш дом и бабушки. И одновременно – первое испытание на "годность". Бабушкин чаек – это взрывоопасная смесь сто процентной заварки зеленого жасминового, каркаде, черного цейлонского, который "Принцесса Нури", и разнообразной мелочью в виде сушеных лепестков какого-нибудь сорняка, фруктов или приправ. Особую любовь бабуля питает к бананам, корице, корявым корешкам имбиря и лепесткам с наших домашних плантаций цветущих кактусов, которые она старательно взращивает в отдельной каморке с отопительным котелком. Они для нее – смысл жизни, и каждый день, точно по расписанию в четыре утра ее можно заловить там, склонившуюся с ядовито-зеленой лейкой – в гумке купила, прельстилась – над своими "драгоценностями" и напевающую что-то из классики... Почему из классики? А это бабуля где-то вычитала, что под классическую музыку рост усиливается. Вот и напевает... а у нее – ни голоса, ни слуха, но петь она любит, и в голос. Мы все уже привыкли к ее завываниям с утра пораньше, но вот впервые ночующие... Некоторые уезжали заиками, ведь бабушка в своей длинной белой ночнушке, фосфоресцирующей в темноте лейкой, глазам, в которых отражается бликами этот свет и с пронзительным, режущим по барабанным перепонкам голосом, так смахивает на блудное привидение...
Но возвращаясь к чаю. В принципе, его пить можно, даже вкусным покажется... через пару минут взрыва мозга и вкусовых ощущений после первого глотка.
Немрину, который ни о чем не подозревал, счастливчик, предстояло пройти испытание этим чайком. Для "сугрева" – обосновала бабуля, скоренько, пока жертва не сбежала, химича над заварником. Семья расселась за столом – они обычно выполняли функцию надзора и удержания "жертвы".
– Буду благодарен, – располагающе улыбнулся парень. Бабушка отвлеклась на его улыбку, рука ее, сжимающая щепоть какой-то дряни, замерла, а в глазах промелькнула неуверенность – обаяние действовало, но недолго. Вон она уже с еще большим усердием мешает свой чаек. В такие минуты, без лейки, но зато с заварником, она смахивает уже на ведьму... Нет, бабушку я обожаю и души в ней не чаю! Просто... ну похожа она – и все тут!
Я пыталась предупредить парня об готовящейся для него гадости, но меня, как лицо заподозренное в заинтересованности, мягко оттеснили в сторону и не дали даже рта раскрыть, пихая в него мои любимые розовые зефирины. Говорить было некогда. Подавлюсь.
Надеюсь, он выдержит: на вид вроде как крепкий, подтянутый – надеюсь, желудок не его слабое место.
Бабушка закончила мешать чай. Всегда у нее он довольно приятно пахнет, не скажешь, что на вкус это... пусть ненадолго, но – гадость. И бодро пошла к новенькому. Поставила перед ним чашку, при чем мою любимую чашку! Да по бабушке было видно, что она что-то задумала, так почему, ну почему парень благодарно улыбается, берет чайку и подносит ее ко рту?! Я подавилась зефиркой, мне опять заткнули рот эти предвкушающее улыбающиеся изверги, просто буравящие взглядами Немрина.
Он сделал продолжительный глоток. Семья подалась вперед, ожидая результата...
Лицо парня не изменилось ни на йоту, все такое же вежливо-доброжелательное. Он медленно опустил чашку... поднял сияющие глаза на переминающуюся бабушку... и с улыбкой сказал:
– Никогда такого чая не пробовал. Благодарю. Очень интересный вкус.
Бабушка выпучила глаза. Семья едва не попадала на пол. Я вытаращилась на парня как на пришельца.
Вот это выдержка!! Или... правда вкусно получилось?
Немрин с все той же улыбкой удивленно смотрел на нас, прихлебывая чаек... вгоняя в ступор еще сильнее. Как ни странно, но первой очнулась бабуля. Она моргнула, присела на табуреточку напротив парня, окинула его теперь уже оценивающим, цепким взглядом, кивнула, придя к только ей известному выводу... и разулыбалась. Поясню – бабушка улыбается очень редко, и только тем, кто завоевал ее сердце. А этот золотоволосый сердцеед только что сделал это, положительно оценив бабулькино варево. Все, это любовь...
Эти двое сидели и улыбались друг другу, а мама с папой, тем временем, заговорщицки согнулись и зашептались. Папа поднял вверх большой палец, что означало – первый этап испытания успешно пройден. Мама с недовольным видом поджала губы, качнула головой – а это означало: "Это еще не конец", и зашептала что-то, отчаянно жестикулируя. Папа, выслушав, кивнул.
Та-ак... пришло время для второго, папиного испытания силы... Ну нет уж, хватит!
Я подскакиваю к Немрину, пользуясь тем, что за мной больше не следят.
– Собирайся, живо! – нагнувшись, прошипела на ухо. Он непонимающе косится, но встает... вот только уйти не удается, ладонь папы ложится ему на плечо, усаживая обратно и привлекая к обладателю этой ладони внимание.
Папа у меня – ушедший на покой боксер в средней весовой категории. Пусть он некрупный мужчина, в смысле накачанности, но удивительно гибкий и сильный. А еще – красивый обладатель черных как смоль волос и правильных черт лица. Мама сначала обозвала его смазливым мальчишкой, только позже узнав, что этому мальчишке уже тридцатник... Да, он младше мамы на девять лет, но ни его, ни ее этот факт не смущает. А кого смущает... знаменитый папин хук справа всегда наготове. Красоту папы не портит ни поломанный неизвестно сколько раз нос, сросшийся немного неправильно, ни шрам над верхней губой и еще один, пересекающий скулу – наоборот это все добавляет ему мужественности и шарма. А мама так просто обожает его шрамы!
... Немрину предстояло пройти испытание "большим мешком". Для женщин он обычно заменяется готовкой с мамой... на мой памяти, мешок вместо готовки выбрала только Инна Анатольевна – бывший тренер папы. Он рассчитан на восемьдесят кило и сшит специально для испытания. Внутрь насыпается уголь собственноручно папой, а потом закидывается на спину "жертве", ей дается пинок для ускорения и отправляется от сарая до крыльца дома.
– Холодновато, парень, не находишь? Поможешь угля принести?
– Нисколько не холодно! – громко возмутилась, строя страшные глаза теперь и папе.
– Не, холодно. Холодно что-то... – в поддержку папе закудахтали мама и бабушка, предательницы. Они виновато улыбнулся мне. Понятно, что он против мамы никогда не пойдет!
– Да мне не сложно, – сказал новенький и встал, показывая готовность. А мне захотелось стукнуть кое-кого по лбу. Не только у меня порой мозги уходят!
Я вцепилась в его руку изо всех сил, тормозя уходящего вслед за папой парня. Он оборачивается – я добилась своего, привлекла достаточное внимание. Только вот мама сверкает глазами, а потом ушла из кухни... нет, в этот раз я не допущу этого издевательства!
– Не ходи! Я тебе по-хорошему советую – не надо!!
– Сонь, ты чего? – изумленно спрашивает он, но смешинки проскальзывают что в голосе, что в глазах. Где он нашел причину для смеха?! – Не волнуйся. Я думаю, твой папа не убьет меня там.
– Убьет!!! – взвываю, подавляя желание вцепиться в волосы. Как бы я хотела быть повыше... чтобы позволить себе схватить воротник клетчатой рубашки и хорошенько парня потрясти! – Папа тебе сейчас такое...
– А вот и курточка твоя! – нараспев протянула возникшая словно из ниоткуда мама, накидывая парню на плечи его куртку. – Иди, иди, не бойся, теперь не замерзнешь... – и подталкивает так ненавязчиво плечом к двери.
– Спасибо за заботу, – улыбнулся, полуобернувшись к ней, парень. Мама вздрогнула, но, как и бабуля, быстро справилась с очарованием этого золотоволосого. Немрин надел куртку, но не стал ее застегивать. Следом за ним вышли прекрасные половинки нашей семьи и я. Любоваться на крылечко за этим издевательством. Я обиженно стояла в стороне.
Папа и парень дошли до сарая и надолго скрылись в низеньком домике. Я поймала себя на том, что кусаю губы в нервном ожидании. А мама вставала на носочки, изгибая шею, в том же ожидании представления. Эти заговорщицы за спиной уже сделали ставки: обе – "не донесет, переломится". А я надеялась на лучшее.
Но вот из сарая вышла горбатая фигура... горб через пару секунд был опознан как мешок, который, согнувшись, пошатываясь под тяжестью ноши, тащил на спине парень. Папа суровым напоминанием шагал следом, внимательно следя за процессом. Парень шатался все сильнее... но шел вперед. Он склонил голову, не видно было его лица, а золотистые недокучеряшки уныло болтались в такт тяжелым шагам и шатаниям. Шел... у меня сердце кровью обливалось с каждым его шагом. Умоляющие взгляды на папу не действовали, и тогда я обозлилась. Хотела высказать уже все, что думала об этой из затее с испытаниями – пусть их для своих друзей устраивают, а не для моего! Но молчала, и не потому что не решалась сказать – а потому что боялась криком помешать Немрину, сбить его с толку или еще что-то...
Вопреки всем прогнозам этих мучителей, он донес злополучный мешок до крыльца! Парень свалил его с плеч, едва не свалившись следом, но удержался на ногах, оперевшись одной рукой о стенку. Как же хотелось подбежать, убедиться, что с ним действительно все в порядке... но кто мне даст?
Только по высоко вскинутым бровям можно было заметить удивление папы. Мама сохраняла нейтральное выражение лица, а бабушка в сторонке тихо хлопала в ладоши. Она нашла своего кумира.
Семейка, так ничего и не нашептавшая насчет третьего испытания, ушла в дом, там в голос обсуждать, что делать дальше. А меня забыли, к моей безграничной радости! Чем я и воспользовалась, наконец, подходя к парню. Стряхнула труху, убрала щепки с его куртки.
– А я тебя предупреждала – не ходи, – тихо говорю, нерешительно замирая, когда пришлось коснуться его волос... удивительно мягких... а еще, они персиками пахли...
Парень повернул голову, улыбнулся уголком рта. Выглядел он немного замученным.
– Но твой папа все же не убил меня.
– Но хотел! – так же тихо возразила, укоряя себя и отдергивая руку от его волос.
Немрин распрямился, оторвал руку от стенки, широким шестом откинул волосы назад, потянулся всем телом... бросил насмешливый взгляд на меня, конечно же, я не смогла не смотреть на него! Я же, как-никак, волновалась, а вдруг он упадет?
Да, именно так.
– Твой отец хороший человек. Мы успели кое о чем поговорить, и жажды моего убийства я не заметил.
– О чем? – тут же заинтересовалась я. А подозрения так и начали роиться в голове, одно хуже другого. Он только с загадочным видом усмехнулся, похоже, не собираясь ничего объяснять. Неужели, настолько плохо?
А вот и мучители вернулись. И такие довольные, радостные... выражение глаз предвкушающие. Придумали.
Папа делает шаг вперед и протягивает парню совковую лопату.
– Парень, поможешь двор раскопать? Там инструменты под снегом остались, нужно найти.
Немрин улыбается и кивает. Идиот. До сих пор ни о чем не догадался?
Они гоняли его до вечера, и гоняли бы дальше, если бы не начали приезжать обзвоненные вчера приглашенные на колядки друзья семьи.
После расчистки пятидесяти квадратных метров двора, выбивания из замерзших слоев снега тех самых инструментов – последовала развеска картин, которые мама посрывала за время, пока мужчины возились, причем развеска стоя на хлипенькой табуретке – это мама решила, что при таком росте парню лестница не понадобится... но зачем было выбирать самую шаткую?! Я плюнула – образно – на всех, отпиналась и стояла рядом с парнем, крепко придерживая табурет. Если что и словить его готовая... как раз самый последний подвиг в жизни будет. И никто не был тогда в силах меня отцепить! Дальше пристал папа со своей машиной: "Не заводится!"... ну конечно, вытащил из-под капота какую-то хреновину, вот она и не заводится. Я по-тихому взяла эту загогулину и отдала Немрину. Достали эти испытания потому что!
Помощь выкатившей пылесос маме, ремонт скрипящей кровати бабушки, перетаскивание на руках смущено хихикающей старушки до ее комнаты, выколачивание ковров, перетаскивание самого большого шкафа... Кто выдохся больше – сказать сложно, но кажется, все же родители. По крайней мере они уже развалились в гостиной, когда как парень держался на ногах... пока. Лицо у него было сверх замученное, но улыбающееся. Он вообще постоянно во время этих испытаний улыбался. Дурак. И я постоянно твердила ему это, а он улыбался шире.
Но вот мама решилась на последний, решающий все шаг... помывка вчерашней горы посуды. Она словно чувствовала и оставила ее до сегодняшнего дня! И свято верящая, что уж такого издевательства парень не выдержит, побежала исполнять задуманное.
Эх, мама, мама... ты не знаешь, что он тоже живет в общаге. А там если хочется есть – приходится мыть свои тарелки. Порой. Ну или нужно просто подождать, пока все не засохнет и само не отвалится.
Парень оправдал мои надежды и перемыл эту гору. Мама подняла руки и последней признала поражение.
Мучители в полном тройном составе заявились на кухню, в которой расставлял помытые тарелки новенький, с моей помощью, конечно. На лицах торжественность, бабуля даже праздничный балахон одела. Бабуля, перестань строить глазки!
Слово взял папа.
– Парень. – Немрин поднялся со стула – понял торжественность момента, и зеркально скопировал выражение лиц родителей. – Парень, – повторил папа, – ты показал себя с лучшей стороны. Ты – настоящий мужчина. Мы подумали, и решили: ты достоин быть парнем нашей девочки. Мы благословляем вас. Будьте счастливы.
Не менее торжественно развернулись и потопали к все прибывающим гостям в зал.
Парень застыл. Хочу провалиться сквозь землю. Вот и сказано вслух запретное слово.
Папа, ты... свинья.
10
Как же хорошо, что все оставили его в покое!.. Не буду вспоминать последнюю сцену. Парень забыл, я забыла – все забыли, все счастливы! По тихой просьбе я провела Немрина в "какое-нибудь тихое место где можно полежать", то есть – в комнату бабушки. Все равно она пока сидит с гостями. Дверь я закрыла, чтобы гогот был не так слышен. Я даже на голос могу определить, кто громче всех надрывается – тетя Люба, дородная женщина с широкой душой, обильной грудью, добрым характером... и низким мужицким голосом. А вот смеется она высоко и тонко. Ее-то смех и был громче всех.
Щелкнула включателем. Мда... ну хоть одна выгода из тех испытаний – не нужно будет завтра убираться. Парень замер перед ковром.
– Соня. Это первый и последний раз, когда ты видишь мои слабости, – прошелестел он и рухнул прямо на ковер, раскинув в стороны руки-ноги, став похожим на морскую звезду-переростка. Жутко лохматую и уставшую.
Ковер имел бардовый цвет, на котором расцветали оранжевые и темно-лиловые цветы, а по краям – он был расшит серебряной нитью.
Вздохнула и присела на корточки рядом с распростертым парнем. Он как упал лицом вниз, так и лежал... бедный.
– Как себя чувствуешь? – задала по истине глупый вопрос, только поняла я это уже когда сказала.
– Как лимон выжат, – глухо откликнулся парень.
– И такой же желтый, – тихо хихикнула. А ведь так оно и было: кроме того, что у Немрина золотистые волосы, он одел желтую с белой и черной клеткой рубашку. Вот и пришло сравнение с лимоном...
– А? – он, смешно покряхтев, повернул голову в мою сторону.
– Ничего, – замотала головой.
Наш содержательный разговор на этом затух. Парень бездумно смотрел в одну, какую-то далекую точку, я смотрела на него. Тишина невыносимо давила, и я решила предпринять еще одну попытку поговорить.
Ведь он постоянно бегал туда-сюда по поручениям моих родичей драгоценных, и не было случая нормально поговорить... а я это так хотела. Хоть... еще немного.
– Жалеешь, что приехал?
– Нисколько, – последовал мгновенный и уверенный ответ, здорово обрадовавший меня. Парень перевел взгляд на меня, а потом и вовсе перевернулся на спину, перебросив одну руку поперек живота, а другую – подложив под голову. – Сегодня было, – он усмехнулся и иронично продолжил, – забавно.
Я еще острее почувствовала жгучую вину.
– Прости их, ладно? Они не со зла, просто... – но отчего-то стала их оправдывать.
– Знаю. Они у тебя довольно забавные. Весело, наверно, с такими родителями живется...
Мне показалось, что на долю мгновения в его голове промелькнула грусть. Надеюсь, что только показалось.
Неожиданно вспомнила прошлые колядки, когда мама все-таки вытащила меня на улицу. Тот ад не забуду никогда!
Немрин рассмеялся. Тот самый чистый, так напоминающий звон колокольчика, смех.
– Твое лицо говорит за тебя, – пояснил он. Приложив нечеловеческое усилие, отвела взгляд от него, такого... притягательного с такой улыбкой и блеском в глазах, в такой... позе...
– Ничего! – бодро восклицаю. – Ты скоро сам поймешь, насколько попал! Потому что с этого дня ты можешь считаться полноправным другом семьи Арелиных, а значит – и членом нашей большой семейки тоже.
Парень как-то подозрительно замолчал. Осторожно оборачиваюсь... и замечаю такую детскую растерянность на его лице.
– Членом вашей семьи? – неуверенно переспрашивает.
– Угу, – киваю. – И не думай, что тебе удастся сбежать... – шутливо пригрозила. – Бабуля не позволит, ты ей понравился!
Он непонятно мычит в ответ с не исчезающей растерянной гримасой. Да что это с ним?
– Та-а-ак... – раздался за спиной голос мамы. А мне что-то вдруг стало стыдно. Вроде же ничего такого не делала! Мы оба смотрим на нее. – Это чем вы тут занимаетесь?!
– Да ничем! – немного удивленно отвечаю. – Разговариваем просто.
– Ага, – папа выглянул из-за маминого плеча. – Знаем мы эти ваши разговоры!
Это... к чему еще такое обвинение в голосах?
– А мы ведь с папой никогда при детях... – плаксиво протягивает мама. – Правда ведь, дорогой?
– Правда, – твердо подтверждает он непонятно что. – И вы должны брать с нас пример!
– А? – непонимающе спрашиваю, потому что ни черта не понимаю в этом разговоре.
– Так что, детки, дома... при нас, – перемигиваются родители, – ни-ни чтоб! Поняли? – сдвигает брови папа. А я... резко понимаю, что они имеют ввиду. Бедром, которое невесть как оказывается прижатым к парню, чувствую, как он трясется... ведь от смеха, паразит! Давно все понял, и только я одна такая...
– Папа! Мама!! – возмущенно ору, и от переизбытка возмущения же и вскакиваю.
– Что "мама, папа"? – передразнивает мама и, подойдя, мягко берет под локоть и утаскивает прочь. – Ты у нас девочка воспитанная? Вот и соответствуй воспитанию... – Тут она залихватски подмигивает и едва слышно добавляет: – ... пока мы дома.
– Да ты не то подумала!!!
Но она меня не слушает. Дверь в комнату закрыл папа, подтащил поближе свое любимое кресло и стал изображать из себя сторожа. А меня втолкнули в самую гущу гостей, разразившихся приветственными выкриками. Пришлось припоминать всех и здороваться, отвечая на многочисленные: "Как дела? Что новенького?"
За час до выхода мама приступила к своему любимому занятию на ночь перед Рождеством: разрисовывание мор... лиц гостей. Костюмы они привезли свои, оставалось только придать окончательное сходство с образом, что у мамы отлично получалось. Ну, она у меня в театре как-никак, намалевать страшные рожи проблем не составляет. В этом году она исполнила свою давнюю мечту – купила набор страшно дорогих и редких фосфоресцирующих красок... я сочувствую тем, кто попадется нам на улице. Гости расселись в ряд на полу, дожидаясь очереди на размалевывание.
Мама просто светится от счастья в такие минуты... А как же иначе, ведь она занимается любимым делом. Все видят ее счастье, и поэтому молчат, когда ее кисточка случайно мазанет по одежде или попадет в глаз... хотя, последнее зависит от едкости краски. Никто не хочет портить счастье такого удивительного, прекрасного человека, как мама.
Я едва отнекалась от решившей и меня раскрасить родительницы...Но она довольно погоняла меня по дому, прежде чем отступила. Ради этого пришлось согласиться распустить волосы, надеть светящуюся маску и шарф с жуткой рожей тролля, в который мама так влюбилась, что по-тихому утащила из театральной костюмерной... Бр-р-р!! А вот я его ненавижу!
Поход за конфетами ежегодно начинался в десять. Этот год не стал исключением. Раскрашенные и разнаряженные гости высыпали наружу.
А вот и душераздирающий крик первой жертвы маминого таланта послышался...
Меня отправили будить Немрина. Папа торжественно отодвинул свое кресло на место и, зачем-то погрозив пальцем, ушел. В бабушкиной комнате было темно, но не настолько, чтобы не видеть куда идешь – света с улицы для этого хватало. Парень все так же лежал на полу. Я подошла ближе... И замерла.
В слабом свете вырисовывалась его фигура: парень лежал на боку, одна его рука обхватывала талию, другая, согнутая в локте, покоилась на полу, совсем рядом с его лицом. Золотые, чуть тускловатые в темноте, волосы рассыпались на ковре... кончики отдельных прядей лежали на лице, удивительно умиротворенном... счастливом, касались так трогательно улыбающихся губ. Он был мил как ребенок... и совсем не по-детски соблазнителен. До сбитого в восторге, и в еще одном, не совсем понятном, чувстве. До замирающего в сладком и болезненном щемлении сердца. Кажется, что я взлетела бы... если бы меня не удерживало на земле желание смотреть на лежащего так долго, как только можно.
Тихо-тихо, чтобы не разбудить его, сажусь рядом. Хочется наклониться... чтобы видеть даже мельчайшую черточку его лица. И я немного наклоняюсь, совсем чуточку. Протягиваю руку и осторожно отвожу с лица прядки, забирая некоторые за ухо. Улыбаюсь, любуясь удивительно правильным лицом. Как же, все-таки, он прекрасен. Совершенен. Не удержавшись, невесомо, так, что я сама едва ощущаю его кожу, касаюсь скул... провожу легкую линию до подбородка... очень медленно...
Оглушительно разорвалась петарда за окном, и следом едва не разорвалось от испуга сердце. Пальцы надавливают сильнее на кожу и я их одергиваю. Только бы не проснулся!! Но нет, парень продолжает спать.
Сердце гулко бухало в груди и в такт ему шумела в ушах кровь. Да что же это такое?.. Что было только что?
Ощущение такое, будто бы.... Что-то важное произошло.
Я тряхнула головой. Просто наваждение.
Нужно будить этого спящего красавца!
Я не решилась больше его касаться – позвала:
– Эй. Эй! – немного громче. Ноль эффекта.
А что если... по имени?
– А... – тут я запнулась, а сердце забилось чаще. Но я выговорила его имя! – Алекс, проснись!
Эффект такой же. Немрин продолжает сопеть в обе дырки. Неужели и правда придется тормошить?
