Текст книги "Солнечный листопад-1 (ч.1-6) "

Автор книги: Елизавета Левченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 45 страниц)

   Договорить мне не дали, в каморку влетела мама, бабушка, тетя – здравствуйте, это когда вы успели приехать? – и папа. Сразу стало тесновато даже для того, чтобы дышать. Меня отодрали от котелка и потащили в жилые комнаты. Там заставили переодеться. Парня тоже – ему предоставили папину одежку. В итоге я булькала чаем, чтобы не засмеяться в голос, когда он явился на кухню в коротком, что в штанах, что в куртке, спортивном костюме. Я-то была в своей одежке. А вот мама и бабушка разразились радостными возгласами, как же ему идет... Тихо сижу и булькаю чаем. Если что-нибудь скажу, они ведь меня стукнут за издевательство над их новым любимчиком! Ему тоже налили чаю... парень к нему немного подозрительно принюхался, но глотнул... Я молчу. Отогреваюсь. Чай-то нормальный.

   Тетя, оказывается, не уезжала, потому что ждала Немрина – хотела отвезти "мальчика" домой. Но в результате нашего, хотя причем тут я – его намокания, тетя уехала ни с чем, а парень остался ночевать в нашем доме. В моей комнате!!! В моей... кровати... Пока я пребывала в ступоре, мама уже вошла в комнату и начала перестеливать белье. На вой "Зачем??" она, не отвлекаясь от дела, ответила, что не хочет стеснять гостя. "А я??" Последний вопрос был риторическим.

   Меня определили в бабушкину комнату. Постелили на полу матрасик, дали подушку... даже не мою. Моя лежала на моей же кровати.

   Хотелось биться головой об стенку, стол, или другую твердую поверхность.

   Он в моей комнате. Спит на кровати, на которой я спала. А я... я потом буду спать на кровати, на которой спал он!! Особенно, после случившегося сегодня... о чем вспоминаю и сердце стучит слишком быстро, хочется забиться в угол, чтобы тихо повыть. Никогда такого не хотелось, а вот же!

   Совсем запуталась. Так и знала, что это когда-нибудь случится.

   Я сидела в бабушкиной комнате, не решаясь выйти. Ведь обязательно встречу Немрина, а я совсем не хочу еще более сильного раздрая в душе. Надеюсь сохранить хотя бы иллюзию покоя. Но... Не выдержала. Потому что хотела увидеть его.

   Когда потух свет, а бабушка засопела, я тихонько прокралась из комнаты в гостиную. В нее выходили двери из ее комнаты, моей, братцев и коридора. Тишина, и скрип половиц глушающ, я так боюсь, что меня заловят... Но крадусь дальше. Очень тихо открываю дверь и заглядываю внутрь, готовая сорваться с места и убежать. Свет выключен. Спят... судя по заливистому всхрапу одного из братцев из соседней комнаты. На цыпочках подходу поближе к своей кровати.

   Я только гляну одним глазком. И уйду.

   Шторы опущены, темень такая, что шагала только по памяти, ничегошеньки не видя впереди.

   Еще немного подойду...

   Я увидела его. Спал совсем как ребенок, распихав подушку и одеяло в разные стороны. Золотистые волосы раскинулись, мама бы сказала – художественно. Если бы умела рисовать, то обязательно взяла бумагу и краски. Если бы было чем сфотографировать – сделала бы фото. Но я не умела первого, не имела второго, и оставалось только затаив дыхание наблюдать... до чего же я докатилась...

   Не представляю, сколько стояла вот так. Простояла бы и дольше, но здравый смысл посоветовал уйти, и я ему последовала.

   – Спокойной ночи... Леша, – шепнула у двери. Захотелось еще раз назвать его по имени. Глупая блажь глупой девчонки.

   Хорошо что дверь в эту комнату не скрипела, иначе я бы точно выдала свое присутствие... думала я за секунду до того, как раздался приглушенный насмешливый голос парня:

   – И тебе сладких снов.

   Из комнаты я вылетела вместе с последними звуками его голоса, забилась под одеяло на своем матрасе и прижала обе руки к груди, всерьез опасаясь, что сердце проломит грудную клетку.

***

   Спала я этой ночью плохо, беспокойно, и поэтому мне грозило "насладиться" утренним концертом бабули на полную катушку. Вот скрипнула кровать, споро зашаркали тапочки... она забыла закрыть дверь, так что шарканье слышала еще долго, пока бабуля не дошла до своих обожаемых плантаций. Про себя отсчитываю две минуты – именно через столько она должна затянуть очередной отрывок из классики. К сожалению, классических мелодий бабуля знала много, в молодости была их любительницей...

   Протяжный вздох, разнесшийся по всей квартире. У меня, против воли, мороз пробежал по коже и волосы встали дыбом, как иголки у дикобраза. Первый, пробный вой... и бабуля потусторонним голосом визгливо затянула Бетховена, прекрасно и печально известную Лунную сонату. Она любит эту мелодию и часто поет своим кактусам. Им побоку, что выслушивать, а бабуле дополнительное удовольствие... Только признать в этом тонком, выворачивающем наизнанку визге трудно признать труд знаменитого музыканта.

   Накрылась с головой, еще и голову под подушку засунула, но бабулин голос, похоже, колебался в частотах, для которых проникнуть через подушку было не проблемой.

   Бросив гиблое дело, раскрылась и уныло уставилась в потолок. Сколько там она обычно поет? "Два часа... всего лишь два часа перетерпеть", – уговаривала сама себя. Спать хотелось немилосердно. Но разве в такой обстановке заснешь? Поворочавшись какое-то время, решительно села. Подушка свалилась с лица и шлепнулась рядом. Бабуля начинала сонату уже во второй раз...Ей бы в "Призраке Оперы" подвывать, у мамы в театре! Уверена, постановка будет иметь небывалый успех... если в зале после ее воев еще кто-то останется.

   Просто пялиться в потолок было тоскливо. Я решила прогуляться до туалета, а потом завернуть на кухню и выпить чаю. Все равно делать нечего.

   Чтобы стало хоть немного полегче, заткнула уши, убрав пальцы только для включения в коридоре света... Лампочка с громким треском лопается и все вновь погружается во тьму. Вкупе с Лунной сонатой это произвело... оглушительное впечатление. Как обухом топора по темечку и лезвием по сердцу. Скоро мне придется таскать бабушкины капли!

   Странно... когда я проходила через открытую нараспашку дверь, это чувство не покидало меня. Обычно старушка только чуть-чуть приоткрывала ее. Но я выбросила это из головы, как несущественное.

   Зря.

   Поняла я это после, и зареклась с тех пор не обращать внимание на все мелочи, выбивающиеся из понятия обычный. Буду обращать, еще как. Хватит испытаний моему бедному сердцу! Немрин бегал вокруг стола, а я нагло пользовалась ситуацией и командовала, где находится чай и лечебные конфеты. Обычно я никогда не наглею, но это особый случай... Парень не смел возражать. Чувствовал свою вину...

   А произошло следующее.

   Я вышла в коридор, не заподозрив ничего плохого в раскрытой двери. Зашагала дальше, кляня лампочку на все лады. Тапочки из-за нее были не найдены, и пришлось шагать босиком по бетонному полу. Радость та еще, бетон был обжигающе холоден, словно самый настоящий лед. А еще грязный, весь в песке – ночью натопали. На каком-то там шаге в наступила в лужу растаявшего снега. Брызги поднялись до колен. Сосчитала сквозь зубы до десяти, два раза начиная заново – бабушкин вой сбивал со счета. Досчитала. Вытащила ногу, которая уже как-то подпривыкла к водичке, пошла дальше... Только шла недолго.

   В общем, наш дом – немецкий. Как, впрочем, почти все в нашем поселке. А во времена, когда они строились, туалеты были не так распространены, как сейчас. Так что такой замечательной вещи, особенно в зимний период, в домах не предусматривали. Удобства во дворе. Комнат в нашем доме мало, всего шесть. Все заняты: одна Толи с Лежиком, самая маленькая – моя, другая бабушкина, еще одна родительская, самая большая – это наша гордость, зал, чуть уступающая залу – кухня с огромным круглым столом, кладовка. И широкий, чуть ли не как моя комната, коридор. Как понятно, комнаты для туалета не нашлось, но великий придумщик по имени мама предложила отгородить от коридора кусочек пространства и обустроить там туалет. Ее дружно поддержали и папа начал стройку... Через месяц, к радости всех нас, комнатка уединения была готова. Вот только великие работнички что-то напутали в расчетах, передвинули дверь немного не туда, добавили решающие пятнадцать сантиметров опять же не туда... В итоге получилось, что коридор стал П-образный: широкий до расположенного, каким-то макаром, в середине туалета и узкий, в сорок сантиметров, рядом с комнаткой, а дальше опять нормальный. Бабушке приходится проходить в него боком – уж очень, хм, добрая у нее фигура.

   Итак, я подошла к этому проему. В темноте. И чтобы не напороться на угол, прислонилась спиной к стенке, так и шла дальше. Дверь в туалет пробили неудобно, рядом с дверью в котельную тире плантации. И за это на короткое время я хотела папу стукнуть чем-нибудь тяжелым.

   Я продолжала идти, прижимаясь спиной к стене. Смотрела вперед. И когда почти прошла узкое месте, заметила впереди что-то... белое. Бабуля завывала. Белое приближалось. И оно... светилось? Сердце испуганно замерло. Это самое белое имело контуры человеческого тела, но не было похоже на фигуру бабушки. Да и не могла она это быть... как никто из домашних. Слишком... высокое.

   В голове стремительно проносились мысли, но проносились они так быстро, что я никак не смогла ухватить их за хвост. Кроме одной. Логическая цепочка полусонного мозга: вой, белая фигура, давний рассказ мамы о потусторонних силах. И логичный вывод.

   При... приведе-е-ение??

   И тут происходит несколько вещей. Я с громким плюхом наступаю на очередную лужу. Белое медленно разворачивается... такой ужасной рожи я никогда не видела. Она больше всего была похожа на маску из фильма Крик: такие же черные провалы глазниц, щель рта, вытянутая как будто в крике, и белое, до зелены, лицо.

   Естественно, я поступила как любой нормальный человек, увидевший подобное – заорала так, что у самой в ушах зазвенело, и даже переплюнула по громкости бабушкин вой. Приведение перестало светиться и как прыгнуло ко мне. Я молниеносно схватила с груди крестик и выставила его перед собой, зажмурившись...

   – Соня, это я, успокойся! – воскликнуло оно... подозрительно знакомым голосом. Разлепила один глаз, чтобы убедиться... Это и правда был Немрин, собственной золотоволосой персоной.

   – Ты?!! – выдохнула, остро жалея, что рядом нет ничего, чем можно его стукнуть.

   – О-о-о... Милок... Вну-у-ученька...

   Мы с ним синхронно обернулись. К нам медленно шла бабуля. Все было при ней: и белый сав... белая ночнушка, зеленая лейка, которую она так и не выпустила, всклоченные после сна волосы – а зачем ей причесываться, если все равно никто из домашних так рано не встает? – и подвывающий замогильный голос, еще не отошедший от пения. Даже меня ее вид пробрал. А парень... нет, он не стал орать, он только тихо охнул и застыл столбом, вперив невидящий взгляд в бабулю...

   – Сонь, еще раз, на правом или на левом ящике? – натянуто спросил он, балансируя на спинке стула. Да, потолки у нас высокие, шкафы повешены высоко: там обычно пряталось самое ценное. И конфеты с колядок тоже.

   Прихлебнув чай, меланхолично отвечаю:

   – Слева.

   Конфет, которые все же достали, я съела под штук десять... может больше. Не считала. Я заедала стресс. А когда даже со стрессом от съеденного уже подташнивало, решительно встала и направилась досыпать дальше. После случившегося и горячего чая что-то потянуло...

   – Тебя проводить? – якобы заботливо спросил Немрин. Как будто я не слышу, как в голосе смех пробивается!

   – Не надо, – отрезаю.

   Никаких приведений не существует! Теперь это я знаю точно. А все увидевшие их – просто жертвы шуток своих друзей!

   Бухнулась на матрас, отбив весь бок, шипя, завернулась в одеяло и мгновенно уснула.

***

   Утром меня разбудила палка бабушки.

   – Сонька, вставай! Мамка зовет завтракать!

   Палка попала по ребрам, а силы у старушки не занимать, и я окончательно проснулась.

   – Баб, а что, понежнее нельзя было? – хмуро спрашиваю.

   – Тяжело нагинаться! – был твердый ответ.

   Знаю я ее "тяжело"! Так и сказала бы – лень. Я что, не видела, как она бегает, когда узнает, что в магазин привезли новые кактусы? Их, между прочим, привозят специально для нее.

   Вовремя я вспомнила, что в доме есть гость, да еще какой, и не вышла всклоченная, в ночнушке... и пусть, что он ее уже видел. Так что на кухню я пришла в более-менее нормальном виде, и обалдела от обилия на столе. Тут и оливье, винегрет, лазанья, обожаемая папой, сельдь под шубой – в общем, классика нашего праздничного стола. Вся семья сидела в сборе, ну разве что мама хлопотала над растерянно улыбающимся парнем, подкладывая ему то салатов, то горячего, порой забывая и подкладывая по второму кругу.

   "Все... – думала, садясь на ближайший стул, – обаяние подействовало окончательно... Прощай, мама!"

   Мне никто подкладывать не собирался, мама заметила гору еды на тарелке и, виновато улыбнувшись, поставила ее перед парнем, а сама с ясно написанном на лице чувством выполненного долга села на место.

   И кто бы подумал, гора еды, которую я бы ела день, была сметена аппетитом Немрина. В него еще и чай с конфетами утрамбовался!

   А мне конфет зажилили...

   После завтрака ему нужно было ехать. Автобус уже скоро подъедет к остановке.

   Я со смешенными чувствами стояла в стороне, наблюдая как он собирается. Только смешанность как-то быстро распадалась на отдельные, очень даже осмысленные куски.

   "Не хочу, чтобы уезжал". Но здравый смысл аргументировал: "А разве у него есть причины оставаться?" Нет.

   "Нет", – твердо повторила за здравым смыслом.

   Все переживания глупы, потому что... глупы и все тут!

   До остановки пришлось его провожать. Всю дорогу парень молчал, я тоже не изъявляла особого желания болтать. Для разговора нужно думать, а я старалась этого не делать. Чтобы глупых мыслей не возникало.

   На остановке толпились люди, на удивление много. Мы пришли рано... к моему сожалению. Вот бы сразу сгрузила его на автобус и спокойно ушла домой. Спокойно бы жила дальше, без всяких волнений...

   Сжала ладони в кулаки, ногти до боли впились в кожу.

   Вру сама себе. Разве не я лезла на стенку, когда его не было рядом? Разве не я так стремилась его увидеть?

   – Сонь, – парень отвлек от этих невеселых размышлений. Я подняла голову, делая безучастное лицо.

   Немрин стоял, засунув руки в карманы и перекатываясь с носка на пятку туда-сюда, как маятник. И смотрел куда-то вдаль.

   Да говори ты уже!

   – Скажи... – он снова медлил говорить дальше. Я не понимала, что происходит. Что за неуверенность? Даже смешно. У него?? Но вот, он продолжил, наконец-то: – Скажи, почему ты называла меня Лешей? Ты же знаешь, что мое имя Алекс. – Он обратил на меня серьезный и ожидающий взгляд. Тяжелый, такой, что вдавливал в землю. Он произвел на меня очень сильное впечатление, и я неожиданно начала оправдываться:

   – Просто я подумала, что странное у тебя имя, не русское. А еще подумала, что ты его просто переиначил, а на самом деле по-другому зовут... Вот и решила позвать.

   Парень чуть улыбнулся.

   – Вот оно что... – Из-за поворота выехал автобус. Народ потянулся в краю тротуара. Только он стоял на месте. Автобус подъехал и остановился. Люди столпились у открывшихся дверей. Парень смотрел на толпу, не стремясь к ним присоединяться. Я уже с капелькой радости подумала, что он никуда и не собирается...

   – Так называла меня моя няня. Давно, еще в детстве, – тихо сказал он.

   – Значит... так называть тебя нельзя? – осторожно спрашиваю.

   Немрин потрепал меня по голове и все-таки направился к уже опустевшим дверям. Все желающие расселись.

   – Можно. – Громко говорит он. – Тебе можно.

   Смотрю, как он расплачивается с водителем и проходит в салон, занимает место у окна, которое выходит на остановку... на меня. Автобус словно ждал, когда он сядет – двери закрываются, урчит мотор.

   Ноги подгибаются. Я с внезапной, но запоздалой ясностью понимаю, как же не хочу, чтобы он уезжал. Вспомнилось все то, что я чувствовала до его приезда. И что когда сидела к нему близко-близко и слушала быстрый стук сердца.

   К горлу подкатил обжигающий комок. Глаза начала заволакивать пелена... слез?

   Не плакала столько лет... уже забыла, как же это больно.

   Автобус тронулся.

   Не уезжай...

   Почувствовала, как слезы уже катятся вниз и стремительно отворачиваюсь. Не хочу, чтобы он видел.

   А когда звук мотора окончательно стих, резко оттираю их рукавом и бегу к дому.

Часть третья. Осознание и шаг вперед

11

   Экран мобильного зажегся и телефон разразился трелью. Я сидела вжавшись в стенку так далеко от него, как только могла, и косилась на мобильник, словно он был свернувшейся в клубок змеей, готовой вот-вот броситься.

   Краем глаза замечаю, как Толик с видом страдальца заглядывает в свою комнату.

   – Сестрица-устрица, ответь ты уже! А то ужасные звуки твоего позывного отвлекают меня от чтения!

   – Перетерпишь! – огрызаюсь, продолжая буравить взглядом мобильник.

   Толик знает, что в таком состоянии спорить со мной бесполезно и даже опасно – я ведь и врезать могу – и со вздохом разворачивается.

   Телефон замолк. Вздохнула с облегчением... и с замиранием стала ждать следующего звонка.

   Они раздавались несколько раз в час, бывало звонок был только один и я нервно грызла уголок подушки, которую сжимала. Но перезванивать я не стала... Не-е-ет, все, хватит!

   Все началось с того, что я прибежала домой после того, как проводила Немрина, и закрылась в комнате братцев, и завалилась спать на одной, проигнорировав кровать в своей комнате. Пока не перетрясу матрас, подушку, одеяло, а белье не заменю – никто туда не заманит! С мгновения, как только перешагнула порог дома, я твердо решила – больше никаких мыслей об этом парне. Запрещено. За нарушение буду биться головой о стенку. И билась. Когда голова совсем разболелась, легла спать. К счастью ничего не снилось, и вечером я проснулась почти счастливой и забывшей все. Радостно вышла на кухню, чтобы найти что пожевать... И нужно же было домашним именно в это время завести разговор о этом парне. Обсуждать какой он хороший, умный, мама вставила свои пять копеек о том, какой он удивительно красивый, бабушка мечтательно добавила, что если бы она была помоложе... Мама одернула ее и с задумчивым видом протянула, подперев рукой подбородок, какие, наверное, будут красивые внуки... Это стало последней каплей. Я со всей злости треснула ложкой о плиту. Семейство дружно с удивлением развернулось ко мне, будто вообще только заметили мое присутствие. А я, между прочим, тут с самого начала стояла!

   – Больше никаких разговоров о нем в моем присутствии! – рявкнула. – Ясно?!

   Мама похлопала глазами.

   – Сонечка, ты чего? Что случилось?

   Что случилось?! Она еще спрашивает что случилось! Да жизнь моя катится в тар-тарары, а так – ничего особенного!

   Злость все разрасталась и разрасталась, я бы точно что-нибудь разбила или нагрубила, поэтому выскочила из кухни, вновь выставила одного из братцев и заперлась в комнате. На ключ.

   А там, где ни единая душа не могла меня видеть, взяла и... разревелась.

   В тот момент я поняла, что не думать о нем не смогу, как бы не старалась. К сожалению, это выше моих скромных сил.

   Как же тогда мне было плохо, тоскливо, больно... Снова и снова вспоминала тепло его куртки, его рук, которое я чувствовала даже сквозь шубу... оно словно прожигало ее насквозь. И отпечаталось на коже. Сейчас следы его рук просто горят. Я понимаю, что это невозможно, что я надумала, такого не бывает... Могла уговаривать себя как угодно долго, но поверить в свои же слова не могла. Я тогда словно разделилась на две половины: одна я уговаривала себя, другая отпихивалась от этих слов, трепетно храня воспоминания, чувства, постоянно вспоминая их, и планомерно доводя себя до крайней точки.

   Что будет после этой самой точки – я не знала. Но что-то страшное.

   Не выдержала и ушла на свою кровать. Завернулась в одеяло, под которым спал он, уткнулась носом в подушку, еще сохранившую запах его волос. Я вдыхала этот запах, поливала подушку слезами, вдыхала снова... Вспоминала как же мне было тепло, когда он обнял меня, и сжималась в комочек от холода. Он был всюду, леденящий холод, замораживающий тело слишком быстро. И только в груди все горело огнем. Я заботливо прижимала руки, чтобы защитить это тепло от окружающего холода, сохранить в целости самое ценное, что у меня было...

   Среди ночи я проснулась резко и неожиданно. Спустила ноги на пол, встала. Прошла в зал, – Толик зачитался и храпел на диване, не потрудившись уйти в свою комнату, – замерла напротив окна... долго смотрела на непроглядную тьму. И скосила глаза на домашний телефон. Кое-какая мысль появилась в голове, очень дурацкая, но смотря из будущего я понимала – разве мне было тогда до этого дело? В памяти телефона сохранился входящий номер парня. Сбегала в комнату, вернулась с мобильником и с него набрала номер – не хотела, чтобы он знал, что звоню именно я. Это было важным.

   Гудки. Я отсчитывала их. И вот послышался треск и сонный голос парня.

   – Да?

   Я испуганно молчала. Да я и не собиралась говорить, как оказалось. Он молчал. Я молчала и дышала в трубку, как заправский маньяк.

   Шуршание.

   – Я знаю, что это ты. Записал все номера в вашем доме. – Сердце ухнуло в пятки. Я вцепилась в мобильник так, что он хрустнул. Голос парня стал обеспокоенным. – Что-то...

   Быстро захлопываю крышку, обрывая связь. Панелька на крышке отлетает в сторону и теряется в темноте, а я еще долго ползаю по полу, пытаясь ее найти и заодно успокоиться. В процессе поиска голова немного проветривается и мозг возвращается. Только опять поздно.

   Телефон зазвонил через буквально пару мгновений. Конечно же, я испугалась и не отвечала. И еще раз. И еще.

   Ночью больше звонок не раздавался.

   Но днем... вот как раз днем и началась серия ежечасных звонков, которые раздражали всю семью – все же щель под дверью была большой, – а для меня стали очень важной частью жизни. Толик еще несколько раз просил выключить хотя бы звук, но разве ему объяснишь, что я не могу этого сделать? Просто... эта незатейливая мелодия как спасение. Потому что я знала, что звонит он. Звук звонка был сродни его голосу, который не находила сил услышат снова. Но как же хотела!

   В четыре дня телефон замолк. И эта гробовая тишина повисла в комнате надолго. На три часа. Умом я понимала, как, наверное, со стороны смешно звучит... вот только для меня эти три часа растянулись в бесконечность. Наполненные нарастающей тоской и мыслями о нем. До такой степени, что воспоминания уже видела с открытыми глазами.

   Колотило от холода. Болела голова. А я смотрела только на лежащий рядом телефон, ждала, когда он зазвонит снова. Я уже даже пообещала, что отвечу!.. Но – не звонил.

   И на третий час я опять вошла до крайней точки, когда не соображала, что делаю.

   Вытянула руку из-под одеяла, пальцы зависли над телефоном. Я еще раздумывала... Но ведь мозг ушел, и значит контролировать меня было уже нечем... Схватила мобильник, открыла, нажала "отмена", чтобы скрылась табличка с "34 пропущенными", зашла в телефонную книгу, нашла нужный номер.

   Создать сообщение. Пустой экран. И я быстро набрала:

   Пожалуйста приезжай мне плохо

   «... без тебя» – так и осталось только в мыслях. Вдавила «ок». Осторожно прикрыла разломанную крышку и положила мобильник на старое место. С улыбкой повернулась к стенке...

   Вот только с каждой минутой до меня все сильнее доходило, что же я наделала.

   Но снова было слишком поздно.

   Хочу, чтобы смс-ка не дошла!!!

   Или...

   Я разулыбалась. Ну конечно же! Даже если она дойдет, как будто этот парень сорвется и примчится сюда? Нет! Любой нормальный человек не будет ездить к кому-то полузнакомому по глупой его просьбе! Да и если что – автобусы после семи не ходят!

   И от облечения забылась крепким сном.

***

   Мне снился сон... такой хороший. Вокруг меня облака, кучерявые, пушистые, такие мягкие... нежный золотисто-розовый свет пробивался откуда-то снизу, подсвечивая облака. Я шагала по ним, едва-едва касаясь кончиками пальцев самых краешков. Небо над головой заменяли те же облака, только более золотистого оттенка. Они лениво бежали куда-то вперед... И я бежала за ними, смеясь и перепрыгивая с облако на облако... с облако на облако... с облако... Вдруг, за одним, особенно большим и красивом облаком, обнаружился ангел. Он был прекрасен и так похож на святых с икон... И на одного человека, так волнующего меня. На нем белоснежная тога, а в волосах покоился лавровый венок. За спиной его были небольшие крылышки, а в руках ангел держал арфу, и с печально-возвышенным лицом перебирал струны. Завораживающая мелодия разливалась вокруг.

   Я замерла, а потом спряталась за облаком, наблюдая на ангелом.

   Вот он отложил арфу... только что-то она мелковата была, – пронеслась мысль, но я тряхнула головой. Раз у ангела такая – значит нужно. Он поднял печальное лицо и посмотрел вдаль. А вдали показался еще один ангел, уже женщина. Прекрасная, как он, только не с белокурыми волосами – а с рыжими. Она спускалась с неба, как по невидимой лестнице... и каждое ее движение было самым изяществом.

   – Она странно себя ведет... – обеспокоено пропела она, протягивая руки к ангелу. Он берет их в свои и помогает ей ступить на облака.

   Что-то знакомый голос.

   Но я тряхнула головой опять. Не может быть, чтобы я знала голоса ангелов. Разве я их видела прежде?

   Белокурый ангел отступил к арфе и вновь начал играть с возвышенно-печальным лицом. Его игра была настолько по-неземному совершенна, что рыжий ангел прослезилась, воздев руки к верхним облакам.

   – Уже почти день из комнаты не выходила!

   Как же трагично это прозвучало!.. Столько боли в ее голосе, беспокойства о неведомом!

   Я чуть не прослезилась от переполняющих меня чувств следом за ангелом...

   Стоп. Я что-то не понимаю, или причем тут вообще комната и кто из нее не выходил? Какие комнаты на небесах?

   Белокурый ангел отставил одну руку, другой, правда, продолжая перебирать струны. И протянул ее к другому ангелу.

   Какое же прекрасное у него лицо...

   – Я с ней поговорю. – Серьезно отвечает. – Оставите нас?..

   Звук открывающейся двери и облака стремительно исчезают, а на их месте возникает совершенно другая картина: темнота вокруг, только маленькая дырочка света в ней, и совсем близко серые обои в цветочек.

   Это что, был сон?!

   – Да, да, конечно, – суетливо говорит кто-то голосом рыжеволосого... тьфу, голосом мамы. Да мама это и есть!

   А вот ее собеседник...

   – Спасибо, – вежливая благодарность и звук закрывающейся двери.

   Он!!!

   Перестаю даже дышать, не то что двигаться. А ведь хотела вскочить, и уже приготовилась это сделать!

   Так... главное – не двигаться. Я не совсем понимала, зачем мне нужно не двигаться, но послушно замерла.

   Тихие шаги. Пауза. Еще пара шагов. Пауза. Кровать просела рядом со стопой, он опустился на матрас, едва ее не придавив. Ойкнула, но продолжила лежать как раньше. Кто бы знал, чего мне это стоило!

   Тягостное молчание.

   Время я отсчитываю по громко стучащему сердцу.

   Кажется, прошла минута.

   – Соня? – зовет он. Я испуганно молчу. Парень решает продолжать. – Что случилось? Почему тебе плохо? Ты забо...

   Я больше не выдерживаю и вскакиваю – не могу уже лежать без движения в таком скрюченном состоянии! Подушка отлетает в сторону, одеяло сползает с макушки на плечо, а я во все глаза смотрю на округлившего глаза парня.

   Смотрю... смотрю...

   Мир такой унылый, а он разбавляет эту серость.

   Только один...

   Тот, кто нужен мне.

   В мозгу что-то перемкнуло, и я бросаюсь на него, раскинув руки. Только бросок получился такой силы, что я, вцепившись в парня, сношу его на пол.

   Он ойкнул. Я лежу на нем, как на матрасе, обвив его шею руками, и совсем не хочу отпускать. В голове – только желание обнимать его и вдыхать снова и снова родной персиковый аромат. И счастливо улыбаться.

   Он здесь... рядом. Как я и хотела.

   Приехал.

   Парень лежит и не делает попыток ни вырваться, ни стащить с себя тяжелый груз – то есть меня. Я не сползаю тоже, мне все равно. Знаю, он оттолкнет меня через какое-то время... Но сама не уйду. Так... хорошо. И спокойно.

   Но я не ожидала, что теплые руки лягут на талию и на плечи, прижимая меня в ответ.

   – Так соскучилась? – более низким, чем обычный, голосом говорит он над самым ухом.

   Киваю. Что уже скрывать.

   – Тогда почему не отвечала на звонки?

   Отрицательно мотаю головой.

   Он молчит.

   Чуть помедлив, спрашиваю:

   – Ты, наверное, думаешь сейчас – а зачем вообще я сюда приехал? Да?

   Тихий, серебристый смех. Он обнимает еще крепче.

   – Честно говоря, я так думал пару минут назад, когда ты притворялась спящей. А теперь уже нет. – Голос приближается к уху, уже щекоча его горячим дыханием. Было щекотно, но еще и... волнующе. – Совсем не жалею, – выдыхает он так близко, что кажется – еще немного, и коснется...

   Разрываю кольцо рук и отпрыгиваю назад. Парень садится и кривит губы в ироничной ухмылке, прикрыв совсем наглые глаза.

   – Дурак! – возмущенно восклицаю и кидаю в его лицо нащупанную на полу подушку. А парень ловит ее в полете и смеется в ответ, касаясь большим пальцем уголка рта, полностью довольный своей выходкой.

   Невольно и у меня смешок вырывается – разве можно сердиться, когда смеется этот парень?

   – Ты странная... Самая странная девушка из всех, каких знаю! – сквозь смех выдавливает он.

   Я надулась.

   Вот спасибо.

   Немрин встал. И вот уже он говорит вполне нормальным голосом, без смеха.

   – Пойдем прогуляемся. Хочу кое-что сказать тебе.

   – А тут нельзя? – хмуро спрашиваю, отводя взгляд от окна и того, что за ним царит. Еще одна метель.

   – Много ушей, – подмигивает он с совершенно лукавым видом. – Собирайся. – И выходит прежде, чем я успеваю что-либо возразить.

   Дверь закрылась. Я еще какое-то время смотрю на нее... медленно, со скрипом прокручиваю в голове случившееся за последние десять минут... И с тоской кошусь на стенку. Почему, ну почему я до такой степени отбила мозги, что сама, САМА бросаюсь на парня, да еще поваливаю его на пол, сама внаглую разваливаюсь сверху и обнимаюсь, не чувствую ни капли смущения?! Зато теперь им наслаждаюсь в полной мере...

   – Ты еще не оделась? – в дверном проеме возникает лохматая голова нарушителя моего внутреннего спокойствия. Парень окидывает меня внимательным взглядом, сам себе кивает и голова исчезает. Я посмотрела на свою пижамку... вздохнула и пошла к шкафу переодеваться. Закрыв дверь на ключ перед этим. Для внутреннего спокойствия.