Текст книги "Солнечный листопад-1 (ч.1-6) "
Автор книги: Елизавета Левченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 45 страниц)
Новые грани его характера... противоположные тем, что я знала. А разве противоположности могут ужиться в человеке? Книги, фильмы – личный опыт я не учитываю, его, как такового, не было – подсказывали, что могут. Только такому человеку будет тяжеловато. Кто разрывался между своими двумя "половинками", некоторые спокойно жили, тасуя "половинки" характера, как колоду карт – могли смеяться, и вдруг начать кричать, потом также неожиданно успокаивались...
Леша – один из таких людей, содержащих в себе противоположности? Но тогда почему я никогда не видел его таким, как сегодня? Я задумалась. И тут... вспомнила несколько потрясших еще тогда моментов. Первый – когда я решила, что от новенького одногруппника держаться подальше и пришла ему объявить, что забираю проект. Тогда у него было немного похожее выражение лица, но тот случай быстро вылетел из головы – были мысли и воспоминания поважнее. Второй – в зоопарке, когда я едва не распрощалась с жизнью, падая в вольер к маленьким тиграм. Вот это запомнилось, но я списала это на обычный гнев, а он свойственен каждому, даже самому жизнерадостному человеку. Третий – во все том же зоопарке, только когда мы подошли к озеру. Выражение лица Леши стало... как я тогда его охарактеризовала? Лицо обаятельного мальчишки стало слишком взрослым и серьезным. А еще – спокойным до невыразимости. Больше случаев "прорыва" его второй "половины" характера и не было...
"А с чего я решила, что это половина его характера? А вдруг... все это время Леша играл в обаятельного, улыбчивого парня, но на самом деле он такой, каким предстал недавно?" – Мысли-озарения всегда подкрадываются незаметно. Вот так же и эта.
Я остановилась. Но тряхнула головой и продолжила путь.
Нет-нет, и еще тысячу раз нет! Я, конечно, маловато общалась с людьми, но не настолько, чтобы не суметь отличить фальшивые, наигранные эмоции от настоящих. Как раз наоборот – я очень хорошо из различала.
Почему Леша покорил мое сердце, как бы пафосно это ни звучало? Своей небывалой, как мамонт посреди заснеженного Новосибирска, искренностью. Во всем. В глазах, в улыбке, в словах. Ни капли фальши.
Тогда... может то, что я увидела – игра, чтобы запугать надоедливую Милу? Для того, чтобы поставить ее на место, был единственный способ – запугать ее, и Леше это прекрасно удалось. Лошадь просто очень сильно его вывела... прямо как я уже два раза, вот Леша и дал выход злости? Ведь, как раньше продумывала, даже жизнерадостные люди способны злиться...
Но разве добрые и отзывчивые люди способны измениться? Так жестоко наказать девушку... Тот Леша, какого я привыкла видеть, так бы сделать не смог. Но сделал, причем спокойно, и... с наслаждением. По крайней мере, так показалось. Наслаждение ситуацией – читалось в зеленых глазах.
Хотелось вцепиться в волосы и хорошенько их потрепать. Это не привычка, так – мимолетное, нехарактерное желание. Но здравый смысл взял верх, и моя шевелюра осталась в порядке.
Я могу рассуждать бесконечно долго, и так не приду ни к какому выводу.
Если я хочу хоть что-то понять, придется... спросить Лешу самого. Признаться, что я видела и потребовать... попросить дать ответ. Разрушить некоторые или подтвердить другие выводы.
Это и решила сделать, но не в универе. Там, где будет поспокойнее, где появится возможность остаться наедине. Так... будет лучше. Такие разговоры – они личные.
Я кивнула сама себе, и несколько окрыленная последним решением, преодолела последний пролет и замерла на первом этаже. Перед спуском в подвал.
Когда проходила мимо мусорок, глаза скашивались в их сторону, проверяя содержимое. Нет, я не искала одежду Милы. По крайней мере – не специально это делала, а на полном автомате. Тут роль сыграло женское сострадание, оно, оказывается, может проявляться даже к врагам.
Как я поняла, девушке придется бегать полуголой по всему универу в поисках своей одежды. А что может быть для девушки унизительней? Это хорошо, что сейчас идет пара, но... всегда есть вероятность встретить припозднившегося студента или просто прогуливающихся, как я. Хорошо, если это будут девушки – они только посмотрят, похихикают, пойдут дальше, а некоторые особо сострадательные предложат помощь... так бы случилось, если бы на месте Милы была другая девушка. "Мисс" знает в лицо каждый. Многие ее ненавидят за ее поведение и характер. А кто не захочет отомстить? Вполне возможно, что вот такие желающие еще и парней позовут, тайно, конечно... В худшем случае, может встретиться парень. И вот это... вот это уже жутко стыдно. Я бы после такого не смогла переступить порог универа.
Предположим, Мила никого не встретит, когда будет искать. Но – я достала мобильник и откинула крышечку – через полчаса закончится пара, а это значит – сотни студентов высыпят в коридоры. Девушка может и не успеть найти одежду. Да и... разве это реально – проверить все мусорки, не только в этом корпусе, одном из четырех, а в целом университете! Я прошла четыре этажа одного корпуса за двадцать пять минут. Это шагом. Если бы бегом – за это время осмотрела два корпуса. Меня не было... Я начала на пальцах подсчитывать количество времени. И пришла к выводу, что проверить все – нереально. Особенно, если учитывать, что один корпус, самой большой из четырех, отделен от остальных холлом с гардеробом. А там многолюдно не зависимо от времени. Ну, разве что вечером никого нет.
И опять проснулась жалость к Лошади. И я ничего не могла с ней поделать.
Вновь достала мобильник, проверила время в тщетной надежде, что до конца пары осталось всего ничего, и мне придется сломя голову бежать за оставленными в аудитории... вернее будет – раскиданными вещами. Но времени оставалось достаточно для того, чтобы поддаться сочувствию и спуститься в спортзал. Я только хотела проверить – до сих пор ли там Мила или она ушла на поиски. Тихонько приоткрыла тяжелую дверь, сунула нос внутрь... и никого не обнаружила. Мат был пуст, только ключи валялись на нем, на оклик девушка тоже не отзывалась. Закрывать подвал не решилась – вдруг Мила еще тут, просто выходить не хочет? Искать ее я не собиралась, "Мисска" мне не сестра и не подруга.
Да и... в какой-то мере, где-то ну очень глубоко в душе, жила маленькая, гадкая мыслишка, что так этой стерве и надо. Но повторюсь – мысль эта была очень глубоко и я ее старательно давила обратно, едва та предпринимала попытки вылезти. Меня воспитывали не радоваться чужому горю.
И с чувством выполненного долга пошла в четвертый корпус, к нашей аудитории. Чтобы переждать оставшиеся три минутки до звонка, встала возле окна, спиной к двери. Это для того, чтобы препод не узнал и не начал задавать вопросы, на которые не смогу дать ответ. Отойти тоже не могла – следующая пара в кабинете этажом ниже, нужно собрать вещи до того, как придет другая группа и растащит их своими загребущими лапами.
Была крохотная надежда – или нежелание? Кто меня поймет – увидеть Лешу. Но его не обнаружила.
Интересно, а что делать с рюкзаком, что он отдал мне? Забрать с собой на следующую пару? Подождать в коридоре владельца?
Звонок, как всегда, оглушителен и, когда замолкает, еще долго отдает звоном в ушах. Одногруппники начали вываливаться спустя где-то полминуты – все это я видела в отражении оконного стекла. Сейчас главное – дождаться выхода препода, довольно сурового Олега Афанасьевича. А потом уже – прошмыгнуть внутрь и собрать вещи.
Преподавателя я заметила сразу – толпа перед ним, сзади него и по бокам тоже расступалась, не рискуя задеть пожилого профессора локтем, сумкой или тубусом. Все знают – если такое случится, проблем не оберешься. С Агронома – так сокращенно называли за глаза Олега Афанасьевича Огронамхембетова, преподавателя по основе проектирования – станется поймать "покусителя на его жизнь", отволочь до директора и влепить строгий выговор. Таких можно получить только три, а после – гуляй, родной, в этом универе больше тебе не рады. На полном серьезе – уже довольно много было случаев, когда даже хорошисты вылетали из-за этих выговоров. А получить их в нашем универе легче легкого. Прогулы, драки, открытое хамство, несдача вовремя каких-либо зачетов... А разве подобное редко? Вот именно что нет. Но желающих отучиться именно в нашем учебном заведении с каждым годом только прибавлялось. И такие мелочи, как гроза выговоров, никого не пугала. Как-никак, из всей области только здесь давали обучение техническим профессиям. Особенно водоснабженцам и архитекторам.
Я постаралась стать как можно незаметнее, и молилась: хоть бы не увидел, а если и увидел, то – не узнал. Но увы. Узнал. Старичок наш совсем на свой возраст – шестьдесят три, ну никак не тянет. Поговаривают, что он бегает каждое утро. Высокий, широкоплечий, совсем не сутулый, на лице – почти нет морщин, только тонкие лучики у глаз и "горькие" морщины от носа к губам. А еще у него характер – кремень, как мама любит говорить. Выдержка тоже неслабая. А еще – у него огромный авторитет, как среди ученичков, так и среди остальных преподавателей. И... его боятся все. А кто уважает – тот и боится. Выражение: "Боишься? Значит уважаешь..." – подходит к нему как ни к кому другому.
Сухая, с длинными тонкими пальцами ладонь легла на плечо, и я едва не перекосилась направо. Нацепив покаянное выражение, медленно поворачиваюсь вокруг своей оси... И встречаюсь со стальным взглядом Агронома. Под таким взглядом всегда хочется съежиться в компактный комок, оттесниться в угол, и там и сидеть.
– Арелина, – безошибочно угадал он. Да, вот и еще один бич всех его студентов – у Агронома преотличнейшая память, получше будет, чем у молодежи, то есть у нас. Обмануть его, сказав, к примеру, что он забыл там оценочку поставить, или он проверил самостоятельную, просто забыл – невозможно. А еще – опасно для жизни.
Я сглотнула и кивнула. Мамочки, у него плохое настроение... да он запросто может потащить меня к директору выяснять отношения, если сейчас же не придумаю какое-нибудь достойное и правдоподобное объяснение!
– Почему отсутствовала на паре? – Ожидаемый вопрос. Мысли лихорадочно бегали, наскакивали друг на друга, перемешивались в гремучее ассорти, но достойную причину для столь важного занятия так и не смогла придумать. Чья-то рука по-хозяйски приобняла меня за другое плечо. Проследив, кто этой руки хозяин, ойкнула и замерла.
Леша – а кто это еще мог быть – широко, приветливо улыбнулся, заставив меня усомниться в здравости рассудка и серьезно подумать о наличии такого явления, как глюки. На лице – сплошная располагающая доброжелательность, а обаяние так и источается вокруг.
– Вы простите мою девушку, уважаемый Олег Афанасьевич. Она из-за меня на пару не пришла. Мы ездили ко мне домой. Я хотел официально познакомить Соню со своими родителями, чтобы они одобрили наши отношения, – с недрогнувшим лицом, выдал парень. Я едва подавила неожиданно прорезавшийся кашель.
– Рано утром? – усомнился Агроном. Леша кивнул.
– Родители приезжают слишком поздно, так что пришлось устраивать семейный завтрак, а не ужин. А без их одобрения я не могу. Это неправильно.
Теперь я едва подавила некультурный присвист.
Угадал... Вот откуда недавно появившийся Леша знает о характере нашего Агронома, человека старого воспитания, а значит, и строгих нравов. И ладно бы только он жил по этим правилам – он заставлял жить по ним всех. Увидит обжимающуюся парочку – наорет, прочтет лекцию... угу, по пути к директору и выговору. Агроном – ярый противник открыто демонстрируемых отношений. Он такие недопустимыми называет, а людей, которых он застал за "недопустимым" делом называет людьми "легкого поведения". Да, со стандартным пониманием этого выражения. А больше всего уважает тех, кто поддерживает его в издержках старого воспитания. Знакомство с родителями на предмет оговорки отношений – самое оно...
С каждым словом парня на лице препода появлялось все больше одобрения. Последнее "Это неправильно", так вовсе раздобрило Агронома. На его строгом лице наметился намек на улыбку – а это о-очень небывалое явление. Он окинул нас, поочередно, внимательным взглядом, выдал одобрительное: "Отлично, отлично. Все бы так!" и пошел прочь. Совсем обо мне позабыв... Ура!!!
Леша убрал руку сразу же, засунул обе ладони в карманы джинсов и повернулся ко мне. Его выражение... да никакой улыбки там больше не было. Доброжелательность, немного... вроде как, я могу ошибаться, нежности в глазах, усталость, такая, что передавалась и мне через этот взгляд, и невыразимое лицо. Сам на себя не похож.
Даже не старался улыбаться, что только убедило меня еще больше – Леша ничего не делает неискренне. Стало немного легче.
– Сонь, на следующих парах меня не будет.
– Почему? – мгновенно вскинулась я.
Парень поморщился. Я тут же пожалела, что вообще задала такой вопрос. Видно было, как он не хочет отвечать. Но ответил рубленными фразами:
– Кое-что случилось. Я не очень хорошо себя чувствую. Нужно отдохнуть.
А... может ли такое быть, что он плохо чувствует себя из-за разборок с Лошадью? Или тут что-то другое? А можно ли спросить его об этом или лучше не надо?
Не спросила. Не решилась.
Кивнула. Все же, как хорошо, что придумали разговор жестами. Спасает, когда не можешь подобрать правильные слова.
Леша едва, на долю секунд, легко улыбнулся, потрепал мою макушку, и отправился в аудиторию. Там подцепил рюкзак и ушел, не оглядываясь. Я проводила его взглядом и вздохнула, когда приметная фигура скрылась за дверью.
Что же с ним, все-таки, происходит?
Сегодня выясню. Только... чуть позже. А если увижу, что ему будет так же плохо – вообще отложу разговор. Я никого мучить не собираюсь.
Кто-то сердобольный собрал с пола мои вещи и положил на парту. Быстро смахнула их в сумку и уступила место стоящему над душой студенту из другой группы.
Пары, как назло, растянулись на весь день. Пришел декан и всех "обрадовал", что один из наших главпреподов не может провести занятие завтра и поэтому отчитает материал сегодня. Всем спасибо, всем оставаться на местах. По рядам прокатился на редкость дружный вздох, среди них был и мой. Забежавший взмыленный препод, нервно оттирая лысинку платком, тоже был не рад. Но к сожалению ни мы, ни он ничего поделать не могли, и пришлось обоим страдающим от пятой и шестой пары смириться с таким положением дел.
Этот препод всегда на удивление умел рассказывать даже самый неинтересный материал так, что даже заправские возмутители спокойствия затихали, вслушиваясь в бархатный голос. Он мне всегда нравился, нравилось слушать, и пусть это – бред какой-то. И самостоятельные писала на отлично, впрочем, как практически все. Но на протяжении этих двух с половиной часов он меня бесил. Сильно. Как и вообще универ и все, что в нем обретало. До последних крыс и блох, если таковые найдутся. Я сидела за задней парте, крутила в пальцах огрызок карандаша, наблюдала за ним, и слушала, слушала, слушала... Но мысли мои были далеко, так, что даже я не смогла бы их возвратить из тех далей. Разве что только сами решат вернуться... Просто я опять задумалась о Леше, и вот что произошло. Мысли где-то там, в голове пусто и только отзвуки голоса препода отдают. Глаза наблюдают на выкрутасами карандаша, левая нога выстукивает четкий ритм. И разрастающееся, хорошо хоть удерживаемое, раздражение.
На шестую пару меня уже не хватило. Да и не только меня – половина группы тоже не выдержала и смылась, едва только препод куда-то ушел. Я, недолго думая, дунула следом, пока он не вернулся.
... Никто не отзывался на стук. Я изображала дятла где-то с минуту, а потом ушла, гадая, куда же Леша мог уйти. На ум приходило только одно место – общага но я уже проверила, его в комнате нет. Может, пошел к кому-то?..
Через полчала никто не ответил. И еще через час дверь как была закрыта, так и оставалась. Просто удивительно...
Ну, правда, где он? Я всерьез начала волноваться, и с каждым оборотом часовой стрелки на циферблате веселеньких настенных часах-китти, все сильнее. В восемь двадцать пришла одна идейка. Мари же живет на моем этаже, может Леша у нее? И пошла проверять догадку. В какой комнате она живет, не знала, так что пришлось стучаться во все двери по очереди и спрашивать Мари. Начала от своих соседей – это так, на всякий случай, и закончила предпоследней дверью в конце. Открыла сама Мари. Нисколько моему неожиданному приходу не удивилась, только радостно поприветствовала, словно мы не пару дней были знакомы, а несколько лет, и втащила внутрь, радостно щебеча о чае, самочувствии, моих делах – и все это практически одновременно. Голова распухла и отказывалась воспринимать столько информации. И она, похоже, это поняла. Смутившись, извинилась. У Мари была та же особенность, то и у Леши... или у Леши была та же особенность, что и у Мари – я не знала, кто из них старший. Но суть в том, что и на Мари тоже невозможно было долго обижаться. И пусть она не улыбалась, как ее брат, а только состроила виноватое личико – результат тот же. Она слишком милая, чтобы даже помыслить о том, чтобы обидеться. Да я и не хотела...
Мари развела бурную деятельность: долила в элекрочайник воды, отстаивающейся в огромной бутылке от хлора, щедро сыпнула заварки, на удивление, настоящей, а не пакетик какого-нибудь липтона. Пока она возилась с такой редкостью, как заварник, я решила осмотреться.
Такая же комната, как и у всех – два года назад делали ремонт на всем этаже, так что обои у нас были одинаковые. Леша однажды прислонился к косяку, так что теперь я знала, что они цвета топленого молока, с золотистыми цветками. Приятный цвет, успокаивающий... жаль только, что для меня цвет не имел значения. Все равно он серых оттенков. Кровати только две, обе – около стен. У большого окна, занавешенного шторкой с воланами, располагался стол. Идеальная чистота что на нем, что на висящей рядом полке. Книги, тетради, всякие мелочи, вроде подставки с карандашами-ручками, маленькие статуэтки – все расставлено аккуратно и ровно. На стенке рядом с одной кроватью булавками приколоты фотки радостной девушки – кажется, именно она хозяйка спального места, раз находилась на каждой фотографии. А рядом с кроватью Мари, на которую она и присела, на стенке были развешаны картины... Честно, я забыла как дышать, на автомате поднесла ко рту кружку, забыла этот самый рот открыть, и в итоге обожглась и едва не облилась. Это были пейзажи: большие, маленькие, и везде были горы. Не просто какие-то огрызки, а Горы с большой буквы – величественные и неприступные, с заснеженными шапками на вершинах. Вот на одной картине у подножия длинной горной гряды расположилось озеро, которое ловило последние отблески необычайно большого закатного солнца. Другая запечатлела гору Фудзияму – кто же ее не узнает? – и на переднем плане – беседка с характерной для Японии крышей, оплетенная каким-то густо-вьющимся растением. А на третьей...
– Нравится? – с оттенком гордости спросила Мари, и я кивнула, едва сумев оторвать взгляд от пейзажей и вернуться из прекрасных миров гор в настоящий мир. – Просто я очень сильно люблю горы, – призналась она, подперев ладошкой щеку. Глаза девушки заволокла мечтательная дымка. Она вздохнула. Нужно будет обязательно попросить Лешу дотронуться до них, очень уж хочется увидеть в цвете!
"Кстати... – Я отставила полупустую чашку в сторону. – Зашла, залюбовалась и совсем забыла, зачем вообще пришла!"
– Мари, а ты не знаешь, где может быть Леша? – не стала тянуть и спросила прямо.
Она удивленно вскинула брови:
– Лекс? Да вроде должен быть в своей комнате.
Я объяснила, что в комнате его нет вот уже несколько часов. Мари нахмурилась, встала и, отыскав, как потом оказалось, мобильник, быстро пощелкала клавишами, поднесла к уху. Едва-едва были слышны длинные гудки. Мари набрала еще раз. И опять только гудки.
Девушка посмотрела на телефон с таким сомнением, словно это он был виноват, что вызываемый абонент не отзывается. Пощелкав подольше, набрала и еще раз. Опять с тем же результатом.
– Не отвечает... – донельзя удивленно пробормотала Мари. – А телефон включен!
– Кто не отвечает? – ступанула я. Можно было и без ее ответа догадаться, что Мари могла звонить, особенно после заявления о его пропаже, только Леше. После еще нескольких попыток дозвониться до брата, девушка с обеспокоенным видом потребовала рассказать, почему я ищу парня. Ну а я... я все и рассказала. С самого начала. Мари я доверяла, еще в день знакомства ощутила небывалое доверие к этому человеку, и даже родство... Все дело, наверное, в чувствах к Леше. А он – ее брат. Вот и...
Лицо Мари, без утайки, выражало все эмоции, какие она испытывала, слушая мой местами сбивчивый рассказ. И больше всего на нем было... не злости или ярости, а беспокойства. Заметила, что у нее даже тряслись руки... пока девушка не сцепила их в замок. В конце концов, она вообще подскочила – я подавилась недосказанным словом – и начала бегать взад вперед по комнате. Я совсем замолчала и удивленно следила метаниями Мари. Что с ней? Почему такая странная реакция, откуда столько паники? Я даже стала беспокоиться – вдруг умудрилась, сама того не заметив, сболтнуть что-то не то?
Но вот она перестала изображать маятник и бухнулась – именно так, с размаху – на кровать, отчего та жалобно скрипнула. Я ждала, когда девушка успокоится... вот, теперь и за нее волноваться начала! Да что же сегодня за день волнения за семью Немриных?
– Прости, Сонь, – едва слышно выдохнула Мари более-менее нормальным, близким к обычному, тоном.
– Ничего. – А что я еще могла сказать? Я хотела продолжить, спросить, что же вызвало такую бурную реакцию, но девушка сделать этого не дала. Резко развернулась и впилась взглядом в мои глаза. – Ты теперь бросишь Лекса, так? – сухо спросила. – После всего увиденного, ты не захочешь больше его видеть?
Я в шоке захлопала глазами, переняв привычку выражать крайнее удивление у Лошади... случайно вышло! Мари сверлила меня колким, требовательным взглядом, придвигаясь ближе. Почувствовала себя прямо как на допросе...
– Да с чего ты взяла?! Нет, конечно! – справедливо возмутилась я. В голову подобная мысль, даже отдаленно на нее похожая, не забредала, настолько дикой она была. Чтобы я – и сама (!) решила больше не видеть Лешу? Да я на стенку полезу, как заправский человек-паук и начну подвывать волкам. Может, для кого и прозвучит, как шутка, но для меня это – суровая правда. Как я без него?.. Уже никак. Не только из-за красок. Даже не подозревала, что когда-нибудь стану настолько зависима от другого человека. Его присутствие требуется уже как воздух – постоянно. Это страшно. И это... так здорово! Звучит, как откровение мазохистки.
Мари мгновенно просияла.
– Правда? – с надеждой спросила она. И смотрела так... ну не знаю, прямо как сошедшую с небес богиню... Стало до жути неудобно. Разве я стою такого обожающего взгляда? Осторожно кивнула, и тут же с визгом была сгребена в крепкие объятия и потискана в разные стороны. Я остолбенела. Мари отстранилась, радостно улыбаясь. – Как здорово! Правда, я так рада, что даже не могу описать словами! – немного задыхаясь, протараторила она. Потом шлепнула себя по лбу, прикрыв глаза, выдохнула, и уже намного спокойнее продолжила. – Ты мне понравилась сразу, Сонь. В тебе есть что-то такое... даже не знаю, как выразиться... подходящее Лексу. Вы с ним похожи. Наверное, поэтому-то он и выделил тебя из толпы. А еще, – она залихватски подмигнула, – вы просто очень хорошо смотритесь! – И засмеялась. Да, это еще одна их семейная особенность – смеяться так заразительно, что невозможно удержаться!.. Даже если ты совсем не настроен на "смешливый" лад.
Наш дружный хохот прервала трель мобильника на кровати Мари. Та мгновенно замолкла и подскочила к нему.
– Лекс, ты где? Почему не отвечал на звонки? Ты знаешь, сколько раз я звонила?! – без пауз выдала она. Закатила глаза. – Мог бы и не повторять! – Молчание. – А, это потому что, – коротенькая заминка и быстрый взгляд на меня, – я несколько раз приходила к тебе, а комната закрыта! Знаешь, как утомительно было бегать туда-сюда в течение нескольких часов?
Я хлопнула глазами, но вовремя одернула себя. Зачем Мари соврала брату? Ведь я – не она бегала и настойчиво долбила в чужую дверь!
– А просто так что, нельзя? Хорошо... тогда сейчас приду, хорошо?
Мари опустила трубку и нажала отбой.
– Лекс – человек с довольно сложным характером. Если бы я рассказала, что ты хотела его видеть, он бы соврал, что находится где-то далеко. Я брата очень хорошо знаю... – превосходя готовый сорваться с губ вопрос, сказала она. Девушка отложила телефон в сторону и приобняла себя за плечи, наклоняясь вперед. – Он все это время был в своей комнате. Подозревала, что так оно и есть. – Мари тяжело вздохнула. – Знаю, что ты хочешь о многом спросить, но я ничего не скажу, это не мои тайны. Спроси самого Лекса. Если захочет – расскажет, если нет – никто его не сможет заставить сделать это. – Она повернула голову. – Иди. Теперь брат откроет точно – я ведь сказала что приду. – Повернулась обратно и добавила с грустной усмешкой: – Надеюсь, он за это на меня не рассердится.
Я встала, поблагодарила ее за все, и пошла к Леше, оставляя странную девушку одну.
Их обоих так сложно понять... Что Мари, что Лешу. Но я постараюсь. Мари мне очень понравилась, да и еще это чувство родства... А Лешу – я просто его люблю. Эти четыре слова все оправдывают и все объясняют.
Стукнула в семьдесят седьмую и крутанула ручку, толкая дверь. Та действительно оказалась незапертой.
Похоже, Леша любит сидеть в темноте, когда один – сколько раз замечаю. Хотя темнота – это я преувеличила, пока не настолько стемнело, и комната была погружена просто в серые сумерки. Леша, до моего появления лежавший на своей, самой дальней, расположенной у окна кровати, приподнял голову. На спокойном, до невыразимости, лице проступило удивление.
– Соня? – Парень сел, стягивая с шеи большие наушники, и, не глядя, положил их на тумбочку. До меня доносились тяжелые бася и крики рока. Удивление на его лице довольно скоро сменилось каким-то мрачным пониманием. – Заговорщицы, – фыркнул он в сторону и искоса посмотрел на меня, замершую возле двери. Долго смотрел, не моргая и не отворачиваясь... Впервые встречаю настолько похожих людей – Мари вот точно так же совсем недавно сверлила меня взглядом, и появлялось, как сейчас, ощущение, словно я на допросе. Только у Леши это получалось намного более... пронизывающе.
Он мотнул головой, давая знак подойти, а когда приблизилась, хлопнул по покрывалу рядом с собой. Было немного неудобно, в смысле, я смутилась, но воспользовалась предложением. Разве что села немного дальше.
Через какое-то время парень распрямился и развернулся всем корпусом ко мне.
– Если я попрошу кое о чем, ты выполнишь эту просьбу?
– Н-не знаю, – заикнувшись, выдавила я. Горло резко пересохло, так что голос мой прозвучал хрипло, как у заядлого куряги.
– Обними меня, – на выходе попросил он. Не потребовал – как утром у Лошади, а именно попросил.
Признаюсь, мне уже давно хотелось сделать это, но решиться все никак не могла. Порой просыпалось желание тактильных ощущений – хотелось коснуться его тела, провести по мягким волосам... Как же стеснялась таких желаний, просто кошмар! И пусть, что это естественно – желать прикасаться к любимому человеку, для меня такое было непривычно и несколько неприемлемо.
А тут... как в голову что-то ударило... размером с кирпич, ага. А может, парень просто опять воспользовался запрещенным приемом и загипнотизировал своими бездонными зелеными глазами...
Я подняла руки и потянулась к нему. Он придвинулся ближе... Руки провели короткую дорожку по груди и спине парня, и сомкнулись на правом плече. Получилось так, что Лешин затылок прислонился к моей груди...
Непривычные ощущения. Жутко неудобно – в смысле, очень смущающая, такая поза... Видимо, только меня. Леша откинулся немного назад. Мышцы, которые я ощущала под пальцами, расслабились. И дышал он глубоко, ровно... А вот мое сердце наоборот сходило с ума. Я пыталась успокоиться, и вроде как даже успокоилась. Немного.
– Как я и предполагал, – с улыбкой в голосе сказал Леша.
– М-м-м? – промычала я. Потому что поняла, что выдать сейчас что-то членораздельное не смогла бы.
– Теперь с тобой я чувствую себя спокойнее. Не как раньше. – Пояснил он. Усмехнулся, отчего следующие слова прозвучали с иронией. – И счастливее, что ли.
Я снова промычала. Сердце заходило ходуном, и прошлось на него цыкнуть.
Вроде как успокоилось...
– Зачем ты приходила столько раз? – спустя паузу, спросил Леша. И в этот раз я смогла ответить.
– А... как ты догадался, что это я была? – смущенно.
Леша хмыкнул.
– Сестра, похоже, думает, что я ее совершенно не знаю. Если бы стучалась она, поверь, дверь бы слетела с петель, а ее ор я расслышал бы даже сквозь музыку. – Он кивнул в сторону наушников.
– Поэтому и не открывал? – уточнила.
– Да. Так зачем ты приходила? – напомнил Леша. Вот же... какая у него хорошая память. Я уже потеряла больше чем половину решимости... пришлось собирать ее заново.
– Леш... а я все... видела, – тщательно подбирая слова, выдавила я. Мышцы под пальцами вновь напряглись, став просто каменными. Вроде как приятное ощущение, но... пугающее.
– Надеюсь, мы с тобой не думаем об одном и том же, – мрачно сказал парень.
Но пришлось его разуверить... Быстро, боясь, что собранная решимость истает в самый неподходящий момент, рассказала, как пошла за ним, когда Леша вышел вместе с Лошадью. Как стояла под дверью спортзала... Но язык не повернулся сказать, что именно я видела. Так, просто упомянула, что стояла и видела все. Как... как смогла бы подобрать слова, чтобы описать его лицо? Или поведение Лошади без злости?
Рассказала о своих раздумьях после того, как убежала на верхний этаж. Выводах.
Только когда я замолчала, парень заговорил:
– Вот как... – это были самые первые его слова, сказанные насмешливо-тоскливым голосом. Даже не знаю, спустя сколько времени он заговорил вновь. – Меньше всего бы хотел, чтобы ты это видела.
– Но видела... – этом повторила я.
Пауза. Я не торопила его. И потому что не хотела давить, заставлять говорить дальше. И потому что понимала, что... тяжеловато признаваться о чем-то тяжелом вслух. А может, он и не признается. Просто встанет и попросит меня уйти. И я послушно уйду, потому что не смогу иначе.
