Текст книги "Солнечный листопад-1 (ч.1-6) "
Автор книги: Елизавета Левченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 45 страниц)
Так, нет, спокойно! Вдох-выдох... Пока не нужно отчаиваться. Вдруг он у Мари? Или на улице уже? Хватит стоять, беги!!
И я побежала. На площадке второго этажа на секунду застыла... но с чего-то побежала дальше. Не знаю, что это – глупая мысль, шестое чувство, или просто внезапное решение. Но знала в те секунды – нужно бежать к выходу. Со всех ног. И не пожалела, что послушала саму себя.
Перед темно-синей иномаркой, выделяющейся на фоне остальных машинок, как хаски среди дворняжек, стоял Леша... Нет, шел к ней. Открыл дверцу, закинул что-то внутрь и собрался сесть... Я сама удивилась, как быстро умею преодолевать короткие дистанции. И никакой лед мне не помешал подскочить к парню, намертво вцепиться в край распахнутой куртки и крикнуть, смотря в расширенные зеленые глаза:
– Я еду!
Все-е-е... а теперь можно отдышаться и успокоиться... Вот фиг он от меня куда теперь денется! Ни за что не отцеплюсь! Разве что если меня сейчас посадят на что-то мягкое рядом с собой... Ноги, они и так дрожали и подкашивались, не выдержали перенапряжения и разъехались в разные стороны. Немаловажным фактором стал и лед. Леша отошел от шока – понимаю, мое появление было, хм, неожиданным – и вовремя подхватил мягкую тушку, не давая ей растянуться у переднего колеса и перед черными полусапогами несколько военного типа. Ими-то против воли я и заинтересовалась – после колеса, конечно, крутого и "валютного", как и вся машина. Леша в полуприсяде держал практически лежащую меня на весу и что-то не спешил поднимать. Может, опять впал в шок?
Звук хлопнувшей двери и приближающийся быстрый цокот каблуков.
– Соня, что с тобой? – с беспокойством воскликнула Мари. – Ты, отомри и подними уже свою девушку! – Это уже Леше, по-видимому. "Свою девушку" приятно согрело сердце, даже в таком положении, как мое.
Мне, наконец, обоюдными усилиями помогли обрести вертикальное положение. Но ноги продолжали отказываться меня держать, так что я обвисла в Лешиных руках, уткнувшись ему в область между верхней частью карманов и грудью. Мари хлопотала вокруг, и возникла ассоциация с курицей-наседкой, беспокоящейся о своей птенчике. Вот уже который раз ловлю себя на мысли, что воспринимаю ее как мамочку. Отчего так?..
Дальше мою тушку осторожно протащили немного вперед и мягко уложили... усадили на кожаное сидение, захлопнули дверь. Леша обогнул машину сзади, Мари – спереди. Пара секунд, и двери практически одновременно открылись и брат и сестра сели на свои места.
– С тобой все хорошо? – развернувшись, спросила Мари с таким сосредоточенным лицом, что я взяла и... прыснула. Но замахала рукой, показывая, что не нужно обращать на такое поведение внимания, и добавила, видя, что сосредоточение не исчезло, а наоборот – сгустилось, еще плюс к этому появилось подозрение, нехорошее такое:
– Все в порядке, не волнуйся! Просто перенервничала.
Мари понимающе так протянула: "Хм-м-м". На этом наш многословный разговор закончился. Девушка завела машину, крутя руль одной рукой, оглянулась назад, но уже не на меня, а на стекло – видимо, смотрела, как выехать на дорогу, чтобы никого не задеть. Машина шла мягко, даже тогда, когда мы бордюр проехали, нас не подкинуло, а всего лишь чуть всколыхнуло. И не чувствовалось, когда машина завернулась и бодро покатила по улице. И ход совершенно не ощущался... будто на стуле сидишь. Здорово... Никогда еще не каталась на таких машинах. Сразу видно – она из элитного класса, а это значит – дорогая. Боюсь предположить, на сколько.
Только сейчас, когда сижу в машине, рядом со мной Леша, и мы оба едем куда-то неизвестно куда – теперь все равно, куда именно, – я поняла, что все. Я успела. Я его не потеряла. Со вздохом, полным облегчения – он на стон страдальца вышел похож – растеклась на мягком диванчике, сползя вниз и вытянув вроде как двигающиеся ноги.
Боже... сколько проблем, сколько потраченных нервов и сил – и все это только из-за моей глупости. Вот когда изменюсь? Начну думать над словами и к чему они, в конечном итоге, приведут?
Что-то мне подсказывает, что переучиться будет сложновато.
Прикрыла глаза и принялась вдалбливать что-то разбушевавшемуся – опоздал малец – разуму, что все позади и причин для волнения нет. Только еще и потряхивать начало... Может, именно это называют "отходняк"? Никто меня не трогал, ни в прямом, ни в переносном смысле. Вообще на некоторое время представилось, что я одна, где-нибудь в укромном месте. Это то и помогло расслабиться, успокоиться, все осознать и стать вменяемым, разумным человеком. Но кто сказал, что было легко?
Уперлась ногами во что-то неизвестное под переднем сидением – надеюсь, я не сломала ничего в этой дорогущей машине... иначе до конца жизни не расплачусь – и из положения "полулежа" перетекла в сидячее. Вспомнила о своем растрепанном внешнем виде, застегнула сапоги, застегнула куртку, подумала, расстегнула ее, вытащила из кармана на автомате запиханные туда перчатки и шапку, и положила их рядом. Только после всего этого повернулась к Леше и улыбнулась. Вот интересно, что он думает обо мне после такого эффектного появления? Наверное, что я какая-то сумасбродка... Или, как всегда, угадал – я всего лишь просто дура.
Надеюсь, на лице у меня не так ясно написано, как же я рада сидеть в этом машине рядом с ним.
Уголок губ парня дернулся и пополз вверх. Мы смотрели друг на друга, лыбились, ничего не говоря. Довольно забавно, наверное, выглядит со стороны. Только сказать об этом никто не мог – стекло заднего вида опущено максимально вниз и отражает свободное пространство между передними сидениями, а от уха девушки тянется черный провод, подключенный к сияющему неоново-синим светом встроенному проигрывателю.
Кстати, волосы у нее оказались теплого шоколадного оттенка, а вот глаза... хоть и смотрела в них – забыла цвет. Но светлые – это-то помню точно.
Странная у него сестра. Слишком деликатная и понимающая... не знала, что такие люди вообще существуют.
Но в последнее время я часто убеждаюсь, что люди – не такие, какими я их привыкла представлять.
– А рад, что ты решила поехать, – первым разорвал молчание Леша. Только от одного такого ласкового тона я поплыла, что не удивительно. Он придвинулся ближе и потянул ко мне руки, чтобы обнять, видимо... нет, я не собиралась отодвигаться. Хоть сохранялась некоторая боязнь, но ее легко заглушало беспокойство о любимом. В зеленых глазах прочитала очень многое, и почти все мне не понравилось. За почти все было стыдно. Только руки сами замерли сантиметрах в двадцати от меня. Пальцы сжались в кулаки, кулаки же легки на колени, обтянутые темно-серыми джинсами. Леша отвел взгляд, выражение лица стало нечитаемо-безразличным. А потом и вообще повернул голову в сторону бокового окна.
Такое поведение мне совершенно не понравилось. И вывод из такого сделать совсем не сложно: похоже, он принял близко к сердцу слова сестры о моем отдалении, если на меня, так сказать, "давить". А если еще вспомнить мое тупое поведение в комнате... вряд ли он забыл, и вряд ли не понял все превратно. Теперь Леша избегает всяких контактов со мной, боясь не испугать еще больше... Как-то так. По крайней мере, я бы сделала вот такие выводы. Неправильные. Только как объяснить это любимому?
Может... радикально? Так, чтобы не возникло никаких сомнений и вопросов?
В голову приходит только один способ. Надеюсь, поможет... я буду очень стараться.
Я заскользила по кожаному сидению ближе к нему. Леша услышал, чуть повернул голову, косясь в мою сторону. Но меня это не остановило. В смысле, я не засмущалась, не отодвинулась... Села рядом, почти касаясь своей ногой его, и осторожно обняла, ткнувшись носом в желтую майку, что была под не застегнутой рубашкой и распахнутой курткой. Наверное, в этом поступке была капля эгоизма – для собственного окончательного успокоения хотелось вдохнуть его запах, почувствовать щекой тепло и услышать далекое эхо бьющегося сердца. Но... это ведь не так плохо? И даже если плохо, пусть. Я человек в принципе не эгоистичный, так что такие желание – дело стихийное. Скоро пройдет.
Но это всего лишь капля в огромном океане. Беспокойство за состояние Леши было намного сильнее. Он же так долго заботился обо мне, столько всего сделал... А я до сих пор ни чем не отплатила за эту заботу. Я просто не умею, не знаю... Да и тем более, Леша – он сильный. Очень. И не показывает, что ему нужна забота. Почти никогда, а нарушение этого правила можно по пальцам пересчитать.
Но сейчас – другое дело. Пора мне уже заботиться о парне. А еще переубедить!
– Никуда я от тебя не денусь, – шепнула, подняв лицо. Парень смотрел в окно, и кто знает, услышал ли он меня.
Или нет, точно услышал! Или с чего так улыбаться? И опять тот жест, когда парень касается пальцем уголка губ... Смущен? И сердце... кажется, оно забилось чаще.
Я счастлива. Оказывается, для этого нужно совсем немного – чтобы любимый испытывал положительные эмоции. А еще – чтобы он был рядом, чтобы была возможность его обнять, прижаться к нему – как я сейчас. И просто молчать, наслаждаясь необычайно уютной тишиной и... единением. Мы с ним становились все ближе, нитей, нас связывающих, становилось все больше, они крепли и притягивали нас сильней. Это как сшивание двух кусочков ткани, таких разных, совершенно непохожих: яркий, прекрасный кусочек, привлекающий взгляды абсолютно всех, и другой, серый и невзрачный, но отчаянно пытающийся стать лучше рядом с ярким кусочком. Ради него старается и только для него. Вроде бы как на первый взгляд их нельзя соединить – полотно будет пестрым, смешным, но когда все же их прикладываешь друг к другу, оказывается, что они очень даже неплохо смотрятся. И очень рады – правда, могу поручиться только за невзрачный кусочек, – что они могут составлять единое целое, и приближаются друг к другу с каждым новым стежком.
Как-то так...
С кем я только себя не сравнивала, но с куском ткани – это впервые!
Парень вздохнул и посмотрел, наконец, на меня. Только взглянула в зеленые глаза – и сразу поняла, что не ошибалась, сделала правильные выводы. Слышал. Рад... Любит. Ради этого взгляда и нужно было стараться: спешить, бежать, решиться переступить через свой глупый детский характер.
Как же я счастлива, когда счастлив он! Как же это называется... тавтология? Каламбур? Но как уж есть. Я правда безумно счастлива, хочется скакать, кричать о своей радости всему миру, и... дотронуться к губам, прикосновения которых так помню и так желаю. Что и делаю, схватившись за ворот куртки, чтобы подтянуться вверх. Достала, правда, только до уголка, но парень понял все и наклонился, обхватывая меня за плечи. То ли чтобы не сползла вниз, а это вполне реальная угроза, то ли чтобы не вздумала отстраниться. Кажется... все же второе. Через поцелуй четче, чем в глазах, в выражении лица, различила отчаяние. Нежность. Трепет. Я отвечала, пусть и немного неумело... да что там, вообще неумело по сравнению с Лешей, но я старалась, хотела дать понять еще сильнее – не уйду. Поверь. Никогда.
Вкус... какой же его губ вкус? Впервые задумалась. Ведь многие говорят, что у губ любимых есть вкус. Ответ пришел сразу же – персик. Почему он? Почему не какой-то другой фрукт?
А другой и не может быть. Леша пахнет сладким персиком. И на вкус он тоже... как персик. Но это только губы... а может быть и кожа тоже? К примеру, на щеке, или вот – на шее, которой касаюсь пальцами...
Ужас, какие только мысли лезут в голову!
Едва только поцелуй стал более настойчивым, вот прямо в тоже мгновение он отпустил меня, давая тихо осесть вниз. Внутри зародилось некоторое недовольство. Хотелось продолжения. Но разве я полезу к нему снова? Да ни в жизнь! Все же, до сих пор стесняюсь...
Парень прикрыл глаза и... положил голову мне на колени. Я отсела подальше, чтобы ему было удобнее. Подумав, плюнула на все и запустила обе руки в золотистые волосы: одну устроила на макушке, другую – чуть выше шеи. Нравилось перебирать мягкие пряди. Это становилось уже потребностью...
– Помнишь, я говорил, что заснул всего на час? – после долго молчания заговорил Леша. Я встрепенулась и стряхнула гипнотическое состояние, в какое ввело меня перебирание его волос и любование переливами на них. – И за этот такой длинный час я успел увидеть один сон, который так хорошо запомнил, – вновь негромко заговорил он. – Он был о кое-чем из моего прошлого. Потом о тебе. О... нас. Я совершил в этом сне нечто непоправимое. – Теперь в его голосе слышалась горькая насмешка. – И потерял тебя из-за того, что не смог удержать себя в руках. – Он прерывисто вздохнул. – А дальше снова все изменилось. Ты была со мной. Рядом. Улыбалась. Доверяла. И снова момент, когда ты разрываешь всякие отношения со мной. Кричишь, плачешь... И снова улыбаешься, говоришь, что доверяешь несмотря ни на что. – Замолчал. Я не подгоняла его, не собиралась этого делать. Просто представила на минутку, чтобы было со мной, приснись бы мне такой сон. Представила. Содрогнулась. И больше таких экспериментов решила не проводить.
Леша продолжил, теперь более спокойно и твердо, уверенно в том, что говорил:
– Проснувшись, я понял, как сильно боюсь тебя потерять. И сделаю все, чтобы не допустить исполнения кошмарной части сна. – Парень перевернулся на спину и внимательно посмотрел в глаза, словно хотел проследить за моей реакцией. – Но порой я не могу сдержаться. И с каждым прикосновением все тяжелее. Скажи, это тебя пугает?
Задумываться толку не было. Уже поняла, что в себе нисколько не разбираюсь.
Я решила ответить честно.
– Немного. Но это не значит, что я этого не хочу... или нет... – Парень, помрачневший сначала, усмехнулся, в глазах появилось... облегчение? И я продолжила его переубеждать. Вроде как немного осталось. Но, увы, заготовленных железных аргументов не оказалось. Не запасла. Пришлось просто признаться: – Леш, я сама себя не понимаю.
Он едва заметно улыбнулся. Повернулся на бок, устраивая голову поудобнее.
– Ну, тогда скажешь, когда поймешь, – насмешливо ответил он. Но как-то странно звучал его голос... тягуче и лениво...
Чуть наклонилась и обнаружила, что Лешины глаза закрыты. Позвала его. Парень не откликался, даже веки не дрогнули – а я знаю не понаслышке что это верный признак притворства.
Действительно уснул... Разве такое возможно: говорить и через секунд десять отрубиться? А все может быть. Ведь Леша говорил, что, считай, почти не спал.
Не стала будить его. Пусть отдохнет... А я пока полюбуюсь его лицом. Оно всегда странным образом меняется. Становится более... беззащитным, как будто спадает маска уверенного и не нуждающегося ни в чьей помощи человека. Сильного, решительного.
Я долго перебирала золотистые пряди. И что-то меня саму начало клонить в сон. Если вспомнить, а я на сколько смогла сомкнуть глаза?
Не сдержалась и, согнувшись, положила голову на собственную руку, что обнимала голову парня. А лицом зарылась в мягкие волосы.
– Думаю, тебе станет это ясно и без моих слов.
Кому я это сказала? Зачем? Кто знает... но только не я.
И благополучно провалилась в сон.
– Эй, инь-яни, просыпайтесь! Мы приехали, – веселый голос Мари ворвался в сон и резко вернул в реальность. Снилось, как я обнимаю большущего, раза в два меня больше, плюшевого медведя, причем миша, почему-то, вместо того, чтобы лежать недвижимо, как и полагалось игрушке, тянул лапы ко мне и зажимал в объятиях. И я не думала отпинываться, а послушно млела, уткнувшись носом в шерсть... только отчего-то, едва я дотрагивалась до пушистой шерстки, она превращалась в голую кожу. Тоже теплую... пусть не шерсть, но какой же она была шелковистой... Вот на моменте, когда я с удивлением глажу кожу, и проснулась.
Резко приподняла голову, отклеив щеку от теплой кожи сидения. Наверное, от моего тела нагрелась... и от тела близлежащего парня. Очень близлежащего. Нос, как и во сне, уткнулся медв... парню в ключицу... а пальцы реально наглаживали теплую и, да, шелковистую кожу шеи! Леша как-то странно изгибался, подставляя ее, сильно задрав подбородок, и уткнувшись лбом мне в грудь, согревая тихим дыханием кожу. Было немного щекотно, но не возникало желания отстраниться, с криками там, визгами, к примеру: "Что ты делаешь? Как ты только мог?!" и тому подобное. Так же не возникало томительной дрожи и смущения, какие обычно возникают при его прикосновениях. Ничего не было, только тепло, уют и потрясающие ощущение единения. Я даже сама удивилась. Его ладонь, положенная меж моих лопаток, моя рука, обнимающая его голову и ладонь, лежащая на плече. Мы близко. И не понятно теперь, тепло тела мое ли, или его? А может, все смешалось...
Это... странно? Почему я так необычно реагирую на парня? Не кричу, не вырываюсь, а замираю, не желая двигаться, чтобы ненароком не разбудить Лешу. Но... надо ведь, верно? Со своими размышлениями совсем позабыла, отчего проснулась.
Убрала руку и осторожно отодвинулась... что закончилось резким и неожиданным падением, хорошо хоть коротким. Оказывается, я лежала на самом краю сидения, и вот, свалилась туда, куда обычно ноги ставят. Громко ойкнула и принялась выбираться, что оказалось не так уж и легко. Не за что было цепляться, парень считай больше чем на половину диванчика растянулся... правда, не совсем растянулся, лежал, согнув в коленях ноги, но не притянув их к груди как я, а оставив в сторону – стопы упирались в спинку переднего сидения. Вот вам и минусы высокого роста. Мне-то проще – свернулась в клубочек и уместилась вместе с ногами.
Лежа закинуть себя вверх не удалось, так что пришлось сначала сесть на карачки, а после – пересесть на сидение.
А ведь и правда, если вспомнить, как я и он лежали вместе, то действительно получается что-то на подобие этого китайского символа единения двух противоположностей... Я хихикнула. Может, от этого и появилось чувство небывалого единения?
Нет, глупости все это.
Лешу все мои выкрутасы нимало не потревожили: как спал, так и спит, даже не пошевелился.
Мари, развернувшись и уперев пальцы в соседнее сидение, со смехом в глазах смотрела на меня. Цвета они были удивительного и красивого: синего, синей чем небо, и зеленого, как глаза ее брата. Пусть цветом они различались с глазами Леши, но формой были схожи, еще с первого знакомства с девушкой заметила. А теперь нашла и еще одну схожесть: многолучевая "звездочка" находилась и в радужках глаз Мари, она-то и была синего цвета, а окружала ее зелень. Такие глаза напомнили море, каким оно бывает летом – прозрачно-зеленое около берега, и синее вдали, на горизонте, где вода почти сливается с небом.
Взгляд девушки переместился на дрыхнущего брата, брови иронично изогнулись, и Мари наигранно тяжело вздохнула, покачав головой. Она потянулась к парню, пролезая через проем меж передними сидениями, нагнулась к его уху.
– Ле-екс... – тихо и нежно позвала она. Ноль реакции. Мари еще раз вздохнула и, повернув ко мне лицо, заговорщицки прошептала:
– Смотри и запоминай, как нужно этого соню будить. Пригодится. – Набрала в легкие воздуха, прикрыла глаза, вновь наклонилась к уху... – ЛЕКС!!! – как рявкнула, что у меня аж в ухе зазвенело. Правом. Парень стремительно сел с округленными, по рублю, испуганными глазами, рваными поворотами головы осматриваясь.
Жестоко... У меня бы сердце разорвалось от такой пробудки! Никогда в жизни не буду повторять.
Девушка зловеще и довольно захихикала, и вернулась на водительское сидение. Парень безошибочно угадал виновника такой, хм, радикальной пробудки и гневно сузив глаза – не знаю как девушке, но мне бы стало страшно – и чуть ли не оскалившись, заорал:
– Мари!! Сколько раз просил, больше никогда, никогда меня так НЕ-БУ-ДИТЬ!
Его сестра, похоже, совсем не испугалась такого ора и вяло помахала ладошкой с ленивыми словами:
– Да-да...
Леша сверлил ладонь злым и жуть как недовольным взглядом, но через несколько секунд откинулся назад, с мученическим видом прикрыв глаза ладонью.
– Чтобы хоть еще раз я уснул, когда ты рядом... – едва слышно, но очень отчетливо произнес он. Мари ответила заливистым, несколько издевательским смехом.
– Ну, я вас обоих будила с минуту, – "Не правда! Я проснулась сразу! Вроде бы..." – так что пришлось прибегать к радикальным методам! И вообще, – сине-зеленый глаз с лукавой искринкой обратился к нам, – странновато как-то. Оба не выспались... Признавайтесь, что ночью делали?
Стандартная реакция на подобное – я мгновенно вспыхнула, потупив глаза. Было бы с чего их прятать! Леша поперхнулся и возмущенно – чересчур возмущенно, как поправила одна особо умная мысль – воскликнул, что ничего такого. На что девушка невинно уличила кое-кого в крайней озабоченности и высказалась, что мысли у брата только об одном. Парень ничего не ответил на этот выпад, а вообще увел разговор в сторону.
– Ты куда нас завезла? – хмуро сказал Леша, рассматривая мир за темным стеклом. Мне тоже стало любопытно. По левую руку располагалась заснеженная роща, довольно жиденькая и маленькая – сквозь рыжевато-коричневые стволы огромных сосен проглядывало серое небо. По правую руку – стоял двухэтажный дом, среднего такого размера, крыша стандартная, двускатная, имеются два прямоугольных евроокна и еще по четыре, примерно полтора на ноль шестьдесят метра, на каждом из этажей, имеется маленькое крыльцо с навесом и деревянная, довольно внушительная на вид дверь, в этом регионе такие обычно выпускает фирма...
Стукнула себя по лбу, прерывая собственные разглагольствования. Профессия преследует... Ну почему первый взгляд, какой бросаю на любое из зданий, обязательно с профессиональной точки зрения?! И ничего с собой не могу поделать. Еще раз посмотрела на дом, постаравшись отбросить всякие глупости про фирмы-изготовители и размеры окон.
Дом вообще средненький такой, не большой, но и не маленький. Стены – теплого песочного оттенка... словно настоящий песок... Нет, определенно, море сегодня меня преследует! Но на такой цвет было очень приятно смотреть, глаза отдыхают. Крыша – более темного, коричневого цвета. Сам дом был огорожен высоким глухим забором, но судя по удаленности здания от забора можно сделать вывод, что вокруг – довольно много свободного места.
Если перевести взгляд чуть дальше, за поворот узенькой ленты дороги – в принципе, неизвестно, задумывалась ли тут вообще дорога или люди просто раскатали машинами снежную пустыню, – то можно заметить среди разлапистых веток елей еще один, немного похожий на этот, дом со светло-голубого оттенка стенами.
Наша машина – надо же, как уже выражаюсь – стояла напротив ворот.
Мари как будто специально ждала, пока мы с Лешей осмотримся, а может и не как будто – зеркальце заднего вида вновь поднято и в нем отражаются глаза девушки. И только после того, как мы отлипли от стекол, решила ответить на вопрос брата – ладно, я с неохотой отлипла, а парень просто отвернулся, не придав, видимо, особого значения заоконному пейзажу. И может он был прав, по-своему: ничего необычного вокруг не было, и видь я до сих пор в серых тонах, то тоже ничего не рассматривала. Но было одно "но" – теперь я видела цвета. И хотела воссоздать красочную картину мира не из полустертых воспоминаний или чужих рассказов, а из того, что буду видеть собственными глазами.
– Куда надо я вас завезла, прямо по указанному адресу, – "емко" ответила Мари. Мне так вообще ничего не было понятно. Где мы вообще? Сколько проспали? А вот Леше это сказало многое. Он резко подался вперед с на удивление счастливой улыбкой, разом забыв, что, как бы, разозлен на сестру.
– Серьезно? Это ее дом? – быстро проговорил он. Глаза Мари в зеркальце заднего вида сузились, но были наполнены не меньшей, чем у брата радостью. Значит она улыбается?
– Да, Лекс, ее, – улыбка проскальзывала и в голосе. Не ошиблась... Но кто мне объяснит, кто такая "она", и почему эти двое так радуются?
Едва только Мари это сказала, Леша рванулся в дверце и выпрыгнул из машины. Мари, которая не могла не оглянуться на поднятый шум, улыбнулась краем губ, и тоже открыла дверцу, только вышла не спеша. А мне что сидеть в машине одной? Да и любопытство тут как тут.
Спущенные ноги по середину голени утонули в снежной перине. Нет, все же наверняка нет здесь дороги – просто раскатанный снег. Это стало еще яснее, когда выбралась наружу. Максимально нежно захлопнула дверь и зашагала к Леше и Мари, которые стояли возле калитки, что рядом с воротами. Три шага – и вот, я уже стою рядом с ними и так же смотрю на темно-коричневую железную калитку, высотой превышающей мой рост сантиметров на тридцать, а вот Леше она как раз по макушку была, разница с Мари – всего десять-пятнадцать сэмэ. Посмотрела, надоело, перевела взгляд сначала на парня, потом на девушку. Они молчали и с одинаковыми серьезными, взволнованными выражениями рассматривали калитку. С лица Леши стерлась улыбка, и волнения было побольше. У его сестры – больше задумчивости.
– Эм... а мы не собираемся заходить? – осторожно поинтересовалась. На глаза попалась кнопочка звонка под рацией, или чем там еще. Указала на устройство пальцем. – Или вот давайте позвоним для начала. – Сама звонить я не решилась, вдруг еще "медвежью услугу" окажу? Нет, лучше лезть не буду, а постою в сторонке.
И мои слова словно привели этих двоих в чувство. Немрины оживились – Леша тряхнул волосами, Мари часто заморгала и ответила:
– Да, ты права, нужно позвонить. Верно ведь? – повернула она голову к брату. Тот кивнул, все еще сохраняя взволнованность. Она вообще, кажется, усилилась. – Вот и хорошо, – решила она и, протянув палец к круглой кнопочке, надавила на нее. Парень громко выдохнул. Он волнуется... сильно, только я не понимаю, из-за чего. Но это не важно. Не знание ситуации не мешает мне подойти и накрыть ладонью сжатые в кулак пальцы – его руки очень большие, по сравнению с моими, и сжать их как хотела, увы, не могу.
Леша дернулся, а через секунду высвободил руку и крепко обнял меня за плечи, подтянув совсем близко, а подбородок положил на макушку. Эти объятия были странными, я бы сказала – возникали некоторые подозрения. Обычно я так обнимаю игрушки, когда хочу успокоиться – с такой же болезненной силой.
Рация – знаю, что название неправильное, тогда может быть, домофон? – заскрипел, пощелкал и заговорил детским, но очень серьезным голоском:
– Кто там?
Мари шагнула ближе и склонилась над домофоном.
– Здравствуй, солнышко, – ласково и доброжелательно заговорила она. Вот из кого бы вышел прекрасный воспитатель. Даже я, человек вроде бы как довольно взрослый, услышав такого голос, улыбнулась и прониклась против воли глубокой симпатией в говорящей. – А ты кто?
– Я Ксюша, – серьезно ответил ребенок. Громко запыхтела, детишки, по крайней мере те, кого я знаю, так делают, когда усиленно думают. Спустя паузу, ребенок спросил: – А вы те, кого тетя жде-от? – Детенок смешно споткнулся в середине слова и растянул гласные. Интересно, сколько ему? Говорит так четко, не шепелявит, ни картавит, но голос все равно слишком детский. Года четыре, может – пять.
Мари закивала, хоть ее собеседник никак не мог увидеть девушку.
– Угадала, малышка. Можешь позвать свою тетю?
Ребенок опять запыхтел.
– Не могу, – печально признался ребенок. – Она занята... Но я могу вам открыть! – воодушевленно решила она. – Вы только подождьите, я курточку и сапожки надену!
Треск в домофоне стих.
Девушка отступила на шаг назад, чуть повернула голову к нам, но не оглянулась.
– Что думаешь, Лекс?
– Может, это ее ребенок? – прозвучал задумчивый голос Леши. Мари кивнула и повернулась к калитке.
Еще больше ничего не понимаю!
Открыли нам довольно быстро. Вдали послышался звучный хлопок двери, приближающийся топот маленький ножек, громкое сопение, и вот: щелкнул замок на калитке и она открылась не без усиленной помощи маленькой девочки. Некоторых детей бывает сравнивают с ангелами... думаю, эту девочку можно сравнить с ними: золотистые, завивающиеся локонами, волосы перемешались с мехом на капюшончике, а большие синие, серьезные глаза в обрамлении белых пушистых ресничек осмотрели каждого из нас по очереди, и только после этого девочка шагнула в сторону, вроде как пропуская нас внутрь. Мари, как стоящая ближе всех, вошла первой, повернувшись и улыбнувшись ребенку. Та щербато улыбнулась ей в ответ. Леша отпустил мои плечи и взял за руку, утягивая вперед. Парень помог девочке захлопнуть довольно тяжелую на вид калитку. А она уже ускакала вперед, к Мари, бескорыстно отдав ей все симпатии.
– Вы только тете не говорите, что я вышла без шапки! А то она меня опять будьет ругать, – доверительно произнес ребенок. Мари покивала головой и заверила, что ни за что не скажет. Судя по реакции девочки, Мари полностью и безоговорочно завоевала ее доверие и расположение.
Внутренний двор, как я и предполагала, оказался большим, только под этим слоем снега не понятно, для чего он использовался. Дом прижимался одним боком практически вплотную в забору, а в другой его стороны росли примерно с десяток фруктовых деревьев – как выросшая в деревне, я легко могла отличить их от обычных.
Девочка забежала вперед и схватила дверную ручку обеими руками и с трудом потянула на себя. Мари немного пробежалась и помогла ребенку открыть дверь. Когда та открылась, я поняла, почему пришлось прикладывать столько усилий – дверца-то толщиной сантиметров пять.
Оказавшись внутри, принялась вертеть головой. Мы попали в маленькую комнатушку – гардеробную, отделанную в темно-песочных тонах. Тут ребенок сурово сказал, что нужно раздеваться и переобуваться, иначе: "Тетя рассердится". Мари кивнула. Помогла девочке найти на всех тапочки, которые та раздала всем и проследила ну прямо прокурорским взглядом, чтобы все их надели. После девочка, уцепив Мари за руку, повела нас внутрь.
За деревянной, покрытой красноватым лаком, дверью оказался короткий коридорчик, соединяющий гардероб с просторным холлом. Вместо обоев стены были покрыты штукатуркой – такой, шероховатой. Кое-где виднелись картины – природные пейзажи, приковавшие на чуть подольше взгляд. Стена по правую руку – почти сплошное окно, обрамленное мягкими волнами темно-красных, ближе к коричневому, шторами, и открывающее вид на заснеженный сад. Возле стены по левую руку располагалась лестница на второй этаж. Линолеум, имитирующий паркет под ногами. Прямо напротив – еще один коридор, ведущий вглубь дома. Туда-то и повела нас девочка.
