Текст книги "Солнечный листопад-1 (ч.1-6) "
Автор книги: Елизавета Левченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 45 страниц)
Леша еще раз усмехнулся. Сверху легко теплое, нагретое его телом одеяло. А под ним, поверх плеч – Лешина рука, которая притянула меня ближе. Очень-очень близко... Я ощущала его запах, усиленный теплом, необычной четко. Четче, чем когда-либо. Может, дело в его, так сказать, полуобнаженности?
Лоб и скулу щекотнули кончики его волос, а над ухом раздалось:
– Спи. Я тебя защищу, любимая.
Мурашки активизировались и забегали по телу. Отчаянно захотелось попросить его повторить, что он сказал последним, как меня назвал. Еще раз... хотя бы один!
– Как ты меня назвал? – Приподымаю голову и задеваю лбом его подбородок. В глаза, как хотела, взглянуть не получится – Леша не спешил отстраняться. И... пусть не думает это делать. Собственничество проснулось и затребовало, чтобы его потешили. Вот к примеру, ручки бы протянула и обняла парня в ответ... Нет-нет-нет. Ни за что. Кыш, мысли! Не все, естественно.
Леша сдвинул подбородок чуть выше и выдохнул мне в макушку, вызвав еще одну волну дрожи.
– Я люблю тебя. Значит ты – моя любимая. Или не так? – ехидно так спрашивает. И конечно я восклицаю:
– Так! – чуть погодя, добавляю тише: – Просто я... хотела еще раз услышать, как ты это говоришь. Вот и все. Знаю, глупо.
Парень усмехнулся мне в волосы.
– Нисколько. И мне только в радость повторить. Любимая... – прошептал он, едва задевая губами ухо. Настолько проникновенно, настолько... любяще. – Наконец-то я могу тебя так называть.
В голове зароились не совсем приличные мысли и картинки. Вот что творит, а?
А может я странная? Слишком... м-м-м... зацикленная на одном? Вот сейчас я думаю о том, что жуть как хочу запрокинуть лицо и коснуться его губ, запустить руки в волосы. А еще – убрать эту надоедливую подушку и прижаться к его телу. Провести пальцами по его шее, спускаясь к груди. Хочу ощутить шелковистость его кожи. Ее тепло. И главное – приложить ладонь к месту, где бьется сердце. Жест, ставший привычкой. Но я ведь не сделаю этого, верно? Разве что первое... это можно...
Медленно запрокинула голову. И правда, темнота не такая непроницаемая. Или же мои глаза к ней просто привыкли? Парень словно почувствовал и, наоборот, голову склонил. Я потянулась вверх... Когда мои губы почти коснулись его, Леша прошептал:
– Давай не будем рисковать и проверять мою выдержку. Ее итак становится все меньше.
Стыд вернулся и затопил в головой. Дернула головой и уткнулась нижней половиной лица в подушку.
– Ой, прости... Я уйду лучше... – попыталась высвободиться, но его рука только сильней прижала.
– Разве я сказал, что отпущу тебя? – шепот приобрел соблазняющие нотки, и с каждым словом он обжигал все ниже и ниже, пока с кончика уха не добрался до мочки. – Так что лежи. Дай насладиться нашей первой совместной ночевкой... Надеюсь, она будет не последняя и станет не просто сном в одной кровати, – он легонько дунул в ухо, отчего я едва не подпрыгнула, а через секунду прикусил мочку, и бедное мое сердце едва не вырвалось из груди от испуга и смущения. Да еще и эта дрожь... далеко не из-за страха.
– Извращенец!! Пусти меня, я пошла!! – кричала, отчаянно забившись в его руках, дрыгала ногами, царапалась и кусалась, не забывая завывать, как пожарная сирена... Ха-ха. Вроде бы так я должна была вести себя, но на деле вырывалась я как-то слабо и неохотно... О ужас, я что, подсознательно хочу продолжение? Соня! Очнись, это все он, он тебя загипнотизировал своим голосом и теплом!
Лешин довольный смех зазвенел как серебренный колокольчик. Парень отстранился от уха, устроил подбородок на моей макушке и каким-то умиротворенным голосом признался:
– Ты угадала, – притворно-печально вздохнул... почему притворно? А разве я не слышу нотки смеха? – Самый настоящий извращенец, у которого, похоже, скоро окончательно снесет крышу. – Подбородок завозился, словно Леша устраивался поудобнее. – Так что привыкай, но учитывай – я тебя еще жалею и не показываю свой извращенный характер во всей красе. Но когда ты созреешь, покажу и не надейся на послабление! – Прозвучало несколько угрожающе... Вылезла наглая и самоуверенная мысль: "Боюсь, боюсь", но я щелкнула ее, чтобы залезала обратно. На самом деле, было ни капельки страшно, а... смешно? Ну-ка, поподробнее! Смущение, это самое отсутствие страха, и довольство? Мамочка... ты плохо воспитала свою дочь!
– Я тебе что, фрукт какой, чтобы созревать? – заворчала, чтобы не дай бог Леша понял, что творится в моей голове.
Подумав, он с задумчивыми нотками ответил, хоть я и не ожидала:
– Наверное. Я сравню тебя с апельсином, – он коротко угукнул и продолжил: – У тебя, как и у него, есть кожура, защищающая тебя от мира, а под ней кроется все то, что я так люблю. – Все та же задумчивость... которая резко пропала, и Леша говорил уже довольно спокойно. – Разговорился я что-то. Все, спи. – Меня никто не собирался отпускать, да и хотела ли я? Так тепло, его запах, его близость... я решила последовать совету, закрыла глаза и глубоко задышала – это всегда помогает заснуть. Тишину разорвал его несколько недовольное замечание: – И еще, не дыши так старательно мне шею! Отвлекает, – а вот в последнем... показалось или нет, что он вроде бы как... смутился?
– О чего? – серьезно заинтересовалась, приоткрыв один глаз. Но лицо спрятала в подушку – это я так подумала, а что бы было со мной, если бы Леша пыхтел мне в шею? Вот то-то же.
– От пристойных мыслей, которые я так старательно берегу, – получила недовольный ответ. – Ты будешь спать или нет?
– Угу...– неопределенно ответила и, кажется, уже по-настоящему начала засыпать. Точнее, меня мгновенно отрубило. Просто удивительно...
***
Отчего я проснулась? Задаю себе этот вопрос уже с минуту, наверное, в течении которой, с периодичностью секунды в три, открываю и закрываю глаза, в безуспешной попытке уснуть, открываю и закрываю, открываю... Я резко сбросила одеяло с плеч и села. Полупала глазами, осматриваясь... Соня, разве тебе свойственная такая забывчивость, а?! Леша лежал у самой стеночки, распластавшись на животе звездой. Кровать широкая, так что между нами еще оставалось приличное расстояние. Весь раскрытый, парень светил мускулистой спиной, на которую с повысившимся слюноотделением засмотрелась, особенно на лопатки и впадинку вдоль позвоночника. А еще, фух, джинсами на нижней половине тела. Это чего он раскрытый? Проследила за уголком одеяла, наброшенным Лене на левую руку, и мне стало стыдно. Правда. Оказывается, я захапала все одеяло себе и завернулась в него как в кокон. Быстренько размоталась, стараясь поменьше шуметь и заботливо укрыла явно замерзшего парня. А как же иначе? Ведь вокруг холод жуткий! Ну... пусть не жуткий – я прекрасно осведомлена о крайней степени своей утренней мерзлявости – но весьма ощутимый точно!. Но одно плечо, подумав, закрывать не стала. Созерцатель прекрасного проснулся. И... собственник. Рука, только что отпустившая одеяло, замерла в воздухе. Я подумала и коснулась пальцами тонких прядок, чтобы убрать их с Лешиного лица. что, не касаясь его кожи, и сделала, в серьез увлекшись процессом. А может закинуть их все обратно и опять начать убирать?.. Ах-ха, ребенок нашел забаву...
Его лицо, когда парень спит, всегда имеет совершенно другое выражение, нежели в жизни. Удивительное выражение. Только на Лешином лице может соседствовать детская ранимость и соблазнительность прожженного сердцееда, не снимающего "профессиональной" маски и во сне. Пальцы опустились ниже, скользя в считанных миллиметрах от кожи, и коснулись того, что так привлекало внимание – приоткрытых губ. Они у Леши почти как у девочки – такие же пухлые, – но намного красивее. Не какое-то там надутое и бесформенное нечто! Губы у него четкой формы, как... как... луки в фентези-фильмах и на картинках. И целовать их так здорово. Правда, сравнивать мне не с чем, но я точно уверена, что лучше Лешиных губ нет!.. сказала влюбленная фанатка, размахивая транспарантом.
Интересно, а как называются люди, пристающие ко спящим, не могущим оказать сопротивления..? Нет, мне серьезно интересно, чтобы знать, как себя называть. Потому что я сейчас собираюсь именно приставать ко спящему парню, отодвинув застенчивость в сторону и поприветствовав собственничество.
В кого я превратилась... Вчера ночью обозвала парня извращенцем, хотя впору себе такую табличку на грудь вешать. И еще подписать мелкими буковками: "озабоченная". Я усмехнулась уголками рта. Ни капли раскаяния и стеснения. Соня – ты ли это? Ну-ка вспомни, сколько времени прошло с тех пор, как Леша признался тебе? Чуть больше дня, но кажется, что неделька как минимум. Вот странность, правда?..
Я развернулась и, встав на коленки и положив локти на кровать, нагнулась к лицу парня и невесомо, так, что сама едва почувствовала, коснулась его губ. Отстранилась и внимательно, немного боязливо окинула взглядом его спокойное лицо. Успокоилась и поцеловала снова, только прикоснувшись более ощутимо. Еще раз... я уже не отстранялась от Леши. Приложив верхнюю губу к его губе, отодвигала только нижнюю и касалась ею то внешней стороны губ, то внутренней, немного влажноватой и более нежной... И сама замечала, что каждый новый поцелуй становит все крепче, и я не могла остановиться. Главное – очень тихо дышать... да, это главное... Грудь жег коктейль необычайно острых ощущений, и боязнь быть заловленной усиливала их многократно.
Меня стремительно бросили на спину и придавили... нет, вдавили с силой в матрас, не разрывая поцелуя. Только стал он намного более настойчивым, жадным. Испуганно распахиваю глаза и встречаюсь с прищуренным взглядом, в тягучей глубине которого плещется что-то не совсем понятное, но подчиняющее, опутывающее похлеще веревок не только тело, но и разум. Я не могу пошевелиться, не могу подумать о том, чтобы вырваться... да и не удастся это. Руки схвачены за запястья и вжаты в мягкую подушку, а тело придавлено всем немаленьким весом парня. Как же тяжело... трудно дышать... задыхаюсь. Но я не хочу высвобождаться. Наоборот. Пусть... пусть так и будет. И я подаюсь вперед, хотя куда уж дальше.
В голове перемкнуло и здравый смысл улетучился, не сказав напоследок "прощай".
Пальцы, которые, казалось, если еще сильней сдавят запястья, то легко переломят их пополам, вдруг разжались. Немного шершавая рука заскользила вверх, пальцы переплелись с моими, и в этом жесте было столько нежности... и она немного не похожа на нежность поцелуя. Та – граничит с безумием, а эта – более трепетная.
Что-то мокрое медленно провело по нижней губе, и в голове взорвался мини-салют. Леша приподнялся, и я смогла сделать вдох полной грудью. И... нечто странное привлекло внимание. В бедро что-то уперлось, и я не могла понять – что. Что-то не сильно большое и находящееся...
От сознания, что представляет собой это загадочное – теперь уже нет – "что-то" резко вернулся и здравый смысл, и разум, и я дернула головой в сторону, разрывая поцелуй и округленными глазами уставилась в прищуренные и затуманенные зеленые, в которых все четче проявлялось непонимание... а потом и осознание. Леша беззвучно выругался и откатился в сторону, оставшись лежать на животе. А я вскочила и выдавив что-то вроде: "Я пошла", выбежала в коридор, едва не потеряв по дороге шорты.
Так, Соня, спокойно! Это естественно... вроде бы как. И ты не маленькая девочка, а вполне себе взрослый человек, не нужно так пугаться и старательно краснеть, не нужно... Приложила обе руки к сумасшедшее стучащему сердцу. А ну, цыц! И ты тоже успокаивайся! И вообще, кто и виноват в такой... реакции, то только я. Кому захотелось поцелуйчиков утренних, а? Кто не смог вовремя остановиться? Кто не вырвался, когда надо было бы? А то, что ты не подумала о последствиях – а могла бы, Леша уже два раза на это намекал, – к которым совершенно оказалась не готова, так это, еще раз повторюсь, целиком и полностью моя вина. Не ребенок, знаю, что такое парни с их "тонкой душевной организацией".
Так что все. Ты – спокойна. Спокойная, я сказала! Ты забыла о том, что случилось... ничего не случилось...
Только как я Леше в глаза решусь посмотреть?
"Эх, дура..." – тяжело вздохнула, заходя в отведенную мне комнату. И застыла на пороге, обнаружив в ней Олесю Павловну, как раз застилающую постель. Женщина обернулась, мы столкнулись взглядами... Она улыбнулась и приветливо пожелала доброго утра. Я завопила про себя и едва удержалась от того, чтобы не схватиться за голову. Что только она обо мне подумает?! "Правду, Соня, правду", – успокоила одна бессердечная мысль. Что я гадкая, развратная девица, известно что делавшая в комнате парня... это правда, конечно, но не в таком смысле, в каком подумала она!!
О, моя репутация... как же низко она пала.
– Я... я... н-не то-о-о... н-не туда-а...э-э-э... – отчаянно пытаясь выдавить хоть что-то путное, проблеяла, протянув, зачем-то вперед руку.
Женщина расправила последние складки на однотонном синем покрывале, развернулась ко мне со все той же улыбкой.
– А я как раз тебя звать пришла к завтраку. Все уже собрались, только вас с Лешкой не хватает. Зашла, а тут, – она развела руками, – тебя нет. Хотела уже бросаться по дому искать, но Маришка меня остановила, сказала, что знает где ты... – внимательный взгляд прошелся по мне, начиная от пяток и заканчивая макушкой. Я попыталась одернуть задравшуюся шортину, одернуть футболку и пригладить волосы одновременно. Очень даже понятно, что она подумала. Но женщина не сняла доброжелательной улыбки и не сменила приветливого тона, только задумчивость добавилась. – Теперь я и сама вижу...
Вот этого я не вынесла. Не могу я, ну просто не могу, чтобы ко мне люди относились подобным образом. Пусть на лице у нее приветливость, но в голове...
Откуда только силы и слова взялись? Я выложила всю историю моего появления в Лешиной комнате, опустив, конечно, утреннее происшествие, и немного приукрасив – что мы с парнем ночевали по разным сторонам кровати. На лице Олеси Павловны поначалу светилось недоумение, но больше чем половину рассказа она в открытую смеялась, широко раскрыв рот, то сгибаясь пополам, то прогибаясь в спине, и схватившись за живот. Женщина разом сбросила половину своих лет, и стала совсем моей ровесницей.
Я пристыжено замолкла. Она посмеялась еще пару секунд и уже прикладывала все силы – а это было видно – чтобы успокоиться. Охала, смахивала выступившие слезы, коротко хихикала, замолкала, глубоко вдыхала и выдыхала. И вот, распрямилась и посмотрела на меня, но уже немного по-другому. В ее синих глазах светилось какое-то... расположение. И доброжелательность в них стало глубже и лишилось "официального" налета.
Сразу стало не в пример легче.
– Ребенок и есть... Вылитая моя племяшка Ксюшка! Она тоже всяких бабаек боится и спать одна не может. – Олеся Павловна подошла и похлопала меня по макушке. Вот, и еще один высокий человек... ей даже не пришлось сильно руку поднимать. Женщина улыбнулась уже более тепло и... вдруг извинилась: – Прости, что подумала о тебе так плохо. После такого рассказа вижу, что такой ребенок вряд ли способен на то, что я в голове на него повесила. – Я зарделась от похвалы и от вины тоже. Не способен, но оказалась очень близка к тому самому. И это, "Незнание не освобождает от ответственности". – В общем, Сонечка, одевайся и спускайся вниз. А то от пирожков с капустой ничего не останется, – она задорно подмигнула.
– Пирожки... – благоговейно выдохнула я, представив это кулинарное великолепие, поспешно кивнула и бросилась к шкафу, где на одной из полок оставила свою одежку. Быстрее-быстрее! Ради пирожков да утром...я готова на многое!
– Соня? – окликнула меня женщина. Я высунулась из-за дверцы шкафа, натягивая одновременно кофту. Олеся Павловна стояла возле двери. Руки, согнутые в локте, были сцеплены на уровне живота, и находились в постоянном движении. Выглядела так, словно она чувствовала неуверенность. Из-за этого я прониклась еще большим вниманием. – Не ревнуй Лешку ко мне.
Я глупо открыла и закрыла рот, только спустя время найдя, что ответить:
– А... как вы узнали?
Улыбка женщины стала мудрой и понимающей. И я поняла, что эта женщина не такая уж и молодая, как показалось раньше. Ей не едва за тридцать, а лет на шесть-восемь больше. Просто она хорошо следит за собой, поэтому морщин – основных свидетелей возраста – практически нет.
– Не надо, хорошо?
Я потупила взгляд, а потом и вовсе спряталась за дверцу.
– Он не смотрел на меня. Забыл совсем и разговаривал только с вами, – словно оправдываясь, сказала, нервно мня в руках джинсы и рассматривая ткань.
– Нет, не забывал, – возразила она. И добавила, превосходя ответный вопрос-обвинение одной личности: – Да, мы разговаривали, смотрели друг на друга, но Лешка с завидной регулярностью скашивал на тебя глаза. Вот только ты в стол смотрела.
Джинсы шлепнулись на пол.
Это что получается? Я... всея моя обида – дутая? И столько негативных эмоций – по недоразумению?!
– Точно?? – воскликнула, высунувшись из-за дверцы и несколько напугав женщину неожиданным появлением.
Она засмеялась.
– Точно, точно. Смотрел и в глазах непонимание читалось. А когда Лешка отворачивался, на него смотрела ты, с тем же непониманием и вселенской обидой! – я вздохнула. – Он дорожит тобой. А поверь, этот паренек очень трудно сходится с людьми. А если сходится, то это считай навсегда... А ты? – сдвинула брови женщина. И тон ее тоже изменился. – Как ты относишься к Леше? Если как к игрушке, то лучше не мучай его. А если... настроена серьезно, то приготовься к трудной жизни.
Трудной?.. Что это значит?
А вообще, Олеся Павловна напомнила мне Мари, когда та спрашивала о моем отношении к ее брату. Вот почти копия! Точнее – Мари копия женщины. "Особенно... глаза", – неожиданно поняла. И не только. У Леши похожий разрез глаз... Тряхнула головой. Да мало ли похожих людей?
Женщина ждала моего ответа. И я с серьезностью сказала:
– Он – моя жизнь.
Как и Мари тогда, она улыбнулась с заметным облегчением.
– Тогда хорошо.
И ушла. А я бросилась поднимать штаны с пола и натягивать их. Когда закончила, завернула волосы в пучок и побежала на первый этаж.
Посреди стола стояла огромное блюдце, размером... вот если бы я кольцом сомкнула перед собой руки -такого вот размера. Диаметром сантиметров сорок, как чуть погодя определил наметанный глаз. И оно было полупустое!! Две обжоры, Мари и Ксюшка поглощали пирожки со скоростью пылесоса Фрекен Бок из знаменитого советского мультика. И я бросилась к столу их догонять. Да чтобы такую вкуснятину и без меня уминать?!
Леша подошел позже, когда на блюде оставалось всего три пирожка и на два я уже нацелила свои загребущие ручки. Пирожки выпали из разом ослабевших пальцев, а саму меня заклинило в одной позе, довольно смешной со стороны – вон как Ксюшка покатилась. Полностью одетый парень перевел глаза-щелочки на девочку, а потом на раковину и пошлепал – именно не пошел, а зашлепал босыми пятками, по напольной плитке в сторону раковины. Умылся несколько раз, смешно фыркая, и только после этого направился к столу и уселся на свое старое место. За ним пришла Олеся Павловна и отправилась к тумбе наводить нам с ним чай. Парень медленно осмотрел столешницу, перебегая взглядом от одной чашке к другой, и остановился на моих пальцах, которые сжимали кружку. Поднял его на обладательницу пальцев и... улыбнулся одними уголками губ с совершенно спокойным выражением что глаз, что лица.
– Доброе утро всем! – громко воскликнул он и уцепил мои пирожки, разом заглотив один, не поперхнувшись.
Мари фыркнула.
– Для кого утро, а для кого уже день! – и многозначительно посмотрела на настенные часы. Половина одиннадцатого?! – Мы с Ксюшей, между прочим, – маленькая девочка с важностью покивала, – хотели посмотреть на утреннее море, но из-за кого-то...
– Море?! – заорала я, вскочив. Все без исключения с удивленно посмотрели на меня, а ребенок еще и с некоторым страхом. А как же иначе – сидела-сидела, и вдруг БАЦ! и вскакивает.
Несколько смутившись, села на место.
Первой очнулась Мари.
– Ну да, море, – подтвердила. Оно же тут, – она махнула рукой вперед, – в двух шагах, как леди Олеся сказала...
– Когда идем? – вперила в нее требовательный взгляд.
Море... ласковое и безграничное синее море, да еще и в цвете... Да это же мечта!!
– М-м-м... вообще-то хотели после завтрака...
– А мы уже позавтракали! – Опять не сдержалась и вскочила. -Верно ведь?
Ксюшка закивала и запрыгала по комнате с радостными визгами, Леша с философским видом дожевал остаток пирожка, а Мари посмотрела на нас, пожала плечами и одним глотком допила чай.
Позавтракали, вот и хорошо. Отправляемся на море!
– Ну-ка стоять! – скомандовала Олеся Павловна, когда мы с Ксюшей упрыгали к выходу. Пришлось обернуться с некоторой опаской. Разве будут таким тоном говорить что-то хорошее?
– Имейте в виду, – она смотрела почему-то на меня, а еще на Мари. Последнее понятно, Мари среди нас как мамочка, но вот я... а ну да, ребенок, – к ледяной кромке близко не подходите – обвалится и ухните в море. Кроме того, что вода ледяная, сегодня волны большие. Так что если упадете, то это все – унесет, и без шанса на возвращение.
Я сглотнула. Желание увидеть море немного поутихло... но не исчезло совсем. Да и не полезу же я ведь к воде! Мне достаточно будет и издалека посмотреть... вспомнить, какое оно, это море. Не на картинках, а в живую. Ведь последний раз я была на море, когда папа был еще с нами. А после... после всего, что случилось, я, хоть и жила километрах в двухстах от берега, больше около воды не была. Не считала нужным. Серое море – оно вгоняет в тоску и уныние... Но ничего! Серости сказано "нет", и я теперь всегда и все буду видеть в цвете. Знаю точно. Потому что иначе не может быть, ведь рядом мой любимый.
Кстати, о любимом, рядом с которым неловко стоять, говорить и смотреть на него, даже не встречаясь взглядами. Он вел себя так, будто ничего особенного утром не произошло, и я не знала, радоваться этому или наоборот. Но все равно старалась от него держаться подальше, предпочитая идти рядом с Мари или под ручку с Ксюшкой. С чего-то вдруг этот маленький моторчик в безобидной личине маленькой, невинной девочки теперь таскал меня за собой повсюду. А не Мари, к примеру, как должно быть по логике. Или наши вчерашние игрульки вызвали такое расположение и доверие со стороны девочки, переплюнув даже расположение к взрослой Мари?..
А вот интересно, сколько девушке лет? Никогда не умела на вид определять возраст людей. Но ей точно не может быть больше двадцати пяти – у нас в универе так взрослых не водится. Но на меня, или вот к примеру, Ленку – а та меня старше на два года, – Мари не похожа. Она более взрослая. Значит, ей где-то в районе двадцати трех. А... Леше? Вот с кем даже гадать бесполезно. Кто он, что он – парень окутан тайнами. Которые я когда-нибудь раскрою. Но продолжая разговор сама с собой о возрасте – мне сугубо чихать, сколько ему. Да если бы было тридцать – что, конечно же, невозможно, – все равно. Он – это он. Милый, улыбчивый, один из самых красивых людей на планете, добрый... любящий, таящий внутри свою вторую, темную сторону – мой Леша. И я его люблю любым.
Что-то я ушла не в те дебри...
– Соня, ты такая большая, а идешь так медленно! – сурово обвинила меня Ксюшка, тяня вперед по дорожке, разрезающей на две части реденькую рощу, которая росла неподалеку от дома Олеся Павловны. Я сразу заметила, что за деревьями только небо, но не придала этому особого значения, а зря. Если бы придала – увидела море намного раньше.
Берега этого моря в нашей области высокие – даже навскидку не скажешь, сколько именно метров, десять-пятнадцать, наверное. Выглядит, словно в многослойном пироге, где каждый слой имеет свой цвет – от песочного до насыщенно-шоколадного, в середке вырезали неровный круг и напустили туда газировки. Это я не по памяти описываю – это я вижу собственными глазами, спускаясь по деревянной лестнице в самому пляжу. Только пляжем теперь его не назовешь – песка не видно за толстым слоев снега и наледи, что сформировалась в огромные серовато-бурые валуны там, где снежная пустыня соприкасается в темным, серо-зеленым морем. А оно – отражало хмурое небо, какое бывает перед штормом. О приближающимся буйстве стихии говорили и довольно высокие волны, врезающиеся в ледяные валуны, взметая вверх прозрачные брызги, и пронизывающий сильный ветер, доносящий до меня холодные брызги... море было очень близко. Прилив?
Едва мы с Ксюшкой ступили в снег, девочка рванула вперед, но я удержала ее, с трудом правда.
– Не подходили близко, это опасно, – предупредила ее, чем заслужила недовольный взгляд. Когда только услышала слова Олеси Павловны, ну про то, что подходить близко нельзя, признаюсь, не восприняла их всерьез. Так, махнула рукой про себя и решила, что точно подойду ближе. Но теперь, едва увидела такое суровое, пугающее море с этими волнами, уже не особо хочу. И Ксюшке тоже подходить не дам. Вся решимость отразилась на лице, и это очень не понравилось девочке. Она обиженно развернулась спиной, но не стала вырываться. Вот и хорошо.
Леша, который шел шагов на десять позади – это еще когда мы до лестницы не дошли, – быстро и легко сбежал по ступенькам, лихо перепрыгнув последние три, опершись на перила, и, ухнув, приземлился рядом. Я покачала головой, хотя на самом деле хотелось захлопать в ладоши и показать большой палец, настолько классно парень выглядел. Он приложил козырьком ладонь к глазам, но вскоре переместил ее затылку, с едва видимым раздражением прижимая к голове волосы, что остервенело трепал ветер. И почему-то с постоянством бросал их на Лешино лицо, что парню очень не нравилось. Я опять залюбовалась его открытым лицом – тем более что Леша смотрел вдаль и мой взгляд, похоже, не замечал, – замечталась и только спустя пару секунд заметила, что девочка дергает меня за рукав и довольно громко требует поиграть с ней в снежки. Леша оглянулся на нее, а потом взгляд зеленых глаз переместился на меня. Я смутилась, вспомнив все, что произошло утром, и согласилась на снежки. Что угодно, только отвлечься...
Мари спустилась позже всех и привлекла внимание всех – мы с Ксюшкой так и застыли в полуприсяде со снежками в руках – радостным визгом счастливого донельзя ребенка. И поскакала в самой воде, ловко лавируя между ледяных валунов.
Хм... это если она так скачет, и ее выдержал лед, то может и мне подойти... а? Или не рисковать?
Но я хочу потрогать воду!
– Хочешь, принесу? – склонившись так, чтобы заглянуть мне в лицо, с улыбкой поинтересовался Леша.
– А?.. – Сказала вслух? Ну, Соня... Молчание он расценил как согласие, распрямился и зашагал к сестре. Вот только я, кое что вспомнив, бросилась к парню, намертво вцепилась в ремень джинсов и завопила:
– Не надо!! – Леша замер, с удивлением на лице, посмотрел за спину – на перепуганную меня. – А вдруг ты упадешь в воду, как тогда?!
О да... вечер через пару дней после седьмого января. И та чертова снегоуборочная машина. Больница. Воспаление легких... Не хочу еще раз пережить это. Не хочу еще раз видеть, как он мучается. Чихать на море! Мне и так все прекрасно видно! Так рисковать ради моего сумасбродного желания – не надо. Как только представлю, что Леша падает в море и... я остаюсь в этом мире одна... Вжалась носом в теплый ворс его куртки. Если такое произойдет, я просто прыгну следом.
– Ну чего ты? – ласково пробормотал Леша, отцепив по одному сжатые на поясе пальцы, развернулся и приподнял мое лицо, обхватив его ладонями. Успокаивающе улыбнулся. – Это ведь был просто наиглупейший в жизни несчастный случай. И если так не хочешь, то я не пойду. – Указательный и средний палец нежно провели по щеке, от скулы к подбородку. Обычный жест... но почему-то он успокоил.
Я кивнула, опустив голову.
– А кто тут у нас хотел море потрогать? Вот вам его кусочек! – весело, нараспев протянула Мари. Меня это настолько заинтриговало, что я высунулась из-за парня и едва не столкнулась с подошедшей Мари, которая с сосредоточенным видом несла в сложенным лодочкой ладонях мутноватую, но самую настоящую морскую воду.
– Ух ты... – выдохнула, счастливая донельзя, и, зажав зубами уголок варежки, стянула их и запустила пальцы в воду. Холодная... Вытащила. Принюхалась к воде и лизнула мокрые пальцы, с восторгом признав давний привкус родного моря. Только вдруг Мари воскликнула: "Ты чего?!" и отошла назад – к ней тут же прилипла Ксюшка с требовательными криками: "И я, и я хочу потрогать!" – а Леша обнял сзади... хм, скорее ух встал за спиной и прижал мои руки к бокам. Я посмотрела на него с возмущением, и немного смущенная.
– Чтобы всякую гадость в рот не тянула, – пояснил парень. Ну разве ему объяснишь, что без вкусовых ощущений полностью картинку воспоминаний не восстановишь?
Ксюшка опять дернула мой рукав.
– А снежки? – ревниво поглядывая на Лешу, спросила она. От придумывания ответа ребенку спасла Мари, с талантливостью нянечки из детсада отвлекая девочку. Только... "А ну этих скучных, пошли вон туда, места больше, там и поиграем в снежки!" – спасибо, Мари. Обласкала. Девушка свернула на одну из утоптанных тропок, ведущих дальше по пляжу, и, полуобернувшись, подмигнула и показала язык. Я не удержалась, и улыбнулась.
Ведь специально оставила нас одних... Зачем?
Но... я была ей благодарна. Мне нравилось вот так стоять, греясь в Лешиных объятиях, защищенная от настойчивого ветра, который своих холодом отвлекал от созерцания моря. Мысли о утре, конечно, роились в голове, и еще как, но... хочу постоять еще немного так. Я странная, да? Бегу от парня и сама же к нему тянусь, не желая уходить.
С морем у меня много связано. В море упал папин самолет... оно забрало моего папу. И все же, я не могу ненавидеть море. Ведь его так обожал отец... И я обожала вместе с ним. И вот эти воспоминания, а не те, где я стою на причале и бросаю в воду маленький венок, сильнее. Папина улыбка...
Впервые после его гибели, я вернулась к морю. И... как же холодно. Но тепло Леши понемногу прогоняет этот холод, обволакивает от макушки до пят, и словно бы шепчет: "Все хорошо..."
Хех, тепло – и шепчет! Соня, самой не смешно?
Усмехнулась.
