Текст книги "Солнечный листопад-1 (ч.1-6) "

Автор книги: Елизавета Левченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 45 страниц)

   Джинсы. Свитер. В гардеробе – куртка и сапоги. Готова.

   Парень наблюдал за мной, привалившись к косяку... все чаще начинаю замечать характерные для него привычки. За все время ни разу не увидела никого из домашних – они как будто попрятались все. Подозрительно. Пришлось искать свой ключ, чтобы закрыть дверь.

   На улице оказалось не так уж и плохо. Метель, пока я одевалась, подутихла, хоть снег и продолжал падать. Крупный такой, размером с железную двушку. Только ветер дул ледяной, северный. Пришлось быстро застегивать куртку до конца и доставать варежки. Бросила взгляд на руки парня, когда тот поправлял капюшон, и заметила отсутствие перчаток.

   "Это сейчас не главное", – ответил он на замечание. И спросил, есть ли поблизости место, где мало народу и можно походить подольше. Подумав, отвечаю, что походить подольше тут можно только по дороге на выезд из поселка. Он кивнул и предложил по ней "прогуляться". Я, хоть и не понимаю ничего, соглашаюсь.

   Темень. Только свет из окон редких домов – люди не любили стоиться на окраине – разгонял эту тьму. Снег падал как в сказке, вот только мороз был не по сказочному крепок. Я зарылась носом в воротник, так жалея, что не захватила шарф.

   Мы шли по дороге. Молча. Я посматривала на парня все чаще, гадая, что же такого он хотел сказать, для чужих ушей не предназначенного? К сожалению, предположений не было, вообще никаких. Так что оставалось просто идти за ним, отдаляясь от поселка.

   Мороз ощущался все яснее. Особенно замерзли щеки, и я решила напомнить парню:

   – Так зачем ты меня позвал прогуляться?

   Он даже не повернул головы. Так и шел дальше.

   Не понимаю.

   Я остановилась. Не знаю, как он заметил это, может услышал, что снег позади него больше не скрипит, замер через пару шагов.

   Внизу бушевала речка. Она не замерзла только благодаря бешеной скорости течения, разве что берега затянуло льдом... Никогда не забуду, как один раз решила летом в ней искупнуться. Чуть не утонула! Но это было давно... речка измельчала, да и я выросла. В ней теперь точно никому не утопиться.

   Я смотрела на речку, и поэтому не заметила, как парень обернулся и внимательно смотрит на меня.

   – Сонь, в общем... – он замялся. Перевел взгляд на небо, какое-то время смотрел на него, но перевел взгляд обратно, на меня. Мне стало неуютно от этого тяжелого взгляда и я поежилась. Холод сказывался тоже. – Черт! – вдруг со злостью воскликнул он и с размаху пнул заледеневшие куски снега под ногами. Я едва подавила желание отпрыгнуть. Да что с ним?!

   Парень мимолетно прикоснулся большим пальцем к уголку губ, засунул руки в карманы, опять посмотрел на меня.

   Он что... нервничает?

   – В общем, я хотел сказать это раньше, – начал он. Тихо, но в окружающей тишине даже такой голос разносился на много метров вокруг. – Еще тогда, в новогоднюю ночь. Соня, ты удивительный человек. – Сердце стукнуло и замерло. – Ты стала в этой жизни одной...

   Дальнейшие его слова заглушил грохот выехавшего из-за поворота грейдера, который обычно чистил наши дороги. Поворот был очень близко, буквально в десятке метров от нас, а скорость машины была ого-го. Парень стоял на краю дороги, а позади него она обрывалась вниз, где бушевал ручей.

   Слишком поздно я поняла, что будет дальше, и не успеваю его предупредить.

   Дороги у нас узкие, а ковш на грейдере во всю ее ширь.

   Парень не успел бы уйти ни вперед, ни назад, спасаясь от ковша. Только... отступить назад. Что он и сделал.

   Плеск и хруст ломаемого льда.

   Я едва не отправилась вслед за парнем, с такой скоростью подлетела к краю дороги. Внизу бурлил ручей. И никакого парня. Бросилась к другому краю и с облегчением замечаю черное пятно в метрах девяти. Парень зацепился за валуны ближе к берегу и пытался вылезти из воды.

   Главное, он держался. И поток недалеко унес. Вот только ручей протекал посреди чистого поля, а там я боюсь предположить, какая толщина снега. Утону. Но нужно помочь! Решение приходит мгновенно и я стремглав бегу за грейдером.

   Так быстро я не бегала ни разу в жизни, и никогда не побегу – в спину подталкивало знание, что от скорости бега зависит здоровье небезразличного тебе человека, а может, и его жизнь – дальше ручей петлял среди огромных валунов, а потом, через километр примерно, обрывался вниз небольшим водопадом.

   Я этого гада, который на том чертовой грейдере, догнала и едва не убила – и не потому что не решилась бы, просто время исчислялось секундами. Как только можно не смотреть на дорогу?! Мужик, от которого разило перегарищем, попробовал мне что-то вякнуть, но я призналась – еще слово и я его тупую башку об стекло лобовое размажу. И несмотря на то, что он сидел на водительском сидении, а я стояла на дороге и смотрела на него сверху вниз, он перепугался – видно было по роже – и согласился помочь. Попробовал бы отказаться!

   Мужик дал по газам, я встала на ступеньку и уцепилась за дверь – времени не было, чтобы машину оббегать и на сидение залазить. Как и бежать за машиной. Он безропотно полез к ручью, прокладывая дорогу к слое снега, достигающего ему подмышек... а я этому мужику макушкой едва до груди достаю. Парень уже вылез из воды и лежал на берегу, не подавая признаков жизни. Действия "спасателя" я контролировала криком, так что он аккуратно вытащил парня – как раз тогда спасаемый дернулся, что-то сказал мужику, а тот его перекинул его как куль с картошкой, сволочь, и послушно вынес к машине, вываляв еще и в снегу. Первым делом я бросилась к парню. Он увидел меня еще когда его только вытащили, надеюсь, именно поэтому прекратил сопротивляться и пытаться самостоятельно стать на ноги.

   Белый как мел, синюшные дрожащие губы и очень холодный на ощупь. И глаза мутные, как будто он вот-вот упадет в обморок.

   Быстро скомандовала погрузить его внутрь, сама залезла следом и села рядом с парнем. Пока мы доезжали до дома, стащила с него мокрую куртку и рубашку, а взамен набросила на плечи свою. Парень, крупно дрожа, вцепился в теплую одежду, пытался завернуться получше. Пришлось прижать его к себе и крепко обнять, чтобы он не шатался, грозя свалиться на водителя, даже на ровной дороге. Совсем мокрый, но мне было все равно. Я прижимала его голову к груди и бросала на водителя пламенные взгляды. Он молчаливый намек понял, и прибавил газу.

   Бабуля первой заметила большую машину за окном и высунула любопытный нос наружу. Когда увидела, как мужик вытаскивает парня, а следом вылезаю я в одной футболке, она скрылась за дверью и подняла тревогу. Слышала ее испуганный голос. К крыльцу чуть ли не через секунд десять подбежала вся семья. Пока парня заносили внутрь, быстро обрисовала им ситуацию. Мама, как самая быстродумающая, кивнула и побежала внутрь, подцепив под локоток бабулю, я вместе с ними, папа пришел чуть позже. С топором. Но его в руках папы я заметила только когда возвращалась из комнаты родителей – именно там положили вяло сопротивляющегося парня. Мама и бабуля остались там – начали снимать мокрую одежду, а меня послали за согревающей мазью. Помню ее... такая зеленая, травами воняет. И когда проходила по коридору, застала такую картину: мужик стоит напротив каменно-спокойного папы и заносит руку для удара. А папа наносит резкий удар куда-то в его живот, а когда мужик сгибается – обухом топора по затылку. Он с грохотом падает вниз, и так и лежит. Я в шоке хлопаю глазами, папа опускает руку с топором. Но быстро отхожу от шока, и подбегаю к лежащему. Вроде живой...

   – Зачем, папа?!

   Он меланхолично отвечает:

   – Он посмел покуситься на жизнь члена моей семьи, а потом и покрыть матом. Скажи спасибо что не лезвием.

   Да уж, тут действительно нужно сказать спасибо – если папа злится, то это все. Абзац. Для него семья – это все. И если трогают семью, у обычно спокойного и добродушного папы в голове перемыкает. Просто удивительно, что он на этот раз сдержался.

   Да и не жалко мне было этого гада. Сама бы врезала прежде чем он рот открыл!

   – Что делать вот с этим будешь? – Я поднялась и пнула тапком тушу.

   – Тут оставлю, – сказал папа, бродя по телу презрительным взглядом. – И послежу, чтобы ничего не натворил.

   Киваю. Пусть полежит на холодном полу, сволочь.

   – Ты только не сильно его, хорошо? – и побежала дальше, в бабушкину комнату, за мазью.

   Мама раскричалась, что меня только за смертью посылать. Они с бабулей уже раздели парня до трусов и начали растирать принесенной мазью. Я смущенно отвернулась. Тут от меня было мало толку, я к нему даже пальцем не смогла бы прикоснуться. Поэтому я бегала на подхвате: притащила теплую папину одежку, шарф, пуховое одеяло, лекарства – какие-то таблетки от простуды и одну жидкую микстуру, "Колдрекс" называется. Преотвратна на вкус, убивает наповал – уже через минуту глаза слипаются, а через две ты уже в царстве Морфея, – но лечит хорошо. Сейчас такая микстурка была самое то – парень продолжал находиться в сознании, но, похоже, не совсем понимал, что происходит. Мама профессионально запрокинула его голову и влила эту гадость, Немрин выпил и тут же закашлялся, но поздно. Проглотил уже. Дальше была закинута таблетка и влито полстакана воды.

   Микстура подействовала как должно, и через пару минут парень крепко спал под тремя одеялами. Мама, пользуясь бездвижностью "пациента", засунула ему под мышку градусник, и мы втроем стали ждать результата. А результат был такой:

   – Тридцать восемь и шесть, – мама ошарашено смотрела на градусник.

   – Нужно врачей вызывать, – сказала бабуля.

   – Какие врачи, мама? Дороги в городе занесены, никто из него не может выехать! – воскликнула мама. – Ты что, новости региональные не смотрела?

   Их голоса доносились как сквозь вату. Прошло двадцать минут. Парень выглядел хоть и не таким бледным, но все же... лоб был покрыт испариной, дыхание тяжелое... ему очень плохо. И без врачей...

   Думай, Соня, думай!!

   В комнату заглянул папа и поинтересовался, как парень. Получил ответ, посмотрел на него и посмурнел. Все друзья папины знают, что в таком состоянии...

   В голове словно взорвалась лампочка – таким оглушительным был приход идеи. Я подскочила к папе и начала трясти его. Ведь у него был знакомый врач из областной больницы, и он жил где-то в поселке! Папа остановил меня даже не дослушав, сказал, что помнит такого и сейчас приведет. Буквально через полчаса этот самый запыхавшийся врач открывал свой чемоданчик в комнате родителей. Тщедушный человек средних с лет с очень умными, цепкими глазами – сразу видно, доктор. Семью от попросил отодвинуться в сторону, а сам занялся больным. Что он больной – сомнений уже не возникало, стоило только взглянуть на лицо парня.

   При повторной проверке, температура оказалась уже тридцать девять.

   – По-хорошему, его бы госпитализировать нужно да рентгеноскопию легких сделать... – Голос врача был холоден, с едва заметным намеком на задумчивость.

   – Так все плохо? – прошептала я.

   Врач не спеша убирал все свои принадлежности обратно в чемоданчик, и только защелкнув его повернулся к нам.

   – А вы как думаете? Как я понял из рассказа Влада, этот паренек пробыл в воде как минимум минуты две, потом еще две на десятиградусном морозе. Люди после десяти минут в таких ситуациях замерзают насмерть! – Мир поплыл перед глазами, я почувствовала что сама сейчас разлягусь рядом с кроватью. Но усилием воли прогнала приближающееся обморочное состояние. Врач, полуобернувшись, кинул на парня задумчивый взгляд. – Но организм у этого паренька сильный, закаленный, сразу видно. Сильно обморожены оказались только пальцы, а так – только общее переохлаждение. Воспаление легких, считай, он уже подхватил, но его можно вылечить и в домашних условиях. – Он, перепугав, считай, всех нас, повернулся к маме, опознав в ней хозяйку. – Покажите все лекарства, какие есть в доме.

   Мама сорвалась с места, и я вслед за ней.

   Врач покопался в лекарствах, а их у нас немало – бабушка вечно жалуется то на то, то на это, вот мама и накупает ей горы таблеток, большинство из них оказалась так и не раскрытыми. После внимательного осмотра, выбрал пару троек коробочек и написал рецепт какие, когда и при каких симптомах давать. Посоветовал заварить липы или мать-и-мачехи, если такие найдутся. Нашлись – мама липу соседскую каждый год обдирает. Можно малины развести, чтобы жар понижать – варенье бабушка гарантировала, и уже полезла за ним в подпол.

   – Еще будете уколы колоть, я чуть позже принесу препарат, – сказал он напоследок. Папа хлопнул его по плечу, тот кивнул.

   Врач действительно принес продолговатую коробочку с ампулами и несколько шприцов. Один взгляд на них, и мне стало плохо. Никогда не любила уколы.

   Сказал начать колоть, когда начнется бред, и ушел, опять всех перепугав.

   Парня накормили таблетками и оставили в покое. Женщины ушли на кухню, химичить с травами, папа – разбираться с очнувшимся водилой. Мне было все равно, что он с ним сделает, главное – чтобы мужик жив остался. Не хочется, чтобы папа из-за какого-то пьяницы под статью попал.

   Я осталась рядом с постелью. Да меня никто бы отсюда не смог вытащить, как бы не старался. Я внимательно смотрела на спящего, боясь даже лишний раз моргнуть, что не упустить момент, когда ему станет хуже и нужно будет принимать новые лекарства.

   Я никогда не забуду, что это такое – бред у небезразличного тебе человека. Как болит сердце, в которое словно втыкают нож, вытаскивают его, втыкают вновь. Как ты безуспешно пытаешься помочь, облегчить его страдания, и так остро чувствуешь свою беспомощность. Как ты повторяешь, снова и снова, что все будет хорошо, больше успокаивая себя, а не больного.

   Он бормотал что-то неразборчивое, ворочаясь в кровати так, что пришлось удерживать, чтобы он не упал на пол. Шептал, срывался на крик. Надрывно звал какую-ту женщину, Марину. Звал... меня.

   Я не выдержала и отвернулась, расплакавшись. Теперь я понимала, что выражение "боль разрывала грудь" не высокие, пафосные слова. Так и есть. Она действительно разрывала грудь. И ты чувствуешь себя разваливающимся полумертвецом с прерывистым, как у лежащего на кровати перед тобой, дыханием. И жизнь кажется что зависит только от него, ни от чего больше. Не хотелось есть, спать тоже, но я заснула роняя голову на кровать, даже сама этого не замечая. Проснулась там же.

   Еще один головокружительный день. Расписание, когда нужно давать таблетки и поить редко приходящего в себя больного... хотя, нет, он не приходил в себя. Его сознание находилось на границе между сном и бодрствованием, даже больше в первом. Остались только основные инстинкты, позволяющие ему глотать все, что вливают в рот.

   Он кашлял так, что тряслась кровать, и обливалось кровью сердце.

   Под вечер приехала скорая, которую смог вызвать врач – друг папы, и то после долгой ругани. Я отправилась вместе с ним, все равно нужно было возвращаться в город – уже завтра начинался новый семестр. По-быстрому собрала сумку и села в скорую, рядом с укутанным в несколько одеял парнем. И всю дорогу не сводила с него глаз.

   Друг папы поехал тоже, сказал, что не доверяет этим санитарам.

   Его отвезли в областную больницу. Меня попросили подождать в коридоре, а его увезли куда-то дальше по коридору. Друг папы пошел вместе с санитарами.

   Я ждала. Даже не знаю, сколько. Коридоры, итак не полные, опустели совсем. Только женщина в белом халате, кажется, одна и та же, бывало ходила туда-сюда с папкой в руках.

   Здесь очень сильно пахло лекарствами, казалось, что даже сами стены ими пропитаны. И атмосфера... до оглушения угнетающа. Особенно с этой тишиной и едва слышным гудением ламп над головой.

   Двери в далеком конце коридора распахнулись, я тут же подняла голову. Ко мне шел папин друг. Со вздохом сел на стул рядом и усталым жестом потер ладонями лицо. Ожидающе смотрю на него.

   – В общем, просветили мы его грудную клетку, взяли кровь на анализ, – начал он. – Врать не буду: ничего хорошего нет, но и плохого тоже. Не буду углубляться в медицинские термины, но скажу так – могло быть все намного хуже. Ты не представляешь, на сколько... Да не волнуйся ты! – улыбнулся он, видимо, отразились чувства на моем лице. Я постаралась через силу улыбнуться в ответ, только вот не получилось. – Паренек сильный, организм у него тренированный, еще немного – и очнется, бегать начнет. А недельки через полторы так и вообще выпишется здоровый, как бык. У нас врачи хорошие.

   Полторы недели... как же долго.

   – Скажите...

   – Анатолий Иванович, – с все той же улыбкой прерывает он меня, как раз раздумывающей, как к нему обратиться. – А ты ведь Соня, верно? – Я кивнула и продолжила:

   – Анатолий Иванович, вы сказали, что он скоро очнется. А когда именно?

   – Завтра, – отвечает мужчина, подумав. – Может даже следующей ночью, может и днем. И, спустя паузу, спрашивает: – Будешь сидеть с ним? – Отчаянно киваю. Конечно же, я его не брошу!! Врач опять смеется. Встает, опершись руками в колени.

   – Паренька определили двумя этажами выше, палата четыреста девятая. Найдешь? – я опять кивнула и поблагодарила его за все. Анатолий Иванович только отмахнулся. – Глупости. Разве я мог не помочь своему другу, особенно если он забегает в твой дом и орет во всю глотку что его будущий зять умирает?

   Я чувствую, как густо краснею. Ну, папа...

   Мужчина, сказав, что внизу, если что, есть автоматы с кофе и чаем, уходит дальше по коридору.

   – Да, кстати, – он оборачивается. – Как зовут-то парня? Нужно забить в компьютер что он у нас лечится.

   – Алекс. Алекс Немрин.

   Поднимаюсь по лестнице на два этажа, потом прохожу два раза по коридору в поисках нужной палаты, пока ее не нахожу. Повозившись с ручкой, наконец, открываю дверь и захожу внутрь.

   Внутри ожидаемо темно. Пошарив рукой по стене слева от себя, нащупываю включатель и осматриваюсь. Одноместная палата, не такая маленькая, но и большой ее не назовешь. Какого-то светлого цвета стены и плиточный пол. Кровать стоит у стены, возле большого окна. А на ней – лежит он. Тихо, чтобы ненароком не побеспокоить, подхожу ближе.

   Парень выглядит лучше, кажется... Нет, точно – лучше. Лицо у него спокойное, не измученное, какое было дома. И дышит поровнее.

   Пробежав взглядом по комнате, обнаруживаю в углу стул и, подтащив его поближе к кровати, сажусь на него. Сумку ставлю рядом. Впереди длинная ночь, а я спать не собираюсь. Вдруг он... очнется? Нет, понимаю, что врач сказал или днем, или вообще следующей ночью, но...

   Сейчас, когда он болен, краски немного поблекли. И это... страшновато. Вдруг они совсем исчезнут? Но больше, конечно, я боялась о его здоровье.

   Стоп. Еще раз, только медленнее, прокрутила в голове последнюю мысль. Тщательно изучила возникшие чувства. И пришла к выводу, что так оно и есть. Я и правда больше боялась не возвращения серости, а ухудшения состояния человека, лежащего рядом.

   Неизмеримо больше.

   Я ведь подозревала это давно, а окончательно убедилась вчера. Когда он упал в воду, я же была действительно готова сделать что угодно, лишь бы спасти. Вот спроси меня тогда, на что я была готова, и, не раздумывая, ответила бы: "На все". А после, когда с такой боязнью прижимала его голову в машине, трясясь на кочках, я ведь молила всех святых: "Лишь бы ему не стало хуже". Дома мыслей не было, только боль и невозможность смотреть на страдания небезразличного человека. Если бы была возможность, взяла бы я всю его боль себе? Да. Сотни этих "да".

   Встала и подошла к окну. Тьма за ним была не такая уж и кромешная. В городе вообще абсолютной темноты не бывает – очень много фонарей горят по бокам улиц, особенно главных. Да и снег вокруг... а разве снег и темнота совместимы?

   Свет и тьма... Цвет и серость. Серость так зависит от цвета, но нуждается ли цвет в серости? Впервые в голову пришла подобная мысль, отдающая философией, если не знать кто есть кто.

   Раньше со мной никогда такого не случалось... Если бы сказала это вслух, меня бы обсмеяли: как же так, девятнадцатилетняя девчонка – и не единого раза за всю жизнь не влюблялась! И пусть, раньше я не встречала подобных ему людей. Чтобы от одного взгляда сердце стучало так быстро, от близкого присутствия подкашивались ноги, от прикосновения кружилась голова.

   Приложила ладонь к холодному стеклу, за которым прятался мой серый мир.

   Я могу ошибаться в выводах, но кажется, я... влюбилась. По-настоящему, как бывает только в книжках. Мне ничего не нужно взамен: ни денег, ни подарков – что обычно требуют друг от друга влюбленные. Чувство внутри слишком чистое для этого ненужного мусора. Оно... теплый комочек света, отогревающее душу и растапливающее лед, в котором покоилось до этого сердце, и с каждым днем все сильнее. Это невероятно, знаю, но кажется, что в груди вот-вот расцветут цветы совсем как весной и запоют птицы.

   Я прошу только об одном – пусть он будет рядом. И позволяет быть рядом мне. Остальное неважно.

***

   Утром проснулась от того, что меня кто-то настойчиво тряс за плечо. Поднимаю тяжелую голову, фокусирую взгляд на нависающей надо мной женщине в белом. И только через несколько секунд начинаю понимать, что она говорит и что от меня хочет.

   – Вставай, девочка.

   Я оглядываюсь вокруг и понимаю, что сижу на полу, а голову совсем недавно подняла с края кровати. Как умудрилась свалиться со стула, да и вообще заснуть?

   Женщина помогла встать, придерживая за локоть.

   – Иди лучше домой и хорошенько выспись.

   – Нет!! – отчаянно мотаю головой.

   Женщина как-то успокаивающе улыбается, мягко приобнимает меня за плечи и разворачивает к двери.

   – Ничего с твоим мальчиком не случится, поверь. А ты сейчас будешь только мешаться – скоро придут доктора и его увезут на лечение.

   Она уговаривала меня прямо как маленького неразумного ребенка, я заслушалась и не заметила, как оказалась в коридоре.

   – Но... как же... – залепетала я, бросая взгляды то на дверь, то на женщину, желая так много одновременно сказать и в итоге не говоря ничего.

   Вдали коридора послышался грохот, и он все приближался. Его источником оказалась каталка, которую толкал мужчина в белом халате врача.

   – Вот видишь, – сказала женщина. – Пришел врач, и сейчас увезет парнишку. И неизвестно, насколько. Обследование обычно долгое.

   Врач действительно остановился напротив этой палаты. Пришлось посторониться, пропуская его и тележку внутрь. Проследила, как врачи вдвоем перекладывают парня на каталку и вывозят в коридор.

   Мне тут делать нечего...

   Но...

   Схватила женщину за рукав, пока она не ушла.

   – А мне можно будет придти попозже?

   Она нахмурилась, я почувствовала неладное и вцепилась сильнее в рукав. Нет, пожалуйста, не говорите что нельзя!! Но вот она улыбнулась.

   – Ладно уж. Я предупрежу на вахте, чтобы тебя пропустили. – Я едва подавила радостный восклик. – Если не поверят, скажи, что Елена Аркадьевна предупреждала. И ты смотри, заходи со второго входа, не с главного – там тебя не пропустят.

   – Хорошо! – согласилась, благодаря незнакомую женщину за такую небывалую доброту.

   Она еще раз улыбнулась и поспешила вслед за уже скрывшейся каталкой.

   До общаги доехала даже сама не знаю как – помню только как выходила из здания больницы, а дальше – пустота. Ни как садилась в автобус, ни как входила в общежитие. Очнулась только захлопнув дверь в свою комнату.

   Никого не было. И правильно – все на парах.

   Стянула сапоги, закинула куда-то в сторону сумку, которую едва не оставила в больнице, и упала на кровать.

   Все мысли были только о нем, а когда думаешь, заснуть трудно. Но возможно... пару раз я засыпала. Или просто закрывала на пару минут глаза? Может и так, но время пробежало незаметно. Пришли с пар девчонки, хоть они и пожалели меня – не стали так сильно шуметь, уже не спалось. Глянула на часы – времени четвертый час.

   Думаю, его уже привезли обратно в палату.

   Оделась и вышла, игнорируя вопросы девчонок. Не хочу тратить время на пустые разговоры. Тридцать минут давки в автобусе и я была на месте. Покружив немного вокруг огромного белого здания, нашла тот самый второй вход, о котором меня предупреждали.

   Далеко зайти не удалось, меня остановил оклик охранника. Спросил, к кому я. Ответила. Мужчина сверился с компьютером и категорично отрезал, что к таким посетители запрещены. Сердце ухнуло вниз и замерло, думая – продолжать падать или вернуться на место, когда я повторила мужчине слова той женщины. Охранник сразу подобрел и махнул рукой, мол – иди. И я побежала вперед, а вдруг еще передумает?

   На четвертом этаже опять пришлось переориентироваться и искать палату заново – поднялась я по другой лестнице и вышла в каком-то повороте коридора. Но все же нашла.

   Как и вчера был выключен свет. Щелкнула включатель и с радостью обнаружила, что он здесь. Подошла ближе. Подолгу внимательно разглядывала каждую черточку лица лежащего, удовлетворенно отмечая, что выглядел парень еще лучше.

   Ну вот. Еще немного – и выздоровеет!

   Подтащила стул поближе и села.

   Только жалко, что он не очнулся... Но ничего! Врач сказал, что крайний срок – ночь, так что буду дожидаться.

   Через пару часов стемнело. От батарей шел такой жар, что пришлось снять куртку и развесить ее на спинке стула. Чуть погодя, выключила свет – он все равно был не нужен.

   А еще... я начала с ним разговаривать. Не знаю с чего вдруг в голову пришла такая идея. Но определенно – с каждой минутой такого монолога становилось немного легче. Болтала о всяких глупостях – что я могла сказать умного с такой ситуации? Ничего. И в конце концов дошла до рассказа позавчерашнего сна.

   – ... Я смотрю, а на облаке сидит ангел, самый настоящий, с крыльями и карликовой арфой в руках. А сам – в точь-точь ты, только с длинными такими, кудрявыми волосами до плеч. А лицо у тебя, то есть ангела, такое возвышенно-печальное – так в книжках обычно пишут. Сидит он, значит, и играет на арфе не менее возвышенно-печальную мелодию, чем его лицо. А с неба опускается еще один ангел!..

   – Дай угадаю – твоя бабушка? – монолог прервал хриплый, но родной голос.

   – Леша!!! – я соскакиваю со стула так, что он с грохотом переворачивается.

   Глаза привыкли к темноте, и поэтому я прекрасно видела его лицо с открытыми глазами и легкой насмешливой улыбкой на губах.

   Я была просто в не себя от радости. Очнулся!!

   – Он самый, – насмешливо подтвердил парень.

   Боже, как же я соскучилась по его голосу! И по взгляду тоже...

   Он поворачивал голову, щурясь, рассматривая стены и потолок.

   – Где я? – с нотками непонимания спрашивает.

   Я тут же с готовностью поясняю.

   – В больнице. Тебе стало хуже, пришлось вызвать скорую.

   – Вот как... – задумчиво протягивает он. Переводит взгляд с меня на потолок. Долго смотрит на него и молчит.

   – То есть, – заговаривает он снова, – все это был не сон? Что я позвал тебя на улицу, чтобы, наконец, все сказать, меня чуть не сбивает снегоуборочная машина, я падаю в воду, спасаясь от ее ковша, потом меня вытаскивает какой-то незнакомый воняющий мужик, а потом меня начинают раздевать твои мама и бабушка, и вливают в рот какую-то гадость, от которой у меня чуть желудок в трубочку не свернулся... Это было на самом деле? – Парень говорил таким тоном, что становилось понятно – он очень сильно сомневается в собственных словах. Только все это действительно произошло на самом деле, о чем я и говорю вслух.

   Он в ответ начал хохотать, правда, смех очень быстро перешел в надрывный кашель, от которого парень сгибался пополам и хватался за грудь. Я было придвинулась ближе в желании хоть как-то помочь, но он жестом остановил меня.

   Еле откашлявшись, парень устало откинулся на подушку.

   – Вот же... – голос его стал еще более хриплым и едва узнаваемым. – Что за дрянь со мной происходит?

   – Врач сказал, что у тебя воспаление легких. – Слова дались нелегко. Как можно говорить спокойно о таких страшных вещах? Я опустила голову. И ведь все... – Все из-за меня... – тихо выдохнула.

   – Из-за тебя? – переспрашивает он. – Что за глупости?

   Поднимаю глаза и сталкиваюсь с внимательным взглядом. В котором нет ни капли укоризны, а ведь должна быть!

   – А как иначе? Ведь именно по моей глупой просьбе ты приехал! – Я и только я виновата. Я не хотела понимать очевидных вещей, вот и... доигралась. – Если бы не приехал...

   – Если бы не приехал, то многое потерял, – прерывает он. – И я бы не решился так скоро тебе признаться! – Он перевернулся на бок, привстал на локоть и поддался с таким серьезным выражением перед ... ко мне... но быстро упал на кровать, чертыхнулся и ударил по одеялу руками. – Только все равно не получилось, – едва слышно сказал, но я все равно услышала.

   – В чем признаться? – с замершим сердцем спрашиваю. В голову сразу полезли вчерашние ночные размышления и один большой вывод из них. Может, он... Нет, бред... Глупая девчонка, разве можно быть такой мечтательницей?!

   Скосила глаза на парня... он смотрел на меня в упор и, кажется, заметил богатую гамму чувств, промелькнувшей на моей лице.

   Только бы ничего не понял!

   Парень словно прочитал мои мысли и усмехнулся.

   – В том, что ты, – он на буквально на мгновение отвел взгляд, мазнув большим пальцем по нижней губе и сразу же убрав руку. И вот он уже снова смотрит в мои глаза. – Ты стала в этой жизни одной из небезразличных мне людей. Можно даже сказать – самой небезразличной. И хотел спросить, как ты относишься ко мне.

   Меня словно стукнули, как того водилу, обухом топора по темечку – такой оглушительный эффект произвело неожиданное признание. В ушах шум, в голове пустота, а сердце все замедляет свой стук, замедляет, замедляет...

   Он прервал контакт наших глаз и перевел взгляд на потолок. Только легче от этого стало не намного.

   – Но ты не отвечай сейчас. Потом. Подумай. Дашь ответ после того, как я приду в себя и вырвусь из этих четырех стен.

   Это происходит не со мной... Точно! Нужно ущипнуть себя за руку и сразу же проснусь! Протянула пальцы в другой руке и со всей силы ка-ак щипанула себя, и чуть не взвыла от боли.

   Нет. Не сплю. Все происходит на самом деле.

   Он реален. Услышанные слова – тоже реальность. Но поверить в это было намного сложнее, чем списать происходящее на сон.

   Немного помолчав, он попросил:

   – Не приходи сюда два дня. Прошу. А этой ночью... побудь рядом.

   Я ничего не успеваю сказать – он уже перевернулся на другой бок. Да и разве сумела бы выдавить из себя что-нибудь членораздельное?..