Текст книги "Солнечный листопад-1 (ч.1-6) "
Автор книги: Елизавета Левченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 45 страниц)
От одного взгляда на это изобилие слюнки текли!
Потом мы убирали кухню, выглядевшую словно в ней произошла продовольственная война, расставляли тарелки, вилки, фужеры и стаканы на всех. Парни притащили под елку телевизор и поставили его на табурет. Десять пятьдесят пять – показывали старинные настенные часы. Когда его включили, президент начинал свою ежегодную традиционную речь. Все так забегали, закричали, зовя всех к столу. Голос президента разносился по всей комнате, но такая громкость самая то.
Села я с длинного бока стола и чтобы увидеть президента приходилось разворачиваться на полкорпуса. Но признаюсь честно – все это было не главным. Главное, что он, этот удивительный человек, сидел рядом.
"... С Новым Годом!" – закончил Медведев, и его изображение заменилось курантами. Знакомые с глубокого детства переливы и первый, раскатистый "БОМ!". Многие повскакивали с мест и потянулись к бутылкам с вином и шампанским. Но все равно большинство бутылок осталось на столе.
Этот Новый Год пока не наш.
Но все равно... витал аромат праздника... И сердце замирало под бой курантов...
Ровно одиннадцать "бомов", а двенадцатый заглушил грохот вылетаемых пробок и радостные крики. Проливая на пол под возмущенный ор хозяина, всем желающим было налито шампанское.
Я рассмеялась, глядя на них. Совершенно искренне.
Нику надоело гоняться с пустой бутылкой наперевес за "испортившими его драгоценный ковер", он застыл, медленно опустил бутылку, окинул тоскливым взглядом стол... и с решительным видом махнул рукой.
– Ай, нет больше сил смотреть на это раздолье! Налетаем!!! – Он подскочил к столу, прямо руками схватил и отправил в рот щепотку салата, с блаженным видом закатил глаза и вскинул уже обе руки.
– Поставь ты уже эту бутылку! – раздалось пожелание откуда-то из конца стола, и грянул оглушительный, всеобщий хохот, к которому невозможно было не присоединиться.
Не только я одна была голодной, судя по скорости разбираемой еды можно сказать определенно – все! От обилия и разнообразия разбегались глаза, я с минуту стояла, как выразился, посмеиваясь, Немрин, с горящими глазами маньяка и жадно переводила взгляд с одного блюда на другое. Пока он сам не шлепнул чуть ли не половину всего по ложке и не вручил тарелку. Я смущенно кивнула, благодаря, и села обратно.
Шутки не замолкали, тосты перемежались с кратковременным, вынужденным молчанием, а потом смехом. Елка перемигивалась огнями, на экране танцевали звезды нашей российской эстрады, громыхала музыка...
Всем удалось создать настоящую праздничную атмосферу. Такую... по-домашнему уютную. Не знаю, куда испарилась моя ненависть – от нее не осталось и следа. Вместо этого тяжелого чувства в груди поселилась радость, такая искристая, и совсем детское нетерпение. И улыбка не хотела сходить с лица, словно я родилась с ней. Такая же... привычная.
Немрин неожиданно тронул меня за плечо, привлекая к себе внимание.
– Пойдем! – он мотнул головой, встал и потянул меня за собой. Пришлось вставать тоже.
Гостиная осталась позади. А парень все продолжал мягко тянуть вперед, и только в прихожей остановился.
– А куда мы идем? – непонимающе спросила. Он молча подобрал свою куртку с пола, снял с крючка мою. Странная у него улыбка... одними только уголками губ, но не привычная. Она то становилась шире, то парень словно сдерживал ее.
Ясно, мы идем на улицу. Но...
– Но там же сейчас... – указала в сторону гостиной.
Приложив руки во рту наподобие рупора Немрин прокричал в сторону зала:
– Хей, люди, сделайте погромче!
В ответ раздалось дружный гул и губернатора стало слышно намного четче. Как раз приветственная речь... Наступает уже наш, настоящий Новый Год.
– Ну же, одевайся быстрее, иначе все пропустим! – Парень накинул мне на плечи куртку.
Опять интригует? Причем, как всегда, успешно.
– А что именно? – руки были успешно засунуты в рукава, а куртка застегнута. Он в ответ только состроил загадочное выражение лица, распахнул дверь и галантно согнулся, пропуская на улицу первой.
Мы вышли на крыльцо.
Дверь захлопнулась, но губернатора было слышно все так же четко, как в доме. Да его, наверное, теперь за километр слышно будет!
Метель нисколько не утихла, все так же засыпала снегом этот мир. И я... именно сейчас, в этот момент, была ей даже рада. Уже не помню когда в последний раз на Новый Год была такая, самая подходящая, погода...
Снег вихрился в замысловатом танце, а когда попадал под свет фонарей... Его танец выглядел как сказка...
Только как же холодно!
Я подышала на замершие руки и поддернула ворот куртки повыше. От парня не укрылись мои действия. Он нахмурился.
– Говорил же тебе, одевайся!
Он выдернул висящий из кармана шарф и, сделал шаг вперед, намотал его мне на шею, до самого носа.
– Я оделась! – возмущенно, но тихо, из-за смущения, сказала и зарылась носом в так приятно пахнущий мягкий шарф. Так по родному пахнущий... Персик... И совсем уже тихо добавила: – Спасибо...
Новенький подошел к заборчику, ограждающему крыльцо. Я пошла за ним.
Снежинки опадали на золотистые волосы, осыпая словно бриллиантовой, сияющей крошкой... падали на длинные, подрагивающие ресницы, не тая, оставаясь на них...
Забили наши куранты.
И все же, что он хотел показать?
Парень обернулся и, видимо, прочитал этот вопрос на моем лице.
– Считай удары. На двенадцатом отсюда откроется самый лучший вид.
Я открыла рот, чтобы спросить, а на что именно откроется вид, но он приложил палец к губам, призывая к молчанию, а потом указал на темное небо. Послушно стала смотреть вверх и отсчитывать удары.
Он никогда не просил ничего плохого.
На десятом щеки коснулось что-то очень теплое и мягкое... две секунды... я даже обернуться не успела, чтобы посмотреть, что же это...
Последний удар – и небо озарилось яркими огнями фейерверка. Цветного.
Весь мир стал... цветным. Не только так близко стоящий парень.
Медленно поднимаю руку и касаюсь подрагивающими пальцами щеки... еще сохранившей обжигающий след.
Он твердо смотрел на меня, с улыбкой, от которой мое бедное сердце сходило с ума – то замирало, то билось, вырываясь из груди.
– Зачем? – едва слышно даже для себя шепчу. Голос не слушается.
Он продолжал молча улыбаться.
Не понимаю... Внутри все перевернулось с ног на голову... такая каша!
– Зачем?! – уже громче кричу, и зачем-то наклоняюсь, наскоро леплю снежок и с силой запускаю в не ожидающего такого парня.
Он удивленно круглит глаза и отступает назад.
Зачем ты нарушил мое хрупко равновесие?
Теперь моя жизнь никогда не станет прежней!
Рада... объясни мне, почему я так рада??
За первым последовал еще один снежок. В них я вкладывала всю силу этих чувств.
Но вдруг парень нелепо взмахнул руками и ухнул за перила.
Подлетаю к ним с уже почти остановившимся от испуга сердцем.
Парень лежал на снегу... точнее, в окружении его, в глубокой снежной яме, точно повторяющей контуры тела.
Он разлепил глаза, посмотрел вокруг себя, на меня и... засмеялся.
Ноги перестали держать, и я осела вниз, намертво держась за прутья ограды, смеясь тоже.
А над нами продолжали сиять огни цветного фейерверка...
Часть вторая. Знакомство с родителями
9
Рано утром... ну, как сказать рано – как всегда для меня, но о-очень рано для хорошо погулявших ночью, уже полностью собравшаяся и одевшаяся, я разбудила своего вчерашнего водителя. Что было очень трудной, но выполнимой, в конце концов, задачей. Я хотела уехать пораньше, пока он, в смысле – никто не проснулся.
Хотя... даже если бы я тут прыгала изо всех сил, никто бы не проснулся.
Особенно с наивно-счастливой улыбкой обнимающий подушку кое-кто. Хорошо хоть подушку, а не своего соседа, в отличии от остальных.
Вчера мне пришлось звать помощь, чтобы вытащить ухнувшего в сугроб Немрина, сама я не справилась – чуть не утонула рядом. Правда, на пару секунд, промелькнула мысль оставить куковать его в снегу. Уж очень хотелось...
Прибежавшие спасатели подхватили слабо сопротивляющегося "снеговика" под мышки, втащили внутрь, усадили за стол. Стопку водки, по недоразумению еще именующейся "путинка" – в медведевку давно нужно было переименовать, вручить не удалось – пальцы парня не разгибались. Все же пролежал он в снегу долго. Тогда их растерли, после небольшого голосования, все той же водкой – кто-то ляпнул, что так правильнее для согрева. Я все это время стояла в стороне и, признаюсь, немного волновалась... совсем немного. А в голове не было ни единой мысли, как это ни странно. Вот, пальцы приобрели прежнюю гибкость. Стопка было вручена. Некоторое время Немрин просидел без движения, потом посмотрел на стопку, будто впервые ее увидел и брезглив сморщился. Окинул долгим взглядом стол, с неожиданной резвостью схватил ближнюю бутылку вина и пока не выхлестал почти до дна, словно обычную воду, не остановился. Отбросил пустую тару в сторону, взял другую и, тихо, как-то зловеще хихикая, пил разливая в стопочку. Ее содержимое было выплеснуто через плечо, в какого-то парня. Вряд ли, конечно, в таком состоянии он особо целился. Выкрикнул: "Наконец-то!!" и приступил к ускоренному распитию. Буквально все затихли и внимательно провожали глазами каждое движение пьянеющего парня. Потом он вдруг бац – и рухнул на стол, не донеся вино до рта. Конечно же, расплескав его повсюду.
Народ отмер, оживился. Начал переговариваться, шутить и смеяться. Умудрившегося напиться до невменяемости пьяницу отнесли на второй этаж и оставили в спальне... одной из многочисленных. Пока остальные по примеру напивались по немринскому примеру, я походила по дому.
Спален хватило бы на всех, но, по какому-то недоразумению, все гости оказались в одной комнате! Да, именно в той, к которую определили пьяницу номер один. Двенадцать человек. В восемнадцати метрах. На одной кровати. Это я узнала, когда спустилась вниз и обнаружила там только пару человек, уснувших на столах. Один более-менее вменяемо объяснил что к чему, и уснул опять. Вот тогда-то я и полюбовалась живописной картиной: "кучерявый блондин и компания" на одной кровати. Только компания была довольно скоро спихнута на пол. Не без моего участия.
Я постояла там с полчаса примерно, а потом ушла прочь, нашла отдельную комнату и проворочалась на кровати до утра. Заснуть удалось на час, не больше.
Я думала. Вспоминала начало этого года и думала усиленней.
Как все это понимать? Вот как, кто мне скажет?!
Как дальше вести себя? Будто ничего не случилось? Или... А что "или"? Что под этим словом подразумеваю?
Что Немрину, этому красивому словно какая-то иностранная модель, харизматичному, улыбчивому, дружелюбному, очаровательному... в общем, практически идеальному парню, которому только пальцем помани – все девушки в ряд выстроятся – они так этого и ждут, – могу нравиться я?! Рассмеялась в голос, до того смешное это предположение. И тут же в оправдание вылезла мысль, что подозрение это было в некотором смысле обоснованным: новенький, к которому я относилась как к другу, вдруг, совершенно неожиданно взял и... поцеловал? От этого слова я провернулась на триста шестьдесят градусов и свалилась на пол, отбив бедро, что не добавило хорошего настроения.
Почему он это сделал?
Опять этот же самый вопрос, он вообще всплывал чаще других. На каждую картинку-воспоминание был свое "почему?" и очередной поворот на полный оборот... вот до чего дошла – стихи сочиняю.
Неспроста все... что-то кроется точно.
Не думать о произошедшем не могла, как ни старалась. Слишком потрясение сильное было, да и есть до сих пор.
Единственное решение, к которому пришла за столько часов обдумывания: поскорее оказаться как можно дальше от предмета волнения. Впереди две недели новогодних каникул. Я буду за много, целую сотню, километров от него. И пусть пару дней поволнуюсь как в эту ночь, потом забуду.
Непременно.
Помятый Коля – так звали черноволосого парня – проводил замученным взглядом с трудом залезающую внутрь джипа меня. Я ответила ему взаимностью. За ночь сугробы стали выше, следы проходивших вчера, на которые я так надеялась, занесло. Нести меня никто утром не собирался – Коля сам едва ходил, придерживая обеими руками голову. Пришлось идти самой по пояс и выше в снегу. А ходить вот так – очень, о-о-очень трудно. Я взмокла, как мышь, устала как собака, и едва взобралась на ступеньки внедорожника, они были на уровне колен.
Но вот, я уже сидела внутри, отряхивалась, парень прогревал машину, провожая мои действия тоскливым, как у побитой собаки, взглядом... что-то сравнение с собакой у меня сегодня частое.
Улицы, и не только в поселке, были пустынны, прохожие редки.
И пусть, что после... поцелуя мир стал таким, каким был в глубоком детстве – красочным, на утро он был прежним. Непроходимо черно-серо-белым. Пора опять привыкать.
Я уже боялась, что и автобусы тоже не ходят, но как хорошо, что ошиблась! Ходили, как миленькие. До автовокзала Коля домчался быстро... все это время я сидела вцепившись в сидение и молилась, чтобы нас не занесло и мы ни во что не врезались, я еще помнила об "изящности" водителя... скорость на спидометре колебалась между ста и ста двадцатью. Хорошо хоть, она сбавлялась почти на нулевую на поворотах. Здравый смысл сохранился в чернявой голове.
Коля галантно простоял со мной возле кассы и посадил на автобус, что очень, мягко говоря, удивило. А я-то думала, что ему бы поскорее отделаться от надоедливой девчонки и свалить досыпать дальше... а вот нет!
Мое мнение о нем еще на немного изменилось.
Через полтора часа я стояла напротив своих окон и кидала в них снежки, чтобы разбудить домашних. Подойти к окнам не представлялось возможным – занесло по самые подоконники. А они достигали моего носа.
Наконец, дверь открыла бабушка. А я и не сомневалась, что это будет именно она. Ну а кто еще: родители обычно любят хорошо и продолжительно погулять в компании родственников и многочисленных друзей до чуть ли не утра, а потом отсыпаться до обеда, если не больше. До этого рядом с ними хоть из пушки стреляй – даже не перевернутся. А бабушка у нас обычно запиралась в своей комнате рано – на утро вставала, естественно, самой первой.
Она обняла меня, поохала над тем еще видком, так напоминающим "снеговиковое" состояние Немрина... так, все, не думать о нем! Помогла раздеться и, не слушая довольно вялое отнекивание, пошла греть остатки обилия праздничного стола... столов. И тут в одной комнате тел набилось столько, что не пройти!
В час пришли Лежик и Толик, братья-акробаты, и завалился спать в гостиной. Надо же, в этом году вытащился погулять даже зануда Толик... М-да. Неужели и у этого книжного червяка друзья есть?
Поскорее бы эти двое закончили школу и свалили подальше от меня! Особенно этот Лежик, гад. Хотя, сомневаюсь что он уедет – будет жить до последнего, до конца... моего. Уже почти пятнадцать лет он достает меня, жить нормально не дает! То воем, в детстве, добивался своего, забирая мои игрушки, играл на нервах, внимательно заглядывая мне в рот во время еды, чем бесил несказанно. То, повзрослев, стал занимать компьютер именно тогда, когда он был нужен мне... и опять наблюдал во время общего завтрако-обедо-ужина.
Они оба с нами с тех пор, как... отец ушел туда. Мама Олега и Толи летела в том же самолете...
С разрешения, я закрылась в комнате бабушки – а больше свободных комнат в доме не было, разве что кухня, и забылась крепким сном. Дома это удалось намного быстрее.
***
Мама, не церемонясь, разбудила меня сразу же, как проснулась сама, и потребовала полнейшего отчета за вчерашний вечер и сегодняшнюю ночь. Пришлось ей рассказать: про погоду, про состояние дорог, упомянуть про оказавшуюся не такой уж и плохой компанию, про... красивый фейерверк. Заминка, которая предшествовала перед скупым описанием фейерверка, проницательную маму напрягла и она начала трясти, в прямом смысле – она всегда очень активно выражала эмоции, – что я от нее что-то скрываю. Я сделала каменное лицо и начала убеждать ее в обратном. Она не верила, что не удивительно, и трясла сильнее. Аж голова начала болеть... о чем я ей и сообщила. Тряска прекратилась.
– А может скажешь, а? – состроила она умоляющую рожицу, так пронимающую всех... кроме ее дочери.
Моя мама вообще очень красивая и обаятельная. Никто и не дает ей ее возраста, а он у нее перевалил недавно за четвертый десяток... двадцать пять-тридцать, максимум. До сих пор за ней пытаются ухаживать. В театре заигрывают, в открытую дарят цветы и объясняются в любви, даже те, кому она дала отворот-поворот. Мама уже в шутку сделала календарик и отмечает там "признания в вечной любви". Так происходит, вернее – происходило пять лет, пока маму не встретил папа. Ему тоже отказали, он не только не отступился, но и разработал целый план по завоевыванию мамы – папа потом рассказывал хохочущей семье этот план. И через полгода они поженились. Своего нового отца я приняла не сразу. Маму винила в предательстве, ее мужчину выживала из дома мелкими и не очень подлянками... из-за одной из них, когда я разыграла свое похищение – мама тогда уехала в командировку, бабушка к родным в Смоленск, и мы с отцом, ну и еще с братцами, остались одни – он попал в больницу с подозрением на инфаркт. Его сердце едва не остановилось... переборщила я с угрозами, которые сама же и предъявляла, подсмотрев по телевизору, говоря в трубку через платок. Приехала мама, узнала все, накричала... погнала извиняться. Тогда мы с папой поговорили по душам. Многое прояснили, многое поняли... и с тех пор стали очень хорошими друзьями. Папой стала его звать.
Я считаю, что у меня два отца. Но все равно... больше люблю первого.
– Да нечего говорить! – воскликнула с самым искренним, какой могла состроить, видом. Мама опять покачало головой, но, наконец, от расспросов отступила. Вздохнула, встала и ушла, а мне сразу стало очень совестно. До этого момента я от нее ничего не скрывала...
Может, рассказать?
Ага, чтобы мама наделала неправильных выводов, распрыгалась от радости, что у ее драгоценной дочурки кто-то появился, подняла всех родных и устроила еще один большой праздник! Увольте... Мне это надо? Риторический вопрос.
Празднование Нового Года растянулось вплоть до кануна Рождества. Мама и папа умели устраивать праздники и втягивать в них буквально каждого мимо проходящего. Вот из-за этого у нашей семьи так много друзей, исчисляемых уже какой сотней? Третьей?..
На ночь Рождества мама решила устроить глобальное колядование. Ежегодное. Поселок уже привык, и в каждом доме были приготовлены конфеты... очень много конфет. Домов много, поселок наш не такой уж и маленький. Конфет должно набраться с мешка три, это которые под пятьдесят килограмм. Угу... мама ведь не одна колядует, а со всеми своими друзьями, или почти всеми. И конфет, после дележки, получается не так много.
Утром шестого января мама предупредила о своих намерениях итак знающих нас. Папа захлопал, потому что знал, что мама не просто так сказала, а с ожиданием похвальбы и уверением, какая она замечательная. И она эту хвальбу получила. Бабушка одобрительно улыбалась. Я подавилась после визга мамы, которой папа решил устроить карусели, но не из-за визга, а из-за пристального взгляда Лежика. Не сдержавшись, треснула его вымазанной в салате ложкой. Слушай, вот бери пример со своего брата! Вон он, сидит тихо... опять что-то читает. И ест одновременно, претендент на Книгу рекордов, блин.
Я с грустью смотрела на родителей... Им весело. Они счастливы... они рядом с людьми, с которыми хотят быть, и знать не знают о каких-то проблемах.
В отличие от меня.
Это я говорила, что забуду о произошедшем на Новый Год за два дня? Наивная... забыла о том, что мир теперь серый, и ничто эту серость не разбавляет. Уныние, такая тоска, что хоть вой и лезь на стенку, нежелание есть, но необходимость пихать в себя все, что дают, чтобы не вызвать еще больших подозрений, подобие улыбки на устраиваемых праздниках – я старалась как можно быстрее сбежать с них, хоть куда, выматывающее отсутствие снов: вот что составляло мою жизнь.
Без него жизнь стала невыносимой. И я ждала спасительного одиннадцатого числа, но дни, назло, тянулись как разжеванная жвачка, которую так обожает Толик, всерьез раздумывая: а не приехать ли в общагу на день раньше?
Одиннадцать часов утра шестого января я запомнила надолго. Ведь именно тогда телефон разразился трелью и в динамике послышался голос, от которого подкосились ноги:
– Алло, Сонь, встретимся?
10
– Это не я, это автоответчик! – ляпнула я прежде, чем вообще подумала, и с размаху хлопнула по лбу. Вот же дура-а-а...
На том конце трубки молчание. Видно, не только я была ошарашена таким неожиданным ответом.
Когда он заговорил вновь, вроде как вежливо-официально, в голосе так и проскальзывала насмешливость... так часто бывает, когда он улыбается.
– Тогда, автоответчик, передай Соне, что я перезвоню через пять минут. Хотелось бы, чтобы она к этому времени подошла к телефону.
И – молчание. Отключился...
Уронила руку с зажатым в ней мобильником и приложилась лбом об подоконник. Это чтобы мозги на место встали и больше не предавали хозяйку в самый ответственный момент!
– Автоответчик... – тоскливо усмехнулась, поднимая руку с мобильником. – А ведь столько сказать хотела...
И только сейчас заметила, что... он совсем не отключился. Время соединения еще шло!!! Захлопнула бедный телефон, едва отломав ему итак поломанную крышку... и еще раз приложилась лбом о подоконник. А это – для надежности.
Мысли уже в который раз превратились в невообразимую кашу. Отдельные урывки мыслей то появлялись, то исчезали в хаосе себе подобных, что ясности, понятное дело, совсем не добавляло, а даже наоборот.
Он позвонил!!
Что делать?
Что говорить?!
Все слова пропали!
А... зачем он позвонил?
Как это встретимся??
В смысле?!
Похоже, повторное биение подоконника не пошло на пользу...
И вдруг – абсолютная пустота. Все мысли резко куда-то разбежались, оставив меня глупо хлопать глазами.
Открыла мобильник, некоторое время тупо смотрела на дельфина на заставке... решила открыть последние входящие. Последний номер ведь его... Нужно забить. Чтобы быть подготовленной, когда он еще раз позвонит!
Пощелкала клавишами, но на линеечке с именем и фамилией застопорилась. Как его обозвать? Просто Немрин?.. Нет, это я его только про себя так называю, а писать... пренебрежительно по отношению к парню. У него же, в конце-концов, имя есть... Напишу его фамилию и отчество.
Немрин.
Вертикальная палочка замигала, а я... не знала, что писать дальше. Все новенький да новенький, и вот – забыла его имя!
Вспоминай!! Он же называл его при первом знакомстве!
Совсем не вовремя нахлынули воспоминания: эта самая первая встреча, подозрения парня в маньячестве, неприязнь к нагловатому и непонятному новенькому, самый чудесный поход в зоопарк, наши ежедневные посиделки... Тряхнула головой, не рискуя ею больше обо что-либо биться, и принялась напрягать мозги.
"А я Алекс. Приятно познакомиться, Соня!"
Оказывается эти слова я так хорошо запомнила...
Значит, Алекс? Так и напишу.
Алекс Немрин.
Повторила его имя про себя, смакуя. Алекс... Это ведь Алексей, верно? Или Александр. Интересно, а почему он назвал свое имя на иностранный манер?
А губы... начали сами собой разъезжаться в улыбке, но я быстро пришла в себя и улыбку эту предотвратила.
Аккуратно закрыла крышку, оберегая ее от еще больших увечий. На передней панельке тут же высветилось время.
Через сколько там... пять минут? А... во сколько он позвонил?
– Автоответчик, а автоответчик, кто такой Алекс Немрин?
Я едва не подскочила и обернулась. Ну конечно, а кто это еще мог быть кроме как мамы?! Это она любительница подходить незаметно и пугать домочадцев своим неожиданным появлением!
– Какой Алекс? – с показным изумлением восклицаю как можно громче, пряча телефон за спину и, одновременно с этим, медленно, но верно отползая к выходу. Вот только ее расспросов до полного счастья не хватает! Ведь она редко отступает, не добившись полного ответа на свой вопрос...
Мама улыбнулась... и от этой предвкушающе-хищной улыбки мороз по коже пробежал. Ей сейчас только клыков не хватает – была бы вылитой акулой! Если я отступала, то она наоборот приближалась, и быстрее, чем приближалась за спиной спасительная дверь.
– Алекс Немрин. Я видела, как ты набирала его имя в телефоне! А до этого ты разговаривала с ним, а после разговора вела себя слишком странно. Сначала покушалась на наш подоконник, потом что-то бормотала под нос со меняющимся и подозрительным лицом... Вывод из все – ты его знаешь. И даже больше, чем знаешь. – Мама улыбнулась шире. – Скажи маме, что это за мальчик?
Вот, рука наткнулась, а потом и сомкнулась на дверной ручке. Наконец-то! А вот и не расскажу тебе мама ничего!
– Тебе бы сыщиком работать, деньги лопатой бы гребла! – напоследок прокричала я, уже выбегая в коридор, а там – и на улицу. За спиной раздавались крики мамы о том, что глупо что-то утаивать, она все равно узнает...
Только не в этот раз, мамуля!
Был только единственный шанс от нее оторваться, и это далеко не "убежать куда подальше" – мама у меня в спорте подкована намного лучше, чем я. Догонит прежде, чем я убегу. А вот на крышу ни за что со своей боязнью высоты не полезет!
По лестнице, приставленной к плоской крыше над крыльцом, я взлетела вмиг и, не теряя времени, подтянулась, открыла окошко второго этажа и залезла внутрь. Папа просто решил в этом году делать мансарду, куда хотел распихать своих детишек. Раз захотел – значит сделал, у него такой девиз по жизни. Глобальная стройка началась осенью. Была разломана внешняя стена крыши, расчищена ее поверхность, заменены несущие балки, перетянут потолок на первом этаже... и потом пришла зима, а с нею и несвойственные нашему региону метели. Папа тогда укатил вместе с мамой – да, да, он теперь только с ней в эти самые командировки ездит, охраняет от "разных личностей" как сам он говорит, – я не приезжала домой. В итоге убирать инвентарь и материалы было некому, и он так и остался стоять-лежать на улице. Когда все приехали – все уже занесло снегом. Если дерево откопали – хотя, куда оно теперь, мокрое и перемерзлое пойдет? – то лопаты, топоры и прочую мелочевку в снежных просторах искать было гиблым делом... так все и осталось на улице. И лестница, по которой я и забралась, тоже.
Мама надрывалась внизу, тешась надеждой докричаться до моей совести – это она так говорила. Моя совесть, на самом деле, молчала, потому что ее произошедшее нисколько не затронуло. Было холодно, и поэтому пришлось захлопнуть окно, заодно и маму не так слышно... Нет, все же проснулась эта совесть...
Пришлось ступать очень аккуратно по балкам, расчертившим в клетки пол-потолок, – нога соскользнет, ухну я вниз, пробив потолок на радость родным... Сидеть на этих балках я тоже не рискнула, и забралась повыше, на балки под самым верхом крыши – это папа наметил уровень потолка верхнего этажа, – на перекрестие, довольно широкое, чтобы сидеть без боязни упасть.
Когда я лезла, завопил телефон. Полезла быстрее, в результате чего едва не ухнула вниз, нисколько не ускорилась, и еще на звонок ответить не успела – когда вытащила мобильник, он уже молчал. Разочарованно чертыхнулась. Но не выдержала и перезвонила сама. И опять сделала не подумав, но отступать было поздно... С замиранием слушала гудки. А на пятом... этот... взял и сбросил!! Неверяще смотрю на экран – да, так и есть! Я с минуту гипнотизировала телефон, прежде чем он опять завопил. Нетерпеливо нажимаю кнопку и негодующе рявкаю:
– Ты почему сбрасываешь?!
Прикусывать язык поздно. Мозг – ты слишком поздно проснулся. Я молилась: пусть он не разозлится на такое грубое отношение!
И он не разозлился. Даже наоборот... я чувствовала, как парень улыбается. Нет, точно! Прямо какие-то флюиды через сеть передавались, заражая улыбкой.
Или я просто так рада была, после такой длинной разлуки, его слышать?
– Не хочу, чтобы ты тратила свои деньги, – последовал приглушенный из-за какого-то шума ответ. Счастливая, совершенно глупая улыбка появилась на лице, и ее было уже не удержать. И я опять стала болтать всякую чушь, чтобы перебороть смущение.
– Ты где?
Я различила в шуме людской галдеж. А еще, кажется, шум транспорта?
– Вот об этом я и хотел поговорить. – Вот только этот шум мешал четко слышать голос парня. – Из-за того, что при первом звонке я попал на... – он усмехнулся, а я, вспомнив, покраснела, – на автоответчик, пришлось вылезать из автобуса перед самым указателем, чтобы не ошибиться и не проехать мимо твоего дома. – Гвалт усиливался. Да замолкните вы там! Парню пришлось повышать голос, но некоторых слов я так и не расслышала, пришлось несколько раз просить повторить. В конце концов, он рявкнул, срывая голос на хрип: – В общем, можешь выйти и встретить меня?
Я открыла рот... и закрыла его. Тоскливо покосилась на окно, за которым меня ждала жаждущая знаний акула-мама, которая пока не ушла, и не было надежды что уйдет, не выкурив меня.
– Я не могу, – пришлось признавать.
– Что? – переспросил Немрин, отдаляясь от шума. Ну наконец-то!
– Я говорю – не могу!! – отчаянно взвыла.
– Это еще почему? – возмущенно воскликнул он.
– Потому что!! – всплеснула рукой я, но почувствовала как сползаю вниз и вновь уцепилась на балку, на которой сидела. Потом поняла, что перегнула палку, и... извинилась.
– Ничего. – И вновь улыбка. – Так почему не можешь? Не хочешь меня видеть? – насмешливо предположил, на что я сразу в сердцах воскликнула:
– Неправда!!! – и зажала рот, вновь чуть не свалившись и опять же вцепившись из-за этого в свою опору еще крепче. Мама за окном подозрительно спросила, чего я там ору.
– Такая реакция льстит, – он рассмеялся. Вот только довольство твое совершенно лишнее!
Пересказываю причину невозможности спуска на землю в деталях. Под конец парень хохотал как безумный. Угу, со стороны смешно, а мне – совершенно нет.
– Понимаешь теперь? – хмуро спрашиваю.
– Понимаю, – отсмеявшись, но сохранив заразительную насмешливость, согласился он. – Но ты мне скажи одно, – а вот тут голос Немрина стал серьезным. Подобные резкие изменения всегда настораживают, и не только меня одну, – ты сама хочешь, чтобы я пришел?
