Текст книги "Солнечный листопад-1 (ч.1-6) "
Автор книги: Елизавета Левченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 42 (всего у книги 45 страниц)
Звонок умолк – услышала я как сквозь вату, – но почти тут же заорал его мобильник. И на этот ор было невозможно не обращать внимание. О, как же я возненавидела этого неизвестного звонившего! Парень с трудом оторвался от губ и убрал руку с моего лица, заведя ее назад, и достал надрывавшийся телефон. Но смотрел на него долго. Не выключил звук, а тихо выругавшись: "Dam" it!", поднес его к уху. И одновременно с этим садясь, отпуская меня на волю. Только разве я этого хотела?
– Да! – обозлено рявкнул он. Молчание. Я одернула футболку, чтобы больше не открывала живот – проснулась стеснительность, – и тоже села. Короткий взгляд в мою сторону. – Зачем она тебе? Мари... – Леша громко выдохнул и верхнюю часть лица согнутой рукой. – Хорошо. Нет. Я спокоен, – медленно сказал он, проговаривая каждую букву. Молчание, в течении которого я следила за выражением его лица. Только ничего не было понятно. И вдруг парень как рявкнет: – А вот чем я занимался до этого, тебя не должно касаться! – Он отвел руку и я увидела, как, вернее – насколько он зол. Помню только один случай, когда я видела похожее выражение лица – в спортзале, рядом с Милой.
Леша протянул удивленной такому ему мобильник со словами:
– Тебя. Сестра.
Меня? Мари? Но... зачем?
Парень развернулся ко мне спиной.
– Соня, иди к себе в комнату. Пожалуйста, – тихо попросил. И было в этих словах что-то, что я все вопросы решила заглубить подальше и сделать то, что он просил. Голова остудилась и в нее ворвались такие мысли! Как я себя только не обзывала...
Прикрыла за собой дверь, зажмурилась и что есть силы забила кулаком в лоб. Ведь еще немного, и...
Так, все, спокойно. Не нужно давать другим понять о своем состоянии.
Я прокашлялась и поднесла телефон к уху.
– Да?
Спустя пару секунд раздался осторожный и приглушенный голос Мари:
– Я помешала?
Я закрыла глаза и шагнула назад, прислонившись к стене. Помешала?..
– Да нет... – усмехнулась, – скорее ты уберегла меня от одного поступка, о котором я утром стала бы жалеть, – и я говорила то, что думала. Как и сказала недавно Лена – на утро, когда очарование ночи прошло бы, я жалела, что... произошло все так быстро и неожиданно.
Не знаю, что она такого услышала в моих словах, но девушка очень тихо и напряженно сказала:
– Прости.
Услышав это короткое слово, я напряглась. Мари никогда не говорила таким обреченным тоном. И это неспроста.
– Что-то случилось? – осторожно спросила. Молчание. И я бы подумала, что она отключилась, если бы не услышала ее тяжелый вздох. Так что я терпеливо ждала, когда она заговорит, кажется, начиная немного волноваться.
Мое отношение к Мари может показаться странным, но... Леша – он родной и его сестра воспринимается мною как... как член семьи, что ли? И как моя сестра тоже. Она помогает, заботится, и я хотела помочь и ей. Хоть раз. Не в ответ на ее доброту, нет, просто потому что хотела.
– Наверное... – послышалось с еще одним вздохом. – Я... – она замолчала, будто раздумывала, говорить мне или нет, – хотела поговорить, – все же решилась и это ясно проследилось в ее тоне. – Хоть с кем-то. А кроме тебя у меня из подруг никого нет. И родных тоже, – еще один вздох. – А Леша... он... – запнулась и быстро, с беспокойством забормотала: – он не должен знать обо всем этом. Пока. Ведь если узнает, ему будет хуже, понимаешь?
– Не понимаю, прости, – откровенно призналась. Почему Леше будет хуже, если он узнает... что узнает? Про... Олесю Павловну?
– Алекс, он... потом тебе все расскажет. Сам. Я не имею на это права. – Девушка практически шептала.
Когда она в таком состоянии, я просто не могла ничего просить и тем более – требовать.
Расскажет... я буду надеяться на это.
Молчание затягивалось.
– Помнишь, как мы съездили к... леди Олесе? – почему она сделала такую паузу перед тем, как сказать имя своей няни? Которая еще неизвестно, кто именно... Стоп. Похоже, Мари звонит, чтобы поговорить о ней! Значит ли это, что она уже сделала экспертизу?
Я быстро посмотрела на плотно закрытую дверь в Лешину комнату. Но то, что она закрыта, еще не значит что будет не слышен наш разговор.
Мари сказала, что ему будет хуже, а я этого не хочу, как и она. И поэтому я пошла "к себе", убедилась, что закрыла дверь, и присела на кровать.
– Да, помню, – ответила. Как такое можно забыть?
В трубке что-то зашуршало и, почему-то, довольно четко слышны были шаги девушки. Больно гулко, с эхом, они звучали. И я сделала вывод, что она шагает по какому-то пустующему помещению, в котором пол уложен плиткой или камнем. Вполне возможно, что – по коридору. Шаги, поначалу бывшие такими быстрыми, стихали, пока совсем не стихли.
– Ты знаешь, когда мне было почти три года, женщина, что родила нас, ушла, – с задумчивостью начала она. И с какой-то отстраненностью. – Просто исчезла. Я не помню ее, как и вообще жизнь до лет пяти, только отдельные моменты. Как папа и она ругались перед ее исчезновением. И как он присел передо мной на колени и сказал, что эта женщина меня бросила, а значит больше не имеет право быть моей матерью. Ее больше не существует. Я помню, как тогда расплакалась, но все поняла, почему-то... хотя была такая маленькая, – грустная насмешка. – И младшего брата воспитывала, повторяя эти слова. Ее нет... она исчезла... она нас бросила. Убеждала его и себя тоже, потому что как бы старательно не взращивала в себе ненависть к этой женщине, все равно, очень глубоко в душе, хотелось, чтобы она вернулась. Моя мама...
Я не знаю, показалось мне или нет, что ее голос задрожал, будто она... плакала? Но тогда Мари очень быстро взяла себя в руки и говорила так же отстраненно, как и вначале.
– Лексу не было и года, так, месяца три. Младенец. Папа нанимал для него нянь. А потом пришла она. Леди Олеся. И с тех пор она стала для нас как мать. Так... заботилась. И Алекс ее как маму принимал, и даже я, хоть была взрослее. Я не понимала, почему так воспринимаю незнакомую женщину? Почему меня так тянет к ней? Почему хотелось, чтобы она была всегда рядом, утешала, хвалила... почему так ей доверяла? И Лекс тоже... Она так вообще заговорил у нее на руках. Братик назвал ее мамой, при мне, так четко и ясно, что невозможно было принять за простой лепет. Помню, как она расплакалась. Помню, – вновь насмешка над самой собой, – как мне стало тогда завидно, как я брала его на руки и долго повторяла собственное имя. Марина... Марина... Тыкала в себя пальцем, а он круглил глаза мне в ответ. Но никогда не ревел, хотя я, наверное, ему сильно надоедала. Все сидел так спокойно... и смотрел слишком по взрослому. Порой казалось, что, пусть он не говорит, но все понимает... Мое имя оказало для маленького братика слишком длинным и труднопроизносимым, но все же он его выговорив, правда сократив: "Мали", – девушка тихонько рассмеялась. – Так смешно картавил. И было почти непонятно... но он сказал. И потом прыгала от радости. А Лекс, зажатый у меня в руках, смеялся.
Сколько нежности было в ее словах... Заботы. Таких искренних, что трогали до глубины души.
– Ты так любишь брата... – я не спрашивала. Я знала и не могла ошибиться. У меня есть уши и они все прекрасно расслышали.
Лежик. Олег. Приемыш в нашей семье после того, как погибли его родители. Но никто и никогда его так не называл. Он был полноправным членом нашей семьи. И я воспринимала его как родного брата. И некоторые чувства Мари мне были знакомы.
– Да, – легко призналась она. – Очень. Это глупо, наверное, – смущенно забормотала она, – но я всегда старалась быть для него не столько сестрой, сколько матерью. И жила я тоже для него. Особенно, – ее тон захолодел, у меня аж руки мурашками покрылись, – когда столько случилось в его жизни... – Что случилось? Что-то... страшное? Тон Мари оттаял. – Я перестала жить ради себя и стала жить для него. Лишь бы он только вернулся, стал прежним, забыл о всем! И мне удалось... – улыбнулась. Точно знаю, что она сделала это.
Сколько вопросов...
Я откинулась на кровать.
Только разве мне ответят.
А спустя небольшую паузу она словно встрепенулась. Вынырнула из воспоминаний.
– Ох, что-то я увлеклась! – виновато воскликнула девушка, и я поспешила ее успокоить:
– Да ничего. Мне интересно узнать о прошлом Леши как можно больше. Но я не могу тебя об этом спрашивать, верно?
– Прости.
– Ничего, я понимаю. – Я и не надеялась получить другой ответ.
После паузы она продолжила говорить:
– Мне удалось сделать так, чтобы леди Олеся съездила в больницу и сдала кровь, якобы для простой проверки. Я забрала кровь и хотела отдать для ДНК-анализа в областную, но там мне сказали, что потребуется две недели. А я не смогу столько ждать, – со вздохом призналась она. – Пришлось отослать с Москву, там обещали сделать быстрее.
– Вот как, – проговорила я. Быстро она.
Девушка угукнула.
– А пока все это происходило, я попыталась разузнать побольше о самой леди Олесе. Документы, адреса, где училась, где жила... Не хотела впутывать Рика, ведь он бы точно рассказал все брату! Но узнать удалось немного.
До двадцати лет она жила в этой области. Тут ее родня, семья: родной брат, мать с отцом. Училась на переводчика, а потом уехала в... другое место. Двадцать шесть лет назад. И когда я это узнала, то начала уже больше верить, что все, что ты сказала – может быть правдой. Где-то в это время отец познакомился с той, кто нас родила. А приехала обратно девять лет назад, но это ладно, это понятно. Леди Олеся уехала, когда Алексу было двенадцать. Только вот удалось узнать еще кое-что. Она, как только приехала, открыла свое ателье, довольно большое и быстро ставшее прибыльным. – Появились задумчиво-мечтательные нотки: – Леди Олеся всегда любила шить и рассказывала, что мечтает когда-нибудь исполнить свою мечту. – И я сделала вывод, что она... конечно, я могу и ошибаться, но Мари скучает по тем дням. – И исполнила. Она весьма знаменитая швея и дизайнер одежды. – Голос стал прежним, даже еще суше. – Но я знала, пусть отец платил ей, денег на такое у нее точно не хватило. Точнее, хватило бы, но только на основу, закупить ткань, здание, сделать рекламу... но не поддерживать, ведь слава пришла не сразу. Первые два года на ее счет приходила крупная сумма денег. Из... города, где живет мой отец.
Я слишком подозрительна. Но уже второй раз Мари спотыкается в очень подозрительных местах. Можно подумать, что она говорит, говорит, причем все, что-то вроде – изливает душу, – но приходит в себя и умалчивает название места, куда уехала Олеся Павловна и где живет ее отец. Но что такого в названии города?
Девушка заговорила уже раздраженно:
– Ладно, допустим ее и отца связывали какие-то отношения... Но я его знаю, – уверенно воскликнула. – Папа никогда не стал бы отдавать такие огромные деньги обычному увлечению! А если бы полюбил, по-настоящему, как... маму... – тихо-тихо, – он бы ни за что не отпустил... Скажи, Соня, разве это может быть простым совпадением? Нет, ты скажи, что думаешь! – Она как будто почувствовала мою неуверенность, ведь я вначале раздумывала: говорить, или же лучше промолчать? – Я не обижусь, мне просто нужно мнение со стороны. Вдруг я ошибаюсь?
Ну раз она сказала, что можно...
– Тогда я до сих пор остаюсь при своем мнении. Не могут быть такие совпадения. Она – ваша мать. Что-то случилось между вашими родителями в прошлом, поэтому все так и... случилось.
Мари опять тяжело вздохнула. Честно говоря, я не могу представить, чтобы делала на ее месте. Как поступала. И как вообще выдержала такой нагруз.
– Мы можем только гадать, пока не придут результаты анализа. – И я согласилась. Но когда они придут, больше не будет никаких сомнений. Насколько знаю, этот анализ очень точный? – Ну вот. Выболтала тебе все, – растерянно сказала Мари. – Загрузила, наверное? – Я почти как наяву представила ее выражение лица. Смешно вдруг так стало...
– Немного, – я улыбнулась. – Но я рада, что ты все рассказала. Мне... только не смейся!.. – предупредила, так, на всякий случай. Ну а вдруг у нее тоже смешливость проснется? -важно узнать, чем эта история закончится. Вы же с Лешей ведь считай моя семья.
– Спасибо, – помолчав, с признательностью ответила она. А у меня в груди немного потеплело. – Но... кажется, я допустила одну непоправимую ошибку.
– Какую? – мгновенно насторожилась я. Она о том, что все мне рассказала?
На том конце что-то страшно зашуршало-затрещало. Я поморщилась, едва выдерживая эти далекие от приятности звуки. Гулкий стук каблуков.
– Я... надеюсь, что завтра с ним все будет в порядке, – неуверенно проговорила она с какими-то паническими нотками. – Прости, мне нужно идти. Пока, – скомкано бросила она. Тишина. Я посмотрела на телефон и убедилась, что Мари отключилась.
И что это такое было?
Кажется, я задала вопрос, на который она не могла ответить. А я знаю только одну категорию таких вопросов – о ее брате.
26
Как ни странно, я сумела заснуть. И даже не старалась это делать – как только переложила голову на подушку, уснула мгновенно и до тех пор, пока ровно в половину седьмого не прозвучал заведенный с ночи будильник. Странно, что я вообще умудрилась уснуть, без воображения всякой дряни по темным углам. Наверное, дело было в том, что дом я этот воспринимала, как родной, вот и...
Встала, пригладила волосы, сбегала туда и обратно в туалет, чтобы умыться и полюбоваться на свою лохматую башку, еще раз пригладиться и уже пребывая в относительном порядке, спуститься вниз, на кухню.
Нет, я не забыла, что произошло вчера ночью. Я просто не знала, что думать – впервые мозг старательно бастовал и упирался, и все попытки подумать сводились только к усилению головной боли. Да, я не знала, как вести себя, когда увижусь с Лешей – а с ним я увижусь сто процентов. Но решила... а пусть все будет так, как будет. Все равно ничего решить нельзя.
Надеюсь, все будет хорошо... И я приложу все усилия, чтобы у Леши было хорошее настроение!
... и чтобы он не траванулся.
Уперев руки в бока, осмотрела будущее место – часа на два точно – работы и принялась за дело. На повестке дня были блины с начинкой из фарша. И я была уверена, что такое блюдо придется парню по душе – запомнила, как он кидался на такие блинчики в столовой. Я конечно не уверена, что получится так же вкусно... но я буду стараться! Очень-очень! Вспомню все уроки бабули, которые она давала мне в нежном возрасте. Она у нас любит готовить, но ленится, как сама не стесняется признаваться. Или обычно ссылается на "не работающие" руки-ноги, которые оживают, едва стоит сказать: "Смотри, бабуль, так новый растительный каталог почтальонка принесла!" Я люблю ее блинчики, как впрочем каждый член нашей семьи, и ее друзья. Тонкие, воздушные, пальцы не только оближешь, но и отгрызешь, не заметив. И вот как-то раз мелкая я решила постоять и посмотреть, как она готовит... как замешивает жидкое тесто в большом алюминиевом тазу – в плошке поменьше никто у нас не готовит, – как ставит на плиту огромную чугунную сковороду, которой бабуля грозила папе, когда мама с ним только-только познакомилась и привела его знакомить с семейством... думаю, это тоже никто и никогда не забудет. Как специальным половником наливала точно отмеренную дозу теста, бралась за ручку и удивительно ловко поворачивая сковородку то так, то эдак добивалась того, чтобы получится тонкий блин. Я залюбовалась, а бабуля это заметила и предложила научить. И я с радостью согласилась. И кто бы знал, с какой гордостью я смотрела на первое свое творение, путь и кособокое, дырявое, но все же свое!
Я – не умею готовить что-то круче чем картошка жаренная обыкновенная, яичница и полуфабрикаты. Остальное у меня пригорает, причем даже тогда, когда я не отхожу от кастрюли-сковороды. И я не знаю, как это происходит, но факт есть факт. И я с ним уже смирилась.
Но вот сейчас... нужно было умудриться сделать – впервые сделать! – так, чтобы ничего не пригорело... По сравнении с этой бедой ни делание теста, ни начинки – ничто. Вернее, что-то, но не в таком масштабе.
Открыла холодильник, вынула отложенный ранее твердокаменный пакет с фаршем. Ну это не проблема – рядом находится микроволновка, так что можно все это дело засунуть в нее и поставить на разморозку. Достала два яйца, молоко в таком приглядном стеклянном кувшине, как будто сошедшим с экрана телевизора. Из верхнего второго по счету шкафчика вытащила уже вскрытый пакет с мукой, правда, едва его не уронив, а заодно и себя со столешницы. Соль стояла на виду, сахар тоже... осталось только напрячь мозги и припомнить их соотношение... Вроде по ложке. Масло... есть. Подходящая емкость – тоже. Венчик с трудом, но найден...
Я выдохнула и принялась за дело, стукнув первое яйцо об бортик кастрюльки и выливая в нее содержимое. И даже ни скорлупинки не упустила, на удивление!
В общем сложности, на тесто ушло совсем немного времени, минуть пятнадцать, и больше половины этого времени я то досаливала, то досахаривала, пробуя на вкус, пока не пришла к выводу, что все нормально. Микроволновка уже давно пикнула, показывая, что и фарш готов к дальнейшей готовке. Но с ним – потом. Или не потом?.. Ай, ладно! Я махнула рукой и решила действительно заняться им позже. Все равно потом и блины по второму кругу придется обжаривать.
Разогрела сковороду, правда нашлась только с высокими бортами, ну да ладно. Какая есть. Зачерпнула это белое месиво, долго стояла, не решаясь вылить... но дрогнувшая рука все решила за меня... как бы так. Вылилось полполовника, так что пришлось экстренно выливать и остальное, старательно размазывая до однородности. Но кто сказал, что у меня получилось?! Пришлось, от испуга, руками залезать и все подправлять. И заплескалась, и обожглась... но выправила. Когда края покоричневели, взялась за нож, подцепила краешек, провела по кругу, сунула нож еще дальше... тут главное вовремя... а-а-а!!! Блин, это гад, перевернулся, да не так, собравшись гармошкой, которую, я знала, очень трудно выправить. Я взвыла, но попыталась все исправить...
Ладно. Как говорится: первый блин комом. Но это не значит, что и все остальные такими будут!
Вот с такими оптимистичными мыслями, переложила его на тарелку и нацелила половник для нового...
Пригорел. Я учуяла это быстрее, чем увидела... вот только блин это не спасло. Я тихонько застонала, рассматривая его, удерживая за край, и бросила к другим собратам-подгорелышам. Выкинуть – ну рука не поднялась, так что я откладываю такие на отдельную тарелочку – себе. Я-то не неженка, съем и такие, но вот Леше травиться не дам! Для него у меня еще одна тарелка. И я могу с гордостью смотреть на лежащие на ней одиннадцать – да, я считала, а как иначе? – блинов, красивых, ровненьких, и совсем не горелых. Я бросила на них еще один умильный взгляд и едва не пропустила момент для переворота еще одного блина. О да, теперь соотношение горелых и нормальных составляло пятьдесят на пятьдесят, что уже подвиг! Узнали бы домашние, этот день тогда занесли в Красные Семейные Хроники. Это альбом такой, здоровый, как талмуд, толщиной с мою ладонь. Хранит в себе фотографии и восторженный рассказ "свидетеля". Лежит в самом высоком месте дома, до которого может добраться только папин рослый друг и остальные, чей рост превышает метр восемьдесят. Для чего его так далеко запихнули? Просто я ненавижу, все душой, фотки своего детства, а их в "хрониках" – предостаточно К примеру, так умиляющие родителей, фотографии меня в листьях лопуха, или в надувном бассейне, или в бане, или когда двухлетняя я примериваю мамин лифчик.. Хм. И не только я одна такая – Лежик тоже. А вот над его фотками я искренне ухахатывалась, потому что братец в детстве был таким... интересным человеком. Как сейчас говорят многие – лошком. Вот мы с ним и пытались этот альбом уничтожить – выкинуть, разорвать, утопить, сжечь в котелке. Но все попытки оканчивались провалом, альбом перепрятывался... а мы его находили, и все начиналось по новой. А когда выросла, стало уже как-то все равно, что ли?
Но если представится случай – я его не упущу, и уничтожу этот красный талмуд! Сначала разорву, медленно, с удовольствием, каждый листик, и все равно, что устану выдирать! Потом так же медленно размалюю все фото – мечта детства – и по одной... Ой! Очередной блин сгорел до черноты, прежде чем я это заметила. Больше не мечтать!.. Иначе так все и сожгу.
Тесто закончилось ближе к восьми. И если, так отойдя на пару шагов, сравнить обе стопочки, то... вывод неутешителен. Горелышей больше. На треть, примерно. И вот как, спрашивается, все это в меня влезет?! Ладно... "Чернушек" – я пока отодвинула в сторону, и начала готовить начинку...
Не подгорело. Моей радости не было предела.
Еще полчаса... или около того на начинение блинов – тех, которые нормальные. Страшненькие я решила оставить как есть, отодвинув еще дальше. Что-то у меня уже и аппетит пропал...
Живет на свете такая птица – называется Обломинго. Неприхотлива и обожает являться в самое неподходящее время, угадывая его с потрясающим талантом. А на своих крыльях она принесла лохматого с ночи, полусонного, но крайне заинтересованного Лешу – я, когда полуобернулась на шаги, услышанные слишком поздно, столкнулась с ним взглядом. Глаза его округлились... И вполне понимаю, почему. Я представляю, как выгляжу со стороны: даже в зеркало не смотрясь, знаю, что не только руки, но и лицо заляпано тестом, наверняка еще и мукой обсыпала – неудачно ставила обратно муку. Красавица и чудовище в одном флаконе, уклон в последнее.
Нет, ну не мог он придти минут через пять?!
Парень осмотрел правую половину кухни, потом левую, принюхался и попытался заглянуть за мою спину, которой я закрывала мой подарок. Только он был еще в неприглядном виде...
Черт. Мысли лихорадочно скакали. Что делать? Незаметно не спрячешь, да и куда? Выгнать его? Ага, как? А вдруг грубо прозвучит? Но если не выгнать, то так тщательно приготовленный сюрприз выйдет совсем не таким, как я планировала, когда стояла над плитой! А так хочется, чтобы все вышло, как в мечтах...
– Знакомо пахнет, – уже демонстративно повел носом Леша, прищурившись и расплывшись в широкой, довольной ухмылке. Да еще так танцующе, мелкими шажками, начал приближаться.
– Стоять!! – взревела я. От испуга и из-за паники. Парень удивленно вскинул брови, но остановился. Задвинув блюдо еще дальше, решила воспользоваться моментом и продолжила, припомнив одного из папиных друзей, обожавшего муштровать Лежика... на его "счастье".
– Кр-ругом! – скомандовала подрагивающим голосом. Брови его поднялись еще выше, но отчего-то и в этот раз решил меня послушаться, и развернулся на пятках.
Лихорадочно припомнив, что там дальше, уже более уверено скомандовала:
– Шаго-ом марш!
– Запевать надо? – ехидно поинтересовался он, выглянув из-за плеча.
– Можно и не запевать, – милостиво разрешила, и облегченно выдохнула только тогда, когда четко печатающий шаг парень не скрылся за косяком. Пронесло... А теперь надо пользоваться моментом, и приводить в божеский вид не только блюдо, но и саму себя! Именно в таком порядке, ведь первое не в пример важнее.
Пришлось встать боком – подозрительная я подозревала, что некоторые люди могут подсматривать, но они к счастью этого не делали. Конвертики блинов я разложила по кругу, получилось даже красиво. А вот со своей внешностью пришлось повозиться – зеркала нигде не было, так что пришлось смотреться в крышку от сковороды. Но и этого хватило, чтобы ужаснуться. Такое ощущение, что я это тесто съесть пыталась, а когда это не удалось – решила сделать оригинальную маску... Тщательно умылась, вымыла руки по локоть, отряхнулась, перетянула хвост – и вуаля, я была готова. Выставив блюдо на середину стола – не забыв перед этим щелкнуть чайник, – пошла звать Лешу. Только особо так далеко идти не пришлось – он обнаружился возле двери, по ту сторону стены. Не только я его сразу заметила, но и он меня.
Когда наши взгляды: его – со сдержанным любопытством в глубине и мой... а кто знает, какое выражение у меня в глазах было, но ощущала я неловкость и смущение, вспомнив вчерашнее. Но как уже решила – будь что будет. Раз он не вспоминает, значит и я сделаю вид, что ничего не было.
Я кашлянула и мотнула головой назад.
– Пойдем?
Да, я просто гений... Нет бы улыбнуться, сказать... что-нибудь хорошее, я рубанула "пойдем"! Да еще и таким тоном... Вот же дура-а-а.
А он как будто и не заметил. Улыбнулся, как-то... успокаивающе, шагнул ближе с готовностью на лице. Я не нашла ничего лучше, как кивнуть, развернуться и пошлепать внутрь кухни.
Сделала всего два шага, как почувствовала, что его рука мягко обвила мою талию и потянула назад. Вторая рука разместилась чуть выше. Подбородок лег на макушку.
– Прости меня. Я сорвался, забыл, какая ты хрупкая, мое маленькое солнце. Что нужно тебя беречь. Такого больше не повторится. – Он говорил тихо, но не просящее, а... просто говорил. Спокойно, уверено в своих словах. И я сразу ему поверила. А по-другому и быть не могло. Значит, он решил не делать вид, что ничего не произошло, а все прояснить... я бы так не смогла. И я была благодарна за эти его слова. Очень-очень. Я не заметила, как это у Леши вышло, но только я моргнула, как уже оказалась стоящая к нему лицом. Парень ярко улыбнулся, как может делать только он на этом свете, и погладил пальцем мою щеку. – Ну же, улыбнись. – Да я была только рада сделать это! Любимый улыбнулся еще шире. – Другое дело.
Он отпустил меня и перевел взгляд на стол, как я убедилась, оглянувшись.
– Значит, я не ошибся, – парень коснулся большим пальцем уголка рта, но буквально на пару секунд, а потом словно одернул себя.
– Знал, значит? – несколько разочарованно протянула я. Ну вот... Никакого сюрприза не получилось.
Леша засмеялся и потрепал меня по голове.
– Не расстраивайся, – безошибочно угадал он... или у меня просто лицо такое говорящее? – На самом деле я не знал, думал – мне запах съестного снится, хоть я и не спал, – признался он. – Вышел посмотреть, а на кухне ты, и пахнет очень знакомо. – Он оторвал взгляд от тарелки и с благодарностью смешено с нежностью посмотрел на меня. – Спасибо. – Невесомый поцелуй в лоб, и Леша, преодолев в один шаг расстояние до стола, бухнулся на кухонный диванчик, цапнул блин и проглотил его в один укус, не успела я ничего сказать. Зато сказала после.
– Не, а вилки на что? – возмутилась я, с неописуемым удовольствием наблюдая за реакцией парня. А он жевал с таким ярко выраженным блаженством на лице, что сразу становилось понятно – мне удалось. Удалось!!! Я была готова скакать по комнате, радостно взвизгивая и размахивая руками. Но я представляю, как на меня будут смотреть, так что я ограничилась умильным рассматриванием жующего, превратившись в копию своего братца. Но после того, как Леша проглотил второй блин – ну прямо как будто его неделю не кормили, честно слово! – спохватилась, слазила за тарелкой и вилкой, отдала парню под его непонимающий взгляд вручила их ему. Семья моя, так сказать, "аристократичная", и меня с детства приучили – руками не есть. Я и не ем, и не выношу, когда другие так едят. Зануда? Ну и пусть. Леша особо и не стал возражать.
– А где у вас чай?
Парень облизал пальцы, ткнул в один из верхних шкафчиков и что-то нечленораздельно промычал. Будем считать, я тебя поняла.
Пришлось опять взбираться с помощью стула на столешницу нижнего шкафа. Этот джентльмен попытался встать, но я махнула на него рукой со словами, что сегодня я буду ухаживать за ним, а не наоборот.
И когда я открыла маленькую дверцу, то услышала кое-что... странное.
– Похоже, эта пустая коробка способна стать моим домом. – Едва различимо. Так, заметка между делом, безразлично брошенная. Я даже оглянулась, но он как сидел так и сидит.
Пустая коробка? Что он... разве я спрошу?
Чай был найден и заварен – у этом я могу считаться профи. С такой-то бабулей... Пачка у него была странная, никогда такую не видела. Сплошь английский текст и какой-то каменный замок на заднем плане. Приглядевшись, поняла, что в классическом английском стиле.
Леша кивком поблагодарил, когда кружка оказалась на столе.
Я присела напротив и, подперев подбородок кулачками, вновь и с прежним, все растущим умилением, принялась наблюдать на парнем. Ну, раз он ничего не говорит – значит можно, так ведь?
Взгляд был прикован к его рукам, неудивительно что я довольно скоро заметила их состояние и не смогла сдержать возгласа:
– Леша, что с твоими руками?!
Кожа на костяшках обеих рук содрана. Две сплошные ссадины.
Он застыл. С содержимого кружки скосил глаза на собственную руку, ее держащую, и беззвучно выругался. Поставил кружку и совсем по-детски спрятал руки под стол. Как будто от этого я забуду, что с ними! Я мигом пересела на диван рядом с ним и насильно вытащила руку на свет, схватив за запястье. Поначалу окаменевшая – а такую сдвинуть не удавалось ни в какую, – она обмякла. Не было нужды придвигать ближе – и так все было прекрасно видно.
Это что нужно было делать, чтобы так разодрать руки? Методично и со всей дури лупить по чему-нибудь? Но... да, вот это самое "но": никогда не замечала за парнем таких наклонностей. И опять очередное "но": не замечала – еще не значит, что он так не может делать. А вдруг... вчера он разозлился из-за... всего, и...
Не знаю. Я ничегошеньки не знаю. Он ведь улыбается, добродушный, отзывчивый, душа компании, люди к нему так и тянутся... можно перечислять долго всего его положительные качества. Леша – уникальный в этом... если не вспоминать несколько моментов, когда он прекращался в свою противоположность. Вот поэтому я ничего не могу утверждать наверняка.
Я разжала пальцы и его рука упала на кожу дивана.
В такие минуты я понимаю, что совершенно не знаю человека, которого люблю.
Но это не значит, что я смирюсь, опущу руки! Я выясню, обязательно выясню все что с ним связано!
– Я еще раз повторю – что ты делал? – раздельно проговорила я, твердо с требованием смотря в его глаза. Но вот Леша не смотрел на меня, предпочитая рассматривать кружку.
